Открытое

— Даже Стелларлун?

Прошлая Оралье, должно быть, думала о том же, потому что ее проекция спросила Кенрика:

— Имеет ли эта штука Элизиан какое-то отношение к тому, чем является Стелларлун?

Кенрик вздохнул.

— Этого я тоже не могу тебе сказать.

— Можешь и сможешь. — Крошечная Оралье шагнула вперед и схватила его за запястье. — Ты не должен появляться у моей двери посреди ночи, умолять меня пойти с тобой на встречу с бывшим Членом Совета — который, кстати, казался особенно неуравновешенным — расспрашивать его снова и снова о том, что такое Стелларлун, даже после того, как я сказала тебе, что он не лгал, когда говорил, что никогда не слышал об этом, а потом стоять там, серой, как упырь, потому что ты поскользнулся и сказал что-то об этом таинственном Элизиане.

Кенрик издал тихий смешок.

— Серой, как упырь. У тебя всегда была склонность к драматизму, Ора. Это одна из моих любимых вещей в тебе.

— Перестань меня отвлекать!

— Но у меня это так хорошо получается! — Кенрик самодовольно ухмыльнулся и шагнул ближе… так близко, что носки их ботинок соприкоснулись. — Я, кажется, припоминаю, что ты дважды теряла ход мыслей, когда я надевал ту серую куртку с изумрудами на воротнике. Ту, о которой ты всегда говорила, вызывает зеленые искорки в моих глазах.

Он захлопал ресницами, и Софи невольно улыбнулась.

Но настоящая Оралье, казалось, готова была расплакаться.

А ее проекция, казалось, жаждала ударить его.

— Ты смешон, — прошептала она, протягивая руку, чтобы убедиться, что капюшон все еще скрывает ее венец, прежде чем оглянуться через плечо. Воспоминание было слишком смутным, чтобы Софи могла сказать, где они, но тишина на заднем плане создавала впечатление, что они одни. — Расскажи мне о Элизине, Кенрик! И Стелларлуне! И обо всем остальном, что ты расследуешь! Ты пришел ко мне за помощью, так позволь мне помочь!

— Ты уже сделала гораздо больше, чем думаешь, — заверил он ее. — Финтан был спокойнее с тобой, и это позволило мне, наконец, проскользнуть мимо его охраны.

— Ты вторгся в его разум? Почему?

Кенрик попятился и снова принялся расхаживать по комнате.

— По той же причине, по которой я всегда врываюсь в чей-то разум… но я не нашел информации, которую искал, если тебе интересно. Хотя, наверное, это хорошая новость. По крайней мере, этот беспорядок немного более сдержан, чем я боялся.

— Я уже устала от твоих неясностей и загадок, — предупредила проекция Оралье.

Софи фыркнула.

— Добро пожаловать в мой мир.

— По-настоящему странно то, — пробормотала настоящая Оралье, — что я не могу вспомнить ни одной части разговора, который, по-видимому, был с Финтаном. И если Чистильщики стерли его, то в моем тайнике должен быть второй драгоценный камень… или это воспоминание должно было начаться гораздо раньше. Я полагаю, возможно, что Кенрик убрал его сам, но…

— Кенрик был Стирателем? — перебила Софи.

— Одним из лучших. Часто его работа заключалась в том, чтобы стирать воспоминания другим Чистильщикам, чтобы убедиться, что они случайно ничего не узнали из своих заданий, но он поклялся никогда не стирать никому в Совете, даже если они попросят его об этом. И я не могу представить, чтобы он нарушил эту клятву… особенно со мной.

— А я могу, если он думал, что защищает тебя, — возразила Софи.

— Наверное. — Оралье изучала крошечные копии себя и Кенрика, которые, казалось, вступили в какое-то эпическое состязание в гляделки. — На самом деле, теперь, когда я думаю об этом, было другое время, когда мой разум чувствовал себя так же, как сейчас. Я проснулась в своей гостиной, и Кенрик был там с… кем-то. Я не могу вспомнить с кем… что странно. Я знаю, что мы были не одни, но… — Она потерла центр лба, как будто пыталась помассировать эту деталь. — Я также не помню, чтобы впускала их. Но я помню, как Кенрик дразнил меня за то, что я пью слишком много шипучего ягодного вина. И в тот вечер за ужином я позволила себе второй бокал, так что в то время это казалось вполне логичным объяснением. Но… я также помню, что подумала, что-то в его улыбке было не так. Я просто слишком устала, чтобы спрашивать его об этом. Моя голова была такой… расплывчатой. — Она нахмурилась, сильнее потирая лоб. — У меня сейчас такая же нечеткость. Это как… пытаться нащупать дорогу сквозь туман, только с другой стороны ничего нет, если это имеет смысл.

— Ты думаешь, что другие воспоминания имеют какое-то отношение к Стелларлуну? — спросила Софи. — Или Элизиану?

— Может быть. Но не будем забывать, что вполне возможно, что я действительно выпила слишком много вина.

Почему-то Софи в этом сомневалась.

— И ты понятия не имеешь, что такое Элизиан… даже не догадываешься?

Она не удивилась, когда Оралье покачала головой… но это не сделало ее менее готовой кричать, только один раз, не могли бы вы, ребята, назвать это чем-то вроде «наш массовый заговор с целью контроля над миром» и прекратить все эти причудливые слова, которые ничего не значат?

— Это такой классический ход Кенрика! — Оралье фыркнула, глядя на его проекцию. — Он всегда держал меня подальше от всего, что считал «слишком интенсивным». Вот почему в моем тайнике есть только один забытый секрет.

— Хм… похоже, настоящая причина этого может быть в том, что Кенрик украл некоторые из твоих других воспоминаний, — заметила Софи, и ей захотелось закатить настоящую истерику… в комплекте с пинками и ударами.

Иногда ей казалось, что все, что она когда-либо делала, это пыталась заполнить чей-то умственный пробел после того, как кто-то другой испортил их воспоминания. Этого было достаточно, чтобы она начала ненавидеть Телепатов.

Оралье отвернулась и протянула руку, чтобы поймать несколько розоватых, пурпурных и голубоватых лепестков, осыпавшихся вокруг них.

— Я знаю, о чем ты думаешь, Софи. Но Кенрик никогда не сделал бы ничего плохого… особенно мне. Он и я…

Она не закончила фразу… но в этом и не было необходимости.

Чувства Кенрика к Оралье были невероятно очевидны, и Софи давно подозревала, что они взаимны.

Но она все еще задавалась вопросом, было ли в Кенрике намного больше, чем она изначально предполагала.

Она прищурилась, глядя ему в лицо, жалея, что не знает о нем больше.

Он всегда был ее любимым Членом Совета… но в основном потому, что склонялся на ее сторону. И это вовсе не означало, что она должна была ему доверять.

— Это конец воспоминания? — спросила она.

— Не могу сказать, — призналась Оралье.

Две проекции стояли так неподвижно, что изображение казалось почти застывшим.

— Ты думаешь… — начала было Софи, но голос Кенрика оборвал ее.

— Прости, что втянул тебя в это, Ора, — он опустил глаза. — Я пытался избежать этого. Но я не знал, кому еще можно доверять.

Проекция Оралье потянулась к его рукам.

— Если ты действительно доверяешь мне, скажи, что происходит.

На секунду он выглядел искушенным. Но покачал головой.

— Я не могу. И клянусь, я делаю тебе одолжение, держа тебя в неведении. Я отсчитываю дни до тех пор, пока Стиратели не уберут этот беспорядок из моего мозга.

— Могу сказать. — Оралье закрыла глаза, вспоминая. — Я чувствую так много страха и разочарования. И… отвращение?

Кенрик убрал от нее руки.

— Скажем так, иногда я не особенно горжусь тем, что называю себя Членом Совета.

— Неужели все так плохо? — прошептала она.

Он побледнел, когда кивнул.

— Иногда мне снится, что я ухожу.

— Ты имеешь в виду отставку? — уточнила Оралье.

Он помедлил, прежде чем подойти ближе.

— Я сделал свою долю для моего народа, Ора. У меня не было бы никаких проблем, если бы кто-то другой взял на себя управление. Но… я не уйду, пока ты не уйдешь со мной…

Все затаили дыхание: Софи, Оралье, проекция Оралье… даже Кенрик, как будто он не мог поверить, что только что сказал это.

Но он не взял свои слова обратно.

Вместо этого он потянулся к ее лицу, нежно обхватив ее щеку.

— Может, я и не Эмпат, но я знаю, что не одинок в этом. Только не говори мне, что ты никогда не желала…

— Пожалуйста, не говори этого, — взмолилась Оралье, но в ее мольбе не было энергии.

Она даже наклонилась к его руке.

— Ора, — выдохнул Кенрик, откидывая капюшон, — ты не должна продолжать бороться. Мы не были бы первыми, кто ушел бы из-за этого…

Оралье покачала головой.

— Кенрик, не надо.

Его челюсти сжались, а глаза вспыхнули с той же силой, что и его голос, когда он сказал ей:

— Ради любви, Ора. Мы оба знаем, что это так, как бы мы ни притворялись.

Настоящая Оралье прикрыла рот ладонью, по ее лицу текли слезы.

Ее проекция просто стояла и дрожала.

Кенрик потянулся к ее другой щеке.

— Подумай, насколько все было бы проще, если бы мы перестали отрицать свои чувства, — прошептал он. — Как мы могли бы быть счастливы. Как свободны. — Его взгляд переместился на ее губы. — Мы могли бы иметь собственное жилье. Наши собственные жизни. Может быть, когда-нибудь даже нашу собственную семью.

— Кенрик…

Он наклонился к ней, и ее губы приоткрылись, словно она могла позволить ему поцеловать себя. Но в последнюю секунду она отвернулась.

— Я не могу этого сделать.

Он снова повернул ее подбородок к себе.

— Не можешь? Или не будешь?

— И то и другое.

Слово, казалось, образовало стену между ними, становясь все толще с каждой последующей секундой молчания.

Кенрик склонил голову набок.

— Что-то ты не договариваешь»

— Нет…

— Да. Я слишком хорошо тебя знаю, Ора. На самом деле… Возможно, я даже знаю, что это такое.

— Здесь нечего знать, — отрезала Оралье.

Кенрик грустно рассмеялся, отступая назад.

— Эмпаты — ужасные лжецы.

— Кенрик…

— В тот раз, когда ты была больна, — перебил он. — Когда ты не позволяла мне водить тебя к врачам. Я оставался рядом с тобой всю ночь, просто чтобы быть в безопасности. И было несколько моментов, когда я не мог сказать, спишь ты или бодрствуешь. Ты ворочался и что-то шептала снова и снова. Что-то, что звучало… очень похоже на салдрин.

Софи почувствовала, как у нее отвисла челюсть.

«Салдрин» — это был правильный термин для мунларка.

— Это не значит… — попыталась возразить проекция Оралье, но Кенрик оборвал ее.

— Я видел, как ты расстроилась, когда Прентиса отправили в Изгнание. И я видел выражение твоего лица, когда Олден принес нам эту нить ДНК. Все думали, что это розыгрыш или недоразумение, но только не ты. Не пытайся отрицать это, Ора. Я видел, как ты вздрогнула, когда он произнес фразу «проект Мунларк», и ты изо всех сил старалась остановить поиски Олдена. Думаешь, я не знаю, что именно ты убедила Бронте приставить кого-то в кабинет Кинлина, чтобы он присматривал за всем?

— Значит, он знал, — сказала Софи, когда обе Оралье сдавленно всхлипнули. — Он знал, что ты моя…

— Должно быть, — прошептала настоящая Оралье. — Но я понятия не имела. Он никогда не говорил… — Она наклонилась ближе к его проекции, крича: — Почему ты не сказал мне, когда я вспомнила?

Кенрик, конечно, не ответил.

А Софи изучала его, пытаясь решить, хочет ли она смеяться или плакать, или телепортироваться куда-то далеко-далеко.

Еще один человек, которому она доверяла, который что-то скрывал и лгал ей каждый раз, когда она его видела.

Это было самое худшее в жизни мунларка… если не считать того, что ее постоянно пытались убить враги.

Никто никогда не был тем, за кого себя выдавал.

— Что он имел в виду, говоря, что ты была больна? — спросила она, пытаясь собрать воедино как можно больше реальной истории.

Оралье прижала руку к животу.

— Процесс предоставления Черному Лебедю того, что им было нужно для твоей генетики, оказался более сложным, чем я ожидала… физически и эмоционально. И Кенрик пришел сразу после того, как я вернулась домой с процедуры. Я пыталась скрыть это от него, но чуть не упала в обморок, едва открыв дверь. Поэтому он настоял на том, чтобы позаботиться обо мне. Но… я проснулась одна. Он сказал мне, что пошел домой после того, как я, наконец, заснула. Очевидно, нет.

— И именно из-за тебя Кинлин решил, что секретарь докладывает о нем Совету? — уточнила Софи, вспомнив, как Олден впервые привез ее в Атлантиду. — Не Бронте?

— Похоже, Бронте не нужно было убеждать. Все, что я сделала — это предположила, что Кинлин и Олден, возможно, превышают свои полномочия… а потом я убедилась, что получила отчеты об их деятельности, чтобы следить за прогрессом Олдена, а также удалить любые заметки о тебе из протокола. Я пыталась защитить тебя!

Софи понятия не имела, что делать с этой информацией, кроме как засунуть ее в другую мысленную коробку вещей, с которыми ей придется иметь дело позже.

Ее мозг был довольно загроможден ими.

Когда-нибудь ей придется набраться храбрости и попытаться распаковать их. Но сейчас она вернулась к воспоминаниям, наблюдая, как Кенрик поднял руку, чтобы заставить Оралье замолчать.

— Не утруждай себя ложью, которую собираешься выдать, — сказал он ей. — Мы оба знаем, что я прав. И… я понимаю. Или, во всяком случае, пытаюсь.

— Кенрик…

— И если именно поэтому ты должна остаться, Ора, то я тоже останусь. — Он осторожно заправил один из ее локонов за ухо. — Тебе понадобятся все союзники, которых ты сможешь заполучить. Тем более что когда-нибудь Черный Лебедь собирается ввести в игру свой мунларк. Ты ведь это знаешь, верно?

Рот Оралье начал складываться в одно слово. Но в последнюю секунду она перешла на приглушенное: — Да.

Кенрик серьезно кивнул.

— Ты знаешь много других вещей, о которых не говоришь мне?

— Клянусь, Кенрик. Это было частью сделки. — она перевела взгляд на свои ноги. — Я полностью отделена.

— Хорошо. Так будет легче защитить тебя.

— Я не нуждаюсь в твоей защите!

— Нет, нуждаешься. И ты ее получишь. Я буду здесь, рядом с тобой, даже если мне придется притворяться, что между нами чисто профессиональные отношения. Все в порядке. — добавил он, вытирая ее свежие слезы. — Я знал, что разговор пойдет именно так. Как ты думаешь, почему я никогда раньше ничего не говорил? Я просто… надо было сказать… хотя бы раз. Просто посмотреть, что будет. А сейчас, похоже, самое подходящее время, потому что ты все равно ничего не вспомнишь.

Оралье закрыла глаза и судорожно вздохнула.

— Ты не умеешь скрывать свои чувства, Кенрик. Они там… каждый раз, когда я рядом с тобой.

Его улыбка была душераздирающей.

— Знаю. Эмпаты могут быть ужасными лжецами… но они всегда находят более глубокую правду.

— Мы не похожи на Телепатов. Мы не можем похоронить его или стереть, — пробормотала Оралье.

— Совершенно верно. — Кенрик заправил ей за ухо еще один локон, прежде чем поправить капюшон и прижать два пальца к виску. — И все же тебе будет трудно понять, что ты чувствуешь без контекста, верно? Так как насчет того, чтобы я помог тебе с этим? Я думаю, что пришло время оставить все это позади, не так ли?

— Что ты делаешь? Ты не должен этого делать…

Проекции мигнули, как будто кто-то щелкнул выключателем.

В каком-то смысле Кенрик так и сделал.

— Ну, — сказала Оралье, обхватив пальцами тайник и прислонившись к стволу Панакес. — Это… не то, чего я ожидала.

— Я тоже, — согласилась Софи, пытаясь сообразить, с какой эмоцией ей следует согласиться.

Воспоминание было сильным, захватывающим и опустошающим… но в то же время до смешного разочаровывающим, сводящим с ума и бессмысленным.

И это все, что у них было, чтобы помочь Кифу?

Новое слово, которое ничего не значило, смутное упоминание о разговоре с Финтаном о Стелларлуне — о котором он, очевидно, ничего не знал — и о несчастной истории любви Кенрика и Оралье?

— Все нормально, — сказала ей Оралье, засовывая свой тайник в карман, скрытый в ее платье. — Это не тот тупик, о котором ты думаешь.

— Почему? Неужели это, наконец, вызвало другие воспоминания?

— Нет. Но я знаю, где мы можем их найти. В тайнике Кенрика явно есть нужная нам информация. Должно быть, именно поэтому он попросил меня передать его тебе, если с ним что-то случится, и поэтому он убедился, что у меня есть способ открыть его. Он работает иначе, чем мой, так как внутри есть несколько воспоминаний, но последовательность доступа на самом деле немного проще. — Она протянула руку. — Я тебе покажу.

Сердце Софи упало в самую грязную часть желудка.

Оралье подошла ближе и взяла Софи за плечи.

— Пожалуйста, скажи мне, что паника, которую я испытываю, не из-за того, что ты потеряла тайник Кенрика.

Но все было гораздо хуже.

Софи уставилась на свои ботинки, понимая, что у нее нет другого выбора, кроме как объяснить весь этот ужасный беспорядок… от того, что Киф украл у нее тайник и использовал его для подкупа, чтобы пробраться в Невидимки, до того, как он забрал его обратно, когда сбежал, а затем обнаружил, что на самом деле украл подделку.

Оралье крепче сжала плечи Софи.

— Как ты могла не рассказать мне об этом раньше?

— Э-э, Совет не очень-то поддерживал и дружелюбно относился ко мне, помнишь? — возразила Софи.

— Но я же да! И я могла бы помочь тебе вернуть его!

— Как?

— Я… не знаю, — призналась Оралье. — Но это не значит, что я не нашла бы способа, или что ты была права, держа это в секрете!

Она была права.

Но Софи была не в настроении извиняться.

Оралье опустила руки и отступила назад, испустив долгий, тяжелый вздох.

— Это должно прекратиться, Софи. Мы должны начать работать вместе. Больше никаких секретов. Больше никакой лжи. Ты не должна любить меня или прощать, но ты должна доверять мне. И я сделаю то же самое для тебя. Слишком многое поставлено на карту… и не только для Кифа. Я не знаю, что такое Элизиан, или какое отношение он имеет к Стелларлуну, но страх, который я сейчас помню, испытывал Кенрик, был не похож ни на что, что я когда-либо испытывала от него. Он всегда был спокоен и собран, даже при невероятно тяжелых обстоятельствах. Так что то, что заставило его так волноваться… — Ее голос дрогнул, и она отвернулась. — Мы должны найти его тайник… немедленно.

— Хорошо, но как? — повторила Софи.

Оралье выпрямилась, разглаживая платье.

— Полагаю, нам следует начать с того, что ты расскажешь мне все, что уже пробовала. Может быть, это поможет нам заметить то, что ты упустила.

— На самом деле мы ничего не пробовали, — неохотно призналась Софи. — Было слишком много других вещей. Я думала спросить Финтана, когда встречалась с ним, но наша сделка позволила мне задать ему только один вопрос, и было еще кое-что, что мне нужно было знать больше. Кроме того, я уверен, что Невидимки переместили тайники после того, как он был схвачен, так что все, что он мог сказать мне, было бы бесполезно в любом случае. Но… думаю, мы могли бы попытаться заключить с ним еще одну сделку на всякий случай… или подождать. А как же Мерцание? Вы, ребята, держите ее под стражей, верно?

— В каком-то смысле да. Мы поместили ее в дом Тиергана и дали понять, что ей нельзя уходить, а Бо поручили постоянно следить за ней. Но… мы еще не назначили ей суд. Она достаточно сговорчива, чтобы мы не рискнули изменить ее отношение.

Софи сжала челюсти.

— Достаточно сговорчива — это не то же самое, что сговорчива! Она рассказала тебе что-нибудь новое о Невидимках? Например, где находятся их укрытия, или какие-либо сведения об их планах, или…

— Она честно ответила на все наши вопросы, — заверила ее Оралье. — Я внимательно следила за ее реакцией во время наших бесед. Но… пока она не поделилась ничем особенно полезным. Впрочем, и Там тоже. И Киф тоже, после того как сбежал, как ты наверняка помнишь. Невидимки невероятно осторожны с тем, что они позволяют своим членам знать. И нет никаких признаков того, что Мецание что-то скрывает от нас… по крайней мере, кроме ее имени и того, как она выглядит.

— Она все еще не сняла капюшон?

— Она говорит, что не чувствует себя в безопасности, и да, мы могли бы заставить ее, — добавила Оралье, прежде чем Софи успела высказать это предположение. — Но Совет считает, что она будет нам полезнее, если мы сделаем ее добровольным союзником… и я согласна. Поэтому мы даем ей немного пространства — немного времени — чтобы увидеть, захочет ли она доверять нам, прежде чем мы предпримем что-то более радикальное.

Софи открыла было рот, чтобы возразить, но поняла, что понятия не имеет, что хочет сказать.

Она видела, как Мерцание добровольно помогала леди Гизеле с ее опасными планами относительно Кифа, и слышала, как мама Кифа отстаивала преданность Мерцания.

Но.

Мерцание также была тем, кто отвернулся от леди Гизелы в Лоамноре и освободил Тама от пут, которые контролировали его.

И все же…

Мерцание была тем, кто надел эти путы на его запястья.

Они также не выяснили, как леди Гизеле удалось сбежать.

Учитывая ее раны, она нуждалась в чьей-то помощи… и, хотя, было возможно, что несколько гномов-карликов остались верны ей, было также возможно, что Мерцание пыталась сделать именно то, что пытался сделать Киф, когда он сбежал и присоединился к Невидимкам, и притворялся, что переходит на другую сторону, чтобы попытаться уничтожить своих врагов изнутри.

Однако Там, похоже, доверял ей… а он едва ли кому-нибудь доверял.

В общем, Софи понятия не имела, чему верить.

— Я хочу встретиться с ней, — решила она, жалея, что не потребовала этого раньше.

Она потеряла так много дней, сидя рядом с Кифом в Лечебном Центре.

И все же ей нужно было вернуться к нему как можно скорее.

— Я смогу это устроить, — через секунду согласилась Оралье. — Но мы должны продолжать искать и другие зацепки. Есть хороший шанс, что Мерцание ничего не знает… или что то, что она знает, теперь устарело, как и сведения Финтана.

— Хорошо, но что из этого следует? — Софи ненавидела нытье в своем голосе, но ей надоело убеждать себя, что у них есть что-то, чего нет.

Оралье прикусила губу, нажимая так сильно, что ее зубы оставили крошечные вмятины.

— Ну что ж… как ты думаешь, сможешь ли ты снова найти Альвара?

Это имя ударило как молния, вызвав столько гнева, печали и сожаления, что у Софи закружилась голова.

— Я даже не знаю, жив ли он еще, — пробормотала она.

В последний раз, когда она видела Альвара, он выглядел… печально.

Это была одна из причин, по которой они с Кифом были готовы позволить Альвару сбежать в обмен на небольшую информацию. Риск того, что он причинит кому-то боль до того, как истечет его срок, казался довольно незначительным.

— И все же, я думаю, стоит попытаться разыскать его, — сказала ей Оралье. — Может быть, Фитц или Биана знают какие-нибудь места, куда он мог бы пойти, чтобы спокойно умереть.

— Думаю, я могу спросить их, — сказала Софи, чувствуя, что ее вот-вот стошнит от одной мысли об этом.

Возможно, Биана справится с этим не так уж плохо.

Но Фитц?

У Фитца был ужасный характер.

Особенно когда нужно было что-то делать с его братом.

Но… Альвар был Ванишером. И он уже признался, что использовал свои способности, чтобы прокрасться в укрытия Невидимок, пытаясь получить рычаги влияния на случай, если они ему когда-нибудь понадобятся. Значит, он может что-то знать о тайниках.

Или, может быть, он что-то не сказал им о Стелларлуне.

Возможно, он даже слышал об Элизиане.

— Я поговорю с Фитцем, когда вернусь в Лечебный Центр, — пообещала Софи, напоминая себе, что они не могут позволить себе терять время.

И, возможно, из-за того, что она так сильно боялась этого разговора, ей потребовалось больше времени, чем следовало, чтобы понять, что резкий голос с акцентом, кричащий в ее голове, был не просто воспоминанием из ее воспоминаний.

СОФИ!

СОФИ!

СОФИ!

ФИТЦ? передала она ответ, спотыкаясь о ноги, когда он ответил с потрясающе громким НАКОНЕЦ-ТО!

ЧТО СЛУЧИЛОСЬ? спросила она. КИФ В ПОРЯДКЕ?

Если что-то случится…

С НИМ ВСЕ В ПОРЯДКЕ, заверил ее Фитц. ДАЖЕ ЛУЧШЕ, ЧЕМ НОРМАЛЬНО. ВОТ ПОЧЕМУ Я К ТЕБЕ ОБРАТИЛСЯ. Я ПОДУМАЛ, ЧТО ТЫ ЗАХОЧЕШЬ УЗНАТЬ ХОРОШИЕ НОВОСТИ ПРЯМО СЕЙЧАС.

Он молчал достаточно долго, чтобы она захотела ударить его, если бы он был ближе.

Потом он сказал ей: КИФ ПРОСНУЛСЯ.

— ГЛАВА ВТОРАЯ — КИФ

— Ладно, в десятитысячный раз: я в порядке, — пообещал Киф, когда Элвин щелкнул пальцами и заменил светящийся синий шар вокруг головы Кифа неоново-желтым. — Ты не должен продолжать проверять меня.

Особенно с шарами сверхяркого света, которые не помогали со всем тем, что происходило в его мозгу.

Стук в голове, кстати, ничего не значил.

Вот почему он не потрудился упомянуть об этом.

Конечно, у него болела голова!

Мама только что пыталась убить его… снова!

Конечно, она утверждала, что это была просто очередная часть ее злого плана, чтобы превратить его в своего личного супер-эльфа… но это было в основном то же самое. И она могла бы приказать Мальчику-Челке и Девочке-Вспышке со странным прозвищем взорвать его таким количеством причудливых теневых болтов и световых лучей, сколько ей захочется.

Он не собирался ничего менять.

Он все еще ненавидел свою мать.

Все еще планировал уничтожить ее жуткую организацию.

У него все еще были заведомо потрясающие волосы… даже если в данный момент он, вероятно, бился головой о какую-нибудь крупную спинку кровати.

Так что… он был хорош.

Все было хорошо.

Хорошо. Может быть, не все.

Он не был поклонником того, как Элвин постоянно мешал ему вставать, потому что, по-видимому, он должен был «отдохнуть» в течение нескольких столетий. И уж точно он не наслаждался головной болью. Или как извилисто и скручено у него внутри… но он не упомянул об этом, потому что уже знал, почему его слюна была такой кислой.

Его мама…

Должно быть, она снова сбежала.

В противном случае он бы проснулся, чтобы дать пять и отпраздновать.

Вместо этого он обнаружил, что Фитц и Элвин уставились на него усталыми глазами с морщинистыми лбами… и он не знал, почему был так удивлен. До того, как он потерял сознание, дела шли не очень хорошо, учитывая, что почти все на его стороне были без сознания, а его мама только что получила именно то, что хотела.

Честно говоря, он должен был испытывать облегчение от того, что не очнулся в ловушке в укрытии Невидимок, а рядом с его камерой стояла дорогая мамочка.

Но… какая-то крошечная часть его все еще надеялась, что его друзья одержат победу… вероятно, потому что тогда, что бы ни сделала с ним его мама, это не будет иметь значения.

Теперь ему придется иметь дело с этим и с ней одновременно. Это звучало… утомительно.

Он подумывал о том, чтобы спросить Фитца, что пошло не так. Но он был не в настроении слушать обо всех ошибках, которые они совершили.

Ладно, ладно… он был не в настроении слушать обо всех ошибках, которые он заставил всех совершить, потому что его блестящий план оказался немного менее чем блестящим.

По-видимому, он разделил с мамой действительно плохой ген интригана.

И все же каким-то образом она всегда находила способ победить его.

Он не мог понять, как ей это удается.

Была ли это безжалостность, как бубнила Веспера в одной из своих обличительных речей — я-королева-всего-зла!?

Или это было более глубокое отчаяние?

Или чистая случайная удача?

Или это было что-то более коварное, чем все остальное?

Могла ли его мама встроить в него какой-то… фундаментальный недостаток во время своих жутких экспериментов? Способ убедиться, что ее маленький мальчик-наследник будет достаточно силен, чтобы выполнять ее приказы, но недостаточно силен, чтобы победить ее?

Эта возможность ощущалась как разъяренный Тираннозавр, разрывающий его и без того больной мозг, и ему пришлось прижать руки к бокам, чтобы побороть желание протянуть руку и ударить себя.

Его мама ни в коем случае не заслуживала такой похвалы.

Она не была каким-то гениальным манипулятором генами.

Она была злым, властолюбивым, неуравновешенным убийцей, играющим с вещами, которых она не понимала… и что бы она ни пыталась сделать с ним в Лоамноре, это не сработает.

Но это было не так.

Он позаботится об этом.

К тому же на его стороне был мунларк, а Фостер была еще более удивительной, чем ее задумал Черный Лебедь.

Она была такой неутомимой.

На самом деле он готов был поспорить на что угодно, что именно Софи благополучно увезла его из столицы гномов, пока он был без сознания.

Хотя… может быть, если бы ей не пришлось этого делать, его мама не сбежала бы.

Не было никакого способа узнать, так что, вероятно, лучше было не задаваться этим вопросом.

Он просто должен был продолжать сражаться и помнить, что поражения, которые они потерпели, были… в основном проблемой времени. В конце концов, его мама годами оттачивала свой план, а он застрял, играя в догонялки… и у него были дыры в памяти, замедляющие его.

Но с каждым днем он становился все умнее.

И сильнее.

И еще злее.

Так…

Еще.

Еще злее.

И вся эта ярость будет подпитывать его, пока он не закончит эту игру раз и навсегда.

А до тех пор ему нужно сосредоточиться на меньших победах. Как и тот факт, что на этот раз все его друзья благополучно прошли через это. Это было первое, что он спросил после того, как проснулся… если пробуждение было правильным способом описать процесс. Он не обязательно спал. Он как бы… дрейфовал в странном ментальном пространстве, где прошлое и настоящее — сон и реальность — сливались воедино.

Наверное, ему следовало цепляться за некоторые образы, которые прокручивал его мозг, на случай, если они окажутся важными. Но, надеюсь, они были спрятаны в его фотографической памяти, потому что единственное, о чем он мог думать после того, как его зрение сфокусировалось, было: «Где Софи? С ней все в порядке?».

По словам Элвина, она уже несколько дней сидела рядом с ним в Лечебном Центре и вернулась домой всего несколько часов назад, потому что Фитц убедил ее немного поспать.

Киф, возможно, ахнул, услышав это… но он притворился, что кашляет, чтобы убедиться, что никто не заметил.

Затем он прошелся по списку с Фитцем по именам, проверяя, что все остальные люди, о которых он заботился, выбрались из Лоамнора без каких-либо травм. И Фитц заверил его, что все в порядке. Даже Тень МакСеребрянаяЧелка снова жил в доме Тиергана… не то чтобы Киф считал Тама своим другом. Но он был рад услышать, что мальчик Тамми официально не превратился во врага… в основном потому, что парень мог делать некоторые действительно страшные вещи, когда Киф думал об этом.

Если бы только Киф мог заставить Элвина прекратить все эти бессмысленные тесты.

А еще было бы здорово, если бы Фитц перестал пялиться на него так, словно ожидал, что у него вырастут крылья и хвост и он превратится в горгодона.

Киф практически чувствовал, как беспокойство волнами накатывает на них обоих.

На самом деле…

Нет.

Должно быть, ему это показалось.

Единственными эмоциями, которые он мог чувствовать автоматически, были чувства Софи… ну, и аликорнов. И людей. Со всеми остальными он должен был попытаться, чтобы прочесть. Он также обычно нуждался в физическом контакте, если только Софи не усиливала его. И большую часть времени ему приходилось угадывать, что чувствуют люди, поскольку многие настроения чувствовались одинаково без контекста.

И, слава богу, его эмпатия сработала именно так, потому что чувств Фостер было более чем достаточно, чтобы справиться с ними… не то, чтобы он не любил ловить проблески настоящей Мисс Ф, а не Храброе Личико, которое она пыталась изобразить для всех.

Но быть рядом с Софи может быть очень напряженно. Особенно когда она о чем-то беспокоилась.

А еще было не очень весело, когда ее сердце начинало колотиться, хотя это могло измениться.

Фостер ничего не сказала ему наверняка, но он определенно почувствовал сильную душевную боль, когда спросил, что происходит между ней и Фитцстером. Она также не поправила его, когда он сказал, что сожалеет… — чему он не должен радоваться.

Он абсолютно, на сто процентов, не должен радоваться тому, что кто-то, о ком он заботился, испытывает какую-то эмоциональную боль… на самом деле двое.

Но… если он был честен… ему вовсе не обязательно было грустно.

Он взглянул на своего лучшего друга, понимая, что сейчас определенно не самое подходящее время, чтобы допрашивать его о проблемах в Фицфиленде… и даже если бы это было так, это был тот разговор, от которого он должен был держаться подальше, подальше из-за множества практических драматических причин «давайте не превращать это в огромный беспорядок». Но он, казалось, не мог удержаться, чтобы не выпалить:

— Я удивлен, что Фостер сейчас не здесь. Я думал, что ты будешь заниматься этой штукой — команда-когнатов навечно! и телепатически скажешь ей, что пришло время накричать на меня за то, что я нарушил свое обещание держаться подальше от Лоамнора.

— Вообще-то да, — ответил Фитц, теребя край своей туники. — Я уверен, что она будет здесь с минуты на минуту.

И БАЦ!

Гигантский удар чувств в живот обрушился на Кифа из ниоткуда.

Печаль.

Нервозность.

Сожаление.

Одиночество.

Плюс изрядная порция гнева.

И как бы Кифу не хотелось, чтобы что-то изменилось после… всего… он должен был признать, что эмоции были не его.

Он чувствовал, как они проносятся в воздухе.

Идет прямо от Фитца.

— Та-а-а-а тошнота? — спросил Элвин, подняв одну бровь и щелкнув пальцами, окружив Кифа пузырем фиолетового света. — Хм, наверное, мне тоже следует спросить, как проходит головная боль… и хорошенько подумать, как ты ответишь. Помни: я вижу твои клетки прямо сейчас. Так что нет смысла притворяться, что все нормально. Я знаю, что ты хочешь, чтобы это было правдой, и поверь мне, я хочу, чтобы это было так. Но то, что случилось с тобой — это не то, с чем ты можешь просто притвориться. Вот почему мне нужно, чтобы ты был честен со мной, чтобы я мог придумать лучший способ помочь тебе. Мы вместе в этом замешаны, и я обещаю, что сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе пройти через это. Мне просто нужно, чтобы ты сотрудничал.

Он выдержал взгляд Кифа, когда что-то тяжелое обрушилось на его чувства.

Беспокойство.

Обычно эту эмоцию трудно распознать, потому что она ощущается как куча разных вещей. Но Кифу даже не пришлось пытаться перевести это чувство, отчего ему захотелось свернуться калачиком и натянуть одеяло на голову.

Вместо этого он откинулся на подушку и подобрал ноги.

Если ему придется иметь дело с… что бы это ни было, он хотел разобраться в этом сам, без людей, суетящихся вокруг него и задающих всевозможные личные вопросы… или волнующихся о том, что все это может означать.

Поэтому он скривил губы в том, что, как он надеялся, было убедительной ухмылкой, и сказал Элвину:

— Но на самом деле я в порядке. Я имею в виду, да, меня немного тошнит, и у меня немного болит голова… но разве у тебя бы не болела, если бы ты не ел в течение двух дней? Или уже трех?

Элвин вздохнул.

— Вообще-то сейчас, наверное, ближе к четырем.

— Хорошо, четырех, — поправил Киф, изо всех сил стараясь не поморщиться.

Но почти четыре дня без сознания в Лечебном Центре?

Это был Уровень Фостер почти смерти!

Он должен быть уверен, что отплатит ей тем же, когда в следующий раз увидит маму года.

Или прикончит ее полностью.

А пока ему нужно было убедить Элвина отпустить его домой, потому что он действительно хотел поговорить с отцом… что было своего рода доказательством того, что его мама действительно сломала ему мозг.

Но… его отец был Эмпатом. Так что, возможно, Лорд Придурок знает, что происходит со способностями Кифа… тем более, что он тоже был частью жуткого эксперимента в самом начале.

Киф старался не думать об этом.

Он старался ни о чем не думать.

Ему просто нужны были ответы… даже если он презирал, откуда они берутся, и страшился ужасных сделок, которые ему придется заключить с Лордом Придурком, чтобы получить их.

И чем скорее он получит ответы, тем лучше. Поэтому он старался, чтобы его голос звучал бодро, когда он сказал Элвину:

— Неудивительно, что у меня болит голова! Я имею в виду серьезно, что должен делать парень, чтобы получить еду здесь? Можно подумать, что околосмертный опыт будет иметь значение, по крайней мере, для нескольких закусок или чего-то в этом роде. Наверное, мне просто придется пойти домой и посмотреть, что за странную еду готовит на ужин мой дорогой папочка. Он считает себя каким-то кулинарным гением, но поверь мне, это не так.

Элвин скрестил руки на груди.

— Ладно. Если ты так хочешь играть, я могу попросить Фитца сходить в столовую для наставников и принести тебе масловзрывы. Я знаю, как ты их любишь.

Киф действительно любил масловзрывы.

Но при мысли об этой густой, сладкой слизи его желудок несколько раз перевернулся, и ему пришлось сжать челюсти, чтобы не стошнить на одеяло.

— Так я и думал, — покачал головой Элвин. — Ты никого не обманешь, Киф. Так как насчет того, чтобы попробовать еще раз? По шкале от одного до десяти, насколько сильны тошнота и головная боль?

— Два, — попытался ответить Киф… но даже он сам себе не поверил.

Пора переключиться на его последний защитный механизм.

— Ладно, хорошо, может быть, четыре… но это все равно не так уж и важно! А если вы мне не верите, посмотрите вон на того Баллхорна. — Он ткнул подбородком в сторону пурпурноглазого баньши, свернувшегося в углу. — Он так не заинтересован во мне прямо сейчас. На самом деле, клянусь, если бы он мог говорить, он был бы таким, — парень понизил голос на пару октав и добавил намек на хрипотцу, — Эй, чуваки, этот парень очень скучный… уберите его из моего Лечебного Центра, чтобы я мог снова похрапеть!

— Так вот как, по-твоему, должен говорить баньши? — спросил Фитц именно так, как надеялся Киф.

Юмор отлично отвлекал.

— Эй, не у всех может быть причудливый Васкерский акцент, — сказал Киф, подражая резкому голосу Фитца. — Но ты не можешь помешать нам попытаться.

Он прибил интонации так идеально, что это почти чувствовалось…

Неправильно.

За эти годы он сделал сотни потрясающих впечатлений. Но это…

Это было что-то другое.

Это было похоже на то, что он направил какой-то более глубокий инстинкт, когда произносил эти слова.

Почти как…

Нет!

Он определенно не собирался позволять своему разуму идти туда… потому что это было невозможно.

Никто.

Меньше, чем ничего.

Отрицательная бесконечность!

— Потрудись объяснить, что заставило тебя скрипеть зубами и так побледнеть? — спросил Элвин, щелкая пальцами и переключаясь на яркий оранжевый свет, который, казалось, раскалывал череп Кифа.

— Если хочешь знать, — сказал Киф, прочищая горло, чтобы его голос снова звучал как у себя самого, — я огорчен, что никто не заметил потрясающую рифму, которую я только что провернул. Черный Лебедь может кое-чему у меня научиться, если они когда-нибудь вернутся ко всей этой стратегии «таинственных записок» — кто-нибудь еще скучает по тем временам? Все это ожидание! Вся эта интрига! Все…

— Хорошая попытка, — вмешался Элвин, — но ты меня не отвлечешь. — Он поправил очки и прищурился, когда свет вокруг Кифа вспыхнул ярче. — Судя по тому, что я вижу, твоя тошнота должна быть не меньше восьмерки. А головную боль я бы поставил на девятку.

Киф поставил бы им обоим десять.

Может быть, одиннадцать.

Но если он признается в этом, то никогда не выйдет из Лечебного Центра.

— Даже если ты прав, — возразил он, — а я этого не утверждаю… ты упускаешь из виду, что Баллхлог нисколько не беспокоится обо мне. А чрезмерная реакция — это в значительной степени то, ради чего живут баньши. Так что все, что ты думаешь, что видишь, это просто… недоразумение.

Вот и все, сказал он себе.

Так и должно быть.

Но на всякий случай он никогда больше не собирался выдавать себя за кого бы то ни было.

Он также хотел, чтобы мог блокировать жгучие волны беспокойства, которые сейчас обрушивались на него и от Элвина, и от Фитца.

И было новое чувство, скребущее по краю его чувств, исходящее от кого-то, кто, должно быть, был где-то позади него. Он понял, что это было нетерпение, когда слишком знакомый голос произнес:

— Наша милая маленькая блондиночка должна вернуться сюда. Она единственная, кто может заставить лорда Смешноволосого сотрудничать.

Киф надеялся избежать этого голоса, по крайней мере, еще пару часов.

Или дней.

Может быть, год или два.

Но, к сожалению, он обернулся и увидел Ро, прислонившуюся к двери в Лечебный Центр.

Она насмешливо помахала рукой, прежде чем поправить одну из своих косичек, которые она, должно быть, снова покрасила, потому что ее волосы теперь были такими же ярко-красными, как и когти.

Казалось, будто свежая кровь. И ее острозубая улыбка обещала много радостной мести. Но Киф чувствовал, как все эмоции Ро устремляются к нему, словно вращающиеся кинжалы.

Гнев.

Раздражение.

Крошечный проблеск облегчения, который напугал его больше, чем остальное.

Любая доброжелательность, которую Ро могла испытывать к нему, должна была быть похоронена глубоко внутри.

— Ладно, можешь перестать изображать крутого парня, — сказала ему Ро, подходя ближе. — Ты сейчас слишком потный и дрожащий, чтобы справиться. К тому же у тебя безумный взгляд, как у пойманного в ловушку крольчонка. Так что пришло время признаться хорошему эльфийскому доктору и позволить ему дать тебе кучу своих странных лекарств, хорошо? Он также более чем рад подвергнуть тебя любым процедурам, которые включают в себя таяние твоей кожи.

— Встречное предложение, — сказал Киф, откидывая одеяло. — Я иду домой и…

— Нет! — Ро толкнула его обратно на койку и потянулась к нагруднику, вытаскивая крошечный стеклянный пузырек, который выглядел так, будто был наполнен свернувшимися соплями. — Если ты настаиваешь на том, чтобы быть трудным, мы можем попробовать это по-другому: я планировала использовать это для твоего первого наказания… и ты должен обратить внимание на то, что я использовала слово «первый» там, Смешноволосый, потому что, поверь мне, у меня большие планы на тебя. Но я с радостью все изменю и заставлю парочку этих амеб влиться тебе в глотку прямо сейчас, если…

— Никаких амеб! — прервал его Элвин, выхватывая флакон из рук Ро с довольно впечатляющими рефлексами.

— Ты очень милый, если думаешь, что я не украду его обратно через три секунды, — предупредила Ро. — И я уверена, что в процессе сломаю ооооочень много вещей.

— А ты хорошенькая, если думаешь, что у меня нет эликсира, который вырубит тебя одним легким дуновением, — возразил Элвин, похлопывая по сумке, висевшей у него на плече.

Ро склонила голову набок, изучая его.

— Не уверена, что верю тебе.

— Ты должна, потому что это также заставит тебя потерять контроль над мочевым пузырем, — предупредил он.

— Да, мне понадобится флакон этого чего бы то ни было, — вмешался Киф, когда Ро попятилась от Элвина.

— Этого не случится. — Элвин сунул флакон, конфискованный у Ро, в сумку и закрыл ее. — Я верну тебе это позже… ну, в зависимости от того, что это. Но пока мне нужно, чтобы ты пообещала мне, что прекратишь микробные наказания. Я не могу допустить, чтобы ты дала Кифу что-то, что может испортить мои показания, пока он не придет в норму.

Киф знал, что это был его намек на то, что он уже вернулся к нормальной жизни. Но…

Несколько недель, свободных от мерзких микробов Ро, стоили того, чтобы молчать.

Ро испустила глубокий вздох.

— Лаааааааааааааааааааадноооооооооооооо. Предполагаю, что могу увидеть логику этого. Как насчет доброй старомодной угрозы смерти?

Элвин не дал ей выхватить один из ножей, висевших у нее на поясе.

— Уверен, в этом нет необходимости. Киф готов начать сотрудничество прямо сейчас, не так ли?

Киф постучал себя по подбородку.

— Это на меня не похоже.…

— Это не так, — согласилась Ро, вырываясь из хватки Элвина, но Элвин поймал ее запястье и вывернул руку с оружием движением, которое заставило Кифа задуматься, не получил ли врач Ложносвета некоторую боевую подготовку.

— Рано или поздно Киф поймет, что борьба с моей помощью только ухудшает ситуацию, — заверил Элвин Ро, отпуская ее, — включая и те симптомы, которые он пытается скрыть. — Он повернулся к Кифу. — Твоя тошнота и головная боль не исчезнут сами по себе, как бы ты ни старался их игнорировать. На самом деле, они будут становиться все хуже. Так почему бы тебе не рассказать мне то, что мне нужно знать, чтобы я мог дать тебе лекарство, прежде чем ты упадешь в обморок, или тебя вырвет на весь мой милый, чистый Лечебный Центр?

— Видишь ли, но праздник рвоты звучит потрясающе, не так ли? Оооо! Вы, ребята, могли бы присоединиться! Кто со мной? — Он поднял руку, чтобы дать пять, но все оставили его руку повисшей. — Бу, с вами не весело. Серьезно, я в поря…

— Если ты еще раз скажешь «в порядке», — перебила его Ро, — я заставлю твою тощую задницу подчиниться!

Киф ухмыльнулся.

— Давай же, принцесса. Я…

— Довольно! — Элвин провел ладонями по лицу. — Еще раз повторяю, Ро, я не могу позволить тебе сделать что-то, что может повлиять на выздоровление Кифа, но не смотри так самодовольно, Киф. У меня есть много способов сделать твою жизнь очень неприятной, если ты будешь так упрям.

Ро подпрыгнула и захлопала.

— Пожалуйста, скажи мне, что они связаны с тиной!

— По-моему, тина звучит неплохо, — заверил ее Киф. — Но я возьму свою, чтобы уйти. Таким образом, я могу испортить причудливые ковры моего отца. Или может быть…

— Фу, просто прекрати! — рявкнул Фитц, и Киф решил, что он разговаривает с Ро, поскольку принцесса огров не давала Кифу подняться. Но, по-видимому, у Фитца не было никакой преданности «Лучшие Друзья Навек», потому что он повернулся к Элвину и сказал: — Киф прямо сейчас волнуется, потому что он может читать все наши эмоции, не пытаясь… и не нуждаясь в каком-либо усилении или контакте. И я думаю, что он переводит их гораздо легче, чем обычно. Он также оценил свою головную боль и тошноту на десять или одиннадцать.

Киф моргнул.

— Ты…

— Да, — оборвал его Фитц. — Я читаю твои мысли без твоего разрешения. Извини. Но мы оба знаем, что ты никогда не расскажешь нам, что происходит на самом деле, а Элвин должен знать, так что…

Он пожал плечами, как будто это было не так уж и важно, но Киф почувствовал, как кислое чувство вины Фитца закружилось в воздухе.

Хорошо.

Фитц вздохнул.

— Да ладно, не смотри на меня так. Думаешь, я хотел услышать, о чем ты думаешь?

— Ты все еще слушаешь? — спросил Киф, стараясь не думать о том, как долго Фитц подслушивал… или что еще он мог услышать… и позволяя своему мозгу наполниться изобилием особенно творческих оскорблений.

Фитц провел рукой по своим скучно идеальным волосам.

— Я понимаю, почему ты злишься. Но я всего лишь пытаюсь помочь. Я знаю, через что ты проходишь…

— Верно, ты прекрасно знаешь, каково это, когда твоя мама проводит над тобой смертельные эксперименты, — пробормотал Киф. — Я, должно быть, забыл эту часть истории Васкеров.

— Может, и нет, — согласился Фитц, — но я знаю, каково это — иметь в семье предателя. И еще я помню, как страшно просыпаться на одной из этих коек после жестокого нападения… точно так же, как я знаю, как трудно говорить о том, что не так, потому что кажется, будто ты признаешь, что Невидимки избили тебя. Но они выигрывают только в том случае, если ты продолжаешь притворяться, что все нормально, потому что ты в конечном итоге делаешь ущерб постоянным.

— Я не пострадал…

— Ты прав. Это не то слово. — Фитц выдохнул. — Послушай, все, что я пытаюсь сказать, это то, что я бы сейчас не ходил, если бы не позволил Элвину помочь мне. Возможно, меня бы уже не было в живых. Поэтому я хочу убедиться, что ты получишь необходимую помощь… а она тебе действительно нужна, Киф. Неважно, во что ты хочешь верить. Но принятие помощи не делает тебя слабым. Это просто означает, что ты заботишься о себе.

Ро присвистнула.

— Что ты знаешь? На мгновение мне даже нравится капитан Идеальные Штанишки.

— Хорошо, ты можешь быть его телохранителем, — проворчал Киф, прекрасно понимая, как угрюмо звучит его голос.

Но это было очень раздражающе, когда люди делали обоснованные замечания, когда он предпочитал злиться на них.

К тому же теперь его захлестывали кислые волны его наименее любимых эмоций.

— Мне действительно не нужна твоя жалость, — предупредил он, сжимая одеяло так сильно, что почувствовал, как растягиваются волокна ткани.

Элвин плюхнулся на койку рядом с ним.

— Хорошо. Потому что ты его не получишь, — фыркнул Киф. — Э-э, не хотелось бы тебя огорчать, Доктор, Но, как только что сказал Фитц, я знаю, что ты лжешь.

— Ты уверен, что ощущаешь жалость? — возразил Элвин, когда Киф взмахнул рукой. — Потому что, судя по тому, что я слышал, жалость очень похожа на сочувствие, а сочувствие — это эмоция, которую многие Эмпаты с трудом различают. Не спрашивай меня почему… может быть, это название сбивает вас с толку, ребята? В любом случае, я не могу говорить за Фитца и Ро. Но что касается меня, — он протянул руку, — я думаю, вам следует проверить свои показания.

Киф уставился на пальцы Элвина, ожидая, что тот сдастся. Но Элвин просто сидел, приподняв одну бровь, пока Киф, наконец, не провел большим пальцем по мизинцу Элвина.

— Сосредоточься, — сказал Элвин, когда Киф согнулся пополам. — Сделай глубокий вдох, если тебе это нужно.

Киф закрыл глаза и сделал глубокий вдох, пытаясь разобраться в эмоциях, терзающих его чувства.

Он никогда не ощущал чтение так сильно… даже когда Софи усиливала его.

Но когда его дыхание выровнялось, а ум обострился, он понял, что Элвин был прав.

Жалости не было.

Только смятение, разочарование, беспокойство, печаль, гнев, решимость и множество других вещей, которые переплетались во что-то… теплое.

Элвин волновался.

— Я думаю, ты начинаешь понимать, — сказал Элвин, ожидая, пока Киф посмотрит на него, прежде чем добавить: — Я понимаю, почему ты пытаешься оттолкнуть всех. У тебя было так много людей, которые подвели тебя, что тебе трудно доверять кому-либо. Но я на твоей стороне, Киф. Что бы ни случилось. И я обещаю, что никогда не буду осуждать и жалеть тебя. Я здесь только для того, чтобы помочь тебе пройти через это, так что, пожалуйста, позволь мне? Мы даже можем придумать одно из тех названий, которые ты всегда даешь. Команда Сенсен-Хеследж?

— Хм… я никогда не знал твоей фамилии, — пробормотал Фитц.

— Ты многого обо мне не знаешь, — сказал ему Элвин, прежде чем снова повернуться к Кифу. — Итак, что ты скажешь? Команда Сенсен-Хеследж к победе? Или, может быть, команда нарушителя спокойствия и беспокойного доктора?

— О! Команда Смешноволосого и Смешноодетого! — предложила Ро, указывая на кракенов, покрывавших рукава Элвина.

— Эй, не обижай мои специальные туники! — сказал ей Элвин. — Я законодатель моды! На самом деле, я думаю, что Киф и я должны получить одинаковые наряды в качестве формы нашей команды. Может быть, гилоны… или ты все еще пытаешься притвориться, что не имеешь к этому никакого отношения? — Он нахмурился, когда Киф не улыбнулся. — Брось, Киф. Перестань думать об этом. Чем больше ты погружаешься в свою голову, тем больше будешь упускать важные вещи. Например, о… я не знаю… как насчет того, что то, что происходит с твоей Эмпатией, действительно очень похоже на то, что происходит, когда все впервые проявляются?

Киф выпрямился во весь рост.

— Ха, ты об этом не подумал, да? — спросил Элвин.

Нет.

Он определенно не подумал.

И Элвин был прав.

Именно так он чувствовал себя, когда проявился как Эмпат.

Ну, может быть, не совсем, но это было достаточно близко.

Особые способности поначалу всегда сбивали с толку.

Быть подавленным — это нормально.

На самом деле, когда его Эмпатия впервые проявилась, он закончил тем, что смеялся и плакал одновременно… и в ту ночь его сильно тошнило. И конечно, тошнота была отчасти из-за того, что он внезапно получил доказательство того, как мало его родители заботились о нем, но это было также потому, что быть Эмпатом иногда тяжело.

— Теперь ты чувствуешь себя лучше, не так ли? — спросил Элвин.

Он был абсолютно прав.

Он также не был уверен, хочет ли он пнуть себя за то, что был таким тупым, или завернуть Элвина в гигантские медвежьи объятия. Но он удовольствовался тем, что рухнул обратно на подушки, сотрясаясь от такого громкого смеха, что стало немного трудно дышать.

— Хм… думаю, пора дать нашему мальчику успокоительное, — заметила Ро.

— Нет, я в порядке, — выдавил Киф, впервые имея это в виду. — Это просто… неужели ты не понимаешь, что это значит? Моя мама чуть не убила меня, и проводила болезненные эксперименты на себе и на моем отце, и взяла в плен мальчика-челку, и заключила очень плохую сделку с королем Энки… и кто знает, какие еще нелепые вещи она сделала… все это для того, чтобы снова заставить меня проявиться Эмпатом! Это как… самый эпический провал из всех эпических провалов!

Снова раздался смех, и он прижал колени к груди, когда слезы облегчения потекли по его щекам.

Его мама не изменила его!

Все, что ему нужно — это пара дней, чтобы его Эмпатия успокоилась, и тогда он снова станет прежним!

Или это то, во что он начал верить… пока Фитцу не пришлось пойти и доказать, что он был худшим лучшим другом в истории лучших друзей, спросив:

— Хорошо, но… а как насчет подражания?

— Подражания? — повторил Элвин, пока Киф пытался подсчитать, сколько раз он сможет ударить бирюзоглазого парня подушкой, прежде чем Элвин остановит его.

Он должен был просто схватить подушку и начать бить, потому что тогда он мог бы остановить Фитца от добавления:

— Вот почему Киф так побледнел после того, как изобразил мой голос. Ему показалось, что он пробудил какой-то глубинный инстинкт, который звучит как имитация, не так ли? А его мама — Полиглот. А Полиглоты обычно обладают более чем одной способностью, так что…

Киф снова принялся душить свои одеяла.

— Может быть, ты все-таки скажешь это, Фитци, раз уж ты в это веришь.

Фитц пнул носком сапога в бок второго ботинка.

— Даже если я прав, это не так уж плохо. Значит, ты Полиглот и Эмпат? Значит…

— Ты? — прервал его новый голос.

Красивый голос.

Любимый голос Кифа — даже когда он скрипел от волнения.

Но едва он успел заметить пару карих глаз с золотыми крапинками, как крикнул:

— Пора тебе сюда, Фостер! — как эмоциональная буря обрушилась на его чувства.

Паника, смятение, радость, страх и разочарование — плюс миллиард других вещей, которые Киф не мог перевести, потому что это было слишком много для его бедного стучащего мозга.

— Тебе, наверное, стоит отойти, Софи, — предупредил Фитц. — Я думаю, что твои эмоции слишком сильны для него.

— Нет, это не так, — поспорил Киф… и надо же, его голос звучал напряженно. Он откашлялся и попробовал снова. — Все в порядке. Клянусь, я в порядке.

— Он все время так говорит, — сказал ей Фитц, потому что умолял дать ему по лицу. И если бы мир не стал таким запутанным, Киф, возможно, дал бы ему, когда Фитц добавил: — Но Киф улавливает все наши эмоции, даже не пытаясь. И он всегда был в состоянии сделать это с тобой, поэтому я думаю, что ты подавляешь его прямо сейчас.

— Ладно, мне больше не нравится капитан Идеальные Штанишки, — объявила Ро.

Киф был рядом с ней, и, вероятно, именно поэтому он выпалил:

— Э-э, для протокола, большая часть эмоций исходит от тебя, Фитци. У тебя случайно нет каких-то неразрешенных чувств к кому-то в этой комнате?

Последовала мучительная тишина… вместе с достаточным количеством страданий, чтобы сделать комнату размытой. Все, что Киф мог видеть, были цветные пятна, и он закрыл глаза и потер виски, пытаясь придумать что-нибудь, чтобы исправить беспорядок, который он только что устроил, но это только усилило головокружение.

Элвин кашлянул.

— Ну. Я думаю, что, возможно, часы посещений должны быть…

— Нет, — перебил его Киф, поворачиваясь к тому месту, где несколько секунд назад сидел Элвин. — Все в порядке. Мои чувства просто… должны приспособиться. К тому же я никогда ничего не принимал от головной боли и тошноты. А должен был.

— Да, ты должен, — согласился Элвин, наклоняясь, чтобы прошептать, — думаю, Ро была права насчет того, что нам нужно, чтобы заставить тебя сотрудничать… или кто нам нужен.

Киф почувствовал, как у него запылали щеки.

Он хотел огрызнуться в ответ каким-нибудь умным отрицанием, но остроумное подшучивание было слишком для его вращающегося мозга. Поэтому он ограничился пожатием плеч, когда размытая фигура Элвина двинулась к разноцветным полкам с эликсирами, и звук стеклянных пузырьков, звенящих друг о друга, эхом отозвался в неловкости.

Если бы ворчливое негодование Фитца было единственной эмоцией, кипевшей в комнате, Киф позволил бы ему стоять там и вариться в нем… может быть, даже пошутил бы еще раз, чтобы усилить его. Но чувства Фостер были такой жестокой смесью обиды, душевной боли и унижения, что ему пришлось пробормотать:

— Я не имел в виду то, как это прозвучало. Я просто имел в виду…

— Думаю, будет лучше, если я не дам тебе закончить это предложение, — вмешалась Ро. — Вероятность того, что ты сделаешь все еще хуже, слишком высока. И поскольку я оказываю тебе больше помощи, чем ты того заслуживаешь, я также добавлю, что сейчас, возможно, самое подходящее время для тебя рассказать нам, как ты себя чувствуешь… и предупреждаю спойлер: «я в порядке» — это не правильный ответ.

Киф закатил глаза.

— Ладно, как насчет этого? Мои чувства немного перегружены… но это определенно не чья-то вина.

— Но когда я оказалась здесь, стало еще хуже, верно? — спросила Софи, звуча еще дальше.

Киф проследил за ее голосом до расплывчатой белокурой фигуры, притаившейся в дверном проеме, вместе с серым пятном, которое, вероятно, было Сандором.

— Это не ты, Фостер. Поверь мне. Головокружение не становится лучше, когда ты стоишь вон там.

Что было правдой!

И супер хорошие новости… если только это не означало, что она все еще слишком близко.…

— Мне просто нужно лекарство, — настаивал он. — Элвин спешит на помощь!

Жаль, что первый эликсир, который дал ему Элвин, только заставил его ахнуть. И тошнотворная сладость после этого на самом деле усилила головную боль.

Но затем Элвин дал ему пузырек, наполненный чем-то кислым, что показалось ему странно холодным, когда оно коснулось его языка, и стук в мозгу превратился в мягкий пульс, когда комната сфокусировалась.

Элвин последовал за этим с шипучим эликсиром, который помог внутренностям Кифа остановить все обратное.

— Ну вот, мы кое-чего достигли, — сказал Элвин, озаряя голову Кифа лавандовым светом. — И ты, наверное, прав насчет того, что тебе нужно что-нибудь съесть. Как думаешь, ты сможешь справиться с тремя хлюпягодами?

Он протянул Кифу три пурпурные, красноватые, пушистые штуки, похожие на мертвых гусениц, и желудок Кифа сжался… но он сунул их в рот и…

— Наверное, я должен был предупредить тебя, чтобы ты этого не делал, — сказал Элвин, когда жуткие плоды растаяли, превратившись в землистую слизь, которая склеила челюсти Кифа. — Извини, я думал, ты знаком с хлюпягодами. В каждом их кусочке содержится целая порция питательных веществ… но их нужно есть по одной, иначе будет слишком много сока.

— Я бы не назвал это соком, — сказал Киф… по крайней мере, так он пытался сказать. Со склеенными зубами это звучало как «йа-бы-не-нашвай-ето-шоком».

— Ладно, мне понадобится около тысячи таких, — сказала Ро Элвину.

— И мне! — добавил Киф, но получилось что-то вроде «И-е!»

Элвин рассмеялся.

— Я почти хочу дать вам сумку и посмотреть, какой хаос последует. Но предполагаю, что в конечном итоге пожалею об этом. И, к счастью, это легко исправить. Откинь голову назад, Киф, и постарайся открыть рот как можно шире.

Киф сделал так, как ему было сказано, хотя липкий сок ягод заставлял странное сочетание скрипеть зубами и шлепать рыбьими губами. А когда Элвин попытался влить немного молодости, она в основном забрызгала лицо Кифа.

— Возможно, это самое замечательное, что я когда-либо видела, — сообщила всем Ро. — «Может, попробуем окунуть его голову?

— Я был бы рад помочь, — вызвался Сандор своим странным скрипучим голосом.

— Я в деле, — согласился Фитц.

— Я просто рада, что я не единственная, кто не знает всего обо всех этих странных растениях и еде здесь, — тихо добавила Софи… именно поэтому она была любимицей Кифа.

— Держись, Киф, — сказал Элвин, промочив Кифа еще сильнее, чем в первый раз. Но крошечный кусочек просочился сквозь трещины в его зубах, заставляя липкий клей начать ослабевать. — Еще немного… и дело пойдет.

Он снова намочил Кифа, и на этот раз прохладная вода смыла достаточно слизи, чтобы Киф смог разжать челюсти.

— Подожди! — предупредил Элвин, когда Киф начал закрывать рот. — Сначала тебе нужно смыть остатки сока, иначе ты снова застрянешь.

Потребовалось четыре бутылки молодости, прежде чем Элвин объявил, что слизь хлюпягод исчезла… и желудок Кифа почувствовал, что он проглотил весь океан.

Ро счастливо вздохнула.

— Серьезно, ты должен дать мне немного этих ягод.

— И мне! — Фитц одарил Кифа широкой улыбкой, но Киф почувствовал напряжение, повисшее в воздухе между ними.

У него просто не было сил справиться с этим прямо сейчас.

Тем более что мозговая боль вернулась с удвоенной силой.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Софи, и взгляд Кифа переместился туда, где она стояла в дверях, выглядя настороженной и обеспокоенной…

Абсолютно идеальной.

Что было опасной мыслью для ее телепатического, подслушивающего, возможно, бойфренда, поэтому он быстро добавил:

Никаких признаков каких-либо травм.

— Ты не должна оставаться здесь, Фостер, — сказал он ей, проводя пальцами по мокрым волосам, пытаясь вернуть им немного жизни. — Серьезно. Теперь мне гораздо лучше. Верно, Элвин?

Элвин щелкнул пальцами, окутывая голову Кифа оранжевым светом.

— Я бы предпочел, чтобы ты сначала принял еще одну дозу лекарства от головной боли.

— Давай, давай. Только больше никаких хлюпягод, ладно? Давай оставим их, чтобы прокрасться на ужин к Ро, чтобы мы все могли провести несколько часов в тишине.

— Э-э-э, извини, парень-ягодка… думаю, ты забываешь, что у меня есть много способов сделать твою жизнь невыносимой, даже с ограничениями доктора. — Ро бросила на Софи многозначительный взгляд, который, как Киф надеялся, никто не заметил.

Элвин избавил его от необходимости отвечать, протянув еще один эликсир, и Киф вздохнул, когда холодное покалывание заставило его затихнуть.

— Видишь, Фостер? — спросил он, изобразив, как он надеялся, ободряющую улыбку. — Со мной все в порядке. Тебе не нужно прятаться в дверях.

Он помахал ей рукой, и она несколько секунд жевала губу, прежде чем сделать самый крошечный в мире шаг ближе… что было бы восхитительно, если бы еще одна буря беспокойства не врезалась в чувства Кифа.

Она отпрянула так быстро, что врезалась в Сандора.

— Это моя вина!

— Нет, это не то, что ты думаешь! — Киф судорожно вздохнул, пытаясь придумать, как это объяснить. — Ты нервничала из-за того, что подошла поближе, да? Вот что я чувствовал. И дело не только в тебе. Прямо сейчас я улавливаю перепады настроения у всех, даже у Гигантора, который, надо сказать, большой старый слабак. Кто же знал, что у нашего любимого гоблина столько нечетких чувств?

Сандор издал писклявое рычание.

Но шутка в основном провалилась. И беспокойство Софи стало еще сильнее.

— Я серьезно в порядке, Фостер, — пообещал Киф. — Так всегда бывает, когда Эмпаты впервые проявляются… спроси Элвина.

— Ну, я не Эмпат, — поправил его Элвин. — Но… способности имеют тенденцию быть подавляющими в начале. И, похоже, что Эмпатия Кифа была восстановлена. Я уверен, что ты лучше любого из нас понимаешь, насколько это может быть напряженно, верно, Софи?

— Да-а-а, — согласилась она, растягивая слово и слегка подергивая ресницами.

Она действительно была самой милой и беспокойной.

— Я в порядке, Фостер, — заверил ее Киф, — и да, Ро, я знаю, что продолжаю это повторять. Но я серьезно. Через пару дней я полностью вернусь к нормальной жизни.

Софи смахнула ресницу.

— Но… Фитц сказал, что ты теперь Полиглот.…

У Фитца, по крайней мере, хватило приличия выглядеть смущенным, когда он пробормотал:

— Я не знаю точно, так ли это. Но он подражал…

— Нет, я думал, что подражаю, — поправил Киф. — Это не значит, что я был прав.

— Ты же понимаешь, что есть очень простой способ решить эту проблему, не так ли? — спросила Ро, прежде чем Фитц успел возразить. — Повтори еще раз заносчивый голос красавчика!

Киф фыркнул.

— Спасибо, я пас.

Как только эти слова слетели с его губ, снова поднялась буря беспокойства, обрушившаяся на его чувства так сильно, что это было похоже на ураган.

— Что случилось? — спросил он, пытаясь сосредоточиться на Софи. — Почему ты так на меня смотришь?

Она пожертвовала еще одной ресницей, прежде чем сказать ему:

— Ты понял Ро. И ты ответил ей на том же языке.

На том же языке?

Он резко повернулся к Ро.

— Ты говорила на огрском?

Ро кивнула.

— Как и ты. И произношение у тебя было до жути безупречное. Кто знал, что ты можешь так рычать?

Это было идеальное место для шутки.

Но Киф не нашел ничего смешного.

Он вообще не мог найти слов… кроме тех, в которых не хотел признаваться.

Он все равно заставил себя их произнести.

— Итак… Значит, я — Полиглот.

— А почему это плохо? — спросил Элвин, когда Киф потянулся за подушкой и крепко обнял ее, желая, чтобы это была миссис Вонючка. — Твой отец — Эмпат. Твоя мама — Полиглот. Теперь у вас есть обе их способности. Честно говоря, подборщики пар хотят, чтобы это работало все время!

Киф крепче сжал подушку.

— Потрясающе, потому что моей целью в жизни всегда было сделать подборщиков пар счастливыми. Кроме того, мы все знаем, что я не был Полиглотом вчера… или позавчера, или поза-позавчера. И я не был бы им сейчас, если бы моя мама не напала на всех моих друзей, не привязала меня к трону короля Энки, и…

Он покачал головой, не желая переживать остальное.

Но его мозг все еще давал ему полное воспроизведение… и благодаря его фотографической памяти он стал свидетелем ужаса в глазах Софи, когда она наблюдала за причудливыми тенями, мчащимися к нему, и агонии на лице Тама, и тошнотворной улыбки его мамы.

Он приказал себе не смотреть на нее, но украдкой бросил на нее быстрый взгляд и…

Она выглядела торжествующей.

Например, ура, пытать моего сына — это самое великое, что я когда-либо делала!

И теперь ему придется снова встретиться с ней лицом к лицу и наблюдать, как она празднует то, что получила именно то, что хотела.

— Эй.

Голос Софи звучал ближе, и когда Киф последовал за ним, она стояла всего в нескольких шагах.

Его чувства не были перегружены, когда она двигалась… что должно было быть хорошей новостью.

Но он был слишком занят, чтобы волноваться.

— Эй, — снова сказала Софи, сокращая расстояние между ними. — Я знаю, о чем ты думаешь, и не потому, что читаю твои мысли. Я просто… я все поняла, хорошо? На мне тоже экспериментировали. Я знаю, каково это… обладать неестественными способностями. И мне повезло, начиная с Черного Лебедя…

— Разве психопаты не убийцы? — перебил Киф, вцепившись в подушку мертвой хваткой.

— Ну… да, — призналась Софи. — Это действительно немного облегчает дело. Но мне также повезло, потому что они очень хорошо напомнили мне о том, что, я уверена, твоя мама надеется, что ты забудешь. — Она подождала, пока он посмотрит на нее, прежде чем сказала: Ничто из того, что делает твоя мама, никогда этого не отнимет. Она может дать тебе любые способности, какие захочет, но она не может заставить тебя использовать их. Ты не ее марионетка… ты — Киф Сенсен, самый упрямый человек из всех, кого я знаю.

Сандор фыркнул с порога.

— Мальчик, это правда.

— Расскажи мне об этом, — согласилась Ро.

Киф почувствовал, как его губы дернулись, словно он хотел улыбнуться.

— Ты бы послушал свою хорошенькую блондиночку, красавчик, — сказала ему Ро. — Честно говоря, я не понимаю, о чем думает твоя мама. Как будто… она встретила тебя. Она должна знать, что ты никогда не сделаешь того, чего она хочет. Так зачем же давать тебе больше эльфийских сил, чтобы использовать их против нее?

— А почему Полиглот? — добавил Фитц. — Это не самый полезный талант. Не то чтобы это было плохо или что-то в этом роде, — добавил он, смущенно взглянув на Софи, что в обычной ситуации дало бы Кифу обилие неудачных шуток Фитцфи.

Но он задавался тем же вопросом.

Что, по мнению его матери, он сделает для нее теперь, когда стал Полиглотом?

Будет переводить?

Имитировать голоса?

Все это она уже могла сделать сама!

— Ну… может быть, это доказательство того, что план твоей мамы не очень хорош, — предположила Софи.

— Да, большинство планов Невидимок не имеют большого смысла, — напомнил им Фитц.

— И все же они продолжают бить нас, — пробормотал Киф, отбрасывая подушку в сторону, — обычно потому, что мы не можем понять, чего они хотят, пока не станет слишком поздно. Аааааааааааа и вот мы снова здесь.

— Ух ты, какая жалкая вечеринка, которую ты устраиваешь для себя, — сказала ему Ро.

— Э-э, если кто-то и испытывает жалость, так это вы, ребята. — Киф обмахнул воздух, который был таким густым и кислым, что его чуть не вырвало.

— Я не думаю, что твои чувства так хороши, как ты думаешь, — сказала Софи, протягивая ему руку, совсем как Элвин раньше. — Ты не получишь от меня никакой жалости. Давай, проверь.

Киф уставился на ее затянутые в перчатку пальцы, прекрасно понимая, что держать ее руку перед Фицстером было ужасной идеей… даже если это было просто чтение.

Но… он не мог оставить ее висеть там, не так ли?

И ему было любопытно, что она чувствует.

Поэтому он протянул руку и…

Слов не было.

Киф никогда раньше не стоял прямо под водопадом, но он был уверен, что знает, каково это сейчас, когда все возможные эмоции обрушились на его чувства с силой миллиона бегущих мастодонтов.

Он не мог думать.

Не мог дышать.

Даже после того, как он отдернул руку… при условии, что он действительно это сделал.

Он не мог сказать.

Он больше не чувствовал своего тела.

Все, что он мог чувствовать — это страх, ярость, панику, боль, ненависть, ужас, печаль, сожаление и то, для чего у него не было слов — колотить, растягивать, скручивать, рвать и пинать.

Легкие требовали воздуха, мозг звал на помощь, а остальная его часть просто выкрикивала единственное слово… единственную мысль, оставшуюся в его взрывающейся голове.

Мольба была огнем и льдом на его языке, обжигающе горячей и холодной, когда он приказал своим чувствам сделать единственное, что могло спасти его.

— ОНЕМЕТЬ!

И это сработало.

Рев затих.

Эмоции исчезли.

Тошнота и головная боль отступили.

И его изголодавшиеся легкие втянули дрожащий, благодарный вздох.

Потом еще один.

И еще один.

Его пульс следовал тому же ровному ритму, зрение обострилось, и он оглядел комнату, понимая, что теперь его окружают люди…

…пустые взгляды.

Софи.

Фитц.

Элвин.

Даже Ро и Сандор.

Они просто стояли, разинув рты и не мигая.

И он понял.

Он не оцепенел.

Все остальные онемели.

— ГЛАВА ТРЕТЬЯ — СОФИ

Софи и раньше пичкали наркотиками.

Потерянные дни дрейфовали в туманной дымке.

Но она никогда не испытывала ничего подобного.

Не было слов, чтобы описать это.

Никаких метафор и сравнений.

Все было просто…

Пусто.

Она слышала, как стучит в ушах ее пульс, видела, как поднимается и опускается ее грудь с каждым вдохом.

Но она ничего не чувствовала.

Она также не могла уловить и следа паники, которую, как твердил ей мозг, она должна была испытывать.

Она была пуста.

Она была никем.

Жизнь превратилась в воспоминание.

Все, что осталось — это существование.

Она поняла, что ее руки двигаются, и посмотрела вниз, наблюдая, как пара рук толкает запястья. Резкий толчок должен был испугать ее, но она и этого не почувствовала. Она также не могла сказать, когда потеряла равновесие. Единственным ключом к разгадке была земля, несущаяся к ней… и какая-то крошечная часть ее хотела закричать. Но у нее не было сил.

Она даже не могла приготовиться к катастрофе.

Но руки, державшие ее за запястья, подняли ее и удержали, когда знакомый голос эхом отозвался в ее ушах.

— Софи.

— Софи!

— Софи!

Она не знала, что ответить.

Даже когда призывы превращались в мольбы.

Потом команды.

— ПРОСНИСЬ!

— РАССЛАБЬСЯ!

— ОТМЕНИТЬ!

Ничего не произошло.

— Пожалуйста, — умолял голос. — Пожалуйста, перестань быть онемевшей.

По-прежнему никаких изменений.

Время замедлилось, и Софи попыталась сосчитать свои вдохи. Но после трех или четырех она все время сбивалась.

Она только начала все сначала, когда голос заговорил, звуча резче… темнее… он сказал ей:

— Почувствуй!

Потом ее словно бросили в бассейн с горячей и холодной водой.

Слишком много ощущений.

Слишком много эмоций.

Все бурлило, кружилось и вертелось, заставляя ее голову кружиться, сердце бешено колотиться, а колени снова подкашиваться.

Руки, держащие ее за запястья, снова пришли ей на помощь, когда вокруг нее раздались глухие удары и грохот. Она пыталась следить за звуками, но ее мозг и глаза не были готовы сосредоточиться.

Ей нужно было начать с малого.

Она сконцентрировалась на этой маленькой точке соприкосновения… нежном давлении пальцев на кожу, разделяющих их силу, в то время как собственная подводила ее.

Она знала эти руки.

И она знала голос, которому они принадлежали.

— Киф? — прошептала она, когда ее зрение постепенно обострилось.

Она проследила взглядом линию его рук вверх по плечам, к бледному, испуганному лицу, и он кивнул и разрыдался… и, увидев, как его необузданные эмоции вскрыли что-то глубоко внутри Софи, затопив ее более мягким, нежным потоком, который заставил ее снова почувствовать себя самой собой.

Рыдание поползло вверх по ее горлу, и она не пыталась проглотить его.

Она никогда больше не будет пытаться похоронить свои эмоции.

Они были слишком драгоценны.

— Киф, — повторила она, пытаясь схватить его за руку, когда он попытался отступить. — Что случилось?

Он снова покачал головой, высвобождаясь из ее хватки.

— Что бы это ни было, это не твоя вина, — пообещала она, когда он опустился на койку и натянул одеяло на голову.

— Да, это был он, — произнес новый голос, голос, который Софи слышала не так уж часто. А когда она это делала, это обычно означало проблемы.

Она повернулась на звук и увидела Члена Совета Алину, стоявшую в дверном проеме в нелепо причудливом фиолетовом платье и, щурясь, смотревшую на комок Кифа, спрятавшийся под одеялом.

Софи больше интересовала розовая фигурка в оборках рядом с ней.

— Ты сказала Совету, что Киф проснулся? — спросила она Оралье, не скрывая раздражения.

Она не очень-то доверяла Оралье, но подумала, что после речи Оралье «Мы должны начать работать вместе», по крайней мере, будет безопасно объяснить, почему она должна спешить обратно в Лечебный Центр.

Очевидно, нет.

— Конечно, она сказала нам, — сказала Алина, поправляя свою хризалитовую диадему. — Я понимаю, что тебе трудно понять эту концепцию, но мы — ваши лидеры. Мы ожидаем, что будем в курсе всех важных событий. И хорошо, что Оралье связалась со мной, потому что это еще большая катастрофа, чем я боялась.

Оралье вздохнула.

— Не надо так драматизировать, Алина.

— О, неужели? — Алина указала на что-то позади Софи. — Тогда почему я вижу четыре бесчувственных тела на полу?

— Тела? — повторила Софи, поворачиваясь и задыхаясь. — Фитц!

Он был сплетением рук и ног.

Как и Элвин.

И Ро.

И Сандор… хотя он лежал на животе, как будто прыгнул, чтобы добраться до нее, и вместо этого оказался лицом вниз.

— Мы не без сознания, — пробормотал Элвин слабым голосом, и его очки съехали набок, когда он осторожно сел. — Мы просто движемся немного медленно… вот и все. Кроме того, этот пол определенно не такой мягкий, как я хотел.

— Нет, это не так, — согласился Фитц, морщась, когда поднялся на колени. Он потянулся, чтобы потереть левое плечо, но Софи не заметила никаких других повреждений.

Сандор, казалось, тоже был в порядке, он выглядел скорее ошеломленным, чем обиженным, когда неуверенно поднялся на ноги.

Софи хотелось пнуть себя за то, что она забыла о них, наблюдая, как Элвин протягивает Фитцу пузырек с чем-то, что, вероятно, было болеутоляющим, и она почувствовала себя еще хуже, когда поняла, что Киф спас ее от падения, но не смог помочь никому другому.

— Обычно я бы дала тебе несколько «хороших очков» за то, что ты позаботился о своей хорошенькой блондиночке и оставил капитана Идеальные Штанишках на произвол судьбы, — сказала Ро Кифу, вставая и потягиваясь. — Но в следующий раз, как насчет небольшой помощи человеку, который знает сотни различных способов убить тебя?

Комок Кифа под одеялом не ответил.

— Разве здесь не должен быть еще один телохранитель? — спросила Алина. — Женщина, приставленная к Фитцу?

— Гризель прочесывает периметр, — сказал ей Сандор.

У Софи были вопросы поважнее.

— Кто-нибудь знает, что случилось?

— Нет. Но я предполагаю, что именно поэтому Дражайшая Мамочка дала своему маленькому наследнику эту странную способность, которая начинается с «п», — пробормотала Ро. — Еще раз, в чем дело? Полистар?

— То, что я видела, не имеет ничего общего с тем, чтобы быть Полиглотом, — возразила советник Алина. — Полиглоты просто обладают способностью к языку и интонации. Они не могут влиять на эмоции.

— Значит ли это, что Киф — Заклинатель? — спросил Фитц, и Софи скривила рот.

Она мало что знала об этой способности… только то, что Член Совета Алина была одной из них, и что Заклинатели могли использовать свой голос, чтобы влиять на чувства людей.

Но мысль о том, что Киф может сделать что-то подобное, звучала очень странно… сложно.

Алина покачала головой.

— Заклинатель — это внушение, убеждение. Посеять мысли в чьем-то сознании, чтобы направить их к желаемому ответу, предпочтительно даже не осознавая, что вы делаете. Это не то, что здесь произошло.

— Как много ты видела? — спросил Элвин, поправляя очки.

— Немного, — ответила Оралье.

— Но хватит, — настаивала Алина. — Мы прибыли как раз перед тем, как он отдал команду, которая вывела вас всех из странного транса, в который он вас ввел.

— Это был не транс, — возразила Софи. — Я была в сознании. Я просто не могла…

— Почувствовать, — закончил за нее Фитц, слегка побледнев.

Оралье вздрогнула.

— Я никогда не испытывала такого оцепенения.

— Ты могла это почувствовать? — спросил Элвин.

Оралье кивнула.

— В воздухе повисла странная пустота. И когда он отрезал тебя от этого, потоп эмоций, чувствовался так, будто засасывает меня.

— Мне пришлось поддерживать ее, — добавила Алина, шелковистая ткань ее платья шелестела, когда она подобралась ближе к кровати Кифа. — Не желаете пролить хоть какие-то дальнейшие выводы о ситуации, мистер Сенсен.

Единственным ответом Кифа было еще плотнее натянуть одеяло на голову.

— Он боится говорить, — объяснил Фитц, — на случай, если опять что-то пойдет не так.

Алина нахмурилась.

— Я полагаю, ты знаешь это, общаясь с ним телепатически?

— Ну, он в основном игнорирует меня, — признался Фитц. — Но именно об этом он беспокоился, когда я проверял его мысли, а теперь он ворчит про подслушивания Телепатов.

Софи не могла винить Кифа за это… даже если какая-то часть ее души и жалела, что ей не пришло в голову обратиться к нему таким образом.

Ей казалось, что ее мозг отстает от всех на пять шагов.

— Это просто… не имеет смысла, — тихо сказала она. — Киф говорил всякие другие вещи, которые на нас не действовали. Он говорил как обычно, пока… — Она уставилась на свои руки.

— Ты его усилила? — спросил Фитц, озвучивая тот же вопрос, который она собиралась задать себе.

Она прокрутила свои воспоминания.

— Я так не думаю. Я чувствую, что знала бы, если бы это было так. И теперь я могу контролировать эту способность… и я ношу перчатки в качестве резерва. К тому же Киф держал меня за запястья, а не за руки, когда вытаскивал нас всех из этого состояния, так что я никак не могла его усилить.

— Да, наверное. — Фитц провел рукой по волосам. — Похоже, ты все-таки что-то натворила, раз он был в полном порядке…

Он не закончил фразу. Но в этом не было необходимости.

— Пока я не появилась, — жалобно пробормотала Софи.

Ее эмоции захлестнули Кифа в тот момент, когда она вошла в Лечебный Центр. Так что… возможно, физический контакт толкнул его на край пропасти.

— Ладно, я определенно не эксперт по твоим странным эльфийским способностям, — вмешалась Ро, — но я не думаю, что ты что-то сделала, блондиночка.

— Конечно, нет, — проворчал Фитц.

— Потому что я знаю, как пользоваться мозгами, — огрызнулась Ро. — Я наблюдала за ней и Офигенноволосым вместе больше, чем кто-либо другой, и они всегда оказывают успокаивающее влияние друг на друга.

— Может быть, — согласился Фитц. — Но это было раньше…

И снова он не закончил фразу. И снова ему это было не нужно.

До того, как мама Кифа изменила его.

Это было время, чтобы начать признавать что что-то не так?

Теперь он был Полиглотом.

И он мог это сделать… что бы ни заставило их всех онеметь.

— Думаю, часть проблемы, — сказал Элвин, откидывая одеяло, покрывавшее голову Кифа, — заключается в том, что мы не знаем, что Киф на самом деле сделал, поэтому мы просто размышляем и делаем предположения.

Он щелкнул пальцами, сверкнув опаловым шаром вокруг всего тела Кифа, когда тот перекатился на бок, держась спиной ко всем.

— Это был его тон, — послышался приглушенный голос от двери, и Софи, обернувшись, увидела третьего Члена Совета, наблюдавшего за ними.

Ей потребовалась секунда, чтобы узнать в нем Члена Совета Ноланда — одного из тех Членов, с которыми она редко общалась. Его темные волосы были зачесаны назад в очень тугой конский хвост, и у него были самые скульптурные брови, которые она когда-либо видела.

Его брови сошлись на переносице, когда он повторил:

— Интонация Кифа изменилась, когда он отдал команду, которая вернула твои эмоции. Так что можно с уверенностью предположить, что он сделал то же самое, когда оглушил тебя.

— Ты уверен? — спросила Алина.

Ноланд кивнул.

— Я знаю голоса.

Он знал.

Он был Крикуном — еще один талант, который Софи до конца не понимала. Все, что она знала, это то, что Ноланд мог издавать болезненно громкие звуки, когда хотел. Это могло бы объяснить, почему он говорил так тихо.

— Так… ты хочешь сказать, что Киф — Крикун? — спросил Фитц.

— Нет, я говорю, что он может дать своим словам силу… что также означает, что он может забрать эту силу и позволить своим словам просто быть словами. Все зависит от его тона. — Он направился к койке Кифа. — Я понимаю, каково это — бояться собственного голоса, — прошептал он, когда Киф не повернулся к нему. — Но прятаться за молчанием — это не ответ. Ты должен научиться контролировать. Сдерживать. Решать, когда и как использовать эту способность.

— Ты вызвался его обучать? — Спросила Алина.

Ноланд покачал головой.

— Сомневаюсь, что от меня будет много пользы. Как я уже сказал, он не Крикун.

— Ладно, так… кто он? — спросила Софи.

Все ждали ответа Ноланда… даже Киф глянул на него через плечо.

Поэтому комната наполнилась коллективным стоном, когда Ноланд сказал им:

— Честно говоря, я понятия не имею. Это что-то новое для меня.

— Новая способность? — уточнила Алина.

— Почему ты говоришь так, будто это плохо? — удивился Ноланд. — Каждая способность где-то начинается.

— Да, но большинство начинается естественно, — возразила Алина. — А в этом не было ничего естественного.

— Не было, — согласился Ноланд, переводя взгляд на Софи. Его глаза имели легкий пурпурный оттенок, как танзаниты в его кольце, и они, казалось, мерцали, когда он добавил: — Но я смотрю на кого-то другого с неестественными способностями. И она доказала, что является весьма ценным активом. Надеюсь, этот мальчик будет таким же.

Он положил руку на запястье Кифа, и теплый, блестящий тон кожи Ноланда сделал Кифа еще более бледным.

— Посмотри на меня, Киф, — приказал он, и после нескольких долгих вдохов Киф медленно повернулся к нему. — Пора перестать бояться этой перемены. Тебе нужно снова заговорить. Поверь мне — это у нас общее. Тебе нужно доказать себе, что ты можешь это сделать… все равно быть нормальным.

Он прав, передала Софи, когда Киф сжал губы. Ничего плохого не случится.

Глаза Кифа встретились с ее глазами, и она восприняла это как разрешение открыть свой разум его мыслям.

Ничего плохого не случится, снова пообещала она.

Ты этого не знаешь, возразил он.

Нет, знаю. То, что произошло, было чистой случайностью. Только… не говори «онемей», и все будет хорошо. И, может быть, не держи меня за руку.

Она сверкнула улыбкой, на которую он не ответил. Но это могло быть потому, что она была немного вынужденной.

Это не твоя вина, сказал он ей.

Она хотела, чтобы это было правдой.

Иначе… что? Она никогда больше не сможет прикоснуться к его руке, не вызвав какой-нибудь ужасной реакции?

Но дело было не в ней.

Ты тоже не виноват, Киф, передала она. Это было просто… несчастный случай.

Может быть, неохотно согласился он. Но это не значит, что этого не повторится. Или что-то еще хуже.

Все будет не так плохо, как ты думаешь.

Она изо всех сил старалась не обращать внимания на образы, кричащие в голове Кифа, но было трудно пропустить воспоминания о ее пустом, ошеломленном лице… или образы того, чего он боялся. Видения всех кричащих и бьющихся от какого-то воображаемого ужаса, который он им навязал. Или безутешно рыдающих.

Эмоции сильны, сказал ей Киф.

Я знаю. Но… даже если что-то подобное и произойдет, это будет только временно… так же, как и онемение. Ты бы придумал, как это исправить. И это не похоже на то, что ты — единственный человек, который борется после проявления. Марелла подожгла свою спальню. Линн затопила все вокруг. Дженси сказал, что его брат застрял наполовину в полу. Я думала, что сошла с ума из-за голосов в голове… и я причинила Сандору. Иногда требуется время и практика, чтобы взять способность под контроль.

Но что, если я никогда не получу контроль?

Получишь. Все получают.

Хорошо, но что, если…

— Ребята, вы уже закончили свой мысленный разговор? — перебил Фитц.

Ро фыркнула.

— Мальчик, это ироничный вопрос от Капитана Когната. И я удивлена, что ты не подслушивал.

Софи тоже.

Если только он не подслушивал и просто не хотел в этом признаться…

Впрочем, это не имело значения.

Она снова повернулась к Кифу и заговорила, так что Кифу тоже пришлось использовать свой голос.

— Попробуй только одно слово. Что-то случайное, вроде… трубкозуба. Или маллоумелт. Или бубри. Как может случиться что-то плохое, если сказать «бубри»?

Ро вздохнула, когда Киф покачал головой.

— Похоже, нам нужно попробовать другую мотивацию. Итак, вот в чем дело. Я дам тебе пять секунда на то, чтобы что-нибудь сказать, а если ты этого не сделаешь, я начну говорить. И я думаю, что мы оба знаем, какой из твоих секретов я собираюсь разболтать первым.

Глаза Кифа сузились.

— Этот взгляд должен меня напугать? — спросила его Ро, сопровождаемая большим, фальшивым зевком.

— Было бы неразумно вступать с ним в конфликт, — предупредила Оралье.

— Нет, Офигенноволосый безвреден. Вот о чем он забывает. Ничто не изменит того факта, что он очень сильно мягкотелый. Между тем, я — нет. Поэтому, когда я угрожаю, я говорю серьезно, — она сверкнула острозубой улыбкой в сторону Кифа. — Раз…

Давай, Киф, передала Софи, когда Ро добралась до «трех». Скажи «аликорн». Или «гилон». Или еще… расскажи лучше мне, что про Великий Инцидент Гилон!

— Четыре, — предупредила Ро.

Киф так сильно прикусил губу, что, казалось, вот-вот потечет кровь. Но прежде чем Ро дошел до пяти, он прошептал:

— Вонючка.

Софи невольно рассмеялась над его выбором слов.

Но самое приятное было то, что ничего не произошло.

— Видишь? — сказал Ноланд Кифу. — Это так просто. А теперь скажи что-нибудь еще… на этот раз чуть громче. Твоя сила не исходит от громкости. Она идет от тона.

Киф покачал головой.

Ро застонала.

— Давай, красавчик. Я знаю, что у тебя есть около пятидесяти различных шуток, которые ты умираешь от желания сделать. Особенно с Капитаном Когнатом. Дай нам свою лучшую!

Киф снова покачал головой, и Софи попыталась представить, что было бы, если бы он все время молчал.

Он больше не будет Кифом.

Ты действительно позволишь своей маме победить вот так? спросила она. Дать ей такой контроль?

Нет. Я просто пытаюсь быть ответственным… хотя бы раз. Если бы я попробовал сделать это несколько дней назад, я бы послушался мальчика Тамми — и тебя — и держался подальше от Лоамнора. Но я сделал то, что всегда делал, игнорировал всех, и посмотри, как здорово это сработало для меня.

Только ты по-прежнему всех игнорируешь, возразила Софи. Неужели ты думаешь, что Ноланд посоветовал бы тебе попробовать, если бы боялся, что это подвергнет его — и еще двух Членов Совета — опасности?

Скорее всего, нет, признал Киф. Если только он не ищет повода отправить меня в Изгнание.

Холодная дрожь пробежала по спине Софи, и она повернулась, чтобы посмотреть на Членов Совета, задаваясь вопросом, опустятся ли они так низко.

Они определенно могут.

Но… это было совсем не то.

У них уже есть причина изгнать тебя, напомнила она ему, борясь с новой дрожью. Они знают, что ты оглушил пятерых. Этого более чем достаточно, чтобы запереть тебя.

Наверное. Он глубоко вздохнул. Но… может быть, так и должно быть. Я знаю, что случилось, ясно? Эмоции захлестнули меня, и мне нужно было, чтобы они прекратились… поэтому я заставил их остановиться. И с моей Эмпатией, такой чувствительной прямо сейчас, мы оба знаем, что это может случиться снова. Особенно когда я с тобой…

Мысль затихла, но Софи точно знала, что он удержался от того, чтобы сказать.

— У него плохое настроение, — объявила Оралье, прежде чем Софи сообразила, что сказать. — Так что, может быть, нам лучше пока воздержаться от дальнейших тренировок? Я подозреваю, что его эмоциональное состояние напрямую связано с этой новой способностью.

— Ты чувствуешь его эмоции? — спросила Алина. — Без всякого контакта?

Оралье кивнула.

— И если интересно, это определенно новое развитие событий.

— Были ли еще какие-нибудь изменения? — спросила Алина у Элвина. — Помимо сильных эмоций Кифа, превращения в Полиглота, и что это за новая способность?

Элвин щелкнул пальцами, вспыхнув оранжевым светом вокруг Кифа.

— Ну, он борется с головной болью и тошнотой с тех пор, как проснулся. Думаю, это от стресса… и от того, что он три с половиной дня был без сознания и чуть не умер.

Алина сжала челюсти.

— Ты же знаешь, что я не это имела в виду.

Она постучал ботинком по полу — топ топ топ топ топ — пока Фитц сказал ей,

— Эмпатия Кифа стала сильнее.

— Спасибо, мистер Васкер, — сказала Алина. — Я ценю, что кто-то помогает, даже если это должен был быть наш Регент.

— Я сотрудничаю, — возразила Софи. — Я просто не уверена, что эмпатия Кифа сильнее, или это просто очень чувствительна прямо сейчас, потому что способность обнулена.

— Ну, как насчет того, чтобы дать мне всю информацию и позволить решать, что мне делать, а что нет? — возразила Алина.

Софи скрестила руки на груди.

— Прекрасно. Хочешь, я также опишу, как он случайно склеил себе челюсти хлюпягодой?

— Обожаю, когда наша милая маленькая блондиночка показывает свои коготки, — сказала Ро, чем заслужила тихий смешок Кифа и эпическое закатывание глаз Члена Совета Алины.

Последовало состязание в гляделках, пока Оралье не пробормотала:

— Интересно, эта новая способность вообще не способность.

— Что ты имеешь в виду? — спросил ее Ноланд.

Щеки Оралье залило краской.

— Я не уверена. Просто кажется важным, что Киф теперь Полиглот и Эмпат, и использовал свой голос, чтобы контролировать эмоции. Это звучит почти так, будто две способности каким-то образом слились… или синхронизировались. Что имело бы смысл, учитывая, что Киф подвергался воздействию теневого потока и квинтэссенции. Элементы вызывают изменения. Они редко создают что-то совершенно новое. Но мне нужно было бы провести больше исследований, чтобы знать наверняка.

— Нам всем нужно больше исследований, — сказал Ноланд, приглаживая конский хвост. — Особенно когда речь идет о более важном вопросе. Новые способности — объединенные способности — что бы это ни было, нам нужно сосредоточиться на том, почему. Зачем леди Гизеле понадобилось столько усилий, чтобы дать сыну эти способности?

— Технически, мы не знаем, что она сделала, — напомнила ему Софи. — То, что случилось именно так, еще не значит, что она этого хотела. Есть куча вещей обо мне, которые Черный Лебедь никогда не планировал.

— Наверное, — медленно произнес Ноланд. — Но думаю, можно с уверенностью предположить, что большая часть этих изменений — часть ее плана — так же как большая часть вашей генетики соответствует целям проекта Мунларк, которые, кстати, до сих пор неясны. Но об этом мы поговорим в другой раз. На данный момент, я думаю, будет лучше, если мы будем относиться к каждому из этих событий так, как будто они являются ключами к тому, что планирует Невидимки, и посмотрим, как много мы сможем узнать.

— Кто хочет поспорить, что мы узнаем много пустяков? — спросила Ро, поднимая руку.

Вопрос, вероятно, должен был быть риторическим. Но Софи тоже подняла руку.

И Киф тоже.

И Сандор.

И Фитц.

Алина прищелкнула языком.

— Так мало веры в способности к дедукции.

— Скорее, мы играли в «Угадай их коварный план» достаточно много раз, чтобы знать, что он не сработает, — огрызнулась Ро. — И я не знаю, как вы, ребята, но мне все равно, чего они хотят. Я предлагаю сосредоточиться на том, чего мы хотим, и выяснить, как использовать новые эльфийские силы нашего наследника, чтобы уничтожить Дорогую Мамочку и ее банду неудачников в черных плащах!

— В чем-то она права, — признала Оралье. — Но при любом подходе первый шаг остается прежним. Нам нужно узнать как можно больше о новых способностях и навыках Кифа.

— И его нужно тренировать, — добавил Ноланд. — Чтобы обрести надлежащий контроль.

— Его также нужно перевезти, — сказала Алина, поворачиваясь, чтобы посмотреть на свое отражение в одном из блестящих пузырьков с лекарством. — Мы собираемся снова открыть Ложносвет и…

— Это так? — перебил Фитц.

Алина кивнула.

— Об этом еще не объявлено, но скоро будет. Нормальная жизнь должна вернуться в Затерянные Города, и наши дети должны сосредоточиться на своем образовании. И мы не можем допустить, чтобы чудеса возвращались туда, где кто-то с неизвестной, неконтролируемой новой способностью… или объединенными способностями, как бы вы это ни называли… вызванной двумя самыми нестабильными элементами, прячется в Лечебном Центре.

— Но он все еще нуждается в лечении, — возразил Элвин, сверкая голубым шаром вокруг головы Кифа.

— Он достаточно здоров, чтобы совершить световой прыжок, не так ли? — спросила Алина.

Элвин прищурился сквозь очки.

— Да, наверное.

Алина торжествующе улыбнулась.

— Хорошо. Тогда нет никаких причин, по которым его нельзя переместить. Вы можете продолжить любую дополнительную медицинскую помощь на новом месте.

— А это где? — спросил Элвин, и Софи перенесла вес тела на пятки.

Если кто-нибудь скажет в Изгнании, она схватит Кифа и побежит так быстро, что ее новая улучшенная телепортация унесет их далеко отсюда.

— Мы еще не разобрались в деталях, — сказала Алина, глядя на остальных Членов Совета. — Нам нужно было оценить особенности состояния мистера Сенсена, прежде чем мы проинструктируем гномов, что строить.

— Строить, — повторила Софи. — Ты имеешь в виду тюрьму, которую вы создали для Финтана и Альвара?

Алина разгладила платье.

— Не надо так драматизировать, мисс Фостер. Это будет не тюрьма. Это будет заведение.

— А я утверждаю, что в этом нет необходимости, — сообщила всем Оралье. — Дом отца Кифа достаточно изолирован. А лорд Кассиус — Эмпат, так что он может помочь с обучением. И…

— Э-э, хотя я и не согласна со всей этой затеей со специальным учреждением в Блесткогороде, поскольку я тоже застряну там, — перебила Ро, — должна сказать, что я почти уверена, что если ты прямо сейчас поместишь нашего мальчика в дом к лорду Крутые Штанишки и заставишь их тренироваться в эмоциональных вещах, то ничего хорошего из этого не выйдет.

— Вынужден согласиться, — сказал Элвин, переключая свет вокруг Кифа на зеленый. — Киф должен быть где-то в спокойном месте, и это не рядом с его отцом, или в каком-то изолированном, замкнутом месте, которое вы, ребята, построите для него.

— Что ты предлагаешь? — спросил Ноланд.

Элвин почесал подбородок.

— Ну что ж… что, если я возьму Кифа с собой? Мой дом настолько изолирован, насколько это возможно. И я буду в состоянии контролировать там его восстановления, легко и приятно. И у меня есть много разных эликсиров, которые я могу дать ему, если он начнет терять контроль.

— О! О! Я голосую за это! — сказала Ро. — Бонусные очки, если нет никаких блесток!

— К сожалению для тебя, я — фанат блесток. Но ты привыкнешь, — Элвин повернулся к Кифу. — Что ты думаешь об этом плане?

Киф пожал плечами… но это не совсем скрывало его облегчения.

Софи чувствовала то же самое.

— Отлично, — фыркнула Алина, оглядываясь на остальных Членов Совета в поисках подтверждения. — Пока мы можем попробовать. И переоценить, если потребуется.

Ноланд откашлялся.

— Так что теперь нам просто нужно выяснить, кто должен наставлять мальчика. Я бы предложил, но боюсь, что мое обучение не поможет, так как ничто из того, что я делаю, не влияет на эмоции.

— Я могла бы… — начала было Оралье, но Алина оборвала ее.

— Ему нужно нечто большее, чем просто Эмпат.

Оралье закатила глаза.

— Да, я в курсе. Вот почему я собиралась сказать, что могу поговорить с леди Каденс — или с Членом Совета Клареттой — и посмотреть, будет ли кто-нибудь из них наставлять Кифа со мной, чтобы у него был Полиглот и Эмпат.

Алина вздернула подбородок.

— Полагаю, это не такая уж ужасная идея. Но я думаю, что он должен получить некоторые уроки и от меня. У моих способностей есть некоторые совпадения, которые следует учитывать.

Ро хихикнула.

— Да, вы двое тренируетесь вместе, это идеальный способ сохранить спокойствие.

Алина улыбнулась, и ее голос стал мягким, сладким, когда она сказала Ро:

— О, я могу быть очень успокаивающей, когда хочу»

— Ого. Это странно.

— Нет, — поправила Алина, снова взглянув на свое отражение, — так действует истинная сила. Это не оружие, не мускулы и не безумная жестокость. Это природный талант.

— И все же я отвечаю за безопасность Офигенноволосого, — напомнила ей Ро. — Если вы, ребята, такие могущественные, то почему прячетесь за своими телохранителями?

— Все улажено, верно? — влез Элвин, прежде чем Алина успела ответить.

Оралье и Ноланд сказали «да» одновременно с Алиной и Софи — «нет».

— В чем проблема с этим соглашением? — спросил Ноланд у Софи.

— Дело не в соглашении, — объяснила Софи. — Дело в том, что никто не позаботился о том, чтобы Киф согласился. У него должен быть выбор в его обучении. — Тиерган дал ей один, прежде чем стал ее Наставником по Телепатии. Поэтому она спросила Кифа: — Ты согласен тренироваться с Алиной, Оралье и кем-то еще?

Киф на секунду задумался, прежде чем кивнуть.

Ноланд хлопнул в ладоши.

— Хорошо, тогда мы договорились. Я сообщу остальным членам Совета и…

— Мы еще не договорились, — перебила Алина. — У меня есть еще одно последнее требование. — Она указала на Софи. — Уже доказано, что ты способна вызвать тревожный аспект способностей Кифа. И я не уверена, что ты можешь полностью контролировать свое усиление. Поэтому, пока мы не поймем больше о том, с чем имеем дело… и Киф не получит некоторый уровень контроля… вам нужно держаться подальше друг от друга. Никаких визитов. Не созваниваться, не убегать и не делать ничего другого.

Ноланд потянул за воротник своей куртки.

— Полагаю, это разумная предосторожность. Разве ты не согласна, Оралье?

Последовало молчание, и Софи уставилась себе под ноги, уже зная ответ Оралье.

Но когда Оралье заговорила, она сказала Ноланду:

— Я думаю, что это должен решать Киф. Он знает свои пределы лучше, чем любой из нас, и он показал свое желание быть осторожным, отказываясь говорить, несмотря на все наши уговоры. Так что скажешь, Киф? Ты хочешь, чтобы Софи пока держалась подальше от Пышных Равнин?

— Пышных Равнин? — спросил Фитц.

— Так называется мое поместье, — объяснил Элвин.

Он сказал еще кое-что. Но Софи не слушала. Она была слишком занята изучением лица Кифа.

Он был самым упрямым, непокорным человеком, которого она когда-либо встречала.

Но в его глазах не осталось и следа борьбы.

Он выглядел только усталым и разбитым, когда повернулся к Оралье и кивнул, что да, он хочет, чтобы Софи держалась подальше.

— ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ — КИФ

— Добро пожаловать в Пышные Равнины! — сказал Элвин, когда пейзаж засверкал, фокусируясь, и Киф повернулся, чтобы изучить раскинувшийся перед ними особняк, который каким-то образом умудрился быть одновременно очень красочным и очень, очень скучным.

Стены были окнами от пола до потолка, и каждое стекло было разного оттенка, расположенное в ярких, чередующихся узорах светового спектра.

Но сама архитектура была довольно простой.

Плоская крыша.

Квадратные комнаты громоздились друг на друга.

Много острых углов.

Даже широкая прямая лестница, по которой Элвин вел их наверх, была сложена из тусклых квадратных камней. А дверь представляла собой простой скользящий лист стекла.

Внутри огромная главная комната была почти полностью пуста. Единственной мебелью было вращающееся белое кресло и маленький круглый столик, расположенные точно в центре.

— Полагаю, это не то, чего ты ожидал, — сказал Элвин Кифу, опуская Баллхорна так, чтобы скользкий баньши мог нырнуть в какую-нибудь крошечную щель в стеклянном полу и скрыться у них под ногами.

Так было и так не было.

Честно говоря, Киф никогда особо не задумывался о том, куда ходил Элвин, когда его не было в Ложносвете.

Он знал, что Элвин должен где-то жить.

Просто у него никогда не было причин воображать это.

А теперь… он тоже жил здесь… по крайней мере, временно.

Жизнь становилась все более и более странной.

Но это было намного лучше, чем возвращаться в Берега Утешения к Дорогому Папочке с его постоянными требованиями и критикой… особенно потому, что его отцу понравилось бы, что Киф не мог огрызнуться ни шутками, ни оскорблениями.

И это было определенно лучше, чем позволить Совету построить ему «объект».

К тому же у Элвина был постоянный запас успокоительных, а Киф не разделял отвращения Фостер к наркотическому сну. На самом деле он собирался умолять Элвина вырубить его еще на несколько дней — или недель, сколько бы это ни заняло — надеясь, что он проснется, и его чувства вернутся в норму.

Но как только Члены Совета ушли, Элвин начал торопливо собирать вещи и вытаскивать их оттуда, так что план «сон прочь неприятности» должен был подождать.

Элвин утверждал, что его беспокоит, что остальные Члены Совета попытаются изменить план, как только узнают, что происходит, поэтому он хотел, чтобы Киф устроился, чтобы они могли видеть, как хорошо идут дела. Но Киф был почти уверен, что Элвин просто пытается найти способ заполнить мучительную тишину, последовавшую за внезапным уходом Фостер.

Она подняла свой домашний кристалл к свету и исчезла, как только Киф согласился на условия Алины… даже не попрощавшись.

Киф не мог винить ее.

Он закрыл глаза, заставляя себя вспомнить выражение ее лица — боль, предательство, печаль и гнев.

Даже если бы он не был Эмпатом, он бы чувствовал каждый эмоциональный удар.

И он заслужил это, потому что знал, что она уже винит себя в том, что произошло, и он фактически сказал ей, что тоже винит ее.

Это была не ее вина.

Это была его вина… и вина его матери.

Он только сказал Софи держаться подальше, потому что… был напуган.

И смущен.

А что, если он обнаружит еще более ужасные изменения?

Ему нужно было время и пространство, чтобы понять, как скрыть все, что произошло… и он не собирался делать этого, когда мисс Слишком-Большая-Тревога наблюдала за ним, хмурясь.

Итак… он велел ей уйти… а потом оказался слишком большим придурком, чтобы даже сказать Фитцу, что он должен пойти за ней.

Он думал об этом, так что, возможно, Фитц снова подслушивал, и именно туда он пошел, когда ушел через несколько минут.

Но Киф в этом сомневался.

Фитц мог быть довольно тупым, когда дело доходило до таких вещей.

И какая-то крошечная, эгоистичная часть Кифа втайне надеялась, что он прав. Потому что, если Фитц не мог понять этого сам, он не заслуживал Фостер.

Впрочем, и он тоже.

Ро тяжело вздохнула.

— Надеюсь, у тебя в сумке есть лекарство от «хмурого мальчика», док. В противном случае это будет один большой праздник. И я никогда не думала, что скажу это, но это еще хуже, если Офигенноволосый не будет говорить.

— К сожалению, нет лекарства от подростковой тоски, — сказал ей Элвин, жестом приглашая их следовать за ним к стеклянной лестнице, спрятанной в дальнем углу. — Хотя плюшки могут помочь… а у меня в кладовке всегда есть свежие рипплфлаффы. Сегодня это с шоколадным арахисовым маслом.

Киф изо всех сил замотал головой.

Его желудок все еще приходил в себя после хлюпягод.

— Иииииииии есть перегрузка блестками, — сказал Ро, когда они достигли вершины лестницы и оказались в зале, где окна были задрапированы кристальным бисером шторы, а с каждой дверью были расположены необычные люстры.

— Я же говорил, что я — фанат. Нижний уровень — это мое тихое место, поэтому я держал вещи проще. Но здесь, наверху, я живу. — Элвин толкнул первую дверь, открывая комнату, набитую таким количеством мягких игрушек, что Кифу почти захотелось нырнуть в них и утонуть в пушистых объятиях. — Это моя эмоциональная поддержка — коллекция плюшевых животных. Миссис Вонючка всегда была рядом. — Он указал на небольшую щель рядом с плюшевым грифоном и плюшевым упырем. — Но я думал, что она будет счастливее с тобой. Я позабочусь, чтобы твой отец прислал ее сюда завтра вместе с одеждой и всем остальным, что ты захочешь. Но если тебе нужен дублер приятеля для обнимашек на сегодняшний вечер, могу я предложить Бу-Бу — Бубри?

Он указал на черно-желтую плюшевую птицу с ирокезом и длинными загнутыми ресницами.

— Вот видишь, и я думаю, что Офигенноволосый предпочел бы обниматься вот с этим, — сказала Ро, указывая на мерцающего серебристого Мунларка.

Киф закатил глаза, а Элвин закашлялся, чтобы скрыть смех.

— Да ладно тебе, серьезно! Закатывание глаз — это все, что я получаю за это? — Ро постучала Кифа по макушке. — Я знаю, что вокруг твоего мозга пляшет около миллиарда язвительных откликов. Держу пари, ты сочиняешь еще один куплет Баллады о Бо и Ро. Как ты думаешь, что произойдет, если ты это скажешь? Я безумно влюблюсь в него? На самом деле, знаешь что? Давай не будем проверять это, просто на всякий случай. Но давай, Офигенноволосый, ударь меня чем-нибудь. Я заслужила это за комментарий про мунларка!

Киф отвернулся.

Почему-то чем дольше он молчал, тем страшнее становилось говорить. Как будто его слова могли накапливать силу.

— Я не допущу, чтобы что-то случилось, Киф, — заверил его Элвин, схватив Бу-Бу Бубри и ведя их по коридору к дальней двери. — Но если тебе нужно немного времени, чтобы все это обдумать, я не собираюсь с тобой драться. А сейчас я хочу, чтобы ты устроилась поудобнее и немного отдохнула.

Он распахнул дверь, и Ро застонала.

— Ладно, теперь ты просто издеваешься надо мной.

— Вроде того, — согласился Элвин. — Но не полностью. Я называю это своей «призматической комнатой», потому что все устроено так, чтобы ловить свет по-разному.

— Да, и это перегрузка блестками, — проворчала Ро, прикрывая глаза.

Она не ошиблась.

Стены были покрыты крошечными хрустальными бусинками, которые преломляли так много бликов света, что пол и потолок выглядели как голограмма. А кровать была завалена десятками подушек, усыпанных драгоценными камнями.

— Если это слишком много, мы можем перенести тебя завтра в другую комнату, — сказал ему Элвин, — но сегодня я подумал, что будет неплохо, если ты поспишь здесь. Потому что самое лучшее в призме — это…