Овермун

Аннотация

Величайшее оружие старого мира - браслеты стихий - стали причиной очередной борьбы Света и Тьмы за Равновесие. Последняя битва между ними завершилась вничью, так как браслеты стихий были утеряны. Теперь окончить ее с каким-либо исходом - задание обоих начал. Но пройдет еще не одна тысяча лет, прежде чем родится человек, способный завершить ее. И это - наследница престола империи Овермун, живущая в новом мире - современной Земле. Борьба с собой и своим миром станет для нее лишь небольшим испытанием перед грядущим сражением.

Пролог

Тысяча шестнадцатый год до нашей эры. Сто тридцать восьмой год по разделению реальности. Империя Овермун находится на пике своих возможностей и влияния. Ей покровительствует могущественный царь-император Акиллер, обладающий самым мощным источником энергии - Неземным Золотом, и Белой армией - армией существ, обликом похожих на человеческих воинов, выносливых и бесстрашных. Наступает тысяча девятьсот тридцать пятый год Великого Противостояния Войску Потустороннему - представителю темных сил на землях людей. Сей год ознаменовался подписанием мирного договора, следуя которому обе воюющие стороны обязуются не вторгаться в не принадлежащие им сферы влияния. Для скрепления союза дочь Акиллера становится женой предводителя Войска. Мир длится вот уже семь месяцев...

Книга бури перед затишьем

Глава первая. Смерть государя

"...Не бывает вечной жизни, какой бы длинной она не казалась. Оставь по себе доброе имя и обретешь бессмертие"

(одна из записей в Золотой книге)

Центр Овермуна, Калиатра

В Калиатре третий час стояла ночь. Полная луна серебристыми лучами пробивалась на землю сквозь тонкую пелену облаков. В этот поздний час она озаряла каждый камешек, каждую впадинку, каждое живое существо, с интересом наблюдающее за ее таинственными чертами. Луна любила эту землю: огромный город, сады вокруг его величественных стен, каждую улочку и переулочек в нем, каждый фонтан и каждый мемориал погибшим воинам. Луна любила эту землю и знала, что здесь ее ждет ответная любовь. Ведь не зря же Калиатра была столицей Овермуна, империи, одно название которой было связано с ее именем; империи, на чьем флаге и гербе был начертан лик двух состояний Луны.

Прохладный ветер скользил по темной брусчатке, касался легких золотистых колосьев, лепестков роз и лаванд: в ту ночь они были рассыпаны на площади. Посреди нее, озаренная ночным светилом и прекрасная как никогда, возвышалась белая мраморная статуя. Это была высокая фигура человека в свободных одеждах и капюшоне, одну руку он поднимал, благословляя. Рядом с ним лежали многочисленные букеты, записки... "Дающий надежду" - называлось изваяние. А площадь вокруг - Сквером Надежды. В этот день горожане всегда приносили сюда спелые колосья с окрестных полей, белые цветы и... письма со своими желаниями. Говорили, что Дающий надежду исполнит каждое из них на рассвете третьего дня. Впрочем, правда это или нет, судили только сами калиатрийцы. А они умели хранить свои тайны.

Вокруг было тихо. Ни один звук не осмеливался пробудить тишины, ни один шорох не был услышан в ту ночь. Беззвучно покачивались кедры, устилая своими ветвями ухоженные бело-золотые дома. Говорили, что в столь тихие ночи широкими улицами блуждали призраки. Но те, кто видели их и слышали их стенания и возгласы, умели хранить тайны. Поэтому призраки не боялись ничего, наслаждаясь луной и ее тонкими лучами.

Казалось, спит все в этом городе, слишком уж пусто и тихо здесь. Возможно, это было действительно так... Бодрствовали только двое: страж дворца и его хозяин.

Страж лежал на плоской выемке в крыше, свесив с нее невероятные когтистые лапы. Его звали Оликс. Грифон. Освещенный звездным заревом, его орлиный профиль казался еще более гордым, нежели обычно. В эту ночь Оликс словно боялся уснуть. Прошедший день только прибавил ему беспокойства, и он уже готов был рискнуть: бросить дворцовую крышу, дабы улететь подальше от тех... кто нес смерть. Небрежно махнув клювом, он потянулся всем своим львиным телом, вздрогнул и почти сразу свернулся... хм... калачиком.

Просторную комнату окутывал полумрак. Масляные полотна гобеленов поблескивали от свечного света. Подрагивали от неуловимых потоков то ли воздуха, то ли энергии, декоративные кусты и изящные цветы. Мутно отсвечивали два длинных золотых меча, висящих на стене. На отполированном до зеркальности лезвии одного из них изредка появлялась надпись "Ensheaz whom delten`heor sacra" - "Покорен тому, кто хочет завладеть властью". На другом мерно сияла надпись иная: "Ensheaz whom valdar`heor sacra" - "Покорен тому, кто должен сохранить власть". Рядом с мечами висела изумительной красоты картина, на которой двое воинов - один в черном плаще с капюшоном, другой в белом - сражаются на этих самых золотых мечах на обрыве скалы. Над ними вертится подсвеченная молниями темная воронка, сильный ветер развевает два знамени. Если приглядеться, то можно заметить на правой руке у каждого нечто искрящееся дивным светом. Но этого "нечто" художнику передать не удалось, хоть и был он воистину талантлив.

Уютный свечной свет разливался на мягкие кресла, стоящие у круглого стола на резной ножке в виде слитых в одну четырех львиных лап. Свет укрывал мягкими бликами прозрачный балдахин над покрытой атласом кроватью, ковер с неясными рунами, черную статую лошади у открытого окна. Высокую спинку кресла...

У старца, медленно выписывавшего буквы в невероятной величины книге, были красивые голубые глаза. Не ощущалось в этих глазах ни усталости, ни прожитых старцем лет. Они всегда были спокойны и теплы. И сам старец был спокоен и добродушен. Нередко раздвигались его длинные прямые усы, давая проход улыбке, не раз поднимались кустистые брови от этой улыбки, подчеркивая морщины на лбу. Его лицо так и светилось спокойной светлой грустью, в которой читалась такая же спокойная светлая радость. Да что и говорить? Вся его фигура никогда не была согбенной летами, но всегда выражала стойкость, уверенность... Так выглядел легендарный правитель Овермуна, великий царь-император Акиллер.

В эту ночь он был крайне серьезен и задумчив. Перед ним лежала книга, в руках он держал стержень. Глядя на эту книгу, не сразу можно было поверить, что это - дневник Акиллера. Не сразу можно было поверить, что книга создана из чистого золота. От нее веяло жаром, ибо только раскаленную Золотую Книгу можно открыть, и только расплавленным золотом можно в ней писать. Не прочесть ее никому из тех, кому не доверяет Сила. Ведь нужны для нее не меха в жаркой кузне, а нечто иное... То, что может быть только у одного, сильнейшего, избранного.

Браслеты Овермуна.

"...Не ищите правды в их словах: они рождены в обмане и ненависти. Пусть говорят о моей смерти, пусть правду вам указывают... Но знайте, что правда эта скована узами лжи. Не верьте их устам, пусть не вводят в заблуждение вас их благородные голоса и честные речи. Ибо знаю я, какова цена им.

Сей день будет последним дня меня. Страницы Книги кончаются, я дописал их, как велено было мне. И час мой пришел. С покорностью отдамся я своему убийце, и не стоит осуждать мой выбор. Не верьте, что погиб я, сраженный старостью: так умирают лишь те, кто потерял надежду. Но я ее полон.

Пусть тихими будут слезы ваши, а я знаю, что плач по мне вскоре настанет. Не верьте вашим искусителям, если скажут они, что все окончено. Не верьте, ибо отдаюсь я смерти, чтобы начать новое и лучшее. Придет время, и вся империя возродится. Но прежде быть ей забытой и оскверненной.

Не плачьте, ведь этой ночью быть положено началу. И каждый, кто будет убит по вине моей, возродится вновь. И исправит все, что будет, в грядущие дни.

Не печальтесь, если и в часы радости не явлюсь я вам, если и победа прогремит без меня. Я всегда буду рядом, пока жива хотя бы одна чистая капля моей крови - моей души.

Все начертано до нас..."

Послышался стук. Деревянная дверь бесшумно отворилась, когда посетитель услышал тихое позволение. Зашуршала ткань. В комнату вошел высокий темноволосый человек. Даже в уютном свете его лицо было очень бледно, и твердо, будто камень. А взгляд темных синих глаз холоден и неприветлив. Этот человек был укутан в легкий плащ, его руки были укрыты просторными бархатными рукавами.

- Вы еще не ложились спать, отец? - спросил он странным голосом. Холод и хитрость, неуловимая ласка проскальзывали в нем.

- Нет, Шимрон, входи, присаживайся... - хрипло ответил Акиллер, с сожалением глядя на недописанную строчку. - Как доехал? Мы виделись с тобой только несколько часов назад, а поговорить так и не успели...

- Прекрасно, - произнес тот, мягко опускаясь в предложенное кресло у круглого стола. - Погода, как всегда, была необыкновенной. И в Калиатре тепло, и в окрестностях... Мы с Аден замечательно провели время.

Акиллер незаметно ухмыльнулся. Он знал, что его дочери Адеинен, а ныне - жене Шимрона, вовсе не по душе прогулки с мужем. Он знал, как юная царевна презирала каждый миг, проведенный с этим холодным, нарочито любезным мужчиной. Он знал, как не хотела она связывать судьбу с ним. Но того требовал договор, недавно подписанный с темными - извечными врагами империи, которые пошли на мировую.

Старец задумался. Медленно потягивающий предложенное вино, темный не спешил с разговором.

Многие в Овермуне считали, что мудрый Акиллер подвергся помрачнению рассудка. Ходили слухи, что его отравили и заставили принять подобное решение. Ходили слухи, что старость - да еще какая старость, ведь ему было более пятисот лет! - сковала его разум. Ведь не согласится же здравомыслящий государь, имея при себе сильнейшую и самую преданную армию, подписать мир с существами, столетиями вынашивающими планы об уничтожении империи. Существами столь переменчивыми, что невозможно было угадать, какие силы движут ими. Не иначе силы Тьмы... Но Акиллер согласился. В залог мира отдал свою прекрасную дочь Адеинен Акиллер в жены предводителю темных - Шимрону. Конечно, были свои нюансы в том договоре, не допускающие посягательств на трон со стороны темных, но всем известно, что ни одна запись не способна удержать неведомую миру силу Войска Потустороннего.

Шимрон задумчиво глядел в искрящееся теплым светом красное вино. Сколько он не отгонял от себя эти мысли, все равно божественный напиток казался ему кровью.

Еще не пролитой кровью...

Воспоминания вновь нахлынули на него всесжегающей волной. Предводитель темных вспомнил то, что так сильно сжимало его сердце.

"Шимрон... Ты слышишь меня, Шимрон?.." - говорил потусторонний голос, похожий на эхо, отбитое от ледяной воды глубин земли.

"Слышу, Зелиал..."

По его щекам текли холодные слезы. Он стоял на коленях в каменном подвале, где по стенам стекали капли воды. Вокруг слышались их звонкие удары об игривые лужицы, легкое эхо пробегало по безжизненным валунам. Почти что мрак пожирал все здесь.

А особенно стену впереди, которая превратилась в сплошную черноту.

Он стоял на коленях, так как должен был склониться одному из своих наставников... Да, он слышал все.

Из тьмы привычно резко выглянуло мертвенно-белое лицо. Без всякого выражения на Шимрона смотрели стеклянные глаза, наполненные как будто вихристой смесью. Пухлые бесцветные губы, маленький рот. И не понять, мужчина или женщина глядит куда-то вперед, великое благо - не на тебя. Его глаза не движутся. Лишь губы медленно размыкаются в такт произносимым словам:

"Готов ли ты принять судьбу?" - говорило эхо.

"Готов, Зелиал" - ответил Шимрон, и не пытаясь стереть слезы.

"Ты ведь знаешь, какова цена твоей власти?.. Не так ли?"

"Знаю, Зелиал"

На какие-то мгновения воцарилось молчание. Страшное лицо тупо глядело в противоположную стену, льдистые вихри танцевали в его глазах, замерли бесцветные губы. Предводитель темных не смел нарушать тишину.

"Тогда твой путь предрешен... - прошептало вдруг эхо. - Убей!"

Слезы застыли в его глазах, как непролитые капли воска застывают в лучине. Наконец что-то человеческое шевельнулось в них, заставило умолкнуть. Ему хотелось не отвечать, а подняться, растереть затекшие ноги и, сев на коня, скакать прочь. Далеко-далеко...

Он знал цену власти, но платить ее не хотел.

"А нельзя ли... - произнес неуверенно, с мольбой глянув в мертвые очи Зелиала. - Нельзя ли избежать этого?"

Внезапно лицо скрылось во тьме, и ни шороха не прозвучало в тишине. Только струились по стенам капельки воды, звонко стучали о лужицы. Вода подрагивала, искрилась в тусклом, неясном свете, отражалась бликами на стенах.

"Не уходи, Зелиал!" - взмолился Шимрон, протянув к тьме раскрытые ладони.

Внезапно тьма дрогнула, растворилась. Из нее выскользнули восково-белые тощие руки. На длинных костлявых пальцах изгибались тупые когти. Зелиал держал в своих руках темный кинжал. Алый рубин посверкивал кровавыми пятнышками внутри. Руки были неподвижны. Зелиал молчал.

Шимрон с трудом поднялся с колен. Ноги не слушались. Холодными и влажными от воды пальцами он прикоснулся к почти черному лезвию.

"Убей! - вновь приказал злой дух, даже не показав лица. - Убей его Угнетателем! Ведь знаешь ты, что яды его не берут! - говорило эхо. - Ни Оликс, ни Шатра не смогут распознать этой глубинной силы..."

"Как пожелаешь... - покорно прошептал предводитель, поглаживая клинок в ладонях Зелиала. - Я убью... Я постараюсь"

"Возьми же!"

Шимрон покорно принял из мертвых рук оружие. Клинок обжигал холодом его ладони.

"Мое время кончается, Шимрон, мальчик мой... - вновь зашептало эхо, показав свое почти неподвижное лицо. - На смену мне придет Гер-Крон. С ним встретишься в пустыне Анугх"

Тот кивнул. И правда, июль кончался. На смену ему шел август. Двенадцать злых духов опекали весь тот год, приняв себе имена овермунских месяцев.

"Я, так же как и ты, жажду твоего восшествия на трон, - сказал Зелиал, - пусть твой путь будет легок"

"Благодарю"

"Не стоит"

Теперь Угнетатель покоился у левой руки Шимрона. А правой он держал кубок с вином, так похожим на не пролитую кровь, на ту самую, которая искрилась в рубине кинжала.

Он тихо взглянул на неподвижного старика, не улыбнулся, как ему хотелось.

Акиллер смягчил лицо, веселее взглянул на мужа своей единственной дочери. Осушил кубок до дна, и алые капельки стекли по его усам. С трудом старец поднялся с кресла, медленно прошелся вокруг стола. Золотая книга едва теплилась, чернильница и вовсе остыла. Не было нужды нагревать их вновь. Акиллер глубоко вздохнул и решился. Он знал, что последует за закрытием его собственной истории... И он с глухим стуком запер на множество веков свою книгу, свой дневник... и свою жизнь.

Еще медленнее и неуверенней прошелся вдоль комнаты, вздрагивая, когда приходилось поворачиваться спиной к ночному гостю. А потом легким движением руки открыл двери на балкон. Сделал несколько шагов, коснувшись похолодевшими ладонями мраморной ограды. Посмотрел вниз, на устланную лепестками роз лестницу, на небольшие скульптуры грифонов у основания перил. А потом вверх: вначале на позолоченные стены дворца, большие колонны, а затем на свисающие вниз когти настоящего грифона. И усмехнулся. "Мне будет не хватать тебя, дружище Оликс", - подумал он. Коротко обернулся.

Шимрон стал рядом, облокотился, со странным наслаждением всмотрелся в усыпанное звездами небо и все еще яркую белую луну.

- Погляди туда, сынок, - хрипло сказал Акиллер, указывая в сторону неба, - там созвездие Единорога вновь решило перекочевать.

Предводитель темных перевел взгляд туда. Действительно, большая звездная лошадь с длинным рогом как будто вышагивала по небесам, уходя все дальше за пределы Калиатры. Шимрон устало посмотрел на старца. Тот улыбался:

- Август ведь, - пожал он плечами, - Красавица Аделина уходит на юг...

Темный глянул в другую сторону: изящная звездная девушка в пышном платье уходила за горизонт.

- Она вернется почти через тридцать лет, Шимрон, - сказал Акиллер. - Но вернется.

Шимрон молчал.

- Взгляни-ка туда, на восток. Там находятся апельсиновые сады. Когда Аден была совсем крохой, мы часто прогуливались в них... А вон там, на северо-западе, - он увлеченно указал в другую сторону, - Илиона изгибается в петлю. Там чудесные пейзажи... Когда на рассвете мчишься на коне вдоль быстрого течения, твое сердце переполняется радостью и умиротворением... Севернее Калиатры сеют пшеницу, а южнее - собирают яблоки. А послы и по сей день удивляются, что все это великолепие почти не имеет отношения к столице.

- Калиатра - город политиков, а не земледельцев, - произнес Шимрон.

- Калиатра - город, который принадлежит, принадлежал и будет принадлежать своему народу, - поправил царь, своими ясными голубыми глазами всматриваясь в темные глаза собеседника. - И он останется таким всегда...

Помолчали.

Шимрон украдкой коснулся назойливо холодящего руку кинжала. Акиллер смотрел на город. Вдруг он прошептал:

- Это и моя земля... Я люблю ее так, как никто другой. И не смогу ее покинуть никогда.

Темный вздрогнул, оторвал взгляд от перил и вгляделся в ночное небо, выискивая в нем поддержку. Но луна была безразлична к его страху.

- Прости меня, государь, - почти бесшумно сказал он.

Однако Акиллер все отчетливо слышал. Не глядя на него, царь почти отрешенно спросил:

- За что?

- За это...

Угнетатель с тихим шорохом пробил ткань плаща Акиллера, тонкую васильковую сорочку, впился в горячее тело. Хлынувшая из раны кровь ни каплей не коснулась одежды: она была поглощена кинжалом. Лезвие насыщалось, блестело все ярче. Только несколько светлых капель покрыли согнутые и неподвижные пальцы убийцы.

Акиллер тихо застонал, силы быстро покидали его. Его глаза покрылись пеленой слепоты. Он, не в состоянии удержаться на ногах, упал в руки Шимрону, открывал и закрывал рот, хватая воздух. Рукоять торчала из его спины.

- Я знал... з... знал, что ты придешь за моей смертью, - лихорадочно шептал он. - Т... ты должен... был...

На этот раз слезам не удалось вырваться из глаз темного. Но им очень хотелось.

- Не думай... что ты убил меня!.. Не... думай...

- Прости...

- Я п... прощаю... Но дру... другие не простят, запомни...

Он кивнул. Акиллер, оседая на пол, еще сказал:

- Не думай, что вам... у...далось или удастся победить... Ты заберешь браслеты Овермуна, но лишишься их на рассвете... третьего дня... Это мое последнее желание.

- Мертвый, ты ничего не сможешь сделать, - сказал убийца.

- Я жив, пока... пока жива хотя бы одна... чистая капля моей к... крови...

- Угнетатель не оставил тебе ни капли.

Акиллер беззлобно улыбнулся. В тот самый момент когти на крыше дворца подскочили. Оликс звучно хлопнул четырьмя крыльями и закричал протяжно, громко... Настолько громко, что зажглись окна множества домов по Лисьей улице, по улице Большой Победы, по Радужной... и за пределами столицы, в глухих деревнях.

Шимрон, не теряя ни секунды, снял с неподвижных рук царя два золотых украшения - два браслета-наручника. Одними движениями сомкнул их на своих руках. А потому, когда на балкон ворвался громадный, почти двухметровый, черный волк, готовый растерзать убийцу, зверь лишь остановился.

- Спокойно, Шатра! - приказал Шимрон волку. Тот недоверчиво шагнул назад, угрожающе опустив голову к полу. Предводитель темных гордо вскинул подбородок. - Теперь я твой повелитель! - сказал он властно и протянул руку с золотым украшением зверю.

Волк трясся от тихого рыка, его ярко-желтые глаза сверкали лунным светом. Он щерился, подвывал, делал попытки наброситься на Шимрона. Но этого он сделать не сумел. Ведь тот, кто носит великое Неземное Золото, - царь-император. Так гласит закон и инстинкт.

Шатра заскулил, ощущая скрытую мощь браслетов, попятился. Шимрон сделал шаг вперед, протянул ему руку раскрытой ладонью. Шатра завыл протяжно, раскатисто, так, что задрожали стекла витражей. Он завыл так, будто воздавал последнюю дань истинному царю. Дань тому, кто теперь бледный лежал у ног врага и улыбался... А в следующую секунду черный, как сама ночь, волк уменьшился на глазах, растерял грозную черноту плотного меха и угрожающее золото в глазах. И превратился в большого рыжего кота - в самого обыкновенного домашнего любимца, каким выглядел в мирное время.

Шимрон довольно ухмыльнулся. Стараясь не оборачиваться на мертвого Акиллера, он стал на одно колено и погладил Шатру. Кот прижал уши и закрыл глаза. Он был подвластен своему повелителю.

Центр Овермуна, Калиатра

Дворец Акиллера, Тронный зал

- Сие скорбное утро, друзья, застало нас совершенно неожиданно... - жалостливым тоном говорил он.

В огромном зале, наполненном знатью, стояла гробовая тишина. И писари, и советники, и дворяне - все абсолютно бледны и безмолвны. Тихо всхлипывающие женщины прикасались черными платочками к щекам, мужчины были мрачны как никогда.

- Наш благородный царь, наш обожаемый, величайший из царей - царь Акиллер, скончался этим утром...

Справа него стояла девушка в легком белом платье с золотой нашивкой и бисером. Ее невероятно длинные - почти до самых щиколоток - пшеничные волосы едва удерживала сложная прическа. Мокрые от слез черные ресницы подрагивали, розовые губы иногда сжимались. Прекрасное лицо было бледно настолько, что, казалось, в день траура призраки слетелись в тронный зал. Аден не могла поверить случившемуся.

- Я видел его глаза, когда он умирал. В них читалась необыкновенная любовь к своему народу, к своему Овермуну.

Высокий русоволосый мужчина, скрестив на груди сильные руки, стоял неподвижно все время. Его голубые глаза холодным взглядом сверлили Шимрона. Казалось, что вот-вот он выхватит из ножен на спине свой длинный двуручный меч, неуловимым шагом окажется около темного и отрубит его голову. Но ярость и жажду мести он умел скрывать оч-чень умело. Так выглядел военачальник всех овермунских войск - легендарной Белой армии - генерал-маршал Тамерлан. Кто-кто, а он умел выигрывать битвы и служить преданно. Умел он и ненавидеть.

- Он говорил, что его последнее желание - уберечь империю от разрухи и войн, от болезней и голода. И он знал, кто будет способствовать этому. Посему он хотел, чтобы право наследовать браслеты Овермуна перешло к его дочери - Адеинен.

Все присутствующие мгновенно взглянули на неподвижную девушку. Аден не вздрогнула. Кто бы знал, какие чувства пылали в ней в тот момент! Она боялась. Она злилась на саму себя и на свой страх. Она впервые в жизни возжелала смерти человека и отречения от престола. Но никому неведом был ее мир. Ведь, так же как и ее добрый друг, Тамерлан, она умела скрывать чувства.

- Именно поэтому сей же час Адеинен наденет браслеты на свои прекрасные и, несомненно, мудрейшие руки. И пусть каждый присутствующий в этом зале преклонит колено, признав ее власть...

Девушка наконец подняла глаза. Бесчувственно она осмотрела всех, кто смотрел на нее. Чуть кивнула и подняла дрожащие белые кисти. Шимрон с каменным лицом принял из рук слуги бархатную красную подушечку, на которой вполне мирно лежал величайший источник энергии на землях людей... Так называют его, ибо только этот источник способен отнять жизни у всего, что их имеет, а земли превратить в пепел. Да, это были Овермунские браслеты, выкованные из Неземного золота.

Аден осторожно коснулась наручника, провела пальцам по изящным линиям гравировки месяца, заключенного в луну, и луны, затмившей собой солнце. Ей подумалось, что еще никогда прежде ей не доводилось рассматривать браслеты в таком положении. И хотя символ власти в империи носил некогда ее отец, Неземное золото ей случалось видеть только на его руках. А теперь они были так близко и казались ей такими опасными, что царевна долгое время не решалась взять в руки хотя бы один. Она все рассматривала идеально правильные контуры, выгравированные надписи: на правом браслете таковой была "Ordvermoon" - Овермун, а на левом - "Khaliatria" - Калиатра.

Внезапно она уловила настойчивый взгляд мужа, выжидающие взгляды из зала и совсем неуверенно сжала в пальцах мгновенно посветлевший правый браслет. Осторожно коснулась им своего запястья, приложила к руке и с легким щелчком закрыла. Золото стало приобретать другие черты. Как воск, оно обтекло руку царевны. В тот же миг в глазах у Аден случилась белая вспышка, такая, которую заметило большинство присутствующих, но не заметила она сама. Второй браслет поступил с ее телом точно так же. И тысячи шепотов зазвучали у нее в голове: так разговаривали стихии с повелителем Золота.

Стоящий неподалеку Адеинен худощавый вельможа приклонил колено и почтительно опустил голову. Другой, не мешкая, коснулся ониксового пола кончиками пальцев и что-то зашептал. Волна прошлась по залу, и все присутствующие с глубочайшим и действительно искренним уважением опустились на одно колено. Шимрон, украдкой ухмыльнувшись, едва склонился. Аден с ненавистью посмотрела на него, стиснула кулаки, готовая уничтожить его, но... не смогла. Что-что, а убивать она никогда не умела.

- Не криви свое личико, милая царевна, - зашептал темный, читая все ее чувства по жарким глазам, - твой отец сам назначил меня наместником, не повесив меня в тот же день, как я прибыл с мирным договором...

Царевна сжала губы и резко отвернулась. В зале все еще было тихо, все стояли на коленях, не смея поднимать голов. И только в самом конце ковровой дорожки, ведущей к трону, стоял лишь один овермунец, чья высокая фигура и без того выделялась на всеобщем фоне. Овермунец - не человек, - скрестив на груди руки, ледяным взглядом осматривал своих условных повелителей. А в особенности Шимрона. Когда оба его заметили, тот сдвинул брови и, не говоря ни слова, резко развернулся, уходя из зала. Только белый, вышитый золотом плащ, из-под которого выглядывала рукоять меча, сверкнул на солнце, когда его хозяин скрылся за поворотом к лестницам.

Тамерлан быстро спустился вниз, потребовал у слуги своего коня и вышел на крыльцо. С высоты белой мраморной лестницы он наблюдал за огромным скоплением народа. Люди выглядели как-то непривычно угрюмо и даже напугано. Мужчины молчали, женщины, не скрывая эмоций, голосили, называя имя усопшего царя. Над входом во дворец подрагивало изображение тронного зала. На нем четко виднелись многие вельможи, а в особенности - царевна Адеинен, на глазах которой явно блестели слезы. Эту проекцию изображения в самом начале церемонии навели три дворцовых чародея, отвечающих за подобные демонстрации. Именно потому, что знал о ней, Тамерлан не решался в зале подходить ближе и что-нибудь говорить. Он, в последний раз посмотрев на якобы скорбное лицо Шимрона, перевел взгляд на народ и заметил своего вороного коня. Такого трудно было смешать с толпой...

- Это Арес! - восклицали люди, указывая на невероятного роста вороного жеребца в золотой уздечке, вышитом серебром седле и прочных золотых ногавках.

- Арес! Конь самого Тамерлана!

- Говорят, греки называют так своего бога войны...

Боевой конь с дугообразной крутой шеей, широкой мускулистой грудью, вьющейся черной гривой и длинным хвостом, топнул своим впечатляющим копытом и вырвал поводья из рук конюшего. Люди испуганно расступились. Громадина хрипло заржала, приветствуя хозяина, ее темные глаза посверкивали. Тамерлан с удивительной, явно отработанной легкостью сел в седло, нашел правой ногой стремя. Он старался не смотреть на людей, просящих его о чем-то, умоляющих пообещать, что он все исправит.

- Тамерлан! Тамерлан! Будь милостив! - восклицали мужчины и женщины. - Не дай темным править Овермуном! Обещай нам свободу!

Генерал набросил на голову капюшон и дернул поводья. Конь под ним всхрапнул, гарцуя на месте. Тамерлан холодно посмотрел на плотную, явно напуганную толпу, уже окружившую его со всех сторон.

- Я обещаю, - сказал он.

Арес едва приподнялся на задние копыта, дернул головой, и народ расступился. Вороной прорысил вперед, быстро покидая пределы дворца. А потом пошел в галоп, и никто не смел стоять у него на пути...

Глава вторая. Согласие Непокорности

"У каждого из нас есть мечта, имя которой - свобода"

(Неизвестный)

Хог-Ангра, центр Овермуна.

Большой Зал Совета

На этот раз Сбор был объявлен тайным. Все письма-приглашения были доставлены не как обычно гонцом на взмыленной серогривой лошади, а почтовым голубем. А потому все члены Совета искренне изумились, читая строки, написанные рукой самого генерала Тамерлана, оканчивающиеся лаконичной записью: "Строжайше секретно!". Тем не менее, никто противиться не посмел, даже несмотря на то, что час был крайне ранним, а многие члены Совета жили исключительно далеко от Хог-Ангра. Выбор Тамерлана всегда уважали, хотя никогда прежде генерал Совета не созывал. Теперь все его участники напряженно ждали прихода самого виновника.

В просторном зале были довольно низкие потолки, выполненные едва ли не из сталагмитов. Стены были сводчатые, холодные. Пространство освещалось по священной традиции исключительно огнем факелов, что символизировало горячую мысль, бьющую "в холодные стены рассудка". Пол был каменный, как и большинство пространства здесь, местами даже со старыми трещинами. Впрочем, ни один член Совета не желал вычурности в таком особом месте как Зал Судьбы. Поэтому даже круглый стол и стулья с высокими спинками были поистине жесткие. Что и говорить, Зал в те времена выглядел именно так, как и при своем рождении, когда был выбит прямо в склоне горы Ангра.

За круглым столом никогда не было лидеров. И хотя равенство чтилось так же священно, как и традиции, все же и здесь установилась некая иерархия. Несмотря на то, что Совет состоял исключительно из ведущих офицеров Белой Овермунской армии, Верховным заседателем, а именно тем, кто обязан открывать и закрывать Сбор и объявлять повестки дня, принято было считать Старца, имя которого никогда не звучало в стенах Зала. Его происхождение, прошлая жизнь также скрывались, и выбран он был Верховным по давно забытым причинам. Впрочем, он никогда не вызывал нареканий, так как был поистине сведущ во всем.

Уважаемыми в Совете считались воеводы Зимрана - северной, действительно суровой провинции, где Овермун почти постоянно вел битвы с темными за рудники золотодобычи и алмазные шахты. В тот день их было всего трое - Малькион Д`Хог Вэрра - воевода из столицы Зимрана, Эрединк Аррэ-Тур - военачальник гарнизона крупнейшего золотого рудника провинции, и Ардор из Снежной Пустоши - командир спецотряда по исследованию впадин и лежбищ. А четвертый - Зелестиан Дор-Датра, генерал корпуса пограничных войск, - погиб накануне подписания мирного договора. Его смерть считали обидной, однако достойной уважения и даже овермунской зависти. Ведь в тот день он и еще двадцать четыре отчаянных овермунца до последней капли крови защищали границу от внезапного вторжения.

- Голубь прилетел, как только рассвело, - томно произнесла светловолосая девушка с усталыми голубыми глазами и слегка курносым носом, - а его все еще нет. Мой бедный слуга Клест едва не потерял правый глаз, настойчиво гремя в двери, когда я спала... Ненавижу, когда меня будят раньше положенного, а тут еще и нож под рукой оказался.

Она была среднего роста, хрупкого телосложения. На первый взгляд - исключительно безобидная... Местами весьма язвительная. Однако стоило ей надеть капюшон и маску своей формы, вытянуть из ножен сияющий пламенем меч, как вся ее безобидность и ехидство мгновенно улетучивались. Оставался только холодный рассудок, яркие от огромной внутренней силы глаза и напряженные мышцы, готовые в любую секунду превратить все ее тело в смертоносную тень. Так выглядела одна из трех женщин, находящихся в зале, воительница Белой Овермунской армии - Сильвонг Д`Оргас Прорайн, предводительница отряда Иракур второго батальона, повелительница Северо-восточной провинции Овермуна... Теперь, после замужества царевны - самая завидная невеста в империи.

Услышав о неудачливом слуге и метательном ноже, сидящий напротив Сильвонг кареглазый мужчина усмехнулся. Как можно удобней сев в кресло, он наблюдал за огненными бликами, отраженными на идеально отполированном клинке длинного кинжала. От скуки он вертел между пальцев лезвие, проверял и без того надежную сбалансировку. На лице его иногда мелькала весьма обворожительная улыбка, двигая темную щетину на щеках. Так же изредка он приглаживал ухоженные каштановые волосы, скользя по голове широкой ладонью.

Он, точно как и все присутствующие, был одет в белую, вышитую золотыми нитями форму: безрукавку, штаны, заправленные в высокие мягкие сапоги с множеством медных пряжек, в пару боевых беспалых перчаток и неотъемлемый плащ с капюшоном и маской. Как и присутствующие здесь офицеры, этот был хорошо вооружен: лук с колчаном, сабли на поясе, легкие кинжалы, прикрепленные к голенищам сапог... Но главное, что было действительно только у самых достойных - это двуручный меч - признак верховных должностей в Белой армии. Его идеально отточенный клинок покоился в мягких ножнах, и лишь длинная рукоять возвышалась над плечом воина... А это был второй по значимости военный овермунский чин - полковник армии Овермуна. Не имея всего нескольких привилегий, Вальдар Дэн-Рованэ Прорайн вполне уважал все решения генерала. Но даже ему наскучило ждать.

- Я уверена, у Тамерлана были свои причины опаздывать, - послышался мягкий женский голос, - наверняка он принесет нам вести, о которых мы даже не догадываемся.

Высокая девушка с серьезным и едва усталым лицом стояла спиной к собравшимся. Все имели возможность наблюдать ее густые черные волосы с медным отливом, идеальную фигуру, стройные длинные ноги. Никто не видел только ее глубоких синих глаз, наполненных предчувствиями и прогнозами, ее изредка подрагивающих бледных губ. Она напряженно глядела в каменное бесформенное окно с видом на скалы и на далекую-далекую, однако подрагивающую золотом Калиатру. И тусклые лучи солнца поблескивали на рукоятях ее пары сабель, меча и остального вооружения. Солнце видело свое отражение в серебристых, испещренных рунами пластинах боевых перчаток на ее скрещенных руках.

Это была Велитта - вторая женщина-воительница Белой армии, повелительница Дилайя - юго-западной провинции, специализирующейся на выращивании боевых зверей, и по совместительству - главнокомандующая всех ее пограничных войск. Все считали ее близкой по духу самому генералу - такая же хладнокровная, как и он, ответственная, как он, всем сердцем любящая свой Овермун.

- Надо же, живет ближе всех, а опаздывает, как на свидание, - тихо пробурчала третья женщина в зале - зеленоглазая, очень светлая блондинка. Но у овермунцев слишком уж обострен был слух, чтобы не услышать подобные замечания.

- Да уж! - Сильвонг тихо засмеялась, Вальдар кашлянул в кулак, воеводы Зимрана с вытянутыми лицами перевели взгляд на девушку.

Третью женщину-воительницу звали Крэллис. Была это стройная, довольно красивая, хотя и не эталон, девушка. Волосы всегда заплетала в косу, которую растила много лет, но обычно отрезала после неудачных битв. Она так давно служила империи, что все, кто знал воительницу, позабыли о ее настоящем возрасте, разве что третья женщина в Белой армии наверняка младше Велитты. Как и все овермунские воины, Крэллис была не той, что кажется. И мало кто знал, на какие поступки она готова ради цели и блага империи.

- Я уже слышу подковы Ареса, - произнесла Велитта. Всмотревшись вдаль, она коснулась рукой косяка и приникла ухом к каменной стене. - Отчетливо. Генеральский конь гонит что есть духу.

- Он это умеет, - сказала Сильвонг.

- А вот и он сам.

Среди скал, на каменистой дороге, шумно застучали лошадиные копыта. Из-за поворота вырвалась черная масса, несущая на спине хмурого и сосредоточенного всадника, едва не прижавшегося к ее гриве. Прискакав к входу в пещеру, конь затормозил, проехался по инерции копытами, едва не сев, и остановился, взмыленный, вспененный, уставший. Всадник резко соскочил с седла, оставил коня непривязанным, и побежал к винтовой лестнице.

- Надо же, как спешит, - задумчиво прошептала Велитта, отворачиваясь от окна и тревожно глядя на присутствующих.

- Может быть, совесть пробудилась? - зевнула Крэллис.

Вальдар хмыкнул. Офицеры Нофальт Элькзанна переглянулись. Они были хорошими друзьями генерала и знали, в каких случаях тот может так спешить. Безымянный старец заинтересованно погладил бороду. У него тоже были определенные мысли.

Не успели все двадцать четыре члена Совета потеряться в догадках, как за каменными дверьми послышались торопливые шаги. Звеня цепями наддверных колец, Тамерлан вошел. Все двадцать четыре пары глаз в мелькнувшем свете лучей солнца, пробивающихся из потолка за спиной прибывшего, увидели его высокую фигуру. Генерал, не сбрасывая капюшона, как того требовали традиции, сказал повестку дня:

- Акиллера убили...

Хриплый, ни на что не похожий голос глухо отбился от каменных стен, донесся до слуха каждого из присутствующих. Сухой, как будто голос самого убитого пронесся по Залу Судьбы, прокрался в грудь и крепко стиснул сердце каждого.

- К-как убили?.. - пораженно прошептала Крэллис, и в тусклом свете факелов заблестели слезы на ее глазах.

Это был единственный возглас, прозвучавший в Зале. Недавно заинтересованные уставшие лица вдруг окаменели, а глаза показались непривычно холодными. Тамерлан хмуро глядел в эти лица, старался заглянуть в эти опущенные глаза, но всякий раз ему отказывали во взгляде. Даже близкая по духу боевая подруга Велитта уткнулась в пол.

После минуты молчания послышался холодный голос старца:

- Вот и сбылись наши прогнозы, друзья. Напрасно мы позволили Акиллеру принять предложение о мире...

Крэллис незаметно прикрыла лицо рукой, чтобы никто не видел ее слез. Сильвонг застыла на месте, ее губы дрожали. Вальдар напрягся, не решаясь посмотреть на Тамерлана и задать интересующие его вопросы. Офицеры хмуро переглядывались.

- Я был уверен, что этого не произойдет! - вдруг воскликнул воевода Малькион Д`Хог Вэрра. - Иначе не поставил бы я свою подпись в этом проклятущем Договоре! Как, Тамерлан? Ка-ак это могло случиться?!!

Генерал не ответил. Он сам не знал.

- Спящая Гвардия на первом этаже, - стал перечислять Ардор из Снежной Пустоши, - Оликс на крыше, Шатра - по всей территории... Как можно было даже маленький дротик пронести без их ведома?!

Тамерлан молчал, хмуро глядя на не менее хмурых офицеров. И все вокруг тоже молчали.

- Какова официальная версия смерти государя? - вновь нарушил тишину Старец. - Я ведь правильно понимаю, что их две?

- Правильно, - кивнул Тамерлан, - официальная - это то, что царь умер естественной смертью. И кто из вас верит в это?.. - ответа не последовало. - Такую причину под силу провозгласить только темному. Мне кажется, все здесь со мной согласятся...

- Но что могло произойти? - поинтересовался один из воевод. - Ардор прав: Шатра и Оликс не позволили бы проникнуть во дворец убийце.

- Я пока не знаю, как это случилось, - отвечал генерал, - случай и вправду необычен... Но, сдается мне, все здесь знают, кто мог так подло поступить.

И вновь молчание послужило ему ответом.

- Сегодня поговорить с Аден мне не удалось, Шимрон явно спешил с ее ассенсией, чтобы я не смог ничего изменить... Я уверен, что браслеты этой ночью были в его руках.

- Но ведь он не имеет права осуществлять ассенсию без нашего согласия! - воскликнула Сильвонг, ударив кулаком по столу. - Неужели никто не вмешался?!

Тамерлан перевел на нее взгляд:

- Во дворце больше нет тех, кто смеет ему возражать. Теперь ему позволено все.

Послышались шумные вздохи. Генерал добавил:

- Первым делом он собирается вносить военную реформу, менять высшие чины и переформировывать состав Совета. Он так и сказал во время своей речи. Прямо после слов о погребении Акиллера.

- Наглость присуща всем темным, - произнес один из офицеров Залесного Междугорья.

- А потом сказал, что великодушно соглашается управлять империей три месяца, до вступления Аден в совершеннолетие. Надеюсь, все понимают, чем это нам грозит?.. И чем грозит династии?

- Трех месяцев ему хватит, чтобы нас разоружить, - сказал Вальдар. - За три месяца он может ввести абсолютно новую систему...

- Избрать новых воевод и офицеров, - добавила Крэллис.

- Быть может, он хочет проверить нас на уровень смелости, - задумчиво произнесла Сильвонг, - на покорность силе Браслетов?

- Он делает нам вызов, - заключила Велитта.

Члены Совета, казалось, погрузились в глубины самого океана. Они как будто не дышали.

- Я не прощу ему этой дерзости! - сказал вдруг Тамерлан. - Убив Акиллера, он начертал на себе цель для моего меча. И пусть хоть все Войско Потустороннее попробует меня остановить! Кто со мной?

После короткого молчания Велитта первой извлекла из наручных ножен тонкий золотистый стилет и воткнула его прямо в камень стола. Ее глаза пылали гневом, бледное лицо казалось мраморным. Она яростно осмотрела всех затаивших дыхание.

- Я пойду, Тамерлан! - сказала она. - Меня тоже не пугает Шимрон и его армия.

Сидящие за столом воины старались не смотреть друг другу в глаза. Каждый из них понимал, насколько серьезно будет их решение. В тот миг каждый ставил на карту свое будущее: сохранят ли они свою жизнь, оставаясь под властью вечных врагов, униженные и покоренные, или же рискнут и сделают вызов всей тьме... Тьме, которая теперь вооружилась величайшим источником энергии. Тьме, которая через три месяца - и это не требовало излишних размышлений - убьет последнего представителя рода Акиллеров...

Вальдар резко крутанул в руке свой нож, который рассматривал до того момента, вздохнул и вонзил лезвие прямо в камень.

Крэллис вздрогнула, услышав скрежет идеально заточенной наипрочнейшей даргской стали, погрузившейся в круглый стол. На миг она подумала, что все они сейчас как этот клинок. Пусть кажется невозможным вонзить нож в камень, но если оружие заточено и твердо, если рука крепка и надежна, лезвие победит. И она тоже вытянула нож, вонзив его так же, как Велитта и Вальдар.

Воины все еще сомневались. Тогда воевода северной, самой опасной и дикой провинции Овермуна, Эрединк Аррэ-Тур, поднялся из-за стола и холодно обратился:

- Я родился в вулкане, как и каждый из вас. Десять лет я носил имя, данное мне приемными родителями, жил в доме, предоставленном ними, - голос его дрожал первое время, но внезапно стал принимать характер нарастающей волны. - Я был человеком, любящим свой дом и семью... И я скорбел, когда оба родителя почили с миром в своей скорой старости. Лишь когда они постарели, а я остался молод, я понял, что всегда, всегда у меня были иные родители - мои истинные мать и отец.

Все присутствующие как будто бы напряглись после его слов. Эрединк заметил это и продолжил:

- Именно они дали мне истинное имя, подарили новый дом и приняли меня в свою бессмертную семью. Именно они воспитали меня в лучших традициях военной державы и заверили, что мой долг - это быть защитником. Так вот я скажу: моей матерью была и будет империя, моим отцом был и будет Акиллер. И пусть кто скажет, что я не прав, если я считаю честью отомстить за смерть отца! - его широкий кинжал на одну треть погрузился в круглый стол.

За этим восклицанием послышались шуршания клинков, вытаскиваемых из ножен, звонкие удары. Зал наполнился уверенными голосами: "За мать-империю!", "За смерть государя!", "Пусть мой меч уничтожит тех, ради кого он был заточен", "За вечный Овермун! За вечного Акиллера!", "Армии Тьмы суждено пасть!", "Пусть моя жизнь будет залогом жизни Овермуна!", "Да поможет нам Высший Творец!.."

Когда в столе были погружены лезвия двадцати двух клинков, и каждый присутствующий ощущал воинственность соседа, вновь наступило молчание. Все посмотрели на Сильвонг. Девушка все это время глядела в стол, не решаясь поднять глаз. Но теперь пришла очередь и ей сделать свой выбор. Сильвонг медленно вытащила из-за перчатки метательный нож, осмотрела блестящую рукоять.

- Я отдаю свой голос за всеобщую мечту, - сказала она.

Последний нужный клинок нашел свою последнюю жертву в образе круглого каменного стола. Так было подписано Согласие Непокорности - единственный из овермунских документов, не внесенный на бумагу.

Генерал посмотрел на неподвижное лицо Старца. Тот, как будто прочитав его мысли, сказал:

- До чего вы радикальны, друзья.

- Ты не с нами, Старец? - спросил Тамерлан.

- Нет, с вами, - степенно ответил он. Погладил бороду, кашлянул. - Но такие решения не принимаются вот так.

- Ты видишь клинки в столе? Это наши решения! Мы их приняли, ибо это единственно верный выход!

- Я понимаю. Однако предлагаю, генерал, хотя бы начертать план.

Тамерлан опомнился. Пылающий в нем огонь мгновенно потух, вернулась его отличительная черта - холодный и непоколебимый рассудок. Он поднял голову, расправил плечи, сбросил, наконец, капюшон.

- Действовать нужно быстро, пока Шимрон не ввел свои войска в столицу и пока ничего не изменил. Три дня...

- Тамерлан, ты забываешь об усопшем, - скорбно произнесла Велитта, - нам еще только предстоит осуществить церемонию погребения...

- Пусть Акиллер простит нам такой поступок, но ждать нельзя. Нельзя дать темным шанс подготовиться. Посему предлагаю запечатать окна Знаком Тишины и приступать.

Глава третья. Пророчество о вороне

"Не допусти ошибки, храбрец, приняв близко к сердцу речи Оракула. Он скажет тебе лишь о зеркальной стороне истины"

(Пифия в Храме Девяти, Лоншер)

Пустыня Анугх, храм Солнца.

Когда-то впечатляюще высокое сводчатое здание из известняка, носящее в качестве венца красивый медный диск на крыше, теперь было полностью забыто. Культ солнца, некогда процветающий на просторах юго-западной провинции Овермуна - Зимрака - ныне предпочел безводной жаркой пустыне тихие зеленые долины юга - Дилайя. Да и там, впрочем, пошел в упадок. Какое-то время казалось, что религия эта вообще стерлась с лица земли, как и последние руны на скалах, начертанные в честь Великого Солнца... Однако поговаривали, что грозные жрецы и по сей день приносят кровавые дани божеству, не питаясь ничем, кроме мощной энергии Солнца. Как бы то ни было, память о них с каждым годом стиралась и забывалась. А храм стоял. Стоял, как нерушимое напоминание о прошлом, как бессмертное изваяние древних человеческих инстинктов, как дань тем, кто свято верил в ложную правду.

Теперь храм выглядел, если не жалко, то крайне истерзано. Источенные ветрами, проливными дождями и своим же покровителем - Солнцем, стены навечно остались изуродованными и избитыми. Восточная башня, где в свое время жрецы каждое утро закалывали лучшего барана из стада, где поливали теплой кровью стену с рунами молитв, и где руно несчастного животного отнималось у него еще при жизни, стена Вечной дани, окончательно обвалилась. Еще виднелись из песка припорошенные пылью желтые камни и черепа скота. Однако и им предстояло стереться и прахом развеяться по пустыне и, быть может, последним прикосновением настичь оставшегося идолопоклонника где-то среди равнин Дилайя. А пока еще они лежали, безмолвные, угрюмые. Вынужденно они глядели туда, вверх, где возвышались еще стены западной башни, укрытые сеткой трещин и обрывками неясных тканей.

Да, храм был не в лучшем виде. Его когда-то величественные ворота уже готовились пройтись последней трещиной и упасть в объятья обжигающего песка.

Дорога к храму была условно забыта. Проходящие мимо верблюжьи караваны изредка наблюдали за раскрошенными неприветливыми желтыми стенами, но ни один бедуин не решался сделать малейшую тропку к пристанищу древности. Ближайшие поселения - впрочем, трудно назвать их "ближайшими" - находились в пятидесяти километрах от забытой постройки, и в них предпочитали упоминать название храма только в страшных байках о жестоком культе.

Но в тот год двенадцать злых духов приняли имена двенадцати овермунских месяцев - Дэлион, Нэнниэш, Кенай, Велликор, Шуаг, Леордан, Зелиал, Гер-Крон, Акхар, Феоган, Хаанд и Гелиар. И эти двенадцать злых духов, каждый в свой черед, выбирали место обитания себе по вкусу. Поэтому дорога к храму ожила вновь.

Гер-Крон - месяц у овермунцев двойственный. Он не длится только август, но переходит еще в часть сентября. Оставшиеся три месяца до января, у людей знаменующих переход к следующему году, на самом деле такие же двойственные, как Гер-Крон. То есть они плавно перетекают в промежутке между сентябрем и декабрем, касаются самого длинного и последнего месяца овермунского календаря - января (Дэлиона) и только с наступлением у людей весны - в марте - в Овермуне наступает новый год. А там овермунские месяцы по количеству дней вновь совпадают с обычными.

В тот год злые духи, покровительствующие Войску Потустороннему, умело использовали овермунский календарь, расположившись точно в иерархическом порядке: сильнейшему из них достался самый длинный и самый решающий последний месяц, когда они могли бы открыто влиять на судьбы людей, то есть - Дэлион, привычный людям январь. Это событие повлияло и на место обитания последнего духа. Так как лежбища располагались в точках, принимающих спиральный вид, что тянулся к центру империи, то и Дэлион предполагал появиться в пик правления империей, в самой столице.

Однако пока что был только Гер-Крон, не шло и речи о власти, и злой дух августа поселился далеко за пределами центра, в забытой пустыне, в забытом храме Солнца.

Резвый гнедой жеребец подскакал к полуразрушенным воротам. Белая проточина на его лбу блестела от капелек пота, грива бурно вихрилась от порывов сухого пустынного ветра. Всадник, плотно укутанный белой тканью, спокойно осмотрел окружающее, подвел жеребца ближе к стене, в тень, и спрыгнул. Его сапоги глухо ударились о пыльную, покрытую трещинами землю. Теперь мужчина похлопал жеребца по шее и, тяжко вздохнув, стянул защитную ткань с лица.

Это был Шимрон.

Повелитель темных, теперь и наместник царицы овермунской, как и прежде ощутил смесь странных чувств, глядя на место прибытия. Легкий порыв страха, дикая радость и унылая грусть... Сбросив с головы белое покрывало, он быстрой легкой поступью проник к входу в храм.

Внутри здание выглядело ничуть не лучше, чем снаружи. Несколько колонн были настолько стары, что любой несильный удар способен был, казалось, разбить их непрочные корпуса. В зале, где оказался Шимрон, царил таинственный полумрак, и только большие трещины в сводчатом потолке позволяли проникнуть внутрь пыльным столпам света. Впрочем, даже эти несколько столпов по странным иллюзорным причинам не могли осветить пространство хоть на метр возле себя. Они казались светлыми кинжалами, призванными разрушить древний храм даже внутри. По углам зала было так темно, что с трудом различалась блестящая паутина и много-много хлопьев пыли, застрявших в ней. В один из самых тихих моментов, когда снаружи умолк ветер, где-то среди обломков каменных алтарей послышалось грозное шипение гадюки. Змея проползла среди кусочков черепицы, коснулась гладким боком бюста большой, но сломанной белой статуи, скользнула по грязному рисунку пентаграммы прямо в щель в стене.

Шимрон сделал еще несколько шагов внутрь и остановился около одного из столпов света.

- Рад видеть тебя, брат мой... - неожиданно зашептало едва шипящее эхо. - Я так долго ждал дня, когда смогу увидеть тебя, о надежда всех Двенадцати!

- А я рад слышать тебя, Гер-Крон, - ответил холодно тот и едва склонил голову.

Спиной он чувствовал, как сзади проносится холодный ветер. Краем глаза он увидел едва заметное движение паутины в углу. Обернулся.

- Ты пришел за советом или за пророчеством? - зашипело эхо.

- За пророчеством, - ответил Шимрон.

- Что ж...

В темноте мелькнула какая-то неясная конечность, блеснула серой длинной костью и вновь исчезла.

- По нраву мне твой выбор...

Наместник не смел перебивать раздумья духа. Он терпеливо ждал, стараясь смотреть только на солнечные столпы.

- Расскажи мне, брат, что заставило тебя прийти так рано? - между тем спросил Гер-Крон.

- Одно обещание, - неуверенно сказал тот. - Обещание усопшего царя Акиллера.

- Обещание? - заинтересовалось эхо, и в тех лучах, что скользили мерным светом по ближайшей стене, долгих несколько секунд тянулось очень длинное, серое тело, движимое четырьмя такими же конечностями.

- Это обещание было последним, - продолжал Шимрон, - и я очень боюсь, что исполнится оно.

- Ничего не бойся, брат мой, но скажи сперва, каково оно было?..

- Акиллер, умирая, сказал, что я лишусь браслетов на рассвете третьего дня, - ответил он, опустив глаза, - сказал он также, что это и его последнее желание.

- Великий царь убит был в мой первый день правления? - уточнило эхо.

- О да. В тот же день я наложил свою печать на браслеты, и в тот же день Адеинен приняла их.

- Значит, мы добились того, к чему стремились первое время... Но желание... Оно было загадано в день Сильтиарна, не так ли?

Темный кивнул. Эхо вновь умолкло, и только движение странного существа улавливалось в подрагивании солнечных столпов.

- Третий день, Шимрон! Выходит, это третий день моего правления!.. Удачнее время и не представишь!

И вновь тишина. И шипение. Шимрон напрягся.

В самом широком и, увы, ближайшем к нему столпе света решил показаться Гер-Крон. И хотя предводитель темных давно привык к страшному виду своих солдат, на этот раз он все равно незаметно вздрогнул. На него смотрели восемь глаз, беспорядочно рассыпанные по безволосой серой голове. У существа не было ни рта, ни носа, ни ушей. Эта небольшая яйцевидная голова держалась на довольно длинной худой шее, которая расширялась в узкие и костлявые плечи. Невероятно длинными пятипалыми руками существо едва придерживалось за стену. На кончиках сих тонких пальцев с крупными суставами виднелись безобразные присоски. Если бы существо держалось прямо, его рост едва ли не в два раза превысил бы рост Шимрона. Но ровно стоять оно не могло: ноги постоянно сгибались в острых коленях.

- Теперь же слушай мое пророчество! - слышалось эхо, издаваемое Гер-Кроном. Его восемь карих глаз вихрились внутри так же, как недавно увиденные Шимроном глаза Зелиала. - Еще и не минет первый день моего правления, как встретит тебя овермунец. И скажет он тебе новость, которая перевернет, должно быть, всю твою жизнь, ибо будет он вороном среди соколов!

- Предатель? - прошептал изумленно Шимрон.

- Его новость позволит тебе рассчитать все, и на рассвете третьего дня, когда состоится величайшая битва, судьба наша будет решена еще до окончания правления всех Двенадцати!

- Небывалое происшествие... подумать только, предатель среди овермунцев!..

- О да! Это и погубит их! Столетия нашего усердного труда не прошли даром! Мы готовили "ворона" с самого его рождения... Ха! И вот, в этот день мы пробили брешь даже в неприступном стане Белой Армии. Разве не чудесный знак? Империи суждено пасть!..

Гер-Крон склонил набок голову, чуть помолчал и добавил:

- А после битвы наших воинов будет в три раза больше поверженных овермунцев.

Этих слов было достаточно. Забыв узнать о судьбе браслетов, Шимрон повернулся и быстро зашагал к выходу. Однако краем уха ему удалось услышать шипение, пронесшееся холодом где-то сзади:

- А что до источников... Береги их пуще всех великих сокровищ, ибо не вижу я, какова судьба их...

Шимрон сел на гнедого жеребца, резко дернул поводья. Конь вздыбился, заржал. Наездник в последний раз взглянул в умирающий лик храма Солнца, на медный диск, как венец возвышающийся на крыше постройки. И пришпорил коня. Поднимая тучи пыли, а затем и вихри песка, резвый гнедой жеребец понесся по пустыне Анугх, к порталу на Калиатру.

Калиатра, Дворец Акиллера, кабинет государя

- ...Ваше величество желает ли принять Маргоса Шаогорна Прорайна?

- Желает, - ответил Шимрон.

Было четыре часа вечера, когда наместник вернулся во дворец. Не успел он и поесть, как его завалили документами, требующими подписания, пришли люди, уточняющие о процессе погребения Акиллера. Но единственным, что соответствовало событию в его настроении, было каменное, почти траурное лицо. В тот день его кабинет посещало много вельмож, дворян, офицеров человеческой армии, но ни одного овермунца. И теперь, когда у наместника не было ни сил, ни желания принять кого бы то ни было, он услышал заветное слово - Прорайн. Прорайн - самый древний вулкан, порождавший только величайших воинов, так или иначе сыгравших огромную роль в овермунской истории.

Двери тихо отворились. Шимрон, оторвав взгляд от пергамента, взглянул на прибывшего.

Стоящий перед ним овермунец заметно отличался от тех, что ему доводилось видеть. Обычно высокие, широкоплечие воины с твердыми чертами лица и прямыми взглядами не были похожи на не слишком высокого, не слишком впечатляющего телосложением солдата, в чьем выражении лица проскальзывала какая-то женственная мягкость, а во взгляде - подозрительность одновременно со слащавой покорностью. Когда он снял из уважения свой капюшон - до этого ни один овермунец Шимрону такой чести не оказывал! - черные кудри упали на его плечи.

Маргос, приложив к сердцу кулак - еще один признак уважения, которого наместник ни разу не удостоился, - сказал тихо:

- Приветствую, великий наместник!

- И тебя приветствую, - ответил Шимрон кивком, изо всех сил стараясь не выказывать своего нетерпения. - Проходи, присаживайся, не стой в дверях, мой друг.

Тот вновь поклонился и занял предложенное место напротив, в мягком кресле с высокой спинкой. Он смотрел на наместника через тот самый стол, за которым еще вчера Акиллер дописывал свои последние строки.

- Надеюсь, великий наместник в добром здравии и трезвости ума.

- И то, и другое в порядке, - смутившись, сказал тот. - Так ли и ты, Маргос?

- Так и я, повелитель, - в его голосе опять мелькнула нотка слащавой покорности.

- Не бойся, солдат, в этой комнате никто нас не услышит. Так что же, - предводитель темных кашлянул, - докладывай, с чем пожаловал. Хороши ли твои вести?

- Хороши они или нет, судить вам, повелитель! А заключаются они вот в чем. В Белой армии назревает величайший бунт, господин! Этим утром генерал Тамерлан созвал тайный сбор Совета, на котором было принято решение поднять восстание!

Лицо Шимрона слегка вытянулось. "Как точно подгадал Гер-Крон, - подумалось ему, - этот - действительно ворон среди соколов..." Глубоко вздохнул.

- Скажи, - пристально вглядываясь в темные глаза, произнес наместник, - какая нужда толкнула тебя так поступить?

Маргос потупился, услышав подобный вопрос. Не ожидал он этих слов в устах Шимрона. Тем не менее, он нашелся:

- Никакая другая, мой господин, кроме потребности в порядке и благоденствии... А порядок и благоденствие нынче вы только один излучать можете. Не расскажи я вам эту новость, вся пресветлая столица и весь великий Овермун погрузились бы в хаос и бесчинство, умылись бы кровью и слезами... Уповаю на вас, мой господин, ведь я верю, что один только вы и ваше могучее войско могут спасти всех нас от тирании овермунской знати!..

Слышать это Шимрон был не только не готов, ему и не хотелось: Маргос либо не знал, о чем говорил, либо подло лгал, в надежде снискать милость наместника.

- Что ж, - сказал тот, - пусть исполнятся твои речи, мой друг. Однако же, чего-то ты бы хотел за это?

- Если угодно будет господину, - стыдливо опустил глаза, - по окончании сражений наградить меня чином вашего офицера и, если смилостивитесь вы, великий наместник, дать мне землю... те поля, что на севере Калиатры...

- Пусть будет так, ежели не лжешь ты мне...

- Как можно, повелитель! - отшатнулся тот.

- Но, знаешь ли, Маргос, - протянул Шимрон, - только этих вестей недостаточно. Ты должен дать мне план их действий, если хочешь быть одним из моих генералов.

- Но повелитель, - побледнел предатель, - я не вхожу в высший офицерский состав и не знаю, каковы их планы в точности!..

- Узнай, мой друг! - развел он руками. - А пока что, выпей вина...

Наместник разлил вино по кубкам, по тем самым, из которых вчера пил то же вино, что и сегодня с Маргосом. "Раз уж суждено и тебе нанести удар в спину, то побудь немного на моем месте", - подумал предводитель темных. Солдат потянул напиток, помолчал в задумчивости.

- Из доверенного мне и своих собственных соображений, ваше величество, - осторожно сказал он, - мне известно, что в восстании примут участие все полководцы. Я думаю, они поднимут войска в каждой провинции, а потом подтянутся к Калиатре, где нанесут решающий удар. Говорят, мой господин, они не хотят медлить. Они сделают это третьего гер-крона...

- На рассвете, - завершил Шимрон, ухмыльнувшись, и выпил вино до дна.

Глава пятая. Клятва

"Я никогда не клянусь, - сказал он. - Если клятвы не исполнить, она не даст тебе покоя и в загробном мире"

("Вальдар Дэн-Рованэ Прорайн", записки современника)

К востоку от Калиатры, апельсиновые сады

Аден, сжимая плечи от холодного ветра, терпеливо ждала у своей лошади. Она стояла спиной к заходящему солнцу, и ее нежно-розовое платье для верховой езды сзади казалось ярко-красным, а спереди - почти темным. Белая лошадь позади нее пофыркивала и переступала с ноги на ногу.

Тамерлан тайным сообщением попросил ее явиться к "месту встреч" на закате без всякого сопровождения. Уйти из дворца без конвоя было крайне нелегко. Аден вот уже два дня после смерти отца находилась под строжайшим, впрочем, негласным надзором. Угрюмые молчаливые стражники постоянно дежурили не только за дверьми, но и в пределах ее спальни, ночами пугая своими мертвенно-белыми лицами. Она уже догадывалась, какова их сущность - это замаскированная личная охрана Шимрона. Эти стражники порой не исполняли ее приказов, в особенности, когда дело касалось ее личного пространства и времени.

Где-то среди деревьев послышались гулкие удары копыт о землю. Спустя несколько секунд на одной из дорожек показался вороной конь с всадником в постепенно темнеющей овермунской форме. Всадник замедлил движение, подъехал ближе и спрыгнул.

Тамерлан, сбросив капюшон и маску, чуть улыбнулся. Аден скрестила на груди руки, покачала головой, но тоже улыбнулась в ответ. Только теперь она в полной мере поняла, как давно они не виделись.

- Может, тебе странно это слышать, генерал, но я скучала без твоего назойливого присутствия, - усмехнулась девушка.

Он хмыкнул:

- Нашелся кто-то поназойливее?

Аден кивнула, печально вздохнув.

- Трое стражников, которых ко мне приставил мой... муж...

- Продолжай.

- Они не дают мне спокойно вздохнуть. Я постоянно под контролем, как будто Шимрон боится, что я просто испарюсь... Мне так тяжело!.. Мне не позволяют посетить покои отца, словно я способна его оживить, не позволяют свободно общаться с народом, точно я собираюсь поднять восстание, не позволяют заниматься делами Калиатры, будто я намерена затеять что-то против Шимрона... Мне страшно даже за собственных служанок, и я всех почти уволила. Я как в темнице теперь, просто настоящий заключенный!..

- Хочешь, я устрою тебе побег? - вдруг предложил Тамерлан. - Ты готова? Вот твоя лошадь, вот - моя... Мы убежим вдвоем. Я спрячу тебя в своем поместье недалеко от Прорайна...

Девушка опустила ресницы, сказав еще печальней:

- Я не могу. Прости меня, генерал... - на глаза ее навернулись слезы. - Я действительно не могу покинуть дворец... Наместник, он... Он обещал убить Вальдара, если я исчезну... Понимаешь? Сказал, что казнит его, как изменника...

И прикрыла лицо руками, а Тамерлан с грустью взглянул на ее дрожащие плечи.

- Аден, ты ведь знаешь, что этого никто не допустит. Я лично вмешаюсь, если он посмеет судить овермунцев...

- Знаю... Поэтому и не хочу, чтобы это произошло. Он грозился ввести свои войска в Калиатру, если я буду сопротивляться ему... Он же тиран, жестокий варвар! Грозился разрушить и уничтожить все, если только я ослушаюсь его!..

- Аден, прошу тебя!.. Твои слезы ранят меня. Если хочешь так, я вас с Вальдаром переправлю в независимые государства, подальше от Овермуна. Хочешь? Только не страдай, как страдаешь сейчас!

- Нет. Народ будет в смуте, если я исчезну. Я должна поддерживать видимость, что во дворце все в порядке...

- Тогда как тебе помочь?

Царевна прошептала в ответ:

- Мне очень страшно. Мне никогда не было так одиноко... Пожалуйста, скажи, что ты не оставишь меня.

Этот умоляющий взгляд всегда трогал его сердце, каким бы каменным оно не казалось. Аден редко себе это позволяла, но теперь коснулась его руки. Генерал подавил вздох. Ему было больно понимать, что быть вдвоем они не смогли бы никогда... Потому что Аден телом отдана ненавистному супругу, а душой - своему возлюбленному. Не ему, Тамерлану, знающему ее так давно... а его боевому товарищу - Вальдару. Но теперь, когда она взаперти, а полковнику опасно появляться в пределах дворца Акиллера, обратиться с мольбой царевна может только к своему настоящему другу.

- Не оставлю, - пообещал он. - Ничего не бойся, завтра все решится и закончится. Завтра будет важнейший день из всех, что были... Я, мы все отомстим за смерть царя. Поэтому сегодня мы, возможно, видимся в последний раз...

- О, прошу, не говори так! - бледные ладони девушки сжали его руку сильнее. - Это ложь!

- Это только мои предположения.

Аден отвела взгляд. Тамерлан, немного помолчав, серьезным, не терпящим отказа тоном сказал:

- А сегодня я прибыл за браслетами. Если Белая армия падет...

- Не говори, не говори так...

- Если Белая армия падет под властью наместника, - продолжил он каменно, - если я погибну, если погибнет последний из нас... Империя все равно будет в безопасности. Ты отдашь мне браслеты Стихий.

Девушка шагнула назад, когда он взглянул на ее запястья:

- Отдать?.. Но... зачем? Они ведь так сильны, и они принадлежат только мне. Я вправе распоряжаться ими, как мне хочется... И если тебе так будет угодно, я могла бы... могла бы... - и запнулась, не решаясь признаться самой себе.

Но Тамерлан был проницателен:

- Убить своего мужа?

Он помолчал, напряженно глядя в глаза девушки. Как давно он не наблюдал такой глубокой скорби в этих бесконечно глубоких, больших океанах, окаймленных черными ресницами. Нечасто ему приходилось видеть, как страдает царевна - от одиночества или от лишений свободы. Теперь она страдала от собственного бессилия, в то время как обладала величайшим источником энергии на землях человечества...

- Если так будет правильно, я это сделаю, - сказала она твердо. - Я убью его сегодня, в его же покоях.

- Ты не сможешь этого сделать.

- Я смогу побороть себя, если ты об этом...

- А я и не об этом, - он, коснувшись браслета на ее руке, сказал: - Дело не в тебе, а в них. Шимрон слишком умен, чтобы оставить нам хоть один шанс...

- О чем ты?

- В ночь, когда он убил твоего отца, - сказал Тамерлан, - он наверняка надевал браслеты. Он поставил на них свою печать. Это значит, что если их сила будет направлена против него, браслеты убьют тебя... Понимаешь, царевна?

- Подлый трус!.. - прошептала она, отведя взгляд. - Он боялся, что я причиню ему вред! Я, царевна Адеинен Акиллер!..

- Но разве не это ты хотела сделать только что? - чуть улыбнулся Тамерлан.

- О, Высший Творец! Тогда что нам остается делать?! Неужели мы позволим ему править?

- Нет, не позволим. Скажи, царевна, ты мне доверяешь? - шагнул к ней, мягко взяв за руки.

- Что?..

- Ты мне доверяешь?

- Да, - она кивнула, - но...

- Если ты мне доверяешь, - сказал, взяв ее за плечи и взглянув прямо в глаза, - ты снимешь браслеты и не спросишь, что я с ними сделаю. У нас нет другого выхода - нельзя оставить их в тылу врага, пусть даже и на твоих руках...

На миг Аден задумалась.

- Ты сказал, что все решится завтра... И ты отомстишь... - с подозрением посмотрела на него. В глазах Тамерлана читалась решимость. - Ах, теперь я понимаю!.. - девушка испуганно отстранилась. - Вы собираетесь напасть!..

Тамерлан ничего не ответил. Аден прикрыла лицо рукой:

- Нет-нет, я не позволю! - воскликнула она. - Слышишь меня? Не позволю! Темных больше вас, и я знаю, как вам придется драться!.. Вы ведь не отступитесь от боя, пока последний из вас не падет!

Снова молчание в ответ. Генерал не выглядел готовым изменить свое решение.

- Я... Тамерлан, я не могу этого допустить!

- Ты ничего не можешь изменить. Решение принято на Совете, и подготовка проведена...

- Что вы собираетесь делать? - молчание ей в ответ. Аден отстранилась. - Отвечай! Я должна знать!

- Ты действительно хочешь взять на себя эту ответственность?

- Я пока еще имею власть над тобой. Поэтому говори!

Тамерлан снова задумался над увиденной в ее глазах скорбью. Так много зла выпало на ее судьбу, так много печали она уже перенесла. Она страдает... Неужели ей можно позволить страдать и от неведения?

- Хорошо, я все расскажу, - сдался он. - Но при одном условии: отговаривать ты меня не станешь. - Тамерлан тяжело вздохнул и хладнокровно начал. - Царь Акиллер был так же дорог мне, как и тебе, как и многим достойным овермунцам. Его смерть - жестокий удар по нашим сердцам, и всю ненависть за его убийство мы сместим на убийце. Ты права: время мести назначено на завтра.

Адеинен хотела уже возразить, поинтересоваться, отчего так скоро, ведь сам царь-император еще не погребен... Но Тамерлан остановил ее легким прикосновением к губам.

- Да, завтра на рассвете мы уничтожим все отряды, которые будут стоять у нас на пути к порталам. Потом высадимся в Калиатре, гарнизон эвакуирует жителей, и мы захватим дворец, а Шимрона возьмем под стражу. На нашей стороне Мирный договор: наместник не имеет права вводить в столицу больше одного отряда темных... Не составит труда его уничтожить.

- Думаешь, все будет именно так?

- Да, иначе быть не может. Все продумано. Стражники на стенах заменены нашими солдатами на этот день. Они откроют ворота и впустят нас в город. Оликс и Шатра не будут больше подчиняться приказам наместника, они не защитят его... И еще, Аден...

- Да?

- Пообещай, что как только услышишь звуки битвы, ты сядешь на Кайлена, и он унесет тебя в безопасное место.

Девушка глубоко вздохнула. Ей больше всего на свете не хотелось сейчас подчиниться его решению, но...

- Обещаю, - сказала она покорно.

- Поверь, мне очень дорога твоя жизнь, - произнес генерал задумчиво, - поэтому не пытайся ничего предпринять.

Они оба недолго помолчали, размышляя над собственной судьбой.

- А что будет после битвы?.. - осторожно поинтересовалась царевна.

- Я найду тебя, где бы ты ни находилась... Клянусь. А теперь мне надо уходить.

- Так быстро? Ты не побудешь со мной?

- Прости меня, но я нужен в штабе. Я, правда, хотел бы остаться, но сейчас не время для разговоров. Возвращайся в Калиатру, оденься в траур и веди себя естественно. Завтра еще до заката все решится.

Генерал подошел к своему коню, и только теперь Аден заметила, что на седле висит довольно емкая чересседельная сумка. Открыв ее, овермунец извлек небольшой сундук обитый черным мехом, у замочной скважины которого были вырезаны два звериных глаза. Тамерлан положил его на землю, щелкнул нехитрым замком. Пространство озарилось алыми лучами.

- Ты можешь помочь нам или можешь отказать в помощи. Даже если так, из уже решенного нами нельзя ничего изменить. Аден, верь мне, ты должна снять браслеты.

Царевна тяжело вздохнула. Вот, она снова бессильна... С чувством долга она разомкнула золотые наручи, ощутив резкую слабость. Если бы не надежная рука Тамерлана, она, пожалуй, упала б на землю. Генерал осторожно принял браслеты, и овермунские святыни бесшумно легли на дно сундука, после чего крышка захлопнулась.

В руках у Тамерлана появилась маленькая резная пластинка овальной формы. Он приставил ее к замку, от которого тотчас отошло множество белесых витков. Затем пластинка, зловеще поблескивая, вновь оказалась у него в руках.

- Это сундук Эниала? - спросила тихо Адеинен. - Так ты был в Сокровищнице?

- Да...

- Но тогда ключ ты должен спрятать...

- Знаю, в своем теле.

Аден вздрогнула, увидев, как в его руках мелькнуло лезвие кинжала. Одним неуловимым движением Тамерлан надрезал кожу у себя на плече. Из ранки засочилась кровь. На лице овермунца не дрогнул ни один мускул. Он приставил руку с пластинкой к ране, и та, проворно, словно змея, вползла туда и скрылась за вдруг сросшейся кожей.

- Это самое надежное убежище для ключа, которое я мог придумать, - сказал и поднялся с колен. - Теперь надо расставаться.

- Прощай, - тихо сказала царевна.

- До свидания, - ответил Тамерлан, спрятав сундук в сумке и сев в седло. - Помни, что я обязательно найду тебя.

И Арес, ощутив легкий удар в бока, сорвался с места и поскакал к дороге. Царевна все еще наблюдала за грациозным галопом этого, казалось бы, тяжеловесного коня. В последних лучах солнца она различала мелькающую темную фигуру всадника. А потом он исчез. И солнце вместе с ним. На подернутом розовой дымкой небе виднелись тихие облака и стайки быстрокрылых птиц. Аден вздохнула, взяла под уздцы лошадь и зашагала по тропе вдоль апельсиновых деревьев.

На душе ее было неимоверно тяжело. Невидимая петля сжимала ее белую шею...

Как только оба всадника скрылись из виду, Маргос решил выглянуть. Все это время он бесшумно сидел в густых зарослях между двух скрещенных деревьев, в углублении рядом с ручьем. В который раз шестое чувство не обмануло его, подсказав, что только царевна сможет помочь ему узнать то, чего не удостаивал его ни один овермунец. Дивное чутье привело его в тот вечер к покоям царевны, и он стал свидетелем сцены ее побега.

То, что он сейчас услышал, повергло его в необычайную радость. Не зная, как предоставить какую-нибудь информацию Шимрону, он безуспешно возвращался во дворец, умоляя отменить просьбу, но потом, получая отказ, подолгу бродил коридорами в раздумьях. И вот он здесь! Следуя за Адеинен, он явился сюда и получил от самого генерала ревниво охраняемый план восстания. Как он счастлив! Сейчас он вернется к Шимрону и, пропустив мимо себя его брезгливый тон, скажет все, что слышал... И тогда Шимрон умолкнет. И сдержит обещание, назначив Марга своим офицером...

В предвкушении, предатель выбрался на ровную землю и тихо присвистнул. В чаще что-то шевельнулось. Вскоре к нему приблизился очень высокий серебристый волк, взгляд которого отражал хозяйский: три пары чуть сощуренных глаз в две сужающиеся к носу колонки, карего цвета, точно такого, как у Марга. Четыре уха подрагивали, внимательно исследуя территорию вокруг. Это и был ездовой овермунский волк - маахо. Впрочем, этот зверь казался лишь отдаленной копией. Своим невысоким ростом он скорее был жалок по сравнению с другими маахо. Ведь самый лучший ездовой волк всегда отличается размерами как минимум индийского слона - это обеспечивает неуязвимость его хозяина в бою с темными. Наверное, из-за этого Маргос и не любил своего преданного друга, родившегося в другом вулкане в один момент с ним, как это обычно и происходило с большей частью овермунцев...

- Поехали! - грубо приказал предатель, ударив его в бока.

Глава пятая. Время возмездия

Не говорите с тоской: их нет.

Они живы, пока их помнят...

(пророк Эваллах)

- Братья мои, овермунцы! Храбрые и честные воители! Достойные сыны Овермуна! Этот день еще не наступил, но он вот-вот должен начаться. Я знаю, взоры ваши устремлены к нашей всеобщей покровительнице - Луне. Я знаю, она оберегает нас и, незримая, будет питать нас силой...

На непроницаемо темном небосклоне все еще светилась уходящая в сизую дымку пожелтевшая луна. Ее мягкие черты постепенно прятались где-то там, где она вновь появится вместе со своими спутницами - звездами, знаменуя собой новую ночь.

- Этот рождающийся день принесет нам все, чего мы так ждали и к чему стремились. Я уверен, что день этот уже начертан на скрижалях Вечности!

На пустыре было ветрено. Теплые порывы колыхали луговые травы, веточки сухих кустов. Ветер дарил свободное дыхание пяти сотням овермунским воинам. В этот час многие из них сидели верхом на своих почти черных маахо. Звери были тихи, впрочем, нетерпеливы: они рвались навстречу звонким ударам мечей о стальную броню темных. Ветер уже готов был подхватить овермунские знамени и стяги, возвещая о начале битвы.

- Пусть ваши сердца окрепнут и исполнятся праведным гневом, ведь день нашей мести послан самим небом! Этот день так же священен, как и сама наша месть! Это месть за нашего отца...

Вороной конь неспешно шел вдоль первой боевой линии. Своей важной поступью он как будто внушал воинам уверенность в себе, а в особенности - в генерале-маршале Тамерлане. Струящаяся иссиня-черная грива искрилась в уходящих лунных лучах, вздымалась от порывов ветра. Этот огромный зверь был похож на саму месть, о которой и говорил генерал: такой же грозный и в одно время покорный тому, кто собирался обрушить месть на врагов. Этот бог войны своими чертами делал еще величественнее, чем прежде, высокую фигуру своего седока...

- Как долго продлиться могло наше терпение? До пределов разумного! Мы покорно терпели Калиатрийский Мирный Договор, ведь все мы сердцем и душой были преданы решению царя-императора... Но когда наш царь ушел из мира живых, ушла и наша покорность. Поэтому мы нарушим Договор прежде, чем это сделают наши враги. Ведь мы знаем, как они могут нарушить его! Мы знаем, что единственная их цель - это уничтожить до последнего всех потомков великого овермунского правителя. Они знают, что без Акиллеров, без этого могущественного и всеми любимого рода, не станет самой империи. А тогда уже можно уничтожить и всех тех, кто ревностно оберегал ее, то есть нас - овермунцев!

Голубые глаза Тамерлана яростно сверкали под капюшоном. Его голос был крепок и уверен. Его жесты не оставляли никому сомнения в его правоте.

- Так не потерпим же темного на светлом престоле царя-императора! Не дадим осквернить это священное место! Вперед, мои братья! У стен столицы нас ожидает вечность!..

Сказав эти последние слова, генерал резко дернул поводья, и жеребец пронзительно заржал, став на дыбы. В это мгновение маахо, ощутив резкие эмоции всадников и услышав их воинственные кличи, протяжно завыли. Они точно проводили этим луну, ведь в тот же миг она скрылась, чтобы уступить место рождающимся лучам солнца. В этих неверных лучах пять сотен честных воинов увидели фигуру своего храброго командира. Он скакал на коне по направлению к столице.

Три сотни уже посеревших маахо и две сотни закованных в доспехи коней в один и тот же миг сорвались с места, подняв шум и пыль. Копыта и лапы сотрясали землю. Воины воодушевленно мчались за своим предводителем, выкрикивая его имя.

Первая стычка произошла в предместьях Калиатры. Там располагался один из лагерей темных. Несколько монстров в сверкающих сталью нагрудниках и уродливых шлемах были просто сметены сильным ударом первой боевой линии. Они были заживо похоронены, втоптанные в землю мощными лапами маахо.

Подъезжая к запертым на ночь воротам столицы, генерал остановился. Остановились и наездники. Тамерлан что-то прошептал - его конь громко заржал: это сигнал привратникам, чтобы открылись ворота.

Какое-то время было абсолютно тихо. Овермунцы напряженно ожидали, когда же, скрипнув, раскроются золотые врата и впустят их в город. Однако ни звука не доносилось из-за них. Невероятной величины позолоченные изваяния, казалось, дремали.

Внезапно над воротами обозначилось какое-то движение. В свете восходящего солнца нечто блеснуло алым. Сделав дугу, оно с глухим стуком упало на пыль дороги. Генерал замер, начиная понимать, что это значит.

- Проверь, что это, - тихо приказал он своему помощнику.

Юный овермунец пришпорил лошадь и подъехал к предмету ближе. Спрыгнув, он замер над ним и некоторое время не решался поднять его. Наконец, взяв это в руки, он быстрым шагом пошел в сторону генерала. И вот Тамерлан вблизи увидел то, что только что было сброшено со стены... Голова министра внутренних дел. Устрашающе открытые глаза слепо глядели прямо на Тамерлана. Они истекали кровью из круглой раны во лбу, и капельки, медленно касаясь подбородка, падали у копыт Ареса.

Рука помощника задрожала, было видно, что ему не по себе, и вот-вот его может вывернуть наизнанку. Генерал хмуро спрыгнул с коня и без всяких эмоций взял за черные кудри голову своего старого друга Рафаила. Он как будто не удивился, увидев, что изо рта головы торчат клочки пергамента. Осторожно он вытащил оттуда изорванный, забрызганный кровью свиток.

"Manifestes aep Khaliatria" - Калиатрийский Мирный договор.

Стоило ему прочесть потекшие чернильные записи, как на воротах вновь обозначилось движение, и со стен полетело множество шаров, которые ударялись о землю, разбиваясь, трескаясь, обливая края мостовой кровью. Послышались крики, со стен полетели живые люди. Несомненно - это жители Калиатры, схваченные у ворот в попытке к бегству из города. Завершили мертвую лавину тела нескольких овермунцев, переодетых в форму стражников.

- Лучники! - крикнул вдруг один из ближайших воинов.

На стенах каждый мог увидеть блеск рогатых шлемов и множество луков, приготовленных к бою.

- Всем под маахо! - громко приказал один из командиров.

- Генерал! - в ужасе крикнул кто-то из воинов, находившихся за его спиной.

И когда посыпался град стрел с городских стен, не успевший спрыгнуть с маахо овермунец упал замертво под копыта генеральского коня. Его боевой волк, стойко перенося вонзающиеся в его живот стрелы, держался на ногах до тех самых пор, пока лавина не окончилась. Этот поступок спас генералу жизнь.

Потрясенный Тамерлан резко обернулся. Его воины успешно укрылись под животами своих закованных в доспехи ездовых волков, которые, прижавшись друг к другу боками, создали нечто вроде панциря. Прочная броня успешно останавливала стрелы, которые, как тростинки, отбивались и падали на землю. Впрочем, справа образовалась брешь. Несколько маахо были убиты, а их всадники неподвижно прятались от стрел за их спинами.

- Всем разделиться на четыре отряда! - крикнул генерал. - Конники - к Восточным воротам, правый фланг - к Северным, левый - к Южным. Тем, кто остался без маахо, изъять луки!.. Прикройте чародеев, пускай откроют ворота!

Приказы немедленно разошлись, и воины разделились. Конники с частью чародеев ускакали к самым дальним воротам - Северным. Между тем вновь посыпались стрелы, впрочем, на этот раз они не смогли задеть овермунцев: чародеи успели навести на армию защитный зонд.

- Мой генерал! - воскликнул подскакавший на коне солдат. - Наши связные получили новости из провинций...

- Докладывай!

- Докладываю: во всех восьми провинциях отряды встретили силы темных, числом превышающие втрое. Самые сильные отряды, вроде "Иракур", попали в западню на подходе к лагерям. Их связные сообщают, что выбраться, если им это удастся, получится не скоро!

Тамерлан что-то в ярости прошептал, однако теперь не было времени возмущаться. Отряд чародеев под градом стрел пробрался к воротам. Еще три минуты им понадобилось, чтобы уничтожить внутренние задвижки и замки. Генерал, оставаясь на месте, увидел, что ворота постепенно открываются.

Наконец они распахнулись, и прямо из прохода вывалилась невероятной величины черная туша. Нет, это не были нападающие темные. Это был убитый Страж Главных ворот - двухголовый дракон в черной с золотом чешуе. Две змеиные головы бессильно упали на землю рядом с другими головами и трупами. Было видно, как их золотые ошейники обагрились их собственной кровью.

- Генерал, с севера приближается вражеская армия!

Тамерлан взглянул в указанную сторону и увидел, что там, где только что сияющее розовым небо заволокло тучами, надвигается нечто страшное. Множество тварей на кожистых крыльях летели к Калиатре, а под ними скакали на пока едва различимых огромных псах наводящие ужас бойцы. Судя по всему, эти пробрались своими многочисленными тайными ходами и порталами... Трудно было поверить, что кто-то сумел узнать ключ к использованию последних...

- Всем в город! - громко крикнул Тамерлан.

Арес поскакал к стенам, ловко перепрыгнув через шею дракона и оказавшись в городе. Остальные воины просочились следом, после чего чародеи вновь захлопнули ворота.

- Связного мне!

- Да, мой генерал!

- Парень, докладывай обо всех сообщениях сразу мне! Передай сигнал тревоги!

- Мой генерал, из провинций поступают такие же сигналы!

Тамерлан быстро собрался, отдал несколько приказов. Вошедшие в город воины встретили отчаянное сопротивление. Уродливые твари, которых еще вчера не было в стенах Калиатры, бесчинствовали на улицах. Вокруг лежали трупы убитых людей и животных, валялись разбитые статуи, неровную струю разбрызгивал по улице сломанный фонтан. Спешившись, овермунцы принялись сражаться с такими существами, которых трудно представить даже воспаленному мозгу. Сверкали овермунские мечи, ударяясь в броню и щиты рослых, увесистых темных монстров, в глазах которых навечно запечатлелась невыразимая ярость и ненависть ко всему человеческому.

- Генерал! Велитта докладывает, что они с некоторыми потерями справились с сопротивлением!

- Передай, что ее войска должны немедленно выйти в запасных порталах и быть у стен города... А сама пускай назначит другого командира и немедленно окажется здесь, в Калиатре!

- Будет исполнено!

Вражеская армия была на подходе. В бою с внутренним гарнизоном овермунцы вынуждены были разделиться и выставить лучников на стены: армия с севера уже была на расстоянии выстрела лучших даргских луков. Сражаясь, генерал думал о том, что немедленно должен оказаться во дворце Акиллера. Однако пока еще это не удавалось, все дороги туда были надежно перекрыты.

- Связной, передай в провинции, чтобы Вальдар, Эрединк, Сильвонг и Крэллис, справившись с сопротивлением, назначали замены, отправляли войска под стены столицы, а сами немедленно переправлялись в город!

Через полтора часа, когда гарнизон темных был почти зачищен, а у стен Калиатры кипел бой, площадь с порталами оживилась. Прибыли тяжело дышащая Велитта и окровавленный вражеской, то и дело испаряющейся кровью, глядящий в никуда, полковник Вальдар.

- Где Сильвонг? Где Крэллис? - яростно вопрошал он у связного. Тот ответил, что обеих утром среди воинов не было. - Проклятье! - прошипел он. - Где Эрединк?

- Я здесь, мой генерал! - отозвался воевода из Зимрана, выйдя из-за спин нескольких воинов.

- Эрединк, дружище! - Тамерлан положил руку на его плечо. - Я поручаю руководство войском тебе. К сожалению, в мои планы не входило отражать атаку темных под стенами города, ведь ты сам понимаешь, почему... - Эрединк кивнул, зная ответ: всем членам Совета и в страшном сне не могло представиться, что кто-то посторонний может узнать об их намерениях, когда в тайну не были посвящены даже сами воины. - Но даже в этой сложной ситуации я должен покинуть мое войско. Я обязан завершить начатое и любой ценой уничтожить Шимрона...

- Ты веришь, что это спасет нас? - наверное, впервые воевода усомнился в решении своего командира и верного друга.

- Нет, но другого выхода не существует! - он отпустил плечо Эрединка и повернулся к Вальдару и Велитте. - Друзья, мои планы грубо нарушены... Уверен, что даже вы удивлены подобному стечению обстоятельств. Становится ясно, что нас кто-то предал... - он уловил жаркие взгляды друзей. Они тоже не могли поверить, что среди их товарищей нашелся хотя бы один, который смог бы поступить так подло. - Однако я приберег план основной части нашего нападения, - продолжал генерал. - Если нам... - Тамерлан осекся, не решаясь взглянуть на них. - Если нам суждено погибнуть сегодня, - он поднял горящие глаза на обоих, - то мы все же успеем осуществить то, ради чего согласились на этот шаг.

- Месть убийце, - сказала Велитта твердо. Она давно поняла, что Тамерлан подразумевает именно это.

- Я с тобой, генерал, - улыбнулся Вальдар. - Мой меч - твой меч.

Тамерлан ободрено улыбнулся в ответ.

- Я счастлив слышать это... Однако я не ограничиваю вашу свободу своим приказом. Знайте, что это лишь моя личная просьба. Вы вправе отказаться, ведь моя задумка, признаюсь, граничит с безумием.

- Все мы немного безумцы, - ответила воительница, тоже улыбаясь, - а с Шимроном у меня свои давние счеты.

- Тогда мое предложение звучит так, - он чуть прикрыл глаза, - втроем мы должны пробить брешь в обороне дворца Акиллера.

Вальдар невесело хмыкнул. Взгляд Велитты полыхнул огнем.

- Звучит воодушевляюще!.. - призналась она.

- И поистине безумно, - добавил полковник, не удержавшись от смешка.

- Я сказал это вам, потому что не сомневаюсь в ваших способностях, - вздохнул Тамерлан. - Темных теперь не так много в городе, и все они, я уверен, сгруппировались вокруг дворца, ожидая, пока их солдаты пробьются в город. Они знают, что ни один воин сейчас не рискнет покинуть стен... Поэтому нас они не ждут.

- Мы все понимаем, - сказала воительница нетерпеливо, - теперь не время для напутствующих речей!

- Доверься нам, мы знаем, что делать! - добавил Вальдар. - Доверься, как это было тогда, при осаде впадин Архея и Апеллага!

- Доверяю. А теперь... Да поможет нам Высший Творец! - и белая, расшитая золотом маска оказалась на его лице, укрыв собой подбородок и нос. Из-под глубокого капюшона в тени сверкали голубые глаза.

Он тихо присвистнул, и на его зов примчался Арес. Нетерпеливо потрясая гривой и хвостом, конь позволил сесть хозяину и дождался, когда же прозвучит команда скакать, что есть духу.

Удивленные офицеры провожали взглядом удаляющуюся в центр города троицу, троих блистательных и, несомненно, самых лучших воинов Белой армии: полковника Вальдара, воительницу Велитту и генерала-маршала Тамерлана. Никто не знал, какая цель или какое безумие движет ими. Однако храбрым овермунским воителям было ясно с малых лет, что пожертвовать собою, доведя до конца свою миссию - честь и мечта каждого из них. А потому, когда скрылись из виду вороной жеребец и двое маахо, закованных в прочные доспехи, осажденные продолжили свою борьбу... Даже несмотря на то, что борьба эта все больше казалась бессмысленной.

Приближаясь к центру города безлюдными улицами, генерал и его небольшое сопровождение вынуждены были увидеть ужасную сцену: два монстра настигли женщину в изорванной ночной сорочке. Одно из красно-бурых, покрытых чешуей и наростами туловищ напрыгнуло на несчастную жертву и вонзило когти в ее спину. За пронзительным женским криком раздался рев чудовища - это Велитта, молниеносно выхватив из-за спины лук, всадила стрелу прямо между острых лопаток темного. Второй сделал мгновенный прыжок в сторону напавших. Его длинные ноги спружинили, приземлившись на том месте, где только что находился Тамерлан. Желтые маленькие глаза вращались в глазницах, пытаясь угадать, куда делся воин. Однако последнее, что он успел увидеть, это промчавшегося мимо маахо и светлое лезвие меча в руке полковника Вальдара. После этого страшная голова сорвалась с широких плеч и упала на землю, а мягкая маска победившего воина окрасилась первыми каплями густой вражеской крови.

Генерал придержал коня, решив, что бездумно скакать по улицам Калиатры пока все же опасно. Он оглянулся: Велитта и Вальдар, твердые, хладнокровные, вновь сопровождали его чуть позади. Их ездовые волки, блестя своими глазами, порыкивали. Ощутив запах крови темного на своей железной маске, маахо Вальдара рычал и скалился. Как только тройка чуть отъехала от места стычки, кровь, как это обычно случалось, быстро испарилась, заструившись сизым дымком, а два безжизненных тела чудовищ вспыхнули несильным огнем. Двое поверженных постепенно превращались в пепел.

Троица бесшумно ехала по тихим улочкам. Ни единый звук не пронзал наступившую здесь мертвенную тишину. А ведь где-то сейчас кипел кровавый и безжалостный бой! Генерал, полковник и воительница наблюдали самую унылую и самую скорбную их сердцам сцену, которую им когда-либо доводилось видеть... Нет, эту сцену не сравнить со сценами опустошенных темными деревень и лагерей. Не сравнить эту сцену с полями битв, которые на своем веку овермунцы повидали не раз. Эта сцена представляла собой жестоко убиенное величие сего изумительного города.

Нет, Калиатра еще не умерла, ведь стойко переносили тяжкие удары ее стены, ведь теплилась еще жизнь в овермунском стане. Но Калиатра явно уже билась в агонии... Жестокие расправы не только с мирными жителями, но и с гордыми постройками, статуями, фонтанами свидетельствовали об этом. Вороной конь и маахо вынуждены были ступать по обломкам святых алтарей и изваяний, по растерзанным жителям... Поваленные, полусожженные кедры безжизненно раскинули свои ветви, укрыв ими тела нескольких гвардейцев и их лошадей. На прочных ветвях платанов, в нескольких метрах над землей - как раз рост некоторых темных - покачивались на ветру тела повешенных.

- Какие бесчинства! - прошептала Велитта. - Всего на одну ночь я покинула золотые стены Калиатры... Так когда же темные успели разрушить святая святых империи?

- Они способны на большее, - произнес Тамерлан.

- Однажды я видел нечто подобное, - вздохнул Вальдар. - Конечно, трудно сравнить разрушенный городок в Велекке с Калиатрой... Однако в том городке камня на камне не осталось, и никто не выжил.

- Сомневаюсь, что среди этих развалин еще жива хоть одна душа, - сказала воительница, и в ее голосе скользнула невыразимая тоска. Ее спутники знали, как дорог ее сердцу этот город: она жила здесь в свои юные годы и до сей поры помнила в лицо почти каждого калиатрийца. Многие из них были ее друзьями.

Вдруг на их пути показался распростертый флаг Овермуна. На его темно-синем фоне было точное воспроизведение рисунка, как на овермунских браслетах: месяц, заключенный в луну, и луна, затмившая изображение солнца. На этом священном атрибуте Овермунской империи были видны четкие следы от лапы темного и три пореза от его когтей. Вероятно, полотно было брошено сюда с верхушки башни ратуши. Увидев это кощунство, Велитта не удержала эмоций. Она остановила своего маахо и подобрала флаг. Удерживая его за обломок шеста, она сказала:

- Пусть знают, кто идет на них!

Вскоре выехали на прямую дорогу, в конце которой уже виднелась прекрасная мраморная лестница дворца Акиллера.

Едва заметив белые стены здания, трое овермунцев отметили, что оно попало в руки нападающих не без боя: на ступенях лежало распростертое тело грифона Оликса, все четыре крыла которого были связаны цепями и так сильно отвернуты назад, что не оставалось сомнений: крылья хотели просто оторвать. Зато рядом же лежали кучи пепла, едва развеянные тихим ветром - это останки тех, кто посягал на достояние Акиллера.

- А ведь я сам вырастил грифона в своем поместье, - грустно и почти возмущенно выдохнул Вальдар. - Ведь он ел из моих рук совсем маленьким, ведь мы летали вместе от Прорайна до Хог-Ангры!.. Я отомщу, обещаю!

Велитта свободной от флага рукой прижалась ко лбу и зашептала молитву. Видеть мертвого Стража дворца не доводилось еще ни одному овермунцу.

- Как тихо!.. - насторожился генерал. - Не хватало еще, чтобы они ожидали нас!

- О нет, - возразила Велитта, - нас они не ждут. Я вижу одного из них...

Однако Вальдар увидел раньше, и уже его стрела просвистела в воздухе, поразив склонившееся над трупом Оликса чудовище. Это страшное существо, кажется, только что выщипывало перья и обгладывало лапу грифона. Еще секунду оно было живо, а затем, получив вторую стрелу прямо в горло, откинулось назад и вспыхнуло. Где-то в глубине дворца послышался грозный рев.

- Теперь они знают, что мы здесь, - сказала воительница.

Остановленные, маахо и жеребец замерли. Арес перетаптывался с ноги на ногу, мотая хвостом и тихо хрипя. Волки внимательно изучали пространство, расставив свои уши в разные стороны. Налетевший ветер принес удушливый запах пепла и подхватил знамя Овермуна, развевая его над головой Велитты. А спустя несколько секунд у полуразрушенного входа во дворец замаячила фигура огромного чудовища.

Оно не было вооружено или заковано в латы, однако не оставляло сомнений в том, что длинные когти на его лапах послужат самым лучшим оружием, а отливающая стальным блеском голая шкура - чудесной броней, не говоря уже о венце рогов, скрывающих плоский череп. За ним показалось еще двое не таких высоких существ, похожих как две капли воды: оба длиннотелые, сгорбленные, неуверенно опирающиеся на жилистые передние конечности. Рогатые маленькие головы были покрыты защитными обручами, на длинных лапах блестели гладкие стальные браслеты. Как только они не спеша вышли, показались длинные, усыпанные шипами хвосты. Монстры оскалились. Овермунцы приготовились отразить атаку.

Двое существ помчались прямо на них, и когда их молниеносные, почти синхронные прыжки показались достигшими своих целей, одного из них остановила стрела полковника, другого сразила выросшая прямо из земли огненная стена, наведенная Велиттой. Первый сразу упал замертво, второй, полностью обожженный и нестерпимо визжащий, стал жертвой тяжелого двуручника генерала. Не потребовалось много времени, чтобы оба трупа вспыхнули огнем. Победа казалась слишком легкой.

Не напрасно.

Самый огромный монстр, доселе нерушимо стоящий в дверях дворца, почти упираясь головой в потолок, сделал первый шаг в их сторону. Велитта сорвала флаг с шеста и повязала его на шею поверх плаща. Золотые ниточки вышивки ее формы зашевелились и вонзились в новую предложенную ткань, как бы слившись с ней. Между тем темный, прорычав какую-то неясную фразу на своем языке, резко повернулся в сторону и вырвал у основания стены тяжелую колонну, обозначавшую вход. Легко взяв ее в свою огромную лапу, он сделал шаг назад и чуть присел.

- Осторожно! - предупредила Велитта, дернув в сторону поводья маахо.

Чудовище резко выпрямилось, мускулы его плеча сократились. Колонна, подобно копью, покинула его ладонь, выскользнув, и полетела в сторону троицы. Оба маахо разбежались вправо и влево, а вот генеральский конь резко подался вперед, и некогда чудесное белое изваяние громко разбилось за спиной Тамерлана. Несколько осколков больно ударили коня по крупу, однако это не сбило Ареса с галопа. Он сделал маневр, ощутив новый приказ седока. Генерал увидел, как ловко монстр вырвал другую колонну и снова швырнул. Жеребец вновь развернулся, сделал быстрый прыжок в сторону, что и позволило всаднику избежать смертельного удара.

В то же время Велитта сделала несколько движений рукой, и вот уже прямо перед носом чудовища, застилая ему взор, выросла другая стена красноватого пламени. Огонь танцевал дьявольской пляской, шумя, как огромный костер. Это позволило приблизиться, и воительница бросила полковнику довольно длинный обломок шеста, который остался от флага. Овермунец напрягся, прицелился, и когда рычащий "темный" сделал шаг вперед, метнул шест в него. Острый конец вонзился в левое плечо существа, чуть повыше сердца. Сильный удар заставил его покачнуться, однако нестерпимо палящий огонь вынудил его побежать вперед.

Велитта и Вальдар повели обстрел, Тамерлан, выждав момент, подскакал сзади монстра и рубящим ударом разрезал его поясницу. Меч со скрежетом и искрами вновь показался на свет уже дымящимся от крови. Однако медлить было нельзя: даже такие раны у темных могут быстро затянуться. Всадник сделал маневр вокруг противника. Избежав удара лапой, Арес вильнул между его ног, и Тамерлан, выхватив свои парные короткие мечи, сделал два удара по его коленям. Ноги чудовища подкосились, оно глухо завыло и, получив новые раны несколькими горящими стрелами, упало навзничь.

Генеральский жеребец фыркал и мотал головой. Остановившись, он все еще стучал передним копытом. Оба маахо медленно подошли к нему.

- Итак, мы пробили их основную оборону, - сказал Тамерлан. - Отличная победа! Теперь нужно отыскать...

Договорить он не успел. Из-за стен вдруг показались новые темные. Видя полыхающий огнем труп своего "старшего брата", они выли и рычали. Медленно они окружали тройку овермунцев.

- Отправляйтесь во дворец, оба! - сказала Велитта, указав на вход. - Я задержу их, иначе мы и до вечера не справимся со всеми!

- Но Велитта! - возмутился полковник, уже прикинув, сколько тварей показалось из-за стен. - Их слишком много!

- Вы мне будете только мешать! Я уверена, это наспех сколоченная оборона. Внутри вас ждет нечто большее! Так хватит же спорить!

Не дожидаясь новых возмущений и протестов, она дернула поводья, и ее маахо помчался вперед, разбивая кольцо нападающих.

Тамерлан и Вальдар переглянулись.

- Возможно, она права, - произнес Тамерлан. - Тогда не будем терять времени!

Полковник покорно кивнул. Следуя за генералом, он и его маахо оказались внутри дворца. Вальдар спрыгнул и запер высокие двери. Его волк остался сторожить вход и коня.

Во дворце, как и во всем городе, царила разруха. Овермунцы почти без шума ступали по белым пыльным обломкам стен, укрытым изорванными и обугленными гобеленами. Из всего великолепного интерьера приемного зала, где некогда красовалась шикарная красная дорожка на золотых ониксовых плитах, и где на стенах висели зеркала, уцелела только большая картина воина на белом коне - основателя империи - Сейнаре. Повсюду, помимо черепков и даже разбитых кирпичей, лежали стальные шлема, латы, сапоги... Все они были усыпаны кучами пепла. Так защищал дворец второй оплот внутренней стражи - Спящая Гвардия. Еще до сих пор в воздухе витали белесые, отдающие легким дымком сферы - духи, некогда "спящие" в доспехах гвардейцев.

- Неужели Шимрон позволил разрушить собственное жилье? - прошептал Вальдар.

- Он здесь жил вынужденно, - ответил Тамерлан. - Я как-то слышал, что в Горконде у него была крепость с огромным подземельем.

- Однако где тот отпор, который сулила нам Велитта? - полковник осмотрелся, окончательно убедившись, что в зале пустынно и совсем тихо. Сюда не просачивались даже звуки битвы, которую за дверьми учинила воительница.

- Тише, - шикнул генерал, - отпор будет. Я уверен, они готовы нас встретить...

- Как ты прав, генерал-маршал! - послышался почти веселый, однако не лишенный злобного предупреждения голос. - Я все думал, придешь ли ты сюда, и вот ты пришел. Согласись, я поступил осмотрительнее, придумав план на непредвиденный случай!

- Шимрон, это ты? - притворно удивился генерал. - А я уже думал, ты схвачен своими подданными! Такой погром здесь очень красноречиво подтвердил бы это. Неужели тебе не жаль было своих зал?

Тамерлан говорил, втайне надеясь разгадать ловушку, приготовленную для него. Стоящий рядом с ним полковник украдкой оглядывался и осторожно ходил вокруг, пока не стал спиной к нему, генералу: так было больше шансов избежать нападения сзади.

- Странно, впрочем, ты прав на этот раз, - тем временем говорил голос. - Мне было искренне жаль дворца. Однако кое-что в нем я все-таки уберег. Оно там, пойдем со мной.

- Но где же ты? - вопросил Тамерлан, осматриваясь.

- Я здесь! - отозвался голос, и в конце левой мраморной лестницы, ведущей наверх, к Тронному залу, показалась высокая худощавая фигура наместника, завернутая в плащ. - Пойдем же, раз уж тебе так интересно...

Тамерлан не дал себя обмануть. Резким движением он извлек из-за пояса нож и ловко метнул его в фигуру. Он не сомневался, что, не будь это иллюзия, нож обязательно вонзился бы в сердце. Однако стоило блестящему лезвию коснуться складки плаща, как вокруг полыхнуло черное пламя инферно - всеиспепеляющего адского огня, дарованного Тьмой своим приспешникам.

- Ну зачем же так грубо? - притворно возмутился голос, и в конце правой лестницы показался настоящий Шимрон. - Пойдемте, други, вас ждет сюрприз, обещаю. Ведь вы уж не надеялись увидеть в этом городе что-нибудь целое и живое?

И прежде чем генерал коснулся рукояти другого ножа, худощавая фигура в плаще скрылась за поворотом. Тамерлан и Вальдар осторожно продвинулись вперед. Полковник вышагивал задним ходом.

- Пока все тихо, генерал, - шепнул он, - никакого движения в этом зале нет.

- Я знаю.

Они довольно быстро поднялись по лестнице, оказавшись на втором этаже. Широкая, залитая светом галерея предстала перед ними в девственно чистом и неповрежденном виде. Каждая плиточка по-прежнему отливала мягким золотым цветом. Белый пол был настолько чист и блестящ, что могло показаться, будто все утро его драили перед приходом дорогих гостей. Белые с золотом сапоги овермунцев оставляли пыльные следы. Уже подходя к повороту в Тронный зал, оба - полковник и генерал - заметили единственный изъян в умиротворяющем антураже, освещенном летним солнцем - это защемленную в дверном проеме боковой двери - она вела в комнату для прислуги - белую женскую руку. Вероятно, горничные, закончив чистить до блеска полы, были убиты и наспех убраны сами.

- Ты здесь, Шимрон? - вновь осведомился Тамерлан, пристально глядя вперед.

- Конечно, - отвечало эхо его голоса, - гостей принято встречать лично, не так ли? Иди, генерал, ничего не бойся.

Тамерлан осторожно шепнул Вальдару приказ проверить, что творится за углом. Сделав плавное движение в указанную сторону, полковник как бы просветил для себя стену.

- Все чисто, - ответил он.

- Для чего эти крайние меры? - насмешливо осведомилось эхо. - Повторяю: вы мои гости. И сейчас я оказываю вам достойный прием.

- Не сомневаюсь, - пробурчал Вальдар.

Наконец расстояние было одолено. Полковник стал плечом к плечу с генералом. Они оба, пока безоружные, вглядывались в неповрежденный и совершенно пустой зал.

- Здесь много блуждающей энергии, - поделился наблюдением Вальдар, - от нас что-то скрыто.

- О, не нужно портить такой сюрприз! - возмущенно сказал вышедший из-за колонны Шимрон. - Ведь я подготовил для вас исключительно интересное представление. Оцените!

- Он пользуется пологом невидимости!.. - догадался полковник. - Вокруг него столько энергии!..

Вдруг в конце зала, точно возле усыпанного драгоценностями трона, появилось черное волчье тело. Густой мех был слипшимся, растрепанным, от тела все еще оттекала лужа рубиновой крови.

- Шатра! - выдохнул Тамерлан.

Итак, Шатра - последний Страж дворца Акиллера - был убит. Теперь ни Тамерлан, ни Вальдар не сомневались, что темные получили абсолютную власть над этой так хорошо оберегаемой крепостью.

- О, Шатра! - заныло эхо, ведь сам Шимрон снова куда-то исчез. - Бедный, бедный Шатра! Ну почему он так стремился исполнить свой долг? Несчастный оборотень, погибший напрасно! А ведь сколько грабителей и убийц он еще мог разоблачить в этих стенах! Теперь пусть покоится с миром, я и все мы никогда не забудем его милого кошачьего облика и сурового облика волка!

Генерал пришел в ярость. По его неподвижной фигуре можно было судить, что он холоден и бесстрастен, однако глаза его выдавали обратное.

- Но это еще не все! - возвестил торжественно Шимрон, вновь появившись на другой стороне зала.

Слева стена была в своей большей части застеклена. Невероятных размеров витраж делился на несколько широких, ныне раскрытых окон. Закрывая собой рамы, у этих окон стояли милые декоративные деревца с низкими разлапистыми ветвями. Теперь под ними лежало нечто серое. Присмотревшись, издалека можно было четко разобрать, что это - фигура коня невероятных размеров. На его широкой и длинной спине могли разместиться, пожалуй, несколько человек. Длинная светлая грива была спутана и обагрена кровью, которая уже застыла у большой зияющей раны на серой в яблоко шее. К тому же у мертвого животного были неестественно вывернуты четыре крыла, что очень напоминало распростертого на лестнице Оликса.

- Кайлен!.. - тихо и почти в ужасе прошептал Вальдар.

- О, да, да, он здесь, генерал! - рассмеялся зловеще Шимрон. - Ведь ты уже догадываешься, что это значит?

Тамерлан судорожно обдумывал ситуацию, не отвечая на насмешливые возгласы врага. Если "спаситель царя" здесь, это может значить только одно...

- Да, малышка Аден убежать не смогла! - возвестил голос. - О, как она пыталась! А несчастный дух ветра Кайлен, такой же покорный, как Оликс и Шатра, должен был погибнуть! Иначе моя милая женушка улетела бы в окошко, как голубок! Но я не дремлю...

Ох, ну откуда ему было знать, что Аден устроит побег? Как мог он знать, что этой ночью дух ветра не улетит на далекие пастбища?..

- Да, царевна, не везет тебе с самого твоего рождения!

На троне появилась связанная энергетическими путами по рукам и ногам белокурая девушка. Аден, вся в слезах, не могла произнести ни слова: на ее рот была наложена печать зеленоватой энергии. По ее бледным щекам текли слезы, распущенные волосы ниспадали с плеч, укрывая собой разорванное на груди платье. Бедняжка дрожала от страха и необъяснимого холода, царившего в этом зале.

- Царевна... - горько выдохнул Тамерлан, особо глубоко чувствуя свою вину.

- Аден! - воскликнул Вальдар. - Отпусти же ее, Шимрон! Ведь ты не трус! Она ни в чем не виновата!

- А вам, дражайший любовник, слова не давали! - гневно зашипело эхо, и мужчина в плаще появился рядом с троном. Он небрежно взял в руку прядку золотистых волос девушки. - Как видите, полковник, ни мне, ни вам она не достанется! Ха-ха!

Адеинен Акиллер продолжала плакать, закрыв глаза. Она как будто знала, что ждет сейчас двоих смельчаков.

- Какая же это была глупость!.. - вдруг бросил Шимрон. - Глупость! Если не сказать дурость! Как мог возомнить ты, который всю свою жизнь лишь подчинялся и выполнял приказы повелителя, ты, тот который целью своей жизни считал покорность и слепое повиновение, как мог ты возомнить себя бунтовщиком? Бунтовщиком, генерал! Неужели ты думал, что можешь восстать против всей Тьмы?

- Не я восстал, - ответил Тамерлан. - Мы восстали. Не у одного тебя, Шимрон, свои покровители.

- Ты говоришь о Свете, так? - тихо переспросил Шимрон. - О начале, от которого ныне уклонилось Равновесие? Ну, тогда погляди, чего стоит твой Свет!

Возле трона мгновенно засветилась яркая проекция происходящего у городских стен. Большая белая сфера показала множество сражающихся овермунцев, чьи ряды, хоть и были изрядно истощены, все же не потеряли строй. Множество страшных монстров, покрытых прочнейшей броней и вооруженных нереальным оружием, упрямо проникали в город, топтали своими грубыми лапами трупы убитых. Повсюду полыхал огонь: это убитые темные горели, разлагаясь.