Панихида по усопшим

Глава двадцать четвертая

Морс тянул пиво дольше, чем обычно, и поэтому Льюис осушил бокал первым.

– Вы хорошо себя чувствует, сэр?

Морс допил пиво в три или четыре гигантских глотка.

– Лучше не бывает, Льюис. Наполните его снова.

– Думаю, ваш раунд, сэр.

– Ох.

Морс облокотился рядом с наполненным бокалом и продолжил.

– Кто убил Гарри Джозефса? Это реально ключевой вопрос, не так ли?

Льюис кивнул.

– У меня возникло немало идей во время службы.

– Не надо больше идей, пожалуйста! У меня их уже слишком много. Послушайте! Главным подозреваемым должен быть человек, которого сотрудник Белла пытался выследить. Согласны? Человек, который оставался несколько раз в доме священника Лоусона, который находился в церкви, когда Джозефс был убит, и который исчез после этого. Согласны? Мы не совсем уверены в этом, но есть все шансы, что этот человек был братом Лайонела Лоусона, – Филиппом Лоусоном. Он опустившийся алкаш. Он видит наличные деньги, и он решает зажать их. Джозефс пытается остановить его, и получает нож в спину за труды. Какие-то проблемы?

– Как к Филиппу Лоусону попал нож?

– Он увидел его лежащим в доме священника, и решил его прикарманить.

– Просто на всякий случай?

– Вот именно, – сказал Морс, повернувшись к моргающему Льюису.

– Но было всего около дюжины человек на службе, поэтому пожертвования не потянули бы более чем на пару фунтов.

– Это так.

– Почему бы не подождать, одного из утренних воскресных богослужений? Тогда у него был бы шанс на пятьдесят фунтов.

– Да. Это правда.

– Почему он не сделал это?

– Не знаю.

– Но никто на самом деле не видел его в ризнице.

– Он выпустил его, как только он зарезал Джозефса.

– Должен был кто-то видеть его, или слышать?

– Возможно, он просто спрятался в ризнице – за занавеской.

– Невозможно!

– За дверью в башню, а затем, – предположил Морс, – возможно, он поднялся на башню – спрятался в помещении с колоколами… спрятался на крыше… я не знаю.

– Но эта дверь была заперта, когда полиция прибыла, – так сказано в рапорте.

– Легко. Он запер ее изнутри.

– Вы имеете в виду он имел?.. У него был ключ.

– Вы говорите, что прочитали отчет, Льюис. Что ж? Вы наверняка видели опись того, что нашли в карманах Джозефса.

Льюис увидел свет в конце туннеля, и он увидел намек на беззлобное развлечение в серо-голубых глазах инспектора, пока Морс наблюдал за ним.

– Вы имеете в виду, что они не нашли каких-либо ключей, – сказал он, наконец.

– Не было ключей.

– Вы думаете, что он вытащил их из кармана Джозефса?

– Ничто не помешало бы ему.

– Но… но если он осматривал карманы Джозефса, почему он не нашел деньги? Сто фунтов?

– А вы не предполагаете, – спросил Морс спокойно, – что это было не все, что можно было найти. Что если, скажем, там была тысяча?

– Вы имеете в виду?.. – Но Льюис не был уверен, что именно Морс имел в виду.

– Я имею в виду, что каждый, почти все, Льюис, должны были подумать, то же, что и вы: что убийца не шарил по карманам Джозефса. И этим расставили неправильные акценты, вы согласны? Получается, будто это мелкое преступление, как вы говорите, несколько пенни из пожертвований. Посмотрите, возможно, наш убийца не был в действительности сильно обеспокоен тем, что он собирался совершить преступление – он считал, что может уйти после этого. То, что его беспокоило – это чтобы кто-то не подобрался слишком близко к мотиву.

Льюис все более приходил в замешательство.

– Минуточку, сэр. Вы говорите, он совсем не беспокоился о том, что убил Джозефса. Но как же он убил? Джозефс был отравлен, а также заколот ножом.

– Возможно, он просто дал ему глоток выпивки – опохмелиться.

Опять Льюис почувствовал замешательство, все больше убеждаясь, что Морс играет с ним в какую-то игру. Несколько пунктов, отмеченных главным инспектором только что, больше походили на те вспышки озарения, которые он привык от него ожидать. Но не мог ли Морс сделать это получше? А не мог ли он сам сделать это получше?

– Джозефс мог быть отравлен, когда он причащался, сэр.

– Вы так думаете? – Глаза Морса снова улыбались. – Как вы это выяснили?

– Я считаю, церковный староста, как правило, последний человек, который принимает причастие…

– Как сегодня утром, да.

– …тот бродяга стоит на коленях там рядом с ним, и он отпивает вино и потом отравляет его.

– Как он подбросил яд?

– Он мог быть у него в одном из этих колец. Вы просто отвинчиваете верхнюю…

– Вы слишком много смотрите телевизор, – сказал Морс.

– …и подсыпаете его в вино.

– Это беловатый порошок, Льюис, и он не растворяется немедленно. Тогда преподобный Лайонел увидел бы его плавающим на поверхности. Вы считаете, что он бы промолчал?

– Возможно, он закрыл глаза. Очень многие, когда молятся, и все тому подобное…

– И сам Джозефс? Он много молился и много воровал?

– Может быть.

– Почему тогда не был отравлен Лоусон? Это работа священника, допить вино, которое осталось после причастия, и, как вы сказали, Джозефс был, конечно, последним клиентом.

– Возможно, Джозефс вылакал остаток, – предположил Льюис с надеждой; а затем его глаза вспыхнули от внезапного волнения. – Или, может быть, сэр, – или, возможно, они оба, двое братьев Лоусонов, были заодно. Это помогло бы ответить на довольно многие вопросы, верно?

Морс довольно улыбнулся коллеге.

– А знаете, Льюис, вы все время совершенствуетесь. Я думал, что это должна быть моя догадка, но вы сделали ее вместо меня.

Он двинул бокал через стол.

– Ваша очередь, не так ли?

Он огляделся, пока Льюис терпеливо ждал, когда его обслужат. Была половина первого, воскресенье, обеденное время достигло своего пика. Человек с торчащей неопрятной бородой, одетый в длинную потрепанную шинель, только что перешагнул через порог и остановился с опаской в ​​баре – мужчина среднего возраста, носивший нелепую пару солнцезащитных очков, и державший пустую бутыль из-под сидра в руке. Морс оставил свое место и подошел к нему.

– Мы встречались раньше, помнишь?

Человек медленно посмотрел на Морса и покачал головой.

– Извини, приятель.

– Жизнь не очень добра к тебе?

– Неа.

– Черная полоса все еще продолжается?

– Всегда наступает конец.

– Ты никогда не знал собрата по прозвищу Swanpole?

– Неа. Извини, приятель.

– Не имеет значения. Я с ним знаком, вот и все.

– Я знал, кое-кого, – сказал бродяга спокойно, – кое-кого, кто знал парня, о котором вы говорите.

– Да? – Морс пошарил в карманах и вложил монету в пятьдесят пенсов в руку человека.

– Старик, мы бродяжничали вместе, и он упоминал это имя в последнее время. «Свонни» – так они его называли.

– Что можешь сказать о старике? Продолжает ли он по-прежнему бродяжничать?

– Неа. Мертвый он. Умер от пневмонии – вчера.

– Ох!

Морс вернулся задумчиво к столу, и несколько минут спустя наблюдал с легкой печалью, как хозяин выставил бродягу за дверь. Ясно, что здесь бедняга не услышит «Добро пожаловать», – не тот клиент, и не потягивать ему сидр на одной из городских скамеек в воскресенье после обеда, не из этого паба, во всяком случае.

– Один из ваших приятелей? – усмехнулся Льюис, поставив еще две пинты на стол.

– Я не думаю, что у него вообще есть приятели.

– Возможно, если б Лоусон остался жив…

– Он просто человек, и с ним у нас есть о чем поговорить, Льюис, – например, о подозреваемом номер два. Согласны?

– Вы имеете в виду, что он внезапно исчез из алтаря, убил Джозефса, а потом пришел и продолжил службу?

– Что-то вроде того.

Пиво было хорошее, и Льюис откинулся, удобно устраиваясь, чтобы послушать.

– Давайте, сэр. Я знаю, что вы умираете от желания, рассказать мне.

– Во-первых, давайте просто рассмотрим вашу идею об отравленной чаше. Есть слишком много невероятного в том, как вы смотрите на это. Но что, если сам преподобный Лайонел положил морфий в вино? Что тогда? После того как его брат сделал глоток, он может сделать вид, что чаша пуста, повернуться к алтарю, подбросить порошок, подлить еще вина, и взболтать его быстрым движением – не проблема! Или же он мог иметь две чаши (одна из них уже отравлена) и просто отодвинуть одну в сторону и забрать другую, еще проще! Запомните мои слова, Льюис. Если бы это был один из двух братьев, отравивших Джозефса, я считаю, шансы довольно сильны у преподобного Лайонела.

– Позвольте мне возразить прямо сейчас, сэр. По-вашему, Лайонел пытался убить Джозефса, только чтобы обнаружить, что кто-то проделал работу гораздо аккуратнее спустя несколько минут – ножом. Правильно? – Льюис покачал головой. – Не получается, сэр, вам не кажется?

– Почему нет? Преподобный Лайонел знает, что Джозефс пойдет прямо в ризницу, и что через несколько минут он будет оч-чень мертвым. Одна большая доза морфия в вине и большая вероятность, что Джозефс умрет хорошо и спокойно, потому что отравление морфием не мучительная смерть – как раз наоборот. В этом случае, смерть Джозефса вполне может вызвать определенные проблемы; но никто не будет в состоянии прикрепить убийство к преподобному Лайонелу. Чаша будет тщательно промыта и просушена, в строгом соответствии с церковным этикетом – удивительный пример того, как преступник фактически поощряется, чтобы уничтожить доказательства своего преступления. Красивая затея! Но неожиданно все пошло наперекосяк. Джозефс должно быть догадался, что с ним случилось нечто отчаянное, и, прежде чем рухнуть в ризнице ему удается подтащить себя к шторе и позвать на помощь – его крик слышало все общество. Но кто-то, кто-то, Льюис, наблюдал за ризницей как ястреб: сам преподобный Лайонел. И как только он увидел там Джозефса, он мчится по проходу, как мстительная фурия; и он появляется в ризнице, прежде чем кто-либо осмеливается двинуться с места; и уже внутри он злобно бьет Джозефса в спину, поворачивается лицом к прихожанам, и говорит им всем, что Джозефс лежит убитый. (Морс мысленно поздравил себя с историей, которая была гораздо более красочной и драматичной, чем прозаические реконструкции Беллом тех же самых событий.)

– Он бы заляпался кровью с головы до ног, – запротестовал Льюис.

– Это не имело бы большого значения, если б он был одет в тот же наряд, который был на них этим утром.

Льюис вспомнил утреннюю службу и те темно-малиновые одеяния – цвета темно-красной крови…

– Но зачем убивать Джозефса ножом? Он и так должен быть почти мертв к тому времени, не так ли, сэр?

– Лайонел испугался, что Джозефс обвинит его в попытке отравления. Почти наверняка Джозефс понял, что произошло.

– Возможно, все остальные поняли бы тоже.

– Ах! Но если Джозефса закололи ножом, то люди будут спрашивать, кто это сделал, разве нет?

– Да. И они тоже будут думать, что это был Лоусон. В конце концов, это был нож Лоусона.

– Никто не знал этого в то время, – защищаясь, сказал Морс.

– Возможно, Белл думает, что так это и произошло?

Морс кивнул.

– Да, он так думает.

– А вы, сэр?

Морс, казалось, взвешивал шансы на душевное равновесие.

– Нет, – сказал он, наконец.

Льюис откинулся на спинку кресла.

– Вы знаете, если хорошенько поразмыслить над этим, то кажется маловероятным, что пастор собирался убить одного из членов своей собственной общины, ну согласитесь. Такого рода вещи не происходят в реальной жизни.

– Я скорее надеюсь, что он это сделал, – тихо сказал Морс.

– Простите, сэр?

– Я сказал, что надеюсь, что он это сделал. Вы спросили меня, убил ли Лоусон Джозефса определенным образом, и я сказал, что это не так. Но я считаю, что это был Лайонел Лоусон, – тот кто убил Джозефса, хотя и гораздо более простым способом. Он просто зашел в ризницу и зарезал бедного старого Гарри Джозефса…

– А потом он вернулся!

– У вас получилось!

Глаза Льюиса закатились к окрашенному табачным дымом потолку, и он подивился тому, насколько пиво притупило ум главного инспектора.

– И все общество наблюдало за ним, я полагаю.

– О, нет. Они не видели его.

– Они не?..

– Нет. Служба, на которой Джозефс был убит, проходила в часовне Девы Марии. Там, если вы помните, есть арка с перегородкой, отделяющей эту часовню от главного алтаря, и я считаю, что после того, как верующие вкусили хлеб и вино, Лоусон перенес некоторые сосуды из алтаря в часовне Девы Марии на жертвенник у главного алтаря – они всегда делают такие ​​вещи, эти священники. – (Льюис едва слушал дальше, а хозяин тем временем вытирал столы и опорожнял пепельницы.) – Вы хотите знать, как он совершил свой замечательный подвиг, Льюис? Ну, как я это вижу, преподобный Лайонел и его брат все продумали, и в ту ночь оба были одеты в одинаковые церковные ризы. Поэтому, когда преподобный Лайонел вышел из часовни Девы Марии на несколько секунд с чашами, он не был преподобным Лайонелом, который вернулся! На вечерней службе было всего несколько верующих душ, и в этот жизненно важный период, когда они молились, преклонив колени, человеком, стоящим перед алтарем, был тот, с кем фактически никогда не сталкивалась община – брат Филипп! Как вы думаете, Льюис? Как вы думаете, если бы кто-то поднял голову, смог бы он заподозрить подмену?

– Возможно, если бы Филипп Лоусон был лысым.

– Сомневаюсь. Будете ли вы лысым, зависит от генов ваших предков.

– Если вы так считаете, сэр.

Льюис все более скептически воспринимал всю эту чепуху с повторяющимися чашами и ризами; во всяком случае, он больше всего хотел оказаться дома. Он встал и откланялся.

Морс остался на месте, указательным пальцем левой руки размазывая маленькие капельки пролитого пива на столе. Как и Льюис, он был далеко не удовлетворен возможными реконструкциями убийства Джозефса. Но одна идея росла и даже крепла в его уме: там должно было быть какое-то сотрудничество. И, вроде было совершенно ясно, что в сотрудничество были вовлечены два брата. Но как? В течение нескольких минут мысли Морса бегали по кругу, как собака за своим хвостом. В тысячный раз он спрашивал себя, с чего он должен начать, и в тысячный раз он говорил себе, что он должен был решить, кто убил Гарри Джозефса. Отлично! Предположим, что это преподобный Лайонел – на том основании, что что-то должно быть поводом к его самоубийству. Но что, если это был не Лайонел, который бросился с башни? Что делать, если это был Филипп, который был убит, а потом сброшен? Да, это было бы очень аккуратно… Но было практически непреодолимое возражение против такой теории. Преподобному пришлось бы одевать тело брата в свою собственную одежду, в собственную черную рясу, в свой белый воротничок – во все. А это в такой короткий промежуток времени после утренней службы было физически невозможно! А вдруг…? Да! Что, если Лайонелу каким-то образом удалось убедить своего брата заранее переодеться? Было ли это возможно? Уф! Конечно, было! Это было не просто возможно – это было в высшей степени вероятно. А почему? Потому что Филипп Лоусон уже делал это раньше. Он согласился нарядиться в облачение брата, чтобы он мог встать у алтаря, пока Джозефса убивают! Несомненно, в первом случае, он был чрезвычайно хорошо вознагражден за свои неприятности. Так почему бы не согласиться на вторую часть маленькой шарады? Конечно, он бы согласился – немного подумав, он бы нарядился и на собственные похороны. Но тогда возникает еще одна, казалось бы, непреодолимая проблема, занявшая место первой: два человека опознали тело, упавшее с башни. Это была реальная проблема, правда? А если бы у миссис Уолш-Аткинс действительно были силы, чтобы тщательно рассмотреть лицо, разбитое и окровавленное, как и все остальные части этого изуродованного тела? А если бы не ее присутствие за пределами церкви, которое было случайностью? А если бы не она, кто еще там был? Тот, кто был готов свидетельствовать о личности – ложной идентичности – трупа: Пол Моррис. И Пол Моррис был впоследствии убит, потому что он слишком много знал, знал конкретно, что преподобный Лайонел Лоусон не только живой ходил по земле, но он и был убийца, чтоб ему провалиться! Двойной убийца. Тройной убийца…

– Вы не могли бы допивать побыстрее, сэр? – сказал хозяин. – К нам часто заглядывают полицейские по воскресеньям.