Глава 7

Ния объехала Санта-Фе по Пасео-де Паралта и направилась вдоль предгорья. Она почувствовала облегчение, оставив письма у Харма, избавившись от их груза. Как бы то ни было, ясно, что они каким-то образом связаны с Леонардом. Ей было стыдно перед собой, что она так долго хранила их в тайне. Она воздвигла целое королевство, в котором любила свой вымысел, свою собственную ложь.

Позади вспыхнули фары автомобиля. Ния резко пригнулась, сердце громко застучало. Грузовичок-пикап обогнал ее и скрылся впереди без всяких происшествий. Она успокоила дыхание, повернула к широкому выезду на дорогу и выключила фары. Было тихо. Звезды казались необычно крупными и белыми на черном ночном небе. Ния опустила стекло и вдохнула запах шалфея, влажного после дневного дождя.

Почему-то ей вспомнилось, как она возвращалась поездом в Париж из Барселоны. Это была прощальная поездка. Она шла одна, держа в руке корзинку с хлебом и сыром. Потом прислонилась к черному окну вагона в кляксах дождя. Ее собственное отражение расплывалось от набегавших слез. Леонард уехал в Италию без нее. Уехал, чтобы встретиться с Мириной. Он, конечно же, верил, что Ния вернется к нему. Он не воспринимал ее серьезно. Просто еще одна сумасбродная выходка, поездка такая же, как все предыдущие, из которых она всегда возвращалась к нему.

Но больше она не вернулась. В пыльном поезде она размышляла об обязательствах. О том, что их невозможно получить от Леонарда. Фактически, у него они уже есть перед Мириной. Значит, у нее могут быть обязательства только перед собой. Она должна придерживаться своего решения вопреки одиночеству, глупой надежде. Ей нужен был союзник, который помог бы ей, поддержал ее решение – оставить Леонарда навсегда.

Но в Париже она встретила не союзника, а врага. Врагом стала ее мать – Кэрол. Она жила в пансионе и потихоньку спивалась. Когда Ния рассказала, что произошло, она рассмеялась, упала на бархатный диван, налила себе стаканчик предланчевого хереса.

– Ты помнишь те великолепные статуи, которые не закончил Микеланджело? Те, во Флоренции? – спросила Кэрол. – Именно их ты мне и напоминаешь. Прекрасная глыба полуобработанного камня. Сейчас ты оставила Леонарда Джакобса, а это все равно, если бы камень ушел от Микеланджело.

– Мама, я не камень, Я не чье-то сырье. Не твое, и не Леонарда.

– Но, дорогая, ты в процессе формирования. Ты в развитии. Ты – черновой набросок, ты только наметка, проект, ты…

Ния повернулась и взглянула на мать, на ее черные чулки и красный костюм, розоватые волосы, отекшие глаза, большой рот, намазанный яркой помадой и обведенный карандашом. Перевела взгляд на комнату, вспомнила о билетах на концерт симфонического оркестра, о массажисте, который должен придти после обеда. За все это платит Ния. Она содержит свою мать уже несколько лет. И все это время мать проверяла ее, преуменьшала ее достоинства, оскорбляла ее.

Кэрол продолжала громко трещать, довольная своими собственными словами, вслушивалась в них, как упивающийся собственным красноречием политикан.

– Подумать только, Ния, ты – незавершенное произведение. Если ты решила остаться в этом полусделанном состоянии и отказаться от своего одного-единственного шанса на спасение, ты не просто глупа, ты – слабоумна.

Ния повернулась лицом к матери. Та съежилась перед ней, словно она смотрела через перевернутый бинокль. Стала маленькой, как пластмассовая кукла. На мгновение ей захотелось кинуться к матери, протащить ее к открытым стеклянным дверям, потом – через маленький балкон и сбросить вниз на мощенный камнем внутренний дворик.

Кэрол встала и погасила окурок в хрустальной пепельнице. На улице, в дождливом весеннем небе звонили колокола. Должно быть, пришло время для еще одной порции хереса. Но самым страшным была улыбка матери. Она произносила слова, полные злобы и ненависти, а потом улыбалась: «Я люблю тебя».

Ния взяла со стола сумку и вышла, пока мать подкрашивала губы перед шикарным зеркалом в резной раме. Ощущения были такими же, как при расставании с Леонардом в Барселоне. Она не существует для них как личность. Он – их идея и оправдывает свое существование только как их воплотившийся замысел. Но она твердо решила – с прошлым покончено навсегда.

Уходя из пансиона, Ния сообщила консьержу, что плата за номер-люкс прекратится через неделю, считая с сегодняшнего дня. Мадам будет сама платить за свои комнаты. Она пообедала в небольшом кафе. После обеда матери не было дома. Ния собрала свои вещи и сняла номер в гостинице.

Вот тогда-то, устраиваясь в комнате, она нашла визитную карточку женщины, с которой встретилась несколько недель назад в Каннах. Той женщиной была Сюзанна Сколфильд. Их познакомил Леонард. Сколфильд была личным импресарио, специализировалась на руководстве карьерой в театре и кино. Офис размещался недалеко от Вествуда в Лос-Анджелесе. В Каннах Сколфильд находилась лишь во время кинофестиваля, потом отправлялась в Париж, Рим, на встречу с европейскими профессионалами.

Ния хорошо помнила первую встречу с Сюзанной Сколфильд. Сюзанна не относилась к женщинам прекрасным, но была красива. У нее было узкое лицо с четко очерченными бровями и светло-серыми глазами, постоянно находящимися в движении. Разговаривая с Нией, она быстро посматривала поверх ее плеча, оглядывая зал и словно прислушиваясь сразу к нескольким беседам, в то же время самую важную вела с Нией.

Черты лица Сюзанны были изменчивы, в зависимости, от того, как Ния смотрела на нее. Нежно-женственная и почти хорошенькая, если смотреть ей прямо в лицо, со стороны она выглядела несколько угловатой. Длинные, почти по пояс, каштановые волосы блестящей волной падали на хорошо сшитый белый костюм, колыхались переливчатой рябью, когда Сюзанна поворачивалась и наклонялась. Элегантные золотые украшения позвякивали на запястьях. Цепочка блестела на шее в открытом вороте. У Сюзанны была, чистая нежная кожа и тонкая дразнящая улыбка. Она отличалась общительностью, трезвым умом, была оживлена, когда она жестикулировала во время разговора, браслеты на запястьях мелодично позванивали. Нии показалось, что музыкальный, живой голос Сюзанны не гармонирует с ней. Она была настолько уравновешенной, профессионально подготовленной, а голос звучал изнеженно и немного соблазняюще. Во время разговора она склонялась к Нии, словно они давно знают друг друга и не просто знакомые, а задушевные подруги, учились вместе где-нибудь в школе-интернате и приехали сюда на деньги, выигранные на скачках в Кентукки.

Леонард представил их и восторженно заговорил о Нии, как о будущей Изабель Аджани.

– Но ей никогда не придется избавляться от своего акцента, – сказал он Сюзанне. – Европейская звезда, по происхождению – американка. Блистательно, не так ли?

Конечно, Сюзанна сказала, что давно следит за работами Нии во французских фильмах Леонарда и Мирины, давно стала ее поклонницей. О надеждах, которые Ния подавала еще в юношеском возрасте.

– Естественная сексуальность, – сказала она, – в сочетании с нежностью, сдержанностью. Конечно, – подчеркнула Сюзанна, – многим Ния обязана изумительному режиссерскому таланту Леонарда. Его взгляду, наметанному на открытия.

В Леонарде неожиданно проснулся собственник. Он не слишком тонко намекнул Сюзанне держать руки подальше от Нии, добавив, что та чрезвычайно довольна тем, как Леонард направляет ее творческий путь.

– Не правда ли, дорогая? – добавил он, прижимая ее к себе, хотя в тот день с утра они едва разговаривали друг с другом.

– Нии, – заявил Леонард, – совершенно не нужен импресарио, – он рассмеялся, – ее мать и я планируем для нее жизнь. Все решается в семье, – он смеялся, отводя Нию в сторону, чтобы познакомить с итальянским финансистом в костюме от Армани.

Чуть позже Сюзанне удалось затащить Нию в угол, пока Леонард на террасе выклянчивал деньги. Сюзанна сунула Нии визитную карточку, говоря с подчеркнутой медлительностью приторно-сладким голосом:

– Итак, если вы когда-нибудь устанете выслушивать реплики насчет вашей мамы и Леонарда по поводу управления вашей жизнью, не позвоните ли вы мне? О, Леонард такой собственник. Я знаю его уже много лет. Он хотел бы жить иллюзиями, будто заправляет всем в этом диком мире. Не руководят же на самом деле вашей жизнью родственники? Актрису с вашим талантом обязательно должны увидеть в Америке. Вам следовало бы иметь гораздо более широкую зрительскую аудиторию, чем представляет «Визион фильм». Не позволяйте своей маме или Леонарду Джакобсу удерживать вас. Вы могли бы сделать блистательную карьеру. Не бойтесь пробовать себя в других направлениях, воспользуйтесь шансом. Иногда вся эта европейская сцена очень уж напоминает мне претензию на художественность. Мне действительно приятно, если мои клиенты получают прибыль. Вы понимаете, что я имею в виду? Я просто верю в старую американскую мечту. И в то, что талант нельзя скрывать от большого мира. Обязательно позвоните, если надумаете обговорить детали.

Леонард заметил, что они подозрительно близко склонились друг к другу, уединившись, и бросился к ним, едва не сбивая с ног попадавшихся на его пути людей. Он схватил Нию, грубо оттащил от Сюзанны, требуя ответить, каким гнусным вздором та пичкала ее.

– Почему ты ее не любишь? – спросила Ния.

– Она – хищник, – ответил он.

«Конечно, хищник, – подумала Ния, – неправдоподобно грациозный и добродушный, что позволяет ей прекрасно справляться со своим делом».

Ния взглянула на визитную карточку Сюзанны, поставленную на край комода в гостиничном номере, посмотрела на парижский горизонт, красные крыши, серые решетки улиц, голубей, круживших над городом. Услышала гудки «Ситроенов» на узкой улочке внизу. Она позвонила в офис Сюзанны Сколфильд, оставив послание на автоответчике. Сюзанна перезвонила на следующий же день. Как оказалось, она снова в Париже, только что приехала из Рима. Она с восторгом ждет встречи.

Всю вторую половину дня они гуляли вдоль Сены по Монмартру, мимо цветочных рынков и крошечных книжных киосков. В тот день Сюзанна стянула волосы в тугой пучок. Серьги с жемчугом радужно переливались в солнечных лучах, подчеркивая ее худое лицо. Плечи она прикрыла шерстяной накидкой цвета слоновой кости. Во время разговора они выяснили, что Сюзанна не намного старше Нии, но гораздо увереннее в себе, хладнокровней и искушенней в житейских делах. Сюзанна говорила о сценариях, которые ей хотелось бы дать прочитать Нии. Обещала более высокую оплату, чем в «Визионфильме».

– И творческую власть, – подчеркнула Сюзанна. – Не ограничивай себя только фантазиями Леонарда Джакобса. Ты можешь кончить тем, что до сорока лет будешь играть одну и ту же роль. Пойми, ты уже не в том возрасте, чтобы играть простодушных обаятельных молодых девушек.

Вдобавок Сюзанна уверила ее, что если Ния подпишет договор с «Сколфильд Менеджмент», она сможет разрабатывать свои собственные проекты и получить доступ к более широкому амплуа – комедии, драме, детективам, триллерам.

– И шанс работать с более известными людьми, чем актеры, которыми Леонард ограничивает тебя в своей труппе, какими бы блистательными они ни были. Благодаря французским вещицам у тебя есть необходимый престиж. Возвращайся домой, Ния. Не слишком ли долго тобой распоряжались другие люди? Нет причин тебе самой или твоей матери вести дела. Сказать по правде, – доверительно произнесла Сюзанна, – создается впечатление, что они живут за счет твоего таланта, не говоря уже о деньгах. Ты им нужна. Они тебе – нет!

Все, что говорила Сюзанна, напоминало гармоничный аккорд, который Ния настраивала в своей душе много лет. Рассудок говорил ей: «Иди! Распрощайся навсегда с диссонансом, в котором ты жила так долго. Расстанься с матерью, Леонардом, Мириной». Странно, больше всего она будет скучать по Мирине. Та меньше всех давила на нее, оставляла пространство для движения, позволяла оставаться самой собой, писала для нее.

Гуляя по Монмартру, Ния незаметно рассказала Сюзанне всю свою историю. На следующей неделе Сюзанна устроила вечеринку для молодых актрис и актеров, которых встретила во Франции, во время своего набега в Европу. Некоторые из них были полны надежд, радуясь возможности подписать контракт с «Сколфильд Менеджмент». К другим Сюзанна сама питала интерес. Джаз-трио играл в углу небольшой квартиры, стеклянные двери были распахнуты настежь. Ния надела короткое черное платье; постриженные чуть ниже подбородка светлые волосы зачесала назад. Темная помада на губах, чуть-чуть косметики. Сюзанна ворвалась на вечеринку в коротком розовом выходном платье, локоны уложила в высокую прическу по моде шестидесятых годов.

В тот вечер Сюзанна была в ударе. Собрав в центре своего салона молодых артистов французской киноиндустрии, она умело сочетала бизнес с развлечениями. Нечто иное, как разговоры о потрясающей возможности самой развивать свои способности, убедили Нию подписать контракт.

Сюзанна покорила Нию своими манерами быть одновременно сплетничающей школьницей и заговорщицей, напоминала добрую старшую сестру, которой у Нии никогда не было. Первый раз в жизни она почувствовала себя защищенной и независимой.

Ния встретила Джека Дризера именно на той вечеринке. Сюзанна притащила его за руку. Он был в блестящем смокинге и очках с металлической оправой. Волосы спадали на один глаз, серьга сбилась назад.

– Вам следует познакомиться, вы – мои любимые совершенно новые клиенты. Только не влюбляйтесь в нее, Джек. У нее строгие правила: никакой любви, – Джек округлил глаза. – Я просто хочу сказать, – добавила Сюзанна, – что ей не нужны никакие сложности в ее новой усовершенствованной жизни, верно, Ния? Но я позволяю вам потанцевать, на это я согласна.

В тот вечер Ния почувствовала, что новый мир открыл перед ней новых друзей, новые возможности. Она так долго была с Леонардом, что даже не осознавала, что давно превратилась в тень. Если она была незавершенной, как осуждающе произнесла ее мать, то только потому, что позволяла им удерживать себя в таком состоянии. Вырвавшись из мрачной хватки Леонарда, его власти и манипуляций, она могла говорить что хочет, и ее при этом не прерывали, не учили воспринимать, думать, чувствовать. Вдали от осуждающего взгляда матери она могла смеяться и спокойно дышать. Тяжесть детства исчезла в ту ночь, когда она до изнеможения танцевала с Джеком, смеялась, когда он передразнивал всех остальных гостей на вечеринке и даже Сюзанну. Королева-тюльпан, – назвал он ее.

– Неужели она похожа?

– Не знаю, как может женщина быть такой умной, а выглядеть такой глупой. Я хочу сказать: обычно она выглядит столь ограниченной в своей спроектированной одежде. Но иногда она дает волю своим чувствам. И, пожалуйста, вы видите перед собой дебютантку Лексингтона на светской вечеринке в тиаре с фальшивыми бриллиантами. А уроки гольфа она получила в лиге юниоров.

После этого они с Джеком много времени проводили вместе. Оказалось, что он знал Мирину, учился у нее в Сорбонне. Для Нии была приятна дружба с ним – первым мужчиной, просто другом в ее жизни. Катались на велосипедах, пили кофе в кафе-экспресс, читали вместе Джеймса Болдвина и Маргэрит Дюра, слушали американский джаз в ночных клубах. Это был Париж, которого она совершенно не знала.

Однажды они съездили на неделю в Пиренеи. Друг Джека, Дэн Хоув, пристрастил того к чтению Хемингуэя. Джека очаровала мысль о корзинке с форелью, переложенной прохладными листьями папоротника. Ему захотелось выпить местного вина возле стремительных горных потоков. Это было задолго до того, как Дэн перешел работать в «Визионфильм». Дэн всегда носил рыбацкий жилет цвета хаки с сотней карманчиков, заполненных сигаретами, ручками, свернутыми в трубочку бумажками и смешными маленькими рыболовными мухами, которых он постоянно мастерил из перышек и разноцветных ниток. Когда они сидели в кафе, Дэн, словно женщина, занимался вязанием.

Дэн Хоув так увлеченно и поэтично расписывал прелесть ловли форели, что они купили билеты и уехали в горы. Они рыбачили в чистых и холодных горных реках, ночевали в маленьких гостиницах, ели черствый хлеб. От красного вина Ния постоянно ощущала похмелье, ее это не заботило. Но схлынуло счастье и безмятежность первых дней дружбы с Джеком, Ния затосковала о Леонарде. Джек, казалось бы, заполнял это место, но она не любила его. Просто ей было хорошо от его глупых шуток, умных разговоров, любви к литературе, его присутствия и общения с ним. Выла одна ночь, когда они разговаривали в его комнате, и Ния попросила обнять ее. В комнате сгустилась темнота, окно было открыто. Из таверны снизу слышались смех и музыка. Его тело так отличалось от тела Леонарда – мускулистое, собранное, лицо гладкое, волосы жесткие и короткие. Он хотел ее близости, его прохладные руки гладили ее грудь, мягко касались раздвинутых бедер. Но Ния вдруг остыла. Ее тело до боли желало быть с Леонардом, она не могла впустить другого мужчину, хоть уже устала от одиночества. Она не могла спать с человеком, которого не любила. А Джек был только другом. Она отпрянула от Джека, поняв, что все еще любит Леонарда. Она любит, и еще долго будет любить его, несмотря на всю глупость и неуместность этого чувства.

Она отвернулась, задержала дыхание, чтобы не разрыдаться. И прошептала Джеку правду:

– Прости меня. Со мной что-то не в порядке. К тебе это не имеет отношения.

Он погладил ее по спине, сказал, что понимает, и закурил. Они молча, наблюдали, как красный огонек сигареты вспыхивает в темной комнате при затяжке, а потом угасает.

Они много снимались вместе. Когда ситуация становилась напряженной, кто-нибудь из них вспоминал эту ночь, мудрое решение не вступать в связь друг с другом, давшее им более чистую форму отношений мужчина-женщина. Это позволяло им быть вместе перед кинокамерой без всяких историй, причиняющих беспокойство.

Вскоре после этой поездки, перед самым возвращением Леонарда и Мирины из Италии, Ния приехала в Штаты одна. Ее мать пыталась получить процент от ее прибыли в новых фильмах, но не добилась ничего. Леонард писал к звонил Нии8 Мирина писала и звонила. Ния не хотела встречаться с ними, хотя прекрасно понимала, что должна, сделать с ними по контракту два фильма.

Наконец, они с Леонардом встретились, вместе пообедали. Но ей было больно снова, видеть его. Словно в сюжете из предыдущего фильма, время от времени она и Леонард встречались и были близки – в домике на пляже, в гостинице. Их любовные игры дышали нежностью, а расставание было печальным. По крайней мере, Нии было грустно. А его, по-видимому, такие отношения и случайные встречи устраивали.

Ния и Джек закончили совместную работу в нескольких других фильмах, включая «Мертвую жару», несмотря на протесты Сюзанны, Дэн Хоув продолжал работать в качестве ассистента Леонарда.

Можно оставить город, где умерла твоя любовь, где жизнь превратилась в очерченный мелом контур убитой подруги, но зачем? Только для того, чтобы встречаться со старыми призраками в новых городах? Но душевная боль Нии стала меньше, значительно меньше…

Ния повернула ключ в зажигании, взглянула через левое плечо и выехала на дорогу к Охотничьему Домику. Она ехала медленно, смакуя печальные воспоминания. Когда она подъехала к ранчо, во дворе горели лампы, гирлянда фонариков-стручков светилась на деревянной ограде веранды. Ния оставила машину на стоянке, пересекла сад и направилась к своему домику. Оглянувшись, она увидела Мирину через заднее окно главного дома. Мирина склонилась над пишущей машинкой. Она снова работала над сценарием до поздней ночи. Волосы Мирины были распущены по плечам.

Работа становилась для Мирины любовником, когда начинались съемки. Она позволяла Леонарду иметь другую женщину во время работы над фильмом. Многие годы между ними существовал молчаливый болезненный сговор. Казалось, Мирина никогда не ревновала. Ния не могла понять, как их брак мог быть сильнее всех связей, что имел каждый. Что поддерживало его?

Правда, как в конце концов поняла Ния, состояла в том, что они оба – Леонард и Мирина – использовали ее. Оживляли чувства интригами, чтобы фильмы могли стать эффектными и таинственными. Но она способна играть и без этого. Войти и выйти из роли без кризисов.

Ния прошла вокруг дома. Прошла мимо загона. Лошади вздрагивали, переступали – их бока выделялись темными пятнами в тусклом свете звезд.

Ния услышала голоса, тихий смех. Бассейн был освещен, волнистые тени кружевом сплетались на дорожках. У бассейна были Леонард и Тэсс Джуран. Значит, Тэсс прилетела из Лос-Анджелеса сегодня вечером. Должно быть, Леонард посылал за ней лимузин. Наблюдая за Тэсс и Леонардом, Ния подумала: «Интересно, что произошло между ними до того, как Тэсс уехала со съемок в Манзанилло?»

Повернув к своему домику, она заметила тусклый свет в окне. Неужели Мирина подготовила для нее комнату, поменяла постель, принесла свежие полотенца? Ния тихо прошла по траве и толкнула дверь. Дверь оказалась незапертой. Она подумала: «Нет. Что-то не так». Но уже вошла в домик.

Окно оказалось незапертым. Порыв ветра толкнул раму, и она ударила керосиновую лампу. Лампа сорвалась с края стола, стекло разбилось на досках пола. Разлившийся керосин с шумом вспыхнул. Огонь стал подбираться к шторам. Ния закричала, сдернула одеяло с кровати. Что-то ударилось о стену. Ния бросила одеяло на огонь, колотя по нему руками.

Сцена восемнадцатая. Дубль первый. Комнату наполнил запах горящей ткани. Ладони покрылись пеплом и сажей. Ния порезала палец об осколок стекла. Поднесла руку ко рту, бессознательно лизнула и почувствовала привкус крови.

Леонард бежал к домику, громко окликая ее.

– Что случилось? – он вбежал в домик. Ния стояла на коленях, все еще прижимая одеяло.

– Кто-то оставил здесь зажженную керосинку. Окно распахнулось и сбило ее.

Леонард прошел мимо Нии. За ним появилась Тэсс. Она была в мокром купальнике и наброшенном на плечи полотенце. Тэсс дрожала.

– С тобой все в порядке, Ни? – Тэсс склонилась, взглянула на руку Нии. С темных волос капала вода.

– Почему дверь оказалась незапертой? – требовательно спросила Ния у Леонарда. – Кто-нибудь готовил для меня комнату?

– Здесь не пансион с обслуживанием и завтраком, – отрезал Леонард. – Помощник только убирает. Ночью вообще сюда никто не ходит. Дверь была открыта? – он склонился над косяком, осмотрел замок. – Не вижу, чтобы кто-то вламывался, замок цел.

Он стоял перед Нией в плавках и черной спортивной рубашке.

– Я знаю, что закрыла дверь на замок. Окно я тоже закрыла.

– Переночуй сегодня в доме, – сказал Леонард. Он мельком взглянул на запястье. – Который час? Нужно позвонить.

Тэсс осталась с Нией, пока та складывала свои вещи в сумку. Ния бросила ей свитер, Тэсс натянула его поверх мокрого купальника, насухо вытирая волосы полотенцем. Она сидела на кровати, скрестив тонкие ноги. Тэсс была высокой сухопарой женщиной лет двадцати пяти, с буйными темными локонами и зелено-карими кошачьими глазами. Черты ее лица были угловаты, но не лишены привлекательности. Голос у нее был громким и слишком сильным для маленькой комнаты. Двигалась она изящно, словно танцовщица.

– Это то же, что случалось и прежде? – спросила она Нию. – В нижней Мексике началось, здесь продолжается?

Ния кивнула.

– Твоя первая сцена завтра – не пожар в спальне? Здесь оказалась настоящая керосиновая лампа. Надеюсь, это не идея Леонарда, не его гнусная шутка? Я не смирюсь с этим. Мне наплевать, создает ли все это драматическое напряжение или нет. А где Джек? Он уже здесь?

– Думаю, он приехал сегодня. Он будет жить в «Охотничьем домике».

– Как ты думаешь, Леонард открыл дверь специально? Он подготовил небольшую собственную сцену? В чем смысл – подготовить тебя эмоционально для завтрашней съемки? Или как понимать?

– Может быть, это сделала Мирина, – сказала Ния.

– Слишком странно. Я не собираюсь мириться с тем, что кто-то врывается ко мне в комнату, могу тебе заметить.

Ния пошарила в углу стенного шкафа, на крючке должен был висеть халат. Потом поискала на полу среди ботинок и туфлей. Халата не было.

– Нет моего халата, – прошептала она, – исчез. Тэсс стала помогать ей, перебирала вещи, но так и не смогла его найти. Ния наклонилась, пошарила под кроватью и вытащила пару поношенных сандалий.

– Может быть, ты его где-то оставила? – предположила Тэсс.

– Я никуда не выходила. Кто-то вошел сюда и взял его.

– Это что – прачечные услуги? Какой-то чокнутый страдает манией к женскому белью? – Тэсс вздрогнула. – Мне надо переодеться в сухое. Сколько дней осталось снимать?

– Леонард говорит – неделю.

– Случалось ли еще что-либо подобное, Ни? Синхронные события?

Сейчас казалось странным не рассказать ей о выстрелах прошлой ночью, о Харме.

Она понимала несправедливость того, чтобы держать их в неведении – Тэсс, Джека. Ния гадала, как долго она будет все скрывать от Тэсс. Она не могла лгать. Потому не сказала ничего. И знала, что даже молчание сейчас было ложью.

– Давай поговорим об этом завтра с Джеком, – предложила Тэсс.

Ния выключила в домике свет, и они вместе пошли к главному зданию. Тэсс вырвалась было вперед, но Ния удержала ее:

– Подожди, есть еще кое-что, о чем я должна спросить тебя. Мы говорили о том, что произошло в Мексике, и ты всегда утверждала, что только твоя цыганская кровь заставила тебя уехать. Но что случилось на самом деле? Было что-нибудь между тобой и Леонардом?

Тэсс повернулась и взглянула Нии в лицо.

– Ты действительно хочешь знать это? Вспышка раздражения. Знаешь, я просто не смогла вынести его постоянного контроля, покровительственного отношения. Само собой разумеется, он – режиссер. Я просто взбунтовалась. Не желала делать то, чего хотел он, у меня было собственное видение роли. Я не могла вписаться в дух всего ансамбля.

– А как же сейчас, Тэсс?

– Сейчас я на два года старше. Два года я ждала. После было трудно получить работу. У меня был паршивый репертуар, я чувствовала, что должна примириться с ним. Но не с этим же дерьмом, что сейчас происходит? А как ты, Ния? Ты так долго терпела все.

– Тогда этого не было. Никто не был убит.

Тэсс мельком оглядела двор, где стояли лошади, бесстрастно наблюдая за людьми. Какой-то автомобиль замедлил ход на дороге перед ранчо, почти остановился, потом вновь набрал скорость, из-под колес полетел гравий.

– Надо узнать, можно ли устроиться в гостинице с Джеком, – сказала Тэсс.

Ния выпалила:

– У тебя есть связь с Леонардом сейчас?

Тэсс рассмеялась:

– Что, прямо под носом у Мирины? Неужели я выгляжу настолько глупой? – Тэсс пошла по направлению к дому, потом повернулась к Нии и спросила: – Я думала, вы были… – она заколебалась. – Вы все еще…

Ния покачала головой. Она не произнесла ни слова в ответ.

Тэсс прошептала:

– Давай не будем проводить параллель между нами, хорошо?

Ния открыла Харму, когда он, спустя полтора часа, прибыл на ранчо. Леонард был в кабинете, ожидал. Ния шепотом уверила Харма, что не обгорела, все нормально, просто она немного потрясена.

Леонард встал, когда они вошли.

– Похоже, что у нас в помещениях был незваный гость, Боланд. Взял сувенир на память. Я думаю, вам надо взглянуть на домик.

– Где миссис Джакобс? – спросил Харм.

– Она уже в постели. Я спрашивал ее, выходил ли кто-то отсюда. Насколько она знает, никто. Она также сказала, что никогда не оставила бы зажженную лампу в пустом помещении. Даже и после дождя здесь слишком сухо.

– У кого есть доступ к домику? – спросил Харм. – Ключи?

Они вышли из дома, прошли через сад, разговаривая на ходу.

– Трудно сказать. Это – наши гостевые домики. Когда бы посетители ни приезжали на ранчо, мы всегда даем им ключи. Нам приходится заказывать дополнительные. Уезжая отсюда на полгода, мы не запираем их вовсе. Это – Нью-Мексико.

– Необходимо, чтобы вы с миссис Джакобс составили список людей, которые останавливались в любом из домиков.

Леонард кивнул. В домик. Ния вошла вслед за Леонардом и включила свет. В комнате пахло дымом и керосином. Харм включил ручной фонарь, внимательно осмотрел замок, осветил углы, стенной шкаф, ящики.

– Вызовите Куинтану, завтра, чтобы он снял отпечатки пальцев, – сказал он, потом поискал за кроватью, пошарил под матрасом, возле остова кровати, и вытащил темно-зеленый кушак.

– Это – завязка от моего халата, – сказала Ния. – Она, видимо, зацепилась за кровать.

Харм отодвинул кровать от стены. Что-то звякнуло, провалившись между пружинами кровати на пол. Харм поднял складной нож в дорогом черном футляре.

– Ваш? – спросил он у Нии.

Она покачала головой. Леонард сказал, что никогда не видел этот нож. Харм обернул нож бумажной салфеткой и положил в карман.

Стеганое ватное одеяло кучей лежало на полу у двери. Харм поднял его, встряхнул и расстелил. Наклонился над одеялом, внимательно разглядывая его. Одеяло было разрезано посередине безупречной прямой линией. Ния опустилась на колени рядом с Хармом. Она снова почувствовала тошноту, как в ту ночь, когда вломились в ее дом. Она ощутила жестокость того, кто был здесь, разрезал одеяло, забрал одежду.

Она поднялась, Леонард подошел к ней, обнял ее одной рукой. Бессознательно она прислонилась к нему, потом вдруг отстранилась. Харм перевернул одеяло, осмотрел другую сторону.

– Ния, в доме ты будешь в безопасности, – сказал Леонард, потом обратился к Харму: – Мне всегда хотелось содержать это место как маленькое ранчо. Вы понимаете, не так, как в Лос-Анджелесе или Нью-Йорке – с собаками, сигналом тревоги. Это место было моим убежищем от всего дурного, от суеты.

– Теперь уже нет, – сказал Харм.

Ния повернулась и серьезно посмотрела на Леонарда. «Ты это сделал?» – подумала она. – «Мог ли ты это сделать?» Она понимала, насколько нелепа мысль, что Леонард Джакобс тайком крадется по своему собственному ранчо, крадет банный халат и разрезает одеяло. Он причинил ей душевную боль – но такое?.. На него не похоже. Может быть, он написал те письма, но это… Леонард не мог сделать такого.

Харм стоял возле входной двери, когда Леонард снова вошел в главный дом.

– Вы уверены, что чувствуете себя хорошо, оставаясь здесь? – спросил он Нию. – Я мог бы отвезти вас в город, там можно устроиться в гостинице.

– Моя комната по соседству с комнатой Тэсс. Леонард и Мирина – тоже неподалеку, если что-то случится.

– Вы могли бы лечь в постель в «Ла-Фонде» через пятнадцать минут.

Она задумалась, помолчала, но решила остаться. – Полагаю, мне будет здесь неплохо. По крайней мере, сегодня ночью. Кое-кто из наших остановился в «Охотничьем Домике». Утром я посмотрю и решу, где можно поселиться.

– Я очень вам рекомендую, – настаивал Харм.

Ния прислонилась к входной двери. Она не хотела, чтобы он уезжал.

«Зайдите что-нибудь выпить, – хотела предложить она. – Или останьтесь на чай», – но почему-то промолчала.

Она молча глядела на его бакенбарды, темную щетину на подбородке, светлые волосы, завивающиеся над воротником куртки.

– Я начал читать письма после того, как вы уехали, – сказал Харм. – Вы правы – они очень хорошо написаны, очень грамотно. Вы также правы, что странный тон появляется лишь в нескольких последних. Но, просматривая, можно заметить какой-то признак во всех. Вы никогда не думали, что, возможно, этот человек вам не знаком, а просто-напросто видел все ваши фильмы много раз? Он изучал ваше прошлое. Может, собирает досье, вырезки. Вы понимаете, о чем я говорю – поклонник? С неуравновешенной психикой.

– Вы имеете в виду случайного человека, не Леонарда?

– Это внутреннее чувство. Мне хотелось бы, чтобы вы еще раз перечитали письма и поискали упоминание вещей, которые, в действительности, мог знать только Леонард. Тем временем я пошлю некоторые из них в криминальную лабораторию в Альбукерке. На внешней стороне полно всяких отпечатков пальцев – каждого почтальона и служащего почты. Можно снять отпечатки с внутренней стороны, иногда там могут быть образцы волос. Можно также проверить, нет ли каких-нибудь оттисков других записей сверху – телефонные номера, подписи. Это называется – «анализ отпечатков». Хотелось бы знать, могут ли сами письма сообщить нам что-либо новое. Утром я встречусь с Куинтаной, чтобы осмотреть место, где стреляли в вашу машину. Я отдам ему нож для проверки.

Он замолчал, изучая лицо Нии.

– Вы и правда вблизи выглядите совсем не как кинозвезда, – тихо сказал он. – Вы – просто женщина.

– Спасибо, мистер Боланд, – улыбнулась Ния. Его присутствие успокаивало ее, давало возможность расслабиться. Он вызывал в ней интерес, но ей не хотелось читать его прошлое, чтобы добраться до правды.

– Почему бы мне не заехать за вами завтра? Я мог бы отвезти вас на место съемок, – предложил Харм.

– Прекрасно. Я хочу также узнать, что вам скажет Куинтана.

Харм задержался у двери, попрощался:

– Спокойной ночи! – сел в джип, вывел автомобиль на длинный подъездной путь. Пауза немного затянулась, когда он прощался, немного напоминала конец свидания, когда думаешь – поцеловать партнера или нет. «Но в этом нет никакого смысла, – понимала Ния. – Это все-таки не свидание».

Красные огоньки джипа исчезли за поворотом дороги. И она пожалела, что не уехала с ним в Санта-Фе.

Ния задвинула бронзовый засов на двери спальни и забралась в постель. В доме стояла тишина. Ния набрала номер Сюзанны Сколфильд в Лос-Анджелесе. Трубку взяла служанка Сюзанны.

– О, мисс Уайтт, мисс Сколфильд отсутствует, но она оставила сообщение. Она планирует быть в Санта-Фе завтра вечером на обеде у Джакобсов. Я могу оставить запись, и она свяжется с вами утром, – она поблагодарила, служащая повесила трубку.

Ния на мгновение задержала в руке трубку, раздумывая, не позвонить ли Харму перед тем как заснуть. Но когда она потянулась, чтобы набрать номер, в трубке послышался тихий ритмичный скрип, будто что-то вращалось. Ния прислушалась и осторожно положила трубку на рычаг.

Сначала она подумала, что это помехи на линии междугородной связи. Потом решила, что кто-то подключил магнитофон. Но в тот миг, когда она положила трубку, она поняла: кто-то подслушивал, подключившись к линии. И тот, кто подслушивал, сидел, раскачиваясь в кресле-качалке.

Загрузка...