Оттепель

Глава 17 Корона Российской империи

Утро. Сонька еще спит, так и пусть спит девчонка, а я могу спуститься в кабинет, поработать.

Только уселся, как просунулась голова моего секретаря. Вот, как-нибудь соберусь, да защемлю эту пустую голову, чтобы штабс-капитан запомнил, потому что замечания и увещевания не помогают. Но жалко, а секретарь (а еще, ввиду военной поры — мой адъютант), парень толковый.

— И что у вас? — отрывисто бросил я.

— Ваше величество, комендант Зимнего дворца, подполковник Сатин только что позвонил — Зимний дворец горит!

— Зимний?!

— Так точно. Ночью полыхнуло, но он вначале тушение организовал, а уже потом вам решил сообщить. Да и неоткуда было — аппаратная с кристаллом сгорела, все телефоны во дворце из строя вышли, пришлось в штаб бежать.

— Машину и охрану.

Про охрану можно было бы и не говорить, Пегов у меня всегда неподалеку.

Если горит Зимний дворец, символ самодержавия — это плохо. А это не только символ, но и собрание картин, мебели и фарфора, что собирали мои предки столетия. Он же не только обитель государя, но и музей, едва ли не самый крупный в империи, а то и в мире. А все, что висит или стоит — собственность не только моя, а всего моего народа.

— Что с людьми? — поинтересовался я.

— Прислуга и охрана эвакуированы, за исключением тех, кто вытаскивает ваше имущество.

Хотел выругаться, но не стал. Имущество они, видите ли спасают. Понимаю, что если сгорит «Мадонна Литта» или что-то такое, особо ценное в культурном смысле, но все равно, ни одна картина человеческой жизни не заменит. Подполковник Сатин в комендантах недавно. Прежний (тот, из-за которого в прошлом году я замерзал), дослужившись до генеральского чина, отпросился на фронт. Дивизией, разумеется, не командует, занимается тыловым обеспечением, но это нужно дело. А Сытин, как раз, с фронта переведен в тыл, из-за ранения. И так бывает, что и интенданты, и тыловики попадают под раздачу, вражеским снарядам-то все равно.

Может, по фронтовой привычке взыграло ретивое? Дескать — спасать имущество любой ценой? Вон, уже замучился писать приказы, чтобы летчики, у которых подбит самолет, не дотягивали до земли любой ценой, а выпрыгивали. И танкисты порой из горящего танка не уходят, а выводят его к своим, а потом еще и пытаются тушить, даже если горит боеукладка.

Блин, ну когда же они поймут, что в Российской империи самое главное — это люди? Будет люди, так все у нас будет. И танки, и самолеты, и даже картины. Жаль, конечно, если сгорит Тициан, или Веласкес, но людей все равно жальче.

Предок мой, Николай Павлович, во время пожара в Зимнем дворце, лично выгонял дворцовых гренадер, которые увлеклись спасением старинного зеркала, прикрученного к стене, не замечали, что к ним уже подступает огонь. Пришлось государю врезать по зеркалу так, чтобы оно разлетелось вдребезги, чтобы спасать уже было нечего, а гвардейцев выставлять едва ли не пинками, показав, что жизнь русского человека для императора важнее, нежели венецианское стекло. Венеция, чай под воду пока не ушла, закажем ей новые зеркала, лучше прежних. Или свои отольем.

Машину отчего-то подали с пятиминутным опозданием, потом застряли на выезде из Царского Села — не могли разъехаться с автомобилями «Скорой помощи», что везли в Медицинский центр кого-то из больных. Все-таки, нельзя, чтобы больные ждали.

Русские столицы имеют обыкновение гореть. Считали, сколько раз сгорала Москва — то от случайно упавшей свечки, то из-за нашествия Тохтамыша или Наполеона, а то и по милости поджигателей, но точных данных все равно нет. И Санкт-Петербургу не был исключением. И в восемнадцатом веке несколько раз горел, и в девятнадцатом, а позже — во времена революции и Великой Отечественной войны. К счастью, к двадцатому веку с пожарами уже наловчились бороться, опыт приобрели, техника появилась, так что, удавалось отделаться «малой кровью».

А уж как царским да императорским дворцам доставалось! И Кремль горел не один раз, и Зимний дворец выгорал. Опять-таки, не стоит всякий раз искать злой умысел там, где имеется обычное разгильдяйство. Совершенно согласен с мнением Льва Толстого, который считал, что в тысяча восемьсот двенадцатом году Москву никто не жег — ни Растопчин, ни Наполеон, а имело место обычное разгильдяйство, опасное даже в мирное время, а что уж говорить о военном, когда нет ни пожарных команд, ни насосов, а имеется хаос и неразбериха?

Пока ехал, перебирал причины, от которых мог случиться пожар. Разумеется, первым в голову полез вариант вражеской диверсии. Не забыл я еще шаровую молнию, которым меня атаковали и славных казаков, положивших жизнь не за императора даже, а за цесаревича. Вполне возможно, что террорист умудрился спалить дворец либо с помощью магии, либо с помощью более привычных средств — бутылок с керосином или бензином. Ну, с этим мои пожарные разберутся.

Поджог императорского дворца не даст военного преимущества неприятелю, зато даст ему моральное удовлетворение, потому что неудачи на фронте можно прикрыть радостными сообщениями о пожаре в стане врага. И где?! В столице, да еще и во дворце императора. У немцев и французов радости будет… Как говаривали во времена моего детства «радости — полные штаны!».

Кроме врагов внешних, способных на такое преступление, имеются и враги внутренние. Скажем, недобитые социал-революционеры, сектанты, что напали на Сонечку. Или люди моего дядюшки, великого князя Кирилла. Кстати, а почему я его до сих пор не лишил титула? Хм… Непорядок. Имею право.

Намеренный поджог могли совершить и по другой причине. Не политической, а сугубо корыстной, так сказать, экономической. Во все времена существовали преступники, которые пользовались пожаром как инструментом для ограбления покинутых жилищ. Поджечь чужие дома, вынести имущество — дело очень прибыльное, но и опасное. Выловленного поджигателя в полицию не сдадут, а забьют на месте. Но когда злоумышленников останавливал страх перед наказанием? Да никогда. Каждый ведь считает, что он-то выкрутится, он-то сумеет скрыться. Как однажды говорил мне в моей реальности мой друг — следователь: «Половина обвиняемых говорит — „Я в тюрьму не сяду!“ А куда ты денешься, голубчик, если у меня на тебя доказательства собраны? Сядешь, как миленький!»

Думаете, мародеры (или, как таких людей правильно называть?) не стали бы покушаться на дворец императора? Ага, как же. Церкви «обносят», иконы воруют без зазрения совести, кружки для сбора пожертвований из храмов утаскивают. Украсть из храма, по моему мнению, все равно, что ограбить Господа Бога. А уж что там говорить про помазанника Божиего? Фи. Во всех сказках народов мира имеются герои, что воровали у своего повелителя либо коня, либо казну. В крайнем случае — царскую дочь.

Надо будет, если опять попаду в «Чертоги», порасспросить императрицу Екатерину — верно или нет, что однажды она застала двух мужиков, увязывающих в скатерти серебряные канделябры? Может анекдот такой, а может и правда.

Так что, все в этом мире возможно. И особо отчаянные преступники могли и государю «красного петуха» подпустить, чтобы поживиться.

Но я себя рановато накручиваю. Могли быть и чисто бытовые причины пожара. Предположим, короткое замыкание в неисправной электропроводке. Когда во дворце электрические провода меняли? Лет сорок назад? Или раньше? Сомневаюсь, что с тех пор кто-то озаботился проверить и поменять. Ну, не провода, а вилки с розетками.

Нельзя сбрасывать со счетов элементарное головотяпство или халатность. Как любят говорить в мое время «Человеческий фактор».

Читал как-то, что в Зимнем дворце, когда он еще был деревянным, полыхнуло пламя из трубы, где раскололся кирпич. Потушили, дырку заткнули тряпкой или мочалом, а сверху замазали глиной. Разумеется, глина высохла и отвалилась, тряпка, которой была заткнута дыра, загорелась в первую очередь, пламя перекинулось на бревна. И вот, сгорел. Зато появился повод, чтобы вместо деревянного отстроить каменный дворец.

Печи во дворце имеются, но их уже давно не топят. Так что, ни сажа в трубе не загорится, ни уголек «не стрельнет». Но есть ведь иная напасть.

Окурок, брошенный не в том месте, очень часто становится причиной пожара. Не зря же тот же Николай Павлович запретил курить в столице, а как умер, то свободолюбивый народ радостно закурил, что привело к очередным пожарам.

В Зимнем дворце, насколько помню, имеются специальные места для курения — на каждом этаже по курительной комнате. И хотя я курильщиков и не привечаю, но условия им все-таки создаю. Не дело, если генералы или сенаторы побегут курить на улицу. Они, хоть и в мундирах, но закидают бычками все подступы ко дворцу, дворники замучаются.

А мог быть какой-нибудь кустарный обогреватель. Или какая-нибудь горняшка, спешившая на свидание с коридорным или лакеем, позабывшая выключить утюг.

Не исключено, что имеется и другая причина. Но что можно отмести сразу, так это молнию, стукнувшую в крышу. Все-таки, зимой грозы не бывает, а если и бывает, то не у нас. Что еще можно отбросить? Например, кусок стекла, положенный на крыше и сфокусировавший в себе луч солнца. Слышал, что теоретически такое возможно, но в реальность не верю.

Дорога заняла добрый час, вместо сорока минут, а когда я приехал, то пожар в Зимнем дворце уже был потушен. Добрая половина окон выбита, стены обуглены, а от здания тянуло кисловато-горелым дымом, словно от залитого водой костра. Пожарные расчеты сматывают шланги.

Попробую быть оптимистом. Я вообще боялся, что мой главный дворец сгорит дотла. Не сгорел. Крыша на месте, не провалилась, значит, все не так уж и плохо. А вот остальное… Ладно, специалисты оценят размер утрат. Ну, авось да и отремонтируем или отстроим. Краше прежнего будет! Правильно говорят умные люди — ничто так не способствует реконструкции города, как пожар или хороший артобстрел.

Моя машина и две машины охраны осторожно подъехали к Дворцовой площади и встали так, чтобы не бросаться в глаза. Этак, увидят мои подданные, начнут выражать радость при появлении государя императора. Или напротив, выразят радость по поводу сожженного «логова самодержца».

А люди-то бегают туда-сюда, и не только в военной или в пожарной форме. Вон, народ во вполне цивильных зимних пальто бегает, что-то тащит. Не то спасают имущество государя, не то разворовывают. Черт с ними, пусть утаскивают, авось на пользу. Полиция же все равно все отыщет.

— Семен Иванович, — попросил я своего главного охранника. — Отправьте кого-нибудь из своих людей, пусть отыщет какого-нибудь главного начальника — коменданта здания, брандмейстера или кого-нибудь еще — пусть выяснит, имеются ли человеческие жертвы.

Пока Пегов озадачивал своих подчиненных на предмет проведения «разведки», я вышел из машины (сам, между прочем, даже дверцу никто не открывал!) и посмотрел на площадь.

Впору присвистнуть. Вся площадь была завалена барахлом. Виноват — культурными ценностями, чью материальную стоимость оценить невозможно. Тут и там высились штабеля, составленные из картин великих мастеров, возвышались Эвересты старинной мебели, а старинные гобелены и драгоценные ковры, сложенные в одну кучу, напоминали Монблан. И уже какими-то маленькими холмами среднерусской возвышенности лежала всякая мелочь, вроде золотых часов и туалетных наборов Елизаветы Петровны и Екатерины Великой, серебряной посуды времен первых Романовых (вон, ендова валяется, так из нее еще Рюриковичи квас хлебали!). А еще, совсем неподалеку от меня, наскирдованы рыцарские доспехи. Не иначе, сюда стащили экспонаты из Рыцарского зала. Ничего, потом разберемся. Отрихтуем, поправим, смажем машинным маслом, чтобы блестели.

— Ваше величество, там коменданта привели, — доложил Пегов.

— Так уж и привели? — удивился я.

— Ну, попросили подойти к императору, — улыбнулся Семен.

Ясно-понятно. Попросили они.

Ко мне уже спешил слегка прихрамывающий подполковник. Вскинув руку к виску, попытался докладывать по-уставному. Но я пресек лишние формальности и протянул руку коменданту.

— Здравствуйте, господин подполковник (эх, имя-отчество-то забыл!), в двух словах — что случилось, то есть, удалось ли установить причины, каковы жертвы, имеются ли какие-то выводы, пожелания?

Подполковник, слегка растерявшийся, попытался зачем-то пожать мне руку сильнее, чем это положено. От волнения, наверное? А мне пришлось приложить усилие, чтобы не раздробить ему пальцы. В последнее время уже ничего, никто не стонет от моего рукопожатия и в обморок не падает.

— Здание загорелось в четыре часа утра, сразу в двух местах.

— Стало быть, поджог, — кивнул я. А что же еще? Раз в двух местах сразу — то это не случайность.

— Так точно, — кивнул комендант. — Два злоумышленника задержаны, переданы людям его превосходительства Мезинцева, еще один убит при попытке задержания, четвертому удалось скрыться.

— Жертвы?

— Злоумышленниками убиты два солдата дворцовой охраны, еще один пропал без вести. Видимо, тоже убит, но тело пока не обнаружено. Ранено два гражданских лица из числа обслуги. Во время самого пожара все эвакуированы, но часть персонала, охрана, а также обыватели кинулись спасать имущество и картины. Увы, я ничего не мог сделать. Два горожанина погибли от обвалившейся кровли. Более точно количество жертв будет установлено позже, после разбора перекрытий и завалов. Готов понести наказание.

— Ну, господин подполковник, о наказании говорить пока рано, — улыбнулся я через силу. — Вижу, что вы не растерялись, тушение организовали. Вон, даже имущество сумели спасти.

— Ваше величество, по имуществу пока ничего не могу сказать, — покачал головой комендант. — Мебель, картины и прочие ценности вынесены, но придется все сверять по описям, а на это понадобится время. Боюсь, неделя понадобится, а то и две. Но могу сказать точно, что пропала одна из корон российской империи.

— Вот как? — удивился я. — А откуда такая точность?

— Дело в том, что я сам выносил короны, — пояснил подполковник. — Вы уж простите, но нес их в простом мешке. Первоначально они были сложены около первого подъезда, потом я решил их перенести. Взял мешок, а он показался легче. Вытащил, пересчитал. Их должно было быть четыре, но их три.

Ну да, все правильно. Всего императорских корон семнадцать штук, но они в Москве. Здесь хранятся короны покойного императора — три штуки, и моя.

— А чья корона пропала?

— Ваша. Видимо, кто-то украл корону уже здесь. Виноват, ваше величество, не досмотрел.

— Перестаньте, господин подполковник, — утешил я Сытина. — Если есть император, будет и корона. А сама корона, пусть из золота и бриллиантов, она ничего не стоит, кроме денег. А деньги мы заработаем.

Нет, все-таки обидно. Не так жалко, что украли корону — конечно, дорогая, зараза, я бы на эти деньги мост построил (небольшой!) или танковую дивизию (пусть полк или батальон!) в строй ввел. Но не так и жалко денег, как обидно. Корону-то мне делали всем миром, народ на нее сбрасывался. Вот это и обидно.

А еще — почему злодей позарился именно на мою корону? Дедушкины побогаче будут. И отчего взял лишь одну, а не весь мешок?

— Есть что-то еще, на что вы обратили внимание? Утраты? Потери?

— Чисто по первым впечатлениям. Очень пострадала «Даная».

— Обгорела?

— Нет, пострадала из-за действий пожарных, вернее — их тушения. Они же нынче не водой огонь тушат, а какой-то пеной. Вот, половина картины в пене. Тут уже музейщики прибегали, пену смывали, но говорят — реставрировать придется.

И что же так не везет «Данае»? В моей реальности психопат-прибалт вылил на картину почти литр серной кислоты, уничтожив не то половину, не то треть полотна. Реставрировали ее больше десяти лет. Что ж, будем реставрировать.

И тут я вспомнил имя и отчество коменданта. Отлично.

— Так, Павел Федорович, какие ваши дальнейшие действия?

— Сначала все с площади уберем, негоже, если такое богатство под открытым небом лежит. Потом станем все пересчитывать, описывать, а хранители станут решать — нужно ли ремонтировать или реставрировать. Параллельно осматриваем здание. Возможно, что отыщем тела. Или отыщется что-то такое, что еще можно спасти. Но и испорченные вещи приберем, мало ли что.

— Моя помощь нужна? — поинтересовался я для приличия.

Впрочем, я видел, что Сытин и сам справится. А в данном случае от императора самая лучшая помощь — не мешать.