Para Bellum - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Саймон Терни (ч. 5)

даст нам всем больше шансов, если вы позволите мне делать то, что я могу, вместо того, чтобы держать меня в тайне».

Фокалис вздохнул. Юноша, конечно, был прав. Он не мог отослать Марция. Он всё равно не уйдёт, как доказал, когда Одаларик попытался. И, видит Бог, им понадобится вся помощь. Но он позаботится о том, чтобы Марций всегда был как можно дальше от прямой опасности.

Некоторое время они молчали, холод вынуждал их плотнее закутаться в одеяла. Хотя ему действительно следовало бы поспать под присмотром Марция, Фокалис обнаружил, что сон не даёт ему заснуть, пока он размышлял. Наконец, Марций снова заговорил.

«Папа, это когда-нибудь прекратится?»

«Да. Так или иначе, в ближайшие несколько дней. Либо мы уйдём, либо Фритигерн».

«Я имел в виду империю, папа. Когда императоры приходят к власти, народ кричит: «Удачливее Августа, лучше Траяна». Но разве это не так? В их времена империя росла. Они завоевывали и расширялись, а народы за пределами границ боялись мощи Рима. Теперь же эти племена внутри границ защищают нас от других варваров. Гунны вытесняют готов в империю. Что произойдёт, когда гунны достигнут границ? И кто стоит за ними, продвигаясь? Будут ли гунны следующими, кто захочет войти, когда их вытеснят на юг?»

«Ты слишком много думаешь», — пробормотал Фокалис и перевернулся.

Мартиус издал звук, подразумевающий, что ответ его совсем не удовлетворил, и поглубже зарылся в одеяла. Однако его слова каким-то образом проникли в мысли Фокалиса, и теперь он, медленно засыпая, думал о том же. Стало быть, это новая норма? И если да, то в чём же, собственно, разница между готами и римлянами? Все христиане, все сражаются с одними и теми же врагами и внешне практически не отличаются.

Он уснул, проклиная заразительный интеллект сына. Учитывая, что его ждало, он мог обойтись без дальнейшего признания готического народа.

OceanofPDF.com

Флавий Фокалис услышал, как его декан выкрикнул приказ, хриплым и Отчаянный крик в прессе, затерянный среди шума войны. У Офилиуса был сильный голос, который мог подавить любое волнение, и все же здесь, в этом катастрофа, это был всего лишь шёпот надежды. Фокалис пытался обратиться к увидеть мужчину, чтобы увидеть, жестикулировал ли он, имел ли он какой-то большой план выживания, Но не было ни места, ни времени. Если бы он отвёл взгляд от тех, кто был прежде, он умрет, и у него не было никаких сомнений на этот счет.

Воин тервингов взревел, обрушив свой длинный, прямой меч клинок, ударяющий по щиту Фокалиса, оставляя большие трещины и вмятины на ярко окрашенная поверхность, от которой онемела рука, и онемение продолжалось от одного шока за другим. Он боролся, тяжело дыша Саллюстий, который был так близко, что они оба продолжали бить друг друга другой – прочь, чтобы пустить в ход свой собственный меч. Избиение его щит продолжал не ослабевать, и он принял это стоически, как мертвец стоял, мог, ожидая момента, который, как он знал, наступит, так долго, как он Прожил достаточно долго, чтобы осознать это. И вот оно пришло. Воин, измученный его собственной беспощадной атакой, остановился, чтобы перевести дух, и занес меч назад и выше.

Однако на этот раз сон изменился: удар и контрудар, которые неизбежно привели бы их к последним мгновениям ада императора, так и не последовали. Вместо этого где-то на поле боя раздался рог – звук, одновременно до боли знакомый и совершенно неожиданный. Сон был совсем другим.

В мгновение ока Фокалис проснулся, моргнул и вскочил с постели, подойдя к Мартиусу, который продолжал тихонько похрапывать под его одеялом.

Одеяла. Рог настойчиво ревел в бодрствующем мире, прорезая ранний утренний свет. Рассвет уже наступил, первые золотые лучи озарили поля Фракии… и Фритигерн тоже.

Когда Марций начал просыпаться, понимая, что должно происходить в эти первые мгновения, Фокалис подошел к краю крыши и посмотрел вниз на улицу. Местные гвардейцы-ополченцы уже покинули городские стены и ворота, оставив их распахнутыми настежь, маня тервингов. Четверо из них, все еще сжимая копья, бежали по улице мимо дворца, трубя в рог, предупреждая о приближении, к мосту, который должен был привести их в сердце города, где они могли бы предупредить население и найти убежище. Было весьма сомнительно, что если Фритигерну и его людям удастся справиться со своей добычей, они причинят городу какие-либо неприятности. С заключением мирного договора это поставило бы их не только перед лицом объединённой мощи Рима, но и перед собственным народом.

Напрягая силы и прикрывая глаза рукой, Фокалис всматривался вдаль, за пределы бегущих людей.

Городские стены и ворота закрывали вид на равнину, и он не видел ни следа готов, ни даже если бы наклонился вперёд и попытался заглянуть сквозь арку. Обернувшись, он посмотрел на дворец, но не увидел остальных из-за скатных черепичных крыш. Они, должно быть, уже встали и готовятся.

«Что нам делать, папа?»

«Приготовьтесь. Саллюстий оставил мне список. Нам не нужно находиться в комнате над воротами, пока не покажется, что они проламывают дверь. Тогда мы быстро спустимся. Первым делом постараемся сдержать их. Наблюдаем за их приближением, но если они начнут стрелять сюда, оставайтесь в безопасности ниже уровня балюстрады. Я скажу вам, что делать, так как нам нужно это сделать. Хорошо?»

Мартиус кивнул, выглядя нервно, и они вдвоем немного двинулись вдоль перил, все еще не отрывая глаз от ворот.

Они услышали готов прежде, чем увидели их — толпу за пределами города.

Затем, после странной задержки, из ворот медленно, осторожно выехали шестеро всадников, судя по одежде, знатных особ. Они подняли щиты, выглядывая из-под бровей крепких шлемов. Они въехали в город, ведя коней шагом по пустой улице, оглядываясь по сторонам.

Они знали это место, потому что вместо того, чтобы продолжить путь к мосту и самому городу, они остановились у дверей бани, глядя на дворец через дорогу. Были ли это те люди, которые были с Фритигерном на том обеде? Были ли это те воины, которые столпились вокруг своего короля, когда…

Они наблюдали, как Алавивус и его люди были убиты имперскими солдатами на мирной конференции? Это не было для них радостным возвращением, но на этот раз они сами собирались пролить кровь.

Они явно оценивали ситуацию, поскольку готам не было нужды приводить коней. Фокалис прикусил губу. Не было никаких шансов убедить их в обратном, ведь раз уж они зашли так далеко, они намеревались довести дело до конца. Тем не менее, всегда стоило дать миру последний шанс, и это было христианским делом. Фокалис поднялся, став отчётливо видимым над балюстрадой, и открыл рот, чтобы предложить им мирное решение, прося развернуться и уйти без дальнейшего насилия.

Слова не прозвучали, потому что, как раз когда он стоял, раздался грохот выстрелов, и одного из готских вельмож выдернули из седла и швырнули к стене бань. Умирающий в шоке смотрел на торчащий из его груди тяжёлый болт, пока он сползал по стене на мощёный тротуар и лежал, трясясь, оставляя за собой красное пятно на кирпичной кладке.

Остальные пятеро отреагировали шоком, затем встали на дыбы, испуганные лошади помчались обратно к воротам. Пиктор ясно дал им понять, что нигде на улице не безопасно, потому что уже на полпути к линии стен второй всадник вскрикнул от боли: в позвоночник ему попала стрела, и он упал лицом вниз, на шею лошади.

Фокалис уставился. Ну что ж, похоже, Пиктор объявил войну от имени всех.

«Будь готов», — сказал он сыну. «Но постарайся расслабиться. Они вернутся нескоро».

'Почему?'

«Им придётся спешиться и загнать своих коней в загон. Они не могут штурмовать здание верхом. Они это сделают, а потом будет долгая дискуссия о том, как добраться до нас. Фритигерн и многие его воины знают город и даже дворец. Сначала он отправит разведывательные группы к другим городским воротам, и они пройдут по улицам и проверят подходы через реку. Саллюстий уверяет меня, что это нецелесообразно, но Фритигерну всё равно нужно их проверить. А затем он расставит там людей, чтобы помешать нам сбежать по воде. Затем, я полагаю, он возьмёт под контроль городские стены и попытается перебраться на крышу там.

Одаларикус и Таурус сейчас там. Но если они решат...

Проверься этим путём, им потребуется время, чтобы собрать верёвки и лестницы, так что сомневаюсь, что они попытаются сделать это до полудня. Но, думаю, через час у него будут повсюду люди, и тогда они решат, что прямой путь — самый безопасный. Тогда они придут, и нам придётся сражаться.

Когда всадники скрылись за воротами, они вдвоем остановились у ограждения и наблюдали. Некоторое время ничего не происходило, хотя звуки строящейся и разбивающейся снаружи кавалерии были достаточно отчётливы. Наконец Пиктор вылез через люк на крышу и неторопливо подошёл к их позиции, зацепив большие пальцы за пояс с мечом.

«Я собирался попытаться договориться», — проворчал Фокалис, не оборачиваясь.

«Я вел переговоры для тебя, Флавий, и благодаря моим действиям они теперь на два человека слабее».

«Хотя снимки были хорошими».

Мужчина просто кивнул, словно это была лишняя информация. «Мы мельком увидели всадников вдалеке, с другой стороны дворца. Они объезжают город и выезжают из других ворот. Думаю, они не пойдут в воду, а если и пойдут, то их ждут сюрпризы».

«Ты знаешь, что делаешь?»

«Думаю, что да».

«Хорошо. Скоро будем». И с этими словами он снова исчез.

Они оставались на месте некоторое время, выжидая, наблюдая, прислушиваясь.

Прошёл ещё час, прежде чем какое-то движение привлекло их внимание. Солнце уже поднялось над уровнем стен, так что взгляд в сторону ворот, несмотря на бледность и серость света, был ослепляющим. На стенах начали появляться фигуры, спешащие вдоль них, пригнувшись. И не зря. Из-за плетёных ширм, возведённых на крыше, Одаларик и Тавр начали свою атаку. Фокалис не мог видеть их действий из-за угла наклона крыши, но результат был налицо. Стрелы, выпущенные старейшим другом Фокалиса, пронзили утренний воздух и нашли несколько целей. Он, конечно, не Аполлон с луком, но оставался лучшим стрелком в их отряде, а враги были близко, плохо укрыты и многочисленны, так что промахнуться было трудно. Один за другим, несясь вдоль стены, люди внезапно замирали и падали насмерть. А вперемешку со стрелами шли мартиобарбули, которые с большой точностью метал Таурус — единственный человек, на которого благодаря его мускулам можно было положиться, что он мог с силой послать дротик на такое расстояние.

После короткой перестрелки раздался новый звук, возвещавший о том, что Пиктор присоединился к ним на крыше со своей машиной смерти. Фокалис услышал

Ритмичные удары его скорпионьего лука, выпускающего болт за болтом из деревянного бункера, впервые заставили Фокалиса задуматься о возможности победы, наблюдая, как двое из каждых трёх выбравшихся на стены умирают в агонии. Конечно, если подумать, туда поднялось, наверное, человек пятьдесят, что составляло лишь малую часть от тех сил, которые мог призвать Фритигерн, и каждый залп стоил им драгоценных боеприпасов. Тем не менее, начало было обнадеживающим.

Через некоторое время выстрелы стихли, и грохот прекратился, когда Пиктор переместился на новую позицию, поскольку готы захватили городские стены и теперь были в укрытии, в безопасности. Пока они ждали, Фокалис нашёл небольшой мешок с их запасами провизии и намазал хлеб маслом, чтобы поддержать силы себе и Марцию. Немного солёной свинины утихомирило урчание в животах, и как раз запивали всё это чашей вина, когда их внимание привлёк новый шум. Напряжённые, они наблюдали, как первые готы выходят из городских ворот.

От разведчиков они узнали, насколько опасно просто ехать по улице, и в какой-то мере переняли древнюю концепцию «черепахи»: выезжая на улицу, они плотно сжимались, пытаясь создать сплошную оболочку из щитов, пока двигались по заляпанным дерьмом флагам к дворцу.

Идея была хорошая. Но недостаточно хорошая. Щит мог защитить от рогатки и мог остановить, а мог и не остановить стрелу или дротик, но вот железный болт, выпущенный торсионной артиллерией, – это было совсем другое дело. Фокалис наблюдал, как передняя часть мобильной стены щитов прошла мимо едва заметного внешнего маркера Пиктора. Артиллерист позволил им немного пройти, подойдя ко второму маркеру, чтобы сократить дистанцию и тем самым увеличить силу выстрела.

Двойной грохот возвестил о срабатывании болтов, и Фокалис вспомнил, что здесь было два окна с артиллерийскими позициями. Обучил ли Пиктор Агнес их использованию? Зная их старого друга, это казалось вполне вероятным. Два болта одновременно ударили в наступающих готов, и оба пробили щиты, словно окна, глубоко вонзившись в толпу тел. Наступление мгновенно захлебнулось, каждый выстрел находил несколько жертв в мнимой безопасности их щитов. Однако это был ещё не конец: понимая, что им уже угрожает артиллерия, они просто ринулись в бой.

«Ну вот», — сказал Фокалис, наблюдая, как все больше и больше бронированных тел вливаются через городские ворота и заполняют улицу, мчась в своих

направление. «Подойдите к постаменту, отмеченному белым. Видите веревку?»

Марций кивнул и поспешил к нему. Верёвка была намотана и привязана к металлическому крюку в каменной кладке, откуда она исчезала через свежепрорубленное отверстие в краю крыши. В своей обычной странной манере Саллюстий не стал подробно описывать подготовленные им оборонительные сооружения, обозначив их в списке как «Сюрприз I», «Сюрприз II» и так далее.

«Что оно делает?»

«Понятия не имею, но здесь сказано освободить его, когда первые двадцать человек доберутся до колоннады. Ты сможешь это сделать?»

'Я могу.'

«Будьте осторожны. У них могут быть лучники».

«Я знаю, что делаю, папа».

Продолжая вполглаза следить за мальчиком, Фокалис пригнулся и выглянул за балюстраду. Прикинув расстояние, он присел и собрал горсть мартиобарбулусов из кучи у склона черепицы. Сжав их в левой руке, он поднял один в правой, а затем передумал и изменил хватку. Держа все семь так, чтобы острия смотрели на него, он схватил их, словно связку прутьев, затем наклонился и опустил на уровень колен.

Убедившись, что дальность стрельбы теперь достаточна, он напрягся, вложил в руки всю возможную силу и поднялся, швырнув свёрток вверх и в сторону со всей мощью, на которую был способен. Семь дротиков, тяжёлых железных и деревянных, отягощённых свинцом, взмыли по крутой, высокой дуге, а затем, в высшей точке, развернулись, перевернув их, и под действием силы тяжести потянули вниз, обратно на землю. Фокалис схватил вторую горсть и снова приблизился, увидев странный разрыв в толпе, образовавшийся после выстрелов его снарядов. Внизу, внутри, снова загрохотала артиллерия, и небольшие группы готов отпали вместе с выстрелами. Спрятанные орудия были мощными, но медленными, поскольку каждым управлял всего один человек, либо Пиктор, либо Агнес, без какой-либо помощи в зарядке или намотке. Фокалис трижды повторил свой залп мартиобарбул, пока в куче не осталось всего три дротика, которые он решил сохранить.

Они уже нанесли огромный ущерб, и всё же число нападавших, казалось, не уменьшалось. Потоп продолжался. Фокалис наблюдал, считал, взглянул на Марция. Он собирался сказать юноше, что пора…

Марций внезапно отпустил веревку, которую он уже развязал и размотал.

Не в силах устоять перед соблазном увидеть, что произошло, Фокалис рискнул выглянуть за парапет как раз вовремя, чтобы оценить последствия Сюрприза I.

Сети в тени за колоннами по всему фасаду дворца внезапно опустели, поскольку веревка, удерживавшая их, освободилась.

В сетях лежали обломки. Разрушенная где-то во дворце стена отказалась от своего существования ради их защиты, и обломки камня и кирпича, каждый с зазубринами и тяжёлыми, размером со сжатый кулак, упали с высоты около двенадцати футов на головы первых людей, достигших колоннады. Результат был впечатляющим. За двадцать лет войны Фокалис никогда не видел столько разбитых черепов и размозженных мозгов в один миг.

Атака захлебнулась, волны людей остановили натиск, не желая стать очередной жертвой ловушек Саллюстия. Более того, вся атака запнулась, а затем и вовсе захлебнулась, уличная толпа отступила от колоннады дворца. Они быстро поняли, что ширина улицы – небезопасное расстояние, когда в них врезалась новая пара артиллерийских болтов, каждый из которых пронзал жертву и отправлял её обратно на своих товарищей, сбивая с ног кучки людей. Ещё через дюжину ударов сердца улица начала очищаться, поскольку готы отступали из зоны досягаемости артиллерии. Некоторые пересекли мост в город, другие отступили в безопасное место за городскими воротами. Другие пробивались в бани или церковь через улицу, откуда всё ещё могли наблюдать за дворцом.

«Это все?» — спросил Марций, и на его лице расплылась широкая улыбка.

«Это был их первый рывок. Это было испытание для нас. Держу пари, что они получили гораздо больше, чем ожидали».

«Мы, должно быть, убили больше сотни человек».

Фокалис кивнул. «Это значительное число, но мы также израсходовали много боеприпасов и несколько сюрпризов Саллюстия. Думаю, мы справимся со вторым таким нападением, если я правильно понял инструкции, но после этого всё станет сложнее и опаснее».

Но, по крайней мере, появилась передышка. Враг, благополучно отойдя за пределы досягаемости, не предпринял немедленной попытки повторить свою катастрофу. Один храбрец попытался покинуть церковь и бежать к воротам, но едва успел выбраться на улицу, как артиллерийский снаряд угодил ему в спину, отбросив его на улицу, усеянную телами и залитую кровью.

Прошел час, но нового движения не было, и наконец Пиктор появился снова.

«Новости для вас. Одаларикус получил ранение стрелой в левый бицепс.

Он связан, и это довольно неприятно, но не опасно для жизни. На самом деле, я думаю, это просто разозлило его. Одаларикуса редко увидишь в гневе.

«Нет. А как дела в других местах?»

«Ладно. Я оставил Агнес внизу у артиллерии и пошёл помогать второй волне. Другая группа попыталась переправиться через реку, но это практически мгновенно обернулось катастрофой. Они попробовали старый трюк – гребли на щитах скопом, но мы установили укрепления в воде. Саллюстий – хитрый ублюдок. На днях мы провели шесть часов в воде, в том числе и на лодках, забивая столбы в русло реки. Мы загнали их так, чтобы верх оказался на полфута ниже поверхности, а затем обмотали их верёвками, образовав странную сеть. После того, как первые полдюжины тервингов только что утонули, пытаясь распутаться, остальные решили, что это глупый подход, и поплыли обратно к противоположному берегу. Там они узнали, что находятся на расстоянии выстрела из лука от крыши, и половина выживших из воды получила стрелу в спину, когда бежали в укрытие. Не думаю, что они снова попытаются прыгнуть в воду. Жаль, правда, ведь я с нетерпением ждал, когда они найдут железные шипы на берегу реки у дворца. И всё же, думаю, они потратят какое-то время на инвентаризацию, прежде чем пробовать что-то новое. Если Мартиус спустится, мы быстро приготовим похлёбку, а я дам ему пакет запасных дротиков. Правда, это последние запасы.

Фокалис кивнул. «Думаю, у нас быстро заканчиваются боеприпасы».

«Расскажи мне об этом. Мы с Агнес тратим каждую свободную от станков минуту, пытаясь собрать новые болты из заказанных мной материалов, но это тяжело, и они скоро закончатся. Надеюсь только, что к тому времени, как у нас закончатся сюрпризы и боеприпасы, мы успеем нанести им достаточно урона, чтобы сразиться с ними лицом к лицу».

«Аминь, брат мой».

Фокалис ждал, наблюдая за пустой улицей, усеянной телами, пока Марций приносил немного рагу и запасных мартиобарбулов. В атаке наступила долгая пауза. Он вполне мог представить себе Фритигерна, где-то там, за стенами, бушующего и кричащего, ругающего своих людей за их неудачу. Он был бы вне себя от ярости. Но у него всё ещё были сотни людей – Фокалис даже не мог сказать, сколько именно.

Следующий штурм был бы для римлян более опасным, и каждое наступление утомляло их все больше и уменьшало количество боеприпасов.

Он наблюдал, как солнце поднимается на небесный свод, и уже почти наступил полдень, когда произошло новое движение. На городские стены возводили наспех сооруженные щиты, а затем выносили их и устанавливали напротив дворца, защищая готов на стенах от метательных снарядов Тавра и Одаларика. Затем Фокалис наблюдал, как возводились массивные дощатые сооружения – временные деревянные мосты, которые можно было поднимать и опускать через пролом. Второй штурм вот-вот должен был начаться.

«Что они делают?» — спросил Марций, вглядываясь в стены.

Фокалис объяснил свой следующий шаг и поморщился, увидев выражение глаз сына. «Нет», — сказал он, предвидя вопрос.

«Вы должны позволить мне присоединиться».

«Нет, не знаю. Там будет ад. Наше место здесь, как сказал Саллюстий, наблюдать за улицей. Что будет, если они снова придут, пока ты будешь у стены?»

«Разберись с ними сам. Давай, папа. Ты же знаешь, я лучший стрелок из лука во всём дворце. Я им там нужен, а Одаларикус позаботится о моей безопасности».

'Нет.'

Фокалис в изумлении смотрел, как Марций пристально посмотрел на него, приподняв одну бровь, и подобрал с земли лук и колчан. «Если их крыша сейчас рухнет, мы все погибнем. Как это, если ты остановишь мою помощь, это защитит меня? Я уйду, папа».

В этот момент Фокалис схватил сына, пытаясь вырвать лук. Марций стиснул зубы и зашипел от напряжения, пытаясь вырваться из хватки отца. «Отпусти меня».

'Нет.'

«Папа, чтобы остановить меня, тебе придется сломать мне руку».

«Я тебя не отпущу».

«У тебя нет выбора, — рявкнул Марций. — Я ухожу. Если хочешь меня остановить, тебе придётся держаться за меня всё время, потому что как только ты отпустишь, я исчезну».

Задыхаясь от разочарования, Фокалис отпустил сына и отступил назад. Только сейчас он понял, что по его лицу текут слёзы. «Ты не можешь. Я не могу потерять тебя. Я потерял твою мать, я не могу потерять тебя. Боже всевышний, Марций, но…»

«Если бы ты не была в безопасности, я бы много лет назад отправился на встречу со своим создателем».

«И ты отлично поработал, чтобы защитить меня», — бросил Мартиус, повернулся и направился к выходу на крышу.

Фокалис с мрачным ужасом смотрел на удаляющуюся спину сына. Он попытался двинуться, но, когда ринулся вперёд, с улицы до него донеслись новые звуки. Обернувшись, он увидел, как люди начинают выходить из домов, где прятались. Очевидно, Агнес снова осталась одна с артиллерией, поскольку лишь один из выходящих воинов не мог оторвать взгляд от болта, глубоко вонзившегося ему в живот и пригвоздившего к дверному косяку бани. И вот они приближаются.

Фокалис обернулся и с тоской посмотрел на пустой дверной проём. Марций ушёл, спустившись и пересёк сады к библиотеке и лестнице, ведущей на крышу, чтобы помочь обороняться там. Та малая часть его, что оставалась холодным, профессиональным, бесстрастным солдатом, знала, что юноша прав, и что, приложив свои значительные навыки к обороне, он также увеличивал свои шансы на выживание. Большая часть его, отца и вдовца, возмущалась уходом юноши. Он взревел, хотя не мог понять, от ярости или от боли, и обернулся, вытирая слёзы пощёчиной, наблюдая, как люди хлынули к нему через улицу. Они, конечно, не могли надеяться на что-то лучшее, чем в прошлый раз, но они будут отвлекать от главного события, отвлекая Фокалиса и Агнес, прижимая их к земле, не давая им возможности помочь в борьбе с настоящим противником.

На этот раз он не брал охапки дротиков. На этот раз он с яростным и гневным удовольствием метал их по одному в выбранные цели. Он наблюдал, как сверху оружие врезалось в его жертвы, с огромной силой удара, а сила тяжести и вес лишь увеличивали силу его мускулистых бросков. Лучником ему не стать, но с дротиком он был смертельно опасен, и он это знал.

Голова раскололась, тяжёлый наконечник и свинцовый грузик раскололи череп, словно яйцо, позволив снаряду раздавить то, что было внутри. Человек рухнул на землю, дико содрогаясь, мёртвый, но подвижный. Снова и снова его дротики находили цели, снося головы готов, выводя из боя одного за другим.

Он осознал, какой опасности подвергается, лишь когда прилетела стрела. В ярости он стоял у балюстрады на виду у врага, а какой-то тервинг с луком, стоя на коленях у церковных врат, тщательно прицелился.

Носовая защита шлема Фокалиса спасла ему жизнь: стрела была мастерски пущена ему в лицо, и лишь случайность или милость Божья в последний момент позволили ему повернуть голову, и наконечник стрелы звякнул о бронзу. И тут он уже думал, что ему конец, потому что наконечник стрелы, отклонившись, проскользнул перед его левым глазом, ударил в верхнюю часть щеки и чуть не пробил ухо, застряв между костью черепа и металлом нащечника. Раскалённое добела пламя раны пробежало по его лицу, и он, чертыхаясь, развязывал ремешок под подбородком и стаскивал шлем. Сломанная стрела упала на крышу, кровь потекла по щеке. Он отшатнулся назад, понимая, что всё ещё в опасности, хотя вторая стрела просвистела в воздухе, в тревожной близости от его головы. Он осторожно приложил руку к щеке и тут же пожалел об этом. Боль была сильной, как от любой раны, полученной им в полудюжине сражений за свою жизнь, но тот факт, что его пальцы коснулись кости без защитного слоя кожи и плоти, вызвал прилив желчи, и через несколько мгновений его сильно вырвало. Он продолжал щупать, убеждаясь, что ничего серьёзного нет. Там была кость, было много крови, и, похоже, у него отсутствовал тот кусочек уха, названия которого он не знал, – тот самый маленький кусочек щеки, закрывающий ушную раковину.

Боль и кровь, но ничего такого, что могло бы его убить, если бы ему удалось остановить кровотечение, что, конечно, пришлось бы отложить до следующего затишья.

Морщась и промокая щеку шарфом, он вдруг услышал новые звуки.

Он осторожно подкрался к балюстраде, высматривая лучника. Он видел человека, но лучник смотрел не в его сторону, а на фасад внизу. Фокалис рискнул, наклонившись вперёд, чтобы заглянуть за край.

Сработала ещё одна ловушка Саллюстия: обочина улицы, близкая к колоннаде, превратилась в ад: пламя вырывалось наружу, образуя взрывы жидкого золота из канализационных решёток. Десятки людей оказались в этом аду, когда смола, затопившая канализацию, была подожжена чьей-то невидимой рукой. Теперь они с криками носились по улице, а огонь обволакивал их, словно жидкий клей, глубоко въедаясь в плоть, и его невозможно было потушить. Время от времени кто-то натыкался на кого-то, кто не успел вовремя отступить, и пожар распространялся. Результат был ужасающим и нанёс противнику гораздо больший урон, чем любые падающие камни, метко брошенные…

дротики или скрытая артиллерия. И снова, как и при падении обломков, адское пламя, поглотившее всю сторону улицы, скрывая их цель и распространяясь на них в виде движущихся, кричащих трупов, привело к полному провалу атаки. Готы хлынули обратно через улицу, скорее чтобы уйти от своих пылающих товарищей, чем из страха перед защитниками. Фокалис с отвращением наблюдал, как испуганные тервинги бежали в церковь и бани, захлопывая за собой двери и преграждая путь своим кричащим братьям. Точно так же по всей улице люди вбегали в ворота или на мост и выстраивались фалангой с длинными копьями, чтобы сдержать своих друзей и спастись от пламени.

Вторичная атака на дворцовый фронт провалилась так же быстро, как и началась.

Фокалис отступил назад, тяжело дыша. Он едва слышал шум на дальней стороне дворца, где шла основная схватка, но этот шум заглушали всё затихающие крики умирающих от ожогов на улице внизу. Крики один за другим исчезали, сменяясь шипением, клокочущим и трескучим звуком. Один особенно измученный бедняга избежал фатальных повреждений от огня, но горящая смола облепила его ноги от лодыжки до бедра, и с ним было покончено. Он будет жить, но никогда больше не сможет ходить или даже стоять. Фокалис вздрогнул, когда снизу раздался глухой удар, и тяжёлый болт баллисты ударил искалеченного в голову, отшвырнув её назад о каменные плиты и положив конец его мучениям. Фокалис, пошатываясь, подошел к люку на крыше и закричал в него.

«Агнес, береги боеприпасы».

Но он не знал, услышала ли она его, и был с ней наполовину согласен. Да, они были врагами, но есть вещи, которые выходят за рамки войны, и в иные времена он, возможно, сам прицелился бы в этот выстрел.

На мгновение он замер в нерешительности. Когда последний крик затих на улице, казалось крайне маловероятным, что последует новая атака, по крайней мере, пока не погаснет и не остынет пылающая смола в канаве. Конечно, даже после того, как она погаснет, земля будет раскалена докрасна, камни будут трескаться и шипеть от жара. Он почти наверняка сможет обойти крепость и проверить, как там Марций. Саллюстий ясно дал понять, что для того, чтобы его разнообразные планы сработали, ни один подход не должен быть упущен, глаза должны быть постоянно на виду, а Фокалис будет непопулярен, если покинет свой пост, но сейчас он был совершенно бесполезен.

Случилось так, что ему удалось избежать сложного выбора между семьей и долгом, поскольку боль и шок от раны наконец взяли свое, и он потерял сознание, рухнув на крышу.

OceanofPDF.com

Мир медленно возвращался. Фокалис приоткрыл один глаз – другой, казалось, не желал подчиняться. Сначала он не был уверен, что действительно проснулся, ведь в этом мире было так же темно и тихо, как и в том, что скрывался за его веками.

Он моргнул несколько раз, пытаясь хоть что-то понять: темноту, дезориентацию или монокулярное зрение. Он испытал некоторое облегчение, когда второй глаз открылся на третьем моргании, будучи заклеенным чем-то. Ещё пару раз моргнул для пущего эффекта.

Затем всё вернулось с грохотом, и боль ударила снова. Раскалённая добела боль пронзила правую сторону головы, ухо, висок, щеку. Боль медленно утихала, не исчезая, а возвращаясь к настойчивой пульсации, и он осторожно потянулся, легонько коснувшись её, стараясь не усугубить ситуацию. Он нащупал что-то вроде льняной ткани, прикрывавшей его щеку. Она слегка шевельнулась от прикосновения, и боль на мгновение вернулась. Он отпустил руку и откинулся назад.

Тьма теперь кристаллизовалась во что-то иное: не в сплошную черноту бессознательного, а в тёмные очертания комнаты. Он был внутри.

Осторожно, очень медленно он повернул голову. Он едва различал закрытые ставнями окна, но в щелях вокруг них не было видно света, лишь более светлая тьма.

«Он проснулся».

Голос был женским. На мгновение он совершенно растерялся. Флавия ушла много лет назад. Разве что он наконец-то приехал к ней? Затем он вспомнил властный тон Агнес, женщины Пиктора, и сразу связал эти два момента. Значит, он был ещё жив и, по-видимому, всё ещё в Марцианополисе. И, по крайней мере, Агнес и ещё кто-то живы, потому что она разговаривала с кем-то третьим.

«Он всегда был крутым старым ублюдком».

Этот голос принадлежал Одаларикусу. Что-то в нём его тревожило, и потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что именно. Его старый друг всегда был шутником и всегда готов был отпустить шутку в адрес Фокалиса. Раз Фокалис получил такую травму, да ещё и, по всей видимости, без серьёзных повреждений, он, естественно, ожидал, что Одаларикус с самого начала будет его терзать.

Вместо этого голос его старого друга был серьезным, даже обеспокоенным.

«Как долго я был без сознания?»

Он вздрогнул от неожиданной нависшей над ним тени, и хотя он сразу понял, что это Одаларикус, боль снова нахлынула на него вместе с этим движением. Однако каждый раз боль становилась чуть слабее и чуть слабее. Когда он наконец пришёл в сознание, он уже справлялся с ней естественным образом.

«Солнце зашло», — ответил Одаларикус. «Чуть меньше часа назад. Нужно многое наверстать. Можешь присесть?»

«Давайте выясним».

С трудом Фокалис поднялся со скамьи и сел. Это движение вызвало тревожную тошноту, хотя и не слишком усилило боль. Усевшись, он медленно огляделся, чтобы не усугубить рану.

При виде этого зрелища у него упало сердце. Комната была полумраком, освещаемой лишь двумя маленькими масляными лампами, но зрение уже достаточно адаптировалось, чтобы различать детали. Агнес изображала из себя сиделку, и, похоже, именно она залатала ему лицо, поскольку даже сейчас она работала над своей рукой, шипя от боли, когда её тыкали. Левая рука Одаларикуса была на перевязи, а позади него, в дверях, Сигерик тяжело опирался на палку.

Но худшее было еще впереди, когда его взгляд упал на что-то огромное.

Таурус лежал неподвижно и молчаливо, его массивное тело было пропитано кровью.

«Он…?»

Одаларикус кивнул. «Две стрелы в живот и одна в шею. Потом он свалился с крыши. Он в ужасном состоянии. Полчаса назад перестал дышать. Сегодня нас здорово потрепали».

Фокалис пристально посмотрел на него. «Мартий».

«С ним всё в порядке. На самом деле, он и Агнес — единственные, кто практически не пострадал».

Фокалис почувствовал облегчение, когда его старый друг сел рядом с ним. «Он был встревожен, — сказал он. — И расстроен. Что-то насчёт ссоры. Тебе придётся пойти к нему».

«Одну минуту. Расскажите мне об этом», — добавил он, указывая на свое лицо, — «и о прошедшем дне».

«Твоя рана серьёзная, но серьёзных повреждений нет. Уши больше не соответствуют друг другу, но остальное заживёт, если мы проживём достаточно долго. Агнес мало что могла с этим поделать. Она не капсарийка, но сделала всё, что могла. Мы нашли мёд и лён, так что вот что у тебя есть. Оставь всё как есть и надейся. Нам удалось найти белену и мак, но мы не смогли придумать, как влить их тебе, пока ты спал».

«Никаких обезболивающих».

«Тебе будет больно».

«Но белена и мак повлияют на мою реакцию и рассудительность. Сегодня вечером я себе этого позволить не могу».

«Последние пять часов были трудными», — продолжил Одаларикус, кивнув.

Они отступили от главных ворот, как только огонь добрался до них, и у них не хватило смелости повторить попытку. Они благополучно переправились через реку, но предприняли мощное наступление со стороны городских стен. В какой-то момент у нас было два моста, но нам удалось от них избавиться. Именно когда мы разрубили второй мост на куски и спустили его на улицу, пал Таурус. Им удалось разместить достаточно лучников на стенах и в сторожке, чтобы сдерживать нас, и нам пришлось показаться, чтобы избавиться от мостов. Это было довольно неприятно, но мы заставили их дорого заплатить за это. Теперь тела лежат в три ряда с той стороны дворца. Бой продолжался весь день короткими очередями, и только когда солнце начало садиться, они прекратили. Думаю, они просто проголодались. Мы слышали их с наступлением темноты. В целом, они всё ещё за стенами, разбили лагерь и шумят. Думаю, мы все надеемся, что на этой ночи всё. «Они, должно быть, устали после всей этой езды и целого дня боев».

Фокалис покачал головой и тут же пожалел об этом, когда пульсация усилилась.

«Нет. Гарантирую вам, что Фритигерн оставил резерв в лагере на день. Он хитёр и знает, что если ему удастся занять нас на ночь, большая часть его армии сможет восстановиться, но мы будем разбиты».

«К сожалению, вы, вероятно, правы. Мы пытались предсказать их следующий шаг. Ближе всего они подошли к городской стене, и Саллюстий думает, что они попробуют сделать это снова, ведь им нужно всего лишь построить несколько новых мостов, и тогда они смогут подобраться так близко. Сигерих, с другой стороны, считает, что они снова попытаются атаковать в лоб. Он говорит, что теперь, когда огонь погас, а сети пусты, они могут подойти и постучать в дверь».

«И они наверняка наблюдали и знают, что мы не заменили эти ловушки».

'Точно.'

«Я согласен с Сигерихом. Они снова подойдут к воротам, но на этот раз со всех сторон одновременно, чтобы разделить наши ряды и ослабить основную линию обороны. Но не сегодня. Они уже устроились на ночь. Они пришлют достаточно людей, чтобы не дать нам спать и занять нас, но основная армия будет отдыхать перед серьёзным натиском».

«Нам нужно дать отдохнуть, как бы тяжело это ни было, иначе завтра нам конец. Мы планировали по три человека на позиции, по три на позиции в две смены: один наблюдает за улицей, один за городской стеной, а третий расположится в северо-западном углу, чтобы следить за рекой по обе стороны. И у каждого должен быть плетёный экран и какое-нибудь метательное оружие. У Саллюстия ещё есть несколько маленьких хитростей, которые, надеюсь, помогут нам уберечься. Первую половину ночи Пиктор и Саллюстий будут на главных подступах, а Марций будет наблюдать за рекой – это для него самая безопасная позиция».

«Ну, теперь я проснулся, так что Мартиус может пойти отдохнуть».

«Просто держись. Ты же ранен, помнишь?»

Фокалис поднялся, слегка пошатываясь, и прошёл через комнату, бросив короткий печальный взгляд на изломанное, окровавленное тело Тавра. Фритигерн уже обошёлся им слишком дорого. Персий и Офилий, Арвина, а теперь и Таурус. Фокалис

Решительность несколько угасла в суматошные дни после отчаянной гонки в Месембрию, но теперь она вернулась. Фритигерн мог уйти в любой момент, и его целью было уже не правосудие, а месть, чистая и незамысловатая. Что бы ни случилось в следующий день, только один из них –

Фокалис или Фритигерн – собирался покинуть Марцианополь.

Он на мгновение остановился, чтобы поблагодарить Агнес за ее работу, отчего она вся смутилась и покраснела, что казалось странно девчачьим и неуместным для женщины, которая всего несколько часов назад метала железные болты в разъяренных готов.

«Я скоро пришлю вам что-нибудь поесть», — сказала она, указывая на Пиктора.

«после этого».

К нему присоединился Сигерик, слегка прихрамывая и опираясь на палку. Когда они вышли из комнаты и вошли в сад с его смертоносным рвом, Фокалис указал на ногу мужчины. «Плохо?»

«Временное. Меня ударило камнем. Кость не торчит, ничего такого, но все сходятся во мнении, что перелом, поэтому я использую палку, чтобы не повредить его».

дальше.'

«До тех пор, пока ты можешь сражаться».

«Ты — бездонный источник сочувствия, Фокалис».

«Вы не вызываете сочувствия».

«Мои таланты кроются в другом».

«Иди спать. Ты понадобишься позже».

«Будьте начеку. Они молчат уже два часа. Они могут появиться снова в любой момент».

Оторвавшись от Сигерика, который, пошатываясь, ушёл, держа в руках палку, Фокалис вернулся на прежнее место над воротами, где достал свой небольшой рюкзак, лук и колчан. Отстегнув сундук, он заглянул внутрь. Семь стрел.

Вот и всё, и он сомневался, что во дворце найдется много свободных людей, особенно для человека с довольно неважным послужным списком. Вздохнув, он взвалил их на плечи и снова спустился, перейдя ров в саду по легко снимаемым деревянным настилам. Главную крышу дворца он посещал лишь однажды, никогда в былые времена, и то во время той короткой экскурсии, когда они впервые приехали пару дней назад. Поэтому ему потребовалось несколько попыток, чтобы найти нужную дверь, ведущую к узкой лестнице, которая поднималась на крышу, колеблясь по мере подъёма. Он вышел на открытый ночной воздух и оценил разницу по сравнению с садом внизу. Там, внизу, ночь была тёмной, но умеренной, со всех сторон защищённой стенами. Здесь, наверху, ветерок сразу же пробрал его до костей, но темнота была далеко не абсолютной. Марцианополис продолжался, факелы и фонари по всему городу создавали слабое золотистое свечение в пурпурной ночи, которая выглядела величественно в своих императорских цветах. Золото и пурпур, как и сам император. Точно как в схолах палатина. Он сразу заметил Марция и почувствовал прилив гордости и облегчения. Мальчик вполне мог бы сойти за любого ветерана-солдата.

Он сидел на скошенном камне, обхватив одно колено, держа лук и колчан рядом, глядя на город за балюстрадой, при этом оставаясь в безопасности позади и вне поля зрения вражеских лучников.

«Мартиус».

Голова юноши резко повернулась, и он тут же вскочил, подбежав к нему с сияющим лицом. Фокалис всё же заметил, что юноша бежал, пригнувшись, чтобы не попасть под лучников, хотя, чтобы попасть стрелой с такого расстояния и с такой точностью, нужен был опытный лучник. Фокалис с силой выдохнул, когда сын на полном ходу ударил его, обхватив руками.

обхватил талию отца так крепко, что старик на мгновение забеспокоился, что у него не хватит воздуха.

«Я знал, что с тобой всё будет в порядке. Агнес сказала, что не уверена, но Одаларикус сказала, что ты переживал и гораздо худшие времена, и я знал, что ты вернёшься. Тебе больно?» — добавил он, глядя на частично прикрытое изуродованное лицо отца.

«Не так сильно, как некоторые мои раны. Это пройдёт. Возможно, я больше не буду выглядеть красиво».

Он улыбнулся, и это было больно, а Мартиус закатил глаза. «Папа, ты никогда не выглядел красивым».

« Теперь мне больно».

«Прости меня за то, что произошло раньше. Я знаю, что должен был остаться, но это казалось единственным выходом. Я больше тебя не покину. Как ты себя чувствуешь?»

Фокалис пожал плечами. «Если я кривляюсь, это адски больно. В противном случае это просто как сильная боль. И благодаря тому, что это вырубило меня на несколько часов, я чувствую себя лучше отдохнувшим, чем когда-либо за последние дни. Это напомнило мне, что я здесь, чтобы взять всё в свои руки».

«Ложись спать. У тебя был насыщенный день».

«Нет. Я останусь с тобой».

Фокалис на мгновение задумался о споре, но понял, что это бесполезный жест. «Хорошо, но всё равно постарайся поспать. Я разбужу тебя, если возникнут проблемы».

Устроившись на том месте, где совсем недавно сидел и наблюдал его сын, Фокалис прислонил лук и колчан. Марций нашёл одеяла из рюкзака и укутался в них, чтобы не замерзнуть под защитой отца и под крутым скатом крыши. Воцарилась тишина, и это была настоящая тишина. Город застыл в тишине, не в силах жить привычной жизнью из-за страха перед небольшими группами ренегатов-тервингов, наблюдавших за дворцом, и перед многочисленными силами за стенами.

'Папа?'

'Да?'

«Придет ли за нами Фритигерн?»

«Он уже здесь», — нахмурился Фокалис.

«Нет, я имею в виду короля. Бывшего короля. Врага. А не его людей».

Фокалис на мгновение задумался. «Думаю, в конце концов ему придётся это сделать. Если его люди потерпят неудачу, он придёт. Если нет, он не сможет довести дело до конца, и я не думаю, что он сможет это переварить. И он не наберёт новых людей. Свергнутый, он не имеет ни денег, ни власти, и любой гот, который был готов проигнорировать мирный договор и пойти с ним, уже ушёл. Как только этот отряд будет уничтожен,

Он один. И если он придёт, я пронзю его чёрное сердце, мой мальчик.

«Я уже свыклась с мыслью, что он враг, папа, и что он должен уйти. Но на самом деле он всего лишь жертва. Мы все такие».

Все, кроме Лупицинуса и Максимуса.

'Я знаю.'

Марций погрузился в задумчивое молчание, а Фокалис ждал следующего вопроса, но вместо этого был вознагражден тихим, нежным похрапыванием. Стараясь не шуметь, ведь юноша уже сделал больше, чем кто-либо мог попросить, и нуждался в отдыхе, Фокалис наклонился вперёд, чтобы посмотреть через балюстраду. С этой высоты и ракурса, без солнечного и лунного света, отражающегося от поверхности воды, он мог видеть укрепления, возведённые его друзьями в реке. Они покрывали примерно среднюю треть узкого русла, центральную часть. Он видел верхушки столбов и свёрнутые вокруг них верёвки, обвитые вокруг них, по всей длине реки вокруг дворца с двух сторон. Более того, кое-где он видел фигуры несчастных воинов-тервингов, покачивающихся и колышущихся на волнах. Даже наклонившись и подставив себя под вражеские выстрелы, он не мог разглядеть никаких видимых сооружений на ближайшем берегу.

Готы, однако, были видны. Только небольшими группами. Мужчины разбрелись по берегу реки группами по полдюжины человек. Никто из них не спал и даже не отдыхал. Каждая группа стояла, наблюдая за дворцом. Почти час Фокалис наблюдал, как они наблюдают за ним, и почти начал дремать от скуки, когда раздался шум.

Всё началось с долгого, хриплого ворчания. «Уууууууууу», вырывавшегося из каждого горла. Потребовалось всего несколько мгновений, чтобы понять, что этот звук исходит не только от наблюдателей по ту сторону реки. Он был слишком громким. К ним присоединились голоса всех тервингов и грейтунгов в пределах слышимости, включая тех, кто был на улице и за стенами.

«Ха-ха-ха!»

Тишина.

Фокалис вынужден был признать, что это действовало на нервы. Это была готская адаптация германского боевого клича «барритус», который нередко использовался римскими отрядами, бросавшимися в бой. Он знал, как это произойдёт, и понимал, какой эффект это может произвести на выжидающего противника.

«Ха-ха-ха!»

На этот раз немного громче.

«Хаааааааааа… ХУ!»

Последнего слога было достаточно, чтобы с парапета посыпалась штукатурная пыль.

Фокалис стоял, наблюдая и прислушиваясь, а затем понял, что Марций снова проснулся, широко раскрыв глаза и испугавшись. «Не обращай на них внимания. Они пытаются нас смутить».

«Это работает».

«Не вешайте голову».

В тот же миг, как Марций сделал это, Фокалис схватил лук и вытащил стрелу из колчана.

«Хаааааааааа… ХУ-ХУ!»

Марций снова встал, накрыл рукой руку отца. «Ты собираешься убить одного?»

«Семь, если смогу. Давайте обратим страх обратно на них».

«Тогда позволь мне, папа. Я обучен. Я хороший стрелок. Ты не сможешь попасть в Африку, потратив полчаса на прицеливание».

Фокалис нахмурился, услышав эту насмешку, но парень был прав. «Тогда выскочи, выпусти пулю, убей одного и снова спрыгни».

«А потом перейти на новую должность и сделать это снова?»

«Именно. Пусть гадают».

Он протянул лук и колчан, но Марций, не обращая внимания на оружие, взял только стрелы. Он поднял свой лук и огляделся, принюхиваясь. Убедившись, что положение и условия его вполне устраивают, Марций наложил стрелу на тетиву.

«Уууууууууууууууууууууууу!»

Фокалис был вынужден признать, что был впечатлён. Марций внезапно встал, став видимым для противника, но стрела уже была на месте: он проверил условия, прислушался к голосам, чтобы определить цель, и поэтому, когда он поднялся, тетива вернулась на место и была выпущена одним плавным движением. Фокалис следил за стрелой, даже когда Марций спустился ниже бруствера.

Боевой клич вот-вот должен был стать тише, когда один из ближайших тервингов схватился за живот и рухнул в воду. Группа вокруг него перестала выть и бросилась обратно в укрытие. Он видел, как готы мечутся туда-сюда, пытаясь определить, откуда стрела. В следующий раз они быстро обнаружат Марсия. С яростной ухмылкой Фокалис поднялся с парапета. Раздались тревожные голоса, и все взгляды обратились к нему. В этот момент, в десяти футах ниже по крыше, Марсий внезапно поднялся и…

На этот раз стрела промахнулась, но совсем чуть-чуть, и ещё одна небольшая группа отскочила в безопасное место.

Они повторили маневр в третий раз, и на этот раз стрела Марция попала человеку в голову, отбросив его обратно на берег реки.

На этот раз враг не желал больше стоять, и вдоль реки небольшие отряды отступили под прикрытие стен, наблюдая. Марций прокрался обратно к отцу, и они вдвоем, по очереди, наблюдали и ждали.

Прошло почти полчаса, и этот боевой клич всё ещё раздавался в дальнем конце дворца, прежде чем один из спрятавшихся готов двинулся вперёд. Вынырнув из стены, он поспешил к телу последней жертвы Марция. Без всяких уговоров Марций просто поднялся, уже держа стрелу наготове, натянул, приладил и выпустил её. Незадачливый тервинг схватился за торчащее из шеи древко и с иронией упал лицом вперёд, приземлившись на тело, к которому так стремился.

Так продолжалось следующие пару часов, пока вечер медленно не сменился ночью. Время от времени кто-нибудь из готов, поддавшись храбрости или глупости, или и тому, и другому, отваживался выйти на открытое пространство, и в половине случаев либо заканчивал свои дни на земле со стрелой в теле, либо отступал, хромая или с окровавленной рукой. Остальная часть времени была для них ненамного лучше, ведь даже если Марций промахивался, выстрелы были достаточно близкими, чтобы заставить их снова в панике искать укрытие. В конце концов, они прекратили попытки, и Марций снова заснул, хотя лук всё ещё был под рукой.

Было уже далеко за полночь, когда произошло следующее, чего Фокалис никак не ожидал. По одной из улиц на другом берегу реки дюжина тервингов везла что-то на телеге, и, когда она приблизилась, Фокалис сглотнул, испытывая новые нервы. Где они нашли катапульту?

Он разбудил Мартиуса, и они собрали свои вещи, забрав все, кроме оружия, и положили его за дверь на лестницу, готовые бежать.

Они отошли на позицию, откуда могли видеть противника, не высовываясь слишком открыто, и с тревогой наблюдали, как онагр с трудом сняли с повозки и поставили лицом к двум римлянам. Готы не были мастерами осадного дела. Их не раз погубило то, что перед лицом крепких римских стен они оказывались практически бессильны. Это было что-то новое.

Небольшим облегчением стало то, что не пришлось выгружать корзину с боеприпасами.

Где бы они ни приобрели римское осадное орудие, они, по-видимому, только

Нашли само оружие. После короткого, но жаркого спора, к сожалению, за пределами досягаемости лука Марция, четверо из них подошли к стене из скреплённых речных валунов и начали её разбирать – медленно, из-за отсутствия подходящих инструментов. Каждый раз, когда они находили кирпич или камень больше кулака, их приносили тем, кто пытался управлять катапультой. Наблюдать за этим было захватывающе, и Фокалис чуть не расхохотался, когда внизу что-то пошло не так: у одного человека защемило руку, он кричал о помощи, а затем его избили до бесчувствия, чтобы он замолчал.

Наконец, они всё приготовили, бросили камень в люльку, отступили назад с благоговейным видом и потянули за рычаг. Камень описал в воздухе полукруглую дугу примерно на высоте головы, ударился о землю и с хлюпаньем исчез в воде.

Следующий час был на удивление занимательным: готы медленно осваивали онагр. Уже через час булыжники и кирпичи обрушивались на стену дворца. Они были гораздо меньше тех снарядов, которые мог бы зарядить римский артиллерист, для чего потребовалось бы два человека, и попадания наносили лишь косметический ущерб. Но Фокалису пришлось напомнить себе, что если они попадут в человека из такого снаряда, это почти наверняка будет смертельно. Более того, освоив технику, они стали точнее метить, и грохот постепенно поднимался по дворцовой стене к крыше.

«Пора пересменка», — раздался голос, и они обернулись, увидев в дверях Одаларикуса.

«Я почти склонен остаться».

'Ой?'

«Они нашли онагр и уже около часа изучают, как он работает. Но будьте осторожны. Они почти всё сделали правильно, и теперь крыша будет под ударом».

«Иди поспи. Часа через четыре рассветёт, и тогда, я думаю, мы сможем увидеть что-то серьёзное».

Фокалис кивнул, похлопал друга по плечу и повёл Марция к двери, откуда они спустились по лестнице в относительно безопасное место. В главном здании они нашли комнату, которая когда-то была прекрасно обставленной спальней. Пока Марций пытался устроиться поудобнее, игнорируя приглушённые удары, которые готы время от времени доносили, ударяя камнями по внешней стороне стены, Фокалис подошёл к окну, выходящему в сад, готовый крикнуть…

остальным и сообщить им, где он находится, когда его нужно разбудить. Слова застряли в горле, когда он заметил Агнес, стоящую у дощатого моста через канаву с испуганным взглядом. Она заметила его и ткнула пальцем.

«Вот ты где. Я тебя искал. Сигерик исчез!»

OceanofPDF.com

Фокалису потребовалось всего полчаса на поиски. Все комнаты были проверены, но Сигерика нигде не было видно, и наконец они нашли окно со стороны городской стены, где ставни были выломаны изнутри. Он выругался, но должен был признать, что, несмотря ни на что, не был так уж удивлён. Сигерик с самого начала дал понять, что действует только ради себя, и только ностальгия и уговоры Фокалиса втянули его во всё это. В одной из комнат они нашли его рюкзаки, а внутри – всю его школьную форму. Мужчина выскользнул в штатском.

Фокалис проспал несколько часов унылым сном, как всегда, терзаемый старыми воспоминаниями и сновидениями, и проснулся с рассветом, когда света стало достаточно, чтобы разбудить его. К тому же, боль в лице не прекращалась почти непрерывно, и если он случайно переворачивался так, что рана оказывалась под ним, то просыпался от резкого и резкого удара.

Преданный дню, он оделся, вооружился до зубов, хотя и без шлема по понятным причинам, и с Марцием спустился в сад, а затем, заметив высоко наверху чью-то фигуру, поднялся по лестнице на крышу над библиотекой и часовней. Похоже, погода этим утром снова портилась. Светло, но всё вокруг светилось каким-то странным янтарным светом, а клубящиеся в небе на западе облака предвещали бурю. Более того, сам воздух становился неприятно влажным и липким.

На крыше Саллюстий выглядел усталым, он стоял и пристально смотрел на стены, на мгновение оглянувшись по сторонам, когда появился Фокалис.

'Утро.'

«Доброе утро. Что происходит?»

«Крупная мобилизация за стенами. Думаю, на этот раз они готовятся к настоящему натиску. Думаю, именно этот бой победит или будет сломлен. Когда рухнет это крыло или главные ворота, нам всем нужно быть по ту сторону рва».

«Когда мосты будут убраны, и мы окажемся в опасности, мы отступим во флигель дворца и дадим последний бой».

«Вы говорите так, как будто мы уже проиграли».

«Я просто готовлюсь. У меня в главном крыле уже наполовину заготовлено несколько маленьких сюрпризов. Учитывая, что я не думаю, что мы сможем удержать стены после полудня, я собираюсь посвятить следующий час или два их подготовке, чтобы мы могли использовать их, когда придёт время. Вам нужно быть готовыми к тому, что будет над воротами. У вас есть список?»

Фокалис кивнул. В его рюкзаке лежали записки, нацарапанные на деревянных листах, – инструкции и напоминания Саллюстия. Они были у всех. Этот человек был опасен. Даже запечатанная записка от него с пометкой «последняя надежда» была велена вскрыть только в конце.

«Тогда займём позицию. Не знаю, сколько у нас времени, но нам придётся что-то делать с едой, когда…»

Он прервал фразу на полуслове, так как оба услышали крики.

Обойдя крышу, чтобы лучше видеть центральный сад дворца, они увидели, как Одаларик машет рукой. Среди маханья и едва слышных криков он указывал на мост, ведущий через реку в город.

«Что, черт возьми?»

«Кто знает?» — Саллюстий пожал плечами. — «Займи позицию, и ты сможешь увидеть, что бы это ни было».

Кивнув и поманив Мартия, Фокалис побежал обратно к лестнице, сбежал вниз по ступенькам, пересёк ближний край сада, прошёл мимо насыпи с воротами и в южное крыло, снова поднялся по лестнице, тяжело дыша. Шаркая ногами по скату крыши, он нашёл место, откуда можно было смотреть вниз по улице на город, предварительно убедившись, что в тени зданий напротив нет готов с луками.

Он взглянул на мост и прищурился.

Он нахмурился. Было больно.

Готы. Снова готы, но эти были на конях. Они не видели ни одного конного тервинга в городе с тех пор, как прибыли. Их было пятеро, и они приближались с высокомерной уверенностью. Он огляделся.

Со вчерашнего дня ещё оставалось три мартиобарбула, и у Марция ещё оставались стрелы. Они, вероятно, могли бы свалить пятерых всадников до того, как те доберутся до двери, но их открытость и непринуждённость были слишком…

интригующе, и Одаларикус привлек к ним внимание, не выказав при этом паники.

Он снова взглянул на них и, по мере того как они становились все более и более четкими, заморгал от удивления.

Он не ожидал снова увидеть Сигерика, и даже если бы увидел, удивился бы, увидев его в таком виде. Он и четверо других всадников не были одеты в изысканную форму, лишь в кольчужные доспехи, с мечом и щитом в кожаном чехле. В них было что-то до боли знакомое. Когда Сигерик приблизился к дворцу, он поднял взгляд.

«Откройте ворота и опустите лестницу, прежде чем люди Фритигерна придут и найдут нас».

В мгновение ока, оставив Марция на страже, Фокалис спустился в комнату внизу, над воротами. За то время, что он был здесь, он успел ознакомиться с помещением, которое ему предстояло охранять, и ему потребовалось всего мгновение, чтобы найти люк и лестницу. Зажёгши для удобства две лампы, он как можно быстрее распахнул люк и спустил лестницу в темноту. С трудом и осторожностью, держа лампу в одной руке, он спустился по лестнице и прокрался вдоль стен к воротам.

Возможно, их можно было легко открыть с помощью веревки, когда они все еще ожидали дружелюбных гостей, но с тех пор, как прибыли готы, ворота снова оказались заперты, и Фокалис в одиночку сражался с тяжелой балкой, вытаскивая ее из гнезд, а затем распахивая большую деревянную дверь.

Снаружи пятеро всадников уже спешились. Сигерик поднял руку и схватил его за плечи. «Ты выглядишь облажавшимся».

«Спасибо», — сухо ответил Фокалис, когда Сигерик протиснулся мимо ворот. «Что с тобой случилось?»

«Пошел гулять».

«Кто они ?» — спросил Фокалис, махнув рукой, когда мужчины похлопали своих лошадей и отослали их прочь.

«Разве ты их не узнаёшь? Ты единственный, кто мог бы их узнать».

«Перестаньте говорить загадками».

«Когда мы встретились в Суиде, я рассказал тебе о своих трудностях с согласием Лупицина, а ты рассказал мне о своих поисках тервингов. Ты рассказал мне о дюжине готов, направляющихся в Галату, чтобы занять там гарнизон».

Фокалис попытался нахмуриться, но это было слишком больно. «Те, что из таверны. Те, что сказали мне, где найти людей Фритигерна?»

«Именно». Он прервал свои объяснения, чтобы объяснить своим четырём спутникам, как пройти по комнате и подняться по лестнице. Как только они ушли, он повернулся к Фокалису, когда они закрыли ворота и поставили засов на место. «Я подумал, что нам нужны свежие разведданные, и знал, что если скажу, что ухожу, вы все будете спорить и жаловаться, поэтому я всё равно пошёл. Вы удивитесь, как легко человеку в невзрачной одежде с моими чертами лица и с их красноречием проскользнуть мимо людей Фритигерна. Я вышел и хорошенько осмотрел их лагерь. Я уже собирался вернуться, когда услышал, как кто-то упомянул Одессуса и Галату. Это напомнило мне о тех, о ком вы говорили. Галата всего в двадцати милях отсюда, поэтому я украл лошадь и поехал кататься. К счастью, их лошади хорошо отдохнули, пока они на нас нападали, так что я добрался до Галаты примерно за полтора часа».

Вернув засов на место, двое мужчин взяли масляную лампу и двинулись обратно по краю к лестнице, пока последний из готических помощников поднимался наверх. Пока они двигались, Сигерик продолжал объяснять почти шёпотом, чтобы его голос не услышали товарищи. «Я могу быть весьма убедительным, но лжец из меня ещё лучше. Я сказал им, что награда за Фритигерна утверждена».

«Ты что?»

«Они пока официально не числятся в списках на службу в Галате, так что могли бы прийти и помочь, не будучи объявленными дезертирами. Большинство из них не проявили интереса, но этих четверых соблазнила возможность получить сундук, полный монет, если мы сможем забрать голову Фритигерна».

«А когда они узнают, что награды нет?»

«Ну, я им не скажу. А ты ? Это мост, по которому я перейду, если они будут ещё живы, когда всё это закончится, но к тому времени они уже сделают своё дело».

Скажите, от четырех человек не будет пользы.

«Конечно, так и будет», — ответил Фокалис, когда они достигли лестницы, и Сигерик начал подниматься. «Тогда расскажи мне о вражеском лагере».

«Я пытался подобраться достаточно близко, чтобы добраться до самого Фритигерна. Один удар ножом в горло, и я мог бы немедленно положить этому конец. К сожалению, он не покидает свою палатку без крайней необходимости, и с ним всегда находятся шесть лучших людей. Что касается численности, думаю, вам понравится эта новость. Я произвёл приблизительный подсчёт, и, по моим прикидкам, сейчас в лагере осталось около двухсот человек, и это всё. Даже если переоценить численность в городе, вряд ли осталось двести пятьдесят».

«Это все равно много».

«Но шансы постоянно падают. Когда ты уходил из моего дома, шансы были больше ста к одному. После нашей встречи в Суиде, я полагаю, соотношение сократилось примерно до шестидесяти к одному. Судя по тому, что я видел, сейчас мы сократили это соотношение почти до двадцати к одному. Это чертовски хороший прогресс, Фокалис».

Он кивнул. В таком ключе это действительно было так. Даже двадцать к одному звучало ужасно, но Саллюстий и Пиктор ещё не закончили свою работу, и сегодня они могли бы хотя бы вдвое уменьшить шансы, если только что-то не пойдёт совсем плохо.

«Кроме того, — добавил мужчина, — мы уничтожили около двух десятков на обратном пути по другой стороне реки. Их часовые бесполезны. Они только наблюдают за дворцом, так что сзади они легко могут упасть».

Убрав лестницу, когда они поднялись, и запечатав люк, Фокалис погасил лампы и вернулся на крышу, оставив дверь открытой для быстрого доступа. Сигерик коротко кивнул на прощание и проводил вновь прибывших вниз и через дворец к Саллюстию, который должен был распределить должности и роли между всеми. Марций смотрел им вслед, нахмурившись в недоумении.

«У Сигерика привычка к неожиданностям, — объяснил Фокалис. — Он нашёл нам союзников. Что бы вы ни делали, не упоминайте при них о золоте».

'Почему?'

«Скажем так, они здесь под ложным предлогом».

Доставая из рюкзака холодный завтрак, Фокалис рассказал о новоприбывших и о том, где был Сигерик. Он подозревал, что это должно было стать тревожным знаком, поскольку потенциальные шансы на победу составляли двадцать к одному, и парень с облегчением улыбнулся. Они просидели, наверное, полчаса, молча обсуждая почти всё, кроме предстоящего. Наконец, посреди разговора, он поднял руку и внимательно выслушал.

Его грудь слегка сжалась. Вот оно. Звук рога, доносившийся издалека, за городом, определённо был сигналом тервингов. Он выпрямился, проверил, как висит кольчуга, поправил и проверил ремни, вынул меч и кинжал из ножен и снова застёгнул их, чтобы они не застряли в критический момент. Потянувшись и размявшись, он таким же образом проверил Мартия. Наконец, проверив ремни, он пристально посмотрел на сына.

«Твоя безопасность — это самое главное. Ты это знаешь?»

'Я делаю.'

«Так что ты не делаешь ничего, что подвергало бы тебя опасности. Ты заботишься о том, чтобы выжить. И даже если я упаду, ты знаешь, что ты сделаешь?»

Марций снова кивнул. «Саллюстий показал мне лучшее укрытие. Это старый канализационный люк, ведущий к канализации, которая больше не используется».

«Вы приедете туда и останетесь там до тех пор, пока во дворце не воцарится тишина на целый день, да?»

«Да, папа».

'А потом?'

«А потом я беру все деньги, которые смогу найти, и отправляюсь в Одессус, чтобы попытаться найти своего двоюродного деда в Смирне».

«Хорошо. Но я всё равно никуда не собираюсь идти. Я продам свою жизнь за очень высокую цену, Марций».

Они выпрямились и двинулись к парапету, сначала взглянув на дорогу, а затем, убедившись, что лучник не целится в них, на улицу, к городским воротам. Враг всё ещё выстраивался снаружи.

«Нам следует молиться», — сказал Марций.

Фокалис кивнул, и поскольку он ничего не сказал, Марций начал говорить благочестивым, почтительным тоном.

«Господи, будь с нами сегодня: внутри нас, чтобы очищать нас; над нами, чтобы поднимать нас; под нами, чтобы поддерживать нас; перед нами, чтобы вести нас; позади нас, чтобы сдерживать нас; вокруг нас, чтобы защищать нас».

'Аминь.'

Пока Марций стоял, опустив голову, Фокалис прочистил горло. «Sol Invictus, prostátepsté mas».

Марций резко поднял взгляд, его лицо выразило потрясение и панику при словах отца.

Фокалис пристально посмотрел на сына. «Любой бог в бурю, парень, любой бог в бурю. И не только непобедимое солнце. Митра, Зевс-Юпитер и Марс-Арес». Чтобы придать вес своим словам, держа в правой руке хиро у горла, левой рукой он поднял амулет, снятый с тела декана в Суиде много дней назад, и поднял серебристую резьбу бога, убивающего быка, чтобы она заблестела в утреннем свете.

«Мы будем прокляты», — выдохнул Марций.

«Что ты думаешь об этом , парень? Ты не считаешь, что я уже проклят? Я буду каяться в загробной жизни, как всегда. Просто теперь это будет немного дольше и мучительнее. А если жрецы ошибаются, и Митра всё ещё...

Если он за нами наблюдает, то я с радостью приму его помощь». Его внимание привлек новый звук, и он обернулся. «Думаю, нам стоит оставить сравнительное богословие на потом. Они идут».

Он заметил какое-то движение, и они с Марцием отступили в укрытие, когда из бани напротив выскочили двое лучников и начали по ним стрелять. Марцием натянул тетиву.

«Ты сможешь это сделать?»

С выражением гордой уверенности Марций поднял взгляд, принюхался, поднялся, отпустил поводок и снова пригнулся. С другой стороны улицы раздался крик боли. Через мгновение он повторил движение и снова встал. «Всё безопасно».

Чувствуя, как гордость переполняет его грудь, Фокалис шагнул вперед и встал рядом со своим сыном.

Двое лучников лежали кучей у входа, из которого вышли. Другие воины прятались в тёмной двери, не желая стать следующими жертвами стрел юноши. В церкви ждали ещё больше воинов, но вскоре они наберутся храбрости, ибо звук приближающегося войска был отчётливо слышен. Сотни сапог хрустели по гравию и глухо стучали по камню, и через несколько мгновений они начали выходить из городских ворот. Теперь не осталось никаких сомнений в том, что Фритигерн решился. Вчера он предпринял несколько мощных нападений, но даже в худшем случае он всё ещё испытывал их. Теперь он намеревался покончить с этим сегодня. Ни одного человека не было в резерве. Все тервинги приближались. По мере того, как они с хрустом шли по улице, приближаясь к дворцу, из церкви и бань выходили новые воины, чтобы присоединиться к толпе, другие воины хлынули вдоль городской стены, угрожая с той стороны.

«Сколько стрел у тебя осталось?»

'Шесть.'

«У меня три дротика. Как только они будут готовы, нам нужно будет перебросить через край три корзины с камнями, а затем мы отступим. Как только у нас закончатся боеприпасы, мы спустимся вниз для следующего этапа. Понятно?»

«Понял, пап».

«Тогда будь свободен, парень».

И Марций так и сделал. Пока толпа в доспехах двигалась по улице, собираясь у дворца и присоединяясь к людям из бань и церкви, мальчик натягивал и выпускал тетиву, натягивал и выпускал тетиву, пока его колчан не опустел, и каждая стрела исчезала в толпе, которую было просто невозможно не заметить. Результата тоже было невозможно увидеть, но каждая стрела либо ранила кого-то, либо повергла в панику, ибо ни одна стрела не могла пролететь мимо этой толпы. Как только они немного приблизились, Марций двинулся к первой из…

корзины и с трудом, кряхтя, поднял ее вверх, Фокалис схватил три мартиобарбули и бросил их вверх, позволяя им падать, как им вздумается, в толпе.

Пока они оба работали, Пиктор и Агнес тоже вели свой бой внизу, ведь пока с крыши сыпались стрелы и дротики, из закрытых окон вылетали огромные артиллерийские болты, прокладывая борозды в толпе, с лёгкостью калеча и убивая. Если она выживет, когда всё это закончится, Фокалис обнимет Агнес самым недостойным образом.

Готы собирались, но ещё не пересекли обочину дороги и не двинулись к стенам дворца. Каждый в этой толпе, должно быть, вспоминал катастрофы прошедшего дня, падающие камни и горящую смолу, и если кто-то пытался отогнать этот образ, ужасающие свидетельства их поражения усеивали улицу в виде раздавленных черепов и почерневших трупов, с которых в тёплом воздухе сползала кожа. Должно быть, там, внизу, царило нечто ужасное. Даже здесь, наверху, запах резни, горелой свинины и выпотрошенных внутренностей был отвратительным. Оказаться среди всего этого…

«Они скоро придут», — сказал он.

'Действительно?'

«Я вижу, как они напрягаются. Они недовольны, но ждут сигнала. Думаю, нам нужно спуститься ниже, к защите ворот. Эти ворота долго не продержатся под таким давлением».

«Корзины?»

«Давайте сделаем это вместе».

И они так и сделали. Хотя корзины с камнями были слишком тяжёлыми для того, чтобы один человек мог их поднять и опрокинуть через парапет, с каждым человеком на каждой ручке вес был гораздо легче. Вместе они трижды раскачивали корзину взад-вперёд, отпустив на третий раз контейнер вместе со всем содержимым. Взмывая в воздух, корзина переворачивалась и разлеталась вдребезги. Камни и кирпичи, почти такие же, как те, что были в сетях, посыпались вниз в толпу, а за ними и пустая корзина. Многие воины успели вовремя прикрыться щитами, но камни ударялись о них и отскакивали в толпу, не причиняя им серьёзных повреждений, кроме синяков. Однако некоторые всё же нашли свои цели, и не раз Фокалис видел человека, шатающегося в толпе, кричащего и хватающегося за голову, пока кровь…

Проходя сквозь раздробленный череп, он промок до нитки. Они повторили эту процедуру дважды, каждый раз вызывая хаос и резню. И действительно, приказ противника к наступлению в первый раз остался неуслышанным: сигнал рога прошёл мимо за грохотом и стуком кирпичей, отскакивающих от досок и черепов.

Фокалис и его сын переглянулись. Крыша вокруг них была разрушена. Все дротики исчезли, два колчана опустели, а корзины были брошены. Отсюда они мало что могли сделать, но, должно быть, за это время они сбросили больше дюжины, а снизу всё ещё летели артиллерийские болты. По молчаливому согласию отец и сын бросились к двери, ведущей к лестнице, которая вела в тёмную комнату над сторожкой, а также в сад внизу.

Когда они вошли в комнату, длинную и широкую, но низкую и с плоским потолком, Фокалис указал налево: «Зажгите лампы».

Пока Марций хватал огниво и кремень с полки у двери и бегал по комнате слева, останавливаясь у каждой лампы, чтобы зажечь её, Фокалис делал то же самое справа, и постепенно масляные лампы вспыхнули, залитые оранжевым светом, который медленно заполнял комнату, придавая ей зловещее, адское сияние. Когда зажглась последняя лампа, Фокалис достал тонкую деревянную доску со списком Саллюстия, постучал по ней и огляделся, осматривая комнату. Используя список, он нашёл четыре амфоры, прислонённые к стене, вдали от ламп, и с помощью Марция обнаружил четыре отверстия, пробитые в полу комнаты и затем прикрытые тонкими плитами. Они отодвинули их в сторону, открыв глубокую тьму ворот внизу. Получив доступ в комнату внизу, они услышали грохот и грохот: готы, наконец добравшиеся до самого дворца, предприняли отчаянную попытку сломать балки и пробраться внутрь. Не обращая внимания на шум, они вдвоем перетаскивали амфоры одну за другой, используя мешки с грязью из сада, которые были оставлены здесь специально для этой цели, чтобы подклинивать их вертикально, по одной возле каждого отверстия, на расстоянии ровно одной высоты кувшина от отверстия.

Стук в ворота внизу стал громче, и между ударами раздавались характерные стоны и треск. Бросив быстрый взгляд на контрольный список Саллюстия, они с Марцием сняли печати с амфор. От каждого открытого кувшина исходил едкий запах, и Фокалис быстро отстранился. Марций поперхнулся, снимая печать.

'Что это ?'

«Инженеры называют это битумом. Он очень похож на смолу, но более жидкий, особенно когда тёплый».

И было тепло. Утренний воздух был душным от предгрозового зноя, который в сочетании с двенадцатью лампами, освещавшими комнату, и низким потолком делал этот чердак невыносимо жарким. На всякий случай Фокалис ткнул локтем одну из открытых амфор и заметил, как её содержимое шевельнулось.

«Я не хочу, чтобы ты это делал», — сказал он.

'Папа?'

«Отнять жизнь у человека, который пытается тебя убить, — это одно. И я знаю, что эти люди именно это и пытаются сделать, но сожжение — это не способ умереть, и я не хочу, чтобы ты увидел это хотя бы раз, не говоря уже о том, чтобы это было на твоей совести, чтобы ты видел это каждую ночь до конца своих дней».

«Папа, тебе нужна помощь».

«Нет, не знаю. Ты помог мне всё подготовить, и они почти готовы. Иди к лестнице и подожди меня».

'Папа…'

«Нет. Иди».

С почти вызывающим видом Марций собрал вещи и вышел из комнаты. Как только он ушёл, Фокалис огляделся. Четыре кувшина были расставлены и готовы, ворота вот-вот должны были открыться. Фокалис ещё раз проверил список, затем перешёл в дальний угол и взял с полки одну из масляных ламп. Вернувшись на середину комнаты, он аккуратно поставил её рядом, на пол.

Он прольет на нечестивых огонь и серу и сожжет их огнем. его обжигающий ветер.

Почему-то даже псалмы теперь мало утешали.

Напрягшись, он подошёл к одной из амфор и стал ждать, прислушиваясь. Это не заняло много времени. Казалось, всего через несколько мгновений после того, как он занял позицию, он услышал оглушительный треск и грохот рушащихся ворот. Шум усиливался из-за большого пустого помещения внизу. И всё же он ждал. Максимальный урон, максимальное покрытие.

Он прольёт огонь…

Ворота были снесены, и готы хлынули в тёмную арку – проход площадью около двадцати квадратных футов, который когда-то вёл прямо в декоративные сады. Смятение и ужас вторгшихся тервингов были слышны, когда они вошли в тёмную комнату и обнаружили, что

Дальний конец был полностью замурован новой каменной стеной. В считанные мгновения рёв торжества сменился волной замешательства, а затем криками боли. Передние ряды ворвавшихся в комнату быстро обнаружили разбросанные по полу острые, крючковатые шипы-колючки, и, когда эти колючие угрозы прорвали их сапоги и глубоко впились в плоть ног захватчиков, те попытались остановить дальнейшее продвижение в этот кошмар, но ничего не могли сделать. Ряды готов позади них, не подозревая о том, что их ждёт, и всё ещё веря в свою победу, напирали, пытаясь проникнуть внутрь, всё дальше загоняя передовые ряды в поле шипов.

Фокалис наклонился вперёд и заглянул вниз в отверстие. В свете, падавшем из сломанных ворот, он едва разглядел внизу море людей, колеблющихся в смятении и боли.

Время.

Ещё один шаг назад, и он вытащил один из мешков с грязью, осторожно наклонив банку. Он метко прицелился, а расстояние было идеальным. Хотя немного липкого битума попало на пол вокруг дыры, большая его часть начала извергаться и просачиваться в отверстие, осыпаясь на головы внизу.

Он быстро побежал к следующей банке и сделал то же самое. Эта не дотянула, и часть жидкости тревожно растеклась по полу чердака. Фокалис выругался, когда немного пролилось ему на голень, и он отчаянно подтолкнул банку ближе, так что содержимое теперь хлынуло в отверстие. По правде говоря, ему действительно не помешала бы помощь, но он чертовски хорошо понимал, что этот момент будет мучить его кошмарами долгие годы, если он выживет, и он избавит Марсия от этого ужаса. К счастью, третья и четвёртая банки попали в воду с достаточной точностью.

Подойдя к лампе, которую он осторожно оставил на полу, он услышал едва заметное изменение шума снизу. Гул растерянности, перемежаемый криками боли, сменился мучительными стонами и воплями страха. Даже те, кто понятия не имел, что такое битум и что должно произойти, видели или слышали об аде, творившемся в канализации главной улицы накануне, и обгоревшие трупы всё ещё усеивали улицу. Они почти не сомневались в своей судьбе.

Молча извинившись за содеянное, Фокалис осторожно поднял лампу, оставляя её в луже битума, выплеснувшегося на него. Подойдя к одной из дыр, он опустил её туда.

Пожар так и не случился. Он с тоской посмотрел вниз через отверстие. Лампа погасла, опускаясь. Враги начали собираться внизу. Те, кто стоял позади, поняли, что происходит, и быстро отступали на улицу, в то время как те, кто оказался внутри, обмазанные битумом и пронзённые шипами, шатались, подпрыгивали и дергались, отчаянно желая бежать.

Время поджимало. Фокалис, дыша неглубоко, чтобы не надышаться слишком сильно пьянящим запахом битума и горящего масла, поспешил к боковым полкам и нашёл ещё две лампы, взяв по одной в каждую руку. Затем он отнёс их обратно к отверстиям, стараясь не пролить на ноги, так как это, несомненно, означало бы его гибель, и, уже менее осторожно, опустил обе лампы в одно отверстие, полагаясь на количество.

Бог был с ним. Господь действительно ниспослал огонь. Или, по крайней мере, это сделал слуга Господа.

Одна лампа погасла при падении, но другая разбилась о каменные плиты между ног паникующих, хлынувших тервингов. Эффект был мгновенным: жидкий катализатор уже распространился по большей части комнаты и покрыл многих из находившихся внутри, сам воздух был готов вот-вот воспламениться.

Шум тут же поднялся, рёв самого огня слился с криками его жертв. У него не было времени смотреть, даже если бы он захотел, ведь пол, на котором он стоял, тоже был покрыт битумом, как и его голени, и комната быстро нагревалась. Скоро загорится чердак, а затем сгорит всё крыло.

Но Саллюстий оставил в своём списке последнее задание. Он понятия не имел, зачем оно там, но доверял своему старому другу и, следуя его указаниям, схватил шест – черенок от старой метлы, прислонённый к стене возле двери, – и, осторожно ступая по брызгам пролитой жидкости, прошёл на середину комнаты, потянувшись вверх. Балки черепичной крыши были распилены и установлены на петлях за последние несколько дней, и достаточно было лишь подтолкнуть черенок, чтобы секция крыши откинулась назад, впустив дневной свет и душный воздух.

Фокалис почти запаниковал. Когда воздух хлынул внутрь, огонь в комнате внизу, внезапно наполнившись воздухом, с ревом вспыхнул новой жизнью, устремляясь ввысь. Он даже видел отблески пламени чуть ниже уровня отверстий, через которые он заливал битум, – искры, взлетающие и кружащиеся в воздухе.

Отчаянно желая выбраться из этой вони едкого топлива и горящего мяса, особенно прежде, чем она достигнет какой-нибудь легковоспламеняющейся части его самого, Фокалис бросился к двери, нырнул в нее и закрыл ее за собой.

Спускаясь и обнаружив Марция на полпути, он глубоко вдохнул относительно чистый воздух, а затем громко закашлялся, пока не достиг земли. Вот и всё. Он только что сжёг мост. Через несколько часов всё крыло дворца, выходящее на дорогу, превратится в обугленные руины, а готы будут внутри. Оставалась надежда, что он значительно приблизил шансы, и, вероятно, пятьдесят тервингов окажутся в ловушке и сгорят в сторожке.

Когда они вышли в сад, он услышал звуки ожесточённого боя на уровне крыш, у городских стен. Готы продолжали решительно наступать с двух сторон. Сегодня дворец падет. Оставался лишь вопрос, выживут ли они.

Крик привлёк его внимание, и он обернулся, чувствуя, как сердце его ёкнуло от увиденного. Пиктор и Агнес изо всех сил пытались навалиться на дверь, ведущую в артиллерийские помещения, захлопнув её, пока разъярённые тервинги колотили по ней с дальней стороны. Боже мой, враг, должно быть, прорвался сквозь ставни и захватил остальную часть крыла, пока Фокалис разбирался с воротами. Он и Марций бросились вперёд, чтобы присоединиться к остальным. В этот момент его встретили два новых и неприятных зрелища. Выражение отчаяния на лице Агнес вызвало дрожь безнадежности, и причина была куда серьёзнее.

С Пиктором было покончено. Удар каким-то образом пробил его кольчужную рубашку, которая висела клочьями ниже пояса, пропитанная кровью. Сам мужчина уже был мертвенно-серого цвета, кровь заливала его до самых ступней, и он одной рукой пытался захлопнуть дверь, другой придерживая складки своего живота, которые то и дело пытались соскользнуть на землю.

Саллюстий, конечно же, был готов к падению любой части дворца, и все двери, которые когда-то запирались изнутри, теперь имели засовы и гнезда снаружи, в саду. Когда дверь с грохотом захлопнулась, Пиктор и Фокалис удерживали её, Марций и Агнес подняли засов, и только когда он был надёжно закреплён, они отступили назад.

Глаза Агнес наполнились слезами, когда Пиктор повернулся и, не в силах идти дальше, упал в объятия Фокалиса.

«Было приятно сразиться с тобой в последний раз, брат», — с грустной улыбкой произнес коренастый бородатый мужчина.

«Да примет тебя Господь в свои священные чертоги, мой друг».

И, как будто это желание освобождало его от всякой ответственности, как будто он ждал этих слов, Пиктор согнулся, дважды вздрогнул и рухнул на землю, неподвижный и безмолвный.

Фокалис обернулся. Он почти ожидал, что Агнес закричит от боли, но за те несколько дней, что они провели вместе, он уже немного узнал её, и такая реакция была не в её стиле. Вместо этого в ней зарождался стальной гнев.

«Флигель обрушился», — сказал он. «Огонь вполне может охватить обе стороны, но, думаю, главное здание будет в безопасности. Нам нужно отойти за канаву».

«Разве нам не следует пойти помочь на крышу?» — спросил Марций.

«Нет. Саллюстий ясно дал понять. И если враг выйдет из придорожных комнат в сад, а мы окажемся на крыше, мы окажемся там в ловушке. Но я не оставлю Пиктора на растерзание. Помоги мне отнести его внутрь».

Видя, как Агнес выражает тревогу и решимость, Марций и Фокалис поднимают тело, стараясь не давиться, когда его кишки скользят из стороны в сторону, и начинают нести его к доскам над канавой.

Фокалис изумился силе женщины Пиктора, когда она поспешила к нему и, не смущаясь крови, засунула его внутренности обратно в его живот и держала их там, пока его несли к последнему убежищу, через большую дверь, и положили на старый пыльный стол в том самом банкетном зале, где они в последний раз встречались с Фритигерном на мирной конференции шесть лет назад.

Оставив Агнес с телом, чтобы она справилась с горем, Марций и Фокалис вернулись в сад. Воздух был спертым, по-настоящему тёплым и влажным, почти не было дуновения ветра. Тучи проплыли над ними, тёмные и угрюмые. Они постояли немного, наблюдая и прислушиваясь.

Из придорожного крыла клубился дым, чёрно-серые клубы смешивались с облаками такого же оттенка наверху. Стук в запечатанную ими дверь прекратился. Вероятно, пламя охватило всё крыло, и им пришлось отступить из этого адского пламени. Враг мог переждать. Даже сгорая в засуху, он найдёт дорогу в сады задолго до наступления темноты. Если разразится буря и пойдёт сильный дождь, пожар не продлится долго, и они смогут добраться до него ещё быстрее.

Его внимание привлекло какое-то движение и шум, и он посмотрел налево.

Из дверного проёма библиотеки появлялись какие-то фигуры. Одаларикус,

Сигерих и один из солдат, которых он привёл из Галаты. Трое? И всё?

Добравшись до сада, они развернулись и забаррикадировали дверь, подкатывая бочки и бросая мешки с грязью, чтобы заблокировать её ещё сильнее. Сделав это, все трое поспешили присоединиться к Фокалису и Марцию. Сигерик теперь едва волочил раненую ногу, потеряв где-то свою палку. Одаларик морщился при каждом шаге, кровь виднелась во многих местах, перевязь, на которой держалась его левая рука, пропиталась кровью. У солдата вспомогательных войск волосы слиплись от крови, хотя, похоже, это ему не мешало. Учитывая…

раненый палец и ранение в голову, в результате чего Марций оказался единственным невредимым среди них.

Остальные заковыляли и захромали по доскам, и Фокалис вздохнул.

С Агнес внутри их число сократилось до шести, и ни один из них не был в полной боевой готовности. Он понятия не имел, сколько ещё тервингов осталось, но ситуация начинала казаться мрачной. Когда Одаларик переправился в тылу, а он, Сигерик и Фокалис принялись затаскивать доски и убирать единственную удобную переправу из сада, он откашлялся.

«Саллюстий?»

«Нет. Ушёл. Мы даже не смогли вынести его тело, потому что он свалился с края и упал на улицу. Теперь у них крыша над библиотекой».

Они взяли одного из парней из Галаты живым. Остаётся только надеяться, что они оберегут его от худшего, ведь он ещё и Тервинги, но я не слишком надеюсь.

«Можете ли вы оценить их численность?»

«Не знаю. Пятьдесят? Шестьдесят?»

«И, наверное, то же самое со стороны улицы. Может, ещё сотня останется, если повезёт. Всё равно придётся столкнуться с канавой».

«Это не просто ров, — поправил его Одаларик. — Саллюстий подготовил всё до последней возможности. Последний скорпион Пиктора и его полибол хранятся внутри. Где он сам?»

«Он не выжил. Агнес находится с телом в столовой».

«Чёрт. Нас слишком мало, старый друг».

«Так и есть. Хотя, подозреваю, Агнес умеет обращаться с оружием. Похоже, она так же искусна, как и он. И, думаю, теперь она готова разорвать их голыми руками».

«Саллюстий расставил множество ловушек последней обороны. Мы сократим их число ещё больше, прежде чем они подойдут достаточно близко, чтобы воспользоваться мечом. Вот». Он протянул табличку, исписанную ещё одним списком Саллюстия.

'Что это такое?'

«Список всех боеприпасов, имеющихся на данный момент, для защиты рва, как он есть. Вы с Марцием принесите их, а Сигерих, Юнгерих и я принесём плетёные щиты. Время подготовиться. Думаю, у нас осталось всего несколько часов».

Раздался зловещий треск, и над ними наконец разразилась буря.

OceanofPDF.com

То ли виной тому был ад, бушевавший еще два часа и опустошавший придорожные постройки, несмотря на дождь, то ли какие-то суеверия тервингов, связанные с необходимостью сражаться в разгар бури, то ли просто страх носить железо на открытом пространстве, когда вокруг сверкают молнии, но готы в полном составе отступили и переждали день.

Однако вместо того, чтобы дать жалким полудюжине защитников время на подготовку, они получили лишь дополнительные часы для волнений и ожидания. Они быстро подготовились всеми возможными способами, поскольку Саллюстий уже всё подготовил в предыдущие дни, и поэтому ждали под прикрытием главного корпуса дворца: Фокалис, Сигерик и Одаларик по очереди дежурили у большого окна столовой.

Даже если бы не было бури, не было бы грохота и столкновений, подобных стуку древних богов по наковальням под землей, не было бы вспышек ослепительного серебра, не было бы дождя, который стучал бы, словно прутья, — даже при голубом небе и поющих птицах —

Мало что могло поднять настроение Фокалису. Находиться в этой комнате было словно в призраке прошлого. Куда бы он ни посмотрел, повсюду царили воспоминания.

Пыльный, рваный старый лектус, на котором лежал Марций, слегка дремля...

Лупицин поднял взгляд, глаза покраснели, дрожащей рукой он выплеснул вино из бокала. его чашку, глупо неразбавленную, слишком крепкую для этой ситуации. «Что это такое? волнение?

Офицер нумеруса, охранявший стены дворца, прочистил горло.

«Кажется, за городскими воротами произошла какая-то стычка, сэр».

«Ссора?» — спросил генерал, подозрительно прищурившись. «Это «звучит как битва».

«Похоже, тервинги пытаются проникнуть в город Сила. Я так понимаю, что были бои, есть погибшие.

«Мы в опасности?»

«Я так не думаю, сэр».

«Тогда им нужно преподать урок. Грязные варвары заполонили Фракию. с их ужасным языком и их арианскими ересями». Его вино расплескалось Фокалис снова посмотрел на Сигерика, который, как он знал, также следовал за Арианское учение, которое император принял, несмотря на советы, иные, а затем к декану, который внимательно наблюдал за Лупицинусом. Декан держал руку на рукояти меча, что было необычно Провокационным в данных обстоятельствах. Читал ли он что-нибудь в книге генерала? лицо?

Фокалис почувствовал, как мир вокруг него изменился, и ощутил странное чувство страха. ползать по нему.

Он закрыл глаза на столы, за которыми возлежал Алавив со своей свитой, сосредоточившись на настоящем, ибо у него не было никакого желания снова пережить этот момент.

«У нас движение», — пробормотал Сигерик из окна.

Фокалис подошел к нему. Дождь наконец прекратился, как раз когда померк свет, но враг все еще ждал, позволяя савану ночи окутать все вокруг, оставаясь на периферии. Сад превратился в болото. Травы и листьев, конечно же, почти не осталось, но за несколько часов проливного дождя грязь стала скользкой, мягкой и липкой, усеянной лужами. Даже из окна Фокалис видел редкие проблески отражения на дне рва, окружавшего их последнюю позицию. Он поднял взгляд на дальнюю сторону сада. Дверь на лестницу рядом с библиотекой была открыта. Ее взломали во время бури, и теперь на крыше были фигуры, направлявшиеся к лестнице, готовые спуститься и закончить свою работу. В темноте едва различимы были и другие фигуры, двигающиеся среди обугленных руин крыла сторожки. Последние тервинги шли за ними.

Им удалось сократить численность Фритигерна с тысячи до, возможно, сотни, что было подвигом, за который декан

Осыпали бы их похвалами. И это действительно вселило в них надежду, пока кто-то не подсчитал. Даже если считать с Марцием и Агнес, защитников было всего шестеро, а основные укрепления дворца пали. Теперь они принимали последний бой, и шансы были шестнадцать к одному.

Надежда снова умерла.

Фокалис обернулся и увидел Агнес. Она сидела на лектусе рядом с телом Пиктора, которое оставалось на столе, белое и неподвижное. Это место когда-то занимал король…

Фритигерн поднялся. Он был проницателен, и Фокалис заметил это ещё с того момента. В тот момент, когда Лупицин отдал приказ. Справедливости ради, Алавив, возможно, был такой же умный, но у него никогда не было возможности это показать. Как только Лупицин начал выкрикивать свой приказ убить их всех, даже когда декан Усомнившись в приказе, Тавр приблизился к царю. Лупицин плюнул желчью, что-то похожее на панику в его глазах, снова и снова подтверждающее его приказ убить гостей.

У Алавивуса не было ни единого шанса подняться, не говоря уже о том, чтобы защищаться. Клинок Тауруса разорвал его прекрасную тунику, большой поток крови хлынул по стол перед ним, лезвие отодвинулось назад, а затем снова вонзилось, отнимая король своей жизни. Прежде чем его охранники успели среагировать, охранники из соседнего подразделения уже бросились в бой, и люди Алавивуса были сражены даже в процессе обнажая мечи.

Фритигерн спасся только по счастливой случайности. Отряд легионеров, другая часть римского военного присутствия была ближе к Алавивусу, и их командир – человек, несомненно, принципиальный и высокоморальный – тоже замер долго, не веря своим ушам, когда услышал приказ убить гостей. К тому времени Фокалис и его друзья двинулись на Фритигерна, второго короля. поднимаясь, его пальцы танцевали на рукояти меча, его окружение также готовится.

«Думай быстрее, Флавий Лупицин», — сказал Фритигерн, держа в руках предупреждающий знак. руку приближающимся людям из схолы. «Вы нарушили свое слово, отступил от принципов Ксении и совершил убийство – цареубийство, нет меньше. Ты поймал меня в ловушку, но я скажу тебе это сейчас. Прежде чем последний из нас падет, «Твоя печень будет висеть на твоем животе, и ты будешь истекать кровью в последний раз».

Лупицин был близок к апоплексическому удару от ярости, но Фритигерн упорствовал. «Если я умру здесь, кто успокоит мой народ? Я могу гарантировать вам, что если я не выйти из этого дворца с высоко поднятой головой, все до единого Тервинги и все Последние грейтунги к югу от великой реки сделают своей жизненной задачей убийство каждого римлянина, которого они смогут найти. Твой ход, Лупицин. Ты готов к война?'

И Лупицин был там. Он уже выкрикивал приказ убивать.

Однако Максимус, будучи глупым, жадным и опасным человеком, не знал, чтобы потрогать осиное гнездо, и встал перед ним, держа в руках руки, призывающие людей из схолы остановиться.

Они сделали именно это, но в тот момент, когда Фокалис поймал Фритигерна Он знал, что тервинги убьют всех до единого, прежде чем они согласились на другой мир.

Фокалис открыл рот, чтобы произнести заготовленные слова, прося Агнес отбросить горе, ведь им сейчас нужна была каждая рука на рукояти, но ему такие слова были ни к чему. В тот же миг, как он взглянул на неё, она обернулась, посмотрела на него, и он увидел стальную решимость в её глазах. Она ответила лишь кивком, встала и вышла на середину комнаты.

Гордость и радость Пиктора, метатель стрел «Скорпион», который он всегда называл просто «Ника» , стоял наготове. Машина, которую он взял на себя, когда они впали в немилость императора и были переведены на «Приму Максимиану», «Ника» постоянно совершенствовалась и дорабатывалась умным артиллеристом. У неё был хитроумный шестеренчатый механизм, значительно сокращавший время, необходимое для отвода торсионных рычагов: один поворот рукояток приводил машину в готовность к выстрелу. К сожалению, оставалось всего шесть болтов, но Фокалис, судя по выражению её лица, не сомневался, что Агнес с пользой использует их все. Пока она настраивала машину, остальные ещё раз проверили своё оружие.

Они всё обсудили. Артиллерия была у Агнес, поскольку только она могла эффективно ею воспользоваться. Все оставшиеся стрелы, одиннадцать штук, были отданы Марцию, который должен был остаться у окна с Агнес. Как только у него закончатся боеприпасы, юноша должен был бежать к водосточной крышке и спрятаться в своём укрытии. Трое оставшихся мужчин из схолы,

Вместе с солдатом из Галаты они должны были выйти вперёд и как можно дольше защищать ров, укрывшись за плетёными щитами, в последний момент отступая к дверному проёму, а затем обороняться, отступая комната за комнатой. Окна апсиды были очевидным слабым местом, но Саллюстий велел им не беспокоиться об этом сразу. Всё было в инструкции.

«Они идут», — крикнул Сигерик, и, глубоко вздохнув, все четверо вышли из двери в сад.

Тервинги хлынули из разрушенного крыла напротив и с лестницы часовни, собираясь лицом к ним. Четверо солдат стояли, пальцы танцевали на рукоятях, наблюдая. Кто-то просчитался, и Фокалис это сразу понял. Там было больше сотни, может быть, даже вдвое больше, когда последние отставшие присоединились к своим товарищам в саду. Тридцать к одному, подумал он с отчаянием, царапающим на краю сознания. Вздохнув и кивнув остальным, он нашел позицию за одной из ширм. По крайней мере, у них еще остались дротики, а с луком Марция и скорпионом Агнес они могли бы еще больше сократить число врагов. Более того, у собравшихся готов почти не было следов оружия дальнего боя.

Из открытых окон столовой доносились нежные голоса Марция, читающего молитву за всех, заполняя тишину, пока последний тервинг занял своё место. Теперь уже не было никаких сомнений в намерениях. Все они были здесь, ничего не держали в запасе. Они знали, что их добыча в ловушке, в меньшинстве, и это был конец.

«Готово», — крикнул Одаларикус, когда молитва юноши затихла.

Затем с рёвом появились готы. Они побежали через сад, хотя их скорость была ограничена скользкой грязью, оставшейся от оборонительных сооружений, и ливневым дождём. Не нуждаясь в команде, защитники принялись за дело. С грохотом и глухим стуком первый из железных болтов Агнес вылетел из окон между защитными щитами и вонзился в ряды готов, сразив сразу нескольких.

Первая стрела попала воину в шею, заставив его отступить назад, а каждый из трех римлян за щитами подбросил в воздух горсть мартиобарбулей, высоко и далеко, и они упали среди тесных рядов противника.

И всё же они наступали. Двадцать человек, должно быть, пали в этом натиске, и всё же их тела были растоптаны товарищами, бросившимися сокрушить защитников. На полпути через сад тервинги получили один удар.

Ещё. Ещё одна стрела Агнессы, ещё одна стрела Марция и оставшиеся дротики, которые могли метать ветераны.

Каждый из них прибегнул к своему второстепенному оружию. Пока тервинги приближались к рву и замедляли шаг, размышляя, как лучше всего преодолеть препятствие, каждый из четырёх защитников потянулся к трём спикулам, воткнутым в землю за щитами. Два для метания, один для использования в качестве копья.

Но у них было время, ведь ров был мощным препятствием, и первый из готов, пытавшийся пересечь его, быстро осознал, насколько мощным. Он сполз по мокрому, грязному склону в воду глубиной по щиколотку и, с торжествующим рёвом и воодушевлением, обращенным к своим товарищам, побежал вперёд. Его нога погрузилась в воду и вязкую грязь, где наткнулась на острый конец кола, вбитого в дно, пронзившего ступню. Он выл от боли, прикованный к месту, но его воодушевление уже сделало своё дело, и по всему рву тервинги бросались в воду, только чтобы обнаружить, что эти острые острия были повсюду. Теперь люди кричали от боли, по всему рву.

По мере того как наступление замедлялось, Фокалис и трое его спутников выбирали цели, не пострадавшие в толпе, и метали лёгкие спикулы с острыми наконечниками. Три опытных римских ветерана, годами оттачивавших мастерство владения ими, сумели поразить цель своим оружием, в то время как их спутник-гот из вспомогательного войска задел его, когда дротик пролетел мимо и упал в грязь. Пока они бросали второй дротик, все четыре на этот раз найдя цель, стрелы Марция продолжали гудеть из окон позади них, а за ритмичным грохотом и глухим стуком артиллерии каждый раз следовал железный болт, пронзающий собравшуюся толпу, словно Моисей у Красного моря.

Затем, когда противник набрал обороты, оттаскивая раненых с дороги и осторожно продвигаясь вперёд сквозь мутную воду и вязкую коричневую грязь, симфония метательных снарядов стихла. Последняя стрела в колчане Марция просвистела в воздухе и вонзилась в руку одного из солдат, и грохот артиллерии затих в тишине. У каждого за ширмами остался лишь один спикулум.

«Когда мы отступим?» — прошипел гот.

«В последний момент, — ответил Фокалис, — когда мы нанесём весь возможный ущерб. Прижмём их к канаве».

С трудом передовые отряды тервингов достигли ближней стороны препятствия и, ревя, размахивая оружием и поднятыми щитами, начали

Наступать на защитников. Поначалу справиться с ними было просто.

Каждый из защитников занимал определённую часть рва, нанося удары копьями, а щиты теперь были укрыты за щитами. Найти цели было несложно, учитывая медлительность готов, вязкую грязь и скользкий склон, да и от их щитов толку было мало. Один за другим погибали, пытаясь подняться по склону. Но их становилось всё больше, и Фокалису приходилось прыгать туда-сюда, чтобы отразить каждого взбирающегося, тратя время только на то, чтобы защититься, а не на поиски места для убийства. Теперь они сдерживали натиск, и это было лишь вопросом времени.

Затем строй прорвался. Юнгерич, солдат вспомогательного войска, упал от меткого удара снизу, застыл и повалился вперёд, в ров, полный врагов.

«Отступайте!» — рявкнул Сигерих, когда Тервинги начали подниматься на вершину холма, где уже не было защиты. Но приказ было легче отдать, чем выполнить. Фокалис обнаружил, что не может просто повернуться и бежать, ведь без ударов по врагу его, скорее всего, сразят при отступлении. Вместо этого он обнаружил, что ему приходится отступать на шаг, непрерывно нанося удары, чтобы держать противника на расстоянии, отступая от рва.

Более того, у него не было времени вытащить щит из-за ширмы, и он с тревогой взглянул на него, когда ему пришлось оставить его и осторожно отступать к двери главного крыла дворца. Оглядевшись, он на мгновение понял, в какую беду они попали. Остальным двоим приходилось действовать точно так же, медленно отступая, оставив щиты, но пока они это делали, из рва, где только что был Юнгерик, хлынули тервинги, которые должны были отрезать им путь.

«Ублюдки», — раздалось сзади рычание, и Фокалису потребовалось мгновение, чтобы узнать голос, потому что ярость и желчь в нем лишили его всех признаков Агнес.

Женственность. Рискуя умереть от любого удара, он оглянулся через плечо, и его глаза расширились.

Женщина Пиктора появилась из дверей дворца, держа в руках этот огромный автоматический полибол. Поразительно, как она вообще держала эту чёртову штуковину, учитывая, что стреляли из неё обычно со штатива. Поразительно, как она сохраняла хватку на огромном тяжёлом орудии с каждым выстрелом, вырывавшимся из полоза, когда следующий выстрел опускался на место из деревянного бункера.

Фокалис сражался с удвоенной энергией, поскольку, даже внимательно наблюдая за своими противниками, он краем глаза видел, как один за другим люди отбрасывались влево, а тяжелые болты впивались в них с впечатляющей регулярностью.

Они собирались это сделать. Он был рядом с остальными, когда они приближались к двери. Только когда он нанёс удар и отступил назад, Фокалис понял, что Агнес не идёт с ними. Когда они отступили, она шагнула вперёд, непрерывно выкрикивая проклятия, словно матрос, и убивая безнаказанно.

«Агнес!»

Осознав, что происходит, Одаларикус попытался дотянуться до неё, но тут же получил ножевое ранение в плечо, закричал и был отброшен назад, ещё дальше. Теперь она была в ловушке, окружена. Фокалис видел её поверх голов отступающих врагов. Она рычала и стреляла один за другим, а затем раздался лишь глухой деревянный стук, когда в бункере закончились боеприпасы. Фокалис увидел, как она упала от удара сзади, и тут же они набросились на неё, взмахивая мечами.

Через мгновение она появилась вновь, ревя, облитая собственной кровью, в ней было трудно узнать человека, не говоря уже об Агнес, в одной руке она держала нож, а затем снова исчезла, на этот раз уже никогда не появившись.

Фокалис старался не горевать, времени не было. Если они доживут до следующего часа, он помолится за её душу и почтит её память. Сейчас достаточно было убедиться, что больше никто не погибнет.

Они добрались до двери. Одаларик первым прорвался сквозь неё. Фокалис и Сигерик нанесли последние удары дротиками, а затем обрушили оружие на врага, отпустив его и отступив назад. Одаларик захлопнул дверь, но враги наседали на неё ногами, отчаянно пытаясь удержать её открытой. Сигерик уперся плечом в дверь, чтобы добавить вес, в то время как Фокалис выхватил меч и принялся вонзать в каждую конечность или придаток, которая попадала в дверной проём. Наконец, когда ноги с криками боли отдернулись назад, портал захлопнулся, и Сигерик задвинул засов.

Тревожный крик Марция привлёк внимание Фокалиса, и за ним последовал грохот, словно рушилось здание. В сопровождении Одаларика и Сигерика он пробежал через вестибюль и вошёл в большую столовую.

Позади них Сигерих поднял плиту в дверном проеме и установил там ловушку Саллюстия — одну из немногих, оставшихся на последний момент.

Огромная апсида с окнами, выходившими в сад из столовой, конечно же, представляла собой заманчиво удобный доступ для атакующих, теперь, когда они перебрались через ров. Окна были открыты и манили, оставленные для артиллерийского обстрела. Возможно, готы посчитали подход безопасным. Вскоре они убедились в обратном. Когда полдюжины из них пробрались через окно, не сводя глаз с молодого Марция, стоявшего в глубине зала, они перерезали тугую нить Саллюстия, освободив сети под потолком. Очевидно, урок, полученный ими на главной улице, не пригодился, поскольку полдюжины человек внутри погибли под лавиной падающей кладки. Но на этом всё не закончилось – та же растяжка была прикреплена ко второй сети, полной камней, которая балансировала на парапете над зданием, обрушив кладку на тех, кто всё ещё оставался снаружи.

«Назад!» — крикнул Фокалис сыну, указывая на дверь напротив той, через которую они вошли. Когда Марций отступил, Фокалис открыл рот, чтобы предупредить юношу, но тот всё равно вспомнил, широко шагнув по плитам и слегка перепрыгнув через едва заметную растяжку. Затем он исчез, пройдя через дверь и оказавшись в задних комнатах дворца. Остальные трое, понимая, что лишь вопрос времени, когда главная дверь будет сломана или враг наберётся смелости снова попытаться выломать окно, последовали за ним, используя тот же странный танец, чтобы избежать ловушек Саллюстия. Пройдя мимо, четверо выживших закрыли дверь на засов и отступили ещё дальше.

«Сколько их осталось?» — спросил Одаларикус, тяжело дыша.

«Меньше половины», — ответил Сигерич. «Шестьдесят? Семьдесят? Восемьдесят? Трудно сказать».

«Саллюстиевы сюрпризы еще впереди, но их все еще слишком много».

«Мартиус, тебе нужно добраться до своего убежища».

«Ещё нет, папа. Я могу помочь».

«Нет, не можешь. Спрячься. Это приказ».

На мгновение он испугался, что Мартиус собирается спорить, но с мрачным, испуганным видом юноша отступил в следующую комнату. Ещё одна комната. Ещё один набор ловушек, и вот они в ловушке, как крысы, и им придётся сражаться мечом против меча, и это был лишь вопрос времени.

«Мы сделали всё, что могли, — вздохнул Одаларикус. — И никто не смог бы сделать то, что сделали мы. Мы превратили войско Фритигерна из армии в горстку. Жаль, что этот ублюдок сам не явился. Я бы с удовольствием закончил то, что мы начали».

За дверью раздался громкий грохот и крики – люди попали в очередную ловушку, а затем раздалась серия глухих ударов, перемежающихся воплями – свидетельство того, что последняя растяжка была сломана. Стук в дверь возвестил, что тервинги снова почти настигли их.

«Давай. Еще одна комната, и мы продадим себя подороже».

И с этими словами они отступили, следуя за Марцием в последнюю комнату, огибая её по краю, зная, что Саллюстий приготовил врагу ещё один сюрприз – свою месть из загробного мира. Последняя комната была декоративной. Во времена языческих богов она была нимфеем, поскольку огромный бассейн в центре всё ещё украшали выцветшие и разбитые статуи нимф и морских чудовищ. Он годами не видел текущей воды и теперь был высох и полон мусора. Слева находился водосток, где Саллюстий решил спрятать Марция – каменная крышка в форме уродливого ухмыляющегося лица, которая сейчас сползла в сторону. Марциус уже был где-то там. Здесь была частично установлена ещё одна растяжка, но у Саллюстия, видимо, закончились время и силы, а последняя сеть не была ни заполнена, ни поднята, оставаясь пустой в углу. Возле люка и сломанного фонтана лежала большая куча разбитых камней, предположительно предназначенная для его заполнения, причем значительная часть камней находилась именно там.

«Надеюсь, рай существует», — со вздохом сказал Одаларикус. «Я с нетерпением жду встречи со всеми вами там».

«Если рай существует», — фыркнул Сигерих, — «то у нас нет ни малейшего шанса туда попасть».

Фокалис издал лающий смешок, закрывая последнюю дверь и задвигая тонкий засов – последнее препятствие, которое вряд ли продержится долго. И действительно, через сотню ударов сердца из-за двери раздался оглушительный грохот и крики, а вскоре после этого – стук в этот последний портал. Игра была окончена.

'Папа.'

Они обернулись к мужчине и увидели выходящего из своего укрытия Марция. Он был весь в пыли и грязи.

«Ложись», — прошипел Фокалис. «Мы закроем сток. Не шуми, хорошо?»

«Папа, эта канализация ведет наружу».

Фокалис повернулся к остальным: «Я думал, Саллюстий проверил все стоки?»

«Он был завален, — пробормотал Марций, затаив дыхание, — но всего лишь грязью и растениями. Я вижу, что снаружи. Нужно только немного раскопать».

«Мы все еще не можем бежать», — сказал Одаларикус.

'Почему?'

«Это не кончится. За нами снова начнут охоту, и на этот раз нас всего трое и парень, без толкового инженера, без артиллерии и почти без денег. Они не остановятся, пока мы не умрём, ты же знаешь. Если хочешь, чтобы Марций был в безопасности, мы должны стоять на своём. Пусть мальчишка бежит».

Фокалис кивнул, повернувшись к сыну, когда стук в дверь усилился. «Выкапывайся и беги. Мы удержим комнату и заделаем канализацию».

Ему пришло в голову, что ему нужно прочитать последнее указание от Саллюстия, запечатанное на данный момент, но оно было где-то там, за пределами атакующих, где его рюкзак. Он вздохнул. Возможно, дело было в том, как устроить эту последнюю ловушку. Возможно, дело было в выходе из канализации. Что бы это ни было, он уже никогда не узнает. Он посмотрел на кучу камней, затем на остальных. «Можно засунуть это в дыру? Заткнуть её? Канализация — это единственная высота, на которую можно пролезть. Должно быть несложно».

Сигерик выпрямился. « Я могу».

'Мы.'

«Нет. Я. У нас есть выход, Флавий».

«Нет», — снова сказал Одаларикус. «Я же говорил тебе, Фритигерн не остановится, пока мы живы».

«Или пока он это делает».

'Что?'

«Разве вы не видели возможности? Люди Фритигерна во дворце и пытаются нас убить. Фритигерна там нет. Он будет в безопасности в своём лагере за стенами, с небольшой группой людей. Всё, что вам двоим нужно сделать, — это последовать за парнем, выбраться, найти этого ублюдка и вонзить ему клинок в сердце, и всё кончено».

Фокалис моргнул. «С нами троими…»

«Не я. Кто-то должен остаться, засыпать яму щебнем и закрыть крышку, иначе они всё равно будут следовать за тобой».

Фокалис посмотрел на своего старого друга. Он хотел возразить, но тот был прав. Одному из них придётся остаться. «Я не знаю, что сказать».

«Ничего. Я, может, и римлянин лишь наполовину, но умру как римлянин. А теперь иди».

'Но…'

« Иди , Флавий. Эта дверь долго не продержится». И с этими словами Сигерик уже хромал к куче обломков, подталкивая более тяжёлые обломки к яме. Марций снова ушёл. Обменявшись взглядами, Одаларик сжал руку своего старого товарища и спрыгнул в яму, встав на четвереньки и следуя за мальчиком, шипя от боли каждый раз, когда его повреждённая рука ударялась о стену.

Фокалис бросил на Сигерика взгляд. У него не было слов, чтобы сказать ему то, что нужно было сказать. Ветеран странно улыбнулся. «Знаю. Иди с Богом, Флавий». И с этими словами мужчина толкнул Фокалиса. Тот пошатнулся к дыре, а затем, с тяжёлым сердцем, спрыгнул в неё и последовал за остальными. Пробираясь в темноте на звуки Одаларика и Марция, он слышал грохот и треск, когда Сигерик заполнял проход позади них.

Их осталось трое, но всё изменилось. Во дворце их было четверо, попавших в ловушку и обречённых, теперь же их стало трое, но у них был шанс и цель. Им нужно было выбраться из канализации, выбраться из города и разобраться с Фритигерном, прежде чем дворец падет, а тервинги обыщут его и уйдут. Фритигерн должен был умереть до возвращения своей армии.

OceanofPDF.com

Где-то во дворце, должно быть, шёл последний бой. К этому времени Сигерих, как можно было надеяться, уже заложил достаточно камня, чтобы заблокировать проход, и установил крышку на место. К этому времени засов на последней двери уже сломался, и тервинги уже были в комнате.