Партизан Лёня Голиков

Партизанские будни

Судя по всему, гитлеровцы затевали что-то серьезное. В немецкие гарнизоны, расположенные вдоль границ партизанского края, шло пополнение, прибывали регулярные войска с артиллерией и даже танками. Положение в лесной республике становилось все более напряженным. Но и партизанские силы крепли, отряды пополнялись все новыми людьми. Новичков в отряды сразу не допускали. После проверки их зачисляли в отдельные группы – опасались предательства. Из штаба бригады сообщили, что участились случаи, когда под видом добровольцев в партизанские отряды приходят засланные гитлеровцами шпионы.

В то утро дядя Василий, Степан и Ленька с Митя-ем возвращались с задания. Они подходили к лагерю, когда навстречу им из кустарника вышел оборванный человек в вылинявшей красноармейской рубахе. Был он без оружия, но партизаны на всякий случай приготовили автоматы.

– Ты чего здесь болтаешься? – спросил его дядя Василий. – Подходи ближе!

Незнакомец боязливо подошел к партизанам, обросший, худой.

– Из плена бежал, – не дожидаясь вопросов, заговорил он. – Две недели скитаюсь. Хочу фронт перейти или к партизанам податься. Может, пособите?

– Это уж ты с начальством разговаривай, – ответил дядя Василий. – А наше дело тебя куда следует доставить, для порядка. В лесу бродить нечего.

Человек не вызывал подозрений. Людей обездоленных, не желавших смириться, бежавших из плена или от гитлеровских карателей было немало.

По дороге незнакомец рассказал, как окружили их часть, как попал он в плен, как мучился в лагере под Старой Руссой. Говорил он сбивчиво, стараясь побыстрее выложить все, что у него накопилось. Назвал он себя Григорием Шилкиным.

Перед лагерем, возле первого поста, дядя Василий остановился.

– Дальше не пойдем, – сказал он. – Беги, Митяй, за учителем. Скажи: человека задержали, в отряд просится.

– Не задержали, а сам пришел, – поправил Шилкин.

– Пока не проверен – задержанный. Люди бывают разные. Ты по добру пришел, а иной норовит какую-нибудь пакость сделать.

Сели на траву, ожидая, пока прибежит Митяйка с командиром разведки.

– Пока суд да дело, перекусить надо. – Дядя Василий развязал мешок, достал кусок мяса и несколько картофелин. – Поправляйся, – предложил он Шилки-ну. – Хлебца вот только нет.

– А у меня свой есть. – Шилкин вытащил из-за пазухи начатую буханку, завернутую в тряпицу, и протянул дяде Василию.

Дядя Василий отрезал ломоть, стал медленно жевать. Говорили о том о сем, но Ленька заметил, что дядя Василий не спускает глаз с рук незнакомца и время от времени косится на свой автомат.

Вскоре подошел Василий Григорьевич. Дядя Василий поднялся навстречу, шепнул ему несколько слов, и они подошли к Шилкину.

– Так в отряд, стало быть, хочешь? – раздумывая, сказал Мухарев. – А скажи, пожалуйста, откуда у тебя, парень, немецкий хлеб взялся?

Василий Григорьевич спросил об этом как бы между прочим, лицо его было совершенно спокойно, только под широкими скулами двигались желваки. Но незнакомца вопрос застал врасплох. Глаза его беспокойно забегали, он весь сжался, побледнел.

– Какой немецкий?.. Да это… это наш… Мне в деревне дали. А может, и правда немецкий. Я и не глянул. Когда жрать охота, не разбираешь. – Шилкин хихикнул, пытаясь обернуть все в шутку.

– Степан, обыщи гражданина, – распорядился учитель.

В карманах Шилкина ничего подозрительного не нашли.

– Скидай сапоги! – приказал Степан.

– Да что вы, ребята? За кого вы меня принимаете? Обидно даже… – Шилкин нехотя стянул сапоги.

Сапоги были крепкие. Только в одном месте подкладка голенища была подпорота. Степан сунул туда пальцы и нащупал что-то жесткое. Разведчик надорвал подкладку дальше и вытащил несколько плотно свернутых бумажек. Лицо Шилкина исказилось страхом, он упал на колени:

– Товарищи, простите меня! Я бы сам все рассказал! Выходу никакого у меня не было. Товарищи!

На предателя было противно смотреть.

– Не здесь товарищей ищешь, – нахмурился Степан.

– Связать и доставить в штаб, – приказал Муха-рев.

Предателю скрутили руки, и дядя Василий со Степаном повели его в штаб.

– Стало быть, не разбираешь, чей хлеб жуешь, когда жрать охота? – зло сказал дядя Василий. – Вот и подавился. Чужой хлеб, он всегда поперек горла встает!

На другой день предателя расстреляли. А на допросе Шилкин показал: завербовал его немецкий майор. Фамилии майора Шилкин не знал, а звали его Виктором Николаевичем. Майор хорошо говорил по-русски.

Прошло несколько дней. Ленька с Митяем, пригревшись на солнцепеке, рассказывали друг другу о своей жизни до войны. Здесь их и обнаружил Василий Григорьевич.

– Ну, орлы, поднимайтесь, работа для вас есть. В разведку пойдете.

Ребята придумали свой способ разведки. Несколько раз ходили они в отдаленные деревни, иной раз уходили километров за пятнадцать, и все кончалось благополучно. На этот раз тоже решили действовать проверенным способом.

Ленька разулся, скинул свой пиджачок и остался в полосатой старой рубахе. Потом он вытащил из мешка нищенскую холщовую суму, которую сшил ему дядя Василий, и перекинул ее через плечо. В таком же виде предстал и Митяйка. Свои вещи ребята уложили в мешки и вместе с оружием отдали дяде Василию. Но ему сегодня нездоровилось. У него был жар, и по всему было видно, что ходит он через силу.

– Все-то я не донесу, половину Степану отдайте, – сказал он.

Степан взял часть имущества. Дядя Василий внимательно осмотрел мальчиков. Так делал он каждый раз перед тем, как они уходили в разведку.

– А куски где? Какие же вы без кусков нищие?!

– Мы по дороге насобираем.

– Соберете, нет ли, а куски в суме должны быть. Да разных берите. Не как в прошлый раз – нарезали от одного каравая…

Василий Григорьевич достал из планшета карту, подозвал к себе ребят.

– Сейчас мы находимся вот здесь, – показал он. – А немецкий гарнизон должен быть в этом селе. Дорогу видите? Вот по ней и ступайте. Отсюда километров двенадцать. Разузнайте все: кто стоит, сколько солдат, какое оружие. Нас тут, может, и не застанете. Приходите тогда на старое место. Да глядите, поосторожнее…

Мухарева позвал командир отряда. Ребята, набросав в сумы хлебных корок, были готовы в путь.

– Ну вот, теперь вы заправские побирушки, – удовлетворившись осмотром, сказал дядя Василий.

Ленька взъерошил волосы, протянул руку и плаксиво заголосил:

– Пода-а-айте сиротам на пропита-а-анье!..

Лицо он состроил жалостное, но в глазах горели задорные, веселые искорки. Митяйка подтягивал тоже, и вдруг,– будто сговорившись, они разом запели партизанскую частушку:

Ребята пели и приплясывали, потом сорвались с места и помчались вдоль улицы, сверкая голыми пятками. Партизаны засмеялись.

– Вот пострелы!.. – сказал дядя Василий. – Ничего их не берет!

В самом прекрасном настроении ребята шли по дороге. Разговаривали снова о прошлой жизни, о школе, о рыбной ловле.

– Теперь бы где перемет достать или бредень! – мечтательно произнес Ленька.

– А я на блесну люблю ловить…

– Кончится война, пойду в плотовщики: на реке здорово! А потом учиться буду по этому же делу. Есть, наверно, такой техникум, который настоящих мастеров готовит. А ты кем будешь?

– Не знаю, – ответил Митяй. – Охота мне токарем стать, на заводе работать…

Ребята вошли в село и для начала стали ходить по избам. Они останавливались под окнами и на разные голоса тянули:

– Пода-а-айте милостыньку на пропитание!.. Навстречу им шел немецкий офицер. Ребята к нему:

– Пан, дай броду, пан!

Офицер даже не поглядел на ребят.

– Вот жадоба! И не смотрит! – прошептал Митяй. Ребята вышли на середину села. Здесь было более людно.

– Гляди, – Ленька подтолкнул Митяя локтем, – только что прибыли!

Под распустившимися ветлами в тени изб стояли грузовые машины, военные повозки на железном ходу, рыжие короткошеие лошади и даже танкетки. Солдаты разгружали машины, носили в избы какие-то сундуки, ранцы, ящики. Несколько человек мылось около колодца; они плескались холодной водой и гоготали.

Разведчики подошли к дымившей полевой кухне.

– Пан, дай броду, – как можно жалостнее попросили они у повара в белой куртке.

Повар сунул в котел длинную вилку, наколол кусок мяса и протянул ребятам – один на двоих. Довольные, что теперь они могут, не вызывая подозрений, «законно» посидеть здесь, Ленька с Митяем уселись на завалинке и стали медленно жевать мясо.

За это время они узнали много интересного. Подсчитали, что на этой улице стоит четырнадцать автомашин-транспортеров, а в каждой помещается человек по двадцать солдат. Мимо прошли два полицая с немецкими винтовками. Один сказал:

– Придется завтра не спать ночь. За Шелонью будут… – Полицаи удалились, и ребята не расслышали конец фразы. Но и то, что они услыхали, было очень важно.

Потом осторожно расспросили местных ребят, много ли в селе гитлеровцев, где лучше собирать милостыню. Ребята сказали, что чуть дальше, в бывшем правлении колхоза, есть офицерская столовая. Там иногда можно кое-чем поживиться.

Главное, что требовалось выяснить, разведчики уже узнали, но все же пошли к офицерской столовой: может, удастся услышать еще что-нибудь важное. Встав у двери столовой, мальчики начали попрошайничать. Это быстро им надоело, а главное, не давало никаких результатов. Гитлеровцы проходили мимо, не глядя на ребят. Мальчики собрались уже уходить, когда к столовой подошли трое в военной форме и один в штатском – в косоворотке и пиджаке. Косоворотка была подпоясана белым витым пояском, и шелковые кисти болтались из-под пиджака.

– Пода-а-айте сиротам на пропитание!.. – тонкими голосами затянули ребята.

Человек в штатском посмотрел на Леньку и сказал, наклонившись к соседу:

– Вот кого надо воспитывать в немецком духе! Они должны быть у нас опорой великой Германии.

Сказал он это по-русски. Офицер что-то ответил по-немецки, и группа остановилась подле ребят.

– Сколько тебе лет, мальчик? – спросил один.

– Тринадцать, – соврал Ленька.

Задававший вопрос, видимо, был переводчиком. Он что-то сказал по-немецки и снова спросил:

– Тебе нравятся немецкие солдаты?

– Ничего… Только есть хочется, – пробурчал Ленька и опять затянул плаксиво: – Пода-а-айте бедным сиротам на пропитание!

Офицеры засмеялись, а человек в штатском похлопал Леньку по плечу и громко сказал:

– Теперь вам надо учиться немецкой культуре. Мы все должны служить фюреру!

Ленька брезгливо поежился.

К вечеру, сделав за день километров двадцать, ребята вернулись в село, покинутое утром. Жители отсюда ушли, и на улицах было пусто. Разведчики встретили только партизан из другого отряда, которые тоже покидали село. Хаты стояли с распахнутыми дверями, все говорило о поспешном бегстве. Но жители все же успели забрать с собой почти весь домашний скарб, скот, птицу. На улицах не осталось ни единого живого существа – ни собак, ни кошек. Только около школы одиноко бродили две забытые курицы – белая и огненно-рыжая. Ребята заметили их еще издали.

– Поймаем? – предложил Митяй. – Теперь они все равно ничьи.

– Давай! Как раз дяде Василию притащим. Куриного бульончика ему хорошо попить – сразу поправится!

Но в это время возле школы, откуда ни возьмись, появился незнакомый партизан с автоматом за плечами. Он ловко подманил к себе кур, загнал их в раскрытую дверь школы и, заглянув туда, не выскочат ли они в окно, плотно закрыл дверь и уселся на ступеньках, видно, кого-то поджидая. На другой стороне улицы были привязаны оседланные лошади.

– Ловко он наших кур заграбастал! – огорченно сказал Митяй. – Немного мы опоздали.

– А знаешь что, – предложил Ленька, – давай как он, так и мы. Я ему буду зубы заговаривать, а ты с заднего хода – за курами. А встретимся около речки. Ладно?

Митяю не надо было повторять дважды. Он воротился назад, перемахнул через плетень и с другой стороны незаметно подобрался к школе.

– Здравствуйте, – громко сказал Ленька, не зная еще, с чего начать разговор с партизаном.

– Здравствуй! Чего тебе?

– Так просто… Спросить хочу. Ты партизан?

– Ну, партизан, а что?

– А у вас ребят в партизаны берут?

– Каких ребят?

– Ну как я.

– А на что ты годен? У нас что, детский сад?

За дверью беспокойно закудахтали куры. Партизан прислушался, отодвинулся от двери, собираясь взглянуть, чем встревожены его пленницы. У Леньки аж сердце замерло: откроет он дверь – и все пропало!

– Дядь, а дядь! – чуть не крикнул он. – Это не твои лошади? Глянь-ка, отвязалась одна. Уйдет ведь!

– Где? – Партизан испуганно вскочил. – Где отвязалась? На месте стоит.

– Разве на месте?.. И правда. А мне показалось… Вон та, гнедая…

Ленька отвлек внимание партизана, и тот не стал открывать дверь. Да и шум прекратился, за дверью наступила полная тишина.

Прошла минута-другая, и со стороны реки послышался условный свист: Митяй был уже далеко.

– Ну ладно… – неопределенно сказал Ленька и рысцой побежал под гору к речке.

Митяй поджидал его. За это время он успел свернуть головы обеим курицам и держал их за ноги. Одну он передал Леньке, а другую понес сам.

– Чего ты там расшумелся?! Разведчик тоже! – сердито бросил Ленька, когда ребята переправились через Шелонь и шли полем к видневшемуся впереди лесу.

– Это куры расшумелись, а не я. Они же не разведчики. Я их в самый дальний класс загнал, поймал, сам в окошко – и к реке.

Размахивая добытыми трофеями, мальчики весело шли открытым полем. Настроение было хорошее. В этот день удача с самого утра сопутствовала ребятам. Но вдруг позади себя они услышали конский топот и, оглянувшись, увидели двух всадников. Всадники быстро приближались. В одном из них ребята узнали партизана, который загонял кур. Другой был в защитной фуражке, в кожаной куртке, перетянутой ремнем, а на ремне в деревянной кобуре болтался маузер. Его лицо густо заросло смоляной бородой. Ленька узнал его: в прошлом году, когда возили партизанам сено, он видел его в лесу.

– Товарищ Глебов, они это и есть, – услыхали ребята. – Вы что же это, кур воровать?!

Глебов осадил коня.

– Так это они тебя объегорили? Вы откуда, ребята?

– Разведчики мы, партизаны, – решил признаться Ленька.

– Вы разведчики? – удивился Глебов.

– Да, из гвоздевского отряда.

– Ну, значит, плохие разведчики, если рассказываете все первому встречному.

– А я вас знаю, товарищ Глебов. В прошлом году под Лукино вам сено возил.

– А ведь правильно! Помню. Тогда другое дело. А что это у вас? – кивнул он на нищенские сумки. – Почему в таком виде?

– К немцам в тыл ходили. Вроде как побираемся…

– Э, да вы хитрецы! Недаром моего Гридина обманули. Ну и что же вы в разведке узнали?

Глебов соскочил с коня. Он достал карту и внимательно посмотрел маршрут, по которому шли разведчики.

– Так… Хорошо… Так… – повторял Глебов, слушая ребят. Но дела были далеко не блестящие.

– Значит, здесь вы сами видели шесть танкеток?

– Да. И четырнадцать машин с пехотой. А полицаи что-то говорили про сегодняшнюю ночь.

– Хорошо работаете! Все это очень важно. А как зовут тебя?

– Ленькой.

– А фамилия?

– Голиков. А его Андреев Дмитрий.

– Так вот что, Голиков, – командир бригады перешел на официальный тон. – Сейчас я напишу записку, немедленно доставь ее Гвоздеву. Немедленно, повторяю, А тебе, Гридин, – обратился он к своему ординарцу, – придется в другой отряд сгонять. Я здесь один доеду.

Глебов положил кожаный планшет на круп лошади и принялся писать. Ординарец подошел к ребятам и тихо, чтобы не слышал командир, сказал:

– Вот что, щеглы, давайте по-мирному: вам и мне – по одной курице. Семену Михайловичу надо сварить. Не ест ничего…

– На, бери! – Ленька протянул ему белую курицу. – Нам тоже не самим есть: у нас дядя Василий заболел.

Гридин сунул курицу под пиджак. Тем временем Глебов приготовил записки. Одну он передал Леньке, другую ординарцу.

– Так имейте в виду, что дело очень важное, – предупредил он еще раз. – Доставьте немедленно.

Он вскочил на коня и поехал по дороге, а ординарец свернул влево и невспаханным полем поскакал к перелеску.

Часа через полтора Ленька и Митяй были в отряде.

Они передали Гвоздеву записку комбрига, а еще через час, хотя не успела сгуститься темнота, отряд Гвоздева снялся и пошел на запад. Шли всю ночь. К рассвету остановились на дневку в глухом лесу.