Ответ Чемберлену

Событие шестьдесят восьмое

Воздушную тревогу отменили в полдень. Радио пропело что-то похожее на похоронный марш, а потом диктор монотонно начал повторять: «Отбой воздушной тревоги. Отбой воздушной тревоги». К этому времени Владимир Ильич уже устал народ развлекать. И про то, как сидел на коленях у Че рассказал, и про Варадеро, хотя совершенно его не помнил, да и был ли. Так, что от себя наплёл, что из воспоминаний отца. Как-то в Боливии на дне рождения старший Квасин несколько минут пляжу знаменитому посвятил.

— Это такая коса длиннющая, как у нас в Бердянске. Нет, это не в Гаване, далеко, — вяло отбивался Костик от посыпавшихся вопросов. И тут главный прилетел от любознательного супертяжа.

— Чё, прямо рядом настоящий нудистский пляж? — пацаны молодые в основном собрались, глаза загорелись. — Там мулатки с негритянками голые разгуливают⁈ — Мечта!!!

Когда тема Кубы себя исчерпала, народ потребовал про Боливию рассказать. Про убийство того же Че Гевары Владимир Ильич толком ничего не знал, а вот, как живут люди на высоте четырёх километров, поведал. И даже про соседнюю страну — Перу и её диковинные фигурки, выложенные мелкими камешками, поведал, про геоглифы Наски — группу гигантских геометрических и фигурных геоглифов на плато Наска в южной части Перу. Народ сначала взбодрился и начал инопланетян обсуждать, но не долго. Толком никто ничего не знал. И эта инопланетная тема затихла. Народ потребовал от писателя историй. Как мог, по памяти, Костик пару рассказов своих поведал скучающим борцам. И вот тут по радио объявили конец или отбой воздушной тревоге. Голодные спортсмены бросились к столовой и окарались. Совершенно неожиданно оказалось, что поварам и прочим уборщицам тоже пришлось просидеть в бомбоубежище. Бывают же совпадения. Вот ведь! Благо подвалов два оказалось. А потому, есть было толком нечего, и в ближайшие пару часов обеда не будет.

— Ну, хоть бутерброды сделайте или яичницу пожарьте! — потребовали особо оголодавшие.

— А принесите столько яиц! — рыкнула на них толстенькая зав столовой, — И хлеба ещё не завозили. Осталось со вчерашнего дня пару булок.

Левин слушать перепалку не стал. Нужны были новости.

— Александр Николаевич, — Владимир Ильич подступил к пышущему негодованием Чернигину, — можно я на работу скатаюсь, там и новостями разживусь. — На самом деле, у кого ещё можно узнать новости, как не у директора издательства «Прогресс», и не потому, что он директор, а потому, что он бывший работник ЦК. Не член, конечно, но работник. Всё же Вольф Николаевич Седых работал заведующим сектором развитых капиталистических стран Отдела международной информации ЦК КПСС.

— Езжай… А, езжай, только как новости будут, сразу назад. Тем более, возможно поздравление и награждения всё одно проведут, — отпустил Владимира Ильича Чернигин.

В центр собиралась машина за продуктами, и Левин уговорил шофёра взять его с собой. Город был пустой. Страшно смотрится. Словно вымер. Редкие машины проезжают, люди ходят по улице, но немного совсем, и те прижимаются к домам и передвигаются чуть не бегом. За квартал до издательства «Прогресс» Костика водитель ссадил и эти пятьсот метров Левин проделал, как и остальные прохожие, вжав голову в плечи короткими перебежками, как можно ближе к домам. Неприятное чувство. Стоило ли оно того?

В приёмной кроме новой секретарши никого не было, она что-то строчила на пишущей машинке и на Квасина лишишь на мгновение скосила глаза, не переставая тыкать пальцами указательными в клавиши.

— А Волеслав Николаевич у себя? — задал Костик неправильный вопрос.

И получил правильный ответ:

— Не-а, — стук при этом даже не прервался.

— А скоро он придёт? — задал второй неправильный вопрос Владимир Ильич.

— Хотела бы я знать? — последовал следующий правильный ответ.

— Я подожду? — опять же неправильный вопрос. Третий. Кто же у секретарш хоть раз получал ответы на эти вопросы⁈

— Бу-бу-бу, — а как хочешь расценивай. Хочешь ждать — жди, не хочешь, можешь проваливать.

А какие ещё дела были у Левина? Да, никаких. Нужно съездить в Гольево, там Дюймовочка за него сейчас переживает должно быть, но ехать туда нужно с ответами. А где можно получить ответы? Вота тута. Так что Владимир Ильич снял ветровку мокрую, повесил на вешалку и уселся в неудобное низкое кресло, стоящее в углу приёмной. Видимо для почётных гостей. Так как кроме кресел в приёмной и два ряда стульев вдоль стен имелось.

Волнения и перелёт ночной, что за сон в самолёте — мучение одно, Левин и не заметил, как заснул. Приснился дурацкий сон, как он марширует по Красной площади в строю солдатиков и, проходя мимо мавзолея, на котором в полном составе стоят члены Политбюро, проклинает всех старичков, там машущих ручкой как болванчики китайские.

— Чтоб вам провалиться! — говорит Владимир Ильич небожителям, когда на мгновение смолкает череда лозунгов несущаяся из динамиков, и тут Мавзолей начинает складываться и проваливаться сквозь землю, взлетает облачко пыли, и вот уже нет красной гробницы, а на её месте обычная брусчатка и стоит Ленин. И говорит ему Владимир Ильич человеческим голосом:

— Ты чего тут развалился, Константин?

И вдруг рывком Ленин оказался вплотную к Костику и схватил его за плечо:

— Костя, ты чего? Плохо тебе?

Левин открыл глаза. Блин-блинский, приснится ведь такое. Рядом стоял Седых.

— Извините, заснул, дядя Волеслав. Ночью летели из Мадрида. Что происходит, Волеслав Николаевич? — Костик поднялся с неудобного кресла, чуть покачнулся.

— Спишь ещё? Ниночка, сооруди нам две большие кружки кофейка покрепче и не пускай пока никого ко мне.

В кабинете директор издательства «Прогресс» повесил плащ в шкаф и прошёл к тумбочке с вазой стоящей в углу. Оглянувшись чуть воровато на дверь, он вытащил из вазы бутылку с чёрно-сине-жёлтой этикеткой.

— Плиски болгарский, сейчас по сто грамм принять надо, отметить второе рождение, — следом из тумбочки появились две небольшие хрустальные рюмки. Волеслав Николаевич налил из початой бутылки в них жёлтую жидкость и не чокаясь опрокинул в себя. Тут же наполнил вновь и только теперь передал вторую рюмку Костику.

— Что случилось, дядя Волеслав, почему нас в бомбоубежище загнали, — Левин и не заметил, как тоже пивнул плиски. Приятное тепло побежало по пищеводу.

— Вас загнали! Всю страну загнали… Весь мир загнали. Я всех подробностей, естественно, пока не знаю, а может и не узнаю. Кто-то атаковал военно-морскую базу США в Испании. Атаковал ядерной бомбой. Все, я так понимаю, подумали на нас и стали готовить ответный удар. Но видимо созвонились Черненко и Рейган и наши объяснили, что ни как к этому не причастны. После это подтвердили снимки со спутников. Тогда американцы отменили пуск ракет, ну и наши тоже. Сейчас там в Испании выясняют, что же произошло. Но ядерный взрыв был точно и очень мощный, как двадцать Хиросим. Там должно быть половина Испании в руинах. Я как узнал, прямо со Старой площади бросился звонить в Аэрофлот. Про тебя вспомнил. Нет, говорят, самолёт приземлился планово. Всё, больше ничего не знаю. А давай ещё по одной! Не каждый день удаётся конец света пережить!

Событие шестьдесят девятое

Добираясь назад, на «Динамо», Левин поразился с какой скоростью паника распространяется в народе. Около всех продуктовых магазинов стояли длинные очереди. И это, надо понимать, ещё ведь внутри магазинов толпятся люди. Сметут все продукты и главный ходовой товар — соль и спички. Так и будут потом лежать упаковки соли в шкафу на кухне пока не закаменеют. А спички дети истратят, мастеря «поджиги» или бомбочки.

Команда оказалась в холе, там у черно-белого Рекорда больше сотни человек столпилось. И кроме самбистов спортсменов хватало. Давали балет Чайковского людям вместо новостей. И не подозревал Левин, что все самбисты сборной СССР балетоманы. Квасин протолкался к Чернигину.

— Узнал чего? — все сто человек повернулись к Владимиру Ильичу.

— Хм, немного. На юге Испании на американской базе взорвалась атомная бомба. Сначала подумали на нас, ведь это страна НАТО, но потом созвонились наши с Америкой и вроде всё утряслось, — сообщил скудные новости Левин.

Народ разочаровано махнул на него руками.

— Это все знают. Сообщили недавно. Угадал ты Квасин. Пророк настоящий. Предскажи, что дальше будет? — Чернигин чуть склонил голову к плечу, предлагая Вангу новоиспечённому попророчествовать.

— А чего будет? Соль всю раскупят. Спички. Перловку. Сахар, наверное, тоже. И водку.

— А водку почему? — окружили предсказателя самбисты.

— Жидкая валюта.

— Ладно, мужики, нечего тут толпиться. Наговорит этот пацан вам сказок, а вы сдуру побежите соль покупать. Пойдёмте в спортзал. Там разомнитесь, а я пока в Спорткомитет позвоню, — главный тренер сборной СССР по самбо призывно махнул рукой, приглашая команду за собой.

Через час команду распустили по домам. Не будет чествований и награждений публичных. В солидарность братскому испанскому народу в стране объявлен трёхдневный траур.

Владимир Ильич перед тем, как отправиться в Гольево решил заехать домой и в метро решил, толкаясь в переполненном вагоне, что ну его этот общественный транспорт, поедет в «Завет Ильича» на отцовской волге.

К дому подходил Левин как настоящий разведчик, оглядывался, нагибался, чтобы шнурок на кроссовке перевязать, даже в пустынном переулке на подходе к дому повернул назад и пару сотен метров проделал в противоположном направлении. И никакой слежки за собой не заметил. Если она и была, то либо он совсем неумеха, что недалеко от правды, либо уж очень хороши топтуны из наружки. Один раз, завязывая в третий раз шнурок, Левину показалось, что женщина с коляской на него слишком внимательно смотрит. Но женщина прошла мимо и больше не оглянулась. Сделал тогда вывод, что дело не в личности Константина Квасина, а в белой куртке с тремя красными полосками от адидасовского костюма. На эту мысль натолкнул Владимира Ильича заплакавший в коляске ребёнок. Это был бы перебор, если в наружке используют сотрудниц с настоящими грудными детьми. За день погода в Москве почти наладилось. Солнце даже временами стало выскакивать из разрыва в облаках, вот Владимир Ильич и поменял мокрый ветряк на сухую куртку от спортивного костюма. Сейчас ещё такие времена, что на человека в джинсах или в импортной спортивной куртке оборачиваются. Сам только что оглянулся на прошедшую мимо девушку в джинсовой мини-юбке. Нда, хороша Маша, да не наша.

Событие семидесятое

Возле самого дома Владимир Ильич снова решил провериться. Он зашёл в подъезд, хлопнув дверью, и ногами по лестницам потопал, а сам вернулся к двери на цыпочках через минуту и, резко открыв, выглянул на улицу. А там стоит и смотрит на него Анна Абрамова — она же Дюймовочка его.

— Володя! Живой! — кинулась Марьяна ему на шею.

— Живой. Заходи быстрее, нечего тут отсвечивать, — Левин взял Марьяну под руку и быстренько завёл в подъезд, не забыв в конце обернуться. Практически пустая улица, только та женщина с коляской видна у соседнего дома.

В подъезде было тихо, но Костик на всякий случай палец к губам поднёс и, перешагивая через две ступеньки, поволок жену на второй этаж. Мало-ли кто сейчас выйти может. Да и на двух квартирах уже новомодные глазки врезаны. Лучше перебдеть. «Победа достаётся тем, кто всегда готов к битве. Поражение подкрадывается к неосторожным и потерявшим бдительность», — кто-то умный сказал.

Только закрыв дверь Владимир Ильич отпустил тормоза и долго минуту, а то и две целовал Дюймовочку.

— Ты чего здесь? — смог оторваться наконец.

— Так, как по радио передали тревогу, у меня всё внутри и обмерло. А как её отменили и сообщили, что в Испании бомба взорвалась, я чуть не умерла. Ты же в Испании. Собралась и быстрее на электричку. А в электричке почти нет людей. Страшно. Зато как на вокзал приехала, так в вагон прямо ломиться начали люди, штурмом брать. Орут друг на друга. Еле успела выскочить, а то бы назад в вагон затащили. Все хотят уехать из Москвы. Ответного удара США боятся.

— Ничего не будет. Сами они себя взорвали. Пойдём лучше чаю попьём. Холодильник пустой. Хотя возможно какая-нибудь крупа есть. В магазин сейчас бесполезно идти.

Обследование шкафов в кухне принесло кое-какой улов. В прямом смысле. Нашлись две банки скумбрии в собственном соку. Уже с голоду не умрут. Потом в непрозрачной банке, которую Костик три раза туда-сюда переставил, выискивая съестное, оказался рис. Соль была в солонке, там же в наборе была и перечница с молотым перцем. Под столом в тумбе добыли начатую бутылку зелёного стекла с подсолнечным маслом, даже через заткнутую пробку, источающую запах семечек. Не научились ещё делать рафинированное, и слава богу.

И на этом успехи закончились. Если не считать заварку и сахар.

— Уху сейчас сварю, — обрадовал Дюймовочку Владимир Ильич. — Картошки нет, зато рыбы целых две банки. Поедим и поедем на Волге в Гольево. Нечего тебе в Москве светиться.

Из Москвы выехали, когда начало смеркаться. Левин сначала сходил за Волгой в гараж, и только потом вывел из подъезда Марьяну, одев в мужской пиджак и кепку отца на неё нахлобучив по самые уши.

Нда, не он один умный оказался. Москва, и особенно выезды из неё, вполне гармонично бы смотрелась в двадцать первом веке с его пробками. Напуганный народ, у которого имелись дачи или бабушки — дедушки в деревне, после окончания рабочего дня пытался вывезти из Столицы жён, детей и стариков. Левин еле двигаясь в сплошном потоке машин, улепётывающих из Москвы себя корить начал. Ведь столько проблем стране и людям именно он устроил. Да, ещё и неизвестно, чем это закончится и неизвестно принесёт ли его проклятие результат.

А ещё он был напуган, если честно. Если от гибели трёх, ну, пусть с Ельциным, четырёх человек его откаты вон сколько преследовали, то что будет сейчас, когда в огне ядерного взрыва могло погибнуть несколько сотен тысяч человек, а то и миллионы. Или это так не работает? Он же не миллион человек проклял, а всего только двоих полковников. Врагов настоящих. Зачтётся это?

Кроме бегущих из Москвы граждан на дорогах было и ментов полно. Стояли на обочине дороги, ехали в потоке, даже на мотоциклах вдоль дорог стояли. Видимо впечатлённое таким потоком бегущих горожан московское милицейское начальство всех, кого можно, на патрулирование дорог отправило. Слава богу, команды проверять документы дать не решились генералы, а то организовали бы настоящие пробки. Левин сначала опасающийся, что могут, где на переезде, организовать проверку паспортов, по мере того, как пусть медленно, но продвигался к Красногорску, успокаивался.

В Гольево приехали уже поздно вечером. Столовая закрыта, а есть хочется. И если в магазине еду в Москве не купишь из-за возникших очередей, то в Гольево по той простой причине, что магазин, как и столовая до семи работают.

— Я мигом, — чмокнула его в щёчку проспавшая всю дорогу Марьяна, — сбегаю к подружкам, добуду чего перекусить.

Вернулась Марьяна, когда Левин уже чайник вскипятил, и даже успел сходить в душ ополоснуться. Даже закимарить сидя на кровати успел. Дюймовочка принесла половину большой кулебяки, несколько редисок больших, парочку маленьких огурчиков, всё ту же банку сайры в собственном соку и половину кирпичика хлеба.

— Продержимся до утра?

— Продержимся.

И одной бы кулебяки с огурчиками хватило, банку открывать не стали. Это когда рвёшься за стол, то готов слона съесть, а как до дела доходит, то и не по силам тебе слон. Допивая чай, Марьяна поинтересовалась, что будем завтра делать.

— Спать. Завтра я буду спасть. И вообще мне бы лучше в ближайшие дни рядом с тобой не находиться. Откат должен прийти. За те четыре случая я почти не пострадал, а вот два человека, что рядом оказались, чудом выжили. Может, мне завтра, как просплюсь, уехать в Москву и одному пожить, не хочу, чтобы и тебя моим откатом зацепило?

— Вот ещё. Я сама, кого хочешь, зацеплю, такой откат устрою, что мало не покажется! — храбро вскинулась Дюймовочка.

— Хорошо. Пару дней просто из номера выходить не буду. Потом всё же на денёк в Москву съезжу. Нужно узнать из иностранных газет, что в мире творится. Схожу в Ленинку, почитаю. Всё, пошли спать.

— Спать? А…

— А-а! Ну, ладно, пошли не спать.