«За последние годы заметно возрос интерес к археологии», — такими словами начинает автор свою интересно задуманную и очень ярко написанную книгу. Действительно, интерес к археологии заметно возрос, и интерес этот тем больше и живее, чем ближе археологические открытия к самой сложной, к самой «общечеловеческой» области бытия — к духовной жизни. Не случайно из многих великих археологических открытий нашего века наибольший интерес (и наибольшие волнения) вызвали замечательный архив III тыс. до н. э., найденный при раскопках неизвестного ранее археологам города Эбла в Сирии, многочисленные таблички которого наряду с экономическими и политическими содержали замечательные литературные тексты, и «кумранские рукописи», приоткрывшие завесу над духовной жизнью маленькой палестинской общины на рубеже нашей эры. Но именно духовную жизнь древности труднее всего восстанавливать по археологическим материалам. Археология в этой области обладает лишь некоторыми возможностями, переоценивать их нельзя.
Пожалуй, можно назвать здесь три группы свидетельств: находки новых письменных памятников (наиболее прямые свидетельства), погребальный обряд, произведения древнего искусства. Но находки письменных памятников очень редки, а до периода Урука IV — в Месопотамии, т. е. до конца IV тыс. до н. э., их не было совсем, хотя духовная жизнь людей развивалась уже десятки тысячелетий. Данные погребального обряда крайне ограничены и по содержанию, и по выражению. Неизмеримо важнее памятники древнего искусства. Их много, число их заметно пополняется ежегодно. Они чрезвычайно разнообразны и связаны с самыми различными сторонами духовной жизни и частично с производительной деятельностью человека.
На территории нашей страны древнейшее искусство представлено самыми различными формами — от монументальной пещерной живописи до миниатюрной костяной и глиняной скульптуры и сложных геометрических и изобразительных композиций росписи сосудов. Интерес к нашим памятникам возник давно, отдельные группы их стали предметом специальных исследований. Но никогда еще они не рассматривались во взаимосвязи и на широком (и сложном) фоне общих вопросов духовной жизни древних общин, специфики, содержания и закономерностей развития их искусства. Книга Л. А. Формозова кладет начало именно такому рассмотрению. Конечно, книга не претендует на окончательное решение основных вопросов, поставленных в ней, на исчерпывающую полноту исследования всех форм древнейшего искусства нашей огромной страны. Это очерки, в которых автор вправе выбирать отдельные группы материалов и рассматривать их в избранных им самим пропорциях и последовательности. Автор никогда не впадает в публикационное многословие. Факты, конкретные памятники, представлены крайне лаконично. Но книга насыщена интересными поисками, мыслями, обобщениями. Многие из них, может быть, даже станут предметом острых дискуссий.
Уже во «Введении» автором подчеркнута роль древнего искусства в изучении духовной жизни человечества и его неувядающая «притягательная сила». Хочу отметить здесь одну интересную мысль. Л. Л. Формозов пишет, что каждый вид искусства живет своей жизнью, далеко не всегда между ними отмечаются связи, отражающие единые закономерности и обусловливающие единый уровень развития. На первый взгляд мысль кажется «еретической». Но она находит подтверждение в ряде фактов. Монументальная скульптура раннединастической Месопотамии гораздо совершеннее статуй предшествующих периодов. А в малых формах картина противоположная: изображениям на пластинках и печатях этого времени далеко до великолепных образцов периодов Урука и Джемдет-Насра. В Чатал-Гуйюке— памятнике VII–VI тыс. до н. э. в Южной Турции превосходные барельефы и фрески сочетаются с примитивной скульптурой. В Хаджиларе — памятнике того же района и близкого периода — высокоразвитая скульптура, а фресок нет. В Тель-Амарне вычурно-условные гигантские статуи сочетаются с такими вершинами реалистического искусства, как гениальная Нефертити или рельеф «Эхнатон с женой в саду». В византийском искусстве большие формы в значительной мере порвали с античными традициями, малые же — веками сохраняли их. Таких примеров можно привести десятки.
Автор предупреждает, что общих вопросов происхождения искусства он не касается. Это его право. И все же для их разработки книга дает немало интересного. Это касается прежде всего выяснения закономерностей сюжетов первобытных живописцев и скульпторов и особенностей воплощения этих сюжетов. Удачно подчеркнуты здесь и совершенство древнейшего искусства, что обусловлено глубиной связей с природой и предельной наблюдательностью его создателей, и вместе с тем сюжетная, психологическая и техническая ограниченность его, связанная с общей ограниченностью их мировосприятия и даже «цветовосприятия». Такой диалектический подход к рассмотрению важнейшей проблемы с учетом самых различных факторов исторического, экономического, психологического характера представляется глубоко правильным и перспективным.
Весьма интересно поставлен автором вопрос о влияниях передовых культурных центров Востока на искусство древнейших земледельцев и скотоводов нашей страны. Влияния эти стали исторически обусловленными и более того — неизбежными прежде всего с началом распространения производящих форм экономики. Зародившись и получив значительное развитие в первоначальных ближневосточных центрах, производящее хозяйство распространялось на территорию нашей страны тремя путями — через Балкано-Дунайский район, Кавказ и Среднюю Азию. Ему сопутствовали как прямые культурные привнесения, так и заметные сдвиги во всех областях жизни населения обширных территорий, охваченных этими явлениями. Сдвиги эти коснулись не только экономики, но и духовной жизни, что нашло отражение как в собственном искусстве, так и в органическом восприятии воздействий искусства древнейших земледельцев и скотоводов Ближнего Востока.
В различных природных зонах, в различных исторических условиях темп распространения всех этих явлений и активность их восприятия были различными. И автор прав, отмечая создание своего рода «полуцивилизованных обществ» в степных и лесостепных районах, где отсутствие условий для развитого ирригационного земледелия, частые перемещения, ландшафтные и климатические особенности определили глубокую специфику развития, заметные отличия от раннеземледельческих обществ Юга, что, как рельефно показано в книге, нашло свое отражение и в искусстве.
Среди конкретных форм первобытного искусства особое внимание уделяет автор наскальным изображениям. Четко и логично освещен ряд основных вопросов, связанных с этими многообразными, сложными по содержанию и не менее сложными для исследования памятниками. Глубоко правильно подчеркнута их специфика — неразрывная связь с естественным фоном, со всем природным окружением. Ясно изложены весьма трудные вопросы хронологизации изображений, методов определения принадлежности их к определенным периодам. Наконец, я полностью согласен с трактовкой автором изображений как части культовых церемоний. В связи с этим отмечу, что даже в развитом обществе Египта эпохи Нового царства сюжетами петроглифов были прежде всего боги, религиозные церемонии, различные заздравные и заупокойные символы.
Очень яркий очерк посвящен дольменам — так давно известным и до сего времени столь загадочным. И здесь интерпретация А. А. Формозовым этих величественных, связанных с заупокойным культом сооружений представляется весьма убедительной. Вместе с тем правильно подчеркивается особая сложность и большой исторический интерес проблемы распространения дольменов, отдельные «гнезда» которых разбросаны на огромной территории Старого Света: не только в южных районах европейской части СССР, но и на Атлантическом побережье Западной Европы, в Северном и Восточном Средиземноморье и далее на восток вплоть до Индии. Они принадлежали различным племенным группам, далеко не всегда имевшим фактический контакт друг с другом, но связанным едиными чертами духовной жизни, по меткому выражению автора, «единым учением о жизни и смерти». Отнюдь не исключена возможность того, что «учение» это было заимствовано из общего источника.
Весьма интересна и глава «Курганы и каменные бабы». Как и в других главах, автор здесь не ограничивается констатацией и описанием. Он все время стремится осмыслить памятник, вернее, выяснить его осмысление самими создателями памятника — теми далекими степными скотоводами, которые за несколько тысячелетий до наших дней начали сооружать первые курганы и ставить на них древнейшие каменные изваяния. Смелое сопоставление курганов с пирамидами, мастабами и дольменами я считаю оправданным: при всех различиях территорий и обществ психологически эти явления однозначны. Но не менее важно и совершенно справедливое замечание автора о том, что дело не ограничилось влияниями извне, пусть и исходящими из передовых культурных центров древности. Скотоводство и земледелие преобразовали и сами первобытные общины наших степей, что привело к формированию специфически степной психологии, специфически степных представлений, специфически степного искусства. Ярким и величественным отражением этих явлений и стали курганы.
Книга написана просто, доходчиво и ярко. Автор сумел просто рассмотреть отнюдь не простые вопросы, волнующие очень многих людей. Он сумел четко показать, что о многообразии и непреходящей ценности культурного наследия человечества следует говорить начиная с самых отдаленных исторических эпох.
Первое издание книги А. А. Формозова вышло в 1966 г. и сразу же разошлось. Для настоящего второго издания автор написал две новые главы — о мелкой пластике и первобытном орнаменте. Немало дополнений и в других главах. Ведь за истекшие 13 лет советские археологи обнаружили, изучили и монографически описали целый ряд важных памятников первобытного искусства. Работа эта будет продолжаться и дальше. Советские читатели должны знать об этом направлении нашей пауки. В этом и поможет им книга А. А. Формозова.