Вновь возвратилась пора,
когда весь буиллох[208] в цвету
от апрельского солнца и ливней дождя;
и вечерние росы, и полуночный мрак.
Я еще помню прошедшие дни,
когда я был только мальчишкой, —
мы радостно желтые рвали цветы,
и все были счастливы на Бельтан.
У каждой двери мы клали цветы,
чтобы фей Королева[209] видеть могла
цветы прекрасные, рассыпанные повсюду,
и средь них танцевала с весельем чудесным.
Королева фей — старый люд говорил —
обходила округу в ночь на Бельтан,
когда весь народ уже спал,
и наслаждалась цветами.
Благословляла ласково каждую кроватку,
где желтые примечала цветы;
если их не было, — не благим она словом,
неудачей дарила на целый год.
Я еще помню на Майский день
цветы эти, рассыпанные по Крегнешу[210].
Но с тех пор ушла Королева прочь,
и мы не кладем у дверей цветов.
Больше нет меж деревьями бузины[211]
ни маленьких эльфов, ни фей,
пляшущих, роящихся в листьях, как пчелы,
или как птички порхающих.
А из ветвей рябины[212]
старательно делались крестики, —
их прятали в щели, где никто не увидит,
чтоб подальше держалась всякая ведьма.
В ту пору на каждом холме зажигались костры[213],
чтоб держать чародеев свору подальше.
Кое-кто до сих пор зажигает огни,
чтоб отпугивать ведьм, говорят.
Ныне больше не танцуют эльфы,
не поют на мэнском свою полночную песнь
среди цветов у дверей, —
они ушли домой, в страну фэйри[214].
Но все это ныне в прошлом,
ибо и ведьма, и эльф разлетелись
со всех холмов, кроме Кронк Гленчесс[215], —
этот для них, говорят, как родной.