Ответочка

Глава 15

Третью неделю вряд ли можно назвать ужасной. Мужчина, который известен двум женщинам в бетонной коробке как «король», стал появляться раз в день. Он приходил, молча клал пакет с пищей на стол, потом приносил таз с водой и мыл пленниц.

Кацуми уже привыкла, что он в одно и тоже время звенит ключами в замке. Она каждый раз с замиранием сердца ждала, что король снова потащит её в комнату с экранами вместо стен и там в очередной раз сотворит одну из сцен. Но Кэтсу Исикава не делал этого. Он два раза брал с собой Азуми, и под голос чтеца всегда раздавались крики.

Каждый раз Кацуми испытывала облегчение от того, что сегодня не она и сердце сжималось, когда мужчина приносил Азуми обратно.

Её соседка всё больше сходила с ума. Она почти не спала, бормотание перерастало в визг и это зачастую происходило в тот момент, когда Кацуми ненадолго засыпала. В такие моменты миссис Ямамото словно подбрасывало на кровати, и она ещё минут пять старалась унять бешено стучащее сердце.

Однако, Азуми не лезла драться. Она посматривала на Кацуми с тем самым прищуром Братца Лиса, но не ругалась и не оскорбляла соседку.

Всё чаще и чаще Азуми бормотала о черничном пироге и о том, какой он вкусный, почти как скипетр короля, только с сахаром. Кацуми старалась не разговаривать с соседкой. Она подходила к столу тогда, когда Азуми забирала свою часть и прихватывала часть Кацуми. Пусть ест, решила Ямамото, зато без скандалов.

Постоянный страх перед очередным изнасилованием выматывал нервы не хуже бормочущей Азуми. Стресс — бич двадцать первого века, хлестал Кацуми изо дня в день и заставлял вздрагивать от каждого шороха. Она пыталась написать что-либо про короля, но каждый раз он забраковывал её текст.

Ему не нравилось, что она писала о короле, как о добром человеке, не нравилось, что она писала, как о злом. Не нравилось, что она делала его справедливым или подлецом. Он едва не разнес ноутбук в дребезги, когда услышал, что король милосерден. Недовольно прорычал, когда услышал, что Кацуми назвала его свирепым.

Порой, миссис Ямамото даже завидовала Азуми — её он просто трахал и не требовал никаких творческих изысканий.

От отчаяния Кацуми начала писать новую историю. Для себя. Также, как начала писать, когда счета за дом, газ, электричество ввергали её в пучину ненависти к себе, к малозарабатывающему мужу, к правительству, которое своими бюрократическими преградами не давало домохозяйкам никакой подработки, кроме официанток и посудомоек.

В то время она начала писать о любви. Писала неумело, через раз ошибалась, злилась на себя, но продолжала. Книги по писательскому мастерству помогали в какой-то мере, однако, больше всего помогали другие книги — те самые, которые продавались с первых полок, сверкали глянцевыми обложками и расходились многомиллионными тиражами.

На этих обложках мускулистые молодые люди страстно обнимали прекрасных женщин, а те заглядывали в глаза с такой собачьей преданностью, что Кацуми хотелось просто взять и встряхнуть их.

В такие моменты хотелось крикнуть: «Женщины! Вы же равноправные партнеры! Зачем вы готовы бежать за мускулистым мудаком на край света? Ведь в конце книги он вас добьется, а дальше что? А дальше он может разориться, сломаться и лежать на диване в заляпанных кетчупом трусах, со свешивающимся на плед пузом. Вы ради этого готовы бросить всё?»

Вот тогда-то разозлившись на всю женскую половину человечества, она и написала свой первый роман о любви насильника к жертве и об ответном чувстве…

Интернет дает возможность любому человеку вынести свое творчество на суд людей. С Амазона её заметили, посыпались предложения о сотрудничестве, но лучше всех расстаралась Сэкико Накамура. С ней-то миссис Ямамото и заключила контракт.

Книги Кацуми поднялись на верхушки рейтингов. Скандалы вокруг них разгорались, как угли в кузнице под напором воздуха.

Скандалы всегда привлекают внимание, потому то книги Кацуми начали разлетаться быстрее, чем свежие пирожки суровой зимой. Гонорары посыпались золотым дождем, и она уже не считала — сколько завтра ей нужно будет заплатить за дом, за газ и за электричество. Два предложения экранизации оказались отвергнутыми Сэкико, она пояснила, что суммы за сценарий просто смехотворны.

О том, что Кацуми сама может попасть под роли своих жертв, она не думала. Она всего лишь писала развлекательную литературу. Она всего лишь зарабатывала деньги…

Сейчас же она начала писать сказку о похищенной принцессе, которая сопротивляется похитителю и строит козни в ответ. Сквозь темноту и беспросветность последующей жизни Кацуми старалась светить фонариком юмора.

Юмор выходил печальным, но это был единственный выход эмоциям, которые накатывали с каждым посещением короля. Тревога росла по мере того, как он всё чаще и чаще останавливал на ней взгляд, когда велел заткнуться и написать его как надо.

Как надо?

Он не говорил…

Азуми же становилась всё более безрадостной. Она не хотела вставать по утрам, застывала в одной позе на кровати, и Кацуми приходилось вглядываться в колебания одеяла, чтобы удостовериться в том, что она дышит. Лишь по вечерам появлялась некоторая активность, когда король приносил еду, и соседка вставала за своей порцией. Тогда можно было с ней поговорить, в такие минуты наступало временное просветление сознания.

— Скажи, Азуми, а как тебя похитили? — спросила Кацуми, когда в очередной раз соседка возвращалась от стола с прихваченной едой в руках.

Азуми забралась под одеяло и расположила перед собой хлеб, куски бекона, яйца и сыр. Получилась иллюзия упавшей корзинки на пикнике, когда продукты валятся в траву, а муравьи с жадностью набрасываются на «манну небесную». Сейчас муравьев не было, но Азуми всё равно осматривала каждый кусок прежде, чем положить в рот.

— Я не Азуми, а королева, — проговорила женщина, когда прожевала хлеб. — Я сидела дома и писала очередной роман. Ты знаешь, я всегда пишу голая. Да-да, как ты сейчас пишешь, только даже без одеяла. Это очень удобно, чтобы описать какую-нибудь сцену. Трогаешь себя везде, описываешь ощущения. Ты тоже так делаешь?

— Я так не делаю, — ответила Кацуми. — Это лишь мои фантазии, но если муж придет, то ему порой доставалось. Брала его подопытным кроликом.

— А у меня нет мужа, — вздохнула Азуми. — Зато у меня был Рюу. Он был на батарейках и такой милый… И тогда, когда я познакомилась с королем, то описывала сцену и игралась с Рюу. Я немного испугалась, когда рука короля начала ласкать мою грудь. Я даже начала кричать… Я ещё не понимала тогда, что король ласковый и очень хороший. Я была такой дурой…

Азуми отправила в рот очередной кусок хлеба вместе с сыром, предварительно осмотрев их. Она хихикнула и чуть не подавилась. Потом почесала подмышкой и снова хихикнула. Кацуми терпеливо ждала.

— А потом мне стало так хорошо, что я потеряла сознание. Я очнулась уже здесь. Сначала я тоже писала королю, а потом ему не понравилось, и он запретил мне даже прикасаться к ноутбуку. Запретил писать. А для меня это было наркотиком, я каждый день хотела выплескивать мысли на экран. Это была моя-а-а-а пре-е-е-елесть, — голосом Горлума из «Властелина колец» закончила Азуми.

Кацуми тоже сделала себе сэндвич. Ей хотелось поговорить, а у Азуми как раз наступила пора более-менее внятной речи и проблеск сознания.

Да и сама Азуми не прочь была поболтать:

— Скажи, а ты сама решила писать про любовные отношения с привкусом Стокгольмского синдрома? Или у тебя что-то не заладилось в жизни, и ты захотела таким образом перенести страдания на бумагу?

— Сама? Да ты оглянись вокруг, королева. То есть, я хотела сказать не сейчас, а вообще. В нашем мире стало столько деловых женщин, которые принимают судьбоносные решения, с легкостью выполняют любую мужскую работу, даже становятся канцлерами и руководят королевствами… А женщинам так хочется побыть обычной, женственной, любимой. Которая не принимает никакой ответственности и делает то, что скажет мужчина, который ей нравится. А уж если она ещё и изменит этого мужчину в лучшую сторону, то книга будет продаваться на отлично. И пусть мужчина насилует её, она убедит себя, что это всего лишь вынужденная грубость — результат стресса на работе. Зато потом она ощутит комфорт и ласку. Услышит, что он её любит. Ради этого стоит потерпеть, правда? — улыбнулась Кацуми, а потом нахмурилась. — Я не знаю, как тебе, но меня прямо воротит от короля. Когда он сует свой разбухший член в меня, то я едва не разрываюсь на части. Какое тут может быть оправдание? А когда требует оральных ласк, то меня тошнит. Может, поэтому он и кормит нас по вечерам или после траха?

Азуми нахмурилась.

— Мне нравится, как король берет меня. Он такой ласковый на самом деле. Я даже получаю удовольствие. Иногда он бывает очень вынослив и тогда я не выдерживаю. Но он не хочет меня обидеть, он и в самом деле думает, что всё написанное в моих романах нравится испытывать женщинам. Он очень хороший, но доверчивый. И любит читать. И любит дарить черничный пирог. Очень любит…

Кацуми наблюдала, как Азуми снова почесалась, потом опять.

Уж не вши ли у неё завелись?

Этого ещё только не хватало. Кацуми поморщилась. Надо будет у короля попросить сводить их в нормальный душ, а ещё лучше — в ванную. А самое хорошее — вообще свалить из этого кошмара. Кацуми усмехнулась своим мыслям. Вряд ли получится, но руки опускать нельзя. Надо ждать нужного момента, ждать и верить, что он наступит.

Азуми снова забормотала что-то о черничном пироге. Она набила рот едой и слова выходили невнятными. Потом и вовсе укрылась с головой в «домике» и уже там начала бубнить.

Кацуми быстро прикончила свой нехитрый ужин и вернулась к написанию. Принцесса как раз должна обхитрить дракона и выручить из беды принца. Принц оказался недотепой и постоянно влипал в неприятности, почти как Дженшин…