Под высоким летним солнцем кружили вражеские солдаты на своих черных крыльях. Они, касаясь земли, поднимали вверх белых воинов и сбрасывали на стены. То, что творилось под стенами, просто не поддавалось описанию. Это были сплошные поединки, горящие груды трупов и подхваченный сильным ветром пепел, отчего все пространство вокруг почернело. Расстановка сил была на стороне темных: их было по трое на каждого овермунца. Многие из осажденных остались без маахо, и многие маахо сражались в одиночку, ревностно оберегая тела своих погибших хозяев. Изредка взлетали в небеса вооруженные луками крылатые воины из спецотряда. Они едва успевали обезвреживать налетающих на них чудовищ.
Это было страшное побоище, в котором кровь, смешанная с пламенем, текла огненной рекой.
- Теперь видишь, какова цена вашего восстания? - восторжествовал Шимрон. - Эта же цена всему вашему Свету!
Подумать только! Тебе и твоим воинам уже больше трехсот-четырехсот лет, а вы все еще ведете себя, как наглые и самонадеянные юнцы! Свет! О, Тьма, откуда у них столько наивности? Благородство! Почему те, кто видел настоящие побоища и предательства, все еще верят в такое незыблемое существо, как благородство? Патриотизм! Да вспомнят ли вас имперцы через сто, через триста лет? Нет! Даю слово, они забудут обо всем, свидетелями чего являемся мы с вами! Овермун! Тьма, ты думаешь, кто-нибудь вспомнит подлунную империю, когда наш мир изменится?.. Кто поверит в это ваше благородство, в этот ваш патриотизм, в этот ваш... Свет! О, уверяю: никто! Никто, ты слышишь меня, генерал? Ради кого все эти смерти? Ради людишек, которые будут плевать в лицо тем, кто скажет хоть слово о вас? Тьма работает достаточно хорошо, чтобы никто больше не верил в вас, чтобы ваше имя попрали и забыли! Люди не будут помнить ваших жертв!
- Это мы еще посмотрим! - сказал Тамерлан, бросившись в атаку.
В тот же миг полог невидимости был снят. Вальдар и Тамерлан увидели столпившихся в зале чудовищ, готовых ринуться в бой по первому приказу. И теперь оба овермунца оказались в той самой западне, о которой предупреждала Велитта. Тот самый отпор был воплощен в этих леденящих душу существах. И стоило повелителю темных чуть кивнуть, как почти неприступная лавина ринулась на генерала и полковника Белой Армии.
Закипел бой. Идеально чистый зал в момент покрылся пылью и пеплом. Затрещали стекла и потрескались ониксовые плиты. Страшный гул и рев поднялся в золотистых стенах. Послышались тяжелые удары, осыпающие овермунцев со всех сторон. А наместник империи стоял возле трона, задумчиво глядя, как всего лишь двое воинов отражают атаки десятков нападающих. Как странно было ему видеть этих двоих. Не было страха в их скрытых капюшонами глазах, не было больше печали и грусти об убитых товарищах, о плененной, и уже негласно приговоренной к смерти последней из рода Акиллеров. Да, единственная наследница была в жестоких руках убийцы, и ничто, казалось, больше не могло ей помочь.
Между тем войска у стен столицы становилось все меньше и меньше. Окруженным и отчаянным овермунцам не было дела до предложенного их командирами отступления. Да, именно "предложенного"! Ведь никто не собирался подчиниться такому приказу. Все "белые" верили своему генералу, который, они знали, сейчас сражается за честь их армии и за честь всей империи. Все они помнили его обращение и не намеревались уйти из-под стен Калиатры, не прихватив с собой "вечность". Ведь таков их долг и инстинкт!
- Эрединк, как думаешь, мы победим? - воскликнул Малькион Д`Хог Вэрра, один из последних выживших. Он стоял прямо на горящем трупе только что убитого врага. Его белая форма обагрилась от его же собственной крови - это несколько минут назад он получил серьезное ранение в плечо.
- Ну, конечно! - смеясь, воскликнул Эрединк Аррэ-Тур. - И если не в этой жизни, так в следующей уж точно!
Его громкий смех подхватил и Малькион, и та ничтожная часть их отряда. Темные военачальники яростно заревели, увидев неизгладимый энтузиазм на лицах врагов. Они, оставшаяся десятка самых отборных солдат, с новой силой бросилась на непрерывно смеющихся овермунцев. О, как их злило, что они не сломали дух противника! И именно эта ярость была для остатка Войска Потустороннего почти фатальной.
Почти потому, что все-таки многие из них в последний раз сумели сразить падающих от усталости воинов. Впрочем, и их количество растаяло на глазах.
И вот когда на поле брани воцарилась абсолютная, действительно мертвая тишина, когда не осталось ни единого темного, и ясное небо больше не было укрыто черными крыльями, Малькион Д`Хог Вэрра стоял совсем один. Эрединк Аррэ-Тур и Ардор из Снежной Пустоши - двое его самых лучших друга лежали рядом. Малькион, пошатываясь от усталости, стянул их маски и увидел непринужденные улыбки.
- Ты был прав, Эрединк, мы победили! - хрипло произнес он и снова засмеялся.
А затем из его раны вытекла последняя необходимая капелька крови, того самого вещества, которое до последнего поддерживало его, и жизнь покинула благородного воина из самой суровой овермунской провинции - Зимрана. Он без сил упал возле своих только что умерших друзей и чувствовал себя абсолютно счастливым.
Повелитель темных, казалось, вот-вот взорвется от хорошо скрываемой ярости. Несколько минут он наблюдал, как пара отчаянных воителей не дает подступиться к ним приближающимся со всех сторон чудовищам. Глаза ли у них на затылке? О нет! Их защита - отличный слух, сосредоточенность и интуиция. И этих трех параметров было достаточно, чтобы ежесекундно предотвращать смертельные удары. Шимрон же с каждой этой секундой все больше понимал, что побороть выносливость ведущих воинов Белой армии будет не так-то просто. А ведь силы его слуг ограничены! Да, их так много, что в Тронном зале не продохнуть от их серного дыхания, не ступить, не задев их длинных лап. Даже в те секунды, когда темные ловко группировались и нападали все разом, овермунцы будто ускользали от их атак.
- Да убейте же их! - процедил сквозь зубы Шимрон, сжав кулаки. - Убейте, мои бестии! Что за проклятые церемонии?
Однако сколь ни старались темные поскорее уничтожить их, ни один выпад им не удавался.
- Стойте! - вдруг воскликнул наместник, властно подняв руку.
Темные мгновенно отпрянули назад. Увидев друг друга, Тамерлан и Вальдар сблизились и прижались друг к другу взмокшими от пота спинами. Они оба - это было отлично видно - дышали с большим трудом, и даже их глаза закрывала пелена дыма и пепла. Их мечи в руках были почти неподвижны из-за постоянного напряжения. Генерал с вызовом глядел в сторону Шимрона.
- Не желаете ли передышку, друзья мои? - осведомился тот.
- Не желаем! - бросил полковник. - Нападайте!
- О нет, к чему спешить? Я вижу, вы в восторге от этого подарка судьбы... Ведь не вы ли мечтали погибнуть в честном бою?.. И у вас есть такая возможность. Однако сперва я должен предоставить вам право увидеть еще один интересный сюрприз... Только что мне доложили эту занимательную новость. Так что встречайте!
Из-за поворота пара невысоких чудовищ волокла за руки чей-то безжизненный силуэт. Стена темных расступилась, пропуская их. В глазах монстров как будто читалось уважение и трепетный страх. Наконец, невдалеке от Вальдара и Тамерлана, солдаты бросили Велитту.
Оба овермунца сдержали отчаянные возгласы. Они пристально всматривались в неподвижную фигуру воительницы.
- Нет, друзья мои, она еще не мертва, - расхохотался Шимрон. - Она еще нужна мне... Помогите ей встать!
Темные-стражники схватили ее за плечи и, грубо встряхнув, поставили на колени.
- Снимите ее маску!
Один из них сорвал ткань с лица девушки, отбросив куда-то в сторону. Овермунцы увидели ее чуть приоткрытые глаза, полуоткрытый рот. По ее вискам сочился розоватый пот. Она едва видно дышала.
- О, я вижу, вы усомнились в ее силе, - сказал наместник. - Однако не стоит! Как мне ни прискорбно признаваться в этом, но она в одиночку уложила больше сотни моих солдат, которые на самом деле были группой незаметного вторжения. Бедняги пробили стену, желая поскорее зайти в тыл ваших войск, однако, когда услышали звуки битвы, немедленно направились сюда. Как оказалось, совершенно напрасно! О, Тьма, эта женщина уничтожила отменных бойцов чуть ли не силой взгляда! Все же вам не стоило разлучаться, правда, не стоило...
Воители не отвечали. Они с какой-то надеждой и тревогой глядели на Велитту. Впрочем, у нее не было ни единых шансов на победу даже благодаря сильному прорыву.
- Не скрою, мне помогли в ее поимке отнюдь не силы Тьмы. Маргос, будь добр!
Зацокали копыта. Из галереи показалась вначале опущенная голова вороного коня, а затем гордая фигура его всадника. Воин в белой овермунской форме с чувством собственного достоинства восседал в генеральском седле. Ареса же тащили за цепи и за обрывки узды еще несколько высоких худых тварей, непрерывно хихикающих и ругающихся. Их уродливые оскалы отражались в усталых глазах жеребца.
- Так значит, это тот самый предатель? - произнес Тамерлан.
- Ворон среди соколов! - засмеялся Шимрон. - Да-да, так мне его и описали!
- Твое имя Маргос? - обратился он властно.
- Узнаешь меня, генерал? - спросил тот, стянув маску.
- Маргос... Маргос... Марг, ведь так тебя называли?
- Это Воин на Волчонке! - узнал Вальдар. - Ты тот солдат-разведчик с маленьким маахо?
- Теперь нет, - ответил тот.
Арес стоял неподвижно. Казалось, впервые его гордое чело поникло и опустилось. И тяжелые цепи предупреждали каждое его движение.
- Велитта поверила, что в его лице прибыла подмога, - сказал Шимрон, - и не напала первой. Теперь она так же обречена, как и все вы! Ведите ее сюда!
Темные снова потащили обессиленную девушку. С опаской пройдя в нескольких метрах от двух еще не поверженных овермунцев, они бросили ее на труп Шатры, напротив сидящей на троне Аден. Велитта, тихо охнув, сползла по черному меху и упала в лужу волчьей крови.
- А теперь продолжим! - Шимрон хлопнул в ладоши, и темные вновь ринулись в бурную атаку.
Снова сотряслись стены от рева и взрывов, от ударов мечей и скрежета зубов. Зал как бы разделился на две части: одна - большая - была местом сражения, другая - площадкой наблюдения за этой гладиаторской ареной.
В моменты, когда уже казалось, что резкий удар сзади убьет одного из овермунцев, вспышки света озаряли спины нападающих или резкие огненные блики в глазах отвлекали их, сбивая с толку. Тогда у воинов появлялись новые шансы к победе, тем более, что в покрытом дымом зале становилось все меньше и меньше темных. Заметив, как пристально следит за боем Велитта, Шимрон догадался, в чем дело.
- Марг, дружище, завяжи ей глаза! - приказал он.
Нехотя спрыгнув с коня, предатель завязал ей глаза собственной маской. Воительница бессильно зарычала, поняв, что ее раскусили. Больше ничем помочь она не могла. Шимрон улыбался. Марг снова забрался в седло.
Этот последний шанс к обороне - иллюзорные вспышки, наведенные Велиттой - был теперь именно тем, что могло помочь двоим овермунцам выиграть. Как только темные собрались, и ничто больше не могло отвлечь их, натиск приобрел новую силу.
Наконец воины дрогнули.
Настигнутый ударом топора в спину, Вальдар охнул и покачнулся. Равновесие внутри него исчезло. Высокая фигура полковника Овермунской армии упала на раскрошенные ониксовые плиты, и ворвавшийся из разбитых окон ветер осыпал его пеплом.
Тамерлан остался совсем один. Окруженный, уставший так, как не уставал он за всю свою жизнь, овермунский генерал, казалось, не знал больше, что делать. Еще какое-то время он продолжал сражение, но потом, стоило сделать один неверный шаг, был сбит с ног мощным ударом в грудь. Его подняли над землей оставшиеся трое монстров, намереваясь свернуть ему шею, но были остановлены.
Они, услышав негромкий приказ Шимрона, толкнули обессиленного Тамерлана в сторону трона. Овермунец упал на колени, двое из чудовищ схватили его за руки, как бы распяв.
- Ну, вот и все! - вздохнул наместник. - Наконец-то. Вот и ты, Тамерлан, почти мертвец. Ты злишься моим словам, не так ли? На твоем лице, должно быть, ни один мускул не дрожит, оно скрыто и маской, но твои глаза выдают все чувства. Ты словно пойманный хищный зверь!..
Тамерлан молчал. Он был теперь неподвижен. Обезоруженному, обессиленному, ему оставалось только внимать словам победителя...
- Жаль, впрочем, будет убивать такого мудрого и сильного воина... - сказал тот внезапно. - Так может, ты хочешь остаться жив? - он украдкой заглянул в лицо генерала. - Подумай, сколько всего ты бы смог сделать для Овермуна. Живой ведь ты будешь куда как полезней, чем мертвый, согласен со мной? Я не убью тебя, если согласен... Поклянись служить мне, и я дарую тебе жизнь!
Тамерлан молчал. В его глазах не читалось прежней ярости и огня, они больше не светились силой, как это было прежде.
Повелитель темных медленно прошелся перед ним. Остановился. Снял маску овермунца, снял капюшон. Лицо воина было бесстрастно и даже холодно. Он медленно посмотрел на мертвого Шатру; на неподвижную, вслушивающуюся в голоса Велитту, глаза которой были завязаны белой тканью; на бессильно молчащую Адеинен, на щеках которой застыли мокрые дорожки слез. Все они - мертвые и живые - ожидали его ответа.
Тамерлан молчал. Он безмерно устал.
- Поклянись мне в верности, генерал, - настойчивее приказал Шимрон, - и я верну тебе коня, все твое оружие и поставлю во главе войска, в сотни раз лучшего, чем Белая армия!
- А где же твое войско? - не удержалась Велитта. - Неужели эти несколько потрепанных тварей, которые, наваливаясь сотнями, не могли одолеть ни одного из нас?
Шимрон заметно поморщился. Впрочем, быстро собрался и ответил, медленно и увещевательно растягивая фразы:
- Войско Потустороннее соберется вновь, с новыми силами, - зловеще начал он. - Мы придем из каждой тени, из каждой мглы. Мы придем снова, когда ваши имперцы начнут роптать на разрушенный город, на развалившуюся власть, на бессовестную борьбу за трон. Мы придем снова, когда всякий потеряет надежду. И вы это знаете сами. Ведь мое войско не рождается из ничего... - Он презрительно посмотрел в сторону Велитты. - А вот вашей Белой армии больше не будет! Вновь вам не собраться боле. Не будет больше воинов, достойных вас! Не будет даже тех, кто захочет стать такими, как вы! - Пройдя мимо Велитты, он снова остановился перед Тамерланом. - И ты еще хочешь быть генералом этой загубленной и уничтоженной армии?..
- Не для того я сражался и потерял стольких друзей, чтобы поклясться тебе в верности! - внезапно ответил он. - И если даже нас забудут, а тебя вспомнят, имя твое будет проклято!
- Сын Тьмы не боится проклятий! - гордо отвечал повелитель темных. - Но почему? Откуда в тебе столько страсти отрицать то, что теперь истинно? Мое предложение помогло бы тебе прожить положенный остаток!
- Как бы ни была долга жизнь, - прошептал он, опустив глаза, словно только самому себе, - она всегда конечна. Мое имя, пусть даже в моей смерти, дороже мне, чем столетия существования без него...
- Тамерлан... Это безнадежно!.. - прошептала Аден, всхлипывая. Ее все же услышали.
- А еще, я чувствую, - взглянул на девушку, - Аден, Велитта, Акиллер знал, что делал, когда подписал Договор... Он был мудрее всех нас...
- Акиллер мертв! - разозлился наместник, вскинув вверх руки. - Мертв, слышишь? Вы даже не успели воздать его телу почести, и оно так и лежит в соседнем зале на своем ложе! Глупцы! Вы тоже умрете! Вас всех ждет забвение!..
Он злобно глядел в бесстрастные глаза Тамерлана. Даже стоя на коленях, этот воитель выглядел величественным изваянием, напоминанием о могуществе и власти... Глядя в эти ясные глаза, Шимрон ощущал подавленность, мистический страх.
- Умрешь, будешь забыт!.. - повторял он. - Но! - и успокоился, так же внезапно, как и разозлился. - Может, у тебя есть последнее желание?..
- Да... - прошептал Тамерлан. - Убей меня так, как ты убил государя.
- Нет! Шимрон, не делай этого! - взмолилась царевна. - Прошу, не нужно!
- Будет исполнено! - восторжествовал повелитель темных, едва взглянув на девушку. Подойдя ближе, он смотрел прямо в лицо овермунцу. - Я знал, что тебе интересно, как я убил его!.. Так получи же свое желание!
Быстрым движением он извлек откуда-то из рукава рубиновый кинжал, и блестящее лезвие легко вонзилось в сердце генерала-маршала Белой Овермунской армии...
- Этот кинжал зовут Угнетателем, - сказал Шимрон, оставив рукоять в его груди. - Его сила рождается только тогда, когда лезвия касается чья-то кровь. Поэтому никто из Стражей не определил его. Это ненасытное жало лишает свою жертву крови, до последней капли. Так погиб твой царь-император, генерал, - от рук сына Тьмы! От кинжала, дарованного мудрым духом времени... Надеюсь, ты счастлив теперь.
Темные отпустили его руки, и Тамерлан вынужден был опереться о них, хотя силы стремительно покидали его. Он уже не чувствовал самого себя. Он едва различал редкое биение сердца в своей груди.
- Мы встретимся с тобой, повелитель темных и заблудших... - прошептал он, закрыв глаза.
Шимрон услышал начало боевого клича. Он смотрел на павшего воителя и думал о чем-то... Но не замедлил ответить:
- Не в этой жизни - так в следующей, - завершил он начатые слова тихо-тихо. - Я принимаю твой вызов.
Когда Тамерлан лег на спину, словно собираясь уснуть, Шимрон подошел к нему и стал на колени. Медленно вытянув из его груди теплый теперь кинжал, он вытер блестящее лезвие о рукав.
- Даже врага нужно уметь уважать, - сказал он, обращаясь к троим оставшимся в живых монстрам. - Особенно, когда враг достоин уважения.
Внезапно стоящий в стороне Арес вновь обрел силу. Он, еще недавно покачивающийся на ногах, вдруг вздыбился, и не ожидавший этого Марг вылетел из седла. Конь яростно набросился на прежнего седока. Марг с ужасом увидел прямо перед собой блестящие подковы на огромных копытах.
- Нет! - воскликнул он.
И испустил дух, растоптанный зверем.
Один из чудовищ легко метнул в коня большой топор, и верный друг Тамерлана, сделав несколько шагов в его сторону, последовал за своим хозяином.
Когда Шимрон встал с колен, темные отволокли в сторону тело Шатры, повинуясь едва заметному жесту. Потеряв опору, Велитта чуть не упала на спину. Одно из чудовищ вполне аккуратно подняло ее и поставило на ноги.
- Развяжите ей руки, - приказал повелитель темных, - я не хочу, чтобы она умерла так...
Когда просьба была выполнена, Шимрон приказал им отступить, и три монстра сделали несколько шагов назад. Тогда он вдруг смягчил лицо и сказал очень нежным голосом:
- Велитта... Велитта, возлюбленная!.. Послушай меня, прошу! Я не хочу, чтобы ты погибла, и ты сама это знаешь. Но мы с тобой заложники теперь... И тебя может спасти только одно. Ты обдумала мое предложение?
Девушка молчала, опустив голову. Она помнила, как несколько дней назад, еще до смерти Акиллера, этот страшный человек предложил ей стать его единственной спутницей. Тогда воительница только насторожилась, зная, что Шимрон уже женат на Адеинен Акиллер. Из некоторого уважения к нему она ничего не ответила, но повелитель темных предложил ей подумать. Это предложение она не могла воспринять всерьез.
- Ты ведь помнишь, как тогда, шесть лет, назад я спас тебя? - продолжал он ласково, взяв ее за плечи. - Ты сказала, что теперь моя вечная должница... Когда мы с тобой были в лесах, скрываясь от погони, ты помнишь, я сказал, что люблю тебя? Ты тогда ответила мне поцелуем, и я думал, что все решено...
- Тогда ты не был повелителем темных, - ответила Велитта.
- Став повелителем этой проклятой армии, - вздохнул он, - я лишь искал путь к бессмертию, ведь я знаю, какой долгой может быть твоя жизнь...
- Теперь твои оправдания мне ни к чему! - дерзко ответила она, отстранившись. -Ты убил царя, убил всех моих друзей, ты уничтожил Калиатру! Неужели ты надеешься на мое прощение? Ты проклят!
- Велитта, любовь моя, одумайся! Теперь некому будет оценить твоей верности, все они погибли!
- Погибли от твоих рук! Ты уничтожил все то, что я любила!
- Я создам для тебя новое, лучшее, - говорил он терпеливо. - Ведь без разрушения не бывает созидания...
- Без разрушения!.. - воскликнула воительница. - Разрушения! Новое и лучшее?! Да что тебе известно о созидании? Ты разрушил не только город, ты уничтожил целую цивилизацию! Ты уничтожил людей, а вместе с ними - память! Ты придал нас всех забвению!.. Забвению, слышишь? Самой страшной каре! Ты лишил нас вечности... Всех, всех нас!.. Своим разрушением ты отнял у нас все!..
- Велитта, подумай же здраво, без этих старых овермунских премудростей! - раздражился Шимрон. - Подумай, сколько мы вдвоем с тобой сможем сделать! - его голос был мечтателен. - Мы построим заново Калиатру, мы возьмем бразды правления Овермуна, мы освоим многие дикие земли... Мы воздвигнем новые города, изобретем то, что лишит нас рутинной работы, мы научимся излечивать старость, продлевать людские жизни! И все это будет течь по-новому, все это будет зависеть только от нас! Разве не прекрасно? Я предлагаю тебе новый, абсолютно необыкновенный мир, где застой мыслей будет преодолен, и где сила браслетов будет служить целому человечеству... Понимаешь? Это будет новый Овермун - величайшая империя, повелитель всех земель человека!
- А границы этой новой империи будут защищать твои темные? - спокойно спросила она. - Темные? Те самые твари, цель которых - уничтожать? Нас будут оберегать монстры, в глазах которых - жажда людской крови?.. - воительница сделала шаг назад, сказав презрительно: - Ты так наивен!.. Считаешь, что им нужен мир счастья?.. О нет! Они ведь здохнут без горя и отчаяния в человеческих сердцах!.. Будут ли они нас защищать? Нет, им это определенно невыгодно! Ты выбрал неверных покровителей для своих "благих целей"! Твоя власть будет подобна дому на песке: у нее не будет того фундамента, который ты уничтожил этим утром.
Шимрон замер, внимательно слушая ее слова. Глубоко удивленный, что даже сейчас, оставшись одна, без друзей, Велитта не растеряла прежних убеждений, предводитель Войска Потустороннего стоял почти неподвижно. Слова его возлюбленной были подобны хлысту....
- Говоришь, что заново построишь Калиатру?.. Правда? И будет ли этот город подобен прежнему? О нет! Столица жила не только внешне, она имела куда более сильный оберег - людские умы. Теперь ты убил их, тех, кто нес в себе память и представление об этом городе. В твоих новых стенах не будет той любви и желания творить, что теплились в сердцах прежних архитекторов Калиатры. Твои рабы будут только роптать на тебя, вселяя в сам фундамент ненависть и злобу. И даже дворец Акиллера, построенный под твоим началом, овеянный всем этим, не устоит. Он падет, Шимрон. Падет... Знай это.
Она на мгновение умолкла, однако темный понял, что это еще не конец.
- Я услышала, ты хочешь освоить девственные земли, построить на них города... Что ж, пускай. И вновь тебе понадобится разрушать, а не созидать. Твои рабы вырубят леса, осушат болота, уничтожат горы и сожгут "ненужные" степи... И на их месте появятся камень и железо. И новые люди. Подумал ли ты, сколько смертей сможет обеспечить порядок? Ведь люди нуждаются в пище и воде, в чистоте жилищ. А подумал ли ты, смогут ли они возвращать то, что отнимут? Смогут ли поддерживать Равновесие?.. Уверена, что нет. Этого в них природа не заложила. А без овермунцев они забудут прежние учения "Возврати отнятое".
Шимрон молчал. В его глазах стал теплиться огонь злости.
- Ты хочешь создать нечто такое, что избавит человека от работы? Что ж, многие по достоинству оценят твои изобретения... Люди будут иметь много времени на что-то другое... Но на что? Думаешь, они будут размышлять над сутью Равновесия, будут творить и обновлять? Нет, не такова их природа! Они станут такими ленивыми, что тела их потеряют гибкость и силу, а головы их будут рассуждать только о суетливых вещах... Разве достойны будут такие люди всех новоиспеченных благ? Только сильных душой не искусят прелести "новой жизни", и только им пойдет впрок свободное от рутины время... Но даже они пресытятся бессмысленным отдыхом. Разделяя реальность, Акиллер именно этого боялся... От этого он нас защитил. А ты... Ты хочешь все сделать наоборот.
Повелитель темных не хотел отвечать.
- Понимаю, что намерения твои были добры, когда ты говорил, что излечишь старость... Однако же, ты, спасая их жизни от природной смерти, будешь лишь отсрочивать неминуемое. Ты напугаешь их смертью - и только. Они будут бояться переступить черту так же сильно, как малые дети боятся темноты за окнами! То, чему мы их учили, уйдет, и они будут напуганы неизвестностью... Ты понимаешь это, Шимрон?
- Понять это? Ха! - воскликнул он. - Твои эгоистичные намерения ясны! Ты говоришь о недолгой жизни человека, хотя сама можешь прожить в десять раз дольше, ты почти бессмертна! Теперь скрываешь это? Вам, овермунцам, всегда спокойней, когда люди вовремя отходят в мир иной, не успев ничего предпринять против вашей безграничной власти над ними. Только потому вы так надежно скрываете свои секреты бессмертия. Вы не так любите людей, как о том кричите на каждом шагу!.. Ты не исключение, Велитта. Тебе нужен человек, чтобы подпитывать свою силу... В остальном он - отброс для тебя. Тебе незачем любить бездушную тряпку!
- Да что ты можешь знать о моей любви к людям? - ответила воительница, насупившись. - Бездушную тряпку? Думаешь, я не видела тех, в ком свет исчерпан? Да их же сотни, Шимрон, погляди вокруг! И что же? Я защищала их до последней капли крови, я скорбела о каждом утраченном, я любила даже тех, кто презирал меня! Любила... Я и тебя любила, сын плотника, даже тогда, когда в тебе не осталось света... Даже когда ты сам стал бездушным.
Она вздохнула печально, и Шимрон опустил взгляд. Ему теперь горько было слышать ее.
- Почему?.. Почему ты меня любила?.. - прошептал он. - Я ведь был пуст.
- Я не теряла надежды вселить в тебя часть собственного света... Но опоздала. Ты выбрал неверный путь.
- Ты лжешь мне... Ты просто лжешь, что так человеколюбива! Ты бы не оставила города, люби ты его так сильно!
- Это моя личная боль! - воскликнула воительница. - Я не знала, каким предателем ты окажешься, несчастный! А ты... Ты ведь убил всех, кто был мне так дорог! Сколько из них были мои друзья! И сколько из них я потеряла, пока жила все свои бесконечные жизненные годы!.. Ты говоришь, я бессмертна... Знаешь, сколько раз я готова была отдать свое бессмертие кому-нибудь из людей, сколько раз я пресыщалась годами? Я не люблю людей?! А за кого я сражалась всегда, во все свои времена? Я... я их искренне люблю, потому как они достойны этого. Шимрон, сын плотника, не я ли говорила тебе, что люди всегда нуждаются в этом? Но что я вижу теперь? Ты так и не внял моим речам.
Теперь говоришь вздор... Думаешь, что мне жалко поделиться секретом долголетия с тобой, с ними? Жалко? Да ведь бессмертие - это проклятие, а не дар свыше! Пойми, Шимрон, проклятие... Нет в нем секрета. Человек живет, пока ему есть за что жить. Жить дольше - это уже существовать в старой, никчемной оболочке... Существовать. Иначе быть не может. Так и овермунцы: живем, пока есть, ради чего. Империя - наш смысл жизни, а ее постоянно нарушающаяся безопасность - стимул быть в ней долго, очень долго... Потому как у каждого из нас есть... была цель.
Говоришь, я живу несравненно дольше их... Это правда. Но я знаю, зачем. В отличие от многих смертных, я знаю, почему здесь. Моя судьба полна того, чем не может быть наполнена судьба человека. Все, что произошло сегодня - тому доказательство. У меня была цель... Я ее утратила. Смысла существовать дольше теперь нет... Я приму смерть, я тебя не боюсь.
Наместник Акиллера стал буквально звереть от ее слов.
- Довольно же! Мне надоели твои рассуждения! - закричал он в ярости. - Я даю тебе последний шанс выжить. Ответь, ты будешь моей?! Да или нет?
- Нет!
То, что случилось дальше, Шимрон предвидеть не смог. Велитта вдруг махнула рукой наотмашь, и из ее ладони вырвался блестящий разряд молнии. Так как на ее глазах была повязка, воительница все еще не знала, сумела ли она попасть. Однако громкий крик противника был тому красноречивым доказательством.
Шимрон держался руками за искалеченное лицо: молния, столкнувшись с его постоянной мощной защитой, лишь оставила косой ожог во все лицо, хотя последствия могли быть и смертельными. Но в тот же миг он потерял управление над всеми энергетическими нитями в зале. Аден ощутила освобождение рукам и ногам, поднялась с трона, шатаясь на непрочных шагах.
Пока Шимрон кричал и сжимал руками лицо, Велитта безуспешно попыталась защититься от напавших на нее темных.
Царевна в то же время склонилась над мертвым телом полковника Вальдара. "Любимый, прости меня!" - прошептала она, обняв холодную шею воина. Ей больше всего на свете хотелось вновь услышать так полюбившийся голос, ощутить тепло кожи того самого, кому была отдана душой.
Тем временем чудовищам удалось схватить воительницу. Они бы разорвали ее на части, если б не повелительный возглас Шимрона:
- Нет, оставьте, я сам!
Ее оставили.
- Отойдите!
Они отошли.
- Все равно ты будешь моей когда-нибудь! - яростно вскричал он, открыв лицо с уродливой раной. - Умри, Велитта, смертью, достойной царя!
Угнетатель нашел новое убежище где-то в ее животе, и Велитта без сил опустилась на колени. Она ощущала, как кровь поглощается этим ужасным жалом... Ее дрожащие руки коснулись обжигающе холодной рукояти, но не имели сил изъять его. Каждое прикосновение к нему лишь приближало неминуемое.
Шимрон, теперь уже бесстрастно, глядел на единственную женщину, которую хотел по-настоящему любить. Она лежала перед ним в побелевшей форме воина, с бесчувственным лицом и закрытыми глазами. Ее мраморная кожа показалась в последний раз прекрасней обычного, оттененная темными волосами... Золотые нити ее овермунского плаща отпустили темно-синюю ткань. Флаг империи, обагренный кровью и овеянный пеплом, был поднят самим предводителем темных.
- Столько смертей... - зашептал Шимрон как будто в лихорадке. - Отец, брат... Горожане, овермунцы... Теперь и она! Она!!! Все они - цена моей власти... Ты слышишь, Зелиал?! Я заплатил ее! - он воздел к видневшимся из-за разрушенного потолка небесам руки с флагом. - Теперь Овермун мой! Мой! Мой!
- Наш! - зашипело что-то вокруг.
Шимрон замер, ощутив какие-то потоки сил...
В зале завихрилась черная воронка, стены задрожали. Подсвеченная молниями, воронка восклицала:
- Я, Дэлион, Ракшаса, твой хозяин, теперь заполучил все! - громовой смех леденил остатки души Шимрона.
- Но ты ведь обещал власть мне! - воскликнул повелитель темных. - Дэлион! Твое время еще не настало!
- Я не буду ждать конца года, чтобы воплотить в жизнь свои желания! Ты хотел власти, и ты правил, не так ли?
- Три дня?.. - прошептал в ужасе Шимрон. - Ты дал мне три дня?..
- Ха-ха-ха! Не бойся, сын мой! Ты будешь править и дальше. Под моим началом, ведь я без тебя ничто... Объединимся же!
Воронка затянулась так же быстро, как и появилась. На ее месте оказалась абсолютно черная фигура, плотно укрытая какими-то невесомыми покрывалами, вихрившимися, как сгустки дыма.
- Объединимся! - повторил Ракшаса, протягивая ему руку. - И тогда мы вместе будем править этими двумя мирами! Иди же ко мне, сын мой, отдай мне свою плоть!..
- Не бывать тому! - воскликнул внезапно кто-то.
Шимрон, желая обернуться, не успел ступить и шагу. Острое лезвие меча пронзило его, и он застыл на месте. Крайне удивленный, он чуть приоткрыл рот. Ему уже было больно.
- Нет! - вскричало эхо. - Нет! Наследница! Почему она еще не мертва?!
- Получи, Шимрон, то, к чему стремились все мои друзья, - прошептала ему на ухо ожесточенная царевна. - Получи по праву... презренный наместник, убийца царей!
Повелитель темных больше не мог ответить ей. Его губы только бесшумно размыкались. Когда меч покинул свою недолгую обитель, у мужчины подкосились ноги, и он упал навзничь. Алое пятно отходило от его одежд. Адеинен с трудом держала в одной руке меч полковника Вальдара, которым привела в исполнение приговор Шимрону.
Наследница рода Акиллеров сумела отомстить, совершив то, чего никогда бы не смогла совершить прежде - убить.
- Адеинен Акиллер, это ты? - зашипело эхо. - Да... Я тебя чувствую. Твоя энергия не сравнится ни с какой другой... Так похоже на твою мать. Да... Знаешь ли ты мое имя и то, чем являюсь я?
- Знаю, - ответила девушка.
- Конечно, ты не можешь не знать обо мне... Знаешь ли ты, какова цель моего пребывания здесь?
- Знаю!
- Да, тебе предрекли это. Прими же судьбу, умри! - зашипело эхо, и невидимая сила подняла Адеинен вверх над землей. - Никто не может защитить тебя!
Какая-то рука сжала ее горло.
Меч полковника Вальдара со звоном упал на пол... На его идеально отточенном лезвии сверкала ярко-красная кровь. Она не испарилась ни через минуту, ни через две. Она принадлежала человеку, а не темному. Сын Тьмы был одним из тех, кем хотел повелевать. Что свойственно.
Сделав свое страшное дело, воплощение Тьмы вновь превратилось в воронку. Черная, подсвеченная молниями пропасть стала уменьшаться, пока не исчезла.
Это все, что сумел сделать Ракшаса, пребывая на земле.
Центр Овермуна, предместья Калиатры
Небольшой отряд конников осторожно продвигался по дороге, ведущей в столицу. Лошади бодро рысили по сухой, залитой солнцем земле, потрясая гривами и хвостами. Всадники о чем-то говорили, насвистывали знакомые песенки. Их смуглые лица были озарены улыбками и веселы...
До того самого момента, как они увидели недавнее поле боя.
- Какой погром! - с ужасом восхитился один из них.
- Эй! - прокричал возглавляющий процессию воин в плаще с капюшоном. - Есть кто живой?
Ответом ему было воронье карканье. Птицы, ожидая поживы, пикировали на землю и улетали ни с чем: они не могли есть мертвых овермунцев.
Конники стали в линию.
- Прочешите поле, найдите хотя бы одного живого здесь.
Лошади застучали копытами по земле, унося своих всадников. Командир отряда спрыгнул на землю. Прошелся мимо куч пепла и мертвых воинов. Его рассеянный взгляд блуждал по безжизненным телам, по черной пыли пепла... Он, взглянув вперед, уже увидел, что стало с золотыми стенами Калиатры...
Тоска и уныние схватили его за сердце. Сколько прекрасных воинов погибло под этими стенами! Сколько ужасных чудовищ было сражено здесь!
Внимание мужчины отвлек шум колес за спиной - это крестьяне ехали в город, услышав, что битва кончилась. Люди в соломенных шляпах, ветхой одежде, стоящие возле повозки с продовольствием и медикаментами, с удивлением осматривались, понимая, что теперь их помощь никому не нужна.
- Никого нет? - недоуменно спросил возница. - Совсем никого?
Мужчина в капюшоне покачал головой. Он только что поднял с земли блестящий меч, на чьем лезвии различил гравировку флага Овермуна.
- Мои люди осматривают здесь все, однако я уверен, что никого найти мы не сможем... Они сражались до последнего воина. Точно, как у них это в инстинктах.
- Но как же, господин? - ужаснулась одна из женщин. - Ведь не могли же эти твари захватить дворец?..
- Пока не знаю.
- Смотрите, кто там, у ворот? - молодая девушка показала в сторону разрушенных ворот, у которых по-прежнему лежало тело Стража.
Мужчина быстро обернулся. Он увидел невысокую худощавую фигуру. Прыгнув на лошадь, он подскакал к воротам.
- Какая битва! Какое сражение! - кричал человек в покрытой грязью некогда белой одежде. - Не видала эта земля такого боя!
- Кто ты, старик? - спросил мужчина. - Выживший?
- Полумертвый! - крикнул он, поднимая руки. - Живой мертвец!
- Как твое имя?
- Эваллах мое имя, - ответил тот. - Я был придворным писарем...
- Был?
- О, господин! - старик внезапно заплакал. - Убиты все! Убиты все! Все, кто хоть краем глаза видел падение Калиатры! Отныне это город мертвых! Мертвых!
- О чем ты говоришь? - чуть смутился мужчина. - Что случилось с царевной и наместником?
- О, горе мне, господин! - восклицал тот. - Убита царевна! Из-за наместника убита, этого проклятого заговорщика! Убит генерал, убит полковник, убита пресветлая воительница Велитта! Мертвы, господин!
- Успокойся, несчастный! - закричал мужчина. - Ты знаешь, где браслеты Овермуна?
- Исчезли! - горько протянул старик, заламывая руки.
Когда небольшой отряд конников во главе со странным мужчиной в капюшоне въехал в город, все они удостоверились в правдивости слов Эваллаха - единственного выжившего во всем городе. Старик во время поединков бродил по тайным коридорам в стенах дворца и видел все. Город действительно был мертв.
Когда отряд вошел в полуразрушенный дворец, представшая перед ними картина в точности соответствовала безумному рассказу придворного писаря: во дворе, среди куч пепла, лежали двое маахо; покрытый пылью приемный зал свидетельствовал о бесчинствах, происходивших здесь всего несколько часов назад. На втором этаже, в разбитом Тронном зале, покрытом толстым слоем пепла, лежал Шатра - оборотень. У окна был обнаружен четырехкрылый конь Кайлен, призванный, чтобы увезти царскую семью из дворца в опасное время. Чуть в стороне лежало тело полковника Вальдара, рядом с вороным конем - генерала-маршала Тамерлана, недалеко от них - воительницы Велитты. Был тут и бывший наместник Шимрон, на чьем животе, когда труп перевернули, чтобы опознать, алело кровавое пятно. А на троне, на усыпанном тысячью драгоценных камней троне, сидела величественная девушка с белой кожей и золотыми, восхитительными волосами. Ее благородные черты лица подчеркивали ее мягкую безмятежность.
Солдаты узнали в ней единственную наследницу рода Акиллеров - Адеинен Акиллер.
- О, горе нам! Горе! - стенали женщины. - Погибла царевна! О боги, убита! Как боги могли допустить это? Сколько смертей!..
- Убита и царевна, и наместник! - возмущенно кричали мужчины. - Империя разрушится без власти!
- Кто же будет нам царем?
- Я буду!
Из собравшейся толпы мгновенно умолкнувших людей вдруг вышел огромный бело-серебряный маахо. Увидеть это существо здесь было теперь почти нереально... Его седок был облачен в белую овермунскую форму. Люди с благоговейным ужасом глядели на фигуру в капюшоне.
- Вы слышали! - повторил овермунец. - Я буду вашим царем! Я - сын Акиллера, наследник трона - Лорайн Акиллер!
В его руке засиял начищенный до блеска меч с гравировкой флага Овермуна на лезвии.
- Если не верите мне, мой народ, знайте, что я обладаю наследием Акиллера - медальоном Каэлестием. Вот он!
Он сбросил капюшон и свободной рукой снял с шеи большой амулет-солнце. На его золоте сверкали лучи настоящего солнца, отраженные сотнями маленьких искусных витков. Да, это было именно то доказательство, которое могло убедить народ.
Наследник! Они ждали его как будто всю жизнь! И вот он стоит здесь, такой величественный и сильный сын царя-императора Акиллера. В его руках меч и медальон, и его светлые, чуть вьющиеся волосы трепещут на ветру. В его красивых голубых глазах и профиле люди читают черты самого усопшего царя-императора.
- Ура! - закричали мужчины и женщины. - Ура наследнику!
- Мой народ! - обратился вдруг Лорайн. - Нам предстоит очень многое сделать. Нужно воздать почести убитым воинам и самому Акиллеру, восстановить нашу столицу. Я надеюсь, вы сделаете это с любовью и уважением ко всему, что было так бессовестно разрушено... Нужно заново создать Белую армию...
- Но как?
- Я помогу в этом! А теперь не будем страшиться ничего. Пока мы вместе - империя существует. Передайте же во все провинции, что род Акиллеров на этой земле жив!
"...Так воплотились в жизнь пророчество и желание.
С нетерпением ожидавший свершения пророчества Шимрон получил вовсе не то, о чем предполагал, хотя оно и исполнилось в точности до мелочей: Белая армия была полностью уничтожена, и на одного наследника-овермунца приходилось всего три выживших темных - в три раза больше поверженных, как и обещал Гер-Крон.
Браслеты же покинули повелителя темных на рассвете третьего дня, как того пожелал Акиллер. Ибо именно в тот день доблестные воительницы - Сильвонг и Крэллис, - покинули ряды воинов, прознав о вражеских отрядах, брошенных на их поиски. Они проникли тогда в Сокровищницу и отдали жизни, защищая браслеты Овермуна, за которыми уже прибыли слуги сына Тьмы. Их души, освободившись от тел, навечно впитались в овермунские святыни, и там они будут находиться до конца, скрываясь от всякого темного.
Так будет, пока не найдутся Сокровищница и Браслеты, о которых знали только погибшие овермунские военачальники и мертвая царевна.
...С тех пор поиски Сокровищницы и Браслетов вели многие достойные мужи, в том числе и моя скромная персона. Вели эти поиски и силы Тьмы, однако и им не удавалось это.
Открылось ныне и мне откровение, нашептанное возвращением Красавицы Аделины - калиатрийского созвездия, вернувшегося к стенам города через тридцать лет. Аделина показала мне то, что когда-то доверил ей царь-император Акиллер. Она сумела скрыть сию тайну от сил Тьмы, которые, к слову, читают по звездам намного искуснее, чем мы, люди. Отныне знайте, что Браслеты сумеют найти только те, кому суждено возродиться и вспомнить; те, кто когда-то посещал сокровищницу - Тамерлан, Вальдар, Велитта... Дано их найти и величайшему из предателей, на чьей совести лежит падение империи и гибель Белой армии. Также ее сможет найти та, которая будет единственной, неоскверненной простолюдином, чистой каплей крови Акиллера.
Не нужно верить слухам о том, что их постигла бесполезная смерть. Нет! Их смерть уничтожила так много темных, что Войско Потустороннее не скоро сумеет восстановить свои ряды. Не верьте и тому, что Белая армия больше никогда не вернется. Не верьте, что ее воины давно мертвы. Нет! Они живы, пока хоть один предмет, напоминающий о них, покоится в земле или в море. Они живы, пока цел флаг Овермуна, пока цела Золотая книга. Они живы, пока великие Овермунские браслеты не попали в руки темных военачальников... И если есть свет в душах ваших, они придут вновь. Не говорите с тоской: их нет. Они живы, пока их помнят! А в старом мире помнить их будут до тех пор, пока не померкнут Солнце и Луна...
...И даже если суждено в мире новом тысячу лет быть забытой этой славной империи и ее воинам, вновь напомнят о себе те, кто возродится. Тогда соберутся снова у Калиатры два величайших войска и поведут новую битву, сражаясь три дня и три ночи. Тогда силы их будут равны: два браслета сразятся друг против друга, и один из них, меченый, вновь призовет на подлунную землю воплощение Тьмы, того, кого страшатся даже самые храбрые воители. И этот бой решит давний спор: кто же победил тогда, в тот великий день под стенами Калиатры?.. Истребленное Войско Потустороннее или погибшие воины Белой армии?.. Однако даже если и в следующий раз смерть настигнет последнего из них, новые жизни вернут их в новый дом, в новый край. Им будет дан шанс, всем до единого.
Да свершится правосудие!
На чью же сторону склонится Равновесие, того не знает никто... Ибо Великий Цикл не начат и не завершен. Быть может, Тьме стоит взять верх?..
Так сказала Аделина - любимое созвездие Акиллера, воплощение его беззаветно погибшей возлюбленной. О чем и возвещаю я вас, те, кому дорога судьба подлунной империи.
Да сохранит вас великая Луна!
Летописец и звездочет Эваллах"
КНИГА ПЕРВАЯ. ДОРОГА, ВЫБРАВШАЯ НАС
Глава первая. Перепутье
"...И увидел я новое небо и новую землю. И были они отличны от земли прежней. Не увидел там я великих царей и бесстрашных полководцев... Не увидел я порождений Тьмы. Под новым небом и на новой земле они прятались, словно крысы, пробираясь в души тех, кто жил там. Как аспиды они вонзались в сердца и склоняли на свою сторону.
И понял я, какова цена новому миру... И укрыл я браслетами Овермуна свою империю под лучами старого солнца и старой луны, и не суждено ей явиться там, где уже не было великих царей и бесстрашных полководцев. Тогда решил я оставить земле этой надежду, будущего защитника... Своего сына. Пусть процветает род мой там, куда не пробраться старому солнцу и старой луне!.. Пусть род мой восстановит славное наше имя и соберет заново вновь рожденных воинов и мои святые оковы, которым суждено явиться здесь, как ни старался я предотвратить это..."
("Откровение Акиллера", из последних страниц Золотой книги)
...Она неспешной походкой прошла вдоль моста. Легкая поступь выдавала абсолютную непринужденность и свободу ее натуры. Эта девушка в больших солнцезащитных очках и гранатовом ожерелье, изящные движения которой открывали в ней нечто благородное, отчего-то не похожа на других... Одета красиво и просто - в светлую безрукавку и довольно скромные джинсы. На округлые плечи накинута тонкая бежевая курточка, укрывающая от холодного ветра.
Редкие прохожие обращали внимание на еще одну туристку.
Город, куда она приехала в тот день вовсе не из соображений отдыха, показался ей приветливым и не лишенным некоего шарма. Узкие, густо переплетенные улочки были во многих местах укрыты крупным булыжником мостовой. Гуляя по этим улицам, девушка и забрела в одно из мест достопримечательностей - к красивому мосту с живописным видом на зеленые берега, укрывавшие своими деревьями невысокие белокаменные дома; на неспешно плывущие катера и лодки. Мост был довольно большим, чистым. Нечастые машины пересекали здесь реку, а сами жители города, занятые повседневными делами, редко проходили тут, спеша. И потому в будний день это тихое место казалось особенно пустынным.
День был погожий, хотя и ветреный. Яркое весеннее солнце не скрыто плывущими неподалеку кучевыми облаками. Белесые и желтоватые солнечные зайчики отбивались от воды, играя на серых сводах моста. А сама вода, явно очень холодная после суровой зимы, была как никогда чиста и почти прозрачна. В ее зеркале всякий прохожий мог увидеть свое отражение, чуть подрагивающее от быстрого потока.
Увидела его и девушка.
За каменными, достаточно широкими ограждениями, в мостовой тени, показалось едва улыбающееся лицо. С большой высоты моста она, конечно, не могла увидеть всех деталей, впрочем, и так прекрасно знала, как выглядит.
Темные очки не давали понять, каков цвет глаз, спрятанных за ними, однако плавные черты густых ресниц были лучшим доказательством, что глаза эти не лишены красоты. Словно по-детски пухлые губы небольшого рта девушки изредка растягивались в полуулыбке: мысли о чем-то заставляли ее улыбнуться. О чем-то размышляя, она иногда забирала за ухо волосы. К слову сказать, ее волосы были тем самым сокровищем, дарованным отнюдь не каждой особе. Длинные, почти до пояса, они были густыми с основания и едва ли не до самых кончиков. Мягкая роскошная волна так и сияла отливающим золотом, глубоким каштановым цветом.
"Я снова здесь, - думала она, с улыбкой глядя в голубое небо, - прячусь от всех за очередной поездкой... До чего обидно, что именно прячусь! - Одной рукой она безмятежно поглаживала приятный на ощупь гранатовый камень. - Тайные поклонники, что вы знаете обо мне? - усмехнулась. - Клятвы в вечной любви, написанные на открытках и подарках... просто смешно! Неужели вы думаете, что я поверю? Лжецы! Видите во мне только богатую дочь влиятельного родителя... И еще беспечную девицу, которая, как вам кажется, готова продаться за бриллиантовые кольца?.. Да, я именно так вам представляюсь... Я знаю это наверняка, потому что сама придумала свой образ. Но я знаю еще больше: стоит мне сделать шаг прочь со своей вершины, как вы сразу же забудете обо мне! Думаете, я не в курсе, что вам нужно?.. - она тяжело вздохнула на этот раз. И вновь ей вспомнилось: - Все, что я имею, зависит только от меня и принадлежит только мне. Если я потеряю это, мне никто ничего не вернет... Отец - точно. Отец... Только его покровительства вы хотите... Только он ценен во мне. Без него... Без него... Мое счастье, что никто из вас не знает о нашей ссоре"
Чистое небо, свежий ветер... Как мало этой благодати в ее маленьком мире! Почему никто не понимает, что она хочет уехать подальше от суеты и дел, требующих ее вмешательства? Не понимает?.. Или не хочет понять? Вот так вернее. Так несправедливо: ее не отпускают даже на курорт. Ведь только это ей нужно - отдохнуть от самой себя... Точнее, от такой, какой она обязана быть. О, лицо компании, модный бренд! Она стала против воли той, которую видели в ней поклонники.
Как часто говорила она себе, зачем ввязалась в эту опасную борьбу за власть над мыслями тысяч людей? Как много спрашивала она у самой себя, а туда ли я попала, выбрав эту ветвь? Мое ли это место? Идол ненасытной толпы! Раньше ей так льстили эти слова. Но став им, могла ли она осознать, что свяжет себя по рукам и ногам, открыв свой собственный, как ей казалось, бизнес?.. Откуда могла она знать, что мгновенно окажется под этим глупым присмотром высоких и влиятельных? "Идол? - она фыркнула, подумав с презрением к самой себе: - Игрушка!..".
Пока она и ее ночной клуб "МАХ" приносят доходы кому-то очень значительному, ни один взгляд не покинет ее. Пока ее популярность способна выкачивать деньги из легкомысленных и таких наивных клубней, никто ее не отпустит. И не оставит в покое.
"Иногда так хочется просто убежать от них! - раздраженно подумала девушка, и ее аккуратный носик сморщился. И вновь разгладился, став прямым и гладким носом охотницы, когда она в который раз подумала: - А куда? И главное... с кем?"
Кого-кого, а в дрожащей экстазом толпе она не могла увидеть глаз того, кто будет говорить с ней не слащавым тоном, густо украшая свою речь сотней комплиментов, а спокойно и искренне, так, как она того заслуживала. Сколько быстротечных лет она ждала чью-то руку помощи, которой под силу будет вытянуть ее из этой липкой и навязчивой жизни, увы, давно решенной за нее? Как много самых разных личностей ей довелось встретить в те дни! И никого, и это было ясно, не интересовала никакая другая мысль, кроме того, как заполучить ее. Все так стремились прижать каблуком ее крылья! Приручить ее! А ведь она так молода, ей всего девятнадцать лет.
"Я просто не верю! Это ведь так неправильно! Я должна быть хозяйкой своей жизни, а не они! - думала она, опираясь всем телом на каменное ограждение. Рассеянный взгляд блуждал теперь где-то в холодной воде. - Они же не могут просто так управлять моим собственным клубом... Да чего там! - моими собственными поступками! - Девушка устало вздохнула. - Мне нужна лазейка, ниточка... Сейчас мне не отступить: могу лишиться не только надзора, а всего, что успела нажить..." - тяжкий вздох, и взгляд погрустнел.
Она успокаивалась, прислушиваясь к здравому рассудку. В который раз она оправдывалась перед самой собой за совершенный ею выбор. Опьяненная первыми лучами славы и собственно заработанными деньгами, она только со временем поняла, что эта пустозвонная жизнь не может так больше продолжаться. И в который раз она убеждала себя, что уже почти достигла того, о чем мечтала, даже насильно втянутая под заботливое крылышко высшего общества... "Да, пап, хоть ты мне ничего не диктуешь! Одним тираном меньше!" Исполнение одной мечты повлекло за собой совершенно новые проблемы.
Вдруг зазвонил телефон. Вздрогнув, она левой рукой нащупала в верхнем кармане курточки монотонно звенящую трубку.
- Алло? - ее голос был очень мелодичен, однако не лишен какой-то усталости. - Привет, Самир...
Девушка повернулась спиной к перегородке и, легко запрыгнув, удобно села. Разговор протекал быстро. Собеседник явно приберег нечто "интересненькое" для ее особы. И она оказалась права в своих догадках.
- Что? Сняться у вас? - расхохоталась она. - Да ты бредешь, дружок! Почему? Да потому что давно пора уяснить всем вам - тебе и твоей компании, - что я не торгую своим телом! И плевать мне хотелось на ваши гонорары. Неужели ты думаешь, что мне не хватает денег на жизнь?
В плохо скрываемом возмущении она спрыгнула с ограждения, и так как поднялся сильный ветер, накинула свою курточку.
- Ты что, мне угрожаешь? Малыш, подумай, с кем связался!.. И что же ты знаешь обо мне такого, чего не знаю я?.. Ха-ха! Подлая ложь!
- Не лишенная правдоподобности, заметь, моя драгоценная!
- Зато лишенная здравого смысла.
- Если ты сейчас отказываешься, завтра же утром эта статья появится у нас вместо твоего снимка.
Она озлоблено, подавленным голосом ответила:
- Тогда завтра же вечером придут люди моего партнера и как следует накостыляют все ваше крысиное логово! Поверь мне, они это сделают. Так что нет! Я все сказала!
За этими словами она в ярости захлопнула крышку телефона. Она знала, что покровители Самира, этого гнусного папарацци, ничуть не слабее ее собственных. И вряд ли эти влиятельные люди позаботятся о ее добром имени. Скорее наоборот - они мягко намекнут, что такая резкая статья будет лучше любой рекламы.
- О, как я ненавижу вас! - воскликнула она, положив мобильный телефон на ограждение. - Ненавижу!
Вдруг заметив движение трубки в сторону дугообразного края, она сделала рывок в попытке ухватить ее. Телефон с новым монотонным звоном сорвался с обрыва ограждения. Девушка вновь попыталась поймать его и только в последнюю секунду осознала всю шаткость своей позиции.
Внезапный толчок лишил ее последнего равновесия. Кто-то, кого она до сих пор не видела, только что ударил ее в спину, опрокинув через ограждение.
Толчок был настолько сильный, что она, преодолевая нехилое пространство к воде, в полете успела перевернуться. Сзади, кроме ее собственного крика, приглушенного сильным сопротивлением воздуха, послышались крики сбежавшихся прохожих.
- О, Боже! Девушка! Спасите девушку!
- Что случилось?
- Она поскользнулась и упала с моста!
- Вызовите спасателей! Окликните того лодочника!
Сама она почему-то слабо понимала, что сорвалась, что летит теперь вниз, в реку. Голова больно ударилась обо что-то твердое, словно камень. Это была вода, но в те неуловимые мгновения она казалась скалой, чуть не лишившей духа той, которая всегда ее любила, которая еще секунду назад наблюдала за ней с нежностью и умиротворенностью...
После легкого свиста в ушах, все заглохло очень внезапно. По телу пробежались тысячи пузырьков, немного пощекотали милое девичье лицо и исчезли на поверхности, превращаясь в блестящие брызги. Она видела: впереди беспомощно колыхались ее руки, сверкал белый свет такого далекого солнца в окружении голубых подрагивающих лучей. Не владея своим телом, она все двигалась назад. Что-то неустанно тащило ее вниз. И, наконец, она ощутила новый несильный толчок - прикосновение дна, как поцелуй самой стихии за причиненную боль.
Она дремотно моргнула. Вокруг, молча и как-то сочувственно, танцевали темные длинные водоросли, росшие на дне и на лежащих рядом с ней камнях. Показалось, что они смотрят прямо на нее и уже готовятся навечно приютить в своем доме, столь смертоносном для обычных людей, подобных ей. А она все-таки сопротивлялась, попыталась всплыть... Однако же, ее действительно что-то держало. Течение пыталось нести, вырывая из невидимых пут, но она была на месте, практически нерушима, лишь волосы развевались в такт водорослям. Что-то сжимало ее за куртку. Она еще раз дернулась, потом еще, пока не потеряла силу, и окончательно поняла, что ей уже никогда не выбраться...
- Что произошло? Кто упал?
- Девушка! Девушка упала! Она стояла у ограждения и говорила по телефону, а потом вдруг перевернулась!
- Лодочник, лодочник!
- Вытащите ее кто-нибудь, она же захлебнется!
- О, Господи, она не всплывает!
- Течение унесло ее!
- Бедняжку унесет прямо по центру реки!
- Эй, парень, что ты задумал?
- Мужчина, что вы делаете?! Стойте!
Неожиданно солнце что-то заслонило, послышался глухой звук. Тень рывками приближалась ко дну, подплыла поближе. Девушка увидела силуэт, в помутневших глазах не разбирая ни лица, ни фигуры. Она знала точно: это человек, рискнувший вытащить ее из лап смерти. Он схватил ее за руку и потащил вверх. Нечто, что держало ее с другой стороны, начало упрямо сопротивляться, тянуть в свою сторону, не желая отпускать добычу. Но девушка не собиралась упускать надежду на спасение: с ее пробуждением пробудились новые силы. Хотя их катастрофически не хватало, чтобы, продолжая борьбу, помочь человеку. Некоторое время она не отпускала руку спасителя, но потом ослабла до конца, пальцы ее бессильно разжались, глаза закрывались против воли, губы испустили последний незначительный выдох, наступало ощущение удушья и доселе неизвестной боли...
Человек вдруг вытащил из-за пояса нож и ударил куда-то ей за спину. Вода вокруг покрылась багровой краской, засочились мелкие неустойчивые струи, подобные тонким красным змейкам. Прошелестело множество маленьких пузырьков. Раздался глухой стон неизвестного существа. Хватка держащей руки ослабилась. Отпустила. Человек спрятал нож, подтолкнул девушку к свету. Она зажмурилась.
- Помогите мне!
- Держу, приятель, вылезай же скорее!
Она отчетливо слышала тяжелое дыхание и хриплый кашель. Потом звуки стали расплывчаты и неясны...
- Нужно что-то делать! Массаж сердца, искусственное дыхание...
- Ты не соображаешь, что говоришь? Несколько лишних движений, и мы все мигом перевернемся!
- Что за посудина! Гребите же к берегу, черт побери! Она уже не дышит! Девушка, вы слышите меня? Отзовитесь!..
Как вдалеке звучали взволнованные слова: "Держитесь, мы вас спасем!"
"Вас?", - подумала она, - "Он обращается ко мне на "вы"... Хоть один вежливый..."
Она летела куда-то вниз, хваталась за воздух, пыталась дышать, проснуться... Но не могла. Прошло несколько долгих мгновений - по-другому это время нельзя было назвать, ведь абсолютно неясно, как долго оно длится - миги, минуты, часы?.. Не ощутив ничего, что могло бы символизировать о ее приземлении, она как-то интуитивно открыла доселе сомкнутые страхом глаза. Перед ней предстало странное перепутье, центром которого была она сама. Темное грозовое небо нависло над здешними просторами.
Вдали, в волшебной розоватой дымке, стелющейся у холмистой земли, далеко-далеко наверх тянулась белая лестница. Не было видно ее края - он словно утонул в облаках. Чарующее видение завораживало, притягивало к себе. Ей показалось, что она слышит таинственные и очень притягательные звуки труб где-то вдали, за утопающей в дымке облаков лестницей. Невесомыми шагами она направилась туда, полная чувства непомерного счастья и почти детского восторга. По мере приближения, ступая по пыльной тропе с ободками сухих трав, она видела у широких, необыкновенно белых перил лестницы золотые колосья. Пшеничные ростки двигались от порывов неощутимого ветра. Уже близко, когда была в сотне метров от широкого величественного изваяния, она увидела, как тот же неощутимый ветер мягко толкает из стороны в сторону лепестки роз и лилий. Как будто нежные существа, они плавно порхали на длинных широких ступенях.
Что это - мрамор? Или сотканные цепью облака? Или лунные лучи, светящиеся дневным светом? Или это обманчивое видение, поражающее взор?.. Ей все это чудится! Застывшая на расстоянии, она не могла налюбоваться тем, что ей впервые довелось увидеть. О, как прекрасен этот розоватый, точно предрассветный туман, стелющийся под грозовым небом! Как неописуемо чарующи кучевые облака, словно подпирающие собой тело этой неповторимой лестницы! Как восхитительны эти плодородные колосья, колыхающиеся на неуловимом потоке! Как нежны эти лепестки!.. Неужели там, куда так тянуло, ее ждут?.. Неужели кто-то хочет, чтобы она превозмогла свое оцепенение и взошла хотя бы на первую ступень?..
Но нет!
Стоило сделать еще несколько шагов, как она увидела доселе невидимую часть - ворота. Как будто возникнув из самой розовой дымки, ворота приобрели свои очертания, и с каждым шагом к ним закрывались и закрывались...
Ей так захотелось попасть на эту чудесную лестницу, нырнуть в укрывающие ее облака далеко-далеко наверху, что девушка ускорила шаг, после чего побежала.
И как она была удивлена, когда ей не удалось преодолеть расстояние даже до теперь уже закрытых фигурных ворот! Блестящие золотые замки повисли на их створках. Она ведь ощущала, она ведь знала, в конце концов, что бежит! Тем не менее, так ловко ускользнувшая от нее цель - лестница вверх - оказалась теперь недостижимой и такой далекой. Тропа к ней уходила из-под ног, и девушка поняла, что найти эту тропу вновь, ей не дано. По крайней мере, сейчас. Чудесное изваяние под грозовым небом, укрытое далекими белыми тучами и розовой дымкой, словно с насмешкой предоставляло ей лишь любоваться собой.
Погрустнев, она опустила голову. Оглянулась. Она почему-то снова оказалась на перепутье. Там, сзади нее, тянулась дорога иная. Устремив свой взор туда, она едва различила какие-то смутные очертания других ворот. Расстояние до них было еще дальше, чем до лестницы, однако дорога казалась прямой и относительно ровной. Девушка с любопытством зашагала туда.
Чем дальше она уходила от перепутья, тем темнее казалось грозовое небо. Вот уже первая вспышка молнии пронзила эти дивные небеса, раскатистый гром промчался где-то в глубине них, как будто принесенные порывом сильного ветра боевой клич и топот незримых коней. Единственный раз обернувшись, девушка поняла, что там, возле чудной, но - увы! - закрытой лестницы небо светлое-светлое. Вновь глядя на конечный этап своего путешествия, она увидела почти свинцовые тучи, нависающие над тем, что назвать можно было только воротами в никуда.
И снова, как прежде, она остановилась, удивленная и ошеломленная увиденным.
Представшее перед ней зрелище было противоположно тому, что она увидела ранее. Вместо светлой лестницы был лишь обрыв, окаймленный чудовищно большими вратами. Они были огненные, казалось, сотканные из чистого пламени, имея грубоватые, но невообразимо чарующие, прекрасные очертания. Ей подумалось, что если бы хоть одному архитектору мира явилось подобное чудо, подобное живое существо, оно, несомненно, стало бы единственным шедевром, несравненным по своей красоте. Этот огонь словно был призван привлекать своим блеском и необузданной красотой, чтобы увлечь зрителя туда, откуда не было возврата.
Стоило сделать один шаг, как девушка оказалась в непозволительной близости от обрыва. Дорога туда оказалась настолько простой и легкой, что уже не хотелось, как несколько мгновений назад, сразиться с невидимой силой, чтобы пробраться за золотые врата. Все так просто и понятно, что не нужно собирать в одно целое метающиеся мысли. Только сделай шаг - и ты окажешься далеко отсюда! Там тебе не нужно будет думать о том, как найти тропу к недостижимой лестнице!
Ветер усилился. Он словно всасывал все вокруг за эти непростительно красивые, такие обманчивые врата. Девушка сжала плечи, намереваясь развернуться и снова пойти к перепутью. Внезапное отвращение ко всему этому огню, к необузданной силе и к загадочной темноте, что сгущалась точно за вратами, заставило ее повернуть с намеченного пути.
Как же она испугалась, понимая, что не видит впереди себя дороги! Такой легкий путь сюда куда-то исчез. Перед ее глазами расстелился густой туман, а затем из внезапно разверзнувшихся небес хлынули неудержимые потоки. Гром и молния, гром и молния! Они, вместе с этой непроницаемой стеной капель, уже застилают все то, что она еще могла различать. Отпустите! Отпустите! - восклицала она, не размыкая губ. Но ливень усиливался, молния ослепила ее.
Внезапно за ее спиной послышалось шипение. В ужасе она обернулась и отпрянула назад. В воротах стояло существо, в росте и размерах превышающее ее хрупкую фигуру как минимум втрое. Пара ярко-красных глаз на чудовищном лице сверкала высоко над землей, сверля своим ужасным взором ее. С этих глаз, подобно слезам, стекал огонь, из-за губ вырывался раздвоенный язык. На фоне маленькой головы большими выглядели закрученные вперед рога. Бордовая чешуя укрывала безволосое тело с нечеловеческой мускулатурой там, где, по сути, должны располагаться прочные доспехи. Оно стояло, пошатываясь, на чуть согнутых длинных ногах.
"Mars uorra xella, aherre sankh!" - сказало оно на неизвестном миру языке. Однако девушка вдруг поняла смысл этих слов. Существо сказало, что радо наконец увидеть ее, потому что ждало всю ее жизнь. Она взмолилась: "Нет, не трогай меня, отпусти! Я не могу пойти дальше порога!" - "Shentay!" - Поздно! Оно также сказало, уже наклоняясь к ней, что свой выбор она сделала еще при жизни, и никто не смог помочь ей тогда. А это значит, что исправить все слишком поздно.
- Прошу, не нужно!
Сильная рука схватила ее за талию и сжала. Девушка попыталась закричать, чтобы проснуться.
Но это был вовсе не сон.
- Faltar`ga! - An uorra sakhra!
Услышав, что у него больше нет власти, монстр только приостановился. Его глаза сузились до щелочек.
Не понимая, кто это был, несчастная пленница посмотрела во все стороны. Не видя никого вокруг, она уже отчаялась, что этот грозный приказ был отдан кем-то реальным.
И вот наконец она заметила того, кто произнес эти надежные слова. В один момент вместе с чудовищем она посмотрела в сторону, откуда сама только что пришла. На той самой дороге, ведущей к перепутью и далее, к лестнице, стоял человек в ослепительно белых одеждах. Его лицо было укрыто капюшоном, виднелись только часть носа, подбородок и длинная, такая же белая, как и одежда, борода. Руки были сложены у живота, и не было видно ладоней, так как их полностью скрывали широкие рукава.
Старец с опущенной головой был неприступен для бушевавшей вокруг стихии: ветер не мог коснуться его, капли дождя таяли у него над головой, и даже гром и молния совсем утихли.
Он неспешно, так, что даже не было видно движения его длинных одежд, подошел к пленнице и ее поимщику. Чудовище зловеще зашипело, что, впрочем, не напугало старца. Монстр пригнул длинные уши к голове и хотел уже сорваться с места, унося с собой жертву, но белая, усеянная сеткой морщин рука коснулась его руки. Девушка ощутила, что хватка становится слабее.
- Faltar`ga, - голос звучал спокойно и уверенно.
Существо, шипя от ярости, отпустило. Девушка упала на колени.
- Убирайся, презренный! - приказал старец, указав ему на ворота.
- Но ты не можешь просто так прогнать меня! - отвечал монстр на своем шипящем языке. - Она принадлежит мне по праву! Она погибла, так и не сделав ничего, что могло спасти ее от возмездия!
- Она нужна не только тебе, не только себе. Она нужна и Свету, и Тьме, пока не решится их спор. И до того момента ты не имеешь права касаться ее. А теперь, сейчас же, убирайся!
И чудовище послушалось. Повинуясь повелительному жесту, оно, вышагивая задним ходом, скрылось во тьме огненных врат.
Наконец, страшные изваяния захлопнулись за ним.
Дождь стал мельче.
Старец - было видно, что он глубоко вздохнул - повернулся к стоящей на коленях девушке. Он протянул ей свою белую мягкую руку, чья теплота согрела ее ладонь и помогла подняться на ноги.
- Поднимайся, - говорил он, - тебе не место среди погибших без боя.
- А где же мне место?.. - спросила она.
- Ты вскоре найдешь его, - пообещал он, улыбаясь. - Но сперва одолей все, что тебе уготовано судьбой. Только тогда ты обретешь мир и спокойствие. Пойдем со мной...
Он повернулся и медленно зашагал по проявившейся тропе. Девушка следовала за ним.
- Ты, наверное, Бог? - наивным детским голосом спросила она.
- Темные не перечат Богу, - отвечал старец, - я всего лишь Дающий Надежду, Сильтиарна.
Они все шли, медленно и тихо. Буря не прекращалась, однако все самое страшное как будто исчезло.
- Ты все еще боишься? - вопросил он, не оборачиваясь.
- Да.
- Тебя пугает непогода... А ведь столько непогоды тебе еще предстоит пережить... - старец помолчал. И вдруг, остановившись, произнес: - Так пусть же не страшит тебя стихия!
И дождь перестал лить, ветер остановил свой быстрый поток, а грозовое небо просветлело. Теперь оно было ярко-голубое. Странно, однако они оказались у перепутья. Снова.
- Здесь я покину тебя, - сказал он мягко. - Еще много заблудших нуждаются в моем слове...
Она с легким страхом вздохнула:
- Но куда же мне идти?
И старец ответил:
- Иди прямо на восток. К свету!
Он указал туда, где, по дивному явлению, солнце только-только пробивалось из-за еще темного горизонта. Его красные лучи освещали холмистую долину, укрытую посевами пшеницы. Там еще темные колосья качались на степном ветру. Там солнце пробуждало все живое. Там пели жаворонки. Туда тянулась извилистая тропа, утопающая в луговых травах.
Глядя туда, девушка исполнилась радости. Она вновь посмотрела на Сильтиарну. Старец улыбался. И правда: эта улыбка вселяла надежду.
- Теперь ступай. Не бойся ничего, что будет окружать тебя, - говорил он мягко и ласково. И добавил тверже: - Не теряй надежд. Помни о том, что тебе не место здесь, пока спор не решится.
Она послушно вошла на тропу. Вновь обернулась. Старец в глубоком капюшоне поднял правую руку, благословляя. И когда она, улыбнувшись в ответ, с уверенностью зашагала по сужающейся до тропы дороге, Дающий Надежду исчез. Свою миссию он исполнил.
А она все шагала и шагала, не сбиваясь, по уходящей извилистой дороге. Ее босые ноги и голые плечи щекотали высокие травы и пшеница. Мягкая земля начинала пригревать ее холодное тело, укрытое только странной полупрозрачной накидкой. Девушка устыдилась бы такого наряда, не зная, что сама она полупрозрачна. Чем дальше она шла, тем теплее и светлее становилось впереди нее. Красное солнце, медленно поднимаясь над чудесной долиной, желтело, меняя тона. Невидимые птицы щебетали где-то среди этих высоких трав, услаждая слух. Когда же дорога вновь расширилась, и по бокам стали возвышаться яблони, солнечный диск оторвался от земли.
Наступил рассвет.
Вдруг в этом ослепительно белом свете мелькнула быстро приближающаяся женская фигура. Бесстрастные глаза, укрытые серой пеленой, увидели ее. Белая холодная рука ухватила ее теплую руку. Эта девушка впереди нее потянула ее саму с невероятной силой. Она ощутила мощный толчок в грудь, и умиротворенная картина вокруг исчезла.
Эта женская фигура, появившаяся так внезапно, была мертвым телом самой девушки.
Свет блеснул в приоткрытые глаза.
Она долго не могла разобрать обстановки помещения. Вокруг нее будто парили звездочки, впрочем, на этот раз всего лишь иллюзорные.
Тишина.
Она и вздохнуть боялась после увиденного. Внезапное появление трупа самой себя, вид этих бесстрастных глаз, посиневших губ, прикосновение холодной руки, едва ли не до крови сжавшей ее руку, - все это ошеломило и повергло в глубокое оцепенение. Впрочем, она вновь ощутила почти забытое и такое новое: сердце ее четко и ритмично, впрочем, довольно быстро билось в груди, а теплый воздух проникал в ее легкие. Внезапно, из-за самого битья сердца, ощутимого по удивительным причинам, она подумала, как это приятно - дышать и чувствовать.
Странная неподвижность сковала все ее тело. Она знала, что дрожит - от страха или от холода. Быть в этом теле показалось ей неудобным. Будь ее воля, она вновь бы зашагала бесшумной легкой походкой по рассветной долине, ощущая лишь ласкающие прикосновения трав...
О безумие! Она ведь хочет своей смерти!
Этот внезапный возглас рассудка как будто заставил ее окончательно вернуться в некогда разорванные нити реальности. Мысль о том, что она хочет жить и получать от жизни удовольствие, также вернулась к ней. Только теперь она поняла, что, хотя и не боится, больше не хочет ощутить то страшное чувство боли и падения. Да, она окончательно решила, что сделает все ради этой незыблемой, такой свойственной людям мечты - жизни среди подобных себе.
Когда в глазах исчезли звездочки, она смогла понять, что так сильно раздражало ее: яркий свет белой лампы, находившейся прямо над ее головой. Белый шарик мигал и менял интенсивность напряжения, чего нельзя было сказать о других.
Удалось сделать первые движения - судя по всему, кровь уже бурно зашевелилась в теле. Потеплевшая и постепенно обретающая прежний цвет лица, девушка шевельнула лишь одним пальцем руки. Наконец оцепенение стало покидать ее. Еще несколько минут потребовалось, чтобы ощутить полную готовность к движению всех необходимых мышц. Только покрутив головой из стороны в сторону, она сумела привстать. Размяла шею. Ступни нехотя подчинялись, делая круговые движения. Да, кажется, теперь она готова идти. Но куда? И, собственно, где она сама?..
Удивительным для нее было обнаружить, что она совсем не рассматривала место нынешнего пребывания. А ведь казалось, что такой стерильный медицинский антураж давно бы должен броситься в глаза. Девушка медленно рассмотрела помещение.
Тут был не самый приятный интерьер. Не то чтобы возмущали старые кушетки, тусклые лампы и оббитая бурая плитка. Однако чего-то здесь явно не доставало, и что-то здесь было лишним. Вскоре она поняла: не достает окон, позволивших бы понять, который час. А что было лишним?.. Ну, это она поняла, увы, не сразу. На стоящих неподалеку от нее кушетках лежали тела, укрытые белыми простынями, некоторые - в плотных серых мешках. Догадавшись, что же это такое, она едва не вскрикнула от ужаса.
Ее соседями по палате были самые настоящие трупы. Мертвее не бывает. А так как сама она с детства не переносила вид умершего, оказавшись в компании мертвецов, ощутила, как зловеще приостановилось сердце.
Еще прейдя в себя, она первым делом обратила внимание на то, что совсем голая. Однако до момента обретения способности двигаться это ее ничуть не заботило. Теперь же, когда она уже намеревалась отправиться исследовать окрестности, проблема поставила ее перед фактом. Впрочем, выход существовал. На полу возле ее ног смятой лежала белая простыня. Стало вдруг страшнее, когда девушка поняла, что эта простыня ее только что накрывала, как и других присутствующих здесь.
По телу пробежала дрожь, вновь остужая голову.
Справившись с чувствами, она поднялась. Блуждающий взгляд коснулся собственного тела. На животе располагался огромный уродливый шрам. Девушка уныло коснулась его рукой. Больше оставаться здесь ей ужасно не хотелось. К тому же было холодно, а без одежды это не особо приятно. Она подняла простыню и обернулась нею. Простыня пахла тленом.
О, какой ужас... - подумалось ей.
Пол был слишком холоден для ее ног, кои полностью вернули себе прежнее тепло и чувствительность. Она, пошатываясь, пошла к двери. Чуть дернула ручку. Дверь же почему-то едва не сорвалась с петель.
Выйдя в узкий и неприветливый коридор, где мигала старая бледная лампочка, она обернулась, так как подозревала, что и название у недавнего места пребывания не из приятных.
- И с чего я еще сомневалась? - хрипло поинтересовалась она у самой себя.
"МОРГ"
Где-то вдали коридора послышались быстрые шаги. Оглянувшись, девушка увидела чем-то озабоченную санитарку. Блондинка поспешно направлялась к ней, ее каблуки звонко стучали по белой плитке. Заметив кого-то впереди себя, она, не отрываясь от бумаг, которые рассматривала все время, громко сказала:
- Мария Федоровна, позовите Михалыча, пусть вывезет молоденькую. Там родственники приш...
Она осеклась внезапно. В поле ее зрения оказалась вовсе не престарелая техничка в красном платочке и серой фуфайке, вооруженная, как обычно, старой шваброй. Санитарка увидела странную девушку.
Та все еще держалась за ручку расшатанной двери, ибо сама шаталась и не чувствовала привычного равновесия. Она выглядела не хуже взломщика, которого застали прямо на месте преступления. Однако это был явно не взломщик, но какая-то смутно знакомая девица, отчего-то завернутая в простыню. У нее были каштановые, плавно вьющиеся волосы с золотым отливом, длиной примерно до пояса. И необыкновенные зеленые глаза, настолько яркие и насыщенные своим чарующим цветом, что казалось, будто из-за черных ресниц на мир взирают два драгоценных камня - изумруда. В этих оживших кристаллах отражалась сама санитарка. Удивляло, впрочем, в этой внешности только одно: необъяснимая бледность. Эта девушка выглядела белой, как мел. Из-под простыни выглядывали ровные белые ноги. Однако спустя минуту оцепенения санитарки она вдруг начала набирать цвет кожи буквально на глазах. Синеватый оттенок под веками и на губах плавно исчез.
Блондинка качнулась, у нее закатились глаза, ноги стали ватными. Чуть простояв в качающемся положении, она, прислонившись к стене, сползла на пол уже в глубоком обмороке. По плитке прокатилась ее шариковая ручка.
В девушке она узнала умершую вот уже два дня назад Карину Акиллер.
Карина снова побледнела лицом, поняв, что ее вид напугал блондинку. Она сделала несколько неровных шагов и приникла к санитарке. Похлопав ее по щекам, убедилась, что без помощи не обойтись.
Она поднялась и уже увереннее зашагала по коридору.
В здании было пусто и довольно темно, несмотря на дневное время. Немногие слегка приоткрытые двери вели в какие-то кабинеты. Серый дом не слишком привлекал своими коридорами и старыми оббитыми стенами.
Пройдя еще немного, она услышала разговоры. Облегченно вздохнув и улыбнувшись, Карина дернула ручку в надежде обратиться к кому-нибудь за помощью. В палате стояли врачи. Когда открытая дверь привлекла их внимание, пришедшая бросила короткое и чуть виноватое "извините" и поспешно вышла. Все-таки не стоило отвлекать их от операции.
Девушка направилась дальше. Ей было страшно и тоскливо, хотелось с кем-нибудь заговорить. Почему она оказалась здесь? Почему совсем одна лежала среди трупов?.. Должен же быть хоть кто-нибудь, кто сможет объяснить ей все?! Почему она попала сюда, что с ней случилось?! С удивлением для себя она поняла, что воспоминания обо всем увиденном ускользают от нее. Единственное, что она помнила из последних событий - это чувство удушья, рассветную долину и чьи-то тихие слова: "Не теряй надежд".
Блуждающий взгляд уловил фигуру закрытых дверей. "Кабинет N32. А.В.Колосов. Главврач"
Она постучала. За дверью послышалось позволение, и девушка тихо вошла.
За столом сидел престарелый мужчина в очках. Он что-то быстро писал в большом журнале. Наконец, он поднял глаза. Увидев Карину, он, прежде всего, обратил внимание на ее вид: завернутая в простыню и босоногая, волосы распущенны, как после принятия ванны. Машинально он потянулся к очкам, снял их. С минуту царила тишина. Потом Карина кашлянула и тихо сказала:
- Мое имя Карина Акиллер.
Доктор прищурился, поморгал. Сначала он не нашел слов для ответа. Он пристально осматривал странную девушку, которая с таким же наивным детским интересом смотрела на него. Вскоре он открыл рот, хотел что-то сказать, но еще немного помолчал. А потом ответил:
- Невозможно. Карина Акиллер скончалась утром двадцать шестого апреля. Сегодня уже двадцать восьмое.
- Вы ошибаетесь... - пораженно прошептала та.
- Ошибки быть не может, - ответил врач. - А вот ее свидетельство о смерти.
Он порылся в ящике стола и достал лист.
Карина внимательно прочла. Это свидетельство было самой устрашающей новостью из всех, что можно когда-либо услышать о себе.
- К счастью, я жива, - теперь невозмутимо сказала она, бегло просмотрев бумагу во второй раз, - а это - не соответствует правде. И если вы не верите мне, - приблизилась к врачу, - спросите у той женщины, которая шла, по всей вероятности, навещать меня.
- Этого не может быть. Девушка, вы говорите абсолютный вздор, - она увидела, как тот сдвинул брови.
- Что ж, пускай, - тоже сощурила глаза. - Тогда мне нужен телефон. Вы ведь позволите позвонить Виктору Акиллеру?
- В этом нет нужды, - сказал врач, поднимаясь. - Если вы хотите увидеть отца погибшей, то он вместе с супругой ожидает в приемной.
- Ожидает, простите, чего? - приподняла она брови.
- Ему должны с минуты на минуту отдать тело дочери, - объяснил он. - Страшная трагедия для его семьи, вы не находите? А тут еще вы со своими глупыми шутками! - казалось, он очень злится. - И почему вы в простыне? Ей-богу, такое ощущение, что вас по ошибке высадили здесь, а не в сумасшедшем доме!
- Оставьте оскорбления при себе! - вспыхнула она. - И если вам нужно тело дочери Акиллера, то оно стоит перед вами! Не соблаговолите ли погрузить меня на тележку и укрыть белой простынею?..
Врач прыснул. Девушка, стоящая перед ним, все больше внушала ему недоверие.
- Ах, какие глупости нынче в голове у этой молодежи! - он всплеснул руками. - Рассуждать так просто о смерти! Или это здание всех сводит с ума?..
- На вас, как я погляжу, это давно уже подействовало! - теперь злилась она. Неужели после всего пережитого ей не дадут просто вернуться домой?..
- Простите, как ваше имя? - он вновь надел очки. - Только не говорите, что вы именно та Карина Акиллер!
- Тогда я - ее тезка, - ответила она, сложив руки на груди. - И на этом точка. Дайте же мне увидеться с Акиллерами! Где находится ваша приемная?
- Хотите показаться им в таком виде? Господи, где ваша одежда? Оденьтесь немедленно! Зачем этот глупый маскарад?
- Может, за тем, чтобы не пугать вас этим?
Она вплотную приблизилась к столу и резко раскрыла простынь у живота. Врач отшатнулся. Он думал, что ему просто кажется огромный шрам. И хотя его опытный глаз давно привык к такому зрелищу, видеть этот шрам на живом теле ему еще не приходилось.
- Боже мой... Налицо - это шрам от вскрытия...
- Какая проницательность! Или вам до их пор кажется, что это глупая шутка? Согласитесь, резковато бы получилось с моей стороны!
- О, Боже мой... - запричитал он, опускаясь в свое кресло и держась руками за лицо. - Какой ужас!.. Это не имеет никакой логики!..
Неожиданно дверь открылась. В кабинет ввалилась старушка в красном платочке и серой фуфайке. Похоже, она почти тащила за собой девушку в белом халате.
- Александр Василич! Наташеньке вдруг плохо стало, она упала в обморок у морга! - бабка усадила санитарку в другое кресло. - И чего-то она в себя туго приходит, все бормочет каку-то несусветицу... Нашатырчику, э?
Тут она заметила, в каком состоянии сидит в своем кресле главврач. И наконец увидела девушку в простыне.
- Батюшки светы! - воскликнула техничка, перекрестившись. - Сгинь! Сги-инь! - повторяла она, перекрещивая на этот раз Карину. - Боженька, чего она под простынькой-то не ляжит, а бродит, где взбредется? Ты ж в морге, на кушеточке-то лежишь уже третий день! Иди ж обратно, чего ты так страшно смотришь?
- А вот и не собираюсь! - воскликнула она упрямо, и старуха чуть сама не потеряла сознание. - Вы тут все с ума сошли? Меня в дурдом упекли?
- Стой, стой, не подходи! - восклицала бабка, неустанно крестясь.
- Да успокоитесь вы или нет?! - закричала она, подрагивая от гнева.
Тут же с кресла поднялась санитарка Наташа. Невидяще она смотрела на Карину, указывая на нее пальцем. Рот блондинки раскрывался и не издавал ни звука. Вдруг она закричала:
- Это же Карина Акиллер!..
Все стало понемногу проясняться. Карина успокоила врача и санитарку (техничка убежала раньше, чем она смогла что-либо объяснить). Несколько объяснений, в которые невозможно было поверить, заставили главврача взяться за градусник и иные приборы, чтобы обследовать девушку. Все это время Наташа сидела в кресле с облитым нашатырным спиртом платочком у носа, она изредка пыталась что-то сказать. Карина терпеливо ожидала, пока доктор полностью поверит, что она жива.
- Поразительно! - восклицал он. - Невероятно! Это же абсолютный феномен! Карина, вы самый необычный человек, которого мне доводилось видеть!
- Я думаю?.. - вздохнула она. - Теперь вы мне верите?
- Увы, я обязан в это поверить, - он сложил свои очки и повесил на кармашек халата. - Еще час назад я бы засмеялся в лицо тому, кто рассказал бы о вас.
- Вы почти это сделали, не находите? - насмешливо осведомилась она.
- А как бы вы поступили на моем месте? Сразу поверили?
- Не исключено, - уклончиво ответила девушка.
Послышался стук в дверь.
- Сан Василич! - в проходе показалась голова мужчины. - Там в приемной спрашивают, когда им наконец-то отдадут тело Карины Аки... Ой! - он с ужасом отшатнулся.
- Скажи, что через несколько минут, - ответил главврач непринужденно, - девушку надо привести в порядок.
- А вы... это... ну-у...
- Нет, я - не она, - улыбнулась Карина, - я здесь проездом. Не смущайтесь, Михалыч.
- Извините, - буркнул он, закрывая двери, - прям вылитая она!
- Что ж, - Александр Васильевич перевел взгляд на нее. - Впереди самое сложное - исправить ошибку двух прошедших дней.
- Надеюсь, вы еще не успели уничтожить мои документы?
- С вами их не было, и мы не успели подать соответствующие бумаги, - он поднял со стола свидетельство о смерти. - Так что вы совершенно правы, - посмотрел на документ, - это - не соответствует действительности. А теперь вас и вправду нужно привести в порядок. Наташенька, извольте принести ее вещи. Надеюсь, они давно готовы?
- Да, - и бледная санитарка удалилась.
- И все-таки, - он взглянул на нее очень проницательно, - я надеюсь, что вы помните события прошедших дней? Помните причину своей смерти?
- Честно - могу только догадываться. Помню, - она прищурилась, - было очень холодно, и все вокруг голубело... А потом какая-то тень помогла мне подняться со дна... Может, вы сами мне все разъясните, чтобы не получилось каких-нибудь глупостей с моей стороны?..
- Карина, мне трудно говорить это вам, поверьте. И мне все больше кажется, что вся эта история - бред сумасшедшего. - Он вздохнул. - Когда вы поступили сюда, мне сказали, что вы утонули. Вероятно, смерть наступила вследствие закупоривания диафрагмы и проникновения воды в легкие, я еще не прочел ваше заключение... - Главврач осекся, заметив ее напряженный взгляд. - Ладно, не будем о смерти... Вас вытащил какой-то человек, я не знаю его имени. Он сказал, что когда вас достали из воды, вы еще были в сознании. Однако первую помощь вам не могли оказать, кажется, из-за того, что вы находились в маленькой неустойчивой лодочке... Этот человек уже на берегу удостоверился, что вы мертвы и, когда набежали люди, просто ушел. И вот вы здесь лежали два дня... Скажите, Карина... - кажется, в его мутных глазах скользнуло любопытство и настороженность. - А какая она, смерть? Где вы были все эти два дня?..
Она напряглась. Зеленые глаза сузились до щелочек, брови сдвинулись. Попытка вспомнить что-либо в деталях не увенчалась успехом. И она тихо и почти с вожделением ответила:
- Шла по рассветной долине...
Врач хмыкнул. Ему очень хотелось узнать об ощущениях, о ее мыслях... Ведь таинство смерти не дано понять тем, кого она и без того настигнет рано или поздно.
- Может, вы кого-то видели? - спросил он осторожно. - Людей, животных?.. Может, даже, теней?
- Вероятно, кого-то видела, - отвечала девушка, пожимая плечами. - Ведь кто-то сказал мне, чтобы я не теряла надежд... И больше я не помню ничего кроме дороги, солнца... Я с трудом вспоминаю, что там было много пшеницы...
Наконец, санитарка принесла аккуратно сложенные вещи. Врач, обещав подождать за дверьми, удалился. Карина оделась. Курточка и легкие туфли все еще пахли сыростью.
- Я готова.
В пустой приемной слышались тихие всхлипывания и сопение. Сидящая на длинной скамье женщина была одета в траур, мужчина рядом с ней - в строгий костюм. У женщины были рыжие крашеные волосы и тусклые зеленые глаза, которые уже успели опухнуть от моря слез. Темноволосый, чуть полный мужчина был бледен и нерушим. Когда он услышал шаги в коридоре, резко поднялся.
- О, это вы? - спросил он хрипло у облаченного в белый халат главврача. - Почему мы должны так долго ждать? Где моя дочь?
- Она уже здесь, - ответил тот, натянуто улыбнувшись.
Из-за его спины выскользнула хрупкая девичья фигурка. Из темноты показалось ее бледное лицо с блестящими зелеными глазами.
- Карина... - прошептал Акиллер старший, делая шаг назад.
- О-о!.. - воскликнула его жена, поднимаясь и обнимая дочь. - Карина, Карина!..
Еще какое-то время царила тишина, прерываемая лишь громкими, но нечастыми всхлипами и шепотом ласковых слов. Оцепеневший Виктор Акиллер недоуменно переводил взгляд с тихого врача и на дочь. Его лицо медленно набиралось теплых красок. Вдруг он процедил сквозь зубы:
- Что все это значит?
Главврач не отвечал.
- Я вас спрашиваю, Колосов! Что за глупая шутка?!
- Шутка? Какая шутка? - он вновь улыбнулся. - Поверьте, в нашей организации сложно шутить на такие темы.
- Что за отговорки?! - взорвался он и неожиданно схватил врача за ворот. - Вы что, не понимаете, в какое положение вы нас поставили? Посмотрите на мою жену - она все два дня плачет! Я не могу найти себе места, бросаю все дела, даже те, которые требуют скорейшего моего вмешательства, покупаю билеты на самолет, чтобы забрать ее отсюда, уже смирившись с ее смертью! Моя жена оповещает всех родственников об этой страшной трагедии, вся наша семья облачается в траур! И вдруг я приезжаю и вижу ее живой и здоровой!..
Врач не мог освободиться.
- Вы что, не рады этой новости? - проговорил он, стараясь коснуться ногами пола: Виктор Акиллер в своем гневе был очень силен. - Сами подумайте: еще никого отсюда не забирали вот так - живым!
- Да вы сами сказали, что моя Карина мертва, утонула! - закричал он. - Как я могу радоваться, если на мою долю выпал плач по собственной дочери!?
- Прошу вас, Виктор, не беспокойтесь о компетентности нашего заведения! - казалось, он чуть напуган. - Ваша дочь действительно была в состоянии, по всем параметрам напоминающем фактическую смерть, с двадцать шестого апреля по двадцать восьмое. И ошибки быть не может! Могу поклясться, что лично убедился: ее сердце было в абсолютной неподвижности, мозговая деятельность отсутствовала, а ткани были склонны к разложению!..
- Замолчите! Замолчите! Вы разве не видите, что моя дочь жива и здорова?
- Карина, ради всего святого, покажите ему шрам от вскрытия!.. - взмолился он.
- Отец, отпусти его, - сказала девушка, глядя на него со строгостью. - Александр Васильевич абсолютно прав.
Она приподняла свою майку, обнажая живот. Виктор Акиллер отпустил врача, который мгновенно отпрянул. Глубоко пораженный, он все смотрел на страшную отметину.
Главврач нервно поправил очки.
- О, уверяю вас, - сказал он, - небольшое косметическое вмешательство все поправит... Я предлагаю операцию за счет заведения...
Внезапно произошло новое чудо. Все, кто увидел его, напряглись, едва ужаснулись и замерли. Даже сама ошеломленная Карина. Она своими собственными глазами увидела, как шрам вдруг подернулся дымком, торчащие узелки ниток стали буквально тлеть от неощутимого жара. Несколько быстротечных секунд исчезали нити, и когда всем подумалось, что живот сейчас выпустит наружу внутренности, рана вдруг затянулась. Буквально за три мига.
Мать Карины Вероника прикрыла рот руками. Слезы ее моментально засохли, и больше не было признаков того, что они вновь покатятся. Старший Акиллер огромными глазами глядел туда, где только что был шрам. Врач замер на месте. Сама Карина вдруг заулыбалась.
- Похоже, операция больше не нужна, - сказала она весело. - Как все удачно складывается!..
- Теперь вы верите, Виктор Ильич?.. Ваша дочь - медицинское чудо! Она правда утонула двадцать шестого апреля...
- О, Боже! - пораженно заговорила доселе молчавшая Вероника Акиллер. - Она жива!.. Она... Воскресла!
Карина ощутила на себе их взгляды. Недоумевающие, радостные, теплые... Она с улыбкой смотрела на них, понимая, что быть рядом с живыми людьми - очень приятно. По крайней мере, сейчас. И вдруг с изумлением обнаружила, что отец ее страстно обнимает.
- Кариночка... Девочка моя... - шептал он с закрытыми глазами.
Проявлений нежности отца она не испытывала с того самого момента, как заявила, что не нуждается в его деньгах и покровительстве. То есть почти полтора года. И вот теперь он так крепко обнимал ее, нашептывая ласковые причитания. Он любит ее, любит... Он может простить ее, ведь он - ее отец. Он страдал от мысли, что потерял единственную дочь, что не сумел уберечь ее, но теперь он счастлив. Карина знала это. И это она воспринимала всей полнотой гаммы чувств.
Да, она все-таки жива. "Не для тебя, не для себя", - раздалось дивное эхо где-то в глубине ее памяти. Однако теперь она не придавала значения своей смерти. Она была уверена, что все кончено.
Глава вторая. Возвращение
"...На заре страшный сон покинул ее. Исчезли чудовища и тени, исчез блеск холодной стали и блики огня. Тяжело дыша, Велитта проснулась. Когда она услышала за окном вой темных, реальность вернула ее обратно. Тогда-то она и поняла, что мучавший ее сон - это лишь малая толика отражения реальности. По словам воительницы, ей очень хотелось уснуть вновь. Ведь уж лучше было бороться со страхом во сне, нежели наяву..."
("Жизнь и вечная война Велитты Сеагорс Прорайн" - записки современника)
Украина, Одесса.
Ночной клуб "МАХ"
По затененной аллее чинно проехалась красная иномарка. Ее очаровательный, очень притягательный цвет приятно контрастировал с зеленными листьями лип и коротко постриженной травой. Большие фары сверкнули белым светом, и полосатый шлагбаум перед капотом медленно поднялся. Машина аккуратно въехала на просторную, однако пустующую парковку перед низким одноэтажным зданием, окрашенным в нежный бежевый цвет. Значок черной лошади "Феррари" поблескивал в солнечных лучах. Наконец, внушающая уважение машина затормозила.
Что ни говори, а Карина просто обожала своего железного коня. За те года только зарождающейся славы ей все равно бы не удалось собрать на него достаточно денег, и потому такое шикарное авто было всего лишь ее мечтой. По счастью, мечты имеют свойство сбываться, и эта не была исключением. Она воплотилась в жизнь на ее восемнадцатилетие. Акиллер до сих пор вспоминала зрелищную вечеринку в ее собственном клубе и этот желанный подарок родителей. Красный "Феррари" с откидным верхом подкатил к "МАХу". За его рулем сидел ее добрый друг - Артем Мазур, по совместительству начальник личной охраны ее отца. Помнится, тогда все сбежались к машине, глазея и комментируя, а сама она уже начала завидовать более удачливому Артему. И вот тогда до нее дошло (или кто-то услужливо подсказал), что госномер этой шикарной лошадки - "КАРИНА". Потом она увидела услужливо повязанный бантик где-то на капоте и услышала звон ключей с фирменным брелоком этой марки. Пожалуй, тогда она поняла, каково на вкус счастье.
Карина вышла на твердую почву, потянулась, сняла свои темные очки. Даже сегодня она старалась выглядеть как можно более просто: мешковатая майка с незамысловатым рисунком и джинсовая юбка, обыкновенные босоножки на тонком каблучке... Вот только волосы распущены. Что поделать? При всей бурной жизни она не любила слишком откровенную одежду. Что безмерно удивляло всех и каждого. Она, забросив на плечо сумочку, направилась к клубу.
Это было невысокое, однако очень просторное здание, построенное по специальному заказу. Архитектор обязывался учесть одну прихоть: в клубе должны быть два основных зала - в подвале и на крыше. Потому крыша и была размерами с небольшой стадион, на котором проводились ошеломительные танцы, а подвал - словно дивное подземелье, освещенное тысяча и одним огоньком. Над широкими стеклянными дверьми висели три красные неоновые буквы, образующие собой слово "МАХ".
Девушка поднялась по нескольким ступенькам. Очень часто она слышала, что эти непримечательные ступени называют "золотыми". Как оказывается, клубни прозвали их так из-за огромных цен на членство в клубе и из-за таких же цен на право его посещения. В итоге по ступеням могли пройтись только "золотые" люди. Впрочем, даже факт о высоких ставках мало кого останавливал. В дни крупных вечеринок у входа выстраивались длиннейшие очереди. Однако теперь "МАХ" непривычно пустовал. Нет, он не был закрыт. Просто сейчас всего лишь полдень.
Глядящий в телевизор охранник явно скучал. Позевывая, он что-то бормотал в ответ телевизионному диктору и иногда бурно возражал против новостей.
- Вранье все это! - в очередной раз воскликнул он. - Чистой воды вранье! Что еще за бред?..
- ...Около одиннадцати утра она прогуливалась по мосту, и, как утверждают очевидцы, вдруг перевернулась через ограждение...
- Карина - самоубийца? Уха-ха!.. Несет же, дура!..
В телевизоре показались новые кадры. Съемка была любительской, явно сделанной с помощью обычного мобильного телефона. Однако даже здесь хорошо узнавалась знакомая всему городу девушка - Карина Акиллер. Кадр постоянно менял положение, дрожал. Видимо, оператор очень боялся за жизнь кумира. Неожиданно для себя охранник тоже начал бояться. Сомнений у него не оставалось: эта бесчувственная бледная девушка с мокрыми волосами - его прямая начальница - Карина Викторовна.
Стоило ему подумать о том, чтоб раззвонить новость всему персоналу клуба, как на пороге показалась сама Карина, идущая, как всегда, непринужденной легкой походкой. Выглядела она так естественно и беспечно, что мужчина совсем оторопел. Ведь только что он своими глазами видел, как...
- Не верь им, Федя, - сказала она, зевнув. - Все это - враки!
- Так это... Мм-м... Разве ты не?..
- Не, - ответила девушка, качая головой. - Не, Федя, не. - Она ослепительно улыбалась. - Ты ведь сам видишь, что я перед тобой.
- И то правда! - вздохнул он. И снова с подозрением глянул в телевизор, где все тот же оператор снимал, как девушку увозит "скорая помощь". - Но ведь как похожа!..
- Еще одна безумная фанатка решила стать мною, - сказала она раздраженно, пожимая плечами. И добавила веселее: - Ну, случается ведь в жизни, а?..
Федор как будто еще сомневался. Он подозрительно смотрел прямо в ее спокойное лицо, озаренное легкой усмешкой. В те секунды ее присутствия он словно сам отсутствовал...
- Федя, очнись! Ты слышал мой вопрос? - она вдруг оказалась совсем близко. Зеленые глаза посверкивали.
- Вопрос? Какой вопрос? - он пришел в себя.
- Алиса где? Она появлялась? - повторила девушка со вздохом.
- Ну да. Час назад пришла вся заплаканная, с трубкой у уха. Даже не поздоровалась!
- Это не беда, дорогой. Так она, собственно, где находится?
- В администрации, может быть... - он посмотрел на несколько маленьких серых экранов. На одном из них он и увидел искомую персону. - Точно, она там. Сидит над журналом.
- Спасибо, милый, - она подмигнула.
Ее маленькие каблучки застучали по полу, и ее тонкая, ладная фигура скрылась за поворотом в администрацию. Федор усмехнулся. Когда же он перестанет реагировать на эти бесплодные знаки внимания?.. Да чего от нее еще ждать? Неясна, как закрытый ларчик.
Дверь тихо приоткрылась.
Сидящая за письменным столом девушка отчего-то горько рыдала. Было видно, что она в этот день не слишком уделяла внимания своему внешнему виду. Однако белокурые волосы даже в легком беспорядке выглядели очаровательно. В конце концов, не каждый же день можно увидеть натуральную блондинку с такой восхитительной шевелюрой и такими большими, ясными глазами цвета безоблачного летнего неба! И этот дерзко вздернутый носик, и розовые, покрытые бесцветным блеском губы, и черные длинные ресницы в туши - все это делало ее похожей на безмерно красивую сказочную принцессу. Измученное бесконечными тренировками в тренажерном зале тело не могло не восхитить даже самого искушенного зрителя. Короче говоря, для многих Алиса Малинина была пределом мечтаний, эталоном красоты. А для тех, кто ценил женский ум и эрудицию - благодарной слушательницей, умеющей поддержать любую тему. Тем более удивляло то, что девушка из небогатой многодетной семьи наделена всеми качествами настоящей женщины от природы.
Карина застыла на пороге, мягко прислонившись к косяку. Она ждала, когда же девушка оторвется от неслышных стенаний и возгласов. Впрочем, на это ушло какое-то время. Карина стала широко улыбаться, начиная понимать, отчего плачет ее лучшая подруга.
- Жанин, это ты? - очнулась Алиса. - Чего стал в дверях? Что тебе нужно?
- Да вот, пупсичек мой, хочу предложить тебе пару отменных пакетиков, чтобы утолить твою печаль, - слащавым фальцетом произнесла Карина, пародируя местного наркоторговца. - Естественно - за сходную цену, - добавила она уже своим голосом.
Алиса вздрогнула, медленно обернулась. Ее залитые слезами голубые глаза смотрели на улыбающуюся зеленоглазую подругу. Розовые губы задрожали. Она осторожно поднялась из-за стола.
- Карина! - закричала она, рыдая. И вдруг набросилась на нее, крепко сжав в объятьях. - Карина! Ох, я уже не надеялась тебя больше увидеть!..
- А на похоронах? - язвительно произнесла та, нисколько не смущенная бурными эмоциями.
- Дурочка! - воскликнула Алиса. - Что за слова такие?!
- Ну, если ты не ждала увидеть меня живой - это да, понятно. А если вообще увидеть, то, вероятно, на моих похоронах тебе с этим повезло бы...
- Замолчи немедленно! - девушка в ярости отпрянула назад. - Карина, как ты можешь говорить так о своей собственной смерти?!
Карина расхохоталась, откинувшись назад. Она вновь прислонилась к косяку. И почти хищно взглянула в напуганные глаза Алисы.
- Веришь, на смерть мне теперь наплевать! Стоит один раз умереть, как перестаешь бояться даже оголенного электрического провода в полной ванне!
Алиса присела, стиснув руками колени. Похоже, она начала узнавать невозмутимую юморную подругу. Что ни говори, но даже в самых непредвиденных и подчастую глупых ситуациях она находила что-то забавное. И никогда не могла удержаться от комментария. Малинина со скрытым восторгом и нескрываемым возмущением созерцала ее полную уверенности в себе позу, смотрела в насмешливые глаза. Даже эти скрещенные на груди руки и склоненная набок голова выдавали в ней какую-то изюминку. Теперь Алиса окончательно убедилась, что стоящая перед ней девушка не боится жизни. А теперь и смерти...
- Ну, хватит на меня так смотреть! - воскликнула Карина, вскинув руки. - Малинина, ей-богу, ты похожа на побитого сенбернара! Видела когда-нибудь такую несчастную животину? Ну, так хватит сырость разводить, тем более из-за каких-то предубеждений!
Алиса смахнула со щеки слезу.
- А как, по-твоему, я должна выглядеть? - громко и с легкой злостью вопросила она. - Радостной и непринужденно улыбающейся? А как бы ты себя вела, если б услышала, что твоя лучшая подруга, твой самый верный и надежный друг глупейшим образом утонул в реке?!
Карина задумалась. Помолчала.
- Да, пожалуй ты права, - спокойно сказала она. - Я бы тоже вот так хныкала...
Алиса вновь поднялась и обняла ее, теперь с нежностью. И тихо прошептала:
- Я думала, что не продержусь до конца дня, если не увижу тебя...
- Тогда я, похоже, очень вовремя, - улыбнулась Акиллер, тоже ласково. - А ведь меня хотели конкретно задержать...
- Значит, ты все-таки расскажешь несчастной Алисе Малининой, что с тобой произошло, и что означает все это?
- Уверяю. Для того я сюда и прибыла.
Она украдкой оглянулась. В уголке комнаты светился красный огонек камеры наблюдения.
- Но не здесь, - прошептала девушка, приставив палец к губам, - у стен есть уши.
Алиса чуть улыбнулась, поняв намек. Она взяла со стола журнал, забросила на плечо сумочку. Свободной рукой стащила со спинки стула легкую кожаную куртку. Кивнула на выход. Карина улыбнулась.
- А теперь скажи мне, наконец, - заговорила Алиса Малинина, как только красная машина выехала за пределы пустующей стоянки. - Где ты была вот уже три дня, если это - полнейшая чушь? - она небрежно бросила ярко раскрашенный модный журнал на панель. - И что случилось с твоим телефоном? У меня сердце останавливалось, когда оператор отвечал, что ты вне зоны доступа... Я все думала, что ты теперь действительно непостижимо далеко.
Карина краем глаза посмотрела на заголовок открытой статьи: "Карина Акиллер покончила жизнь самоубийством?". Как только машина остановилась на светофоре, девушка взяла журнал в правую руку. Броские факты, красиво развернутые фразы, трагический стиль... В такое заявление сложно было не поверить.
- Алиса, - она посмотрела на подругу, отдавая журнал, - тебе сказать все, как было, или все-таки не тревожить твои расшатанные нервы?
- С моими нервами все в полном порядке! - возмутилась блондинка и вдруг всхлипнула неожиданно для себя. Карина хихикнула. - Выкладывай все, как было.
- Что ж... Ты сама напросилась.
И Карина Акиллер рассказала все. И то, как она уехала в другой город за контрактом с поставщиком алкогольных напитков, ведь они с Алисой давно договорились об этом. Рассказала и то, как гуляла по узким улочкам, любуясь архитектурой и приветливыми людьми... Как пришла на мост, как стала разговаривать с Самиром. Как ее телефон сорвался с ограждения, а она попыталась его поймать. Что было дальше, она рассказала со слов очевидцев: перевернулась через ограждение и упала в реку. Концом истории, в которой ничего не было упомянуто о чудесной лестнице, огненных вратах и рассветной долине (вследствие странной потери памяти) служила фраза:
- И я вернулась сюда.
Алиса молча смотрела вперед. Потом на Карину. И снова вперед. Судя по всему, она просто не знала, как теперь реагировать. Конечно, и раньше ее подруга выкидывала непостижимые уму шутки или истории... Однако теперь совсем не тот случай.
- Карина, не время шуток, - сказала она предостерегающе. - Если вместо тебя на обложке красуется какая-то другая девица, очень тебя напоминающая, то нечего ломать комедию. Скажи правду, ты ведь знаешь, что я все пойму.
- Хочешь сказать, что вся эта история похожа на шутку? - она вскинула бровь, не отрывая взгляд от дороги. - Разве я когда-нибудь шутила на такие темы?..
- Ты шутила даже на темы съеденных кошечек и собачек, чье мясо торговцы суют в хот-доги! - воскликнула она.
Карина хохотнула, откинувшись на сиденье.
- Ну все же так шутят!.. И вообще, - она успокоилась внезапно. - Кошечки и собачки - это кошечки и собачки. А история моего воскрешения имеет непосредственное отношение к моей - слышишь? - к моей собственной жизни. Разве я бы стала доказывать тебе, что была мертва и лежала в морге, не имей я соответствующих фактов? Это, по меньшей мере, не смешно.
Алиса задумалась, не ответив.
- Веришь, я своими собственными глазами видела свидетельство о смерти. Дата на нем была - двадцать шестое апреля. Это как раз тот день, когда я приехала туда. Я даже не думала, что два дня станут для меня просто минутами... - Карина вздохнула. - Мне стоило нервов убедить всех окружающих, что я жива. У санитарки, которая видела меня в морге, случился припадок, старуха-техничка ушла на пенсию, а главврач слезно умолял меня дать ему образец моей крови, слюны и даже кожи. Видишь? - она показала маленькую незаметную полосочку на запястье - след от шрама. - Я разрешила только потому, что хотела как-то его утешить, ведь, сама посуди, если о моем случае где-нибудь узнают, Колосова запросто могут обвинить во врачебной некомпетентности... Уж не знаю, что такого найдет он в этом образце, но он обещал сохранить все в тайне.
Девушка, наконец, взглянула на подругу. Притихшая Алиса Малинина не решалась посмотреть ей в глаза и сказать, что верит каждому ее слову, каким бы безумным оно не казалось. Какое-то время в машине царило молчание. Слышался рык мотора, тонкий шорох резиновых шин по крепкому дорожному асфальту, писк сигналов включенных поворотников и едва слышимый звон брелока ключей.
- Скажи хоть слово, - вдруг прервала Карина, - твое молчание иногда выводит из себя. О чем ты думаешь?
Алиса пожала плечами. Заговорила безмятежно и с легкой небрежностью:
- А что я могу думать?.. Глупости, как обычно...
- Ну, раз ты так говоришь, тебе есть, что сказать. Давай, я вся внимание.
- Да вот... Кое-что мне действительно в голову пришло. Я думаю, что хочу разделять любую твою мысль... и любое дело обязательно. Пусть они и будут странными! Хочу смеяться твоим таким же странным шуткам, они частенько у тебя случаются. Еще хочу негодовать вместе с тобой, ненавидеть твоих врагов и, конечно, уважать твоих друзей. Я думаю, что хочу, чтобы ты думала так же. И даже если это мое желание неосуществимо, я знаю, что, будь ты ученой, я бы засела за старые учебники, будь ты писателем, я бы стала читать твои рассказы, будь ты хоть летчиком-испытателем, я бы летела на заднем сиденье твоего самолета и визжала бы от восторга... А потому теперь, - она взглянула в глаза ошеломленной Акиллер, - когда ты говоришь, как безумная, я тоже хочу быть безумной.
- Ты настоящий друг, - улыбнулась Карина. - И этим все сказано.
Моментально ей стало абсолютно спокойно. Умиротворение коснулось ее напряженного разума. Она думала, но не сказала, что если все люди в мире бросят ее и забудут, то один-единственный, такой маленький человечек на их фоне, будет ждать ее всегда, готовый разделить ее скорбную участь без всякого ропота или одолжений. Этот маленький человечек найдет способ утолить ее печали, где бы они вдвоем ни находились.
- Да, ты настоящий друг, - повторила Карина.
Между тем машина въехала в подъезд большого светлого двора.
В Одессе и по сей день встречаются вот такие вот большие и светлые дворы, в которых умиротворенно покачиваются на ветру каштаны, липы и незабвенные акации, чей цвет всегда украшал этот приветливый город на берегу Черного моря. В таких дворах, в тени деревьев, стоят лавочки, на которых приятно коротать время не только случайным прохожим, но и незабвенным старым еврейкам. Сердобольные женщины каждый вечер выходят сюда, чтобы накормить множество кошек, как повод встретиться с подругами. Тогда рыжие, серые, черные, полосатые животные покидают насиженные места под солнцем, где дожидались ужина, и бегут к толстым причитающим кошатницам, которые достают из кульков вареное мясо, сырую рыбу, селедку или, кому жаль кормить таким добром дворовую животину, кашу с кусками хлеба.
Считалось, что в одесских дворах могут прижиться только кошки, хотя, конечно, забредали туда и бездомные собаки, которым удалось бежать от вездесущей "Будки". В этих же дворах зародилась странная примета: если число кошек во дворе четное - жди хорошей погоды, если нет - быть дождю.
По окончанию кормления своих дворовых питомцев, кошатницы усаживаются на лавочки, ожидая подруг. В это время они успевают увидеть все: кто возвращается с работы с сумками, а кто - нет, кто идет чем-то озабоченный и не здоровается с ними, а кто - слишком веселый и жизнерадостный, кто приехал на новой машине, а к кому прибыли родственники. Все это кажется им подозрительным, и непременно становится темой обсуждения. Иногда же какая-нибудь дама приходит позже всех, однако это заведомо обещает интересную новость. Наверняка в былое время ее приход выглядел примерно так: