Париж в августе. Убитый Моцарт

ГЛАВА IX

Он, по крайней мере, избавился от навязчивых мыслей о «Самаре». Он знал, что дорого заплатит за эту независимость, что ему урежут отпуск, он не получит большой премии и так далее. Но, поскольку ему было на это наплевать, он мог наслаждаться, пьянеть от жизни, наслаждаться, пьянеть от Пат, высокой и белокурой, совершенной картины настоящей жизни.

Конечно, эшафот 31-го приближался понемногу каждый день, но все-таки у Плантэна было утешение — он не терял ни одной минуты общения с Пат! Он отказался от переходов «туда-сюда» и жил в отеле «Мольер» с ней. Эту странную пару перевели в более просторный, а значит, более дорогой номер, что смягчило строгие моральные требования хозяев гостиницы.

Накануне своего отъезда Питер настоял на том, чтобы пригласить их на ужин, и Анри смог пожать ему руку так крепко, что англичанин, растроганный, тихонько пожелал ему удачи, и это пожелание проникло прямо в сердце Плантэна благодаря методу «Ассимиль».

Порой на Анри нападала меланхолия. Пат ни разу не сказала ему: «Я тебя люблю». А он осознал с математической точностью: раз она этого не говорит, значит, она его не любит. В данном случае его невежество простиралось слишком далеко. За исключением случаев (редких) обостренной нимфомании и случаев (менее редких) материальной заинтересованности женщины не спят с мужчинами, не испытывая к ним, по крайней мере, какого-то чувства, оно может дойти до пароксизма любви, но проходит через множество стадий — товарищество, симпатия, нежность, привязанность — все чувства, которые проницательная ревность расценивает как теплые. Плантэну не хватало этой проницательности, поскольку он слишком мало знал женщин.

Эта женщина заполнила его настолько, что стерла с лица земли тысячи других, тех, которые (особенно весной) всегда проходили мимо него на улицах Парижа, всего лишь проходили мимо. Она — это все женщины, все влюбленности, все духи и вся нежность души, все запястья, все ушки, все лодыжки и все бедра.

Поскольку она любила ходить пешком и хотела осмотреть весь Париж, а мускулы ее прекрасных ножек были развиты значительно лучше, чем у какой-нибудь очкастой вожатой скаутов, по утрам они выходили в тихое счастье улиц, ведущих их вперед.

Благодаря Винсенскому лесу он познал очарование обладания ею на травяном ковре, таком же, как за городом. Они обедали в «Пюс де Сен-Уан», в Сен-Клу, в китайском ресторанчике у Лионского вокзала, в бретонской блинной на улице Грегуар-де-Тур и в других местах — где угодно, отдавшись на волю ветра, свободные, как голуби, которым Пат при встрече бросала рис, приносящий счастье.

Анри «подготавливал тылы» для близкого уже времени, когда ему придется пережевывать железо воспоминаний, докуривать окурки ее импортных сигарет. Ему нужно было найти кого-то, с кем можно будет говорить о ней Потом. Он нашел его в коридорах станции Шателе в лице Гогая. Комический момент — он бросил монетку в кружку своего друга и заговорил с ним тоном, полным необыкновенного сочувствия, в то время как нищий разглядывал жалеющую его Пат, запечатлевая в памяти ее черты в преддверии возможных вечеров черной тоски, когда Плантэн будет приходить к нему.

Не считая этого эпизода, оторванный от своего квартала, своих привычек, своей работы, ото всех, кто мог его узнать, он жил в Париже жизнью всех иностранцев, фотографирующих памятники. Разница была лишь в том, что он фотографировал только женщину, одну и ту же, так часто, что потратил на пленку большую сумму.

— Пат, я буду посылать вам фотографии по одной, долго, чтобы вы не могли меня забыть.

Она обещала писать ему на имя мсье Гогая, соседа, надежного друга, и дала ему свой адрес в Майл Энд. Нет, она не забудет его. Она утверждала это и готова была поклясться на Библии. Он должен был довольствоваться этими уверениями, которые, в крайнем случае, можно было расценить как своего рода признание в любви.

Великобритания. Он больше не мог смотреть на этот остров на карте, не награждая его серыми глазами, слишком светлыми волосами и великолепной высокой грудью. Он больше не мог слышать английскую речь, не вздрагивая. Он купит Веронике пластинки Петулы Кларк, чтобы постоянно слышать этот акцент. Иногда он думал о ней так, как будто бы ее уже не было здесь. И тогда он быстро оборачивался к ней. Успокоенный. Она будет здесь еще шесть дней. Потом еще четыре.

Потом два.

Как на мысе Канаверэл — начался обратный отсчет. Ракета взорвется на земле.