Отпуск бойцовской курицы

Глава 4

На городском рынке наблюдалась обычная для любого рынка мира суета и толкотня. Солидные матери семейств шумно торговались с продавцами. Сонные, зевающие папашки уныло слонялись вдоль торговых рядов, тщетно вспоминая, что же еще кроме пива и молока наказала купить строгая супружница. Мне сегодня безумно захотелось дыни, поэтому я решительно направилась к пареньку явно узбекской национальности. Ввиду того что я совершенно не умею торговаться, а на моем прекрасном лбу крупными буквами написано: «Ее можно обмануть», с тетками — торговками я предпочитала не связываться. Продавцы мужеска пола больше времени тратили на изучение изгибов моей фигуры, чем на весы, и с ними можно было запросто договориться о значительных скидках. Таким образом, я приобрела у молодого узбека замечательную дыню за половину стоимости отправилась бродить по рынку в поисках «чего-нибудь вкусненького». Через полчаса сумка была полна овощами и фруктами. На выходе мне на глаза попалась премиленькая соломенная шляпка. Я долго ее крутила, примеряла и, наконец, приобрела. Идти пешком нагруженной, как молодая ослица, смысла не было. Я решительно направилась к автостоянке.

— Куда поедем, красавица? — раздались со всех сторон голоса водителей.

Я повертела головой, выбрала самого симпатичного и, усевшись в салон стареньких, но еще крепких «Жигулей», приказала:

— На Бирюзова.

— Откуда сама-то? — начал разговор чернявый парень, весьма похожий на цыгана.

— Из Подмосковья. А ты местный?

— Ага! — почему-то обрадовался водитель. — Хочешь, по городу прокачу? Бесплатно!

— Чего это ты такой добрый? Денег много? — Я с удивлением посмотрела в его сторону.

— He-а, просто ты красивая. Вот и хочу подольше с тобой пообщаться! — Парень подмигнул.

И тут у меня возникла идея.

— Слушай, а до Нового Света довезешь? — с надеждой обратилась я к водиле. — Понимаешь, нам с сестрой сегодня туда позарез нужно, а у меня морская болезнь. Я заплачу!

Секунду парень думал, а потом спросил:

— А сестренка такая же симпатичная?

Я пожала плечами:

— Дуська она и есть Дуська. А в общем-то ничего, только не твоего размера.

— Согласен! — махнул рукой паренек. Мы проезжали по центральной улице Судака, которая традиционно носила имя Ленина. Я вертела головой по сторонам, пытаясь угадать, что же изменилось в городе со времени моего последнего его посещения. Вдруг мое внимание привлекла странная парочка. Высокая длинноногая девушка с распущенными волосами цвета спелой пшеницы о чем-то не слишком увлеченно разговаривала с весьма импозантным мужчиной в строгом черном костюме и, что больше всего поразило, в черной же шляпе на голове. Из-под шляпы выбивались длинные черные волосы, собранные в хвост. Разговор, по-видимому, был не очень приятный. По крайней мере, для девушки. Она нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, досадливо морщилась и иногда сердито постукивала ножкой, обутой в элегантную и безумно дорогую туфельку, по асфальту. Где же я уже видела эту леди?..

Шофер тем временем о чем-то увлеченно рассказывал, а я изо всех сил морщила ум, пытаясь вспомнить где.

— Эй, приехали! — вернул меня в реальность парень. — Во сколько за вами заезжать?

— Через час будем готовы. Жди нас здесь. — Я вышла из машины и, по-прежнему пребывая в глубокой задумчивости, прошагала в комнату. Дуська, разумеется, еще спала. На тумбочке возле ее кровати лежала фотография Хобота, похищенная мною вчера на яхте. Да это же она! Я даже подпрыгнула на месте. Это же девушка Хобота! Но почему здесь, в Судаке? Они же в Ялте! Господи, что делать?! Я заметалась по комнате.

— Дуська, вставай! — приступила я к ритуальной побудке. Времени оставалось мало, поэтому я, не раздумывая, выкинула хиленькие цветочки из вазы и вылила ее содержимое на сестру.

— Женька… твою мать! Одурела совсем? — как обычно пожелала мне доброго утра сестренка.

— Она здесь! — таинственным шепотом поделилась я новостью.

— Кто?

Я молча указала на фотографию.

— Конечно, если я сама вчера вечером ее сюда положила, — ухмыльнулась Евдокия.

— Кого? — настала моя очередь задавать вопросы.

На этот раз Дуська ткнула пальцем в снимок.

— Она же в Ялте, как ты не понимаешь? И вдруг здесь!

— Жень, — сестра с опаской покосилась на меня, — ты нормально спала? Тебе Ромка во сне не снился?

— Дусенька, милая, юнга мне вчера русским языком сказал, хоть и негр, что они ночуют в Ялте, а утром идут в Новый Свет. По-твоему, я похожа на глупую овцу?

Евдокия пристально посмотрела мне в глаза и неопределенно пожала плечами.

— Слушай, Дусь, я сегодня утром пошла на рынок. Позвонила Ромке, кстати, напомни мне, что в семь надо звонить Вовке. После рынка я поехала на экскурсию по городу и увидела там ее. Она разговаривала с каким-то типом очень подозрительной наружности. Вот объясни, как такое может быть?

— А ты ее увидела после разговора с Алексеевым или до него? — уточнила Дуська.

— После.

— Тогда понятно, — сделала вывод сестрица, — я тебе как массажист говорю: у тебя галлюцинации.

— Думаешь? — усомнилась я.

— К гадалке не ходи. Жень, а что ты на рынке купила?

Я принялась перечислять, похвасталась своей новой шляпкой и тут подскочила, как ужаленная:

— Вот блин, а? Ну и растяпа! Я ж шляпку и сумку у цыгана в машине оставила. Смотается с продуктами, и можно забыть про Новый Свет!

Роняя стулья, я выскочила во двор, сопровождаемая изумленным взглядом Дуськи. Она, по-моему, всерьез решила, что я спятила. Как ни странно, парень сидел в машине и, кажется, совсем не интересовался моими продуктами и шляпкой.

— Что, уже едем? — завидев меня, он расплылся в улыбке.

— Пока нет, но скоро. Слушай, давай сначала на причал заскочим. Ну, там, где яхт-клуб.

— Как скажете, королева, — блеснул белыми зубами цыган.

Я схватила сумку, нахлобучила шляпку и помчалась обратно.

— Дуська, собирайся! Он ждет! — с порога, крикнула я.

Тишина. Я заглянула в комнату: Дуськи там не было! Возле кровати одиноко валяюсь ее тапка. На кровати сиротливо белела подушка, оставшаяся без простыни. А вот сестрички не было.

— Господи, Дуська! Тебя похитили! Только этого мне не хватало! — заскулила я, прижав к груди одинокий тапок. — Может, вернешься сама, Дусь? Ну посуди: когда мне твоими поисками заниматься? Если по-честному, Хобот первый! Мне с ним сначала нужно разобраться, а уж потом и до тебя очередь дойдет. Но ты же знаешь, я не могу так поступить. Ты хоть и вредина, конечно, но сестра все-таки. Так и быть, сначала тебя найду, а потом уж и за Хобота примусь. Интересно, — я все так же прижимала к себе Дуськин тапок и вела разъяснительную беседу сама с собой, — за тебя будут выкуп просить? Ты, Дусь, на много не рассчитывай! Баба ты вредная, как мухомор. Он тоже с виду красивый, а внутри — сплошной яд. Вот, к примеру, помнишь, как ты меня в ковер завернула и заставила стихотворение Пушкина учить? Ну и что, что потом я тебе обрезание хотела сделать. Это была чистая месть. Ты же знаешь, я с детства не терплю насилия над своей личностью! А пожар? Я ж, Дусь, по твоей просьбе химический опыт проводила. Меня потом бабушка в угол на соль поставила, а ты гулять умчалась… Нет! Пожалуй, я все-таки сначала Хоботом займусь…

— Ты с кем это беседуешь? — услышала я за спиной голос сестрицы. — А чего ревешь?

— Ой, — икнула я, вытирая слезы, — тебя уже отпустили? Вот видишь, Дусь, даже бандиты тебя долго не выдерживают!

— Какие бандиты? — Дуськина челюсть поползла вниз.

— А тебя разве не похитили? Где ты была? — слезы окончательно высохли.

— Пеленку свою, тьфу, простыню сушиться повесила да по бутербродику нам приготовила. А что?

Я пожала плечами:

— Да так, ничего. Я думала, ты в руках бандитов, хотела уже спасать тебя. А ты вот она, живая и здоровая. Даже, по-моему, чересчур.

— Эх, Женька, Женька, — Евдокия ласково потрепала меня по голове, — и все-то ты спасать кого-то рвешься! Ну чисто МЧС, ей-богу! И как только Ромка тебя терпит?

— Он меня не терпит, а любит, — проворчала я. — Ты давай собирайся. Карета у крыльца ждет.

— О, мы сегодня с колесами? — удивилась Евдокия. — Молодец, сестренка! Пошли завтракать.

Дядя Саша, как обычно, крутился на кухне. На столе стояла поллитровка. Завидев Дуську, он заулыбался, распрямил спину, выпятил и без того немаленький живот и важно произнес:

— Евочка! У меня сегодня юбилей. Милости прошу на шашлык вечерком. Сын из Симферополя приедет, сестра придет, Степанида… Так что… Буду ждать. Ну, и ты заходи! — это уже мне.

— Сколько ж тебе стукнуло, дядь Саш? — запихивая дусьбургер в рот, поинтересовалась я.

— Да уж шесть десятков! Самый мужской возраст! Я, можно сказать, только в силу вошел! — дядя Саша легонько приобнял Дуську за плечи.

— Точно как арбуз: пузо растет, а хвостик сохнет! Погоди, пень трухлявый, тебе тетя Вера покажет мужскую силу! — проворчала я в сторону и гаркнула: — А ну, Ева, на выход! Карета подана, кучер в нетерпении. За мной!

Евдокия с виноватой улыбкой стряхнула полковничью руку с плеча, поднялась во весь свой могучий размер и, печатая шаг, как солдат на параде, проследовала к выходу. Отставник с восторгом наблюдал за прохождением небольшого войска по его кухне и даже, по-моему, порывался поднести руку к козырьку. Обнаружив отсутствие последнего, он досадливо поморщился и опустился на стул. Бравый офицер начинал праздновать свой юбилей с восьми часов утра.

Весело хохоча, мы с сестрой загрузились в машину.

— Сначала к «Маяку», потом в яхт-клуб, а потом, бог даст, и в Новый Свет махнем, — кратко обрисовала я маршрут водителю.

Пятачок на набережной, возле ресторан — «Маяк» был забит торговцами и свободными художниками. Здесь можно было приобрести пахлаву, фрукты, козье молоко, с заодно нарисовать портрет с себя, любимого. Причем портрет этот мог весьма и весьма походить на оригинал, а мог и просто его пародировать. Если пройти чуть дальше, то при желании можно и водолазный костюм взять напрокат, чтобы полюбоваться красотами морского дна в районе городского пляжа. Причем костюм этот, на мой взгляд, был сооружен еще при царе Горохе: ботинки, как и положено, снабжены свинцовыми утяжелителями, чтоб, значит, легче было до дна добираться, шлем с иллюминаторами прикручивался к металлическому обручу на шее огромными болтами, что тоже добавляло конструкции немалый вес. Глядя на это сооружение, я задалась одним-единственным, но существенным вопросом: а можно ли, находясь внутри данного монстра, после погружения всплыть обратно? Или же система работает только в одну сторону?

— Где Олег? — спросила я у патлатого художника, уныло глазеющего по сторонам в писках клиентов.

Служитель искусств молча вытянул измазанный краской палец куда-то в сторону.

— Спасибо. А подробней нельзя? — не удовлетворилась я разъяснением местного Сусанина.

Художник кивнул, поднялся и, по-прежнему молча, протянул руку в том же направлении.

— Вы очень любезны! — Я вытащила из кармана сарафанчика пятьдесят рублей.

Увидев купюру, парень изобразил на лице подобие улыбки и разжал уста:

— Т-т-там.

— Возле ресторана? — уточнила я.

— Д-д-Да. В-в са-ал-лоне!

— Спасибо, дорогой, ты очень толковый парень! — Я похлопала художника по плечу в награду за его болтливость, убрала купюру обратно и пошла в салон, не дожидаясь окончания начатой фразы.

Со стороны черного хода ресторана я обнаружила набольшую будку, которую сначала приняла за трансформаторную. При ближайшем рассмотрении удалось найти корявую надпись, сделанную мелом: «Фотосалон». И ниже: «Не входить! Идет процесс!» Интересно, что там за таинственный процесс идет? Звонок, естественно, отсутствовал. Пришлось легонько постучать в дверь, обшитую тонким металлическим листом. Никакой реакции. Тогда я прислонилась к этой самой двери и принялась барабанить по ней пяткой. Минут через пять, когда я стала всерьез подумывать о необходимости подкрепления в виде Дуськи, из-за двери раздался голос:

— Входите, не заперто!

Помещение, как избушка Бабы-яги, без окон и дверей, было освещено красным светом. Единственная комнатушка, разделенная пополам фанерной перегородкой, являла собой гибрид спальни и лаборатории. Повсюду валялись кассеты из-под фотопленок, пленки, конверты, щипцы и всякая другая дребедень, необходимая любому уважающему себя фотографу. Едва я переступила порог, мне под ноги с оглушительным лаем бросился какой-то красный комок, вслед за ним на плечи свалилось что-то мохнатое и принялось копаться в волосах, издавая странное попискивание. Из-за перегородки донесся механический голос с сильным кавказским акцентом: «Здравствуйте! Я Сирожа!»

— Кто там? — Я наконец услышала человеческий голос, очень похожий на голос Олега.

— Это я, Женька! Ну, которая с Федей целовалась! — голова начала невыносимо чесаться, и я юлой завертелась на месте, пытаясь сбросить с шеи добровольного парикмахера. Вдруг раздался собачий визг, и острые зубы вонзились мне в щиколотку. Я громко закричала. В этот момент зажегся нормальный свет, появился Олег и, не удержавшись, захохотал. Посередине комнатки стояла красная девица, то есть я, с обезьяной на плечах, которая, наковырявшись вволю в моих волосах, принялась теребить ухо. Внизу, вцепившись в ногу, расположилась белая болонка, показавшаяся мне в свете фонаря красной, а на передней лапе болонки стояла нога, обутая в легкую сандалию. По кровати, застеленной старым покрывалом, извиваясь, полз Федя, угрожающе высовывая раздвоенный язык. В довершение всех бед из-за перегородки выпорхнул Сирожа, огромный белый попугай с не менее огромным клювом, уселся на кровать с ползущим Федей и, по-моему, всерьез вознамерился мною перекусить, так внимательно изучал он мои ноги.

— Чего ты ржешь, как полковая лошадь? — рассвирепела я. — Развел тут зоопарк, нормальному человеку ступить негде!

— Ты Зайке на лапу наступила, вот она и обиделась. Нечего орать, у меня звери нервные, не переносят громких звуков! — Олег отогнал от меня живность, обработал укус, забинтовал, причем делал это вполне профессионально. Я для порядка постанывала и кривилась от боли. Наконец медицинские процедуры были закончены.

— Ты теперь меня до конца отпуска будешь бесплатно фотографировать, возмещать, так сказать, моральный ущерб, — проворчала я. — Давай снимки!

— Подожди, надо еще противостолбнячную сыворотку ввести. Зайка хоть и домашняя, но гадость всякую погрызть любит.

Я не стала уточнять, что он имел в виду под гадостью, и вместо этого спросила:

— Ты что же, укол мне собираешься делать?

— Ну да. — Олег пожал плечами.

— А… в какое место? — волнуясь, задала я дополнительный вопрос.

Перспектива оголять интимные части ела перед малознакомым человеком мне не понравилась.

— И потом, ты же фотограф! Как ты можешь делать уколы живым людям?

— Не волнуйся, у меня медицинское образование. Да и в армии частенько приходилось уколы ребятам делать, так что уколю за милую душу.

— А у тебя и сыворотка есть? — не унималась я.

— Есть! Думаешь, ты первая пострадавшая? Ну, давай подставляй руку! — Олег поднял вверх одноразовый шприц.

Я, конечно, большая девочка, но уколов боюсь с детства. Помню, мама рассказывала, как она привела меня в поликлинику для очередной прививки. Если раньше, пока я не умела ходить, проблема была только в моем громком плаче, то на этот раз не обошлось без жертв. Как только я увидела медсестру со шприцем в руке, соскочила с кушетки, залепила по ноге мучительницы в белом халате и с воплем «Низя! Бо-бо!» ринулась из кабинета. Этот крик напугал многих младенцев, и в коридорах поликлиники еще долго не умолкали детские вопли. Укол, кстати, мне все же сделали. Для этого пришлось вызывать доктора-мужчину, который крепко держал мои руки и ноги.

Вот и сейчас я не была уверена, что правильно среагирую на попытку Олега вколоть мне противостолбнячную сыворотку. Поэтому вцепилась обеими руками в фанерную перегородку, закрыла глаза и прикусила нижнюю губу, готовясь немедленно умереть при первых же приступах боли.

— Все, — услышала я голос Айболита. — Жить будешь.

— Как это «все»? Я же ничего не почувствовала! Кто так уколы делает?! Ты издеваешься надо мной, да?

— О господи, откуда ты свалилась на мою голову?! Сначала Федю испугала, потом напилась сама и Дездемону напоила, Зайке лапу отдавила, а теперь вот вместо благодарности за первую медицинскую помощь претензии предъявляешь?! Это вообще как, нормально?

Вопрос, по-моему, риторический. Все, кто меня знают, сочли бы это не только нормальным, но и вполне закономерным.

— У тебя еще попугай неохваченным остался, — ковыряя носком туфли пол, пробубнила я.

— Серого не трожь! — испугался Олег. Он уже старый, и ему нервные перегрузки противопоказаны!

— А чего он на меня так смотрит, будто завтракать собрался?

— Слушай, как там тебя, Женька, да? Так вот, забирай свои снимки и иди отсюда. А то что-то волнительно мне, когда ты рядом находишься!

С этими словами Олег протянул мне конверт с фотографиями и принялся легонько оттеснять к выходу.

— Подожди, — решительно остановила я его. — Ты говорил, если не понравится, то перефотографируешь. Мне же надо еще посмотреть!

Олег закатил глаза, но промолчал, согласившись в душе с моими справедливыми претензиями.

Снимки получились что надо! Штифт и Бизон, уныло щерясь — должно быть, это у них называлось улыбкой, — смотрели прямо в объектив. Где-то сбоку при желании можно было разглядеть Дуськину руку, лежавшую у Бизона на плече, и часть моего прекрасного лица, выглядывавшего из-под руки Штифта. Другая фотография понравилась мне гораздо меньше: моя перекошенная физиономия с ужасом взирала на счастливую морду удава Федора.

— Ну, — мрачно поинтересовался Олег, — пересниматься будем? Сейчас Федю кликну…

— Нет, спасибо, — торопливо убрала я снимки обратно в конверт, — все замечательно! До свидания!

Я не мешкая покинула помещение салона и, слегка припадая на раненую ногу, побрела к ожидавшей машине.

Вокруг транспортного средства хорошей рысцой прогуливалась Дуська.

— Ты где была? — накинулась она на меня, когда я приблизилась на достаточное расстояние. — Что с ногой?

— Ерунда, Зайка укусила. — Я беспечно махнула рукой и уселась в автомобиль. Евдокия влезла за мной.

— А на руке почему пластырь, если тебя заяц в ногу укусил? — продолжала Дуська допрос. — И где ты зайца нашла? Тебя за чем посылали? Где фотографии?

— До чего ж ты, Дусь, нудная, прости господи! Объясняю популярно: меня укусил не заяц, а Зайка, болонка такая, укусила за ногу, потому что выше она просто не достает. Пластырь на руке — это след инъекции. Мне фотограф ввел противостолбнячную сыворотку. А Сирожа мною чуть не позавтракал! У него такой клюв, что даже твою голову запросто прошибет! Все ясно? — Я посмотрела на сестру с жалостью, с какой доктора смотрят на смертельно больных.

Дуськины глаза скатились к переносице, она покрылась испариной и часто-часто задышала.

— Господи, Дуська, что с тобой? — засуетилась я. — Тебе плохо? Надо обратно к фотографу бежать! Он врач!

— Не надо! Я не хочу, чтобы мною завтракал какой-то Сирожа и чтобы врач-фотограф меня лечил. Мне уже ничего не поможет. Ты, Жень, снимки-то взяла? — простонала Евдокия.

— Ну, разумеется, раз я за ними и пошла!

— Хорошо. Теперь куда? — оправившись от приступа, спросила сестрица.

— На причал. В яхт-клуб, — ответила я.

— Слышал, Захар? — обратилась Дуська к водителю-цыгану. — Гони к причалу!

И мы погнали. Оставив сестрицу на попечение цыгана, я направилась к пристани. Там стояли несколько яхт, таких же красивых и гордых, как и «Ариэль». Возле одной из них суетился негр таких огромных размеров, что я невольно вздрогнула: здорово все-таки, что я встретила юнгу, а не его папашку. Почему-то я ничуть не сомневалась в родственных связях юнги и этого мужчины, ведь не так много негров в Судаке. А, скорее всего, их только двое. Повстречай я эту гориллу на яхте, скончалась бы на месте от разрыва сердца. Внимательно изучив надписи на бортах, я, к своему великому изумлению, обнаружила на стоянке и «Ариэль»… Выходит дело, я не ошиблась, и со странным дядькой в черном разговаривала именно подруга Хобота. Что ж, это даже лучше! Не придется никуда ехать. Я осторожно подошла к яхте.

— Здравствуйте, — пискнула я. — А могу я видеть юнгу с яхты «Ариэль»?

Негр сверкнул в мою сторону белками глаз:

— Ваньку, что ли?

Таким простым русским именем, оказывается, звали моего юного знакомца.

— Ага.

— А зачем он тебе? — поинтересовался Ванькин отец.

— Понимаете, мы с ним вчера в Ялте познакомились. Он устроил мне экскурсию по яхте, а я торопилась на теплоход и забыла сказать парню спасибо. Вот я и пришла…

Раздался громкий свист.

— Ванька, выходи! — прокричал негр таким мощным голосом, что у меня заложило уши. — Тут к тебе подруга пришла!

По трапу, быстро перебирая босыми ногами, сбежал мой юнга.

— О, Женька! Привет! Надумала, что ли? — поздоровался Ванька.

— Ты о чем? — не поняла я.

— Ну, в помощники ко мне…

— A-а! Да нет, у меня же морская болезнь, забыл? Я тут мимо проходила, увидела «Ариэль», дай, думаю, загляну к юнге. Как дела?

Иван совсем по-взрослому вздохнул:

— Да вот, видишь… Собирались в Новый Свет, а крале дяди Геры плохо стало. Мне, говорит, срочно надо в Судак, к доктору. Ну, мы ночью и снялись с якоря. Эх, всегда вы, женщины, нам планы ломаете!

Я подивилась такому философскому взгляду на жизнь совсем еще юного мужчины, но спорить не стала.

— Она в больницу ложиться собралась? — как можно невинней поинтересовалась я.

— Зачем ей больница? У них в санатории врачей пруд пруди. Они же в летчицком остановились, в седьмом корпусе. А там сплошная элита! Любой врач с удовольствием осмотрит и найдет все болезни, какие пожелаешь. Тьфу, мафия! — Ванька в сердцах сплюнул.

— Чего это ты ругаешься?

— Да вот стой теперь на приколе из-за бабских прихотей! У меня вон батя все болезни водкой лечит, и до сих пор не помер. А у вас как где стрельнет, кольнет, все, хана мужику! — Мне кажется, что юнга рос явным женоненавистником.

Мы помолчали.

— Слышь, Вань, помоги мне, а? — жалобно обратилась я к негритенку.

— Чего?

Я протянула фотографию, которую недавно с боями получила у Олега:

— Ты этих типов тут сегодня не видел?

Ванька долго изучал снимок, а потом, хитро прищурившись, спросил:

— А зачем тебе?

— Понимаешь, они хотели зафрахтовать яхту на пару дней, наобещали, а сами смылись, прихватив наши с сестрой денежки.

— Говорил тебе, жениться надо на миллионере! — проворчал негритенок.

— А как его отличить-то? Эти вон тоже, плели, что у них нефтяные вышки в Австралии… — Я довольно натурально хлюпнула носом.

— Не реви. Они, которые миллионеры, сразу заметные. Держатся с достоинством, говорят важно, а эти… Сразу видно, прощелыги! И как тебя угораздило?

Я снова всхлипнула.

— Не реви, кому говорю! Видел я их сегодня. Мы когда якорь бросили, они появились. Как только дядя Гера со своей кралей сошел на берег, они и слиняли. Я уж грешным делом подумал, не следят ли они за ним? Стало быть, в городе они, если, конечно, уже не смотались.

— Спасибо, Вань, — искренне поблагодарила я пацана. — А хочешь, приходи вечером ко мне в гости! У хозяина юбилей, он шашлык домашний делать собрался, а я специально для тебя торт-мороженое куплю, придешь?

Ванька солидно кивнул:

— Приду! Батя говорит, дня три на якоре простоим. Ты только это… с орехами купи. Я такой больше всего люблю.

Оставив юнге адрес, я помчалась к машине. Картина, представшая моему взору, умиляла: уронив голову на плечо Захара. Евдокия мирно посапывала. Цыган, кажется, даже не дышал, чтобы не потревожить сна девушки. Я не стала ее будить, махнула рукой Захару, мол, я тут, неподалеку, купила себе мороженого и, усевшись в тенечке, принялась размышлять.