Палач Рима

ГЛАВА 10

РИМ,

июль 30 года н. э.

Наконец их трирема пристала к одному из деревянных пирсов в порту римского пригорода Остии, этой ненасытной глотки Вечного города. В нос Веспасиану тотчас же ударил букет самых разнообразных запахов. Свежий, соленый морской воздух смешивался с малоприятным душком, которым тянуло от Тибра, изрыгавшего в Тирренское море нечистоты большого города, что раскинулся в двадцати милях выше по течению. К нему примешивалась вонь разлагающихся трупов животных, что покачивались на волнах между кораблями и причалом. Иногда порывы ветра доносили аппетитные ароматы скворчащей на углях свинины, цыпленка и колбасок. Всю эту снедь жарили здесь же, на многочисленных жаровнях, специально в расчете на изголодавшихся матросов, которым до смерти надоело жевать заплесневелый хлеб, запивая его кислым вином и затхлой водой. Неподалеку с сирийского корабля сгружали мешки с душистыми специями — корицей, гвоздикой и шафраном, привезенными из Индии, а может, из еще более далеких стран. Рядом с сирийским судном стояли другие, прибывшие из Африки и Лузитании с грузом гарума, ядреного соуса, который изготавливался из протухших рыбных кишок. Чуть дальше надушенные шлюхи предлагали немытым матросам любовные утехи. Провонявшие чесноком портовые грузчики выполняли распоряжения надушенных лавандой купцов. Взмыленные лошади и мулы тащили телеги, груженные мешками сушеных абрикосов, фиг, фиников и изюма. А еще тут пахло тухлой рыбой, свежим хлебом, потными рабами, прокисшим вином, старой мочой, сушеными травами, жареным мясом, конопляными канатами, трюмом и нагретым деревом. Неудивительно, что от этой невообразимой смеси запахов у Веспасиана закружилась голова, пока он стоял, наблюдая, как фракийские матросы под умоляющие выкрики Раскоса быть осторожнее — закрепляют причальные концы и сходни.

— Порой мне казалось, что я уже никогда не вернусь сюда, — признался Магн, становясь рядом с ним у перил. — И вот теперь не верю собственным глазам. Хотя это точно Остия.

— Никогда здесь раньше не был, и потому полагаюсь на твое слово, — ответил Веспасиан, улыбаясь другу. Как и Магн, он был несказанно рад, что наконец оказался дома.

Тем более что путь сюда лежал непрямой, главным образом из-за трудностей, которые, впрочем, можно было предвидеть, и самая главная из них — как накормить такое количество ртов. Провизии, которую они нашли на триреме, хватило лишь на несколько дней, и хотя благодаря звонкой монете, которую Раскос хранил в своем окованном железом ларце, они по пути покупали в портах горох и сушеную свинину, тем не менее время от времени им приходилось на один-два дня делать остановку, они подплывали к берегу и отправлялись охотиться, чтобы накормить, пусть и не досыта, триста пятьдесят голодных ртов. В результате путь от Киферы до Остии занял почти месяц, то есть гораздо дольше, чем они предполагали, но, по крайней мере, плавание прошло гладко, без происшествий.

Как только корабль остановился у причала, Раскос, растолкав столпившихся на палубе зевак, подошел к Веспасиану.

— Итак, мой юный друг, кажется, нам пора попрощаться, — сказал старый триерарх, вытирая со лба пот. Нелегкая это работа — командовать нерадивыми матросами. — Хотя как теперь я вернусь домой, ума не приложу, ведь я истратил все золото, которым царица снабдила меня для обратного пути.

— Ничего, боги позаботятся, — сорвалось с языка Веспасиана, но он тут же пожалел о своих словах.

На его счастье, Раскос пропустил его колкость мимо ушей. Наоборот, даже кивнул в знак согласия.

— Ты прав. Так оно и будет.

Внезапно с причала донесся какой-то шум и сердитые крики. Это к их кораблю сквозь толпу прокладывали себе путь двадцать вооруженных мужчин. Хотя военной формы на них не было, тем не менее вид у них был воинственный: у всех до одного на поясе висел короткий меч-гладий. По их дорогим туникам и некоей общей холености нетрудно было догадаться, что эти красавцы имеют прямое отношение к преторианской гвардии.

— Нас предали! — это первое, что пришло на ум Веспасиану, и он нервно покосился на Сабина и Магна, которые, услышав шум, встали с ним рядом.

Тем временем гвардейцы дошагали до сходней и их командир, высокий, жилистый человек с каштановыми волосами и нездоровой кожей, жестом велел им остановиться. Из их гущи вперед выступил богато одетый бородатый грек.

— Добро пожаловать домой! — воскликнул он, поднимаясь на борт по крутым сходням.

— Палл! — не поверил собственным глазам Веспасиан. Он никак не ожидал увидеть в порту управляющего Антонии. — Как ты узнал, что мы прибыли в Остию?

— Никак, — ответил Палл, отвешивая низкий поклон. — Вот уже десять дней, как я жду вас здесь — с того самого дня, как к Антонии прибыл, разумеется, сушей, посыльный от царицы Трифены. От него мы узнали, что в конце мая вы покинули Томы. Моя госпожа тотчас отправила меня сюда, чтобы, как только вы прибудете, сопроводить вас и нашего общего друга в Рим.

— Так это наш эскорт? — уточнил Сабин, подозрительно глядя на фалангу гвардейцев на причале.

— Да, господин. Позднее я вам все объясню, когда вокруг нас не будет столько посторонних ушей, — Палл кивком указал на матросов и бывших рабов, что, разинув от любопытства рты, столпились на палубе.

— Буду ждать этого момента с нетерпением, — холодно ответил Сабин.

— Эй, нечего пялиться, живо за работу! — гаркнул на матросов Раскос.

— А ты. как я полагаю, и есть благородный триерарх. — с поклоном обратился к нему Палл. как только матросы вновь забегали по палубе

— Да. господин. Раскос мое имя. — растерянно ответил капитан. не привыкший к стать церемонному обращению.

— Прошу тебя, не величай меня «господин», я самый простой раб.

Веспасиан и Сабин переглянулись. В Падле не было ничего от «простого раба».

Раскоса же его слова окончательно сбили с татку.

— Прости меня, э-э-э…

— Не надо передо мной извиняться. Мое имя Палл.

— Палл. — быстро повторил Раскос. — Спасибо за…

Управляющий вопросительно выгнул бровь. Раскос осекся на полуслове.

— Моя хозяйка, высокородная Антония, велела мне известить тебя о том. триерарх Раскос, что ты отправишься в обратное плавание целиком и полностью за се счет. У меня с собой ее расписка эдилу порта, в которой она гарантирует оплату всех твоих расходов.

— Хвала богам! — Раскос воздел ладони и обратил лицо к небу. — Передай мои слова благодарности твоей доброй хозяйке, высокородной Антонии, господин э-э-э… Палл. Теперь я перед ней в неоплатном долгу.

Сказав это, капитан отвесил поклон, однако тотчас понял свою ошибку и, поспешив выпрямиться, удалился, вознося на ходу слова благодарности самым разным богам, имена которых он только мог вспомнить, а таковых было немало.

Веспасиан не сомневался, что этот разговор позабавил Палла, хотя и не смог бы обосновать это подозрение, поскольку управляющий, как и всегда, был сама невозмутимость.

— Нам пора, господа, — поторопил он братьев с легкой ноткой нетерпения в голосе. — Нам никак нельзя мешкать, если мы хотим попасть в Рим засветло.

Примерно через час они уже были в пути. Попрощавшись с Раскосом, Гейдресом и Дренисом, они закрыли тряпкой Роте- ку лицо и отволокли жреца в крытую повозку, которая уже поджидала их на небольшом расстоянии от шумной гавани. Там же их ждали и верховые лошади. Братьев сопровождали Магн и Артебудз. Последний направлялся домой, в родные горы северной провинции Норик. Эти двое ехали в повозке, охраняя жреца.

— Надеюсь, ты понял, что это преторианцы, — сказал Палл братьям, когда они быстрой рысью выехали за ворота Остии. — Правда, не пешие, а конные, а их декурион, Марк Аррцин Клемент…

— Клемент? — перебил его Веспасиан. — Я слышал это имя раньше. Он был с Макроном и Гасдроном, когда те преследовали меня по Аврелиевой дороге. Макрон отправил Клемента на север с половиной конницы, чтобы они перегородили дорогу, а сам с остальными всадниками отправился на мои поиски в Косу.

— Да, Клемент предан нашему новому другу Макрону, — подтвердил Палл. — А еще он клиент Клавдия, сына моей госпожи.

— И как же так получилось? — Веспасиан был заинтригован таким поворотом событий.

— Просто он любитель делать ставки на скачках на темных лошадок.

— Думаю, есть разница, и немалая, между новичком и тем, у кого нет шансов на победу, — заметил Сабин.

— Я бы не сказал, что у Клавдия такого шанса нет, — с еле заметным раздражением возразил Палл. — Возможно, так считает его мать, равно как сам император и Сеян, но именно поэтому он до сих пор не выбыл из гонки. Согласен, возможно, на первый взгляд он человек не слишком большого ума, причиной чему заикание и хромота. Верно и то, что он имеет привычку говорить вещи, которые на публике совершенно не к месту, да и шутки его, как правило, крайне неудачны, хотя сам считает себя одним из записных остряков нашего времени. Но это не более, чем личина. На самом деле Клавдий честолюбив и жаден до власти, и я бы не советовал ему доверять. Ему не занимать ума, хотя и довольно сумбурного. Клавдий написал ряд обширных трудов на самые разные темы, причем некоторые из его работ, насколько мне известно, достойны похвалы.

— А ты бы сам поставил на него? — спросил Веспасиан. Слова Палла разожгли в нем еще большее любопытство.

Управляющий выразительно посмотрел на него.

— Все ставки на скачках имеют один недостаток, — ответил он. — Их можно сделать лишь до начала заезда. И, на мой взгляд, это самый неудачный момент в том, что касается ваших денег. Лично я предпочитаю делать ставку на финальном повороте, когда уже понятно, кто придет к победе. Такой подход имеет два существенных преимущества: ваши шансы на успех значительно возрастают, да и с деньгами вы расстаетесь лишь на короткий срок.

— Иными словами, Клемент будет вынужден ждать, прежде чем станет понятно, сорвал он куш или же остался в накладе, — с улыбкой подвел итог Сабин.

— Безусловно, но, как и любой разумный игрок, он обезопасил себя тем, что заодно сделал небольшую ставку на Калигулу. Он сопровождает его во время ночных вылазок по злачным местам, выручает из щекотливых ситуаций, если таковые случаются, а надо сказать, что случаются они довольно часто.

— Ничуть не сомневаюсь, — отозвался Веспасиан, вспоминая непомерные сексуальные аппетиты своего приятеля. — И Клемент при нем в роли стража.

— Можно сказать и так, и я готов поспорить, что и к вам он постарается втереться в доверие.

— А почему ты так думаешь?

— Потому что вы в фаворе у Антонии, а он приходится вам родственником, хотя и дальним. Но родство есть родство. Мать вашего отца и бабка Клемента имели общего деда, и я уверен, что он попытается этим воспользоваться.

— Что-то я не заметил семейного сходства, — скептически отозвался Сабин, с подозрением глядя на щуплого декуриона, что ехал впереди них. — Неприятный тип, если хотите знать мое мнение.

— Я бы воздержался, хозяин, от суждений о людях по их внешности, — холодно отозвался Палл, подводя под разговором черту.

Дальше Веспасиан ехал, погрузившись в молчание. С того момента как на горизонте замаячил итальянский берег, в его душе поселилось предвкушение новых встреч, и вот теперь оно бурлило внутри него, и он поймал себя на том, что не может думать ни о чем другом, кроме как о Ценис. Сегодня, через четыре года после разлуки, он вновь увидит ее. По крайней мере, он надеется на это. Ведь она наверняка до сих пор живет в доме Антонии? Он непременно с ней поговорит, улучит минутку, чтобы остаться с ней наедине, расцеловать, заключить в объятия. А если нет? Эти вопросы не давали ему покоя, и он не находил на них ответа. Ему оставалось лишь одно: ждать. Осознание того, что в данный момент он бессилен что-то изменить, повергало его в ярость. Веспасиан тщетно пытался думать о чем-то другом — родителях, поместье, дядюшке Гае, о Капри, мимо чьих скалистых берегов они проплыли накануне. Увы, мысли отказывались повиноваться ему и упрямо возвращались к Ценис. Внутренним взором он представлял, как она, в дрожащем свете лампы, сбрасывает с себя тунику. Увы, от этих мыслей предательская кровь тотчас прилила к его паху, и он был вынужден поправить на себе одежды.

— Думаешь о том, как дома снова воссоединишься с мулами, брат, — с издевкой заметил Сабин, чей зоркий глаз успел подметить это деликатное обстоятельство.

— Не твое дело! — огрызнулся Веспасиан, готовый от стыда провалиться сквозь землю.

— Я велел Клементу отправить вперед гонца, чтобы тот предупредил мою хозяйку о нашем возвращении, — произнес Палл, который тотчас понял, в чем дело. — Я уверен, там вас уже ждет вкусный ужин, а все обитатели дома будут выполнять свои обычные роли.

Довольный тем, что сегодня вечером он, по крайней мере, увидит Ценис, Веспасиан сконфуженно улыбнулся Паллу. Увы, лицо грека по-прежнему являло собой невозмутимую маску, как будто он не сказал ничего важного. Сабин сухо усмехнулся.

Когда их отряд процокал копытами по Палатинскому холму, уже начали сгущаться сумерки. Первое потрясение от шумных людских толп, как только они въехали в Рим, постепенно прошло. На Палатине людей на улицах стало меньше, зато дома сделались выше и роскошнее.

Печати Антонии оказалось достаточно, чтобы стражники городской когорты беспрепятственно пропустили их с их повозкой в ворота Рима. И это притом что в дневное время колесные средства передвижения в город не допускались. Следующие полчаса ушли у них на то, чтобы по запруженным людьми улицам преодолеть шумный Авентин и объехать стороной Большой Цирк. И вот, наконец, они были у подножия Палатина, где их путешествие завершилось.

Клемент постучал в ворота конюшни в дальнем конце принадлежащей Антонии виллы. Спустя минуту-другую те открылись.

— За нами наблюдают, — тихо произнес Палл, когда они въехали во двор.

Веспасиан оглянулся на улицу и шагах в пятидесяти от ворот, в тени кипариса рядом со стеной, заметил две фигуры.

— Это люди Сеяна? — спросил он.

— Скорее всего, его соглядатаи, — ответил Палл, спешиваясь. — Но что они скажут ему? Что в ворота виллы в сопровождении всадников въехала телега? Сомневаюсь, что они доложат ему нечто большее.

— Добро пожаловать в Рим, — произнес знакомый женский голос. Это по лестнице главного дома спустилась Антония и зашагала навстречу братьям. Хотя ей было уже за шестьдесят, младшая дочь Марка Антония по-прежнему была прекрасна, причем своей красотой она в первую очередь была обязана отнюдь не благовонным мазям и притираниям, дорогим платьям и элегантной прическе. Подойдя ближе, Антония одарила братьев ослепительной улыбкой.

— Спешу засвидетельствовать вам мою благодарность за все, что вы для меня сделали, — произнесла она и, взяв руку Сабина, крепко ее пожала. Тот склонил голову в поклоне и пробормотал что-то нечленораздельное.

Антония повернулась к Веспасиану и взяла его руку в обе ладони.

— Вижу, что четыре года в армии не прошли для тебя даром. — сказала она, понизив голос, чтобы ее мог слышать только Веспасиан. — Ты стал настоящим мужчиной, и таким красавцем! Надеюсь, что твой ум поспевал за твоим телом, потому что в ближайшие месяцы нашей главной заботой будет политика, а не войны.

Веспасиан слегка смутился. Подумать только, эта богатая и влиятельная женщина сама вышла им навстречу, вместо того чтобы в прохладном зале ждать, когда они явятся к ней с отчетом! Он чувствовал себя одновременно униженным и польщенным.

— Надеюсь, я тебя не подведу, домина, — пробормотал он, стряхивая с себя мечтательность. Он преодолел не одно море, но впереди его уже ждало другое — море политических интриг, в бурных водах которого, насколько ему было известно, обожали купаться самые именитые римские семейства.

От новых вопросов его спасло появление Магна и Артебудза. которые волокли от повозки упирающегося Ротека. Подтащив жреца ближе к Антонии, они швырнули его ей под ноги.

— Так, значит, это и есть то самое создание, которое потребовало от нас столь неимоверных усилий, чтобы доставить его в Рим! — произнесла Антония, с видимым отвращением глядя на грязного, всклокоченного жреца, который лежал перед ней, корчась от страха, и униженно тянулся к ее ногам. Магн носком сандалии убрал от подола ее стопы закованные в цепи руки Ротека.

— Благодарю тебя, Магн.

— Всегда к твоим услугам, домина, — ответил тот, осклабившись. — Как только мы высадились в Остии, из него весь пар вышел. Почему-то он вбил себе в голову, что боги этого не допустят, и мы не доберемся до Рима. Теперь он без конца бормочет себе под нос, жалуясь, что они его покинули. Впрочем, я отлично их понимаю — довольно одного взгляда, чтобы…

Магн недоговорил. Внезапно до него дошло, что человек столь низкого происхождения, как он, не имеет права выражать свое мнение при хозяйке дома, каковы бы ни были их прежние отношения.

Антония в свою очередь одарила его слегка укоризненным взглядом, в котором Веспасиан разглядел некий намек на страсть и невольно задумался о том, каковы могли быть их соития. Калигула как-то раз обмолвился в разговоре с ним, что Антония просто обожала кулачных бойцов, разгоряченных после схватки, чьи тела все еще блестели от пота. Кстати, Магн дрался перед ней не один раз.

Магн отвесил поклон.

— Прости мне мою дерзость, домина, — виновато произнес он.

Веспасиан с трудом сдержал улыбку: ответ на один вопрос он уже получил. В этой паре его друг играет отнюдь не главную роль.

— Палл, уведи пленника! — распорядилась Антония, возвращаясь к главному делу. — Корми его, но не закармливай. Главное, чтобы не умер с голоду. А не то он еще вообразит себя гостем Рима.

Палл поклонился хозяйке и с помощью Артебудза поволок визжащего жреца прочь.

— А теперь, господа, — сказала Антония, сморщив нос и повернувшись к братьям. — Думаю, что ради всех нас вам — прежде чем будет подан ужин — не помешает воспользоваться моей баней. Увидимся позже, когда вы смоете с себя усталость. Магн, ты можешь пойти вместе с ними. Покажешь, где находится баня.

Некоторое время спустя все трое уже сидели, обливаясь потом, в небольшом, ярко освещенном кальдарии с мраморными стенами. Рабы втирали им в спины благовонные масла, после чего специальным скребком счищали их вместе с потом и грязью.

Ни Веспасиан, ни Сабин не удосужились спросить Магна, откуда он так хорошо знаком с виллой Антонии, что знает даже, где расположена баня. Его смущенный вид и то, как он избегал встречаться с ними взглядом, когда вел их лабиринтом бесконечных коридоров, явно не в первый раз, говорили сами за себя. Братьям оставалось лишь многозначительно переглядываться и улыбаться друг другу.

В жарко натопленном кальдарии дорожная усталость тотчас дала о себе знать. И пока умелые руки рабов очищали их тела от въевшейся за время долгого путешествия грязи, все трос погрузились в приятную дремоту, из которой их вывел чей-то громкий как труба голос.

Все трос мгновенно встрепенулись, сбрасывая с себя вызванное баней состояние блаженного полусна.

— Мои дорогие юноши! Как я рад видеть вас снова!

Это в кальдарий, в чем мать родила, вошел их дядя. Гай Веспасий Полон. Тряся жирными телесами, он вразвалочку прошлепал босыми ногами по мозаичному полу. Веспасиан и Сабин тотчас вскочили с мест и были заключены в поистине медвежьи объятия.

Магн, к своему великому облегчению, удостоился лишь мощного шлепка по плечу.

— Антония сказала мне, где вас искать! — прогудел Гай, обнимая братьев за плечи и вновь усаживая на горячую каменную скамью. — Ты неплохо выглядишь, Веспасиан! Как я погляжу, армия пошла тебе на пользу. Вон какой ты стал сильный и мускулистый, совсем как я в твои годы. А ты, Магн, знал бы ты, как все эти четыре года мне не хватало твоих услуг! Кстати, пока я не забыл: Антония велела мне отправить тебя прямиком к ней. Она хотела бы увидеть тебя до ужина. Правда, не сказала, почему.

Магн поморщился.

— В таком случае я, пожалуй, вас покину, — пробормотал он, беря свое полотенце, и, избегая встречаться взглядом с остальными, направился к выходу. Как только дверь за ним закрылась, оба брата расхохотались. Гай растерянно посмотрел на них.

— Что смешного, мои дорогие юноши?

Веспасиан поспешил сделать серьезное лицо и незаметно кивнул головой в сторону слуг.

— Узнаешь чуть позже, дядя. А пока расскажи нам, что у тебя нового.

Гай был только рад поделиться своими последними достижениями, даже если те вряд ли представляли собой что-либо выдающееся. Тем не менее говорить о них он был готов часами. К тому моменту, когда он наконец закончил, братья успели перейти в тепидарий, где Веспасиан подставил спину пол ловкие руки массажиста, который с великим усердием принялся мять и растягивать ее, словно тесто. После массажа Веспасиан блаженно улегся лицом вниз на теплый, обтянутый кожей диван. Он смутно слышал, как Сабин и Гай оставили его одного, пообещав, что позовут его, как только ужин будет накрыт. После этого Веспасиана сморил сон.

Впрочем, вскоре он ощутил, как кто-то брызжет ему на спину масло. Затем чьи-то нежные пальцы принялись растирать ему мышцы вокруг лопаток. Веспасиан простонал от удовольствия. Он лежал неподвижно, не открывая глаз, отдавшись во власть этих упоительных прикосновений, куда более нежных, нежели те неистовые удары, которыми осыпал его спину банщик. Невидимые руки спустились ниже, разминая ему усталую спину, и он вновь довольно простонал. Наконец руки добрались до его поясницы и, скользнув к ягодицам, принялись гладить их с такой нежностью, которая почти не имела ничего общего с массажем. Веспасиан рискнул открыть один глаз. И его сердце едва не выпрыгнуло из груди.

— Ценис! — воскликнул он и быстрым движением выпрямился и сел.

— Тсс, любовь моя! — прошептала она, прижимая палец к губам. — Ложись, и дай я закончу. Мы не виделись так долго, что слова могут оказаться бессильны — в отличие от ласк. Так пусть они расскажут тебе о том, что я чувствую. О том, что я буду чувствовать всегда!

Веспасиан пристально посмотрел на нее. Сердце было готово выскочить у него из груди. Перед ним стояла та, о которой он так долго мечтал, стояла обнаженная. Ее нежная кожа цвета слоновой кости, казалось, сияла и лучилась в подрагивающем свете масляной лампы. Черные волосы, локонами ниспадавшие на плечи, отливали красноватой медью. Ценис улыбнулась ему и медленно покачала головой, как будто не верила собственным глазам. Веспасиан заметил, что в ее глазах — огромных голубых глазах — блестят слезы. Это были слезы радости.

Он схватил ее руку и сплел ее пальцы со своими, стараясь при этом не сделать ей больно.

— Ценис. У меня нет слов, чтобы сказать тебе, как я мечтал об этом мгновении. Как сильно я…

— Тише, любовь моя, — сказала она, высвобождая руки, чтобы положить их ему на плечи. — Вот и меня они тоже подводят. Именно поэтому давай не будем полагаться на слова. — Сказав это, она нежно опрокинула его на спину. — Лежи тихонько и позволь мне закончить массаж. Мне хочется вновь изучить твое тело.

С этими словами она наклонилась и поцеловала Веспасиана в губы. Ее поцелуй стал для него подобен дорогому вину, которое он был готов испить до последней капли. Их языки нашли друг друга, а в следующий миг Ценис тоже села на скамью и обняла его ногами. После чего слегка отстранилась от него, чтобы закончить массировать его широкие плечи, а когда закончила, спустилась ниже, к крепким грудным мышцам, все это время глядя на него с восхищением и любовью. Впрочем, пока длился массаж, Веспасиан смотрел на нее точно так же. А когда закончился, оба вознеслись к вершинам блаженства.

Ужин оказался очень даже приятным событием, не в последнюю очередь благодаря тому, что между блюдами Веспасиан то и дело бросал взгляд в сторону сияющей Ценис, когда та обслуживала свою хозяйку. Весь вечер улыбка не сходила с его лица. С аппетитом человека, которому требуется восполнить силы после любовных утех, он налегал на пищу, жадно поглощая блюдо за блюдом. Как и следовало ожидать, угощения были выше всяческих похвал, равно как и вино, а разговор за столом куда более оживленным, нежели в тот последний раз, когда он ужинал у Антонии четыре года назад. За четыре года пиров во дворце царицы Трифены в обществе ее знатных гостей он обучился искусству ведения застольных бесед. А ведь в свое время он серьезно опасался, что в силу своего сельского воспитания никогда не сможет его постичь. И вот теперь он, по крайней мере, преуспел в нем настолько, что пиршественный стол его больше не пугал.

Лежа на пиршественном ложе, Веспасиан сумел расслабиться и вел застольную беседу не потому, что этого от него требовал этикет, отчего он, бывало, лишь бы не молчать, говорил первое, что приходило ему на ум, но потому, что ему было что сказать. Присутствие на пиру Гая Калигулы тоже сделало свое дело — Веспасиан был искренне рад видеть старого друга. Кстати, тот, похоже, пребывал в превосходном настроении — и это притом что в прошлом году его мать и старшего брата отправили в изгнание. Впрочем, возможно, именно по этой причине. Другой его брат, Друз, стараниями Сеяна тоже недавно присоединился к ним. Похоже, что префект претория одного за другим убирал потенциальных наследников Тиберия.

К удивлению Веспасиана, помимо него самого, Калигулы, Сабина и Гая, Клемент тоже удостоился приглашения и оказался очень даже недурным собеседником. Он был остроумен и умел поддержать беседу, не навязывая другим своего мнения. Кроме того, он заигрывал с Антонией, правда, делал это умело, не переступая границ учтивости. Она воспринимала его комплименты кокетливо, хотя внимание со стороны мужчины, который годился ей в сыновья, ей было наверняка приятно, как и любой красивой женщине.

К концу вечера Веспасиан понял: Клемент находится здесь при выполнении служебных обязанностей: он был тюремщиком Калигулы. После ареста Друза Тиберий распорядился не спускать с Калигулы глаз. Причиной же тому — постоянные нашептывания Сеяна, который сумел внушить императору, что его ближайшим родственникам доверия нет, и за Калигулой нужен глаз да глаз. Макрон, который все еще пользовался у Сеяна доверием, сумел назначить на это место Клемента, что давало хоть какую-то надежду. Все это Веспасиан узнал, когда Антония отпустила рабов, а место у двери занял верный Палл.

— Новые сведения от Макрона, нашего странного, но, увы, незаменимого союзника, как вы все со мной согласитесь. Так вот. по его словам, в планы императора не входит обижать моего юного Гая. — сказала она, с любовью глядя на внука, что устроился на пиршественном ложе рядом с ней, и нежно взъерошила ему волосы.

— Бабушка, прекрати! — запротестовал Калигула и сделал обиженное лицо. — Когда я стану императором, я первым же своим указом запрещу женщинам ерошить волосы любому мужчине, если только он ей за это не заплатил.

— В таком случае я готов дать высокородной Антонии талант серебра, лишь бы только она ерошила волосы мне, — игриво заметил Клемент, и все рассмеялись его шутке.

— Весьма любезно с твоей стороны, Клемент, — ответила Антония. Она вся сияла, хотя, как понял Веспасиан, не потому что была польщена комплиментом или выпила чересчур много вина. — Тем не менее это станет возможно лишь в том случае, если мой внук доживет до того момента, чтобы взять то, что ему по праву принадлежит. Как я только что сказала, Тиберий не намерен ничего предпринимать против моего внука, что, однако, не означает, что он больше не будет держать его под постоянным надзором. Наоборот, если верить тому, что говорит Макрон, Тиберий в самом ближайшем будущем собирается пригласить Гая к себе на Капри. И когда это произойдет, Макрон сделает все для того, чтобы Клемент тоже отправился туда как его телохранитель. Как только оба, и Гай и Клемент, прибудут на Капри, у нас появится возможность переправить туда и жреца.

По залу прокатился одобрительный гул, который нарушил лишь один несогласный голос.

— Домина, — осторожно начал Сабин. — Не сочти мои слова оскорбительными, но как мы узнаем, что можем доверять Клементу? В конце концов, он человек Макрона.

Клемент было открыл рот, чтобы заступиться за себя, но его опередила Антония, подняв руку.

— Думаю, лучше всего, Сабин, тебе это объяснит твой дядя.

— С удовольствием, домина, — излишне громко пророкотал Гай. Это давало о себе знать выпитое вино. — Помимо обычных средств подкупа — денег, покровительства, содействия в получении места преторианского трибуна, когда Макрон станет префектом, — есть только одна вещь, которая гарантирует верность. Это семейные узы.

— Я знаю, Клемент — наш родственник с отцовской стороны, — отмахнулся Сабин. — Но родственник такой дальний, что мало чем отличается от чужака. Прошу тебя, Клемент, не обижайся на мои слова. Я просто хочу быть в тебе уверен, и все.

— Никаких обид, Сабин, — дружелюбно ответил Клемент, делая глоток вина. — Мне понятна твоя озабоченность. Именно поэтому я и сделал это предложение.

— Какое предложение?

— Позвольте мне, — вновь вмешался Гай, причем довольно резко.

Клемент поднял кубок и кивнул в знак согласия.

— Все дело в том, что тесных семейных уз с нами у него нет, — продолжал Гай. — Ты согласен со мной, Сабин?

— Согласен.

— И поэтому мы должны постараться сделать их более тесными.

— Да, но как?

— Для этого ты женишься на Аррецине Клементине, его единственной сестре.

При этих словах у Сабина отвалилась челюсть. Он попытался что-то сказать, но в конце концов лишь растерянно пробормотал:

— Я вообще-то пока не собирался жениться.

Веспасиан с трудом подавил смешок.

— Мой дорогой мальчик, не говори глупостей. Любой мужчина мечтает жениться! — расхохотался Гай. — За редким исключением, конечно, — добавил он, прижимая к груди мясистую руку. — Кроме того, это будет идеальный союз. Во- первых, это брак внутри одной большой семьи. Во-вторых, невеста из всаднического сословия. В-третьих, тем самым мы приобретаем надежного союзника. И наконец, твоим родителям понравилась эта идея. Более того, твой отец написал мне, что он спит и видит, как ты женишься на ней, и даже, поскольку не имеет возможности прибыть в Рим лично, позволил мне взять на себя все заботы по заключению этого брака.

Сабин сглотнул застрявший в горле комок, отлично понимая. что это означает.

— Что касается меня, — подал голос Клемент, — то я сочту за честь, если моя сестра выйдет замуж за человека с таким блестящим будущим, при условии, конечно, что нам удастся осуществить наш план. Если же нет, то все мы погибнем, и это уже не будет ничего значить. Что касается моей сестры, то она сделает то, что я ей скажу. Наш отец мертв, и теперь мое слово — для нее закон. Я же буду только рад, если она получит столь достойного мужа.

— Сочту за честь, — ответил Сабин, не забывая о манерах и не желая оскорбить Клемента, который только что сделал ему столь щедрое предложение.

— О, послушаем, что ты скажешь, когда увидишь ее, Сабин, — вкрадчиво произнесла Антония. — Она красавица, каких мало.

Сабин посмотрел на Клемента с его узким лицом и нездоровой кожей и позволил себе усомниться в правдивости последнего утверждения.

— Палл, введи нашу невесту, — распорядилась Антония.

Управляющий поклонился и выскользнул за дверь.

— Надеюсь, Сабин, ты не станешь возражать, — сказала Антония с улыбкой, — но я взяла на себя смелость, пока мы тут пировали, послать за Клементиной носилки. Кстати, она знает, что ей предстоит знакомство с будущим мужем.

Веспасиан с улыбкой наблюдал, как его брат угодил в ловко расставленные сети, одновременно поблагодарив судьбу, что та отвела эту незавидную участь Сабину, а не ему самому. Впервые в жизни он был несказанно рад, что он младший из них двоих.

Затем дверь открылась снова, и Палл ввел в зал юную девушку, на вид лет пятнадцати, одетую в оранжевую столу. Лица не было видно, так как поверх столы была наброшена лазурного цвета палла. Остановившись перед пирующими, девушка приподняла край накидки и медленно подняла голову.

Веспасиан ахнул. Сабин вскочил на ноги и, как громом пораженный, отпрянул назад. Антония не солгала. Девушка была прекрасна. Зеленые глаза оттенка нежной весенней листвы, губы и волосы — тоже оттенка листьев, но только алых, осенних. Кожа ее была бледна, как и у брата. Но если бледность Клемента была какой-то болезненной, то у девушки она была сродни матовому блеску мрамора, отчего на ум тотчас приходили мысли о ночах, полных ласк и нежности. Как и у брата, у нее было худое лицо, но если у Клемента оно казалось несоразмерно узким, то у нее, наоборот, поражало тонкостью и изяществом черт: тонкий, благородный нос дополняли полные губы, в которые так и хотелось впиться поцелуем.

— Тит Флавий Сабин, — произнес Клемент и, подойдя к сестре, взял ее за руку. — Позволь представить тебе мою сестру, Аррецину Клементину.

— Сочту за честь, — произнес Сабин дрогнувшим голосом.

— Это прежде всего честь для меня, — голос Клементины звучал нежно и мелодично. Просунув руку в складки паллы, она извлекла небольшую костяную статуэтку, которую затем вложила Сабину в руку. Преподнеся свой дар, она осталась стоять, смущенно опустив голову, ожидая, когда Сабин примет и ее скромное подношение, и ее саму. Сабин поднял руку и улыбнулся, узнав сюжет: Митра, убивающий быка. Последние сомнения тотчас развеялись.

— Спасибо, Клементина, — ответил он. — Я принимаю твой дар как знак нашей предстоящей свадьбы.

— Я хочу больше узнать о твоем боге, — нежно произнесла Клементина, встречаясь с ним взглядом.

— Извини, что сегодня у меня для тебя ничего нет, — Сабин поспешил перевести разговор на другую тему: его бог, Митра, не предназначался для женщин. — Признаюсь честно, все это несколько неожиданно.

Веспасиан проглотил смешок. «Несколько неожиданно» — это еще мягко сказано.

— Надеюсь, это была приятная неожиданность, — заметил Клемент, пытаясь сгладить неловкость. — Я провожу тебя домой, сестра. Сенатор Полон, я зайду к тебе домой завтра, обсудить приданое, условия и время заключения брака.

— Я буду ждать тебя, — пророкотал Гай.

Клемент взял своего будущего шурина за локоть.

— Буду рад считать тебя своим братом, Сабин.

Не сводя глаз со своей будущей жены, Сабин в ответ пробормотал нечто нечленораздельное, что должно было означать согласие.

— Домина, спасибо за прекрасный вечер, — низко кланяясь, поблагодарил Антонию Клемент. — Господа, желаю вам всем доброй ночи.

С этими словами он повел за собой сестру к двери. Палл направился следом — проводить их до носилок. Сабин остался стоять, растерянно глядя им вслед. Гай и Антония обменялись улыбками. Калигула и Веспасиан — недоуменно переглянулись.

Первым в себя пришел Калигула.

— Клянусь мошонкой Юпитера, почему я не…

— Гай, дорогой мой, — одернула внука Антония и вновь взъерошила ему волосы. — Только без сквернословия.

Вскоре Калигула встал из-за стола и, пробормотав что-то про головную боль, направился к двери. Судя по тому, сколь стремительно он вышел вон, Веспасиан сделал вывод, что у друга разболелась отнюдь не голова, а совершенно иная часть тела, отчего он поспешил облегчить свои страдания с одной, а может, и сразу несколькими рабынями, коих в доме Антонии было немалое количество.

После ухода Клемента разговор за столом в основном вертелся вокруг того, что, мол, Сабину крупно повезло заполучить в жены такую красавицу. Сам Сабин в нем почти не участвовал, предпочитая разговорам вино, и вскоре язык у него стал заплетаться. Веспасиан понял, что прежде чем брат окончательно погрузится в пьяные грезы о предстоящем супружеском блаженстве, им следует упомянуть про свиток, найденный на теле мертвого гета. Внутренний голос подсказывал ему, что чем меньше людей будут знать о его содержании, тем лучше, и поскольку Калигула ушел, похоже, настал идеальный момент это сделать.

— Домина, — обратился он к Антонии, как только пирующие опустили кубки после очередного тоста во здравие будущих молодых. — Есть одно дело, о котором я бы хотел тебе рассказать, и чем раньше я это сделаю, тем лучше.

— Какие могут быть вопросы, — ответила Антония. Голос ее звучал твердо. Она почти не пила за столом, предпочитая сильно разведенное водой вино.

Веспасиан повернулся к Паллу, который уже успел проводить гостей и вернулся в пиршественный зал.

— Палл, будь добр, попроси Магна принести свиток. Он знает, что я имею в виду.

— Слушаюсь, господин, — Палл на минутку выскользнул за дверь, чтобы отдать распоряжение, после чего снова занял свой пост.

Пока они ждали Магна, Веспасиан вкратце изложил обстоятельства, при которых был найден свиток и что в нем было. После чего Сабин, который, похоже, успел немного протрезветь, высказал свое предположение. По его словам, Клавдий мог использовать Ботера в качества прикрытия.

Когда братья закончили свой рассказ, Антония покачала головой.

— Для моего сына это слишком тонкий ход. Клавдий никогда не блистал умом.

Веспасиан покосился на Палла: тот — несмотря на сказанное им ранее по этому поводу — отнюдь не спешил оспорить мнение хозяйки. Тем не менее Веспасиану показалось, будто он заметил в глазах управляющего искру интереса.

— Не сочти за неучтивость, домина, — прогудел дядя Гай, — но ты недооцениваешь Клавдия, потому что постоянно сравниваешь его с покойным старшим братом, нашим великим Германиком. Согласен, Клавдий внешне не оправдал твоих надежд, но кто поручится, что под неказистой внешностью не скрывается ум, который унаследовал часть твоего ума, твоей проницательности и хитрости?

Антония одарила Гая недовольным взглядом.

— Ум? Проницательность? У этого уродца? Никогда! По- моему, он просто пишет Поппею, прося у того разрешения взять из его библиотеки никому не нужные книжки, а если и пользуется секретным кодом, то лишь для того, чтобы поиграть в заговорщика.

— Но ведь для того, чтобы получатель прочел письмо, ему нужен шифр, — заметил Веспасиан. — Не кажется ли тебе, что делать это ради каких-то книжек — дело довольно хлопотное?

— Вскоре мы все узнаем, — ответила Антония, услышав, как кто-то царапается за дверью. А в следующий миг Палл впустил в зал румяного Магна. Судя по всему, решил Веспасиан, после своих вечерних трудов его друг решил поближе познакомиться с содержимым винного погреба.

— Добрый вечер, домина, добрый вечер, господа, — пробормотал он, стоя в дверях и решительно отказываясь посмотреть им в глаза.

— Спасибо тебе, Магн, — ответила Антония. — Оставь свиток Паллу. Сегодня вы все ночуете у меня. Палл отрядит раба, чтобы тот показал тебе твою комнату. А пока можешь отдыхать.

Магн нехотя кивнул и вышел вон.

Антония посмотрела на Палла.

— Как ты думаешь, ты сумеешь взломать шифр?

— Будем надеяться, домина, — ответил управляющий, пробегая глазами свиток. — Я хорошо знаком с одним вольноотпущенником твоего сына. Его секретарем по имени Нарцисс. Он будет куда умнее этого Ботера. Мы не раз беседовали с ним о разных кодах и шифрах, и даже делились соображениями о том, как их следует составлять. Я уверен: если этот код написан Ботером, то он получил его от Нарцисса. Дай мне немного времени, и я сумею найти ключ. А пока мне нужно что-то такое, чем я мог бы писать. Одну минуточку. Я сейчас вернусь, — с этими словами он выскользнул за дверь.

Пока Палл отсутствовал, разговор за столом перепрыгивал с темы на тему. Веспасиан слушал вполуха, томимый предвкушением ночи в объятиях Ценис. Сказать по правде, по дороге в Рим он не смел даже об этом мечтать. Внутренний голос подсказывал ему, что Антония устроила это нарочно, даже если предположить, что ею двигали исключительно корыстные мотивы. С другой стороны, женщина се положения всегда может получить все, что ей нужно, не заботясь о чувствах таких, как он, не говоря уже о чувствах рабов. Судя по всему, она действительно любит свою Ценис.

Они успели поднять еще два тоста, когда в зал, с восковой табличкой в руках, вернулся Палл.

— Готово, домина, — объявил он. — Это подстановочный шифр, каким пользовался Цезарь, с той разницей, что он предполагает сдвиг и основан на числе двенадцать. Первую букву мы сдвигаем на одну позицию, и таким образом А становится В. Второй раз мы сдвигаем ее на две позиции, и она уже С. В третий раз — на три и так до двенадцати раз. После чего беремся за другую, но с той разницей, что вторую букву вы сдвигаете на две позиции, третью — на четыре, затем на шесть, восемь, десять и двенадцать. После чего проделываем то же самое со следующей буквой, сдвигая ее на три, шесть, девять и двенадцать позиций. Следующую — на четыре, восемь, двенадцать. Ту, что за ней, на шесть и двенадцать. Затем просто на двенадцать. После чего все начинается снова. И так раз за разом. Как видите, все очень просто.

— Отлично, Палл, — ответила Антония, хотя поняла его не больше, чем остальные присутствующие. — Так что же там написано?

Палл прочистил горло и начал читать:

— Посылаю свой привет и так далее и тому подобное. Затем: как ты наверняка знаешь, у моего господина имеется соглашение с твоим общим другом, что он, когда настанет нужный момент, поддержит моего господина. Однако сейчас мой господин считает, что как только цель будет достигнута, этот друг попробует его убрать и занять его место, сославшись на право родства. С тем, чтобы этого не допустить, мой хозяин предлагает немедленно освободить себя, как только он добьется того, что принадлежит ему по праву, и таким образом оборвать любые узы, связывающие его с другом, а значит, и любые права последнего, из них вытекающие. Поскольку он при этом многое теряет, мой хозяин взамен возьмет то, что тебе всего дороже, и таким образом свяжет себя с тобой, с тем, чтобы и дальше рассчитывать на твою поддержку, особенно когда настанет нужный момент. Он понимает, что предварительно следует обговорить условия, заняться приготовлениями, и потому предлагает тебе это сделать как можно раньше. Он сообщит тебе, когда сделает то же самое, хотя, разумеется, это будут иные условия, нежели с людьми твоего ранга, и он надеется, что тебе хватит благоразумия занять его сторону, а не противоположную. Ибо он высоко оценит твою поддержку и поддержку твоей семьи в осуществлении того, что, по его мнению, скоро должно произойти. И он ждет от тебя ответ.

Палл умолк, и за столом воцарилось молчание. Взгляды мужчин были обращены к Антонии. Но никакого взрыва эмоций не последовало. Антония лишь медленно кивнула, молча переваривая прозрачное содержимое этого послания.

— Похоже, что ты все-таки прав, Гай, — сказала она наконец. — Клавдий не так уж и глуп, как мне казалось. И умеет прятать свой ум.

— Именно поэтому он до сих пор и жив, — осторожно ответил Гай, зная, что когда речь идет о двух ее живых детях, Антонии не всегда удается удержать в узде свой гнев. — Необходимо выяснить, какие это может иметь последствия для нас. Насколько я понимаю, общий друг — это Сеян. Из чего напрашивается вывод, что Клавдий уже заручился его поддержкой в своих притязаниях на императорский пурпур.

— Какая же я была дура! — прошептала Антония, глядя перед собой. — Когда Тиберий предложил женить Клавдия на Элии Петине, я тотчас ухватилась за эту идею, полагая, что Тиберий просто желает дать Сеяну то, чего тот всегда добивался, а именно, родственные узы с императорским семейством, не давая при этом ничего особенно ценного. Ведь сестра Сеяна вышла бы замуж за того, кто равнодушен к славе и власти и вряд ли бы стал к ним стремиться. О боги, как же я ошибалась! Сеян сделает Клавдия императором, затем низложит его и сам облачится в пурпур на том основании, что приходится ему шурином. После чего укрепит свои позиции, женившись на моей дочери Ливилле. Клавдий понимает эту угрозу и потому принимает меры предосторожности: как только Сеян возведет его на трон, он расторгнет брак с Элией Петиной, поскольку она станет ему не нужна, а заодно устранит любые притязания Сеяна на императорскую корону. После чего возьмет в жены дочь Поппея, Поппею Сабину, что даст ему возможность рассчитывать на поддержку со стороны ее отца, под чьим командованием находятся легионы Мезии и вспомогательные когорты. Правда, предварительно ей придется развестись со своим мужем, Титом Оллием, от которого она только что родила дочь. Кстати, ее имя тоже Поппея Сабина. Это и есть те приготовления, которых ждет от Поппея Клавдий. Думаю, с этим никаких трудностей не возникнет, потому что Поппей — никто, и он наверняка не устоит перед соблазном увидеть свою дочь в роли императрицы. «Другие», о которых пишет Клавдий, это губернаторы ближайших к Риму провинций, Паннонии, Африки и рейнских земель. Он попытается со всех сторон окружить себя преданными людьми, и первой жертвой его интриг станет мой милый Гай. Нет, этого я не допущу!

— Этого и не будет, домина, — довольно уверенно успокоил ее Веспасиан, — потому что ты низложишь Сеяна. А без Сеяна Клавдий — никто.

— Я бы не стала так утверждать. Если он тешит себя тщеславными амбициями примерить на себя пурпурную тогу, то такая мелкая неудача, как потеря сомнительного союзника, вряд ли его остановит. Он просто сменит тактику, и единственный способ добиться своего при полном отсутствии желающих посодействовать ему в этом — убийство. Если он на самом деле так хитер и жесток, как следует из этого письма, то он не остановится ни перед чем, чтобы расчистить себе путь к трону. Он уберет всех возможных соперников, и одной из первых его жертв станет мой дорогой внук Гай. Клавдия нужно остановить, но я не вижу способа, как это сделать, кроме как убить собственного сына.

Палл негромко кашлянул в углу.

Антония улыбнулась.

— Насколько я понимаю, Палл, у тебя появилась идея.

— Пока нет, домина, но, может быть, ты разрешишь мне сделать несколько замечаний?

— О, твои замечания я готова слушать когда угодно!

— Я не достоин таких похвал, домина, — ответил управляющий и сделал шаг вперед. — Но мне кое-что подумалось. Во- первых, из письма следует, что Поппей в курсе сделки между Клавдием и Сеяном, поэтому эти трое, а возможно, и еще кто- то. наверняка встречались, чтобы обсудить ее условия. Такая встреча вполне могла состояться, когда Поппей последний раз был в Риме.

— А кто еще мог там быть кроме них? — спросил Гай.

— «Люди иного ранга», как предположила моя хозяйка, это другие наместники или их представители. Во время той встречи они вполне могли пообещать поддержку со стороны своих легионов. Надеюсь, вы заметили, что в письме сказано «все еще рассчитываю на твою поддержку»?

— Что же такое он предложил им, чтобы они перешли на его сторону? — задумчиво произнес Веспасиан.

— Это подводит меня ко второму вопросу. Клавдий исходит из того, что Поппей заинтересован в том, чтобы он стал императором, в той же мере, что и в его низложении Сеяном, ибо Поппей близок к ним обоим и в любом случае останется в выигрыше, независимо от того, какая сторона возьмет верх. Иначе он бы не стал предлагать ему сделать Поппею императрицей. По всей видимости, он убежден, что этот брак перевесит чашу весов в его пользу, иначе он вряд ли стал бы посвящать Поппея в свои планы по устранению Сеяна.

Веспасиан не мог сдержать улыбки, ибо видел в этом плане один существенный недостаток.

— Но ведь другим он этого предложить никак не может, так что некоторые из вероятных союзников наверняка останутся недовольны и, возможно, предпочтут занять сторону Сеяна, а в этом случае план Клавдия вполне может стать всеобщим достоянием.

— Именно поэтому он и пытается им угрожать, причем угрозы эти наверняка были сделаны в самой разной форме в письмах, которые он им написал. Поппею он предлагает выбор: с ним или против него, и никаких промежуточных вариантов. Затем в том же самом предложении он упоминает его семью. Иными словами, Поппея либо становится императрицей, либо ее ждет смерть.

— И если вдруг он станет императором, — медленно произнес Сабин, — и выполнит свою угрозу по отношению к Поппею или другому наместнику, который решится занять сторону Сеяна, они будут вынуждены отомстить, хотя бы для того, чтобы сохранить свою честь, а это значит…

Антония не дала ему договорить и закончила за него его мысль:

— Нам вновь грозит гражданская война, столь же жестокая и разрушительная, что и во времена моего отца.

— Не думаю, что дело зайдет так далеко, — успокоил ее Палл, — поскольку, как только что заметил Веспасиан, Сеян наверняка узнает о планах Клавдия от кого-нибудь из наместников, который сочтет, что ему предложили слишком мало. Более того, я не удивлюсь, если ему уже все известно, ведь это письмо было найдено четыре месяца назад и из него можно предположить, что такие письма ранее были разосланы и другим.

— А поскольку Поппей так и не получил этого письма, то он не сможет выдать Клавдия Сеяну, — с довольной улыбкой подвел итог Гай. — Из чего последний вполне мог сделать вывод, что Поппей настроен против него.

— Поэтому теперь Сеян полагает, что его план по захвату трона с помощью моего сына не сработает, поскольку против него теперь стоят, по крайней мере, легионы Мезии, а возможно, и в других провинциях тоже, — подвела итог Антония с тревогой в голосе. — Так что теперь Клавдий для нас — лишь обуза, от которой следует избавиться. Расставляя другим сети, мой сын сам же в них и угодил, за что может поплатиться жизнью. Впрочем, так ему и надо. С другой стороны, я бы не хотела терять второго сына, даже если он неисправимо глуп.

— Что подводит меня к третьему вопросу, домина. Это письмо писал не его секретарь, не мой старый знакомый Нарцисс, как это, по идее, было бы в иной обстановке. Из чего я делаю вывод, что Нарциссу ничего не известно о сделке с Сеяном, и даже если он что-то и знает, то наверняка пытался отговорить Клавдия, отчего тот теперь вынужден действовать за его спиной.

— Но с какой стати ему прислушиваться к советам вольноотпущенника? — спросил Сабин. — Разве не в том долг вольноотпущенника, чтобы выполнять то, что велит ему его покровитель?

— Дела в доме Клавдия ведут его вольноотпущенники. Все они ненавидят друг друга и ведут между собой вечные войны за влияние на своего покровителя. Поскольку Клавдий слабоволен, он обычно прислушивается к советам того из них, кто говорит громче других, что в свою очередь означает, что очень часто он вынужден колебаться, выслушивая противоположные мнения. Тем не менее Нарцисс, как секретарь Клавдия, ведает его финансами. Клавдий его побаивается, но ничего не может без него сделать, поэтому предпочитает держать свои самые сомнительные планы от Нарцисса в секрете, опасаясь, что иначе тот не даст ему денег.

— Но ведь это возмутительно! — взорвалась Антония. — Как может какой-то там бывший раб иметь столь безграничную власть над членом моей семьи, пусть даже тот глуп, как пень?

— Могу я говорить без обиняков, домина? — спросил Палл, склонив в поклоне голову и придав лицу раболепное выражение.

— Если ты собираешься рассказать мне что-то новое про моего безмозглого сына, чего я еще о нем не знаю, то давай, говори начистоту.

— Слушаюсь, домина. Да, твоему сыну во многих отношениях не хватает ума. Он заикается, пришепетывает, неспособен сам решать свои дела и легко поддается чужому влиянию, ибо неспособен отличить дельный совет от пагубного. Зато у него раздутое самомнение, он болезненно честолюбив и затаил обиду на свою семью за все те унижения, коих он натерпелся от вас за все эти годы. Клавдий никогда не занимал никаких постов, ни на гражданской службе, ни в храме. Он никогда не заседал в Сенате и потому считает себя обойденным и недооцененным, и, как и можно ожидать, намерен отомстить за себя. Нарцисс всегда пытался сдержать его жажду мести. Он отлично знает, что в данный момент его патрону никак не стать императором, потому что среди его родственников есть куда более достойные претенденты.

— Ты сказал «в данный момент»?

— Думаю, что Нарцисс также питает амбиции относительно своего патрона, а значит, и самого себя, домина. Но узнай он, что Клавдий позарился на императорский венец уже сейчас, я уверен, что секретарь попытался бы его остановить, тем более что Клавдий делает это по совету Ботера, которому покровительствует вот уже несколько лет после того неловкого случая.

— Неловкого? Ты это так называешь? Он выставил моего сына на посмешище. И что же? Мой сын даже не счел нужным наказать этого наглеца.

— Кто знает, возможно, сейчас он именно этим и занят. Письмо не подписано. И если план Ботера провалится, — а он наверняка провалится — твой сын всегда может сказать, что в первый раз про это слышит. Он сделает Ботера козлом отпущения, чему Нарцисс будет только рад, поскольку такой ход событий развяжет ему руки, и он сможет взяться за осуществление собственных планов по продвижению патрона к императорскому венцу.

— Ты имеешь в виду ту самую стратегию, какую я только что изложила? Что он попытается устранить тех, кто стоит у Клавдия на пути?

— Не думаю, что он видит в этом необходимость, домина, — успокоил Антонию Палл. — Поскольку в данный момент это делает за него Сеян. Нарцисс же привык смотреть далеко. Его нынешняя стратегия состоит в том, чтобы придержать Клавдия в тени, а значит, сохранить ему жизнь.

Антония криво улыбнулась и кивнула в знак согласия.

— Как всегда, твои замечания были более чем к месту, Палл. Благодарю. Отправь этому Нарциссу записку. Я бы хотела поговорить с ним уже завтра утром, после чего займусь сыном.

ГЛАВА 11

На следующее утро Веспасиан проснулся от того, что чьи-то губы осыпали его поцелуями, постепенно двигаясь от груди к животу. Он открыл глаза. В комнате все еще было темно, в открытые окна влетал свежий ветерок. Впрочем, небо за окном уже начинало светлеть легкой предрассветной дымкой. Тем временем губы уже достигли его пупка. Веспасиан с блаженным вздохом снова смежил веки и откинулся на спину.

— Теперь мой господин доволен, — спустя какое-то время прошептала Ценис, вновь кладя ему голову на плечо. — Значит, мне пора вставать и идти к моей хозяйке.

— Надеюсь, она не требует от тебя таких же трудов? — прошептал Веспасиан, нежно целуя ее мягкие, ароматные волосы.

Ценис хихикнула.

— Я делаю все, о чем она меня просит, — поддразнила она его, и в предрассветной мгле, которая постепенно прокрадывалась в окно, Веспасиан увидел ее улыбку. Его сердце тотчас затрепетало, и он улыбнулся ей в ответ.

— Похоже, что и я тоже. В некотором смысле мы оба ее рабы.

— Да, но тебе не приходится стричь ей на ногах ногти или выщипывать брови.

— Согласен. Но и тебе не пришлось тащить омерзительного жреца из самой Мезии, чтобы потом доставить его императору на Капри.

— Тоже верно, — согласилась Ценис, насупив брови. — Для моей хозяйки это сейчас забота номер один.

— Это почему же? Вчера она и словом не обмолвилась ни о каких заботах.

— Потому, что она не уверена, обоснованны ли они.

— Как это понимать?

— О, любовь моя, поклянись мне, что если она заговорит с тобой о них, ты сделаешь вид, будто слышишь об этом впервые. Антония доверяет мне, и мне бы не хотелось, чтобы она подумала, будто я обманула ее доверие. Ведь я делаю это лишь из-за моей любви к тебе, потому что если ее подозрения верны, тебе может грозить опасность.

— Думаю, клятвы ни к чему, ты ведь знаешь: я никогда не скажу и не сделаю ничего такого, что подорвало бы доверие к тебе Антонии.

Ценис наклонилась и поцеловала Веспасиана в губы.

— Знаю, — прошептала она нежно и снова положила голову ему на грудь. — Когда моя хозяйка хочет что-то передать Макрону, она отправляет к нему Клемента. А когда Макрон хочет что-то передать ей, он использует для этого одного из своих людей, Сатрия Секунда, который живет вместе с ним в преторианском лагере. Послания передаются устно, но их содержание мне обычно бывает известно, потому что потом она диктует их мне, вместе с ответами, и потом хранит вместе с другими документами. Так вот, жена Секунда, Альбуцилла, известная шлюха и развратница, но он сам подталкивает ее к этому в надежде тем самым выбиться в люди, при условии, что она крутит романы с мужчинами, хотя порой она бывает и с женщинами, влиятельными женщинами. Несколько дней назад моя хозяйка узнала от одного надежного человека, которого она недавно сумела поселить в дом к своей дочери Ливилле, что в прошлом месяце Альбуцилла начала крутить любовь не только с Ливиллой, но и с Сеяном, а когда тот бывает в Риме, все трое делят одну постель.

— И теперь Антония подозревает, что Секунд нарочно все это подстроил, дабы втереться в доверие к Сеяну и добиться его покровительства. Теперь она опасается, что он вполне мог рассказать Сеяну про переписку с Макроном, а значит, и про ее причастность к заговору против него. Скажи, делилась Антония с Макроном своими подозрениями?

— Да, как только ей об этом стало известно, она отправила к Макрону Клемента. Макрон ответил ей, что перестанет передавать свои сообщения через Секунда. Он также пригрозил Секунду и Альбуцилле некрасивой смертью, если вдруг заподозрит их в измене. Секунд поклялся, что ничего не говорил Сеяну, и чтобы доказать свою преданность, начал снабжать Макрона весьма лакомыми кусочками постельных разговоров, которые его жена подбирает в их многолюдной кровати. Так что Макрон теперь даже рад этому.

— Понятно. Тогда в чем загвоздка?

— Вчера Клемент заметил в Остии двух людей Сеяна, которые с интересом наблюдали за прибытием вашего корабля. Еще двое поджидали вас рядом с домом Антонии.

— Да. этих двоих я видел. Так что возможно, Секунд играет и нашим, и вашим.

— В этом все и дело. Если бы Секунд предал Макрона, Сеян наверняка уже что-то предпринял бы против него, но этого не произошло. Макрон по-прежнему командует гвардией в Риме, Сеян же продолжает выступать в роли посредника между Тиберием и Сенатом.

— Кто знает, вдруг он просто ждет подходящего повода?

Ценис поцеловала Веспасиана и выскользнула из постели.

— Какие еще ему нужны поводы? — спросила она, зачерпывая воды из стоящей на комоде чаши и ополаскивая лицо. — Он знает, что моя хозяйка пытается свергнуть его с трона. Это ни для кого не секрет. Так что если ему стало известно, что Макрон регулярно общается с ней, то он вполне может предположить, что тот участвует в ее заговоре, и наверняка захочет его устранить, и не станет с этим тянуть.

— А жрец? Он может что-то знать про жреца? — спросил Веспасиан, глядя, как Ценис вытирается льняным полотенцем.

— Антония уверена, что подробностей заговора Сеян не знает. Мы проверили все записи. Так вот, Секунд не передавал никаких сообщений, в которых бы упоминался жрец или его доставка на Капри. Самое недавнее сообщение он передал после того, как пришло письмо от царицы Трифены, в котором она извещала нас о вашем скором прибытии. Секунд прибыл с сообщением для Макрона о том, что Калигула будет призван на Капри, и моя хозяйка велела ему передать Макрону, что мы со дня на день ожидаем прибытия важного груза.

— Остию никто не упоминал? — уточнил Веспасиан, с грустью наблюдая за тем, как Ценис надевает тунику.

— Нет. И тем не менее его люди были там.

— Вдруг у него там имеются постоянные соглядатаи?

Ценис присела на край кровати и наклонилась, чтобы застегнуть сандалии.

— Очень даже может быть, но, по словам Клемента, это были отнюдь не завсегдатаи порта, которые любят поглазеть, кто с какого судна сходит на берег. Нет, то были люди далеко не простого десятка. Таких, как они, скорее можно увидеть на Капри. Именно это не дает моей хозяйке покоя. Каким образом Сеяну стало известно о вашем прибытии, причем явно заранее, если он успел выслать в порт своих людей? Да не кого-нибудь, а двух своих самых верных союзников? Или Секунд все-таки выдал ему ее и Макрона?

— Я вполне допускаю, что Секунд передал Сеяну сообщение Антонии, но умолчал о том, что оно предназначалось Макрону. Он вполне мог сказать, что получил эти сведения от одного из людей Клемента. В этом случае он может утверждать, что верен кому угодно, в зависимости от того, какая из сторон, Сеян или Макрон, победит.

— Наверно, ты прав, — согласилась Ценис, наклоняясь, чтобы поцеловать его. — Но в любом случае это ничего не меняет. Его шпионы видели, как вы с Сабином сошли с корабля, причем не одни, а с пленником, которого затем доставили в дом Антонии. Затем они наверняка видели, как сюда прибыл сенатор Полон. Так что Сеян вскоре будет знать твое имя. А сейчас мне пора, любовь моя. Я поделюсь с хозяйкой твоими соображениями, правда, скажу, что они мои.

С этими словами Ценис улыбнулась и погладила его щеку, после чего сняла с его шеи амулет, который подарила на прощанье четыре года назад.

— Ты его хранил.

— Это он меня хранил. Он спас мне жизнь.

— Я так и знала.

Веспасиан недоверчиво посмотрел на нее.

— Откуда?

— Не могу объяснить. Но я точно знала, что должна тебе его подарить.

И тогда Веспасиан рассказал ей о том, как подаренный ею амулет спас его от фракийского племени цениев, и как их вождь. Корон, был уверен, что Ценис — дочь его попавшей в рабство сестры. Когда Веспасиан закончил свой рассказ, Ценис взяла в руки амулет и внимательно на него посмотрела.

— После того как умерла моя мать, я часто лежала по ночам без сна, сжимая в руке амулет. Мне казалось, будто он делал меня ближе к ней, или даже ее частью. А еще я чувствовала, что являюсь частью большой семьи. И хотя ее у меня никогда не было, мне было приятно так думать. Теперь мне понятно, почему. Этот амулет наделен магической силой. Он спас тебе жизнь и нашел моих родных.

— Возьми его себе, — сказала Веспасиан, снимая с шеи кожаный шнурок. — Мне он больше не нужен. Он сохранил мне жизнь. Что еще он может мне дать?

Ценис приняла у него амулет.

— Спасибо, — прошептала она и, поцеловав, тихо вышла из комнаты.

Антония призвала к себе Веспасиана, Сабина и их дядюшку во втором часу дня. Палл привел их в приемные покои, где сидя перед низким столиком розового мрамора их уже ждала хозяйка дома. Слева от нее на неудобном деревянном стуле устроился упитанный грек с бледным лицом и смазанными маслом черными волосами и бородой. Одет он был в римскую тогу, наброшенную поверх голубой туники.

Несмотря на существенную разницу в сиденьях, греку удавалось сохранять важный вид, как будто он считал ниже своего достоинства замечать столь вопиющее унижение. Шагая по мозаичному полу, Веспасиан бросил взгляд на занавес, позади которого четыре года назад он прятался вместе с братом и Калигулой. Интересно, подумал он, его юный друг и сейчас верен своей привычке подслушивать чужие разговоры? Поймав его взгляд, Антония улыбнулась.

— Я распорядилась повесить на дверь той комнаты замок, так что малыш Гай вынужден искать другие места, где ему спрятаться.

Слегка обескураженный способностью Антонии читать мысли, пусть даже самые невинные, Веспасиан занял место справа от Антонии, на которое указал ему Палл. Сабин и Гай сели напротив ее.

— Господа, это Нарцисс, вольноотпущенник и секретарь моего сына, — представила она толстого грека.

Даже будучи гораздо ниже их по положению, грек не счел нужным встать. Не встречаясь с ними глазами, он просто помахал пухлой рукой в сторону каждого из братьев, когда Антония называла их по имени, как будто приглашая зайти к себе в гости. Веспасиан отметил про себя, что короткие пальцы Нарцисса унизаны кольцами и перстнями, а от самого грека, наполняя собой комнату, исходит сладкий аромат помады.

Они с Сабином переглянулись.

Впрочем, разговор начался не сразу. Сначала в комнату вошла пара слуг, которые обнесли присутствующих кубками с гранатовым соком. Как только рабы ушли, в комнату скользнула Ценис с письменными принадлежностями и устроилась за столиком позади Антонии. Палл встал рядом с ней.

— Ты не против, если моя помощница запишет наш разговор? — спросила Антония у Нарцисса. Тот наполовину смежил веки, протянул ладонями вверх обе руки и медленно пожал плечами, как будто хотел сказать, что такие мелочи не требуют его согласия. После чего жеманным жестом взял стоящий перед ним кубок и сделал небольшой глоток.

Щеки Антонии на миг вспыхнули гневным румянцем. Веспасиан поразился столь вопиющей неучтивости по отношению к самой влиятельной женщине Рима. Интересно, что за порядки в доме у Клавдия, если его секретарь, бывший раб, позволяет себе такие вольности, как будто сам он — изнеженный восточный сатрап.

— Спасибо, что явился ко мне по первому зову, мой дорогой Нарцисс, — нарочито вежливым тоном произнесла Антония.

— Всегда к твоим услугам, домина, — ответил грек на удивление писклявым голосом и промокнул губы шелковым платком. — Из твоей записки следовало, что ты хотела бы посоветоваться со мной касательно моего патрона и твоего сына, благородного Клавдия. Будучи его верным слугой и постоянно заботясь о его благополучии, я счел себя обязанным оставить все прочие дела и немедленно явиться в тебе.

— В таком случае, поскольку ты у нас человек занятой, я сразу перейду к делу, — произнесла Антония, которая, похоже, задалась целью проколоть раздутый пузырь самомнения толстого грека. — Этим молодым людям в руки попало письмо, которое тайным шифром написал твой коллега Ботер от имени моего сына и даже скрепил это послание его печатью. Палл, будь добр, зачитай его нам.

Палл взял в руки свиток. И пока он читал, Веспасиан не сводил глаз с лица Нарцисса. Тот слушал, смежив веки. Правда, пару раз уголки его губ дернулись, выдавая внутреннюю тревогу. Наконец Палл закончил читать. Нарцисс открыл глаза и быстро окинул взглядом присутствующих. Веспасиан был готов поклясться, что заметил, как в этом взгляде промелькнула паника.

— Это письмо было написано без моего ведома, домина, — заявил грек, и его голос сорвался на писк.

— Палл так и сказал. По его словам, ты слишком благоразумен, чтобы давать моему сыну столь рискованные советы. Например, советовать ему строить против Сеяна козни. Именно поэтому я и решила поговорить с тобой, прежде чем принимать дальнейшие шаги.

Нарцисс бросил на Палла полный благодарности взгляд.

— И что ты намерена предпринять дальше, домина? — спросил он у Антонии.

— А что, по-твоему, я должна?

Нарцисс с надеждой посмотрел на нее.

— Возможно, отдать это письмо мне?

— Мой дорогой Нарцисс, вряд ли это решит наши проблемы, потому что с него уже снята копия. Поскольку ты дал согласие моему секретарю записывать наш разговор, Ценис только что записала содержание письма, причем слово в слово. Я буду рада отдать тебе копию, но оригинал, как ты наверняка понимаешь, я оставлю себе.

Веспасиан с трудом сдержал улыбку. Антония подстроила напыщенному греку столь изысканную ловушку, что тот просто не мог в нее не угодить. Услышав ее ответ. Нарцисс тут же обмяк.

— Моя дорогая хозяйка, кому еще известно об этом письме?

— Только тем, кто находится сейчас в этой комнате. Тебе крупно повезло, что Веспасиан и Сабин привезли его мне, а не Сеяну или императору. Думаю, и тот, и другой щедро вознаградили бы их за это.

— Не сомневаюсь, домина. Я перед ними в неоплатном долгу и постараюсь при первой же возможности засвидетельствовать им мою глубокую благодарность, — произнес Нарцисс, причем, похоже, вполне искренне. — Но до того момента, что бы ты посоветовала мне сделать?

Антония улыбнулась. Теперь грек был целиком и полностью в ее власти.

— Ты задал резонный вопрос, мой дорогой Нарцисс. Надеюсь, мне не нужно тебе объяснять, что я делаю все для того, чтобы ослабить влияние Сеяна. И это письмо — именно то, что мне для этого нужно. Я покажу его Тиберию, чтобы окончательно убедить нашего императора в том, что Сеян метит на его место. Тем не менее оно выставляет в невыгодном свете моего сына, и хотя в нем ничего не сказано о том, намерены ли они ждать, когда Тиберий умрет естественной смертью или же они попытаются ускорить этот момент убийством, император скорее будет склонен поверить во второе. Но в таком случае Клавдия либо казнят, а его собственность конфискуют, и тогда ты останешься нищим, либо Клавдий со всем своим семейством будет сослан на какой-нибудь скалистый островок, и тогда ты станешь никому не нужен.

Нарцисс проглотил застрявший в горле комок. Его не прельщал ни тот, ни другой результат.

— Блистательная Антония, ты ведь не допустишь гибели собственного сына, даже если это поможет тебе устранить Сеяна, так ведь?

Антония надменно прищурилась.

— Не смей говорить мне, что я могу, а чего не могу делать, вольноотпущенник! Сказать по правде, я так зла на Клавдия за его глупость, что почти готова отдать его на милость Тиберия — или же на отсутствие таковой.

— Прими мои нижайшие извинения, домина, — пролепетал Нарцисс, торопливо вскакивая со стула и раболепно кланяясь.

— Сядь и прекрати пресмыкаться! — прикрикнула на него Антония.

Нарцисс с той ж прытью сел на свой неудобный стул. От его былой напыщенности не осталось и следа.

— А теперь выслушай меня. Я скажу, что тебе делать, — произнесла Антония уже гораздо спокойнее. — Я не стану показывать это письмо императору, хотя с его помощью я могла бы легко добиться того, что мне нужно, пусть даже ценой жизни моего нерадивого сына. Взамен я требую, чтобы ты вернулся к своему патрону и уговорил его прийти ко мне. Но не с пустыми руками, а со списком этих «других людей», а также их ответами. Причем сделать это он должен уже сегодня, прежде чем я успею передумать. И постарайся втолковать ему, что если он откажется, то я забуду, что он мой сын.

— Обещаю тебе, домина, что он будет здесь уже через два часа.

— Прекрасно. И второе, что от тебя требуется. Ты должен устранить Ботера. Я не допущу, чтобы он и дальше подзуживал Клавдия, вкладывая ему в голову мысли об императорском пурпуре. Думаю, самое время расквитаться с ним за весь тот позор, какой он навлек на нашу семью.

— Это будет сделано уже сегодня, домина, — пообещал Нарцисс со злобной улыбкой. — Он поставил под удар и меня, и моего патрона, которого я всеми силами стараюсь оградить от всяческих неприятностей.

— Похоже, твоих усилий недостаточно, — заметила Антония. — Что касается твоих личных замыслов в отношении Клавдия, если ты все еще мечтаешь возвести его на императорский трон, то лучше выброси это из головы. Я сделаю все для того, чтобы преемником Тиберия стал мой внук Гай. В отличие от своего дяди Клавдия, он молод и разумен, и народ любит его, потому что он сын Германика. К тому же он будет править гораздо дольше, нежели отпущено жить Клавдию.

— Уверяю тебя, моя благородная Антония, что в мои планы входит лишь оберегать жизнь Клавдия. Что же касается будущего, то оно целиком и полностью в руках богов.

— Неправда. Оно в моих руках. И если я вдруг заподозрю, что ты пытаешься помешать моим планам, обещаю, что закую тебя в цепи, твои яйца засуну в твои пустые глазницы и брошу умирать с голода.

— В этом не будет необходимости, домина, — пискляво произнес Нарцисс, слегка побледнев. По всей видимости, он слишком живо представил себе эту картину.

— Будем надеяться. А пока ты свободен.

— Благодарю тебя, домина, — ответил Нарцисс, вставая и отвешивая поклон. Затем, посмотрев на Веспасиана и Сабина, добавил: — Спасибо вам, господа, за вашу осмотрительность. Если вам когда-либо понадобится моя помощь, обращайтесь. Буду рад оказать вам услугу. Сенатор Полон, рад был снова тебя увидеть. До свидания.

Собрав последние крохи собственного достоинства, Нарцисс удалился. Палл вышел вместе с ним. Затем, одарив Веспасиана нежной улыбкой, следом за ними вышла и Ценис.

— Думаю, ты получила немалое удовольствие, — прогудел дядюшка Гай, как только грек скрылся за дверью. — Было приятно видеть, как ты поставила на место этого жирного зазнайку.

— Ты прав, я действительно получила удовольствие, и немалое, — согласилась Антония. — Остается лишь надеяться, что ему хватит ума держать в руках Клавдия. С другой стороны, до моего сына наверняка дойдет, сколь зыбко его положение, после того как я поговорю с ним.

— Домина, а что ты намерена делать с теми, имена которых он тебе сообщит? — поинтересовался Веспасиан.

— Я займусь ими, как только избавлюсь от Сеяна, — ответила Антония. — Поочередно скормлю их Тиберию и с удовольствием пронаблюдаю, как он разорвет их всех на клочки.

Разговор был окончен, и Антония отпустила братьев. Спустя какое-то время, захватив с собой Артебудза и заспанного Магна, они шагнули на солнцепек июльского дня и пешком отправились на Квиринал, в дом дядюшки Гая. Веспасиан намеревался провести там ночь, прежде чем отправиться домой, в родное поместье, проведать родителей и отдохнуть, ожидая, когда Калигула и Клемент переберутся на Капри. Он также собирался проведать поместье бабушки Тертуллы в Козе, которое она, как и обещала, к великой досаде Сабина, целиком и полностью завещала ему, своему любимому внуку.

— Итак, мой дорогой мальчик, — прогудел Гай, когда Веспасиан поделился с ними своими ближайшими планами, пока они шагали в направлении Священной дороги. — ты решил подышать сельским воздухом. Как странно, однако!

— Думаю, дело не в воздухе, а в мулах. Он слишком привык к их любовным утехам, — заметил Сабин, который при первой возможности старался опустить колкость в адрес младшего брата.

— В таком случае, Сабин, может, ты составишь мне компанию? — с улыбкой ответил Веспасиан. — Будет кому подержать мулу голову. К тому же, ты только представь, как страстно он при этом облобызает тебя!

— Спасибо за соблазнительное предложение, брат, но я, пожалуй, останусь в Риме. Мне нужно успеть сделать кучу дел, если я хочу в следующем году получить пост квестора. Ты только представь себе, сколько сенаторских задниц мне предстоит для этого вылизать! Кроме того, меня ждут поцелуи куда более приятные, нежели слюнявые лобызания твоего любимого хвостатого дружка.

Вскоре они свернули налево, на Священную дорогу, ведущую к римскому Форуму. По мере приближения к сердцу Вечного Города толчея на улицах усилилась, однако Магн прокладывал им путь в толпе, заодно расписывая Артебудзу местные достопримечательности. Горец был сражен наповал высотой и роскошью зданий, многолюдностью улиц. Раскрыв от удивления рот, он полными восхищения глазами озирался по сторонам и, похоже, плохо понимал, что Магн говорил ему. Из городов он знал один лишь Филиппополь, который хотя и был старше Рима, никак не мог тягаться с ним по величию.

Хотя сам Веспасиан провел в Риме лишь короткое время четыре года назад, масштабы города его уже не удивляли, и в отличие от бывшего раба из Норика он чувствовал себя на столичных улицах гораздо увереннее. Наконец они вышли на римский Форум — с его судами под открытым небом и бесчисленными торговцами, на все лады расхваливающими свой товар толпам зевак. Сейчас ничто из этого уже не поражало, в отличие от самого первого раза, когда он увидел Рим с высоты холма на Саларийской дороге. Какой восторг охватил его, когда он впервые въехал в Коллинские ворота! Острота тех первых впечатлений давно притупилась, сменившись ощущением, что он вернулся в свой родной город. Нет, конечно, его родина — это родительское поместье в Аквах Кутиллиевых и поместье бабушки Тертуллы в Козе. Но это скорее те места, куда он будет приезжать для отдохновения. Жить же он будет в Риме.

Они миновали Дом Весталок, прошли мимо Курии, где заседал Сенат, после чего свернули направо и ступили на Форум Цезаря. Здесь вершились не столько юридические дела, сколько гражданские. Эдил, городской претор или префект — к любому из них можно было обратиться с ходатайством прямо на улице, ибо они сидели здесь же, в тени огромной статуи великого полководца, восседающего верхом на Буцефале, коне Александра Македонского, как будто Цезарь все еще имел влияние на то, что происходит в городе.

Пройдя мимо огромной конной статуи, они оказались на Форуме Августа, куда стекались те, кому не достался судья из числа заседающих на многолюдном римском Форуме. В последнее время резко возросло количество дел по обвинению в государственной измене, так что даже этот третий Форум на их пути кишел адвокатами, законниками и любопытными всех мастей, которые, истекая потом, собирались здесь под палящим июльским солнцем. Наконец Форум Августа остался позади, и они начали взбираться на Квиринал. Воздух сделался свежее, с вершины холма потянуло прохладным ветерком.

— Я провожу вас до самого дома, господа, — сказал Магн, — после чего отведу Артебудза в придорожную таверну. Пусть он проведет несколько дней со мной и моими братишками, прежде чем отправиться дальше на север.

— Спасибо, Магн, — ответил Гай. — Думаю, придорожная таверна соскучилась по своему завсегдатаю, а твои дружки — по своему заводиле. Так что тебя сегодня наверняка ждет шумная попойка.

— Еще бы, тем более что она будет за мой счет. Пока меня не было, друзья сберегли мою долю и теперь наверняка ждут, что вино будет литься рекой, а шлюх хватит на всех.

— Ну ты даешь! Неужели тебя еще хватит на шлюху после твоих неустанных ночных трудов? — воскликнул Веспасиан.

Магн смутился.

— Я бы не стал так шутить, господин. И был бы благодарен тебе, если ты не станешь поднимать эту тему. У меня такое ощущение, будто меня использовали и вываляли в грязи. Так что сегодня вечером меня ждет мясцо посвежее. И чем моложе, тем лучше.

— Надеюсь, утром у твоего, как ты выразился, «мясца» не возникнет ощущения, что ими попользовались и вываляли в грязи.

— По крайней мере, им за это заплатят. Мне всегда казалось, что деньги очищают от любой грязи.

Веспасиан рассмеялся.

— Я уверен, что в следующий раз Антония будет только счастлива устроить тебе большую помывку.

Вскоре они уже были у дядюшкиного дома. Увы, стоило им шагнуть к двери, как шутки и смех тотчас же оборвались. Дверь в дом была нараспашку. Старого привратника нигде не было видно. Заподозрив неладное, Гай вбежал внутрь. Выхватив на бегу из ножен кинжал, Веспасиан бросился за ним следом.

— Обнажить мечи! — крикнул Сабин и скрылся за дверью. Магн и Артебудз вытащили из походных мешков клинки и тоже устремились вслед за братьями.

В атрии Веспасиан увидел Гая — тот прижимал к себе тело красивого юного раба, белокурого германца. Старый привратник лежал рядом, в луже крови, с перерезанным горлом. Еще два мертвых юных раба лежали рядом с бассейном.

— Мой дорогой мальчик, мой Арминий! — причитал Гай, гладя слипшиеся от крови светлые пряди.

В следующий миг из сада донесся пронзительный крик.

— Дядя, чьих бы рук это ни было дело, они все еще в доме, — сказал Веспасиан, беря у Магна меч. — Оставайся здесь. Мы сейчас схватим убийц.

— Ты предлагаешь мне сидеть и ждать, когда убийцы зарежут моих мальчиков? Еще чего!

С этими словами Гай со всех ног бросился к себе в кабинет, расположенный слева от атрия, и вскоре выскочил оттуда, потрясая мечом.

— Магн и Артебудз, проверьте все до одной комнаты, что выходят в атрий. Мы должны убедиться, что никто не нападет на нас сзади. И заприте входную дверь.

Не успел он договорить, как из сада донесся душераздирающий вопль. Гай хмуро посмотрел на братьев, развернулся и стремительно зашагал в сторону сада. Братья бросились за ним вдогонку. Из прохладного таблинума Веспасиан и Сабин выбежали на солнцепек сада. Здесь двое незнакомцев согнули над бассейном упирающегося юношу, в то время как третий поднес к его лицу извивающуюся миногу. Вода в бассейне кипела от миног, с жадностью набросившихся на другого юношу. Несчастный отчаянно бил по воде руками и ногами, а тем временем зубастые хищницы отрывали от его тела куски плоти. Лицо юноши было над самой водой и он, жадно хватая ртом воздух, испустил еще один пронзительный вопль. Миноги уже успели присосаться к его голове, отчего та напоминала собой голову Медузы.

С мечами в руках братья, не раздумывая, бросились на троих негодяев. Те поспешили кинуть свою жертву в бассейн, однако прежде чем они успели вытащить оружие, Веспасиан и Сабин уже налетели на них. Колющий выпад мечом в живот противнику, рывок вверх, и кишки первого вывалились наружу. Второй негодяй упал, пронзенный в горло мечом Сабина. Третий, недолго думая, бросился наутек в противоположную часть сада.

— Мне он нужен живым! — проревел Гай. вытаскивая юношу из бассейна. Надо сказать, что он успел вовремя. Миноги еще не успели впиться в него зубами. Несчастного спасло то, что большинство кровожадных хищниц устроили себе кровавое пиршество, пожирая тело его теперь уже мертвого друга.

В следующий миг из таблинума выбежали Магн и Артебудз.

— Мы застукали в триклинии еще двоих ублюдков, — сообщил Магн, — но теперь они нам не опасны.

— Оставайтесь здесь, — приказал им Сабин, перекрикивая вопли выпотрошенного головореза. — Нам нужно поймать вон того приятеля.

Третий бандит, поняв, что безоружен и загнан в ловушку, собрал остатки мужества и с ревом устремился на Магна. Но и тому было не занимать ловкости. Точно рассчитав момент, он врезал негодяю кулаком в живот, а когда тот согнулся пополам, вогнал колено ему в физиономию. Голова нападающего дернулась назад, а из разбитого носа брызнула кровь. Для надежности Магн опустил кулак ему на затылок, и убийца рухнул без чувств.

Оставив спасенного юношу — тот был скорее напуган, нежели ранен, — сидеть на земле рядом с бассейном, Гай подошел к тому из головорезов, которому Веспасиан выпустил кишки. Стоная и истекая кровью, преступник пытался засунуть внутренности обратно в живот.

— Кто вас подослал? — процедил сквозь зубы Гай.

Зная, что его все равно ждет смерть, раненый покачал головой. Тогда Гай наклонился и намотав кишки на кулак, дернул их на себя. Тишину сада прорезал душераздирающий вопль.

— Кто вас подослал? — повторил Гай свой вопрос.

Преступник покачал головой.

— Бросьте его в бассейн. Пусть рыбы сожрут его изнутри, — приказал Гай.

Веспасиан посмотрел на Сабина. Тот пожал плечами. Вдвоем они подхватили преступника за руки и ноги. Кишки тянулись за ним, словно скользкие черви.

— Последний шанс, — произнес Гай. Ответа не последовало. Убийца потерял сознание.

Братья бросили обмякшее тело в бассейн, который вновь пришел в движение. Опьяненные кровью, миноги набросились на новую добычу, впиваясь хищными ртами прямо в зияющую рану.

— Может, нам больше повезет со вторым, — сказал Гай, беря в руки небольшую рыболовную сеть. Опустив ее в бассейн, он вытащил из воды парочку миног.

— Тащите его сюда!

Пара оплеух привела головореза в чувство, и он негромко простонал.

— Твой приятель только что встретил свой конец, который был не слишком приятен, — сообщил Гай, поднося к его лицу сеть с миногами. Вытащенные из воды, те разевали круглые рты, полные острых зубов. — Ты можешь умереть или быстро, или мучительно. Выбор за тобой.

Преступник сплюнул.

— Отлично. Растяните его.

Магн и Артебудз взяли бандита за руки и развели их в разные стороны.

Свободной рукой Гай приподнял на незнакомце тунику и сорвал с него набедренную повязку.

— Подержи, — он вручил Веспасиану сеть. После чего осторожно одной рукой вытащил миногу, а другой оттянул преступнику крайнюю плоть.

Веспасиан закрыл глаза. В следующий миг раздался душераздирающий крик. Тогда он открыл глаза и увидел то, что и ожидал увидеть.

— Вторая минога вцепится тебе в глаз. Кто вас подослал? — в очередной раз повторил свой вопрос Гай.

— Ливилла… — прошептал страдалец.

— Я единственный, к кому вас подослали?

— Нет, других послали куда-то еще.

Несчастный вновь пронзительно вскрикнул. Это минога с еще большей силой впилась в его тело в надежде извлечь из него хоть сколько-то жидкости.

— Сколько и куда?

— Десятерых, но куда, не знаю… Прошу вас, ради всех богов, прикончите меня.

— Куда? — уточнил Гай. вынимая из сетки вторую миногу и поднося ее к правому глазу пленника.

— Я знаю лишь то, что они выехали из города через Кол- линские ворота и направились дальше по Саларийской дороге.

Веспасиан в ужасе посмотрел на Сабина, со всей ясностью осознав, куда направляется вторая банда убийц.

— Спасибо, — произнес Гай и. взяв меч, вогнал его пленнику в рот.

— Магн, возьми Артебудза, собери десяток своих приятелей с большой дороги, и через час ждите нас, с лошадьми и мечами, у Коллинских ворот, там, где Саларийская дорога встречается с Номентанской! — распорядился Веспасиан.

Магн довольно ухмыльнулся.

— Отлично. Значит; сегодня вечером мне не придется тратить деньги на вино и шлюх, — сказал он и побежал выполнять распоряжение.

— Думаю, нам лучше пойти вместе с ними, — сказал Сабин. — Оставаться здесь — значит напрасно тратить время.

— Сабин, они опережают нас самое малое на два часа. Если у нас не будет свежих лошадей, нам их никак не догнать. Нам нужен Клемент с его преторианским пропуском. Это даст нам возможность менять лошадей на императорских заставах. Лишь в этом случае мы сможем догнать их прежде, чем они доберутся до наших родителей.

ГЛАВА 12

— Я отказываюсь слушать твое жалкое хныканье, — долетал из парадного зала разгневанный голос Антонии, звучным эхом отскакивая от мраморных стен просторного атрия, в котором Сабин и Веспасиан ждали, пока Палл найдет Клемента.

— Но, м-м-мама, я т-т-требую п-п-по отношению к себе уважения, к-к-которое п-п-положено мне к-к-как члену импе- пе-ператорского семейства, — второй голос тоже звучал на повышенных тонах, однако в нем скорее слышался страх, который казался еще сильнее вследствие сильного заикания.

— Ты не в том положении, чтобы чего-то от меня требовать, жалкий поскребыш! Достаточно одного моего слова, и ты отправишься в изгнание, и это еще самое малое. А теперь давай мне список, и можешь уходить.

— Но м-м-мама…

— Замолчи, можно подумать, я забыла, кто я такая. Вон отсюда, но на прощанье, так и быть, дам тебе совет. Разведись со своей безмозглой женушкой, от которой все равно никакого прока, и проводи больше времени в обществе книг, вместо того чтобы выставлять себя дураком, играя в политические игры.

— Но…

— Вон, я сказала! — истерично взвизгнула Антония.

Сидевший в атрии Веспасиан поморщился.

Затем из коридора появилась неуклюжая фигура и, низко опустив голову и пошатываясь, словно ноги были готовы в любой момент ей изменить, направилась в сторону братьев. Подойдя ближе, Клавдий вздрогнул и поднял глаза на Веспасиана. При этом он постоянно моргал, по щекам стекали слезы, из носа капало.

Веспасиан учтиво кивнул. Сабин последовал его примеру. Клавдий удивленно уставился на них и даже на какой-то миг перестал моргать. В его серых глазах читалась напряженная работа мыслей. Кстати, лицо незадачливого сына Антонии можно было бы назвать красивым и даже благородным, если бы не вечно опущенные уголки рта и мешки под глазами.

— Семейство ублюдков, — пробормотал он все с тем же выражением лица, как будто эти слова вырвались сами собой, без его ведома. Складкой тоги Клавдий вытер нос, кивнул братьям и нетвердой походкой побрел прочь. Как только он шагнул за порог, к братьям вышла Антония.

— Что вы здесь делаете? — резко спросила она. Было видно, что она все еще взвинчена после разговора с сыном.

— Значит, Сеян узрел связь между мной и вашей семьей, — сказала она, когда братья поведали ей о нападении на дом дяди Гая и о том, что еще одна группа головорезов сейчас держит путь в поместье их родителей. — И что еще хуже, этот подонок пытается сделать всю грязную работу руками Ливиллы, чтобы никто не заподозрил в покушении на жизнь сенатора его драгоценных преторианцев. Кстати, где сейчас Гай?

— Мы привели его с собой, — ответил Веспасиан. — Палл велел одному из рабов отвести его в баню, смыть с себя кровь и вместе с потом выпустить гнев.

— Отлично. Пусть поживет у меня, пока я не найду способ удалить его из Рима. Эта похотливая сучка, плод моей утробы Ливилла, не остановится, пока не даст своему любовнику все, что он от нее ждет. Подумать только, дети готовы сжить со света собственную мать! И за что боги наслали на меня такое проклятие?

К счастью, братьям не пришлось отвечать на этот вопрос, потому что в атрий, ведя с собой Клемента, шагнул Палл.

— Для вас, молодые люди, в конюшне уже седлаются лошади, — с поклоном произнес он. — Я вернусь, как только они будут готовы.

— Сколько нам взять людей? — спросил Клемент. Судя по всему, Палл уже сообщил ему, куда они направляются и чего от них ждут.

— Пятнадцать, включая нас троих, — ответил Веспасиан.

— Боюсь, моего пропуска будет недостаточно, чтобы всех нас снабдить свежими лошадьми.

— Возьми вот это, — с этими словами Антония сняла с пальца перстень с печаткой и протянула его Веспасиану. — Никто не осмелится отказать владельцу моей печати. Вернешь его назад с Клементом. Кстати, куда ты намерен отправить своих родителей? У Сеяна руки длинные, так что это должно быть какое-то далекое надежное место.

— Я уже об этом думал, — ответил Веспасиан, надевая на мизинец кольцо. — Единственный, кому я доверяю, это Помпоний Лабеон. У него есть поместья в Авентикуме, по ту сторону Альп. Думаю, он уже вернулся туда.

Антония кивнула.

— Надеюсь, это достаточно далеко? А вы сами?

— Я, домина, тотчас же вернусь в Рим, — твердо заявил Сабин. — Мне никак нельзя пропустить выборы на пост квестора.

— По-моему, в данный момент это было бы неразумно, — возразила Антония. — Я бы на твоем месте держалась как можно дальше от Рима, пока окончательно не выяснится, зачем Сеяну понадобился Гай и ваши родители. Только ли потому, что ваша мать приходится сенатору родной сестрой, или же потому, что Сеян вознамерился уничтожить всю вашу семью. В последнем случае Рим для тебя, Сабин, не самое подходящее место. Так что оставь-ка ты лучше выборы на усмотрение Фортуны.

Сабин было открыл рот, чтобы возразить, однако вовремя понял всю правоту ее слов.

— Я бы советовала вам обоим переждать в моем поместье в Кампании. С одной стороны, это не так далеко от Рима, и вы всегда можете вовремя вернуться сюда, если вдруг Макрон сообщит мне, что все готово и можно приступать к осуществлению второй части нашего плана.

— Спасибо тебе, домина, но я бы все-таки предпочел остаться у себя дома в Козе, — ответил Веспасиан. Сабин одарил его кислым взглядом, однако буркнул что-то в знак согласия. — Из Рима до Козы всего один день пути. Думаю, что там мы будем в безопасности. И если мы тебе понадобимся, Магн знает, где нас найти.

— Убедил, — согласилась с ним Антония.

В следующее мгновение в комнату торопливо вошел Палл.

— Ваши лошади готовы, молодые люди.

— Спасибо, Палл, — поблагодарила управляющего Антония, глядя на братьев. — Скачите во весь опор. И да будут боги благосклонны к вам, чтобы вы успели домой вовремя.

Тем временем наступила ночь. Медленным карьером — быстрее не получалось — они скакали по Саларийской дороге, держа в руках факелы.

Веспасиан, Сабин и Клемент встретили Артебудза, Магна и его друзей в полдень. Веспасиан быстро обнял медлительного, но надежного Секста и ловкача-Мария, после чего они все вместе поскакали по Саларийской дороге, чтобы засветло проделать как можно большую часть пути. Лошадей они меняли каждые десять миль на императорских почтовых станциях. Надо сказать, что перстень Антонии сослужил им бесценную службу. Смотрители станций не слишком охотно давали им свежих лошадей. Свое нежелание они объясняли тем, что чуть раньше уже поменяли целый десяток скакунов по требованию командира отряда, имевшего при себе подписанный Сеяном приказ. Для Веспасиана и его друзей это известие явилось неприятной неожиданностью. Им и в голову не могло прийти, что нанятые Ливиллой головорезы воспользуются той же уловкой, что и они сами. Неудивительно, что сердца всех с каждой минутой все больше и больше охватывало отчаяние. Им не оставалось ничего другого, как то и дело подстегивать своих лошадей, уповая на то, что те, кто ехали впереди них, не станут гнать своих скакунов, чтобы успеть первыми. Кстати, эта надежда находила свое подтверждение в словах начальников застав, из чьих утверждений выходило, что Веспасиан и его друзья медленно, но верно сокращают расстояние между собой и подручными Сеяна.

К тому времени, когда долгий июльский день сменился вечером, они уже преодолели шестьдесят миль из восьмидесяти, что отделяли Рим от Акв Кутилл. По расчетам Веспасиана, в последний раз, когда они обменяли лошадей, от первого отряда они отставали не более чем на час.

— Мы сэкономим время, если обойдемся без пересадки, — сказал он Сабину, вглядываясь в сгущающиеся сумерки. — Тем шагом, которым мы едем, мы без труда покроем оставшиеся двадцать миль.

— У нас каждая минута на вес золота, — напомнил ему брат. — Эти ублюдки уже на подходе к нашему поместью. По темноте им ехать меньше, чем нам, и мы от них отстаем.

— Но вдруг им захочется заночевать где-нибудь?

— Как же, как же! Эти негодяи все рассчитали с точностью до минуты. Они нагрянут в поместье в тот момент, когда все лягут спать.

— И что ты предлагаешь?

Ты будешь надо мной смеяться, но я предлагаю довериться моему богу Митре. Его свет поведет меня вперед. Ты же следуй за мной и пытайся не отставать.

С этими словами Сабин пришпорил своего скакуна. Веспасиан, недоуменно пожав плечами, последовал его примеру. Видя, что братья устремились вперед, остальные дружно бросились им вдогонку, хотя и считали чистой воды безумием гнать лошадей ночью во весь опор даже по ровной, мощеной дороге.

Факелы пришлось затушить. Взяв лошадей под уздцы, Веспасиан и его спутники как можно быстрее повели их по разбитому проселку, что вел к поместью Флавиев.

В доме и прилегающих к нему постройках было темно. Тонкий серпик луны светил тускло и призрачно. Тем не менее они сумели рассмотреть темные очертания зданий, до которых оставалось теперь шагов сто.

Возглавляемые Сабином, они бешеным галопом преодолели последние двадцать миль меньше, чем за два часа. То, что ни одна лошадь не споткнулась и не сбросила своего седока, Веспасиану казалось чудом, однако он не стал говорить об этом вслух, чтобы не выслушивать очередные восхваления Сабина в адрес могущества его всесильного господина Митры.

Темнота обострила все его чувства. В нос тотчас ударили знакомые запахи детства. Они как старые друзья веселой гурьбой высыпали ему навстречу.

От сосен сладко тянуло смолой; земля отдыхала после знойного дня под палящим солнцем. В прохладном ночном воздухе висели запахи свежего сена, полевых цветов, дровяного дымка. и каждый приносил с собой образы далекого прошлого, которые в данный момент грозила заслонить собой жестокая реальность настоящего.

— Вроде бы все тихо, — прошептал он Сабину и Клементу, скакавшим по обе стороны от него. — Может, это просто совпадение, и они торопились куда-то еще.

— Или же мы опоздали, — хмуро ответил брат. Они спешились и привязали уставших лошадей к смоковнице. В ее ветвях нежно шелестел ветер. Затем где-то вдалеке раздалось тявканье лисы, на которое ответила другая рыжая хищница, находившаяся где-то совсем недалеко от отряда братьев.

Артебудз, Магн и его приятели с большой дороги тоже спешились и обнажили свои короткие мечи. От стены, что тянулась вдоль конюшни и была высотой в пятнадцать футов, их отделяло примерно пятьдесят шагов. В тусклом свете луны были хорошо видны ворота. Их створки были закрыты.

— Непохоже, чтобы кто-то врывался сюда. Так что, возможно, мы успели вовремя, — прошептал Сабин. — Мы тихо разбудим весь дом, поднимем всех на ноги и сможем застичь этих ублюдков врасплох, если те, конечно, сюда нагрянут. Веспасиан, бери Магна, Артебудза и еще пятерых. Постарайтесь разбудить сторожа. Я же с Клементом и остальными пойду к главным воротам, где разбужу тамошнего привратника. Если вдруг мы…

Сабин недоговорил: ночную тишину, один за другим, прорезали крики. Над крышами в дальнем конце конюшенного двора в темноте замелькали пылающие факелы.

К ним тотчас присоединились другие, но на этот раз было видно, что их держат в руках темные силуэты, взбиравшиеся на крышу. Некоторые из них спрыгнули в конюшенный двор, другие побежали вдоль крыши, чтобы затем запрыгнуть на крышу главного здания. Пожар, который уже занимался по другую его сторону, озарял происходящее оранжевым светом.

— Проклятье! — воскликнул Сабин. — Перебирайтесь через стену. Веспасиан, я беру собой девятерых и отправлюсь к главным воротам. Никакого плана. Действуйте на свое усмотрение.

С этими словами Сабин и сто отряд бросились вдоль стены к главным воротам.

— Ведите сюда лошадей! — крикнул Веспасиан и, отвязав коня, вскочил в седло и понесся к стене. Доскакав до нее, он резко осадил своего скакуна. Из-за стены доносились крики, плач, лязг оружия. Встав на круп коня, он попытался вскарабкаться на стену. Увы, до ее верха ему оставалось еще два фута.

— Магн, давай сюда! Подсади меня!

Магн слез со своей лошади и вскарабкался на круп лошади Веспасиана. Та испуганно дернулась.

— Секст! — крикнул Веспасиан. — Подержи ей голову, пока Магн подсадит меня.

— Подержи ей голову, пока Магн подсадит меня, — повторил его приказ Секст, до которого все доходило с трудом.

Лошадь успокоилась и встала смирно. Магн подставил сложенные вместе ладони, чтобы Веспасиан оперся на них ногой, и подтолкнул его вверх. Веспасиан уцепился за стену и, оцарапав колени, подтянулся и залез на крышу. Здесь он лег и свесил руку вниз. Схватив за руку Магна, рывком помог ему взобраться на стену. Артебудз и все остальные последовали их примеру.

Хотя с момента нападения не прошло и пары минут, конюший двор уже освещали языки пламени. На земле валялись с полдесятка мертвых тел. Крики доносились из барака, где жили работавшие на полях рабы. Скованные по рукам и ногам цепями, они в ужасе кричали, понимая, что оказались в ловушке в своем тесном жилище без окон, к которому все ближе и ближе подбирались языки пламени. В щели уже начал проникать удушающий дым. Нападавших нигде не было видно. В следующую секунду выходящая во двор дверь главного здания дрогнула на старых петлях и распахнулась.

Веспасиан бегом бросился вдоль крыши и спрыгнул в конюшенный двор как раз в тот момент, когда из той части дома, где жили вольноотпущенники, выбежала группа мужчин, вооруженных мечами, копьями и луками. Веспасиан узнал управляющего Паллона. За его спиной он увидел силуэты скифа Басея и перса Атафана. И тот, и другой были вооружены кривыми восточными луками. К сожалению, оба не узнали Веспасиана: рядом с ним в землю впились две стрелы. Затем над его головой раздалось шипенье, а в следующий миг левое плечо, словно молния, пронзила резкая боль. От удара он потерял равновесие и упал навзничь.

— Паллон! — крикнул он. — Это я, Веспасиан!

Увы, он опоздал. Решив, что он больше не представляет угрозы, Басей и Атафан переключили свое внимание на друзей с большой дороги, которые в данный момент пытались преодолеть стену. Двое из них спрыгнули во двор в тот момент, когда Атафан упал со стрелой в груди. Меткий глаз Артебудза и твердая рука сделали свое дело.

— Артебудз, не стреляй! — собрав последние силы, крикнул Веспасиан в надежде перекричать вопли, доносившиеся из барака, в котором жили рабы. — Паллон, останови их! Это я. Веспасиан!

Он поднялся на колени и отчаянно замахал руками. Увы, в следующий миг он едва не потерял сознание от пронзившей плечо боли. В его плечо впился наконечник стрелы.

На этот раз Паллон узнал голос молодого хозяина, которого не видел целых четыре года.

— Не стрелять! — приказал он и бегом бросился через двор. Его помощники бросились вслед за ним. — Хозяин, это ты? Ты напал на собственный дом?

— Нет, конечно. Я все объясню потом, — произнес Веспасиан, обламывая древко стрелы как можно ближе к телу.

В следующий момент с крыши во двор спрыгнули Магн и Артебудз, а за ним — Секст и Марий.

— Давайте за мной в главное здание! — крикнул Веспасиан, вбегая в распахнутые ворота. — И смотрите, в кого вы стреляете. Потому что перед вами может оказаться Сабин.

Сад внутреннего двора оказался пуст — за исключением тела раба, чья работа заключалась в том, чтобы по ночам сторожить ворота. Из дома доносились звуки рукопашной схватки. Веспасиан бросился по колоннаде к таблинуму. Из его раны сочилась кровь, а туника уже промокла насквозь. От боли слегка кружилась голова.

Оттолкнув сломанную дверь таблинума, он со всех ног помчался через него в атрий. Здесь его встретила жуткая картина всеобщего побоища: несколько десятков тел, извиваясь, сцепились в рукопашной схватке на мраморном полу. Те, что стояли на ногах, размахивали мечами и кинжалами. В дальнем конце атрия пылала, словно маяк, распахнутая дверь. В ее свете Веспасиан сумел разглядеть своего отца. Сражаясь бок о бок с Сабином и Клементом, Тит направо и налево раздавал удары кинжалом. По лицу его текла кровь. Левое ухо отсутствовало.

Со звериным рыком перепрыгнув через бездыханное тело управляющего домом Варона, Веспасиан ворвался в самую гущу этого и со спины набросился на противника отца. Схватив его за волосы, он взмахнул мечом. Описав в воздухе короткую дугу, лезвие вошло в плечо, словно нож в кусок масла, перерубая и мягкую плоть, и твердую кость. Нападавший взвыл от боли. Отсеченная рука с глухим стуком упала на пол. В следующий миг звериный вой оборвался, это Тит вогнал свой меч в горло противника, который тут же свалился замертво.

Позади Веспасиана, словно выпущенные из Гадеса фурии, Магн, Секст и Марий с тыла двинулись на противников своих друзей и собутыльников. Шансов на спасение у подосланных Ливиллой головорезов не было: под ударами, что сыпались на них со всех сторон, их становилось все меньше и меньше. Артебудз, Паллон, Басей и другие вольноотпущенники предпочли отойти в сторонку, не зная, кто в этом хаосе друг, а кто враг. Впрочем, особой необходимости в их помощи не было. Буквально в считанные минуты от нападавших в живых осталось лишь двое. Загнанные в угол и осознавшие тщетность дальнейшего сопротивления, они опустились на одно колено, признавая себя побежденными.

— Вы явились в мой дом, чтобы убить меня перед посмертными масками моих предков и алтарем моих семейных богов? Неужели после этого вы ожидаете к себе снисхождения? — возмутился Тит, проталкиваясь к пленникам. Одним ловким движением он подхватил с земли брошенный меч и взмахнул им на уровне шеи одного из налетчиков. В следующее мгновение голова пленника слетела с плеч, а его тело, обдав Магна и его друзей фонтаном крови, повалилось вперед.

Второй пленник поднял глаза. В них не было и капли страха. Посмотрев на Тита из-под сросшихся бровей, он кивнул и опустил голову, ожидая, как и положено римскому гражданину, когда острый меч в одно мгновение лишит его жизни. Тит занес меч.

— Нет! — раздался за его спиной голос.

Тит резко обернулся, желая увидеть, кто это пытается помешать ему в его законной жажде мести. Вперед шагнул Клемент.

— Кто ты, молодой человек? — спросил Тит, тяжело дыша.

— Марк Аррецин Клемент мое имя, — спокойно ответил тот. — Твой сын вскоре женится на моей сестре.

— Если ты считаешь, Клемент, что узы родства вынудят меня проявить снисхождение к этому негодяю, то ты ошибаешься.

К Клементу шагнул разъяренный Сабин.

— Кто ты такой, чтобы становиться на пути у законного воздаяния? Все до последнего из людей Ливиллы должны умереть! — крикнул он, возмущенно тыча пальцем в коленопреклоненную фигуру пленника.

— Успокойся, мой друг. Все головорезы Ливиллы уже мертвы, — спокойно ответил Клемент. — Этот не из их числа.

Пытаясь унять клокотавшую в груди ярость, Сабин посмотрел на пленника. В его сознании промелькнуло смутное воспоминание, и он внимательно всмотрелся в его лицо.

— Клемент прав, отец, — сказал он, вспоминая стражника со сросшимися бровями, которого он видел в комнате Макрона в прошлом году. — Это не головорез Ливиллы. Это преторианец, Сатрий Секунд.

ГЛАВА 13

— Не знаю, какая от него польза, и не желаю знать. Я требую его смерти! — кипятилась Веспасия Полла. Возмущенная побоищем, устроенном в ее собственном доме, и все еще не до конца поверив в то. что чудом избежала смерти, Веспасия горела мщением. — Если ни у кого из вас не поднимается рука, чтобы это сделать, то дайте мне кинжал.

— Моя дорогая, если Сабин и Веспасиан говорят, что Секунда следует оставить в живых из политических соображений, то я не намерен с ними спорить. — как можно убедительнее произнес Тит. Из его раны по-прежнему сочилась кровь. — И я хотел бы напомнить тебе, что это последний раз, когда ты вмешиваешься в дела, в которых не разбираемся ни ты, ни я, и твоя строптивость…

— Строптивость? — фыркнула Веспасия.

— Да, твоя строптивость, женщина! — резко бросил жене Тит. — Это из-за нее нас, словно воров, тайком, под покровом ночи вывезли из Рима. Это из-за нее я выглядел как обыкновенный сельский недотепа, который не в состоянии совладать с собственной половиной. Иными словами, превратился во всеобщее посмешите. Мало того, что ты во все суешь свой нос и раздаешь советы, когда тебя об этом не просят, так ты еще и науськиваешь оставшихся рабов, чтобы те прикончили единственного свидетеля.

В какой-то момент могло показаться, что Веспасия вот-вот взорвется. Но нет, она посмотрела на сыновей.

— Мама, — произнес Веспасиан. — Поверь нам.

Поняв, что в этом споре мужчин ей не переубедить, Веспасия уступила, хотя и поклялась, что в один прекрасный день отомстит за то, что провела несколько часов, сидя под замком в кабинете Тита, прислушиваясь к шуму ожесточенной драки и сжимая в руке нож, который он ей дал. Казалось бы, она еще недавно мирно спала в постели, как вдруг муж схватил ее за руку и потащил за собой через весь атрий. Из-под входной двери вырывались языки пламени, а в ту, что вела в сад, кто-то ломился. Тит приволок жену в свой кабинет. Это была единственная из выходящих в атрий комнат, на двери которой имелся замок. Прежде чем уйти, он сунул ей в руки нож и велел покончить с собой, если вдруг дверь будет выбита. До смерти напуганная, Веспасия в ужасе посмотрела на собственное отражение на холодной стали клинка, искаженное выгравирован- ними на нем странными письменами. Когда схватка закончилась и Тит с сыновьями открыли дверь, они застали Веспасию на коленях. Острие кинжала было прижато к груди, как будто она была готова упасть на него в любую минуту, как только поймет, что защитников дома больше никого уже нет в живых, а нападавшие нашли ключ. От смерти се спасло лишь то, что муж оказался проворней се: в самый последний миг успел подхватить и не дал упасть.

Гордо вскинув голову, Веспасия удалилась из атрия, переступая через мертвые тела. Тит с сыновьями облегченно вздохнули.

Как только жена вышла, Тит подошел к ним и обнял за плечи. Кроме них в атрии никого не было. Паллон и Клемент повели Секунда в темницу, Магн и его приятели с большой дороги вместе с остальными принимали участие в тушении пожара. Передняя дверь все еще дымилась, однако возгорание уже удалось погасить. В комнатах пахло дымом и гарью.

— Спасибо, мои дорогие сыновья, спасибо вам, — произнес Тит; по очереди привлекая их к себе, чтобы соприкоснуться головами.

Веспасиан попытался положить левую руку на отцовское плечо, но тотчас же поморщился от боли.

— Нужно вынуть из тебя эту штуку, — сочувственно заметил Сабин. — Я пошлю за Хлоей.

— Отцу нужно пришить назад его ухо, — добавил Веспасиан, решив шуткой поднять настроение, и указал на рану на отцовской голове.

— Уха я лишился уже давно, мой мальчик, — Тит осторожно потрогал больное место. — Это ранение едва не стоило мне жизни. Я поскользнулся в одном бою и едва не потерял равновесие. Зато есть в этом и своя положительная сторона. Этим ухом я почти не слышу язвительных замечаний вашей матушки, а она ой как остра на язык!

При этих его словах все трое рассмеялись — не столько самой шутке, сколько признаваясь самим себе в том, что остались живы. Единственным спасением от тревог последних часов стал смех, безудержный, истерический смех, от которого вздымалась грудь Веспасиана, толкая застрявший в плече наконечник стрелы. В следующий миг боль и потеря крови взяли свое, и он без чувств рухнул на мраморный пол.

Когда Веспасиан открыл глаза, он тотчас узнал потолок своей старой комнаты. На дворе стоял день.

— Давно пора!

Он повернул голову и увидел Магна. Тот сидел на стуле в углу комнаты и до блеска начищал свой меч.

— Который час? — слабым голосом спросил Веспасиан.

— Почти полдень, если не ошибаюсь.

Веспасиан поднес к плечу руку и нащупал плотно наложенную повязку.

— Ты даже не пикнул, пока Хлоя извлекала наконечник. Все это время ты был без сознания, даже когда она очищала рану. Замечательная женщина. Никогда еще не видел, чтобы наконечник извлекали так ловко и быстро. И еще я готов поспорить, что в молодости она была красавица!

— Я уверен, что если ее вежливо попросить, она бы не отказалась на какое-то время вспомнить молодость. Тем более что, насколько мне известно, ты питаешь слабость к зрелым женским формам.

— Мне что, теперь до конца моих дней выслушивать от тебя твои глупости? Клянусь Аидом! Стоит поиметь одну козу, как ты уже до конца дней своих считаешься любителем козьего сословия!

— По крайней мере, свою репутацию ты заработал честно. Лично я и близко не подошел ни к одному мулу, Сабин же только и делает, что подначивает меня. Кстати, как там твои приятели?

— Бедняга Луцион отдал концы, но Хлоя считает, что Кассандр должен выжить. Стрела пробила ему нёбо и вышла сквозь щеку, хотя и выбила по пути несколько зубов. Я всегда говорил, что этим грекам вечно везет.

— Я бы не стал называть это везением, если учесть, что в него выстрелил тот, кого он пытался защитить.

Магн осклабился.

— Если посмотреть на это дело так, то ты прав. Да и вообще, неизвестно, сколько пройдет времени, прежде чем он снова сможет жевать сочную римскую колбаску. Ведь он, как и всякий грек, наверняка питает к ней слабость. Ну, ты понял, о чем я.

— Думаю, что да, — улыбнулся Веспасиан. — А теперь помоги мне встать.

— Неужели в этом есть необходимость?

— Ты что, по уши влюбился в Хлою и теперь тоже возомнил себя лекарем?

— Нет. Просто знаю по собственному опыту, что всякий раз, когда меня пытаются проткнуть насквозь, я потом еще долго едва держусь на ногах.

Веспасиан с трудом приподнялся с постели. Рана в плече тотчас напомнила о себе болью, однако кровотечение больше не возобновилось.

— Боюсь, что у меня нет выбора. Я должен попрощаться с нашими мертвыми и уехать.

— Это что еще за спешка такая? — удивился Магн, помогая другу встать на ноги.

— Ливилла наверняка уже ожидает своих бандитов, — ответил Веспасиан, проковыляв к тазу с водой, стоящему на сундуке. — Когда они к вечеру не вернутся, ей захочется узнать, почему, и она наверняка завтра пошлет сюда еще один отряд, выяснить, в чем дело. Нагрянут они сюда только завтра к вечеру, и мне почему-то кажется, что нам не стоит дожидаться их прибытия.

— Если они застанут дом пустым, то наверняка сожгут здесь все дотла.

Веспасиан ополоснул прохладной водой лицо.

— Ничего, отстроим заново.

— И куда ты собрался?

— Ты и твои друзья поможете Клементу доставить Секунда в Рим, — ответил Веспасиан, вытираясь полотенцем. — И я бы попросил тебя дождаться там, пока Антония не отправит тебя в Козу с сообщением для меня.

Было видно, что Магн отнюдь не в восторге от его плана.

— Стоит ей узнать, что я в Риме, как она будет посылать за мной каждую ночь.

— Это, так сказать, дополнительная награда. А еще я с удовольствием одолжил бы у тебя пару твоих дружков, чтобы они вместе со мной и Сабином отправились в Козу. Думаю, так будет надежнее.

— Бери. Можешь взять Секста и Мария. Они знают это место. Но как же твои родители? Куда податься им?

— Они вместе с Артебудзом поедут на север. Ему с ними по пути. Он все не может дождаться того часа, когда наконец вернется в свой родной Норик.

— Знаю, он мне все уши прожужжал, пока мы плыли по морю. По его словам, он опасается, что не застанет отца в живых. Брогдуос, так зовут его отца.

— Сколько лет он не был дома?

— Почти двадцать.

В комнату без стука вошел Тит. Его лицо и голову украшала холщовая повязка. Магн дипломатично вышел вон.

— Смотрю, ты проснулся, — улыбнулся сыну Тит. — Как ты себя чувствуешь?

— Сносно. А ты как, отец?

Тит наклонил голову.

— Что?

— Сносно, отец. Как ты… Ой, и правда смешно!

— Твоя мать была иного мнения, когда я задал ей этот же вопрос рано утром. Сейчас ее настроение испортилось еще больше. Сабин сказал ей, что нам нужно уехать из Италии, чтобы спрятаться в какой-нибудь забытой богами дыре. Кстати, забыл, как там она называется?

— Авентикум. Так лучше всего для вас, пока обстановка в Риме не изменится.

— Я-то сам это отлично понимаю, в отличие от твоей матушки. Она вбила себе в голову, что коль мы вчера задали им хорошую трепку, нам больше нечего опасаться.

— Она неправа, — ответил Веспасиан, просовывая голову в вырез туники.

— Знаю. Постарайся ее переубедить. Мы с Сабином уже пробовали, но все впустую. Лишь когда я велел ей собирать ценные вещи и грузить их на повозки, до нее дошло, что у нее есть выбор. Или остаться одной в пустом доме, где никто ее не защитит, если это ублюдки вновь нагрянут сюда, или уехать вместе со мной.

— Что же она выбрала?

— Не знаю. Она до сих пор в раздумьях. Правда, я оставил ей мой кинжал.

Веспасиан усмехнулся и застегнул на ремне пряжку.

— Что ты намерен сделать со своими стадами?

— Мулов и овец можно оставить пастись на летних пастбищах к северу от поместья. Паллон и пастухи какое-то время побудут там вместе с ними. Там им ничего не грозит. Вряд ли кто-то станет искать их в горах. Что касается рабов, то их мы возьмем с собой.

— Это домашних. А тех, что работают в поле?

— Они все мертвы. Сгорели в бараке прошлой ночью.

— Быть того не может! Все сорок? — Веспасиан поднял голову от сандалий и недоверчиво посмотрел на отца.

— Шестьдесят. С тех пор как ты уехал, мы прикупили новых. Да, боюсь, что так. С другой стороны, это решило мою проблему. Теперь мне не нужно ломать голову, что с ними делать.

— Не слишком ли дорогостоящий способ решения проблем? Они ведь стоили уйму денег.

— Как будто я сам этого не знаю. Ведь это я платил за них из своего кошелька. Но эти убытки втройне возместит приданое, которое принесет с собой сестра Клемента. Сегодня утром мы с ним обговорили все условия. Он в течение месяца привезет ее в Козу, где состоится свадьба. Ведь ты, как я понял, направляешься прямиком туда.

— Да, мы прихватим с собой парочку приятелей Магна и…

Он не договорил. В дверь просунулась голова Сабина.

— Отец, Веспасиан! Атафан умирает и просит, чтобы вы пришли к нему!

Жилище вольноотпущенников находилось в дальнем конце конюшенного двора. Там же располагались жилые комнаты управляющего и его кабинет. Все эти постройки примыкали к стене и потому пострадали меньше других. В поместье тем временем царила суматоха: рабы грузили на три повозки домашний скарб.

Тит повел за собой сыновей в общую трапезную вольноотпущенников. Здесь они ели, а по вечерам пили вино и играли в кости. В дальнем ее конце начинался длинный, без окон, коридор, в который выходили двери комнат. Подойдя к одной из них. Тит остановился. Хотя как хозяин поместья он имел право входить в любое помещение без стука, он счел нужным оказать честь тому, кто верой и правдой служил ему целых шесть лет в качестве раба, а потом еще десять в качестве вольноотпущенника. И потому постучал.

Дверь открылась, и в коридор выглянула Хлоя. Увидев перед собой хозяина, она удивленно нахмурила брови. Ее загорелое лицо тотчас покрылось сетью морщин, сделавшись похожим на скорлупу грецкого ореха.

— Входите, хозяева, — сказала она, склонив в поклоне голову. — Благородный Веспасиан, я рада видеть, что ты пришел в сознание. Как твое плечо?

— Побаливает, но в целом терпимо. Спасибо тебе, Хлоя, за все, что ты сделала для меня вчера вечером, — ответил тот, искренне пожимая ей руку. Когда он был ребенком, Хлоя не раз лечила его ссадины и ушибы, отпаивала целебными отварами. Неудивительно, что он воспринимал ее как члена семьи.

— Тебе повезло, что стрела не задела жизненно важных органов, — ответила Хлоя с улыбкой. Те несколько зубов, что еще оставались у нее во рту, были желты или даже почернели от времени. — Так что я без труда извлекла наконечник и обработала рану. Увы, нашего бедного Атафана стрела пронзила в печень, и у него внутреннее кровотечение. Долго он не протянет.

Веспасиан кивнул и, переступив порог, шагнул в небольшую комнатку с выбеленными стенами. Он никак не ожидал увидеть в ней Артебудза. Тот стоял рядом с единственным окном.

Атафан лежал на низкой кровати. Его некогда гордые, точеные персидские черты словно растеклись по лицу и посерели. Дыхание давалось ему с трудом. Услышав, как они вошли в комнату, умирающий приоткрыл желтоватые глаза и слабо улыбнулся.

Спасибо, что вы пришли ко мне, — еле слышно прошептал он.

— Хозяин постучал в дверь, — сочла нужным уточнить Хлоя. Она отлично понимала, что вклиниваясь в их разговор, она нарушает все писаные и неписаные правила, однако ей хотелось. чтобы он это знал.

— Спасибо, — прошептал Атафан, обращаясь к Титу. — Ты оказал мне честь.

— Лишь ту, которую ты заслужил за долгие годы, пока жил у нас, — ответил Тит, беря умирающего за руку. Пожав ее, он перевел вопросительный взгляд на Артебудза.

— Мое имя Артебудз, господин, — представился тот. — Твой сын выкупил мою свободу. И я перед всей твоей семьей в неоплатном долгу.

— Этот человек выпустил в меня стрелу, господин, — еле слышно сообщил Титу Атафан. — Это был меткий выстрел. Гораздо более меткий, Ахурамазда свидетель, чем тот, который я выпустил в Веспасиана. — Он слабо усмехнулся, а на губах его появилась кровь. — А мой приятель Басей промахнулся. Будем считать, что это было наше с ним последнее состязание на меткость, и я победил.

— Хотя, к счастью для меня, и не попал в яблочко, — заметил Веспасиан, трогая больное плечо.

Атафан кивнул и закрыл глаза.

— Я хотел бы попросить вас о двух вещах.

— Говори, о каких? — уточнил Тит.

— Во-первых, не сжигайте мое тело, а оставьте его на растерзание хищным птицам, как поступают у меня на родине те, кто следуют учению Зороастра, оставляя своих мертвых на башнях молчания.

— Так и будет.

— Спасибо тебе, хозяин. Моя вторая просьба не столь проста. Я скопил приличную сумму денег, золотом. Они в шкатулке под моей кроватью, вместе с личными вещами, которые я хотел бы вернуть моей семье. Я намеревался на эти деньги вернуться к себе на родину, но, видно, не судьба. И я бы просил тебе переедать эти деньги моим родным вместе с письмом, в котором ты расскажешь им, как я жил. Сам я этого сделать не успел. Они умеют читать по-гречески.

Непременно, Атафан. Но как я узнаю, куда мне его послать?

— Моя семья родом из Ктесифона. Они купцы, торгуют пряностями. Как младший из пяти сыновей, я не мог рассчитывать на участие в семейном деле. Вместо этого меня отправили выполнять семейный долг, служа в армии Великого Царя. И вот я здесь, и здесь и останусь. Моя семья в основном торговала с евреями из Александрии. Думаю, торгует и до сих пор. — Атафан на минуту умолк, чтобы отдышаться. Дыхание давалось ему все тяжелее и тяжелее. — Там была одна еврейская семья. Два поколения назад, при Юлии Цезаре они получили римское гражданство. Главу семейства звали Гай Юлий Александр. Он будет знать, куда ему переслать эти деньги.

Атафан вновь умолк, тяжело дыша. Тит печально посмотрел на него.

— Но людей нашего сословия пускают в Египет лишь с личного разрешения императора. Как нам найти ту еврейскую семью, если сами мы живем в Италии?

Атафан с трудом приоткрыл глаза и прошептал:

— Напиши алабарху. Он должен знать. А теперь прощайте.

Сказав эти слова, он испустил дух. Артебудз шагнул к нему, чтобы закрыть незрячие глаза. Несколько мгновений никто не проронил ни слова.

— Достань ларец, Сабин, — наконец нарушил молчание Тит. — Я велю Паллону, чтобы он прислал людей, чтобы они убрали тело. Остальных нужно срочно кремировать. Костры уже готовы.

С этими словами Тит вышел вон. Братья растерянно переглянулись.

— Кто такой алабарх? — спросил Сабин.

— Кто его знает. Пока не стоит забивать этим голову. Доставай сундук, а как только кремация закончится, надо будет допросить Секунда.

Сабин нагнулся и, пошарив рукой под кроватью, вытащил из-под нес деревянный сундучок. Замка на нем было, один лишь крючок. Братья откинули крышку и ахнули. Внутри сундук был на четверть полон не только золотых монет, но также слитков и дорогих украшений.

— Откуда это у него? — удивился Сабин, зачерпывая пригоршню монет и высыпая их назад в сундук.

— Он сохранил все, что отец платил ему за его работу, — пояснила Хлоя. В ее глазах стояли слезы. — Раз в год он ездил в Реате, чтобы купить там золота.

— Но здесь его все равно больше, чем можно заработать за десять лет! — воскликнул Веспасиан. — Мой отец не настолько щедр!

— Бассеос всегда отдавал ему большую часть денег. Говорил, что ему они не нужны. Утверждал, что у него якобы есть все. что ему нужно, и если он когда-нибудь вернется домой, какой прок ему от всех этих денег в бескрайних степях Скифии? Вот он и отдавал их другу, который мог ими воспользоваться.

Сабин усмехнулся.

— Что ж, по-своему разумно, — согласился он, с трудом поднимая ларец. — В будущем я постараюсь завести дружбу со скифами.

С этими словами Сабин вышел из комнаты. Веспасиан — вслед за ним, на ходу ломая голову над тем, как можно добровольно отказываться от такой всесильной вещи, как деньги, которых лично ему всегда не хватало.

Тела остальных покойников сожгли на двух погребальных кострах за воротами конюшенного двора. Один предназначался для рабов, к которым добавили тело Луциона. На второй положили тела остальных. Тит взял на себя обязанности жреца. Каждому покойнику в рот положили по монетке для подземного паромщика, в том числе, — к великому неудовольствию Веспасиана, — и головорезам Ливиллы.

Веспасиан стоял рядом с отцом возле наспех сооруженной платформы на четырех высоких шестах, на которую положили тело Атафана. За их спинами столпились вольноотпущенники и Артебудз. Басей рыдал, не стесняясь слез. В руках у старого скифа был лук его покойного друга, который он решил сохранить на память. Когда Веспасиан спросил у него, не желает ли он взять назад какую-то часть своих денег, Басей ответил, что лук Атафана добудет ему больше пищи, чем способны купить деньги. Видя, что скиф более чем доволен таким «наследством», Веспасиан не стал настаивать.

Поскольку никто ничего не ведал о погребальных обрядах зороастрийцев, Сабин решил провести похороны в соответствии с культом Митры, тем более что обе религии были родственными. Держа в руке зеленый пшеничный колос, он вознес молитвы великому солнцу, чтобы оно позаботилось о душе покойного, после чего принес ему в жертву молодого бычка. Сделав над огнем несколько пассов, он бросил в него сердце. В глазах Веспасиана все это было крайне странным и непривычным, хотя в самом жертвоприношении не было ничего нового.

— В чем заключался смысл ритуала? — спросил он у брата, когда они вместе шагнули в ворота конюшенного двора. Шел уже восьмой час дня. Повозки были почти полностью загружены, и рабы впрягали в них мулов. По словам Паллона, в путь им предстояло отправиться уже через час.

— Если я тебе это скажу, то буду должен убить тебя, а потом и себя тоже, — совершенно серьезно ответил Сабин. — Если тебе так хочется знать, сначала ты должен пройти обряд посвящения и занять самую первую ступеньку, став Вороном.

— Откуда мне знать, хочу я или нет пройти обряд, если ничего не знаю о твоей религии.

— Для этого нужна вера, брат.

— Вера во что?

— Вера в господина нашего Митру и в Божественное Солнце.

— И во что именно я должен верить?

— В то, что они направляют твой дух и очищают твою душу, когда ты переходишь из одной жизни в другую.

— Это как?

— Тайны открываются постепенно, по мере того как ты с каждым новым обрядом посвящения поднимаешься на ступеньку выше.

— А ты на какой?

— Я — «Солдат». Это третья ступень. Но все тайны открываются тебе, лишь когда ты достигаешь седьмой ступени. Тогда ты становишься «Отцом». Но я говорю совершенно серьезно. Если тебе это так интересно, я могу организовать для тебя такой обряд.

Веспасиану казалось странным, что религия предполагает столь жесткую иерархию и хранит секреты от рядовых своих членов, от которых требуется лишь слепая вера и повиновение. Он смутно догадывался, что все дело здесь в той власти, которой располагают так называемые «Отцы». Именно поэтому, решил он, эта религия с каждым днем набирает себе новых приверженцев среди солдат.

— Спасибо за предложение, Сабин, но лучше не стоит. Я предпочитаю старых богов, к которым можно в любой момент обратиться за помощью. Например, попросить у них для себя победу, или хороший урожай, или смерть врагу. При этом не нужно заботиться ни о какой душе или духе, что бы это ни значило.

— У старых богов тоже имелись свои мистерии, которые, я склонен полагать, имели немало общего с мистериями Митры.

— Тогда зачем тебе понадобилось следовать этому новому богу?

— Все религии, если их глубоко копнуть, по сути своей сводятся к одному и тому же. И человек выбирает ту, которая лучше всего выражает его мысли по поводу жизни, смерти и перерождения.

— С меня достаточно мыслей о моей жизни. И что там бы ни было после нее, — при условии, что после нее что-то есть, — может само о себе позаботиться.

— Как хочешь, брат.

Их теологические споры завершились сами собой, как только они отыскали Клемента. Будущий шурин Сабина был занят тем, что отчитывал юного конюха за то, что тот недостаточно крепко затянул подпругу на его лошади.

— Готов поспорить, что этот тупой молокосос решил меня угробить! — возмущенно заявил он братьям и, отпустив рабу звонкую оплеуху, отправил его переделывать работу.

— А где Секунд, Клемент? — спросил у него Сабин. — Хотелось бы задать ему несколько вопросов прежде, чем ты отвезешь его Антонии.

— Он заперт в одной из кладовых. Я провожу вас к нему. Но предупреждаю заранее: считайте, что вам крупно повезло, если он вам что-то скажет. Я уже оставил всякую надежду.

— Просто ты не нашел к нему подход, — отозвался Веспасиан, когда Клемент повел их к пленнику.

— Нам кажется, Секунд, — вполне резонно рассудил Веспасиан, — что ты отлично понимаешь, какой перед тобой выбор. Или ты во всем признаешься, и тогда я обещаю тебе защиту Антонии, либо ты молчишь, и тогда Антония сообщит Макрону, что ты предал не только ее, но и его. И тогда тебя и твою жену ждет малоприятная смерть, которой он вам пригрозил.

— Только не вмешивайте в это дело Альбуциллу, — процедил сквозь зубы Секунд, хмуро глядя водянисто-голубыми глазами из-под сросшихся на переносице бровей. На его скулах и подбородке темнели синяки.

— Боюсь, что она уже в нем замешана, — холодно ответил Веспасиан, — с тех пор как ты подложил ее в постель Ливилле и Сеяну.

— Я никому ее не подкладывал. Если она что-то делает, то по собственной воле.

— Выходит, что она по собственной воле, — холодно произнес Сабин, — передает тебе все те сведения, которые ей удается узнать, когда она обслуживает сразу двоих своих новых клиентов. Кстати, кто там у них кого имеет?

Секунд вскочил со стула, готовый наброситься на Сабина, но Веспасиан и Клемент не дали ему этого сделать. В следующую секунду кулак Сабина нанес ему удар в солнечное сплетение, и Секунд рухнул на пол.

— А теперь послушай, Секунд, — продолжал Веспасиан, как будто бы ничего не случилось. — Ты и твоя жена затеяли опасную игру, но теперь она для вас закончилась. Антония вполне может по-матерински побеседовать с дочерью, даже если они друг дружку терпеть не могут, и в разговоре вскользь упомянуть кое-что из того, что передавала тебе Альбуцилла и чем ты, в свою очередь, делился с Макроном. Ты только представь, что сделает Сеян, как только узнает, что в его постели побывала шпионка? Не знаю, как ты, но лично я предпочел бы малоприятную смерть, которую тебе пообещал Макрон, чем пожизненные мучения, на которые Сеян, — а я в этом уверен, — обречет тебя и твою жену.

Секунд наконец отдышался и посмотрел на Веспасиана с ненавистью и одновременно с отчаянием.

— Что вам нужно и что вы предлагаете мне? — хмуро спросил он у братьев.

— Вот это уже лучше. Я так и знал, что здравый смысл у тебя есть. Я уважаю в мужчине честолюбие, но только с тем условием, что ему не сопутствует вероломство. Ты, Секунд, похоже, наделен им сполна. И я предлагаю тебе частично от него избавиться. Думаю, Антония и Макрон неплохо тебя за это вознаградят, сохранив жизнь тебе и твоей жене. Что касается того, что нужно нам, все очень просто: ты расскажешь нам, зачем ты пошел к Сеяну и что ты ему поведал.

Секунд, пошатываясь, поднялся на ноги.

— Мне можно снова сесть?

Клемент пододвинул к нему стул. Секунд сел, вытер со лба пот и потер покрытую синяками грудь.

— Итак, — произнес Сабин. — Мы слушаем.

Секунд с несчастными видом огляделся по сторонам. Он отлично понимал, что выбора у него нет. Сделав глубокий вздох, он заговорил.

— Я всегда был верен Макрону. Но когда тот затеял с Антонией заговор против Сеяна, я забеспокоился, на ту ли лошадку я поставил. Сеян — мощный противник, и я опасался, что он способен уничтожить Макрона, а значит, и меня тоже. Но и Антонию тоже нельзя недооценивать. Если ей покажется, что я предал Макрона, то, значит, и ее. В том случае, если победа достанется ей, мне несдобровать.

— Но ты не хотел оказаться стороной проигравшей, — сказал Сабин с ехидной улыбкой. Секунд пожал плечами.

— А кто хотел бы? Я не исключение. Лично я не знаю никого, кто высказал иное мнение, хотя бы потому, что они все мертвы. Как бы то ни было, я поделился своими тревогами с женой, и тогда ей в голову пришла идея соблазнить Ливиллу, а может, даже и самого Сеяна, и в этом случае нам будет все равно, кто победит, а кто проиграет в борьбе за власть, потому что мы будем в лагерях обеих сторон.

— Я бы назвал это иначе, — прокомментировал Веспасиан.

Секунд проигнорировал его колкость.

— Как только ей удалось проникнуть к ним в постель, она стала передавать им то, что узнавала от меня об Антонии. Им она говорила, будто узнала это от одного преторианца, который охраняет Калигулу, с которым — я имею в виду преторианца — у нее якобы связь.

— II кто же он? — с подозрением в голосе спросил Клемент.

Секунд, не скрывая злорадства, посмотрел на него.

— Ты.

Ответом на его слова стал кулак Клемента.

— Ты, мерзкий ублюдок!

Секунд пригнулся и избежал нового удара.

— Кого еще она могла назвать? Разве поверили бы они ей, скажи она им, что крутит любовь с рядовым стражником? Хочешь не хочешь, а пришлось назвать имя капитана гвардии. Благодаря этому я получил возможность передавать то, что я узнал о планах Антонии из посланий, которыми она обменивалась с Макроном, при этом не предавая его.

— И поэтому Сеян не знает, что Макрон заодно с Антонией? — уточнил Веспасиан, положив руку на плечо Клементу.

— Нет, конечно. Я не настолько глуп. Скажи Альбуцилла Сеяну, и Макрону конец. И тогда Антония догадается, что это я выдал их обоих. Можно подумать, я не знаю, что она собой представляет. Я бы не прожил и дня, даже если бы решил бежать.

— И что именно ты передал Сеяну? — требовательно спросил Сабин, вплотную подойдя к Секунду.

— Главным образом мелочи, то, что вполне мог знать Клемент: имена людей, которые входили в ее дом и выходили из него, пока я ждал, когда она меня примет. Самое главное из того, что я ему сказал, — это о прибытии пленника. Дело в том, что я знал, что Антония пытается найти свидетеля, который бы мог перед Тиберием дать показания против Сеяна, потому что я присутствовал на той встрече, когда вместе собрались ты, Палл и Макрон.

— Погоди минутку, — остановил его Веспасиан, поворачиваясь к Сабину. — Ты ни разу не сказал мне, что у тебя была встреча с Макроном.

— Ты и не спрашивал, — отмахнулся Сабин.

— Откуда же мне было знать, что я должен задать тебе этот вопрос. Мне казалось, что между нами существует договоренность рассказывать друг другу обо всем, что для нас важно.

— Послушай, какая разница. Я сопровождал Палла, когда тот от имени Антонии обратился к Макрону с предложением. Секунд присутствовал при этом в качестве телохранителя Макрона. Лишь поэтому я и узнал его вчера вечером. А теперь, Секунд, продолжай.

Тот посмотрел на обоих братьев и заговорил снова.

— Когда Антония велела мне передать Макрону, что то, чего она так долго ждала, вскоре прибудет в Рим, я тотчас понял, что речь идет о свидетеле. Альбуцилла передала это Сеяну, и тот приказал взять под наблюдение порт и все городские ворота. По словам Альбуциллы, Сеян был в бешенстве, что его люди не смогли рассмотреть лица пленника, потому что ему на голову надели капюшон.

— И он понятия не имеет, кто этот пленник? — уточнил Сабин.

— Нет. Ни кто он, ни откуда он прибыл. Я не мог сказать Альбуцилле, что его привезли из Мезии, потому что откуда у Клемента могли взяться такие сведения? Сеян наверняка насторожился бы и вполне мог от нее избавиться, причем самыми разными способами. Мне же она была нужна в его постели, потому что от нес я получал сведения, которые затем передавал Макрону. Это от нее я узнал, что Калигула получил приказ прибыть на Капри.

Веспасиан в душе восхитился хитростью и железной выдержкой Секунда. Он действительно затеял опасную игру, но играл в нее мастерски, стараясь обезопасить себя независимо от того, кому достанется победа. И все было бы хорошо, не поймай они его вчера с мечом в руках.

— Скажи, почему тебя подослали убить наших родителей? — спросил Веспасиан.

— Мы не собирались их убивать. Нам был дан приказ доставить твою мать к Ливилле.

— Зачем ей понадобилась моя мать?

— Дело в том, что Сеяну хотелось узнать, кто он, этот пленник, и поскольку он не мог подобраться к Антонии, то решил спросить одного из ее близких союзников. Альбуцилла несколько раз упомянула имя вашего дяди, а поскольку сенатор Полон, — как, по словам моей жены, выразился Сеян — постоянно устраивал в Сенате драки, тот решил, что сенатор наверняка в курсе планов Антонии, и потому отправил за ним головорезов Ливиллы, чтобы выведать у него ее планы.

— Да-да, мы знаем. Только они не застали его дома, — с горечью заметил Сабин. — Зато убили почти всех его рабов.

Секунд пожал плечами.

— Нам было поручено привезти его сестру, так сказать, для поддержания его памяти. Меня попросили поехать вместе с ними лишь потому, что, как она выглядит, никто из людей Ливиллы не знал. Альбуцилла предложила мне сопровождать их, потому что я несколько раз видел сенатора, и если сестра на него похожа, то я замечу семейное сходство.

— А что насчет нас с Сабином? — спросил Веспасиан.

— Ваши имена не упоминались ни в постели, ни в разговорах с Макроном, — ответил Секунд, проницательно глядя на братьев. — Тем не менее Альбуцилла сказала, что два молодых человека, которых никто так и не узнал, сошли с корабля вместе с пленником, после чего направились в дом Антонии. Думаю, будет лучше, если какое-то время вы воздержитесь от возвращения в Рим.

— Именно так мы и собирались поступить.

— Что вы теперь намерены сделать со мной? — спросил Секунд.

— Ливилла наверняка пришлет сюда своих людей, чтобы узнать, что произошло, — ответил Веспасиан. — Они увидят, что в поместье пусто, а рядом высятся два погребальных костра. Она вполне может предположить, что в одном из них ты. Клемент отвезет тебя к Антонии, где ты поживешь какое-то время, пока она решит, что с тобой делать.

— А моя жена? Она тоже должна считать меня покойником?

— Это пусть решает Антония. Думаю, все будет зависеть от того, насколько ты окажешься ей полезен.

— О, я могу быть даже очень полезен!

Веспасиан внутренне улыбнулся. Он тоже в это очень верил.

— В таком случае ты можешь рассчитывать на ее благодарность.

— Причем весьма щедрую.

— Это почему же?

— Потому что с моей помощью она сможет получить то, что ей нужно. Она получит Сеяна.