Панталония — страна чудаков

Школа пастуха

Сколько дней в году — столько штанов было у короля. Чёрные и синие, жёлтые, зелёные, фиолетовые, оранжевые и даже штаны в конопатинах… — всего 366. Ну что ж! Это ведь король Панталонии.

Бедняга королевский портной! Всю жизнь не снимал он очков с носа, шил королевские штаны. Казалось, он так и родился — с очками на носу.

Как-то раз посмотрел он на своего сына и удивился:

— Когда это ты успел так вырасти? Я и не заметил. Совсем я опанталонился. Выйду-ка на улицу, может, ещё что-нибудь интересное увижу.

Снял с носа очки и вышел во двор.

Была весна — пора птичьих свадеб. Дух захватывало от разноголосого пения птиц! Бедняга дворцовый портной радовался, что слышит певцов, а вот глаза совсем старые стали — ничего не видел.

— Слушай, — спросил он сына, — что это за птица сейчас пела?

— Воробей.

— А теперь кто поёт?

— Другой воробей.

Огорчился портной, пропала у него охота гулять. Сын-то, оказалось, ничего в птицах не понимал. Это ведь соловей пел и кукушка куковала!

— Знаешь ли ты, что мы живём в стране воробьёв? — сказал портной жене, вернувшись домой. — Тодикэ наш только воробьёв из птиц знает.

— Твоё дитя — иголка! С нею ты ложишься, с нею встаёшь. А Тодикэ растёт без отца, как сорняк какой-то!

Подумал портной и сказал:

— Тодикэ вредно жить в городе. Помнишь, ты сама говорила, что в деревне и луна совсем не такая. В деревенском небе она как королева, а у нас съёжилась на небесных задворках, бледная, будто её выставили на продажу. Давай пошлём Тодикэ в деревню. И надо это сделать поскорее. Отведу-ка я его завтра к леснику.

— Ты что? Хочешь единственного сына потерять? В лесу от волков прохода нет!

— Ладно, отведём тогда к пастуху. У него прямо во дворе овчарня.

У пастуха Тодикэ понравилось. Интересно было смотреть, как пастух овец доит. Одной рукой схватит за ногу, а другой за вымя тянет. Овца брыкается, а пастух тянет её к ведру — вжж! вжж! — вот и брызнуло молоко.

Аристид — так звали пастуха, — выгонял овец на заре и брал с собой Тодикэ. Очутившись в поле, Тодикэ резвился и кувыркался, ни дать ни взять — самый крупный ягнёнок в стаде.

Скоро он научился и кнутом стрелять.

Показывал ему пастух и птичьи гнёзда. Как-то в густых камышах они видели яйца дикой утки.

За одну неделю Тодикэ так привязался к пастуху, будто знал его всю жизнь. У пастуха борода росла от уха до уха, так что виден был только кончик носа. Нос восседал в бороде, как король на троне.

А вечерами Тодикэ приносил жене пастуха бо-ольшой букет полевых цветов. Ну и радовалась Георгина, когда мальчик с закрытыми глазами, только по запаху, называл каждый цветок по имени.

А в городе мать и отец о сыне беспокоились. И однажды Текла — мать Тодикэ — увидела страшный сон. Наутро отправилась она к сыну. А дома была только жена пастуха — Георгина.

— До — ик! — брый — ик! — день — ик! — сказала Георгина.

— Что с тобой? — спросила Текла.

— За — ик! — аюсь!

— Неужели волк напугал?

— Ага — ик!

И так, заикаясь, Георгина поведала свою историю:

— В прошлом году перед Рождеством приходит ко мне мать и говорит: «Пойдём, Георгина, поможешь мне. Отец хочет сегодня кабана заколоть».

А сына мне не с кем было оставить. Взяла я ребёнка из люльки, запеленала и пошла в родное село. Вечером, когда всё было сделано, собралась домой.

Отец хотел меня проводить, а я говорю:

— Меня мой сыночек проводит. — И пошла домой.

На полпути чувствую, будто кто-то в спину дышит. Обернулась: волк! А ведь ночь на дворе!

Кинулся на меня волк, слышу, как он зубами лязгает. Напугалась я так, что руки задрожали. И вдруг вижу: нет сыночка у меня на руках! Где? Где он? Волк проглотил? Тут уж не знаю, как получилось, но рука моя оказалась в пасти у волка, и я схватила его за язык. Держу не выпускаю. Я раньше слыхала: схватишь волка за язык — куда хочешь за тобой пойдёт.

Довела его до своего порога и давай в дверь ногой стучать.

Аристид выскочил, схватил лопату и так волка ударил — разом свалил. А меня трясёт:

— Где ребёнок?!

Ничего не слышу, не понимаю, стою будто неживая.

Побежал он по моему следу и нашёл ребёнка. Лежал мальчик в снегу, плакал, но был цел-невредим. Я тогда всю зиму болела. Только в Пасху вернулась ко мне речь.

Эта дурацкая история так напугала Теклу, что она тут же решила забрать Тодикэ обратно в город.

Вот вернулось стадо, а с ним и пастух и его ученик Тодикэ.

— Тодикэ, милый, пойдём скорей домой, в город!

— Нет, мама, мне и здесь хорошо.

— Так здесь же волки!

— Не беда. Мы, в случае чего, всех волков за язык схватим! Чтоб дурака не валяли.

Дома Текла набросилась на мужа:

— Твой сын — слуга пастуха! Он там надрывается от непосильной работы!

— Его не убудет. А пастух сделает из мальчишки человека. Сам-то я совсем опанталонился. Ты же звала его домой, а захотел он уйти?

— Не захотел, — вздохнула Текла.

Шло время. Однажды пастух, как всегда, пас своих овец. Вдруг видит: скачет по полю всадник. Прямо к нему.

— Завтра здесь проедет король, — говорит всадник, — он хочет посмотреть на свой народ.

— Пускай смотрит, — пастух отвечает. — Но вообще-то у меня уже есть помощник из столицы. Ещё один, что ли, едет?

— Эх ты, деревенщина неотёсанная. Когда увидишь короля — кланяйся и молчи.

— А как быть овцам?

— Завтра и для овец праздник. Вот тебе полмешка колокольчиков. Повесь каждой овце колокольчик на шею.

Про себя придворный подумал: если пастух будет глупости болтать — колокольчики заглушат и король ничего не услышит.

Назавтра выдался жаркий день. И, вместо того чтобы привязать колокольчики, пастух взял да и постриг всех овец. Только с барана шубу не снял.

В полдень появился Великий Крошка. Со свитой. Вчерашний всадник так и остолбенел: стоит пастух, а с ним овцы без колокольчиков, голые какие-то, только баран в шубе, а на шее у барана болтается здоровый колокол.

— Слушай, пастух, — сказал король, — почему ты барана не постриг?

— Ваше Величество! Я человек простой. Как же я могу постричь барана, он ведь овечий король?

«Ладно, бородач, — раздражённо подумал Великий Крошка, — я тебя научу сейчас уму-разуму».

— Ответь-ка мне, пастух, — сказал он и указал на свиту, — почему меня окружает столько светлых голов, а ты один ходишь?

— Я вот что, Ваше Величество, про это думаю — полный мешок сам по себе стоит, а пустой кто-то должен поддерживать.

Свита окаменела. А король молчит, будто галушку проглотил, и ему даже нельзя пожелать приятного аппетита.

Откашлялся король, хлестнул коня и дальше поскакал смотреть на свой народ.

А дворцовый портной, узнав о таком разговоре, долго смеялся.

— Знал я, кому сына доверить… Но сам-то я совсем опанталонился.