Вечерние сумерки окутывают город, когда подъезжаю к дому. Фонари только начинают зажигаться, отбрасывая теплый оранжевый свет на тротуары. Паркуюсь и глушу мотор, погружаясь в тишину.
Поворачиваюсь назад и вижу Лару, свернувшуюся калачиком на заднем сиденье. Она спит как убитая — неудивительно после всего, что она пережила сегодня. Её лицо, напряженное и настороженное, сейчас выглядит умиротворенным. Длинные ресницы чуть подрагивают во сне. Честно говоря, понятия не имею, что делать дальше. Хочется быть рядом, поддерживать её, но скоро это станет невозможно из — за моей предстоящей свадьбы с Нэнси. Эта мысль отзывается тупой болью где — то в груди.
Выхожу из машины и закуриваю. Прохладный вечерний воздух быстро рассеивает дым, унося его прочь вместе с моими тревожными мыслями. Стою, прислонившись к капоту, и наблюдаю за спящей Ларой через окно. В тусклом свете фонарей её лицо кажется особенно бледным и хрупким. Её волосы разметались по сиденью. Столько всего мы пережили вместе за эти несколько месяцев. Она знает меня лучше, чем кто — либо другой.
Докуриваю и бросаю окурок на асфальт, растирая его подошвой ботинка. Осторожно открываю дверцу и беру её на руки. Она такая лёгкая и хрупкая, что у меня перехватывает дыхание. Её голова доверчиво прижимается к моей груди.
Несу Лару в квартиру, стараясь не разбудить. Лифт медленно поднимается, отсчитывая этажи. В тишине слышно только наше дыхание. Укладываю её на диван, бережно укрывая мягким пледом. Не могу удержаться и целую в лоб, вдыхая знакомый аромат её волос.
— Спи, малышка, — шепчу, глядя на её умиротворённое лицо. В полумраке комнаты оно кажется совсем юным и беззащитным.
Сажусь в кресло напротив, не в силах отвести взгляд.
Внезапно тишину нарушает пронзительная трель телефона. Вздрагиваю от неожиданности. Чёрт, это Хлоя. Быстро хватаю трубку, чтобы звонок не разбудил Лару, и выхожу в коридор, прикрыв за собой дверь.
— Она с тобой? — без предисловий спрашивает.
В её голосе слышится напряжение и тревога.
— Да, спит. Мы вместе, — отвечаю шёпотом, прислонившись к стене.
— Джейсон, тебе повезло, что она так спокойно всё восприняла. Лара могла просто закрыться от тебя. Тогда пришлось бы начинать всё сначала, — в словах Хлои звучит облегчение.
Тяжело вздыхаю, чувствуя груз ответственности.
— Знаю, Хлоя. Я благодарен ей за это. Обещаю, сделаю всё, чтобы помочь ей пройти через это дерьмо. Буду рядом.
— Джейсон, у тебя есть невеста, — напоминает Хлоя, и её голос становится жестче. — За месяц Лара полностью не оправится. Твой уход может её добить.
Чувствую, как внутри всё сжимается от этих слов. Холодок пробегает по спине.
— Я же предупреждал, что скоро уйду. Но вы настаивали на моей помощи, — пытаюсь оправдаться.
— Потому что выбора не было. Лара взрослеет, время идёт. Это важно, — отрезает Хлоя.
Провожу рукой по лицу, чувствуя усталость и растерянность.
— Постараюсь сделать всё правильно. Чтобы ей было не так больно.
— Надеюсь, мы успеем ей помочь, — в её голосе слышится сомнение.
— Ладно, пока, Хлоя, — говорю, чувствуя, что этот разговор высосал из меня все силы.
— Пока.
Откладываю телефон в сторону и иду в душ. Мне нужно смыть с себя этот безумный день. Тёплые струи воды бьют по телу, словно пытаясь смыть не только физическую, но и душевную усталость. Капли стекают по коже, унося с собой напряжение, но в голове по — прежнему полный бардак.
Мысли кружатся как в водовороте, не давая сосредоточиться. Что мне делать? Бросить всё ради Лары и остаться без гроша? На кой чёрт я ей такой сдался? Что я смогу ей дать, кроме себя? Сидеть на шее у девушки, которая только что второй раз узнала о смерти сына — так себе перспектива… Чёрт! Она разочаруется во мне в любом случае. Я даже представить боюсь, что с ней будет, когда она узнает про Нэнси.
Выхожу из душа, вытираясь на ходу, и иду в комнату. Надо перенести Лару сюда. Натягиваю домашние шмотки — старую растянутую футболку и мягкие спортивные штаны — и иду за ней в гостиную. Она не спит, просто сидит на диване и пялится в одну точку невидящим взглядом. В полумраке комнаты её лицо кажется бледным и осунувшимся, под глазами залегли глубокие тени.
— Как ты? — спрашиваю, она вздрагивает от моего голоса, словно очнувшись от транса.
— А как ты думаешь? Каково это — понять, что твой сын умер четыре года назад, а ты всё это время жила в какой — то дурацкой иллюзии? — её голос едва слышен, в нем сквозит глубокая боль и отчаяние.
— Думаю, это полный отстой, — честно признаю, чувствуя свою беспомощность перед её горем.
— Вот ты и ответил на свой вопрос. Мне отстойно. Я не знаю, как жить дальше. Внутри меня — пустота.
Подхожу к ней и тяжело вздыхаю, садясь рядом. Диван слегка прогибается под моим весом. Она тут же укладывается мне на колени, словно ищет утешения. Её тело кажется хрупким и беззащитным.
— Скоро ты меня бросишь, — говорит она с горечью. — Нахрена вообще всё это? Нахрена эта чёртова жизнь?
Её слова бьют прямо в сердце. Внутри все сжимается от боли и вины.
— Я буду рядом, сколько смогу, — с трудом выдавливаю, пытаясь её успокоить.
Мне самому тошно от этих слов. Звучит как издёвка. Она издаёт грустный смешок, от которого у меня всё внутри переворачивается. В этом коротком звуке столько боли и разочарования.
— И на том спасибо, — шепчет она с отчаянием в голосе.
Чувствую себя последним мудаком. Ком подкатывает к горлу, с трудом сглатываю.
— Может, лучше останешься завтра дома, отдохнёшь? — предлагаю, но она мотает головой, её волосы щекочут руки.
— Чтобы мои мысли сожрали меня окончательно? Нет, спасибо, — она молчит какое — то время, а потом спрашивает: — Почему я чувствую только пустоту внутри?
— Может, ты ещё не до конца всё это приняла, — говорю, осторожно подбирая слова.
— Мне страшно. Я боюсь саму себя, — шепчет она, голос дрожит.
— Чего ты боишься? — мои пальцы машинально перебирают её светлые волосы, мягкие и шелковистые на ощупь.
— Боюсь, что вот — вот случится взрыв, и мой разум снова меня подведёт.
— Не волнуйся, будем разбираться с этим вместе. Спи, малышка.
Она засыпает у меня на коленях, её дыхание постепенно выравнивается. Остаюсь с ней, вглядываясь в её умиротворенное во сне лицо.