Глава 14


Джорджина Грей вошла в кабинет. На ней была темная юбка и белый шерстяной джемпер с высоким воротом. Она была очень бледна, на ее лице не было ни малейших следов косметики. Фрэнк Эббот заметил, каких трудов ей стоило войти в комнату, в которой меньше двенадцати часов назад она обнаружила труп своего дяди. Сейчас за столом Джонатана Филда сидел Фрэнк, и он приехал сюда, чтобы расследовать обстоятельства его смерти. Он встал навстречу Джорджине, пожал ей руку и выразил свои соболезнования.

— Инспектор Смит рассказал вам, что они подключили Скотленд-Ярд. Я понимаю, как все это трудно для вас, но уверен, что вы не откажетесь помочь нам всем, чем можете.

Она коротко ответила: «Да» — и села.

Поскольку Фрэнк уже сидел за столом, оставалось только одно кресло, на которое она могла сесть, то самое кресло, в котором она сидела во время своего последнего разговора с Джонатаном Филдом. Джорджина положила руки на колени и замерла в ожидании. Она коротко записала свои показания, и сейчас Фрэнк Эббот расспрашивал ее о том, как все случилось. События предшествующего вечера — спокойные и рутинные… Все, кроме Джонатана Филда, рано отправились спать.

— Он часто засиживался допоздна?

— О да. Иногда он ложился очень поздно.

— Что означает, на ваш взгляд, очень поздно?

— Если он засыпал в своем кресле, это могло быть и после часа ночи.

— Заходил кто-нибудь пожелать ему доброй ночи?

— Нет… он не любил, когда его беспокоили. — После минутного колебания она продолжала, дыхание ее немного участилось. — Я заходила к нему раньше… зашла поговорить с ним. Потом пожелала ему доброй ночи.

Фрэнк не стал развивать эту тему и продолжал расспрашивать о том, что она написала в своих показаниях.

— Что-то разбудило вас. Как, по-вашему, это мог быть выстрел?

— Не знаю. Вероятно, мог. Я подумала, что это хлопает дверь.

— Вот эта застекленная дверь?

— Да. Она была открыта. Я выглянула из своего окна и увидела, что она раскачивается от ветра. Из-за этого и спустилась вниз… чтобы закрыть ее.

Он заглянул в записанные с ее слов показания.

— Вы вошли в комнату, включили свет и увидели за столом своего дядю. Когда вы поняли, что он мертв?

— Не знаю, — ответила она. — Я увидела его и поняла, что он не мог заснуть в таком положении… Тогда я подошла к столу и увидела револьвер.

— Вы подняли его, верно? Почему вы сделали это?

— Не знаю, мистер Эббот… правда не знаю. Я поняла, что дядя мертв, а потом вообще ни о чем не думала. Я просто подняла револьвер и положила на стол.

— Это был револьвер мистера Филда?

— Не знаю. Я не подозревала, что у него есть револьвер.

— Вы его никогда не видели?

— Нет, никогда.

— Понятно. Не был ли ваш дядюшка левшой?

Джорджина удивленно посмотрела на него:

— Не знаю. Я хочу сказать, что не знаю, можно ли его звать левшой или нет. Он обычно делал все правой рукой, но мне кажется, что в крикет он, как правило, играл левой.

Фрэнк слегка повернулся в кресле и посмотрел на камин:

— Похоже, мистер Филд жег там какие-то бумаги. Вы не знаете, что это было?

Ее лицо слегка порозовело, когда она произнесла:

— Это были… личные бумаги.

— Что-то из его коллекции отпечатков пальцев?

Джорджина возразила с искренним удивлением:

— Нет, нет, ничего подобного!

— Мисс Грей, когда вы заходили сюда поговорить с дядей, лежал ли на столе этот альбом?

— Нет, его не было.

— Вы уверены?

— Абсолютно уверена. Альбом очень большой… я не могла не заметить его.

— Но альбом лежал здесь, на столе, когда вы обнаружили тело мистера Филда и подняли револьвер?

— Кажется, лежал.

— Вы не уверены?

Она на секунду закрыла глаза:

— Да, он был здесь. Я не думала о нем в то время, но видела его.

— Он был открыт или закрыт?

— Открыт.

— А мистер Филд не вырывал страницу и не сжигал ее, когда вы находились у него в кабинете?

Она посмотрела ему в глаза и спросила:

— Почему вы спрашиваете меня об этом?

— Потому что страница была вырвана, а бумага сожжена на этой каминной решетке.

Фрэнк открыл альбом на той странице, где была закладка, и поднял конверт, чтобы показать ей неровные края вырванной страницы.

— Видите?

— Да.

— Когда это было сделано и почему?

— Мне ничего не известно о вырванной странице… при мне ничего подобного не происходило. Но мой дядя сжег кое-что.

— Боюсь, мне придется спросить вас, что именно он сжег.

Она молчала в нерешительности.

— Мистер Эббот…

— Вы не обязаны отвечать, но если вам нечего скрывать, советую ответить на мой вопрос.

Фрэнк увидел, что она вздрогнула, а затем будто оцепенела.

— Нет, скрывать мне, конечно, нечего. Это просто… это были бумаги скорее личного характера.

В его глазах мелькнула насмешливая искра, когда он сказал:

— Когда речь идет об убийстве, не может быть никаких личных дел.

Он не думал, что она может стать еще бледнее, но внезапно она побелела.

— Убийство?

— А вы приняли это за самоубийство?

Она заговорила медленно, тщательно взвешивая каждое слово:

— Когда происходит нечто подобное, не думаешь. Видишь, что случилось… но об этом не размышляешь. — После паузы она добавила еще несколько слов: — Все это… слишком ужасно.

Он кивнул.

— Мисс Грей, в показаниях нескольких свидетелей, которые мне передали, сказано, что, когда мистер Филд находился в своем кабинете, он не любил, чтобы его беспокоили. Вы сами ответили мне то же самое, когда я спросил вас, не заходили ли вы пожелать ему доброй ночи. Однако значительно раньше в тот же вечер вы заходили к нему в кабинет и оставались там около сорока пяти минут.

— Я хотела поговорить с ним.

— Это был довольно долгий разговор. Были сожжены какие-то бумаги, то ли он сделал это сам, когда разговаривал с вами, то ли позднее это сделали вы.

Джорджина поспешно возразила:

— Он сжег их сам.

Фрэнк вопросительно поднял брови и повторил ее последнее слово:

— Сам? — Прошло несколько секунд, прежде чем он продолжил: — Почти половина того, что он сжег, было плотной гербовой бумагой. Один-два кусочка уцелели. Не являлись ли эти бумаги завещанием?

После затянувшейся паузы она ответила:

— Да.

— Вы пришли в кабинет, говорили с ним, после чего было сожжено завещание. Вы подтверждаете, что все происходило именно так?

— Да.

В ту же секунду Фрэнк задал вопрос:

— Кто сжег его?

— Мой дядя.

— Почему?

— Он собирался составить другое завещание.

— Так вы пришли к нему, чтобы поговорить о завещании?

— Не совсем так.

— Не кажется ли вам, — сказал Фрэнк, — что лучше рассказать мне, о чем вы с ним говорили?

Он заметил, как сошлись на переносице ее брови, но она не нахмурилась. Ее потемневшие глаза сохранили напряженно-внимательное выражение. Через одну-две секунды она заговорила:

— Да, мне лучше рассказать вам все. Почти каждому в нашем доме кое-что известно об этом, но, наверное, будет лучше, если вы услышите всю историю. Вы познакомились с Мирри, когда приезжали к нам на танцевальный вечер. Не знаю, что рассказывал вам о ней Энтони.

— Только то, что она является дальней родственницей мистера Филда, который души в ней не чает.

Джорджина склонила голову:

— Мне кажется, что он был влюблен в ее мать, но она вышла замуж за другого. Произошла ссора. Джонатан не знал, что у них есть ребенок. Если бы знал, то, конечно, принял бы участие в судьбе Мирри, когда ее отец и мать погибли. Это произошло во время войны. Ее взяли к себе какие-то дальние родственники, но они жили почти как нищие. Девочка им была не нужна, и у них было очень' мало денег. Она ходила в среднюю школу, но провалилась на выпускных экзаменах, поэтому, когда ей исполнилось семнадцать лет, ей подыскали работу помощницы заведующей хозяйством в сиротском приюте. Звучит красиво, но она была просто служанкой. В конце концов дядя Джонатан узнал, что она в приюте, и забрал ее. Большую часть этой истории он рассказал мне вчера вечером. Раньше я ничего не знала.

— Да… пожалуйста, продолжайте.

Она почувствовала облегчение, когда заговорила об этом. Ей, казалось, стало легче дышать.

— Дядя Джонатан даже полюбил ее. У нее есть… свои достоинства, понимаете. И потом… он сказал мне вчера, что она очень похожа на свою мать. Мы все видели, что он искренне привязан к ней. Потом однажды утром я получила анонимное письмо. Оно… оно было отвратительным.

— Таковы почти все анонимки, — кивнул Фрэнк. — О чем там говорилось?

На ее лице появилось страдальческое выражение.

— В основном там говорилось о том, что я плохо отношусь к Мирри. Это… это пытались объяснить тем, что я ревную ее, потому что она красивее меня и потому что она всем больше нравится… все обвинения в таком роде. — Темные глаза вспыхнули от непритворного гнева.

— Вы сохранили это письмо?

Она покачала головой:

— Я показала его дяде Джонатану, а потом сожгла. Лучше бы я сделала это сразу.

— Почему вы так думаете?

Ее охватил гнев — именно сейчас, когда все было позади, уже прошло, и ничего нельзя было вернуть. Когда она говорила, отголоски этого чувства прозвучали очень явственно.

— Потому что дядя Джонатан рассердился… не на того, го написал это письмо, а на меня!

— Почему?

— Я не понимала. Ломала себе над этим голову, но не понимала. Дядя Джонатан очень вспыльчив, а письмо сыграло роль зажженной спички, поднесенной к пороху. Он встал на сторону автора этого мерзкого письма. Похоже, он считал, что я ревную Мирри и намеренно оскорбляю ее чувства, когда отдаю ей кое-что из своих вещей. Но это не так, мистер Эббот… ничего подобного! Если бы у вас были сестры и кузины, вы бы знали, что девушки часто обмениваются платьями, и в этом нет ничего плохого, они делают это из чувства взаимной симпатии и желания обновить гардероб… в этом нет ничего зазорного. Наверное, во времена дяди Джонатана люди были более чопорными, потому что он, похоже, никогда не слышал о таких вещах.

— Так вы серьезно поссорились с мистером Филдом. Когда это случилось?

Джорджина рассказала о том, как проходила ссора, и закончила взволнованно:

— Это случилось в понедельник… кажется, что с того дня прошло много времени, а сегодня только среда. — Внезапно на ее глазах показались слезы. — Извините, мистер Эббот. У меня такое ощущение, будто произошла какая-то нелепая случайность.

Она опустила руку в большой накладной карман юбки, достала носовой платок и приложила к глазам. Потом повернулась к Фрэнку:

— Да?

— В понедельник вы поссорились с дядей. А затем он поехал в город? Он предупредил вас, что собирается туда?

— Нет. Миссис Фэбиан сказала мне за ленчем, что он уехал.

— И он остался там ночевать?

— Да.

— Зачем он поехал в Лондон?

— Я не знала, что он уехал.

— Но я думаю, вы знали, зачем он поехал. Мисс Грей, вы рассказываете мне только отдельные детали, мне кажется, что вам лучше рассказать обо всем. В этом деле все взаимосвязано, понимаете.

— Да, вы правы, — согласилась она. — Я пытаюсь не говорить о том, что узнала от других лиц.

— Хорошо, продолжайте.

— Мой дядя говорил со мной о завещании. Он очень любил Мирри и заботился о ней. Он сказал, что хотел поговорить со мной об изменении завещания, он намеревался обеспечить ее.

— И вы поссорились из-за этого?

Она вспыхнула:

— О нет… нет! Я и не думала возражать против этого… наоборот. Так и сказала ему. Я только хотела, чтобы он не сердился на меня, не думал, что я ревную… Ведь я не ревновала, честное слово, не ревновала.

— Так вы уладили разногласия?

Румянец на ее лице потух.

— Нет, в тот день мне это не удалось. Он продолжал сердиться. Наговорил мне много жестоких вещей.

— Что именно?

— Он сказал, что бескорыстие имеет свои пределы, и спросил, не собираюсь ли я притворяться, что мне безразлично, если он не упомянет меня в завещании и оставит нищей.

— И что вы на это ответили?

— Я сказала, что мне это, конечно, не безразлично, потому что это означало бы, что он ужасно рассердился или что он больше не любит меня, но что я была бы только рада, если бы он позаботился о Мирри. Я продолжала твердить ему одно и то же, но все было бесполезно. Он пал в состояние холодной ярости, не хотел слушать меня, я ушла.

— И когда вы услышали, что он уехал по делам в город, вы поняли, что он решил повидаться со своим нотариусом?

— Да, так он сказал миссис Фэбиан.

Фрэнк подумал: «Все основания выдвинуть обвинение против Джорджины Грей. Ссора из-за второй племянницы — ссора по поводу завещания. Интересно, составил ли Джонатан новое завещание? Уцелевшие клочки бумаги на каминной решетке свидетельствуют о том, что там, вероятно, сожгли одно из завещаний. Вопрос только, какое именно? И кто сжег?»

— Так вы не сомневались, что мистер Филд поехал повидаться со своим нотариусом. Что случилось после его возвращения? И говорил ли он о том, что закончил те дела, ради которых поехал в город?

— Да, миссис Фэбиан спросила его, все ли он сделал. Это своего рода семейная шутка, потому что она всегда спрашивает об этом, практически одними и теми же словами.

— Что он ответил?

— Он ответил: «Да».

— Понимали ли вы, что это означало, что он изменил завещание?

— Да, понимала, — ответила Джорджина.

Время от времени Фрэнк делал короткие записи. Сейчас он тоже черкнул несколько слов. Потом опять поднял на нее глаза:

— Так расскажите мне, мисс Грей, зачем вы вчера вечером последовали за своим дядей в кабинет и что произошло между вами?

Напряжение исчезло из ее позы и голоса. Она ответила спокойно и печально:

— Да, я расскажу вам. Дядя Джонатан пил кофе в гостиной, потом пошел сюда. Чем больше я думала обо всем случившемся, тем больше мне хотелось пойти к нему. Понимаете, я была уверена, что он изменил завещание. Когда он приехал, Мирри выбежала встречать его. По-моему, он сказал ей тогда, что составил новое завещание. Она была ужасно довольна, и он обнял ее… Я стояла на лестничной площадке и все видела. А потом, за обедом и в гостиной, он все время смотрел на нее, и она… Было видно, что он сказал ей что-то. У нее было прекрасное настроение, она вся светилась от радости. Вот я и подумала: «Что ж, если все утряслось и уладилось, ему не за что больше сердиться на меня. Теперь я могу пойти и поговорить с ним начистоту. У него уже нет оснований считать, что я пытаюсь оказать на него давление или заставить изменить свое решение». Я решила пойти к нему и сказать, что рада за Мирри… искренне рада и что меня волнует только его отношение ко мне. Он не должен сердиться на меня и думать, что я сознательно заставляла ее страдать. Мне показалось, что теперь, когда он сделал все, что хотел, он, возможно, выслушает меня. Поэтому я пришла сюда, в кабинет, и поговорила с ним.

— Что вы сказали?

Джорджина уже не смотрела на Фрэнка. Она смотрела на руки, сложенные на коленях, и на платок, который сжимали ее пальцы. Когда она заговорила, казалось, что она вспоминает скорее для себя, чем для него.

— Я спросила у дяди, сделал ли он то, что хотел, относительно Мирри. Он ответил, что сделал и не хотел бы обсуждать этот вопрос. Я сказала, что вполне согласна с ним. Мне только хотелось бы сказать, как я рада, что с этим покончено, и я рада, что он любит Мирри, потому что у нее никого нет, и я понимаю, какое это громадное счастье для них обоих. Сначала он не слушал меня, но после этих слов его настроение изменилось. Мы поговорили с ним о Мирри, и он рассказал мне, что был влюблен в ее мать. Он сказал, что безумно любил ее, но она вышла замуж за его кузена. Джонатан сказал, что у него возникло ощущение, будто Мирри не только ее дочь, но и его. Он совсем перестал сердиться на меня. Мы больше не говорили о нашей ссоре… это все было забыто. Он вел себя со мной так же, как прежде, кроме того, я почувствовала, что он доверяет мне больше, чем было до этого. В конце нашего разговора Джонатан сказал, что очень рад, что я пришла к нему, и мы так хорошо поговорили. Потом он заговорил о том, что был несправедлив ко мне и что под влиянием своего неоправданного гнева поступил необдуманно. Он сказал: «Модсли объяснил мне несправедливость поступка, а я рассердился на него, но он был прав. Мои страсти завели меня слишком далеко». Он сказал, что его растрогал наш разговор, он высоко ценит то, что я решила прийти к нему. Затем он при мне достал конверт из ящика письменного стола и сказал: «Сегодня утром я подписал несправедливое завещание, я разорву и сожгу его!» Я попросила его не спешить с этим, но Джонатан только рассмеялся в ответ и сказал: «Что хочу, то и делаю со своей собственностью». Вынул из конверта бумагу, разорвал ее и бросил обрывки в огонь.

За годы своей службы в полиции Фрэнку Эбботу не раз приходилось выслушивать множество правдоподобных историй. У него сложилось впечатление, что эта история как раз не относилась к числу правдоподобных. Его первая реакция на отчет Джорджины о ее последнем разговоре с Джонатаном Филдом была резко отрицательной: он не поверил ей. «Она пристрелила старика и сожгла завещание, которое ущемляло ее интересы в пользу Мирри Филд». Но при этой мысли все в нем взбунтовалось, потому что внутренний голос нашептывал ему, что в этом убийстве все не так просто, как кажется с первого взгляда. Искренность подделать труднее всего. Правда, женщинам удавалось сделать это, и они уходили от ответственности, разыграв временное помешательство. Как ему хотелось бы, чтобы здесь оказалась мисс Силвер! Она быстро определила бы, не обманывает ли его Джорджина. Как-то раз он сказал о мисс Мод Силвер, что по отношению к роду человеческому она играет роль зеркальной витрины, и, более того, за витриной магазина она видит все подсобные помещения. Фрэнк с известной долей цинизма отметил, что Джорджина так богато украсила витрину своего магазина, что невольно приходит мысль о том, как много товара хранится на складах и как роскошно оформлены внутренние помещения.

Он внимательно смотрел на нее, пока все эти мысли вихрем кружились в его голове. Витрина просто отличная. Даже на его требовательный вкус эта девушка обладала почти всеми мыслимыми достоинствами. В данный момент она, конечно, была слишком бледной и в ней было заметно напряжение, но он вовсе не был уверен, что это не придает ей еще больше очарования.

— Мистер Филд сказал вам, что он подписал в то утро новое завещание? — спросил Фрэнк.

— Да.

Она сидела совершенно спокойно, пока он смотрел на нее. В голосе тоже не слышалось волнения.

— Завещание, которое он назвал несправедливым… что вы имеете в виду, когда говорите так?

— Я думала… — Она замолчала. — Наверное, я подумала, что он оставил большую часть своего состояния Мирри.

— Вы думали, что он вообще не упомянул вас в своем завещании?

На этот раз пауза затянулась. На секунду она опустила глаза, но потом снова открыто посмотрела ему в лицо:

— Не знаю, что я думала. Понимаете, я совсем не думала о деньгах, меня расстроило, что он рассердился на меня. До этого случая дядя никогда даже не повышал на меня голоса… Я хотела, чтобы мы снова стали друзьями.

— Вы не беспокоились о деньгах? — переспросил Фрэнк.

— Я не думала о них.

Загрузка...