Парижское танго

33. ГУЗКА, СМАЗАННАЯ МАСЛОМ

За месяц я основательно познакомилась с главными, представляющими для меня интерес, местами и стала считать Лондон своим родным городом. Мне повезло, я завязала нужные связи и узнала нужных людей; я даже стала членом клуба «Трэмпс» («Странники»), наиболее элегантного частного клуба с рестораном и дискотекой. Это большая честь – получить членство в течение четырех недель, тогда как существует громадная очередь желающих вступить в него и большинству из них приходится ждать не менее года.

Ночная жизнь в Лондоне представляет собой странное зрелище – пивные закрываются в 11 вечера, а метро – в 12; даже автобусы после полуночи ходят не все. Однако, для тех, у кого есть деньги и связи, ночь длится бесконечно и бесконечен выбор мест развлечения: «Аннабел 3», «Плейбой», «Трюфели», «Пентхауз» – и это только немногие из них.

Однако, чтобы провести в Лондоне «необычный» вечер, не обязательно посещать ночные клубы. Я вспоминаю один вечер с Винсентом, красивым кареглазым мужчиной, с которым познакомилась в «Пентхаузе». Он был более шести футов ростом, имел мускулистое тело и длинные ноги. Когда он улыбался, под глазами собирались симпатичные морщинки (а улыбался он часто), и хотя он был темный шатен, его усы и виски были рыжеватого цвета.

Винсент был из титулованной семьи, но зарабатывал себе на жизнь помощником директора школы высшей степени в Манчестере. Школьные занятия еще не начались, поэтому была возможность наслаждаться романом несколько недель, пока его работа не разлучила нас.

Мы были приглашены на открытие новой картинной галереи – приглашение поступило от Марии и Казимира – прелестной молодой польской княгини и ее столь же приятного спутника, поляка. Открыть галерею они решили демонстрацией фильмов датского художника с явными патологическими отклонениями – «Грязного датского Оскара», как они называли его. Мы спустились в подвал, где собирались показать фильм, растянулись на ковре – Мария, Казимир, Винсент и я, а также целая группа преуспевающих, скромно выглядевших мужчин и женщин; некоторые из них были коллекционерами, другие – дилерами, а остальные, как и мы, друзьями друзей.

Фильм, который с первого кадра был сюрреалистским, начался с показа двух занюханного вида мужчин, сидящих на столе, один из них был босой и под ногой у него лежала французская булка. На следующем кадре появилась женщина с короткой стрижкой и гримом 30-х годов. Она лежала на столе, а двое мужчин стояли сзади нее. Затем было несколько наплывов на батон, который выскользнул из-под ноги мужчины, а тот, в свою очередь, пошел и лег в углу ванной, стены которой были обрызганы мочой. К этому времени я уже не знала, смотрим ли мы фильм о гигиене или же о рехнувшемся гурмане.

В другой сцене женщина лежала на спине, а батон, подобно стоячему пенису, торчал у нее на животе. Оба мужчины, стоя рядом, наблюдали за ней. На одном из них был монашеский клобук, закрывавший лицо и глаза.

Дама перевернулась на живот, один из мужчин выступил вперед, раздвинул ее ягодицы и впихнул длинный, узкий батон в задницу. Нет, это был не чокнутый гурман, а совсем наоборот! Другой мужчина тоже сделал шаг вперед и острым ножом располосовал ее спину. Оттуда потекла густая, медузообразная масса. Мужчины начали пожирать этот соус – человеческий соус.

Сначала они обходились вилками и ложками; затем, поняв, что соблюдая приличия, они никогда не добьются успеха в Голливуде, стали черпать жидкую плоть руками, все глубже и глубже погружаясь в женское тело. Тут же крупным планом было показано искаженное болью лицо женщины, а затем последовала заключительная сцена, явно не принесшая премию создателям фильма – один из мужчин закатал рукав рубашки и запустил руку глубоко внутрь тела женщины, извлекая злополучный батон. В этот момент я подумала, что кто-то познакомил датского сценариста и режиссера с английским выражением «сладкая булочка в печке», но при этом в процессе перевода что-то исказилось.

Наконец, наступил последний кадр – и если у вас слабый желудок, закройте глаза и пропустите эти строки. Сверкнул нож, разрезавший буханку напополам, и на стол медленно вывалились человеческая печень и другие внутренности. Наконец-то, к счастью, на экране появилось слово «конец». По-моему, очень своевременно.

Что за безобразное и болезненное искусство! С известной долей критики все это можно кратко обозначить одним словом: чушь собачья!

Молчаливая, несколько позеленевшая от полученных впечатлений, публика стала выходить из подвала, а Винсент и я поторопились к его красной спортивной машине. Мы опустили верх и поехали вдоль Парк Лейн, вдыхая свежий воздух, который помог нам восстановить нормальный цвет лица.

Ветер развевал мои волосы, когда мы ехали на юг по Парк Лейн; справа, в темноте, простирался Гайд Парк, а слева величественно вырисовывался отель «Дорчестер», знаменитый на весь мир еще с 30-х годов. Затем в поле зрения возник новый лондонский «Хилтон», тридцать этажей которого нависали над Гайд Парком (к большому неудовольствию консервативных лондонцев).

Мы свернули на углу Гайд Парка (по воскресеньям место свободного словоизлияния) и направились по Найтсбридж вдоль одних из лучших магазинов мира, затем по Бромптон Роуд, свернули направо на Кромвелл Роуд, пронеслись мимо великолепного музея Альберта и Виктории, музея истории естествознания и с левым поворотом въехали в район маленьких улочек, который нравился Винсенту больше всего. Мчась по ним со скрипом тормозов, огибая аккуратные скверы и площади, мы оказались в Челси, откуда со своей сногсшибательной модой на мини-юбки начала свое победоносное шествие Мэри Куонт. Это знаменитое место, где по вечерам собираются уважающие себя свингеры и новички, мечтающие примкнуть к ним.

Когда-то Челси был артистическим центром Лондона, но сейчас он притягивает к себе лиц со специфическими наклонностями, сшивающихся на телевидении особ, рекламных агентов, киноактеров вторых и третьих ролей (иногда и кинозвезд) и, конечно, модников, единственным достоинством которых является одежда. Я всегда ощущала их постоянный трепет, боязнь, что к полудню мода изменится: юбка сделается чуть-чуть не того оттенка, а отвороты на брюках на полдюйма шире. Но это их проблема. Давным-давно я обнаружила, что человек красит одежду, а не наоборот.

Подавив желание опрокинуть живительный стаканчик в великолепной старинной «Пивнушке шести колоколов», Винсент решил привезти меня прямо в славненький маленький чехословацкий ресторанчик, где, почувствовав вернувшийся аппетит, мы заказали по порции гуляша. После этого мы снова прогулялись, на этот раз пешком, по Кингз Роуд, наблюдая людей и впитывая окружающую обстановку.

В этот вечер Винсент поехал ко мне домой, чтобы насладиться любовью. После первого раза, более-менее традиционного, – способы, которыми мы пользовались, одобрили бы даже миссионеры – Винсент решил расслабиться и доказал, что он достаточно подкованный любовник. Хотя он и был в глазах своих учеников абсолютным джентльменом, он оказался приятным англичанином не без фантазий.

За те несколько недель, что я пробыла в Лондоне, я провела некоторые исследования в области мифического холодного английского темперамента и обнаружила, что по меньшей мере каждый из четырех англичан из высшего общества не без завихрений. Они весьма подвержены преклонению перед физическим насилием и склонны к приятному и здоровому отбиванию своих хорошо упитанных задниц. На этот счет имеется две теории.

Одна из них гласит, что любовь к физическому наказанию восходит к семейному укладу, где гувернантки прибегали к этому методу воспитания. Но нянька (гувернантка) в то же самое время являлась и объектом домашнего обожания, в то время как мама с папой были весьма заняты другими делами и не проявляли особые чувства к своим отпрыскам. Поэтому в отрочестве физическое наказание и привязанность психологически связывались друг с другом.

Согласно второй теории это объясняется системой воспитания и обучения англичанина, принадлежащего к высшему обществу. Как правило, его посылали в чисто мужское учебное заведение, где трость была средством воспитания и наказания и широко применялась как преподавателями, так и учащимися старших классов. Большое количество учеников были вовлечены в гомосексуальную деятельность, что не удивительно для среды, в которой подростки и юноши не имели никакой реальной возможности познакомиться с девушками.

Многие мужчины, попадающие в тюрьму, занимаются гомосексуализмом вынужденно – из-за отсутствия особей женского пола – зато потом, после освобождения из тюрьмы, они могут продолжать свою половую жизнь нормальным гетеросексуальным образом. Но для школьников, чей первый опыт в сексе был гомосексуальным, благополучный результат может наступить очень не скоро, и обстановка физического насилия – так утверждает вторая теория – помогает им идеализировать гомосексуальные наклонности.

Что касается Винсента, то весь вечер он был странно заинтригован золотой цепочкой, которую я носила на талии. После нашего первого – и весьма нежного – траханья, он взял цепочку, обвязал ее вокруг моих грудей, а затем начал сосать мне соски. Делая это, он засовывал и цепочку, и по мере того, как она врезалась в мои соски, он все более и более возбуждался.

Потом он занялся клитором, и мне это доставило подлинное удовольствие, особенно после того, как я ему точно объяснила, что от него требуется: сосать не слишком сильно, быстро работать языком вверх и вниз по клитору. Я почувствовала раннюю стадию оргазма и обхватила ногами его шею. Вдруг он прекратил свое восхитительное лизание, перевернул меня на живот, приказав не задавать лишних вопросов.

Я была все еще сильно возбуждена и жаждала оргазма. Глядя через плечо, я увидела, что он взял галстук, ремень и опытными руками привязывал мои лодыжки и ноги к кровати. На какой-то момент я испытала страх – страх незнания того, что последует, однако, этот страх только добавил новые ощущения к моему возбужденному состоянию.

Винсент отошел от кровати, и я терялась в догадках, какой же экзотический предмет он выберет для бритья. Им оказались полфунта новозеландского соленого сливочного масла. Он медленно разорвал упаковку и, держа содержимое в правой руке, стал медленно втирать его между моими ягодицами левой. Масло, естественно, быстро таяло, и по мере того, как оно таяло, я, будучи со связанными ногами, ощущала себя индейкой, в гузку которой влили изрядную порцию жира.

С затуманенным взглядом Винсент отложил остатки масла в сторону, взобрался на постель и начал медленно тереть свой член вверх и вниз между моими ягодицами, очень медленно и очень нежно. Это было страшно чувственно, и возбуждение нарастало во мне. Он сел, обхватив коленями мои бедра и держась руками за мои плечи и возобновил те же движения, но более энергично. Сейчас я могла чувствовать, как его напряженная мошонка трется о меня и вжимается в мокрую вагину.

Движения Винсента участились и стали более сильными. Я попробовала изменить свое положение, чтобы получить большее удовольствие, но при связанных ногах, пришпиленных его руками моих руках и давящем на меня теле, это было почти невозможно. Я забилась в попытках изменить и облегчить свое положение, и именно эти попытки по-настоящему возбудили Винсента.

Сейчас он с силой сжимал мои плечи, пальцы впивались в мою плоть, и при движении вверх он, казалось, хотел тянуть меня за собой. Ритм движений участился, он рычал и стонал – он до сих пор еще не вошел в меня, когда оргазм неожиданно обрушился на нас. Это было фантастично. Когда я была в состоянии полуоргазма, Винсент вонзил вглубь моей вагины свой уже сочащийся член.

Невероятно – оргазм, казалось, повторил себя с самого начала. Я дергалась с такой силой, что галстук, привязывающий правую ногу, оборвался, но это уже не имело значения. Винсент внезапно в изнеможении упал на меня, и мы лежали в таком положении, казалось, целую вечность, прежде чем обрели возможность пошевелиться. Он отвязал мою вторую ногу, и мы с трудом залезли под простыни, чтобы погрузиться в сладкий сон. Наконец-то мне попался мужчина, который знал, с какой стороны нужно было намазывать маслом булочку!

Назавтра было воскресенье, и Винсент, голодный, как волк, занялся яичницей с беконом. Было приятно проснуться в своей уютной квартирке в Челси Куортерс. Там, на кухне, был голозадый Винсент со своим великолепным молодым телом и сильными ягодицами, похожий на Нуриева в современном балете. Яичница с беконом на сковородке, помидоры с луком в тарелке – все это выглядело как завтрак для турманов. Винсент повернулся и улыбнулся мне.

– Все хорошо, дорогуша, – сказал он, – у нас только нет масла!