Палач Рима

ГЛАВА 1

ФИЛИППОПОЛЬ, ФРАКИЯ,

март 30 года н. э.

Стараясь не шуршать листьями и не трещать сухими ветками, что устилали промерзшую землю между деревьями, Веспасиан осторожно перенес тяжесть тела на левую ногу. Последние несколько шагов он проделал, не издав ни звука, и теперь пытался отдышаться после долгого преследования. В морозном воздухе дыхание вырывалось из его рта туманным облачком.

Он был один. Своих спутников — двух рабов, которых Веспасиан позаимствовал в императорской конюшне, он оставил позади, на расстоянии примерно двух миль. Они должны были медленно следовать за ним вместе с лошадьми, пока он сам преследовал свою раненую добычу пешком. Его добыча, молодой олень, был теперь совсем близко. На снегу, который кое-где покрывал землю, алела полоска крови — выпущенная им стрела попала животному в шею. Веспасиан отметил, что кровавый след стал заметно свежее, что в свою очередь означало, что животное теряет силы и расстояние между ними заметно сократилось. Оттянув тетиву охотничьего лука, Веспасиан прижал оперение стрелы почти к самой щеке, готовый в любое мгновение выпустить ее в свою жертву. Опасаясь издать даже вздох, он сделал еще пару шагов вперед и огляделся по сторонам, стараясь увидеть, не мелькнет ли в просветах между деревьями на фоне буро-красных красок прошлогодней листвы, устилавшей землю, лесной красавец-олень.

Краем глаза заметив какое-то движение, Веспасиан моментально застыл на месте. Стараясь не дышать, он медленно повернулся и тотчас понял, что это такое. Примерно в двадцати шагах от него, наполовину скрытый густым подлеском, застыл на месте окровавленный олень, который с упреком смотрел на него. Не успел человек выпустить стрелу, как животное само рухнуло наземь. Выстрел оказался не нужен. Веспасиан выругался. разъяренный тем, что после долгой погони олень лишил его главного удовольствия — выпустить стрелу, чтобы прикончить жертву. Для Веспасиана в этом было нечто символичное. После подавления восстания он три с половиной года провел во Фракии, неся службу в местных гарнизонах. И все эти годы разочарования преследовали его по пятам. Каждый раз, когда где-то назревал мятеж, они не успевали прибыть туда вовремя. В результате он возвращался в лагерь, так и не обмакнув в крови изменников свой меч, зато до крови натерев ноги, гоняясь по полям за горсткой несчастных разбойников. Увы, суровая правда заключалась в том, что союзница Рима Фракия была довольно мирным местом, зато он сам не знал, куда ему деться от скуки.

Впрочем, нет, так было не всегда. В первый год ему там очень даже нравилось. Сокрушив остатки фракийских мятежников, Помпоний Лабеон перебросил Пятый Македонский легион, большую часть Третьего Скифского, конницу и вспомогательные когорты назад, в Мезию, в их прежние лагеря на берегах Данувия. Командовать оставшимся гарнизоном он оставил Публия Юния Цезенния Пета, префекта одной из иллирийский вспомогательных конных частей. Что касается самого Веспасиана, то он номинально остался командовать двумя оставшимися когортами, второй и пятой, Третьего Скифского легиона, хотя на самом деле командование взял на себя старший центурион Луций Цел, выполнявший также обязанности префекта лагеря. Цел терпел его скрепя зубы, хотя и давал понять, что не слишком жалует молодых выскочек, которые получили командование исключительно благодаря своему происхождению и семейным связям.

Впрочем, Веспасиан многому у него научился, равно как и у других центурионов. Те не давали солдатам маяться бездельем. Что ни день, в лагере проводились маневры, устраивались смотры, отрабатывалась техника возведения мостов.

Легионеры чинили и чистили снаряжение, наводили порядок в лагере. Но это все были мирные дела, и спустя какое-то время Веспасиан заскучал. Ему недоставало волнения, риска, крови военных действий, которые он успел изведать в первые месяцы своего пребывания во Фракии. Но войны закончились, и никакие смотры и парады, никакие учения не могли заменить собой то, что он испытал на полях сражений.

Из развлечений ему оставались разве только пиры во дворце в обществе царицы Трифены и заезжих римских вельмож, что вскоре начало сказываться на его талии. Все его попытки выяснить у них, — будь то царица или ее гости, — что нового в Риме, заканчивались туманными отговорками. Даже здесь, вдали от столицы, люди не желали говорить начистоту, ограничиваясь словами о том, что обстановка в городе напряженная. Сеян по-прежнему оставался префектом претория и был в фаворе у Тиберия, который предпочитал уединенную жизнь на Капри. То, как его патронессе Антонии — учитывая борьбу, которую она вела с Сеяном, — удавалось поддерживать в Риме видимость законности и порядка, оставалось для Веспасиана загадкой.

Пойманный, словно в ловушку, постылой службой в далекой стране, лишь номинально считавшейся частью империи, Веспасиан чувствовал себя чем-то вроде одинокой фишки, забытой на краю игральной доски. С каким удовольствием он вернулся бы в Рим! Там он вновь поступил бы на службу к Антонии и благодаря ее покровительству его карьера быстро пошла бы вверх. Здесь же ему ничего не оставалось, как киснуть от скуки.

Впрочем, затянувшееся пребывание во Фракии имело одно положительное последствие: он научился бегло говорить по-гречески, что здесь, на Востоке, существенно облегчает жизнь. Кроме того, он овладел местным диалектом, фракийским, правда, не столько по необходимости, сколько для собственного удовольствия. Охота — единственное, что наполняло его возбуждением и радостью, но сегодняшнее утро, похоже, принесло лишь разочарование.

Охваченный яростью, Веспасиан выпустил стрелу в поверженное животное. Та впилась оленю в шею, пригвоздив его к мерзлой земле. Веспасиан тотчас мысленно отругал себя за этот мальчишеский поступок. Как охотник, он должен был воздать оленю почести, ведь тот на протяжении нескольких часов упорно пытался уйти от него. Проложив себе путь сквозь подлесок. Веспасиан опустился на одно колено рядом с мертвым оленем и, пробормотав дежурную молитву богине охоты Диане. достал нож и принялся потрошить еще теплую тушу. При этом он утешал себя тем, что четыре года, проведенные в армии, наконец позади. Март подходит к концу, и с окончанием зимы возобновится судоходство. Вскоре в лагерь прибудет его замена, а сам он вернется в Рим, где его ждет продвижение по службе, например, пост младшего помощника магистрата, одного из Двадцати Мужей, а также, что немаловажно, встреча с личным секретарем Антонии, рабыней по имени Ценис. Веспасиан продолжал свежевать оленя, но перед его внутренним взором продолжала стоять Ценис — нежные, сочные губы, горящие голубые глаза, полные любви и горя, когда она пришла попрощаться с ним, ее гибкое тело в тусклом свете масляной лампы в тот единственный раз, когда они вместе провели ночь. Как он мечтал вновь заключить ее в объятия! Как ему хотелось вдыхать ее запах, ощущать вкус ее губ, владеть ее телом. Но разве такое возможно? Она все еще была рабыней и согласно закону могла быть отпущена на свободу лишь после тридцати лет. Понимая всю тщетность своих мечтаний, Веспасиан несколько раз с силой вогнал лезвие ножа в плоть мертвого животного. Но даже будь Ценис отпущена на свободу, он все равно не сможет взять ее в жены, как когда-то о том наивно мечтал, когда ему было шестнадцать. Человек его положения никогда не возьмет в жены вольноотпущенницу. Правда, ничто не мешает ему держать ее в доме в качестве любовницы. Но с другой стороны, как к этому отнеслась бы та, которую он сделал бы своей законной супругой? Вряд ли она согласилась бы делить его с другой женщиной. С этими мыслями Веспасиан вытащил из туши остатки внутренностей.

— За это время, господин, что я сижу здесь, я мог бы выпустить тебе в спину дюжину стрел, — раздался за его спиной чей-то голос.

Веспасиан вздрогнул и обернулся, причем так резко, что порезал большой палец. Примерно в двадцати шагах перед ним верхом на коне сидел Магн и, осклабившись, целился в него из лука.

— Ты меня напугал, приятель, — с досадой воскликнул Веспасиан и тряхнул порезанной рукой.

— Представляю, как бы ты испугался, будь на моем месте фракийский мятежник. Вот уже кто давно бы выпустил стрелу тебе в задницу.

— Но ты — не он, и стрелы ты не выпустил, — надменно ответил Веспасиан, приходя в себя, и, припав губами к порезу, втянул в себя смесь собственной крови и крови оленя. — И вообще, зачем тебе было подкрадываться ко мне?

— Я и не подкрадывался, господин. Я скакал верхом и производил такой шум, какого не производит даже целая центурия рекрутов, когда те прощаются со своими мамашами, — ответил Магн и опустил лук. — Просто ты о чем-то замечтался и потому не услышал моего приближения. Позволю себе изречь очевидную истину: это могло стоить тебе жизни.

— Можешь не продолжать. Сам знаю, что это великая глупость с моей стороны, но я действительно задумался, Магн, — смущенно признался Веспасиан, поднимаясь на ноги.

— В таком случае в скором будущем дум у тебя прибавится.

— Это почему же?

— Потому что у тебя гость. Сегодня ближе к полудню в лагерь прибыл твой брат.

— Что?

— То, что слышал.

— Но что забыл здесь Сабин?

— Откуда мне знать? Хотя осмелюсь предположить, что сюда его привели отнюдь не братские чувства. Он велел мне как можно скорее разыскать тебя, так что поторопись. Где твоя лошадь?

К тому времени, когда они наконец нашли сопровождавших Веспасиана рабов и привязали к лошади добычу, перевалило далеко за полдень. Правда, день был пасмурный, отчего в лесу царил полумрак, и они были вынуждены вести лошадей под уздцы, опасаясь, что те могут споткнуться в тусклом сумеречном свете уходящего дня. Веспасиан шагал рядом с Магном. размышляя про себя о том, что могло подвигнуть брата совершить столь далекое и опасное путешествие. Вряд ли Сабин преодолел сотни миль для того, чтобы лишь поболтать с ним. Вскоре он заподозрил самое худшее. Два года назад отец написал ему, чтобы сообщить о смерти его дорогой бабушки Тертуллы, и Веспасиан, стоило ему подумать о ее любимом серебряном кубке, всякий раз испытывал душевную боль.

— Наверно, умер кто-то из родителей, — размышлял он, надеясь в душе, что это не отец. — Как тебе показался Сабин? Был ли он чем-то расстроен?

— Скорее наоборот, господин. Твой брат сказал, что хочет тебя видеть, причем как можно скорее. Будь у него дурные известия, вряд ли бы он так торопился сообщить их тебе. Более того, он явно расстроился, когда я сказал ему, что тебя в лагере нет.

— Понятно, — ответил Веспасиан с кривой улыбкой. Они не ладили с Сабином, будучи детьми. Более того, в течение многих лет брат как мог помыкал им, и эти издевательства прекратились лишь тогда, когда Веспасиану исполнилось одиннадцать лет, а Сабин ушел служить в легионы. И хотя по возвращении Сабина из армии отношения между братьями немного улучшились, Веспасиан не мог представить себе, чтобы брат расстроился от того, что не застал его в лагере.

— Ничего, вскоре мы узнаем, что ему надо, — произнес Веспасиан, оглядываясь по сторонам и поправляя на плече лук, чтобы не так терла тетива. — Ну что, деревья почти кончились. Может, все поскачем верхом? — с этими словами он запрыгнул в седло. — Пока еще светло…

Он не успел договорить: что-то со свистом прорезало воздух, и в шею лошади — там, где мгновение назад находилась его голова, — впились две стрелы. Лошадь встала на дыбы и пронзительно заржала. Веспасиан свалился на землю, а в следующий миг в шею животному вонзилась третья стрела, а затем еще одна. Эта последняя попала лошади в грудь, и животное повалилось на землю.

— Клянусь Аидом, что за!.. — воскликнул Магн, прикрывая своим телом Веспасиана. Его собственная лошадь с громким ржанием бросилась в бегство. — Эй, господин, давай живо на ту сторону от твоей лошади. Прыгай!

Они вдвоем перепрыгнули через поверженное животное и притаились, согнувшись в три погибели. Не успели они спрятаться, как в брюхо раненой лошади впились еще две стрелы Бедное животное подняло голову и всхрапнуло от боли. Оно отчаянно било в воздухе копытами, тщетно пытаясь подняться. Тем временем к Веспасиану и Магну бросились оба раба, пытаясь, как и они, укрыться за лежащей на земле лошадью Один из них с пронзительным криком крутанулся, словно волчок, а вместе с ним и его плащ, который, описав круг, плотно укутал его фигуру. Когда раб вновь повернулся к ним лицом, из его глазницы торчала стрела. Подстегиваемый страхом, его товарищ одним прыжком преодолел расстояние между собой и мертвой лошадью и в следующий миг скрючился на земле рядом с Магном и Веспасианом.

Вслед ему устремились новые стрелы, но и они впились в лошадиное брюхо. Несчастное животное снова задергалось, но затем по его телу пробежала волна судорог, и оно стихло.

— Что нам теперь делать? — прошипел Магн, когда буквально в пяти шагах позади него в землю вонзились еще две стрелы. А потом все стихло.

— Похоже, им нужен я, — прошептал Веспасиан. — Все выстрелы были нацелены в меня, пока я не спрятался за лошадью. Лишь после этого начали убивать рабов, — он посмотрел на обоих своих спутников, а затем вытащил нож и принялся разрезать кожаные веревки, которыми убитый им утром олень был привязан к мертвой лошади. — Похоже, что их только двое. Предлагаю следующее. Сейчас я брошусь бегом в одном направлении, а вы двое — в другом. Предполагаю, что они помчатся вслед за мной, и тогда вы сможете подкрасться к ним сзади. Как твое имя? — обратился Веспасиан ко второму рабу, мужчине средних лет, с темными курчавыми волосами, на лбу у которого было выжжено греческое клеймо.

— Артебудз. хозяин, — ответил раб.

— Скажи, Артебудз, тебе случалось убивать человека? — спросил Веспасиан. Тем временем веревки лопнули, и оленья туша соскользнула на землю. В следующий миг в мертвую лошадь впились еще две стрелы.

— В юности, хозяин, до того, как я попал в рабство.

— Убей одного из этих мерзавцев, что стреляют в нас, и ты больше не будешь рабом. Обещаю.

Раб кивнул, и его лицо осветилось искрой надежды. Он снял с пояса свой охотничий лук. Веспасиан похлопал его по руке, схватил оленью тушу за передние ноги и взвалил ее рабу на спину.

— На счет три я приподниму оленя. Как только они выпустят в него стрелы, беги. Пока они будут перезаряжать луки, ты успеешь скрыться. Ты меня понял?

Раб кивнул. Веспасиан тем временем подсунул колено под брюхо оленьей туши, готовый в любую минуту ее приподнять.

— Тогда давай. Раз, два, три!

С этими словами он приподнял оленью тушу, чтобы та показалась из-за мертвой лошади, и тотчас же ощутил двойной удар — это почти одновременно в тушу врезались две стрелы. Опершись на правую ногу, он вскинул тушу вверх и вперед и выпрямился сам, после чего, сгибаясь под ее весом, бросился к ближайшему дубу, до которого было шагов двадцать. Тотчас последовали еще два удара в спину. Веспасиан споткнулся, однако не упал и не ощутил никакой боли. Оленья туша надежно, словно щит, прикрывала его сзади. Подбежав к дубу, он нырнул за его ствол, где остановился, жадно хватая ртом обжигающий морозный воздух. На его счастье, он успел отпрянуть вовремя, потому что в следующий миг в дерево впились еще две стрелы.

Веспасиан приник лбом к мягкому мху, что покрывал кору дуба, и шумно втянул в себя зимний воздух. Голова оленя упала ему на плечо, словно изрядно подвыпивший собутыльник, клянущийся в вечной дружбе. Веспасиан осторожно выглянул из-за дуба на мертвую лошадь и деревья за ней, но не увидел ни Магна, ни Артебудза. Он затаил дыхание и прислушался Тишина. Никакого движения. Понимая, что должен как-то отвлечь невидимых врагов, пока его спутники пробираются к ним в тыл, он опустил тушу на землю, снял с плеча лук и вставил стрелу. Мысленно проследив траекторию недавних выстрелов, он вычислил направление, откуда те были сделаны, и опустился на одно колено.

Довольный своей сметкой, он набрал полную грудь воздуха и, прицелившись из-за дуба, выпустил стрелу — всего за миг до того, как еще одна со свистом пронеслась всего на ширину ладони над его головой. Веспасиан улыбнулся. Похоже, невидимые враги решили действовать по одиночке, что существенно упрощало его задачу. В десяти шагах от него лежал поваленный дуб. Ствол был довольно толст, так что за ним можно было спрятаться. Вставив в лук новую стрелу, Веспасиан крепко сжал его левой рукой, а правой приподнял оленью тушу, после чего, прижимаясь спиной к дубу, медленно выпрямился. В следующий миг там, куда он целился, раздался короткий крик, а затем чей-то возглас.

— Остался один!

Веспасиан узнал голос Магна. И тотчас понял, что не может стрелять вслепую, ибо так недолго угодить в своих. Поскольку они теперь знали положение друг друга, прятаться не имело смысла, и он крикнул в ответ:

— Это римляне или фракийцы?

— Не те и не другие. Таких дикарей я еще ни разу не видел. Они в штанах, — ответил Магн.

— Будем надеяться, что они не понимают латынь. Ты видишь мертвую лошадь?

— Чуть-чуть, она примерно в пятидесяти шагах впереди меня. А ты, похоже, от нее слева.

— В таком случае ты поосторожнее. Второй где-то рядом Я сейчас пошевелюсь, и он даст о себе знать. А ты пригнись. Сейчас выпущу стрелу на уровне головы. Артебудз, ты гляди в оба, может, заметишь какое-то движение.

Веспасиан на миг застыл, собираясь с силами, после чего оттолкнул свою ношу вправо. В воздухе тотчас что-то просвистело, и в тушу впилась очередная стрела. Сам он едва успел отскочить за поваленное дерево, где одним быстрым движением натянул тетиву и выстрелил. После чего со всех ног бросился к лесу. И вновь — вовремя. Не успел он спрятаться за ближайший ствол, как в дерево вонзилась новая стрела. Правда, уже в следующий миг неподалеку кто-то негромко вскрикнул. Веспасиану этого звука хватило, чтобы понять: где-то рядом кто-то кого-то ударил.

— Я его уложил, хозяин, — крикнул Артебудз. От волнения его голос звучал на октаву выше.

— Насмерть? — уточнил Магн.

Последовало короткое молчание.

— Да, теперь насмерть.

— Спасибо, дружище.

Веспасиан покинул укрытие и зашагал к Магну и Артебудзу. Те стояли рядом с мертвыми стрелками. При его приближении Магн поморщился.

— Поверить не могу, как мы не учуяли их до того, как они заметили нас. Еще ни один дикарь не вонял так, как эти. Не иначе, как они подкрались к нам против ветра.

Оба трупа и впрямь «благоухали». Это была забористая смесь мужского пота и прочих дурно пахнущих выделений, что годами копились в складках одежд, сшитых из сыромятных звериных шкур. Возможно, одежды эти ни разу не снимались с тех пор, как были надеты. Букет ароматов венчал резкий дух застарелого конского пота.

— Кто он? — спросил Веспасиан и, прикрыв нос, отпрянул прочь.

— Не знаю. Артебудз, ты их когда-нибудь видел?

— Нет, хозяин. Но борода у него рыжая, а шапка напоминает фракийскую.

Веспасиан присмотрелся к одежде поверженного врага. Шапка явно была фракийской — кожаный шлем, закрывавший щеки и шею. Такие носят племена, населяющие северную Мезию. В отличие от них в южной Фракии местные жители предпочитают меховые головные уборы из лисьих шкур. Но эту шапку украшала грубая вышивка с изображением лошадей, а под подбородком она завязывалась на грубые, крашенные травяным соком тонкие веревки. Не считая сапог до колеи, одежда на убитом выдавала в нем чужака: кожаные штаны, вы тертые на внутренней стороне, что наводило на мысль, что он долгое время проводил в седле, кожаная рубаха до бедер, на детая на некрашеную шерстяную тунику.

— Наверно, скиф, — предположил Магн, поднимая с земли лук убитого, сделанный из рога и дерева.

— Нет, скифов я видел — у них темная кожа и странные раскосые глаза. Этот же выглядит вполне обычно. Давайте пока не будем забивать себе головы ненужными мыслями. Я должен вернуться в лагерь, где меня ждет брат. Завтра мы дадим в помощь Артебудзу рабов и отправим сюда, чтобы они забрали этих двоих и нашего мертвого раба.

Артебудз расплылся в улыбке от уха до уха. Он уже представлял себе, как вновь обретет свободу.

Веспасиан отвернулся.

— Давайте найдем лошадей.

К тому времени, когда они вернулись в лагерь, расположенный рядом с воротами Филиппополя, уже стемнело. Веспасиан отправил Артебудза назад в конюшню, предупредив, чтобы тот никому не рассказывал об их приключении до тех пор, пока он сам не переговорит с царицей, которой, собственно, и принадлежал Артебудз.

Отдав ответный салют дежурившему у ворот центуриону, они с Магном как можно быстрее проскакали по Преторианской улице, что протянулась между низкими кирпичными казармами к его гораздо более уютному жилищу на пересечении с Принципиальной, главной улицей лагеря. Овладевшее им волнение было столь велико, что он почти не замечал плохо скрываемого недовольства, с каким более тысячи солдат поглощали вечернюю трапезу, щедро запивая ее гарнизонным вином. Впрочем, одним вином здесь не обошлось. Солдаты явно подмешивали в него забористый местный напиток, который покупали у горожан. Мысли самого Веспасиана метались в поисках ответа на три вопроса. Какие причины побудили его брата предпринять столь долгое путешествие? Какие чувства они испытают при встрече после долгих лет разлуки? Что это за странные люди, которые пытались убить его сегодня днем?

— Солдаты сегодня как будто чем-то недовольны, — прервал его мысли Магн.

— Чем же?

— Мне уже случалось видеть такое. Вроде бы все спокойно, сиди себе в лагере, ходи в караул, ешь, пока тебя кормят. Так нет, им, видите ли, скучно. Сначала они потихоньку начинают ныть, затем жалуются все громче и громче, начинают задавать вопросы, мол, какого лешего они здесь забыли и сколько им еще гнить в этой вонючей дыре. Ведь они легионеры, и вот уже три года сидят без дела. Уже успели позабыть, когда в последний раз вступали в хорошую схватку. А вот некоторым дуракам везет. Например, тем, что расквартированы в Мезии. Вот там, если верить слухам, что ни день, то новое сражение.

Веспасиан бросил взгляд на солдат, сидевших вокруг жаровен. От него не скрылось, как некоторые из них одарили его из-за краев поднесенных к губам кубков колючими взглядами. Нашлись и такие, что смело выдержали его взгляд, что считалось нарушением субординации, чего он обычно не потерпел бы, не будь у него сейчас на уме другие заботы.

— Я утром поговорю с центурионом Целом, спрошу у него, что не так, — устало ответил он, прекрасно понимая, что вообще-то это прямая обязанность Цела — лично явиться в нему и доложить о любых проявлениях недовольства в рядах когорт, которыми тот командовал. Кстати, это очередной признак того, как тонко Цел пытается подорвать его авторитет. Доехав до своего жилища, Веспасиан спешился. В принципе оно мало чем отличалось от солдатских казарм, разве что было попросторнее, и ему не нужно было делить свои две комнаты с другими людьми.

— Я отведу лошадей в конюшню, — предложил Магн, беря у него из рук поводья.

— Спасибо, увидимся позже, — ответил Веспасиан и, набрав для смелости полную грудь воздуха, шагнул в дверь.

— Итак, младший братишка, ты вернулся. Сколько можно рыскать по лесной чаще, — процедил знакомый голос, в котором не чувствовалось никакого тепла и сердечности. Сабин лежал, растянувшись на обеденном ложе. Судя по его виду, он уже посетил офицерские бани. Ни пыльных одежд, ни грязи Лицо его сияло чистотой, а сам он был одет в свежую тунику, поверх которой успел набросить сверкающую белизной всадническую тогу.

— Пусть я твой младший брат, но я был уже далеко не мал, когда пошел служить в легионы, — огрызнулся Веспасиан. Кроме того, я не рыскал ни по каким чащам.

Сабин встал с ложа и посмотрел на брата. В тусклом свете двух масляных ламп его глаза насмешливо сверкнули.

— Изображаешь из себя солдата, я смотрю. Не иначе, как ты мне сейчас скажешь, что ты больше не пользуешь мулов вместо женщин.

— Послушай, Сабин, если ты приехал в такую даль, чтобы подраться со мной, что ж, давай подеремся, и потом ты можешь убираться назад в Рим. Если же ты хочешь побыть здесь, то не надо грубить. Лучше скажи мне то, что ты хочешь сказать. — Сжав кулаки, Веспасиан встал перед братом. Сабин едва заметно улыбнулся. Веспасиан отметил про себя, что четыре года сытой жизни в Риме сделали свое дело: за это время брат слегка раздобрел.

— Что ж, твоя правда, братишка, — ответил Сабин, присаживаясь на табурет. — Старые привычки не так-то легко изжить. Но я здесь не для того, чтобы драться с тобой. Меня к тебе по одному делу прислала высокородная Антония. Кстати, ты не предложишь мне выпить?

— Если ты закончил оскорблять меня, то предложу, с этими словами Веспасиан отошел в дальний конец комнаты. Взяв с грубо сколоченного сундука, стоявшего рядом с дверью в спальню, кувшин, он смешал грубое местное вино с водой и разлил по кубкам, один из которых протянул брату. — Как там родители?

— Оба живы и здоровы. Я привез тебе от них письма.

— Письма? — удивился Веспасиан.

— Да, от них и от Ценис. Ты можешь прочесть их позже. Но сначала ступай помойся и переоденься. Мы с тобой должны доставить царице Трифене письмо от Антонии. Дело важное, и нам понадобится помощь.

— Что за дело?

— Такое, после которого спасение Ценис покажется детской забавой, прогулкой по Лукулловым садам. Тебе знакомо фракийское племя под названием геты?

— Первый раз про такое слышу.

— Мне тоже про них почти ничего не известно. Знаю лишь то, что они живут за пределами империи по ту сторону Данувия. Обычно они заняты тем, что воюют с племенами, обитающими к северу от них, однако в последнее время у них вошло в привычку высаживаться на наш берег и грабить Мезию. Причем в последнее время эти вылазки участились и сделались более дерзкими. И Пятый Македонский легион, и Четвертый Скифский уже с трудом сдерживают их натиск. Император весьма озабочен и даже готов вновь сделать Поппея Сабина наместником.

— А что должны делать мы? — спросил Веспасиан. Он был далеко не в восторге от того, что рядом вновь может появиться Поппей, тем более что он союзник Сеяна.

— Антония не требует от нас, чтобы мы положили конец набегам гетов. Они ее не волнуют. Ее интересует другое: проверить кое-какие сведения, которые ей несколько месяцев назад прислал один из ее соглядатаев в Мезии.

— То есть у нее в Мезии есть соглядатаи?

— Они у нее имеются везде. В любом случае этот доложил ей, что в трех или четырех набегах участвовал некто, с кем наша высокородная Антония хотела бы мило побеседовать в Риме.

— И теперь мы должны доставить его к ней?

— И как только ты догадался? — расплылся в ухмылке Сабин.

У Веспасиана тотчас неприятно свело живот.

— Кто это? — спросил он, уже зная ответ.

— Это посредник Сеяна. Фракийский главный жрец Ротек.

ГЛАВА 2

Царица Трифена положила письмо Антонии на полированный дубовый стол и посмотрела на обоих братьев. Веспасиан, как и Сабин, был в тоге, поскольку встреча имела частный характер. Они сидели в роскошном, ярко освещенном кабинете, который был частью личных покоев царицы, спрятанных в глубине дворцового комплекса, подальше от любопытных ушей дворцовых чиновников и рабов, от которых было негде шагу ступить в официальной части дворца. Сюда могли свободно заходить лишь ее секретарь и личный раб. Даже ее сын, царь Реметалк, должен был ждать снаружи, пока его не допустит внутрь один из четырех стражников, что денно и нощно несли караул у входа в покои царицы. Благодаря его тесным связям с Антонией, Трифена, как правило, была рада видеть у себя Веспасиана.

— То есть моя родственница обнаружила жреца, который вознамерился убить меня и моего сына, и править Фракией от имени богов? — спросила она, глядя пронзительно голубыми глазами то на одного брата, то на другого. — И она просит меня помочь вам его схватить, для чего я должна выделить своих солдат. Что я с удовольствием сделаю. Но вот какой от них будет толк против гетов, этого я не знаю.

— Что ты хочешь сказать, домина? — спросил Веспасиан, подаваясь вперед. Он сидел в роскошном кресле, и ему неприятно щекотали ноздри резкие благовония, что курились в жаровне у него за спиной.

— Мои солдаты — это в основном пехота. Лишь зажиточные люди, коих здесь немного, могут позволить себе иметь лошадь. Так что наша конница немногочисленна. Геты же обитают на открытых пространствах степей и потому сражаются в основном верхом. Наши всадники им не годятся в подметки, и наша пехота их никогда не догонит. Я даже могла бы, как римская гражданка самого высокого положения здесь, во Фракии, правящая от имени Рима, приказать вам взять с собой две когорты, расквартированные в этом городе, но и от них не будет особой пользы, поскольку преимущество на стороне противника. Надеюсь, господа, вы помните Карры?

— В таком случае мы будем вынуждены ждать, когда эти геты сами к нам явятся, — ответил Сабин, вспоминая стратегию, которую они применили, чтобы сокрушить нумидийских мятежников, когда он служил в Восьмом легионе в Африке. — Мы отправимся на север и поговорим с Помпонием Лабеоном, выясним у него, откуда они приходят, что грабят, и тогда сможем вычислить, куда они нагрянут в следующий раз. Мы притаимся в засаде и будем ждать, когда они явятся. Кто знает, вдруг с ними будет твой жрец, как это якобы бывало во время других набегов.

Веспасиан смерил брата насмешливым взглядом.

— Надеешься на голую удачу?

— А у тебя есть что-то получше, братишка? — бросил ему Сабин. — Давай, пришли им приглашение на игры, а после них пригласи к себе на пир. Верно я говорю?

— Веспасиан, твой брат прав, — сочла нужным вмешаться в их перепалку царица, чтобы братья окончательно не рассорились. — Все это требует времени. Но, в конце концов, вы непременно к ним подберетесь. И тогда вам будут дарованы все возможности, какие только Фортуна решит вам ниспослать.

— Прости, я был неправ, домина, — пошел на уступку Веспасиан. Но что ему оставалось делать? Его брат бывал прав, как бы это ни раздражало. Тем не менее он поспешил взять свои чувства в кулак и принялся развивать идею Сабина. — Нам понадобятся солдаты, но не так много. Мне кажется, такое лучше осуществить, имея в своем распоряжении с полдюжины отборных опытных воинов. Главное — осторожность. Мы должны незаметно подкрасться к врагу, если не можем тягаться с ним в открытом сражении.

— Отлично, братишка, — похвалил его Сабин. — Похоже, что до тебя наконец дошло.

— Если главное — это осторожность, то могу я предложить в качестве девиза гармонию? — спросила царица.

Братья переглянулись и кивком заключили молчаливое перемирие.

— Вот и хорошо, — продолжала тем временем Трифена. — Значит, договорились. Я велю начальнику моей стражи выделить вам пять или шесть лучших воинов, искусных во владении любым оружием, но особенно боевым луком, поскольку вам придется сражаться против лучших лучников в этой части мира.

— Но ведь ты сказала, что обычно они сражаются верхом, — напомнил ей Веспасиан. — Насколько мне известно, фракийские всадники не пользуются луком.

— Чего не скажешь про гетов. Они переняли немало привычек своих северных соседей, сарматов и скифов. Они даже носят штаны.

При этих ее словах глаза Веспасиана полезли на лоб.

— Штаны? Тогда сегодня я встретил двоих.

Трифена улыбнулась.

— Невозможно. Здесь у нас никто не видел гетов с тех пор, как пятьдесят лет назад Рим занял Мезию и сделал ее своей провинцией.

Веспасиан счел своим долгом коротко поведать ей о событиях этого дня. При этом он всячески подчеркивал роль Артебудза и признался, что пообещал рабу свободу. Как только он закончил свой рассказ, в покоях Трифены воцарилось молчание. Царица задумалась над его словами.

— Судя по твоему описанию, это действительно геты, — подтвердила она. — Ты уверен, что они целились именно в тебя?

— В этом нет ни малейших сомнений.

— Что в свою очередь означает, что наш друг Ротек не простил тебе того, что ты не дал ему убить моего сына, и потому в отместку подослал наемных убийц.

— Но зачем ему было ждать четыре года?

— После того как он сбежал к гетам, ему наверняка потребовалось время, чтобы втереться в доверие к их племенным вождям. У них не такие обычаи, как у нас, и они наверняка отнеслись к нему с глубоким подозрением.

— Получается, что в конце концов он сумел-таки склонить их на свою сторону и даже уговорил племенных вождей подослать к Веспасиану наемных убийц. Но как они узнали, как выглядит мой брат? — удивился Сабин.

— На этот вопрос у меня ответа нет. Но я точно знаю, что Ротек — настоящий фанатик, и если кто-то мешает осуществлению его планов, то считайте, что этот человек уже мертвец. Ротек переступит через него и пойдет дальше. И так будет, пока он не добьется своего. Это делает твою поездку в Рим в его обществе весьма любопытной. Но сначала его нужно схватить. Вы должны отправиться на его поиски уже завтра. Снег в горах начинает таять, так что перевал, ведущий в Мезию, уже открыт. Мои люди будут ждать вас завтра в полдень рядом с лагерем. Я запиской извещу твоего начальника, префекта Пета, чтобы он не ждал тебя назад.

— Это почему же, домина? Мы намерены сюда вернуться, — возразил Веспасиан.

— Ничуть не сомневаюсь, но только не в этот раз. Я не хочу рисковать и потому не позволю, чтобы этот человек вновь оказался в границах моего царства. Многие из моих подданных видят в нем героя, который смог бы спасти их от римского вмешательства в наши дела. Если о его присутствии во Фракии станет известно, равно как и том, что я помогла вам отправить его в Рим, ситуация станет крайне опасной. И тогда исход будет один: сначала начнется кровопролитие, а потом Рим присоединит нас к своей империи.

— И что нам с ним делать? — уточнил Веспасиан.

— Отправляйтесь в Томы, что на берегу Понта Эвксинского. В тамошнем порту вас будет ждать моя личная квинквирема. Ее экипаж верен мне. Капитан получит приказ ждать вашего появления, после чего доставит вас прямо в Остию. Думаю, провести целый месяц в море, пусть даже в трюме и закованным в цепи, гораздо приятнее, чем два месяца путешествовать по суше, да и вам не нужно будет день и ночь не спускать с него глаз, чтобы он не сбежал. Как вам мое предложение, господа?

— Щедрость твоя безгранична, домина, — ответил Сабин. Слова царицы вселили в него чуть большую надежду на успех, нежели прежде, тем более что обратное путешествие морем займет всего месяц. Ладно, месяц морской болезни еще можно стерпеть, подумал он.

— Не знаю, не знаю. Настолько ли велика моя щедрость, чтобы я даровала свободу своему лучшему охотничьему рабу? — Трифена улыбнулась Веспасиану. Тот залился краской, осознав, что слишком многое пообещал чужому рабу, не зная его истинной стоимости.

— Я возмещу тебе его потерю, домина.

— Сомневаюсь, что это тебе по карману. Артебудз стоит целое состояние. Он не только лучше других умеет выслеживать дичь, но и считается самым умелым лучником. Равных ему в этом искусстве я ни разу не встречала. Именно по этой причине я и дарую ему свободу, но с условием: он отправится вместе с тобой. А теперь, пока я не раздала все мое царство, скажи мне, Сабин, каковы успехи кампании, которую Антония ведет против Сеяна? В ее письмах я нахожу лишь туманные намеки. Впрочем, я отлично ее понимаю: кто поручится, что в пути письмо не попадет в руки врага.

Сабин поморщился и растерянно поерзал на стуле.

— Успехи не слишком велики, домина. Сеян укрепил свое положение в глазах императора. Теперь он едва ли не единственный, кто имеет доступ к Тиберию на Капри. Этот наглец даже сумел убедить императора, что это его собственная семья строит против него козни, а вовсе не он, Сеян. Буквально накануне моего отъезда были схвачены внук Антонии Нерон Германик и его мать Агриппина. По приказу Сеяна они предстали перед судом по обвинению в измене. Агриппину сослали на остров Пандатеррию, а ее сына отправили на Понтию. Так что теперь Антония боится за двух своих других внуков и возможных наследников трона, Друза и Калигулу. Кто поручится, что вскоре те не последуют за своей матерью и старшим братом. Сеян осторожничает. Он выбирает свои жертвы медленно и осмотрительно.

Царица Трифена кивнула, задумавшись об услышанном.

— Все верно. Стоит Сеяну убрать всех ближайших наследников Тиберия, которым не требуется регент, как путь к трону для него будет открыт. Он назначит себя регентом юного императора, который затем погибнет при трагических обстоятельствах, и Сенату ничего не останется, как во избежание новой гражданской войны провозгласить его императором.

Веспасиану стало не по себе при мысли, что его друг Калигула может пасть жертвой козней Сеяна.

— А как же письма Сеяна к Поппею, доказательства того, что эти двое сообщники? Даже если они и были уничтожены, разве не могла Антония заявить, что они у нее, и тем самым переманить Поппея на свою сторону?

Сабин тяжело вздохнул.

— Боюсь, что нет. Полней какое-то время проявлял признаки беспокойства и, как мне кажется, был готов переметнуться в наш лагерь. Но он потребовал, чтобы Антония показала ему письма, а когда та не смогла этого сделать, обвинил ее во лжи. Затем исчезли ликторы Азиния — по всей видимости, после того, как под пытками рассказали правду о его смерти. Я склонен так думать, потому что Поппей написал Антонии письмо, в котором заявил, что, мол, с самого начала знал, что никаких изобличающих писем у нее нет.

Трифена вновь задумалась, затем покачала головой.

— Значит, смерть Азиния была напрасной. Что ж, мы должны сделать все для того, чтобы она была отомщена.

С этими словами она поднялась с кресла, давая понять братьям, что аудиенция окончена.

— А теперь ступайте. Да пребудут с вами боги.

Братья поднялись с кресел.

— Спасибо тебе, домина, — в один голос поблагодарили они Трифену.

— И вам спасибо. Ибо если вам повезет, то вы избавите меня от моего злейшего врага, а также оградите мою родственницу в Риме и ее семью от посягательств на их жизни. — Сказав это, Трифена по очереди обняла обоих братьев. — Удачи вам, дорогие мои. Доставьте жреца к Антонии, чтобы с его помощью она смогла избавить Рим от Сеяна.

Братья шагали по сумрачным коридорам дворца. Под мерный стук шагов, эхом отлетавших от мраморных стен и низких потолков, Веспасиан судорожно пытался осмыслить услышанное. Похоже, скуке и бездействию скоро придет конец, и это хорошо. Кроме того, у него появится возможность отомстить за смерть Азиния, которому он был обязан своей должностью военного трибуна. Для этого он доставит в Рим того, кто станет главной уликой, неопровержимо доказывающей, что серебро, с помощью которого был поднят фракийский мятеж, поступило из кармана Сеянова вольноотпущенника Гасдрона. Хватит ли этого, чтобы низвергнуть Сеяна, он не знал, но если Антония обратилась с такой просьбой, значит, оно того стоит. Но сколько на это потребуется времени и сил? Последние недели он жил в предвкушении того, как в следующем месяце вернется в Рим, к Ценис, и вот теперь путь его лежит в противоположном направлении. Более того, ему поручено схватить того, чье местонахождение известно весьма приблизительно.

— Проклятье, я рассчитывал скоро быть дома, — пробормотал он.

— Ты отправишься домой уже завтра, братишка, — рассмеялся Сабин. — Правда, окольными путями.

Шутка брата не вызвала у него даже тени улыбки.

— Верно, в лучшем случае не раньше, чем через полгода.

— А вот это ты зря. Потому что меня в Риме ждут. Антония добилась у императора разрешения внести мое имя в список будущих квесторов. При ее поддержке я могу рассчитывать на то, что меня изберут, тем более что теперь избиратели — это сенаторы, а не представители триб.

— Что ж, я рад за тебя, — буркнул Веспасиан. Сказать по правде, успехи брата не вызывали у него особых восторгов.

— Благодарю тебя за теплые слова и поздравления, братишка.

— Не смей меня так называть.

— Да пошел ты!

— Господин! Господин!

Это был голос Магна, который ждал их у входа во дворец. Путь ему копьями перегородили два крепких, облаченных в доспехи стражника.

— Магн, что такое?

— Эти ублюдки не пускают меня, — ответил тот, глядя на двух рыжебородых гигантов.

— Попридержи язык, римлянин, — прорычал один из них, который был, самое малое, на целую голову выше Магна. — Это тебе не Рим.

— А ты, рыжий, иди откуда пришел!

Рассвирепевший фракиец ткнул в лицо Магну древком копья. Тот вовремя успел присесть. Более того, обхватив правой ногой левую ногу стражника, он потянул того на себя. Его противник пошатнулся и шлепнулся на мягкое место.

— Довольно! — рявкнул Веспасиан и прыжком оказался между ними. — Отойди, Магн!

С этими словами он оттолкнул Магна и повернулся к стражнику.

— Приношу свои извинения за этого наглеца. Будем считать, что ничего не произошло.

Сабин тем временем встал перед вторым стражником, который уже нацелил на Веспасиана свое копье. Лежащий на земле стражник посмотрел на обоих братьев, смерил Магна полным ненависти взглядом и медленно кивнул, отлично понимая, что связываться с римлянами опасно, тем более с римлянами, которые вхожи во дворец.

Веспасиан повел Магна прочь, через освещенную факелами площадь перед дворцом.

— Ты, безмозглый идиот, слышишь? Ты что, совсем потерял голову, ввязываясь в драки с дворцовой стражей?

Но Магн, похоже, не собирался раскаиваться.

— А почему они меня не впустили? Дело срочное. Меня отправил сам Пет, сказал, чтобы я как можно скорее вернул тебя в лагерь. Там сегодня небольшая заварушка.

Не успели они шагнуть за древние ворота Филиппополя, как из лагеря легионеров, до которого было еще с полмили, до них явственно донеслись громкие крики и улюлюканье. Все трое тотчас бросились бегом, насколько это позволял тусклый свет ущербной луны и неровная земля. Вскоре они уже были у стен лагеря.

Магн не смог назвать братьям причину недовольства. Он знал лишь то, что произошла потасовка, после чего к Пету явилась целая делегация недовольных. И вот теперь, прежде чем дать им ответ, Пет хотел посоветоваться с Веспасианом как трибуном двух когорт Третьего Скифского легиона.

У Преторианских ворот не было никакой стражи, лишь один центурион, который, заметив их приближение, хмуро посмотрел на Веспасиана.

— Не знаю, какая муха их укусила, — произнес он, отдавая салют. — Но дело весь день к этому шло, после того как мы утром нашли тела.

— Чьи тела, Альбин? — уточнил Веспасиан, салютуя в ответ.

— Сегодня утром в лесах нашли троих наших солдат. Они пропали пару дней назад. Говорят, все трое были изуродованы до неузнаваемости, как будто их нарочно исполосовали ножом. Сам я не видел, но мне так рассказывали. Двое были уже мертвы, третий выжил, хотя ему не позавидуешь.

— Спасибо, центурион, — поблагодарил его Веспасиан, входя в ворота на Преторианской улице. Сабин и Магн шагнули вслед за ним.

Лагерь гудел, как улей. Повсюду, — будь то в подрагивающем свете факелов или в тени между казармами, — сбившись в большие и малые группы, о чем-то громко спорили между собой легионеры. Время от времени между ними вспыхивали драки, и тогда центурионы вместе со своими помощниками- опционами были вынуждены разнимать забияк. Впрочем, похоже, они не утратили своей власти над рядовыми, потому что даже протиснувшись в самую гущу дерущихся, каким-то чудом не получали ответных ударов и тогда, когда пускали в ход свои дубинки.

— По крайней мере, остатки дисциплины налицо, — заметил Веспасиан, глядя, как какой-то центурион бесцеремонно оттащил убеленного сединами ветерана от его окровавленного юного противника. Ветеран замахнулся было на своего начальника, однако тотчас опустил кулак, в последний миг вспомнив, что ни при каких обстоятельствах легионер не поднимет руку на офицера, ибо наказание за это одно — смерть.

— Да, смотрю, тут у вас заварушка что надо! — усмехнулся Сабин. — Что же тогда, по-вашему, хорошая дисциплина, хотел бы я знать? В Девятом Испанском за такое весь легион ждала бы децимация.

В эти минуты Веспасиану меньше всего хотелось вступать в пререкания с братом по поводу относительных достоинств их легионов.

— Замолчи, Сабин. Если сейчас я и должен что-то сделать, так это не потерять лица. А еще я должен найти Пета. Вы с Магном ступайте ко мне и ждите меня там. Навести порядок в лагере — моя задача, и тебя она не касается.

С этими словами он поправил на левой руке тогу и, не обращая внимания на царящий вокруг хаос, с высоко поднятой головой не спеша зашагал по Преторианской улице. Он шел мимо спорящих, и голоса постепенно смолкали, драки прекращались. Легионеры заметили наконец присутствие трибуна, который с гордым видом, словно магистрат в Риме, шагал по улице, всем своим видом давая понять, что не собирается снисходить до их мелочных потасовок. Врожденное уважение к представителям власти и высших сословий тотчас привело их в чувство: оставив споры, солдаты молча увязались вслед за Веспасианом, шагавшим к расположенной в центре лагеря принципии.

Заметив приближение трибуна, толпа, что уже собралась на тамошней площади, расступилась, пропуская Веспасиана вперед. Пройдя между колоннами, поддерживавшими портик, он поднялся на несколько ступеней. Два центуриона, охранявшие штаб гарнизона от бесчинствующей толпы, тотчас встали навытяжку и, звякнув оружием, образцово отдали салют. Веспасиан ответил на их приветствие, после чего, ни разу не обернувшись на собравшуюся на площади толпу, шагнул внутрь.

Увидев его, Публий Юний Цезенний Пет поднялся из-за огромного стола, стоявшего в дальнем конце комнаты.

— А, трибун, рад тебя видеть! Как хорошо, что ты пришел! — хорошо поставленным аристократическим голосом воскликнул он, четко произнося каждый слог. — Надеюсь, я не оторвал тебя от приятной беседы с царицей. Твой человек сказал мне, что вы с братом получили приглашение к ней во дворец.

Нет, мы встретили Магна уже на выходе, — ответил Веспасиан, пройдя примерно двадцать шагов, отделявших его от стола начальника.

— Что ж, отлично, отлично. Я жду, когда наконец познакомлюсь с твоим братом. Насколько мне известно, во время мятежа в Африке он служил в Девятом Испанском легионе. Мой двоюродный брат тоже был там, служил трибуном в Третьем Августовом. Нелегкое было время, что и говорить. Как ты смотришь на то, если я вас обоих приглашу завтра к себе на обед? — сказал Пет, вновь опускаясь в кресло и жестом приглашая Веспасиана сесть в другое, по другую сторону стола. — Устраивайся удобнее.

— Спасибо за любезность, Пет, — ответил Веспасиан начальнику, который явно дал ему понять, что не настаивает на соблюдении формальностей.

— В данный момент мы имеем очень деликатную ситуацию. Солдаты недовольны. Сегодня вечером между ними вспыхнули драки, а затем ко мне пожаловала от них делегация. Впрочем, ты знаешь, что это их право — доводить жалобы до сведения их непосредственного командира.

— Верно, я это тоже заметил, когда днем возвращался с охоты, — ответил Веспасиан, стараясь держать в узде свой провинциальный акцент, что делал всякий раз, когда разговаривал с высокородным патрицием. — А на что собственно они жалуются?

— Вся беда в том, что они не знают, чем себя занять, и мы оба это прекрасно знаем. Да что там говорить, мы все здесь не знаем, чем себя занять, но они, по крайней мере, раз в год получают законный отпуск, в то время как такие, как ты и я, безвылазно сидим здесь все это время. Я не видел своего дорогого Луция с тех пор, как ему исполнилось пять лет, а сейчас ему уже десять. Все эти годы я ни разу не был в театре, я целых четыре года не охотился на дикого зверя, а ведь я, как тебе известно, обожаю охоту.

— Согласен, однако скука — не оправдание тому, что происходит здесь.

— Разумеется, нет. Заводилы подвергнутся публичной порке и будут переведены в другие когорты. Однако боюсь, завтра утром нам придется казнить парочку из них, за то, что они подняли руку на офицеров. Сейчас они находятся пол стражей в караульном помещении. Представляю, какими дураками они себя чувствуют. Ведь в рукоприкладстве не было никакой необходимости.

Дело в том, что сегодня утром мы нашли троих наших солдат. которые подверглись варварским издевательствам. Один из них вес еще жив и находится в лазарете. Врач говорит, что возможно. он выживет, хотя на его месте я, наверно, предпочел бы умереть. Но это так, к слову. Двоих его товарищей нашли уже мертвыми. Кстати, оба были вестовыми. Судя по их виду, это были императорские курьеры, но не было ничего, что помогло бы нам их опознать, так что правды мы никогда не узнаем. Тем не менее наши солдаты жаждут мести. У них руки чешутся взять факелы и пустить в ближайших деревнях красного петуха. а заодно показать местным жителям, что с Римом шутки плохи: мужчинам устроить резню и взять силой всех женщин моложе шестидесяти. Я попытался втолковать им, что с тех пор, как мы подавили мятеж, такие вещи недопустимы, поскольку местное население извлекло для себя урок. Но несколько зачинщиков принялись кричать, что это несправедливо, что им надоело торчать без дела в этой глуши, в то время как их товарищи из восьми когорт, что были переброшены в Мезию, сейчас отводят душу после длительного безделья, отбивая набеги варваров с того берега реки.

— Мне понятны их требования. Но что мы можем с этим сделать?

— Потому они и прислали ко мне делегацию. Они хотят, чтобы я написал наместнику Помпонию Лабеону и попросил вернуть их в Мезию, а на их место прислать две другие когорты. Должен сказать, что, по-моему, это вполне разумное требование. Прежде чем им что-то ответить, я хотел бы обсудить его с тобой как с их непосредственным трибуном. С ответом тянуть нельзя, потому что они все еще спорят между собой. Среди них есть зачинщики, которые никогда не пойдут на попятную, зато не прочь взять дело в свои руки.

— Это здравая идея, — согласился Веспасиан. — После столь долгого безделья солдаты теряют хватку, так что с военной точки зрения такой маневр имеет смысл. Беда в том, что, по словам моего брата, делами в Мезии теперь вновь заправляет Поппей Сабин, так что Помпоний — всего лишь легат Четвертого Скифского легиона.

Пет поморщился. Они с Поппеем недолюбливали друг друга.

— Что ж, в таком случае я напишу Поппею, мой юный друг, — Пет с виноватым видом посмотрел на Веспасиана. — Извини, я не хотел обидеть тебя моими словами.

Веспасиан улыбнулся. Хотя Пет происходил из древнего и знатного рода, ведущего свое начало еще от этрусков и давшего Риму не один десяток консулов, он всегда относился к Веспасиану как к равному, по крайней мере, с точки зрения армейской субординации.

— Я и не думал обижаться, Пет.

— Вижу. Но иногда мне кажется, что мои отношения с Поппеем таковы, что он вряд ли захочет выслушать мою просьбу, не говоря уже о том, чтобы пойти мне навстречу. Но если ты как трибун Четвертого Скифского легиона обратишься с просьбой к Помпонию как к легату, это будет исключительно наше внутреннее дело, и Поппей не будет иметь к нему никакого отношения.

Веспасиан понял, что дальше держать начальника в неведении относительно его планов нельзя.

— У меня есть идея получше. Я могу лично обратиться к нему от имени наших солдат.

— В этом нет никакой необходимости, мой дорогой мальчик.

— Я хотел дождаться, когда царица пришлет к тебе своего посыльного, который официально объявит тебе ее распоряжение. Но она попросила меня об одной услуге.

С этими словами, не упоминая имени Антонии и фракийского жреца, которого должен был схватить, Веспасиан поведал Пету о данном ему Трифеной поручении. Когда он закончил говорить, Пет подался вперед и, опершись подбородком на сложенные домиком ладони, пристально посмотрел на него.

— Ты явно чего-то недоговариваешь, — сказал он спустя несколько мгновений. — Из Рима приезжает твой брат, вы оба несетесь во дворец к царице, а потом неожиданно выясняется, что тебе в срочном порядке нужно в Мезию. причем в сопровождении фракийских воинов. Там вы якобы должны перехватить банду гетов — правда, непонятно зачем и почему. Но и это еще не все. Сюда ты уже не вернешься. Я правильно тебя понял. Веспасиан?

— Да. все так, — ответил тот, понимая, что подобная авантюра наводит на подозрения.

— Что ж, я не настолько глуп. Я происхожу из семьи, которая на протяжении столетий участвовала в политических играх, так что если ты позволишь, я заполню за тебя несколько зияющих дыр в твоем рассказе. Во-первых, Трифена — правнучка Марка Антония, чья дочь, Антония, была союзницей консула Азиния, которому ты обязан своей должностью и к которому ты бросился, как только он прибыл в лагерь Поппея. Ты ни разу не обмолвился, о чем вы говорили тогда, я же со своей стороны ни разу не задал тебе такого вопроса. Но теперь это неважно, ибо Азиний вскоре уехал и затем умер от лихорадки по пути к себе в провинцию. По крайней мере, так нам было сказано.

Пет развел руки и вопросительно посмотрел на своего собеседника.

— Тем не менее в тот день, когда Азиний уехал, я обнаружил секретаря Поппея, Крата, нескольких ликторов Азиния, нескольких преторианцев, а также еще кое-кого, кто, похоже, где-то забыл свою голову, мертвыми в той самой палатке, в которой останавливался Азиний. После этого ты пропал на целых два дня и вернулся лишь после того, как Поппей отбыл в Рим.

Веспасиан нервно поерзал в кресле. Он понимал, что Пет у него на глазах умело собирает мозаику событий. И хотя Пет был ему симпатичен и пользовался его уважением, кто знает, каковы его политические симпатии? Раскрывать перед ним все карты просто опасно. Словно догадавшись о его сомнениях, Пет продолжал:

— Кстати, ты не единственный, кого там не было. Был еще один малоприятный, похожий на хорька жрец, которого, если я не ошибаюсь, с тех пор никто не видел. — Пет замолчал и подался вперед, сверля Веспасиана глазами.

— Если бы я сказал тебе, что обезглавленное тело в палатке принадлежало вольноотпущеннику Сеяна — Гасдрону, которого я узнал, поскольку он был знаком мне еще по Риму, и если бы я сказал тебе, что мне известно, что он и Поппей имели со жрецом какие-то дела, потому что я видел их вместе; если бы далее я сказал тебе, что мне известно, что Антония не слишком расположена к Сеяну, то позволил бы ты мне сделать вполне оправданный вывод и задать вопрос: в какой заговор ты вовлечен?

— Думаю, Пет, этого лучше не делать, ради нас же обоих, — осторожно ответил Веспасиан. — Факты, в том виде, в каком ты их мне изложил, верны, но я бы не хотел оказаться на месте того, кто был бы вынужден, покривив душой, отрицать верность умозаключений, которые из них следуют.

Пет медленно кивнул.

— Понятно. В таком случае будет лучше, если я оставлю свои мысли при себе. Впрочем, одну вещь я все же скажу. Если твой брат прибыл сюда для встречи с царицей Трифеной по поводу дела Азиния, и если это дело имеет отношение к тем фактам, которые я только что тебе изложил, я был бы только рад тебе помочь, поскольку это в интересах моей семьи.

— Если все, сказанное тобой, верно, я был бы рад принять твою помощь, — ответил Веспасиан, чувствуя, как у него отлегло от сердца.

— Отлично, будем считать, что мы договорились. — Пет хлопнул в ладоши, а затем с довольным видом потер их. — Мы воспользуемся беспорядками в лагере как прикрытием для твоего отъезда на север. Мы скажем солдатам, что ты отвезешь Помпонию прошение от их имени, а заодно возьмешь с собой зачинщиков. Я дам тебе в сопровождение отряд моей вспомогательной конницы, чтобы ты мог без опаски преодолеть горы.

— А зачем нам нужно что-то выдумывать? Да и сопровождение тоже ни к чему, — произнес Веспасиан, полагая, что это лишь усложнит его миссию.

Нам нужна убедительная история, потому что не все центурионы думают так, как мы. Мне, например, доподлинно известно, что кое-кто в Риме подозревает в убийстве Гасдрона и Крата нас с тобой. Тебя — потому что ты потом на некоторое время исчез, меня — потому что я не доложил начальству про это убийство.

А кто знал, что тебе про него должно быть известно?

Например, наш центурион Цел видел, как я выходил из палатки, а он, если ты не в курсе, человек Поппея. Он предан ему телом и душой.

— Ах вот оно что!

— Да-да. И я подозреваю, что он стал старшим центурионом отнюдь не случайно. Скорее всего, он следит за нами и обо всем докладывает Поппею и своему другу. Если он донесет, что я отпустил тебя в Мезию с солдатами Трифены, это будет выглядеть, как если бы я открыто пошел против них, а этого бы мне не хотелось, особенно, если тебе будет сопутствовать успех, и ты доставишь в Рим то, что я подозреваю. Это с одной стороны. С другой — тебе потребуется сопровождение, потому что я точно знаю, что твоя жизнь в опасности.

Веспасиан вздрогнул.

— Откуда тебе это известно? Сегодня утром меня пытались убить какие-то двое, но я рассказал об этом лишь двоим людям, брату и царице.

— Двое, говоришь?

— Да, и они оба мертвы.

— Думаю, ты должен поговорить с тем несчастным, что лежит в лазарете, но сначала выйди к солдатам.

Веспасиан и Пет спустились с крыльца принципии в освещенный факелами лагерь. Солдаты обеих когорт и вспомогательных отрядов собрались на площади перед принципией, ожидая, что им скажет начальство. Дыхание нескольких сот человек парило в морозном воздухе легким туманом. Пет, стоявший на верхней ступеньке крыльца, развел руки, как будто хотел заключить в объятия весь лагерь. Голоса тотчас смолкли, и на площади воцарилось выжидающее молчание.

— Солдаты Фракийского гарнизона! — обратился он к ним, и его резкий голос долетел даже до задних рядов. — Вы пришли ко мне с жалобами. К сожалению, мы не можем отомстить за наших товарищей здесь, во Фракии. Однако я посоветовался с нашим трибуном, и он предложил лично отправиться в штаб легиона и доложить о вашем недовольстве самому легату. Он будет просить легата о том, чтобы тот прислал вам замену, с тем чтобы вы могли отомстить за своих товарищей не здесь, а в Мезии.

Площадь взорвалась сотнями радостных голосов.

— Тем не менее, — продолжал Пет, перекрывая шум. — Сегодня имели место случаи неповиновения начальству, которые я в целях поддержания боевого духа не имею права оставить безнаказанными. Двое солдат, поднявшие руки на офицеров, утром будут казнены. — При этих словах радостные голоса тотчас стихли. — Потому что иначе нельзя. Кроме того, вы выдадите для наказания зачинщиков. Каждый из них получит по двадцать ударов палкой, а затем, поскольку они больше не смогут оставаться в лагере, запятнанные позором неповиновения, их отправят сопровождать трибуна в его поездке в штаб, после чего переведут в другую когорту. Такова цена, которую вы должны заплатить за подстрекательство к мятежу. Ведь вы знали, что в первую очередь должны были обратиться с вашими жалобами ко мне, в манере, какая пристала славным римским воинам. Рим не потерпит мятежных настроений в рядах своих легионов. Если вы не принимаете такие условия, в этом случае вам придется убить меня и вашего трибуна, и тогда вы превратитесь в изгоев, жить которым осталось недолго, ибо рано или поздно кара настигнет вас. Поднимите руки те, кто согласен со мной.

По рядам легионеров пронесся ропот, кое-где переросший в крики. Однако той напряженности, какую Веспасиан заметил в солдатах днем, как не бывало. Постепенно то там, то здесь солдаты начали поднимать руки, и в конце концов над площадью перед принципией вырос лес рук. Пет кивнул.

— Отлично, а теперь выдайте мне зачинщиков. С другой стороны, если они сами, по собственной воле выйдут вперед, я снижу число ударов до дюжины.

После этих слов в толпе возникло движение и вперед вышли три солдата. Среди них Веспасиан узнал и убеленного сединами ветерана, который у него на глазах в последний момент сдержался и не ударил центуриона. Ветеран шагнул вперед и, встав навытяжку, обратился к Пету:

— Легионер Варин из второй центурии пятой когорты, просит твоего разрешения что-то сказать.

— Продолжай, легионер, — ответил Пет.

— Мы трое — товарищи по контубернию двоих солдат в карауле и тех троих, кого нашли сегодня утром. Мы берем на себя всю ответственность за сегодняшние беспорядки, которые мы начали, движимые естественным желанием отомстить за наших товарищей, и потому беспрекословно отдаем себя в твои руки для наказания. Но мы просим тебя об одном: проявить милосердие к тем нашим двоим товарищам, которым грозит смертная казнь.

— Это невозможно, Варин. Они оба подняли руку на офицера. Они должны умереть.

По лицам легионеров Веспасиан понял: если приговор будет приведен в исполнение, это породит в их рядах новое недовольство. Он наклонился к Пету и что-то шепнул ему на ухо. Лицо Пета просветлело: он был рад найти выход из этого тупика. Он кивнул Веспасиану. Тот в свою очередь повернулся и обратился к толпе.

— Префект Пет согласен со мной, что когда это правонарушение имело место, было уже темно, и нельзя исключать того, что драчуны обознались, по ошибке приняв офицера за простого солдата. Возможно также, что этот проступок совершил всего один солдат, а не двое. Поскольку мы не можем быть уверены в том, кто именно из них виновен, мы предложим им тянуть жребий. Проигравший будет казнен. Выигравший понесет такое же наказание, что и зачинщики. Это мое последнее слово и обсуждению оно не подлежит.

Варин и двое его товарищей вытянулись в струнку.

— Центурион Цел! — выкрикнул Пет. — Уведи их. Наказание будет исполнено завтра, во втором часу. Распустить остальных.

В ответ на его слова вперед шагнул коренастый центурион с квадратной челюстью, на вид лет тридцати пяти. На голове у центуриона был шлем, увенчанный пышным плюмажем из конского волоса.

— Префект, прежде чем солдаты разойдутся, позволь мне сделать одно предложение.

Пет недовольно закатил глаза. Ему уже начало казаться, что это собрание никогда не кончится. Тем не менее он был вынужден выслушать мнение старшего центуриона, который также исполнял обязанности префекта лагеря.

— Говори, центурион.

Цел обратил на Веспасиана холодный, подозрительный взгляд.

— Я рукоплещу решению трибуна предстать перед легатом от лица простых солдат. Тем не менее, мне кажется, что его прошение имело бы еще больший вес, если с ним к легату отправится кто-то из центурионов.

По толпе пробежал одобрительный гул.

— Более того, я считаю, что из всех центурионов на эту роль более всего подходит фигура старшего из них, то есть меня.

После этих слов сдержанный гул голосов перерос в громкие крики и скандирование «Цел! Цел!».

Пет повернулся к Веспасиану и виновато улыбнулся.

— Прости, приятель, похоже, нас перехитрили, и в твоем отряде будет тот, кто меньше всего тебе там нужен, — негромко произнес он, после чего повысил голос. — Хорошо, я согласен. Центурион поедет с трибуном.

С этими словами он повернулся и, спустившись по ступеням принципии, зашагал в сторону лазарета. Веспасиан последовал за ним. На ходу он покосился на Цела. Тот одарил его улыбкой, в которой читалось плохо скрытое злорадство.

— Похоже, что центурион собрался следить за тобой, — заметил Пет, когда они шагали через тускло освещенный плац позади принципии, двигаясь в направлении лазарета.

— Да, что-то вызвало у него подозрения, — ответил Веспасиан. — Но сейчас не время переживать по этому поводу. Спорить с ним бесполезно. Гораздо важнее то, как мы объясним ему присутствие в отряде шестерых солдат царицы и как мне избавиться от Цела после моего разговора с Помпонием.

— Ответ на первый вопрос очевиден. Скажи, что ты везешь Помпонию послание от Трифены, для чего она выдала дополнительную охрану из числа своих воинов. А вот на второй вопрос ответить сложнее, — Пет выразительно посмотрел на Веспасиана.

— Мне придется его убить?

— По всей вероятности, да. Если, конечно, ты не хочешь, чтобы Поппей узнал, куда ты собрался и каковы твои истинные цели.

С этими словами Пет шагнул в дверь лазарета. Веспасиан последовал за ним.

Пет прав, подумал он, переступая порог.

Не успели они войти, как в ноздри им ударил липкий запах гниющей человеческой плоти и подсохшей крови. Пет подозвал раба, который тряпкой вытирал пол.

— Иди, приведи лекаря.

Раб поклонился и поспешил выполнить его приказание. Вскоре к Пету вышел врач.

— Добрый вечер, чем могу быть вам полезен? — поинтересовался он. Его акцент выдавал в нем грека, что, впрочем, было характерно для всех полковых лекарей в восточных провинциях империи.

— Мы хотели бы посмотреть на солдата, которого принесли сюда сегодня днем, Гесиод.

— Но сейчас он спит.

— Значит, разбуди его. Нам нужно поговорить с ним.

Лекарь настороженно кивнул, взял масляную лампу и повел их за собой вглубь лазарета. Они прошли мимо палаты на двадцать коек, причем почти все они были заняты, и далее вошли в дверь в самом конце темного коридора, в который выходили три других двери. Здесь еще сильнее пахло кровью. Лекарь остановился рядом с первой дверью.

— С тех пор как я был у него последний раз, разложение плоти заметно усилилось. Боюсь, что он все-таки не выживет.

— Вряд ли ему это нужно, — ответил Пет, входя вслед за лекарем внутрь. Веспасиан последовал за ними. В следующий миг его едва не вырвало. В нос ударил липкий, сладковатый запах гниющей плоти, от которого было некуда спрятаться. Лекарь поднял лампу, и Веспасиан увидел, почему этому солдату нет смысла жить дальше. Уши и нос несчастного были отрезаны, все лицо в ножевых ранах, на которые врач исхитрился наложить повязку. Впрочем, та успела насквозь пропитаться кровью. Забинтованы были и ладони, на которых отсутствовали пальцы, а судя по окровавленной повязке в паху, пальцы были не единственным, чего он лишился. Как только свет упал ему на лицо, раненый солдат открыл глаза и посмотрел на вошедших взглядом, полным мольбы и отчаяния.

— Помогите мне умереть, — прохрипел он. — Мне все равно больше никогда не взять в руки меч.

Пет посмотрел на лекаря. Тот пожал плечами.

— Хорошо, легионер, но сначала расскажи трибуну то, что ты до этого рассказал мне.

Легионер печально посмотрел на Веспасиана. Тот подумал, что несчастному солдату не больше восемнадцати.

— Они поджидали нас в лесу, — он произнес эти слова медленно, надрывно хватая ртом воздух. — Мы убили двоих, но численный перевес был на их стороне. Они были похожи на фракийцев, но язык их отличался от того, на каком говорят здешние жители. И еще на них были штаны.

Голос несчастного легионера сделался едва слышен. Лекарь поспешил поднести к его губам чашу с водой, и раненый жадно припал к ней ртом.

— Сначала они принялись издеваться над Постумом. Они завязали ему рот, чтобы он не мог кричать, после чего принялись полосовать его ножами — медленно. Он уже получил ранение, когда они выскочили к нам из засады, поэтому вскоре испустил дух. Один из нападавших говорил по-гречески он сказал нам, что если мы не поможем им, с нами сделают то же самое. Мой товарищ послал их куда следует. Это привело их в ярость, и они изрезали его даже сильнее, чем Постума. Я смотрел на них с ужасом, и когда они взялись за меня, крикнул, что готов помогать им. Простите меня.

— Что им было нужно? — спросил Веспасиан.

— Они велели мне опознать тебя, когда ты выйдешь за пределы лагеря. Мы прождали пару дней, а затем этим утром ты с двумя рабами отправился на охоту. Еще раз прости, я думал, что на этом мои мучения закончатся, и они оставят меня в покое. Но они обозвали меня трусом за то, что я предал своих, и двое принялись резать меня ножом, а двое других пошли следом за тобой.

— То есть их было четверо? — уточнил Веспасиан и посмотрел на Пета. Тот удивленно выгнул бровь.

— Да, господин, а теперь прикончи меня.

Пет вынул меч.

— Как твое имя, легионер?

— Деций Фалент, господин.

Пет прижал острие меча к нижнему левому ребру.

— Покинь этот мир с чистой совестью, Деций Фалент. Твое имя не будет забыто.

Придержав левой рукой ему голову, Пет вогнал под ребро Фаленту меч и пронзил ему сердце. На какой-то миг Фалент передернулся и его глаза от боли вылезли из орбит. Но уже в следующее мгновение жизнь оставила его: он обмяк и с облегчением посмотрел на Пета.

ГЛАВА 3

Солдаты второй и пятой когорт Четвертого Скифского легиона застыли навытяжку перед деревянной колодой и четырьмя шестами, каждый высотой в семь футов. Пронзительный сигнал горна, так называемой буцины, эхом пронесся над плацем. Веспасиан стоял рядом с Петом на возвышении, глядя усталыми глазами на стройные ряды легионеров. Этой ночью ему плохо спалось. До самого утра его одолевали тревожные мысли. Выйдя из лазарета, он вернулся к себе, где его уже ждали Сабин и Магн, и рассказал им о том, что только что узнал. То, что Пет предложил им в качестве сопровождения целую турму из тридцати всадников, их слегка взбодрило, однако ни тот, ни другой не выказали особого восторга по поводу того, что в штаб Помпоний их будет сопровождать соглядатай Поппея. Не прибавило им радости и известие о том, что в лесу затаились еще два гета, чьи стрелы будут нацелены в их сторону. Правда, Веспасиан выслушал их жалобы вполуха, сосредоточив все внимание на привезенных братом письмах. Два письма были от родителей и ничего нового для себя он в них не нашел: отец писал, как обстоят дела в поместьях, мать как обычно давала бесконечные советы. А вот слова Ценис, полные любви и тоски, заставили его сердце сильнее забиться в груди.

Пронзительный звук горна вывел Веспасиана из задумчивости. Из караульной рядом с лазаретом вывели пятерых солдат. Сначала они прошли перед когортами, после чего стражники подвели их к столбам и колоде. Все пятеро были в одних сандалиях и туниках, на женский манер не перехваченных ремнем, что также было частью наказания.

— Центурион Цел, — выкрикнул Пет, — приготовь арестованных к наказанию!

— Внимание, узники! — рявкнул Цел. Все пятеро вытянулись в струнку. — Выходите вперед и тяните жребий!

Двое из пятерых вышли вперед. Цел поднял верх руку с зажатыми в кулак соломинками.

— Тот из вас, кто вытянет короткую, будет считаться поднявшим руку на обоих офицеров и услышит приговор от командующего гарнизоном. Тот, кто вытянет длинную, получит дюжину ударов палкой, как и все остальные. Итак, тяните!

Двое несчастных — обоим было чуть больше двадцати — мрачно посмотрели друг на друга. Они одновременно шагнули вперед, и каждый выдернул из кулака центуриона по соломинке. Веспасиан тотчас узнал того, кому досталась короткая — несчастный тотчас опустил голову и ссутулился, в то время как второй стоял, расправив плечи, и только грудь его высоко вздымалась от только что пережитого волнения. Наверно, еще ни один солдат не был так рад порке, как этот, подумал про себя Веспасиан.

— Префект Пет! — крикнул Цел. — Этот солдат виновен. Каково твое наказание?

— Смерть, — коротко ответил Пет.

Скорость, с которой приговор был приведен в исполнение, потрясла Веспасиана. Солдата подвели к колоде и поставили перед ней на колени, после чего он положил на нее руки. Он сам наклонил голову и уперся руками в колоду, зная, что для того, чтобы долго не мучиться, должен держать тело напряженным. Один из стражников шагнул к нему с мечом наготове и одним быстрым, энергичным ударом отсек ему голову. Обезглавленное тело тотчас рухнуло вперед и, выбросив фонтан крови, обмякло на колоде.

Солдаты второй и пятой когорт застыли в молчании, с ужасом глядя на своего мертвого товарища. Тем временем стражники подняли с земли голову и унесли прочь тело.

— Узники к столбам, — рявкнул Цел и стегнул себя по ноге палкой. Четверо оставшихся шагнули к столбам и подняли руки над головой. Они сами были свидетелями не одной порки и знали, как это бывает. Стражники закрепили их запястья кожаными ремнями, после чего разорвали у них на спинах туники. Наказуемые остались стоять в одних набедренных повязках. Размахивая палками, которые были отличительным знаком их ранга, Цел и три других центуриона заняли позицию слева от каждого узника.

— Дюжина ударов по моему сигналу, — крикнул Цел. — Один!

По его команде четыре палки обрушились на плечи несчастных. Те тотчас напряглись и шумно, со стоном, выдохнули.

— Два!

И вновь четыре палки со свистом прорезали воздух, чтобы оставить новый след рядом с первым рубцом.

Веспасиан тотчас понял, что все четыре центуриона отлично знают свое дело. Каждый новый удар они наносили ниже предыдущего, чтобы не бить по одному месту и не сломать костей, ибо целью было наказать виновного, а не искалечить. В противном случае в ход пошли бы не палки, а хлысты.

К восьмому удару по спинам несчастных уже струилась кровь, правда, стекала она вниз по рукам с запястий, где кожаные веревки, впившись в плоть, успели содрать кожу. Руки были целы только у Варина. Веспасиан подумал, что не иначе как ветеран не раз подвергался порке и потому научился не тянуть вниз руки после очередного удара. Интересно, поделился ли он этим секретом с молодыми солдатами? Потому что даже если и поделился, тем явно не хватало его выдержки и самообладания, отчего они сами навлекали на себя дополнительные страдания.

— Десять!

На этот раз четыре палки опустились на ягодицы, причем с такой силой, что одна из них — та, которую держал Цел, разломилась пополам. Сломанные концы взлетели в воздух и с громким стуком упали на возвышение, на котором стояли офицеры.

— Дайте мне другую! — рявкнул Цел.

Возникла заминка, во время которой Пет наклонился к Веспасиану и с ухмылкой шепнул ему на ухо:

— Тебе не кажется, что он должен думать, как попросить новую палку.

Веспасиан улыбнулся намеку на центуриона Люцилла, которого солдаты прозвали «Принесите еще» из-за количества палок, которые он сломал об их спины. Он был в числе первых офицеров, убитых во время солдатского мятежа в Паннонии сразу после восшествия на трон Тиберия. Наконец последовали два последних удара — и четверых сняли со столбов. К великому облегчению Веспасиана, все четверо смогли уйти сами. Не хотелось бы задерживать отъезд в Мезию из-за того, что кто-то из них еще не пришел в себя, пусть даже всего на день-два. Он воздал должное центурионам: те сделали свое дело так умело, что уже во второй половине дня все четверо уже могли сесть в седло, хотя наверно какое-то время еще будут морщиться от боли.

— Легионеры, наказание закончено, — объявил Пет. — В будущем обращайтесь с жалобами непосредственно ко мне, вместо того, чтобы нарушать дисциплину. Центурион Цел, дай команду расходиться.

С этими словами Пет повернулся и сошел с возвышения. Веспасиан последовал за ним.

— Я рад, что все кончено, — признался Пет, пока они шагали к принципии. — Не имею ничего против наказаний как таковых, но когда людей наказывают за то, что они не могут отомстить за своих товарищей, это оставляет неприятный осадок. Спасибо тебе, что ты придумал способ спасти жизнь хотя бы одному. Но в целом, думается мне, порка пошла им всем на пользу. Упомяни об этом, дружище, в разговоре с Помпонием. Похоже, что они все товарищи, и он наверняка попытался разлучить их. Но если ему сказать, что они достойно вынесли наказание, как и полагается настоящим солдатам, он, возможно, определит их в разные контубернии в одной и той же когорте.

— Я так и сделаю, — ответил Веспасиан, — когда найду его. Кстати, нам известно, где сейчас находится Четвертый Скифский?

— До того, как снегопады завалили перевал, я отправлял свои депеши в Эск, на Данувии. Тинос, декурион турмы твоих всадников, был там несколько месяцев назад и потому знает дорогу.

— В таком случае сначала мы направимся туда, и если никого там не застанем, мы, по крайней мере, будем знать, где их искать. Спасибо тебе за помощь, Пет.

— Всегда рад тебе помочь. Я делаю это, потому что считаю: то, о чем просит тебя Антония, — в интересах моей семьи и всего Рима. И очень надеюсь, что я не ошибся.

— Нет, ты не ошибся. Если моя миссия будет удачной, это также означает удачу для всех семей в Риме, которые надеются сохранить законное правительство.

— Что ж, будем надеяться и мы. А пока я прощаюсь с тобой, — произнес Пет и сжал Веспасиану руку выше локтя. — Когда я через пару месяцев, дождавшись, наконец, того, кто меня сменит, буду возвращаться домой, я отправлю твои вещи вместе со своими. Удачи тебе и до встречи в Риме.

С этими словами он повернулся и быстро поднялся по ступенями принципии.

— Жаль, что сегодня вечером мы с братом не сможем составить тебе компанию за ужином, — крикнул ему вслед Веспасиан. — Но так уж получилось.

— Думаю, в Риме я смогу угостить вас куда вкуснее, так что пообедаем в Риме, — ответил Пет и шагнул внутрь принципии. Веспасиан остался стоять снаружи, размышляя о гом. обрел ли он в его лице друга или просто союзника, преследующего собственные интересы.

Ровно в полдень Веспасиан, Сабин и Магн выехали из лагеря, чтобы встретиться с солдатами царицы Трифены. Впереди, под пасмурным небом, маячили три холма древнего Филиппополя. В ста шагах от городских ворот их уже ждала группа всадников. Увидев их, Магн простонал:

— Готов спорить на что угодно. Единственный фракиец, с которым я здесь подрался, едет с нами.

Среди солдат, рядом с Артебудзом, находились и два дворцовых стража, с которыми Магн подрался накануне вечером. Огромный фракиец злобно посмотрел на Магна, после чего шепнул что-то на ухо своему товарищу. Тот ухмыльнулся в ответ и кивнул в знак согласия.

— Это научит тебя быть обходительнее с местными жителями, — усмехнулся Веспасиан, — особенно с драчливыми верзилами.

— Тебе стоит вознести молитву богам, чтобы он не вздумал положить на тебя глаз, — посоветовал Сабин.

— Очень смешно, — обиделся Магн.

— Кстати, я тоже так подумал, — произнес Веспасиан, останавливая коня перед группой фракийцев. Несколько мгновений он пристально их рассматривал. Рядом со стражниками стояли еще трое фракийцев, все трое — чернобородые, в лисьих шапках, этих излюбленных головных уборах южных племен, и плотных плащах, защищающих от холода и сырости последних дней зимы. Все как один были вооружены короткими луками из дерева и кости. Луки крепились к седлу рядом с полным стрел колчаном. С поясных ремней свисали мечи. Веспасиан также заметил, что за плечами у них торчат рукоятки ромфай, знаменитых кривых мечей, — правда, сейчас те покоились в ножнах за их спинами.

Артебудз вывел коня вперед и поклонился.

— Спасибо тебе, хозяин, за то, что ты добыл мне свободу.

— Ты ее заслужил, но я тебе не хозяин. Обращайся ко мне «господин». Кстати, это касается здесь всех.

Веспасиан выразительно посмотрел на каждого из фракийцев.

— Я — трибун Веспасиан. Ваша царица доверила вам сопровождать меня, и это означает, что теперь я ваш офицер и на вас распространяется военная дисциплина. Вам понятно? — фракийцы кивнули в знак согласия. — Отлично. Насколько я понимаю, все из вас говорят по-гречески? — Вновь последовали кивки. — Нам с вами предстоит путь на север, в Мезию. Кроме вас меня будут сопровождать еще один отряд всадников и несколько легионеров. Вы не имеете права с ними разговаривать. Для них вы выполняете поручение царицы Трифены. Как только мы доберемся до места, мы приступим к поискам жреца Ротека. Я намерен схватить его и доставить в Томы, откуда морем вернусь вместе с ним в Рим. Скажите, кто-то из вас имеет что-то против?

Огромный рыжебородый фракиец презрительно сплюнул.

— Проклятый жрец! — прорычал он.

Остальные фракийцы тоже сплюнули и выругались.

— Отлично, значит, между нами по этому поводу царит согласие, — добродушно проворчал Магн.

Громадный стражник смерил его колючим взглядом.

— Я еще с тобой не закончил, римлянин. Думаю, по этому поводу между нами тоже царит полное согласие.

— Довольно! — прикрикнул на них Веспасиан. — С этого момента между нами не будет никаких драк. Любая ссора, какую вы хотели бы затеять, останется здесь, — он холодно посмотрел на стражника. — Как твое имя, солдат?

— Ситалк, — буркнул тот.

— Ситалк, господин трибун! — рявкнул в ответ Веспасиан. — Так надо отвечать!

— Ситалк, господин трибун.

— Вот так-то лучше. Итак, Ситалк, если мы хотим вернуться домой живыми, нам нужно действовать заодно, так что любые перепалки будут нам всем только во вред. Согласен, Магн вчера усадил тебя на задницу, но я не позволю, чтобы такие мелочи угрожали нашему единству. Так что нравится тебе это или нет, а свою обиду засунь куда-нибудь подальше. Ты меня понял?

Ситалк перевел взгляд с Веспасиана на Магна и почесал густую рыжую бороду.

— Да, господин трибун, я тебя понял, — произнес он наконец. — Подождем, когда все это закончится.

— Вот и отлично, — отозвался Веспасиан, понимая, что это самое большее, на что он мог сегодня рассчитывать. Потому что давить на него дальше означало бы выставить на посмешище перед остальными.

— Ждите нас здесь, пока мы не соберем весь наш отряд, — с этими словами Веспасиан развернул коня и вместе с братом и Магном галопом поскакал в лагерь.

— Тебе придется смотреть в оба за своим новым другом, — сказа он Магну, когда они, перейдя на шаг, въехали в ворота лагеря.

— Не переживай, господин. Я сбивал с ног верзил и покрупнее, чем он, — шутливо отозвался Магн. — В любом случае ты всегда можешь отослать его обратно.

— Я уже и сам подумал об этом, но другим это может не понравиться. Кроме того, как мне показалось, от него будет польза в случае рукопашной схватки.

— При условии, что он останется стоять на ногах, — со смехом добавил Сабин.

Они направились к коновязи, где застали сопровождающий их отряд почти в полном составе верхом. Завидев их, к ним навстречу выдвинулся высокий худой офицер, смуглолицый, с курчавыми, коротко стриженными черными волосами, на вид лет тридцати пяти.

— Декурион Тинос, командир турмы вспомогательной иллирийской конницы в твое распоряжение прибыл, — произнес он, салютуя Веспасиану. Его довольно сильный акцент выдавал в нем чужестранца.

— Скажи, декурион, твои люди готовы выдвинуться в поход? — спросил Веспасиан, спешиваясь.

— Да, господин трибун.

— Отлично, а где же центурион Цел?

— Я здесь, — раздался за его спиной голос.

Веспасиан тотчас обернулся и увидел, как Цел ведет к нему Варина и его трех товарищей. У всех четверых через плечо были перекинуты солдатские мешки.

— Отряд, стой! — рявкнул Цел. Легионеры тотчас замерли на месте. От Веспасиана не скрылось, что двое из них при этом поморщились от боли. У троих, тех, что помладше, запястья были перебинтованы, скрывая рубцы от веревок, которыми они были привязаны к столбам.

— Каждый возьмет себе лошадь, — продолжал тем временем Цел. — Пристегните к седлам мешки и садитесь.

Легионеры поспешили выполнить его приказ. Всем своим видом показывая неуважение к молодому трибуну, Цел отвернулся, чтобы выбрать себе лошадь, даже не сочтя нужным доложить старшему по званию.

— Центурион! — окликнул его Веспасиан.

Цел медленно обернулся.

— Центурион, подойди ко мне, — Веспасиан указал на свободное место перед ним. Цел быстро осмотрелся по сторонам. Солдаты были заняты каждый своим делом, но Тинос, Сабин и Магн не сводили с него глаз. При стольких свидетелях демонстрировать свое презрение к вышестоящему офицеру было просто глупо. Он нехотя подошел к Веспасиану.

— Докладывай, центурион, — спокойно произнес тот, буравя Цела пристальным взглядом.

— Центурион Цел…

— По стойке смирно, центурион.

Цел нехотя вытянулся в струнку. Глаза его горели ненавистью.

— Центурион Цел докладывает, что четверо легионеров покидают место расположения гарнизона.

— Я почему-то не услышал слов «господин трибун».

— Потому что их там не было, — ответил Цел шепотом, который мог слышать только Веспасиан.

Веспасиан наклонился к нему и быстро и негромко проговорил:

Послушай меня, центурион, возможно, ты прослужил в армии дольше, чем я, но я все равно твой начальник. Если ты хотя бы раз посмеешь показать мне свое неуважение, я сделаю все для того, чтобы тебя разжаловали в рядовые. Я буду наблюдать за тобой, ты меня понял?

Цел злобно улыбнулся.

— Я-то все понимаю, в отличие от тебя. Тебе меня никогда не разжаловать. Мне покровительствуют наверху. Наоборот, это я буду наблюдать за тобой.

С этими словами он отступил назад и отсалютовал, как будто получил разрешение уйти.

— Господин трибун! — проревел он, чтобы все его слышали, и, развернувшись на пятках, зашагал прочь. Веспасиан остался стоять, ощущая собственное бессилие.

— Что-то мне это не слишком понравилось, — сухо заметил Сабин.

Веспасиан повернулся к брату и окинул его таким колючим взглядом, что Сабин решил больше ничего не говорить. Вместо этого он отъехал к небольшому отряду конницы, которая была почти готова выступить в поход.

— Господин, за этим Целом нужен глаз да глаз, — произнес Магн, когда Веспасиан снова сел в седло. — Если он и дальше будет унижать вас в глазах солдат, нас могут ждать большие неприятности.

— Сомневаюсь, что Варин и трое других питают к нему теплые чувства. Особенно после того, как испробовали его палку на собственных спинах. Думаю, тебе есть смысл с ними подружиться. Я же возьму на себя Тиноса. Таким образом, мы изолируем Цела, после чего мы его где-нибудь потеряем. Главное, придумать подходящий способ.

— Не волнуйся, мы что-нибудь придумаем, — серьезно произнес Магн.

— Вот и Пет предложил то же самое.

Магн удивленно выгнул брови.

— Вот это новость! Командующий гарнизоном предлагает избавиться от центуриона!

— Ладно, будем надеяться, что до этого дело не дойдет, — ответил Веспасиан и, пришпорив коня, направился к голове

колонны. — Тем более что от этого Цела будет не так-то легко избавиться.

Артебудз и фракийские всадники пристроились к хвосту короткой двойной колонны, как только та легким галопом покинула лагерь и направилась по недавно вымощенной дороге на северо-запад, к перевалу, за которым лежала Мезия. Цел окинул их подозрительным взглядом.

— А что эти вонючие лисолюбы забыли здесь? — прорычал он, глядя, как фракийцы гарцуют позади четырех ремонтных лошадей.

Веспасиан отлично знал, что вопрос обращен к нему, однако не снизошел до ответа, поскольку Цел и на этот раз демонстративно опустил обращение «господин офицер».

— Это посыльные в Мезию от царицы Трифены. Они едут вместе с нами, — ответил Тинос. Веспасиан заранее предупредил его о них, и декурион не увидел ничего странного в их присутствии. — Они часто ездят вместе с нами на север, когда им нужно доставить туда депеши. Ведь чем больше народу, тем безопаснее.

Цел фыркнул и умолк. Веспасиан еле заметно улыбнулся и, поблагодарив про себя Пета за эту уловку, повернулся к Тиносу.

— Декурион, отправь вперед группу разведчиков в количестве восьмерых человек, по четыре в каждом звене. Пусть они зорко смотрят по обеим сторонам дороги и каждый час возвращаются с донесением.

Декурион вопросительно посмотрел на Веспасиана. Ему было довольно странно слышать о таких мерах предосторожности в мирной, союзной Фракии.

— Немедленно вышли их вперед, — приказал Веспасиан, — и пусть они будут начеку.

— Слушаюсь, трибун, — ответил Тинос и отстал от него, чтобы передать приказ своим всадникам. Спустя несколько мгновений тишину нарушил пронзительный звук кавалерийского рожка. По его сигналу от колонны отделились восемь всадников и, оставляя слева пологие склоны Родоп, на полном скаку бросились мимо колонны вперед, навстречу маячившему вдали Хемусу, горному массиву, увенчанному снежными шапками и укутанному облаками.

Магн перешел на рысь и тоже слегка отстал, чтобы ближе познакомиться с Варином и его товарищами. Веспасиан продолжал скакать впереди, ведя приятную беседу с Тиносом. Тем временем дорога слегка пошла вверх, а долина сменилась холмами предгорий. Спустя примерно час одна за другой вернулась первая пара разведчиков. По их словам, они нигде не заметили никаких передвижений. Доложив обстановку, оба тут же умчались к своим товарищам. Дождь, который угрожал пойти с самого утра, наконец начал накрапывать, правда, совсем легко. Веспасиан потуже укутался в плащ и поехал рядом с братом.

— Ты молодец, что сумел заметить разницу между количеством серебра в слитках и количеством отпечатанных на монетном дворе денариев, — произнес он, имея в виду ту роль, какую Сабин сыграл в раскрытии денежной аферы, которую пытался провернуть Сеян. Из принадлежавшего Поппею серебра префект претория рассчитывал начеканить монет, как в свое время он поступил, чтобы подкупить фракийцев и подтолкнуть их к мятежу. Тогда Сабин был младшим магистратом, в обязанности которого входило следить за чеканкой серебряной и медной монеты.

Сабин удивленно посмотрел на брата: раньше тот никогда не удостаивал его похвалой, что давало ему повод никогда не хвалить его самого.

— Мне кажется, ты ждешь, чтобы я поблагодарил тебя за то, что ты основательно обучил меня ведению бухгалтерских книг, — отозвался он с нотками подозрения в голосе.

— Ничуть, хотя ты только что это сделал, пусть даже полунамеком, посредством слова «основательно». Так что большое спасибо.

— Что ж, и тебе тоже спасибо, — неохотно буркнул Сабин, однако тотчас отвернулся и нахохлился, поскольку дождь тем временем заметно усилился.

Какое-то время они скакали молча. Время от времени Веспасиан искоса посматривал на брата. Тот в свою очередь делал вид, будто не замечает его. Веспасиан еле заметно улыбнулся. Брат, сам того не желая, сделал ему комплимент, и теперь был зол за это на самого себя.

— А как обстояли твои дела в Риме, после того как ты отслужил положенный год в числе Двадцати мужей? — поинтересовался он у Сабина, надеясь продолжить их беседу.

Брат тотчас насторожился.

— Почему ты спрашиваешь?

— Просто мне интересно. В конце концов, ты ведь мой брат.

— Ну что ж, коль ты настаиваешь, братишка, скажу. Все это время я обихаживал тех, кто может подать за меня свои голоса, когда в этом году я буду избираться квестором.

— Надеюсь, ты не слишком усердно лизал им задницы? — спросил Веспасиан, вытирая капли дождя, что падали с его увенчанного красным плюмажем шлема.

— Еще как! Потому что по-другому не бывает, и чем больше задница, тем усерднее я ее лижу. Корбулон, твой напарник-трибун по четвертому скифскому, в прошлом году был квестором, а теперь он где? Ну конечно в Сенате! И надо сказать, что задница у него вылизана до блеска.

— Ты знаком с Корбулоном?

— А почему ты удивлен? Это благодаря тебе его задница прямо-таки напросилась на услуги моего языка.

— Это как же? — уточнил Веспасиан, заинтересовавшись словами брата.

Сабин расплылся в лукавой улыбке.

— Дядюшка Гай знаком с его отцом. Они в один год были преторами, причем умудрились, так сказать, не прищемить при этом друг другу пальцы и остаться друзьями. Когда Корбулон два года назад вернулся в Рим, его отец пригласил Гая на обед — этакий жест благодарности одного семейства другому.

— Благодарности за что?

— Как тебе это лучше объяснить, братишка. Похоже, Корбулон решил, что это тебе он обязан тем, что остался в живых. Он что-то рассказывал про какой-то странный талисман, который ты носил в том году. Что якобы благодаря ему вам удалось вырваться из фракийского лагеря, хотя вы и были вынуждены биться не на жизнь, а на смерть. Я, правда, толком его не понял, но. похоже, он убежден, что боги даровали вам жизнь, чтобы ты исполнил свое предначертание, — сказал Сабин и, выразительно глядя на брата, добавил: — Каково бы оно ни было.

Странно, лично меня он ни разу не поблагодарил.

— Потому что он заносчивый наглец и считал, что если поблагодарит тебя, то станет чем-то обязан, что, впрочем, так и есть. В отличие от него, его отец всегда был человеком чести и дал понять, что сделает все, что в его силах, чтобы помочь нам, поскольку убежден, что его семья в долгу перед нами и он хотел бы вернуть нам этот долг. Иными словами, он обещал всячески помогать мне, чтобы я получил должность квестора, а затем попал и в Сенат. Надеюсь, теперь тебе понятно, с каким усердием дядюшка Гай и я лизали ему задницу? В кои-то веки, братишка, нашей семье была от тебя хоть какая-то польза.

— Выгода от которой, однако, достанется тебе, — язвительно заметил Веспасиан.

Сабин довольно улыбнулся и кивнул.

— Как старший брат я заслужил это право. Но не переживай, я не единственный, кто на этом наживет капитал. Корбулон также поведал мне про один разговор, который состоялся, когда он вернулся в Мезию. Говорил он с неким центурионом по имени Фауст, который, как я понял, был вместе с тобой во фракийском лагере.

— И о чем же был их разговор?

Сабин бросил взгляд через плечо, желая убедиться, что Цел их не подслушивает.

— О Поппее, — сказал он, снизив голос до шепота.

— А, понятно. Я был вынужден доверять Фаусту, чтобы заручиться его помощью. Я знал, что он вряд ли обрадуется, когда узнает, что Поппей пытался убить нас. Да что там, не только нас, но и всю колонну пополнения, а все для достижения их с Сеяном политических целей. Он рассказал об этом Корбулону?

— Да. А Корбулон и его отец передали его рассказ нам не зная, что мы уже в курсе событий, потому что Трифена и Реметалк уже написали Антонии.

— И?

— Не притворяйся, будто ты меня не понял, братишка. Они хотят отомстить Поппею, а поскольку из-за его интриг твоя жизнь тоже оказалась в опасности, они решили, — кстати, вполне обоснованно, — что мы тоже жаждем отмщения. И потому предложили нам вступить с ними в союз. Мы в свою очередь отвели их к Антонии, и Корбулон согласился составить нам компанию, когда мы повезем жреца на Капри к Тиберию. Там он даст показания, что Поппей хотел скрыть тот факт, что обнаружил принадлежащий фракийцу сундук с денариями, хотя, по идее, он должен был доложить об этой своей находке императору и Сенату.

Веспасиан с отвращением посмотрел на брата.

— Что? Мы должны отвезти Ротека на Капри? Почему ты сразу мне об этом не сказал?

— Кто-то ведь должен это сделать. Император поверит жрецу лишь в том случае, если того в его присутствии подвергнут пытке. Тебе же придется дать показания вместе с Корбулоном. И вообще, велика ли была бы разница, узнай ты все с самого начала? Ты ведь все равно сейчас был бы здесь, не так ли?

Веспасиан нехотя кивнул. Ему и в голову не могло прийти, что жрец предстанет перед самым могущественным человеком мира. Впрочем, Сабин прав. Знай он обо всем с самого начала, это ничего не изменило бы. И он все так же скакал бы на север под дождем, как и в эти минуты.

Кстати, дождь уже успел перейти в настоящий ливень, заслонив своей плотной стеной горы слева и справа от них. Вскоре откуда-то из-за дождя на западе вынырнул разведчик. Веспасиан тотчас же пришпорил коня, догоняя Тиноса, чтобы выслушать донесение дозорного. По словам последнего, ничего подозрительного замечено не было. Разведчик снова устремился вперед, а Веспасиан обратил свой взор на север, откуда по идее должен был прибыть другой разведчик. Они проехали под проливным дождем еще полмили, но разведчик с донесением так и не появился. В душе Веспасиана шевельнулось дурное предчувствие. Он посмотрел на Тиноса, но тот лишь пожал плечами. Впрочем, в глазах его читалась тревога.

Затем впереди неожиданно послышался гортанный крик Тинос вскинул руку приказывая колонне остановиться. Впереди, на расстоянии двухсот шагов, из-за пелены дождя показались четверо верховых. У Веспасиана тотчас отлегло от сердца. Они с Тиносом тотчас пришпорили своих скакунов навстречу возвращающимся разведчикам. Увы, вскоре их радость сменилась тревогой. Лишь один из всадников держался в седле прямо. Остальные трое лежали поперек седел. Стрелы, торчавшие из их тел, были красноречивее любого донесения.

Веспасиан посмотрел на четвертого всадника. Тот хотя и был жив, но по лицу его, размытая струями дождя, стекала кровь и капала ему на тунику. Из правого плеча торчал обломок стрелы. Полными ужаса — если не безумия — глазами он посмотрел на Веспасиана.

— Что случилось? — крикнул тот.

Всадник закатил глаза и мотнул головой, издав при этом омерзительный булькающий звук, прозвучавший как насмешка над человеческой речью. Изо рта у него тотчас выскочил сгусток крови. И Веспасиан понял: несчастному отрезали язык.

ГЛАВА 4

Дождь лил, не прекращаясь, целых два дня и две ночи, а потом превратился в противную, липкую смесь влаги и мокрого снега. Колонна начала подъем по извилистой торной дороге, что вела к перевалу, пролегавшему на тысячу футов выше. В отличие от перевала, боевой дух колонны был отнюдь не на высоте. Все до единого не только промокли, но и замерзли до самых костей. Призрак невидимого врага, который мог поджидать их на каждом шагу, наполнял сердца солдат нехорошими предчувствиями, особенно после того, что случилось с их товарищем. Разведчик не смог поведать им почти ничего. Языка он лишился, а писать не умел. Он мог только кивать в ответ на вопросы, прежде чем умер от кровопотери. Впрочем, удалось выяснить, что нападавших было двое, что оба были верхом и в штанах.

Веспасиан тотчас отозвал остальных разведчиков. Было бессмысленно рисковать жизнями четверых, чтобы обнаружить врага, который мог с расстояния убить вдвое больше. Сначала он подумал, а не выслать ли вперед фракийцев. Ко их жизни представляли для него куда большую ценность, нежели жизнь иллирийских всадников, которые — он был вынужден с горечью это признать — не могли тягаться по части меткости стрельбы с их невидимым врагом, даже если сам способ ведения боя исподтишка в его глазах был верхом бесчестия. Тем не менее, рассудил Веспасиан, если геты следят за их колонной, то рано или поздно они столкнутся с ними лицом к лицу, и тогда победит тот, чье преимущество будет заключаться в быстроте и численности рядов. И все же было нечто унизительное в том. что два варвара-лучника могли навести такой страх на колонну из сорока человек.

По мере того, как они поднимались все выше и выше в горы, дождь сменился густым снегом, и теперь путники были вынуждены идти шагом, чтобы лошади не охромели, поранив ноги о невидимые острые камни, что притаились под толстым снежным покровом. Веспасиан, смахнув с губы снежинки, повернулся к Магну, — тот ехал рядом, низко опустив голову, — и спросил:

— Ну как, сумел подружиться с теми четверыми легионерами?

— Да, это веселая компания. Как выяснилось, Луций — тот, которому повезло вытащить длинную соломинку, — страшно рад, что едет с нами. Более того, он знает, что обязан этим тебе. Кстати, прежде чем податься в армию, он был в Риме помощником конюха у Зеленых. У него там до сих пор имеется куча знакомых, и он пообещал мне, что как только мы вернемся в Рим, он сведет меня с ними. Что касается скачек, то свои люди никогда не помешают: кто-то подскажет, на какую лошадку лучше ставить, да и сами ставки можно делать не в последнюю минуту, а заранее. Глядишь, и куш можно будет сорвать побольше.

Несмотря на треснувшие от мороза губы, Веспасиан улыбнулся.

— Похоже, ты обзавелся полезным знакомством, — отозвался он не без сарказма, — особенно, если ты задумал спустить свои деньги на скачках.

Тебе этого не попять. Между прочим, я ведь никогда не заглядывал в твой кошелек. И вообще, главное, он понимает, что своей жизнью обязан тебе, как впрочем, и остальные трое, включая Варина. Ни один из них не питает к Целу теплых чувств, так что если дело дойдет до стычки с центурионом, они будут на нашей стороне.

Что ж, приятно слышать, хотя наш друг, похоже, кроме себя не желает никого знать.

Магн оглянулся на Цела. Тот ехал, по самый нос завернувшись в плащ и низко пригнувшись над холкой своего скакуна.

— Наверно, от такой погоды боевой дух из нашего центуриона вышел полностью.

— Сомневаюсь. Разве что на данный момент.

К тому времени, когда они подъехали к перевалу, снег уже валил сплошной стеной. Увы, если бы только дело ограничивалось этим! С перевала, завывая, порывами налетал ледяной северо-западный ветер, закручивая снежный занавес в настоящую снежную бурю. Веспасиан остановил колонну и наклонился к ехавшему рядом Тиносу.

— Что скажешь, декурион? — крикнул он ему на ухо, пытаясь перекричать завывания ветра. — Может, стоит вернуться и поискать укрытие, чтобы там переждать, когда стихнет буря? Или все-таки лучше двигаться вперед?

— Метель может продлиться как несколько часов, так и несколько дней, — крикнул в ответ Тинос. С его ресниц и ноздрей свисали крошечные сосульки. — Если мы останемся ждать, нас может занести с головой, и тогда мы наверняка замерзнем насмерть. Так что выбор у нас невелик — или вернуться назад, или идти вперед. Длина перевала всего пять миль. Если нам повезет, мы пройдем его меньше, чем за пару часов.

Веспасиан поднес ко рту посиневшие от холода руки и подул на них, вглядываясь в снежную пасть перевала. Впереди виднелась лишь плотная стена падающего снега, но он знал, что дорога через перевал ведет прямая, причем не более тридцати шагов в ширину, так что потеряться там невозможно. И он принял решение. Тинос прав, сейчас для них самое главное — не останавливаться, а все время идти вперед.

И он приказал:

— Вперед!

Тинос кивнул и подал всем пример. Веспасиан был вынужден несколько раз поддать в бока своему скакуну, чтобы тот тронулся с места. Усталый конь недовольно прижал уши, однако был вынужден подчиниться хозяину.

Через несколько сот шагов, каждый из которых давался ценой упорной борьбы со снегом и холодом, Веспасиан заметил, что его пытается нагнать какой-то всадник. Приглядевшись, он узнал Цела.

— Это безумие! — крикнул занесенный снегом центурион. — Мы должны повернуть назад!

— Пожалуйста, центурион, если хочешь, возвращайся, но мы идем вперед.

Цел поравнялся с ним и поехал рядом.

— Но зачем? К чему такая спешка? Нам ничто не мешает вернуться в лагерь, а когда метель стихнет и перевал будет свободен, предпринять новую попытку.

— Перевал может открыться лишь через пару недель, если не через месяц, — крикнул в ответ Веспасиан, заставляя лошадь преодолевать снежные заносы. — Мы должны пробиться на ту сторону.

— Прошение легионеров Помпонию может подождать. Скажи, зачем тебе подвергать риску жизни людей из-за такой мелочи?

Веспасиан понял, что ответа на этот вопрос у него нет. По крайней мере, ответа, который бы удовлетворил Цела. И ему ничего не оставалось, как прибегнуть к начальственному тону.

— Скажи, центурион, когда ты наконец перестанешь требовать отчета у своего командира? Клянусь богами, я разжалую тебя в рядовые, кто бы там ни стоял за тобой.

Цел смерил его пристальным взглядом, в котором читалось подозрение.

— Только не надо меня запугивать, — произнес, и рука его легла на рукоятку меча. — Лучше скажи, что ты задумал, Веспасиан?

— На твоем месте, Цел, я бы не стал этого делать, крикнул за его спиной Магн, плашмя прижимая к бедру центуриона ледяной меч. — Мне ничто не мешает пустить в ход оружие, ведь я, в отличие от тебя, не связан армейской дисциплиной

Цел резко обернулся к нему.

— В таком случае я бы не советовал тебе встревать между двумя военными. Это наше армейское дело.

— Может, оно и так, но мой меч по-прежнему лежит на твоем бедре, и стоит ему соскользнуть, как он распорет тебе ногу, причем в том месте, откуда кровь обычно вырывается фонтаном. Если же учесть нынешний мороз, то ты отдашь концы еще до того, как попадешь в руки лекаря.

— Ты вздумал мне угрожать?

— Отнюдь, у тебя ведь тоже в мыслях не было угрожать трибуну.

Цел вернул свой наполовину вытащенный меч обратно в ножны и повернулся к Веспасиану.

— Как только мы доберемся до Мезии, — вернее, если мы туда доберемся, — я доложу о твоем безрассудстве Поппею, — злобно бросил он и повернул коня обратно.

— Ничуть не сомневаюсь, центурион! — крикнул ему в спину Веспасиан. — Причем не только ему. Хотя легат легиона — Помпоний, и по идее первым ты должен доложить ему, но, как я понимаю, у тебя другие связи.

Услышал Цел эти его слова или нет, когда снова занял свое место в колонне, этого Веспасиан не знал. Впрочем, это было ему безразлично. Зато он мысленно отругал себя за то, что дал центуриону понять, что у него имеется некий, не известный тому мотив.

— Когда я заметил, как он подъехал к тебе, то подумал, что будет лучше, если я на всякий случай его догоню, — крикнул ему Магн, также убирая в ножны свой меч.

— В этом не было необходимости, — сердито отозвался Веспасиан. — Все в порядке.

— Отлично, в следующий раз, когда я увижу, как центурион тянется за мечом, чтобы замахнуться на трибуна, я решу, что все в порядке и в моей помощи нет необходимости.

Веспасиан отвернулся, злясь на самого себя за то, что выплеснул раздражение на друга. Стиснув зубы и сощурившись от ледяного ветра, он сосредоточил внимание на дороге. Снег уже доходил лошадям почти до колен. Животные заметно выбились из сил и передвигались с великим трудом. Веспасиан поравнялся с Тиносом.

Сколько, по-твоему, мы прошли? — крикнул он ему. Голос его был едва слышен, заглушаемый порывами ветра.

— Примерно милю.

— Значит, нам осталось еще четыре, а так как снег и не думает стихать, то я начинаю сомневаться в том, что мы сумеем их преодолеть.

— Я знаю лишь одно: если снег будет лошадям выше, чем по колено, нам всем придется спешиться и вести их за собой, причем в любую сторону.

Сказав эти слова, Тинос неожиданно дернулся и с удивлением посмотрел на стрелу, которая застряла в его груди. Из ноздрей и уголков рта декуриона показались ручейки крови, и в следующий миг он соскользнул на землю.

Веспасиан резко развернул свою лошадь.

— Назад! Засада! — проревел он, скорее почувствовав, нежели увидев, — как слева от него всего лишь на расстоянии нескольких пальцев пролетела еще одна стрела. Ни Магна, ни Сабина долго уговаривать не пришлось, поскольку оба видели, как упал Тинос. Но позади них колонна являла собой сущий хаос. Цел, четыре легионера и первые иллирийцы моментально подчинились его приказу, однако на них сзади напирали те, кто шли следом, но из-за воя ветра ничего не расслышали.

— Всем развернуться и, держа дистанцию, двигаться назад! — крикнул Веспасиан, пытаясь пробиться сквозь возникшую давку. Рядом с ним в одного из легионеров сзади вонзилась стрела, выбив его из седла. Лишившись седока, испуганная лошадь с громким ржанием встала на дыбы, перебирая в воздухе передними ногами. При этом она копытами задела голову какого-то солдата, и тот без чувств рухнул в снег.

На глазах у Веспасиана ситуация выходила из-под контроля. Передние ряды были охвачены паникой, задние продолжа ли напирать. Вытащив охотничий лук, он вставил в него стрелу и огляделся по сторонам, пытаясь угадать, где мог затаиться враг. Увы, он ничего не увидел, кроме плотной стены снежных вихрей. В следующий момент рядом с ним с луком в руке вырос Ситалк.

— Почему вы не повернули назад?! — накинулся на него Веспасиан.

— Потому что на нас напали сзади, трибун. Не могу точно сказать, откуда, но одного из своих воинов я уже потерял.

И тогда до Веспасиана дошла страшная правда: они угодили в западню, зажатые посреди ущелья двумя затаившимися лучниками. Они не могли сдвинуться ни вперед, ни назад, не теряя при этом своих товарищей.

— Всем спешиться и отойти к краю дороги! — приказал он, перекрикивая ветер, и первым соскочил на землю. Постепенно его приказ достиг хвоста утратившей порядок колонны. Всадники соскочили с лошадей и бросились искать укрытие под отвесными стенами ущелья. Преодолев высокие, по колено, сугробы, Веспасиан, надрывно дыша, прижался спиной к каменной стене рядом с Целом и еще тремя легионерами. В безумном вихре снежинок дыхание вырывалось у него изо рта туманным облачком.

— Ну что, ты все равно считаешь себя правым? — злобно бросил ему центурион. — Твоя спешка теперь стоит нам человеческих жизней.

— Сейчас не время для упреков, центурион. Если мы хотим выбраться отсюда живыми, мы должны быть заодно.

— Лично я не против унести отсюда свою задницу. Вот только как?

Веспасиан не стал с ним спорить. В конце концов, ведь это он привел их сюда, наивно полагая, что из-за метели геты находятся с ними примерно в равном положении. Как оказалось, он ошибался, и теперь его священным долгом было спасти жизни своих воинов.

Вскоре к ним присоединились Сабин, Магн и еще пара солдат, а вот третий не успел добежать, пронзенный стрелой в шею всего в паре шагов от заветного укрытия. Истекая кровью, он рухнул в снег, который тотчас окрасился в алый цвет.

Судя по тому, откуда прилетели стрела, Веспасиан сделал вывод, что стреляющий находится прямо над ними.

— Они. должно быть, совсем рядом, раз могут выбирать себе цель даже в такую метель, — предположил Магн, стараясь отдышаться.

— Мне случалось попадать в такие метели, когда я служил в Паннонии, — произнес Сабин, когда к ним, используя в качестве живого щита лошадей, подбежали Ситалк, Артебудз и остальные фракийцы. — Сверху все видно гораздо лучше, нежели когда смотришь снизу вверх: снег почти не попадает в глаза и поэтому не слепит.

— В таком случае нам нужно оказаться выше их, — сделал вывод Веспасиан. — Ситалк, ты и твои воины, возьмите луки. Скажи, с какой стороны летели стрелы в тыл колонне?

— С другой стороны, господин, — отвечал фракиец, приторачивая к поясу колчан. Другие воины последовали его примеру, после чего отстегнули от седел луки.

— Проклятье, эти ублюдки все хорошенько продумали. Нам придется разделиться на две части. Со мной пойдут Артебудз, Ситалк и Магн. Мы возьмем на себя гета, что засел на той стороне. Ты, — обратился он к Сабину, — бери остальных фракийцев и постарайся убить того, что над нами.

Стоявший рядом Цел вопросительно посмотрел на Веспасиана. Центурион открыл было рот, чтобы что-то сказать, но, видимо, передумал. Сабин усмехнулся.

— Ладно, братишка, устроим с тобой бег наперегонки.

— Можешь называть это как угодно, Сабин, но нам нужно покончить с ними до того, как нас окончательно занесет снегом. Снова встречаемся в этом самом месте, и хочу предупредить: тому, кто придет последним, мало не покажется, — глядя на брата, Веспасиан позволил себе мрачную улыбку, а затем повернулся к Целу.

— Ты бери легионеров и продолжай двигаться вперед. Найди лошадей, на которых прискакали сюда эти ублюдки, и приведи их сюда. Геты наверняка оставили коней дальше по перевалу, потому что по пути они нам не встретились. Выше они их тоже увести не могли, потому что склоны слишком крутые.

Цел не стал спорить и, стараясь держаться как можно ближе к каменной стене, повел людей за собой. Два всадника из вспомогательного отряда вопросительно посмотрели на Веспасиана, ожидая, какой последует приказ.

— Вы двое найдите как можно больше своих товарищей, затем разделитесь на звенья и соберите наших лошадей, Веспасиан указал на нескольких лошадей, что бесцельно бродили возле мертвых тел. — Об этих можете не беспокоиться, иначе получите стрелу в спину. Эти отсюда никуда не уйдут. Мне нужны те, что убежали, либо вперед, либо назад. Вы меня поняли?

Два иллирийца отсалютовали и принялись пробираться вперед. Веспасиан повернулся и бросил взгляд в противоположном направлении.

— Давайте, пора с этим делом кончать.

Идти вниз было гораздо легче, поскольку ветер и снег теперь подгоняли их в спину. Увы, усталость и холод постепенно начали брать над ними верх. Хотя на ногах у всех под сандалиями были шерстяные носки, а сами ноги перед выездом они обильно смазали свиным жиром, к этому времени ступни успели буквально заледенеть. Кое-как преодолев двести шагов по сугробам, постоянно помня о том, что с противоположной стены ущелья в любое мгновение может прилететь стрела, они прошли мимо мертвой лошади, чей темный силуэт уже едва вырисовывался под снегом. По прикидкам Веспасиана они прошли дальше того места, где засел второй гет. Оставив за спиной ненадежное укрытие каменной стены, они совершили пробежку до противоположной. Для этого им пришлось довольно комично задирать ноги, чтобы как можно быстрее преодолеть высоченные сугробы, которые успел намести пронизывающий северный ветер. И все это время они подставляли себя под стрелы, причем с обеих сторон ущелья. Оглядевшись по сторонам, они обнаружили место, где каменная стена была не такой крутой и где по ней можно было взобраться наверх.

— Я пойду первым, — произнес Веспасиан.

Вперед шагнул Артебудз.

Господин, я родом из горной страны, из провинции Норик. Я умею карабкаться по горам и знаю, как в них охотиться. Так что впереди пойду я.

Веспасиан с готовностью согласился.

Отлично. Нам нужно вскарабкаться как можно выше, чтобы перевал не был виден. Тогда мы точно будем знать, что стрелок где-то под нами, и парами начнем осторожно спускаться вниз.

И Артебудз повел их за собой в горы. Веспасиан следовал за ним вверх по коварному подъему. Зубы его стучали от холода. пальцы онемели и утратили чувствительность. Он поймал себя на том, что с трудом поспевает за опытным горцем, который, невзирая на ледяной ветер и снег, ловко карабкается от одного уступа к другому. По мере того как они карабкались выше, ветер усилился и нещадно трепал его плащ, который теперь развевался, наподобие мокрого паруса, своим весом увлекая его вправо и грозя сбить с ног. Стиснув зубы и собрав в кулак остатки сил, Веспасиан напряг мышцы на руках и ногах и продолжал тянуть и толкать свое окоченевшее тело все выше и выше.

Время от времени он отваживался посмотреть вниз, мимо Магна и Ситалка. И хотя противоположной стены ущелья не было видно из-за плотной пелены снега, дорога, что пролегла по его дну, просматривалась неплохо. Сабин был прав. Если смотреть вниз во время метели, то видимость действительно намного лучше, нежели когда смотришь вверх. Карабкаясь вверх, Веспасиан поймал себя на том, что по-своему восхищен ловкостью лучников-гетов, которые, несмотря на сильный боковой ветер, ловко поражали свои цели. В следующую минуту он понял, что боковому ветру он обязан и своей жизнью. Та первая стрела предназначалась отнюдь не Тиносу, а ему. При этой мысли он пробормотал благодарственную молитву Фортуне за то, что та хранит его от смерти.

Когда они поднялись чуть выше, перевал исчез в белой мгле. Веспасиан велел отряду остановиться.

— Думаю, этого достаточно, — произнес он, громко втягивая в себя острый, как бритва, ледяной воздух, которого так жаждало его тело после крутого подъема. — Мы с Артебудзом пройдем чуть выше, после чего вернемся обратно. Магн, вы с Ситалком оставайтесь на этом уровне и двигайтесь за нами, держась на небольшом расстоянии.

Было видно, что Магн не слишком обрадован тем, что его оставляют одного в обществе огромного фракийца на скользком каменном склоне. Ситалк это тоже заметил, и его физиономия расплылась в довольной ухмылке.

— Не беспокойся, римлянин, пока мы в этом походе, тебе ничего не грозит. Кроме того, от тебя может быть польза. Вдруг я сорвусь, и тогда за кого мне хвататься, как не за тебя?

— Да уж какая от меня польза, — с невинным видом улыбнулся Магн. — Можно подумать, я не видел, как стремительно и как тяжело ты падаешь.

Ситалк ухмыльнулся. Как ни зол он был на Магна, но хорошую шутку оценил.

— Думаю, что к концу похода вы будете не разлей вода, — заметил Веспасиан, разминая затекшие ноги. — А теперь давайте вперед, пока мы не отморозили себе яйца.

Превозмогая себя, он вскарабкался вслед за Артебудзом еще на пятнадцать римских футов, после чего они крадучись двинулись к тому месту, где по их расчетам притаился гет. Артебудз держал наготове лук и, пока они спускались вниз, то и дело целился им в разных направлениях. Его ловкость и богатый опыт охоты в гористой местности позволяли ему держаться на ногах — в отличие от Веспасиана. Тот, чтобы сохранить равновесие, то и дело был вынужден прибегать к помощи рук. Хватаясь правой то за один, то за другой каменный выступ, он крепко сжимал в левой лук со вставленной в него стрелой. Бросив взгляд вниз, он увидел, как Магн и Ситалк с трудом пробираются дальше по горному склону.

Спотыкаясь, они преодолели еще пятьдесят шагов. Внезапно ветер начал стихать и снег уже почти не летел параллельно земле. Видимость улучшилась настолько, что вскоре стаз виден противоположный склон, а также мертвые тела внизу, в ущелье. Сделав еще несколько шагов, Артебудз замер на месте, присел на корточки и указал на свой нос.

— Я его чую, — взволнованно прошептал он. — Ветер приносит его запах.

Веспасиан дал команду Магну и Ситалку остановиться и присесть, после чего втянул в себя морозный воздух. В следующий момент его ноздри уловили пусть слабый, но все тот же «букет» ароматов, который исходил от мертвого гета в лесу.

— Сколько до него?

Артебудз указал прямо перед ними.

— Что это там такое, всего в тридцати шагах от нас?

Веспасиан проследил глазами, куда указывал палец Артебудза. Сначала он ничего не увидел сквозь пелену снежных хлопьев, однако затем его глаза выхватили какое-то движение, как будто слегка встрепенулся снежный сугроб. Спустя еще несколько мгновений он различил на склоне горы рядом с огромным валуном небольшой ком, размером с человека, причем ком этот имел два разных оттенка — чисто-белого, что было свежевыпавшим снегом, и чуть более темного, желтоватого, что могло быть только шерстяной тканью.

Веспасиан кивнул Артебудзу. Они оба прицелились и выстрелили. Их стрелы впились прямо в середину этого кома и исчезли в его глубине. От удара скопившийся снег осыпался, открыв взгляду походное укрытие из белого шерстяного одеяла, наброшенного на шест.

— Проклятье! — выругался Веспасиан и даже сплюнул. И тотчас понял свою ошибку: выпустив стрелы, они выдали себя тому, кто сейчас прятался по ту сторону валуна. — Всем на землю! — проревел он, как только из-за валуна вырос стрелок-гет. Выпущенная им стрела вонзилась в снег в то самое место, где еще мгновение назад стоял Веспасиан.

Пойманный на открытом склоне, не имея никакого укрытия, Веспасиан понимал, что выбора у него нет.

— Нацель лук туда, откуда он только что появился, и прикрывай меня, — приказал он Артебудзу. — Я пойду вперед.

Оставив свой лук на снегу, он отстегнул от пояса меч, дал знак Магну и Ситалку, чтобы те обходили валун, а сам ползком двинулся к нему по мокрому снегу.

К тому моменту, когда он преодолел половину расстояния, одежда на нем промокла насквозь, а бронзовая кираса сделалась ледяной, отнимая у него последние остатки тепла. что еще сохранились в его теле. Зато он подкрался к лучнику довольно близко. хотя тот мог заметить его, лишь выпрямившись во весь рост. В этом случае гета подстерегала стрела Артебудза и верная смерть.

И Веспасиан решил рискнуть и бегом преодолеть оставшийся отрезок пути. Пара мгновений, и он добежал до валуна. Одновременно в воздухе пропели сразу две стрелы, которыми обменялись Артебудз и гот. Магн и Ситалк находились ниже, почти на одном уровне с ним, и осторожно подбирались ближе, чтобы по возможности вести прицельный обстрел. К этому времени ветер практически стих, и на горный склон опустилась звенящая тишина. Исходивший от гета запах был воистину тошнотворен. Затаив дыхание, Веспасиан принялся осторожно спускаться по склону в обход валуна. В какой-то момент он остановился и мысленно подготовил себя к близкой схватке. Сжав рукоятку меча, он кивнул Магну и Ситалку. Тс тотчас прыгнули вперед и. быстро выпустив по стреле, снова распластались на снегу. В следующий миг в ответ на их выстрелы пропела тетива вражеского лука. Веспасиан выскочил из-за валуна и набросился на гета как раз в тот момент, когда тот вытаскивал из колчана очередную стрелу. Не успевая вытащить кинжал, гет ткнул наконечником стрелы Веспасиану в грудь. Металл со звоном уперся в бронзовую кирасу. В свою очередь Веспасиан устремился вперед и с силой вогнал гладий лучнику под ребра. От столкновения наконечник соскользнул и впился Веспасиану в левое плечо до самой кости. Он тотчас весь передернулся от боли, однако остановился лишь тогда. когда острие его меча пронзило сердце противника. Он понял это, когда рука обагрилась горячей кровью его врага. Гет вскрикнул, обдав Веспасиана своим зловонным дыханием, отчего тому едва не стало дурно. Затем оба повалились в снег.

— Господин, с тобой все в порядке?

Первым к нему подбежал Магн, вслед за ним — Ситалк. Вдвоем они оттащили Веспасиана от мертвого гета.

— Если не считать наконечника стрелы в плече, то да, ответил он, когда к ним присоединился Артебудз. Посмотрев на стрелу, бывший раб с силой ее дернул. Вышла она легко, хотя и болезненно. Кость не позволила наконечнику впиться глубже в мягкие ткани, откуда ее вытащить было бы гораздо труднее.

Тем не менее из раны текла кровь. Артебудз сгреб пригоршню снега.

— Подержи у плеча, пока мы не спустимся вниз. Там я смогу перевязать твою рану, — сказал он, прижимая ком снега к левому плечу Веспасиана. Тот внял его совету. Впервые за весь день снег принес ему облегчение от страданий. Кровотечение остановилось, боль утихла, правда, все плечо потеряло при этом чувствительность. Веспасиан посмотрел на мертвого гета, что лежал у его ног. Его серые, но, увы, незрячие, глаза были устремлены в небо, с которого по-прежнему падал снег. Снежинки падали ему на ресницы, а его губы, едва видные из- под густой черной бороды, успели посинеть. Поверх одежды на плечи было накинуто белое одеяло с дыркой для головы посередине, правда, теперь оно было все в крови. К шапке был пришит кусок белой ветоши, что делало его практически незаметным на фоне снега.

— Что ж, ловко придумано, — восхитился Веспасиан. — Неудивительно, что мы их не видели. А теперь нам пора вниз. Интересно, как там дела у Сабина?

С этими словами он мыском ноги приподнял край одеяла и накинул его мертвецу на лицо. Он уже повернулся, чтобы уйти, однако взгляд его упал на странную вещь, которая теперь торчала наружу. Он тотчас опустился на колени и задрал края одеяла выше. Под плотной тканью обнаружился цилиндрический футляр из красной кожи.

— А это у него откуда? — воскликнул Веспасиан, беря в руки загадочную вещицу.

— Похоже на футляр для военных депеш, — предположил Магн, также озадаченный находкой. — Зачем он понадобился этим дикарям? Какая им от него польза? Они ведь не умеют читать.

— Кстати, ты тоже.

— Согласен.

Должно быть, они отняли его у наших курьеров, которых перехватили в лесах. Пет рассказывал мне о них. Ладно, потом глянем, что там внутри. А пока пойдемте, — с этими словами он сунул футляр себе за ремень и осторожно двинулся вниз по крутому, засыпанному снегом склону.

Снегопад тем временем прекратился, а к тому моменту, когда они спустились вниз, среди туч показались просветы. Иллирийские всадники — те из них, что остались в живых, — закончили собирать лошадей. Цел и три легионера тоже вернулись, причем не с пустыми руками: они привели с собой вражеских скакунов. Это были крепкие, выносливые лошадки с густой, жесткой шерстью.

Артебудз тем временем взялся обрабатывать Веспасиану рану и уже почти закончил с этим делом, когда вернулись Сабин и фракийцы.

— Ну как? Все успели? — клацая зубами, спросил Веспасиан у брата. Возбуждение и горячая кровь близкого боя успели остыть, и теперь все вновь продрогли до самых костей, даже несмотря на то, что в просветах между туч показалось солнце.

— Почти. Но я всегда говорю, «почти — это уже хорошо». А вообще ублюдок оказался еще тем хитрецом, из-за него мы едва не потеряли Бризоса, — ответил Сабин, указывая на рыжебородого товарища Ситалка, растянувшего губы в злобной ухмылке.

— Просто Дренису и Цилесу не помешало бы чаще упражняться в стрельбе из лука. — Двое его темноволосых соотечественников виновато потупили глаза. — Лишь один из них сумел попасть в этого вонючего ублюдка, прежде чем я окончательно уложил его, подкравшись сзади. Его рану даже нельзя было назвать раной, так, жалкая царапина, и он сражался, как лев. Впрочем, я все равно его одолел, этого вонючего идолопоклонника.

С этими словами Бризос поднял окровавленный скальп, что болтался у него на поясе.

— Идолопоклонника? — Веспасиан вопросительно посмотрел на фракийца. — Мне казалось, что все ваши племена поклоняются одним и тем же богам.

— Только не геты, — ответил Бризос и сплюнул. — Они отринули наших богов, кроме одного Залмоксиса. Идиоты, как может быть всего один бог?

— Что же тогда делает у них ваш верховный жрец?

— Этого мы не знаем и не хотим знать, — ответил Ситалк и тоже сплюнул. — Но то, что он подался к ним, делает его в наших глазах изменником и вероотступником, и нам он больше не страшен.

Веспасиан кивнул и приказал привязать мертвых — а таковых было семеро — к запасным лошадям. Как только они преодолеют перевал, их тела будут преданы огню. Садясь в седло, он почувствовал, что хотя бы одной заботой у него стало меньше. В душе он опасался, что когда дело дойдет до последней схватки, Ротек поселит в сердцах фракийцев страх перед их богами, и те не позволят ему схватить перебежчика-жреца. Веспасиану было известно, что фракийские боги весьма кровожадны и с ними лучше не связываться.

Наконец колонна снова двинулась в путь, а поскольку погода на глазах менялась к лучшему, то вскоре они уже с приличной скоростью двигались через перевал, среди увенчанных снежными шапками гор. Вскоре эти горные пики величественно сверкали на фоне чистого, без единого облачка, лазурного неба. Подъезжая к концу перевала, Веспасиан, ехавший между Сабином и Магном, вспомнил про футляр с депешами и вытащил его из-за пояса.

— Что это? — удивился Сабин.

— Не знаю, мы нашли его на лучнике, — ответил Веспасиан, снимая крышку, и вытряхнул свиток, который тотчас упал ему на колени. Он осторожно взял его в руки и посмотрел на печать. — «Тиберий Клавдий Нерон Германик», — прочел он вслух. — О боги, ведь это же сын Антонии!

— Он законченный идиот, или, по крайней мере, притворяется таковым, — проворчал Сабин. — Впрочем, думаю, ты согласишься с тем, что для того, чтобы изображать из себя идиота, в первую очередь нужно им быть. По крайней мере, так утверждает Антония.

— Кому же он пишет? — спросил Магн, вытягивая шею, чтобы рассмотреть печать.

Сабин посмотрел на Веспасиана.

Есть только один способ это узнать. Скажи, братишка, тебе хватит духа вскрыть личное послание члена императорского семейства?

Веспасиан на мгновение задумался.

— Как мы узнаем, кому оно адресовано, если не вскроем его?

С этими словам он сломал печать, быстро пробежал глазами свиток и присвистнул.

— Ну? — спросил его Магн.

— Оно адресовано Поппею, но подпись под ним не Клавдия, а некоего Ботера. Более того, не считая приветствия и подписи, само письмо зашифровано.

— А вот это уже интересно, — задумчиво произнес Сабин. — Ботер — из числа вольноотпущенников Клавдия. Лично я с ним ни разу не сталкивался, а вот Палл с ним знаком. Несколько лет назад Ботер обрюхатил первую жену Клавдия. Как ни странно, тогда Клавдий ничего ему за это не сделал. Теперь мне понятно, почему. Значит, Ботер у него в руках, и Клавдий может вертеть им и так и этак, проворачивая свои темные делишки. Если что-то пойдет не так, он всегда может свалить все на Ботера, мол, тот затаил на него обиду и теперь пытается мстить. Ботер наказан, Клавдий отмщен, и никто ничего не заподозрил. Что ж, очень даже хитро.

— А тебе не кажется, что вольноотпущенник мог действовать за спиной Клавдия? — предположил Магн.

— Не исключаю. По словам Палла, честолюбия Ботеру не занимать, — Сабин умолк и на мгновение задумался. — И все же сомневаюсь, что ему хватило наглости воспользоваться печатью Клавдия. Скорее всего, это письмо написано с его прямого согласия. С другой стороны, поскольку оно запечатано его печатью, но под ним не стоит его подпись, оно одновременно и подлинное, и подложное. Так что, вероятно, не такой уж Клавдий идиот, как о нем думают. И если мы хотим узнать правду, то должны сохранить это послание, чтобы показать его Антонии, когда прибудем в Рим. Надеюсь, Палл сможет его расшифровать.

— Но зачем ему отправлять Поппею зашифрованное письмо. если он действует заодно с ним и с Сеяном? — задался вопросом Веспасиан, возвращая свиток в футляр.

Их колонна уже достигла конца перевала и начала спускаться с него. Далеко внизу под ними и линией снега простирались поросшие лесом холмы Мезии.

— Что ж, нельзя исключать и такую вероятность: как племянник императора и брат Германика, которого Тиберий назвал в качестве своего наследника, исходя из условий договора, заключенного с Августом, Клавдий весьма близок к тому, чтобы унаследовать трон, особенно если Сеян ему в этом поможет.

— А зачем Сеяну это нужно?

— Затем, что, по всей видимости, он считает, что Клавдий — слабовольный дурак, которым можно вертеть и так и этак, что, кстати, он уже и делает.

— Это как же?

— Клавдий с первой женой — Плавцией Ургуланиллой — развелся, поскольку та родила дочь от Ботера. Затем спустя два года Тиберий потребовал, предполагаю, с подачи Сеяна, чтобы Клавдии женился снова, на сей раз — на женщине по имени Элия Петина.

Веспасиан нахмурился. Это имя он слышал впервые.

— И?

— В то время никто по этому поводу не задумывался, потому что все считали Клавдия недалеким. Но родители Элии умерли, когда она была еще совсем юной, и потому ее воспитанием занимался Луций Сей Страбон.

Веспасиан вытаращил глаза.

— Так ведь это же отец Сеяна!

— Верно, братишка, — отозвался Сабин. — Отец Сеяна, а значит, Элия приходится тому приемной сестрой, а Клавдий — шурином. И случись так, что Клавдий взойдет на трон, Сеян тотчас станет его законным наследником.