Партизан Лёня Голиков

Бой у Родиловского озера

Мухарев и дядя Василий в задумчивости шли из штаба бригады. Им только что сообщили замечательную новость: Леньку Голикова представляют к званию Героя Советского Союза. Эта новость, конечно, очень их радовала, но узнали они и другое: Леньку забирают в бригаду. Предстоящая разлука огорчала обоих. Они сильно привязались к мальчику за месяцы боевой жизни.

– Да, Героя не каждому дают, – прервал молчание дядя Василий.

– Трофим сказал, из Москвы шифровка пришла. Приказано всех участников операции к званию Героя представить. А участников-то – Ленька один, и тому четырнадцать лет всего… Теперь это дело верное. Велели наградной лист заполнить… А расставаться жалко.

– А что, Василий Григорьевич, может, похлопотать можно? У нас ему тоже неплохо. Все под надзором парнишка!

– Говорил. Трофим ни в какую. Сказал: может, учиться отправят, а пока при штабной разведке будет. Верно, конечно, поберечь его надо… Нет, придется, видно, нам расставаться с нашим Ленькой.

Партизаны спустились с песчаного холма в заболоченную низину. Кое-где листочки осин начинали уже желтеть.

– Первый признак, – кивнул дядя Василий на трепещущие деревья. – Месяц-другой – белые мухи появятся. Где зимовать-то будем?

– Перезимуем!.. А ты не помнишь, дядя Василий, сколько Ленька мостов рвал – пять или шесть?

– Как шесть? Одних шоссейных штук семь будет. Под Весками раз, за Крутцом два, под Севера три… – дядя Василий, загибая пальцы, перечислял Ленькины боевые заслуги. – Ты это в наградном листе все напиши. Да еще на железной дороге два моста, когда всем отрядом ходили; три эшелона под откос спущено. Потом боев сколько… Отчаянный парень! Бесстрашная душа. А отпускать его так жалко – аж сердце щемит! Как к сыну к нему привык!

За следующей песчаной высоткой начиналось расположение отряда. Партизаны только что вернулись с аэродрома, который готовили к приему самолетов. Ждали самолеты со дня на день. По радио сообщили: этой ночью непременно придут, если не испортится погода. Но в небе не было ни единого облачка.

Ленька разводил перед шалашом костер, когда к нему подошел Мухарев.

– Ну, Леня, новости для тебя есть. – Василий Григорьевич присел на выбитую траву. Ленька, стоя на коленях, вопросительно глянул на учителя. С охапкой валежника подошел Митяй. – Сказали, не говорить пока, да уж ладно: к Герою тебя представляют!..

Ленька поднял бровь. На лице его мелькнуло растерянное выражение. Он не понимал – шутит Василий Григорьевич или говорит серьезно.

– За что? – вырвалось у него.

– За все вместе, а за генерала особенно. И еще одна новость: в штаб тебя забирают. Придется нам расставаться…

Открытая улыбка погасла на Ленькином лице.

– А я не пойду! Никуда не пойду!

– Придется идти. Приказ Глебова есть. Там тебе лучше будет…

– Все равно не пойду! Мне и здесь хорошо.

– Ну, посмотрим. Дня два еще есть в запасе. Ты вроде как в другой, в старший класс переходишь. Как раз к первому сентября подгадали. Собирай книжки! – Василий Григорьевич хотел пошутить, но улыбка получилась невеселая, шутка не удалась.

Печаль появилась и на лицах других партизан. В отряде не было человека, который отнесся бы равнодушно к уходу Леньки.

Но переход Леньки в бригадную разведку неожиданно задержался.

Три ночи кряду разгружали партизаны с самолетов оружие. Из советского тыла доставили боеприпасы, взрывчатку, одежду, продовольствие. К Родиловским болотам стягивались большие партизанские силы. Подходили отряды из других бригад, чтобы пополнить свои запасы. Кто знает, удастся ли еще раз до зимы снабдить партизанские отряды! Тюки, ящики, пакеты складывали в кустах, маскировали, а разгруженные самолеты взмывали в темноту неба, и к рассвету здесь опять становилось безлюдно и тихо. Кое-что из припасов развезли в отряды, но большая часть лежала в кустарнике на краю аэродрома. Пополнил свои запасы и отряд Гвоздева.

На рассвете четвертого дня партизаны вернулись в лагерь, проработав всю ночь.

– Давайте хоть каши сварим, – сказал Ленька. – Давно не ели, наверное, жевать разучились… Глядите, какая она, мигом сварится! – Ленька держал в руках пачки гречневого концентрата.

– А ты не жадничай, – предупредил дядя Василий. – Положи одну пачку – и хватит. Разварится…

– Нет, гулять так гулять. Обе сварим. Теперь заживем, дядя Василий!.. И соли привезли! А патронов сколько!.. – Ленька сорвал наклейки, размял в руках концентрат и высыпал его в закипевшую воду. Через несколько минут каша разварилась, начала подниматься, выпирать из котелка. Ленька явно перестарался, высыпав сразу две пачки.

– Я ж тебе говорил, много, – заворчал дядя Василий. – Откладывай в другой котелок.

С порожним котелком Ленька подошел к костру, зачерпнул ложкой кашу, да так и застыл.

– Немцы окружают! В ружье! – услышал он тревожные крики.

Партизаны схватили автоматы, винтовки, побежали к Гвоздеву. Он отдал приказание занимать оборону. Левее высотки разгорался бой. Засвистели пули, сбивая ветки деревьев.

Ленька залег с группой отрядной разведки. Был здесь и командир Гвоздев; всего человек десять. Партизаны лежали за скатом высотки, а гитлеровцы шли низиной. С другого холма строчил их станковый пулемет. Огонь лился такой, что нельзя было приподнять головы.

Высотка, где залегли партизаны, узким мыском вдавалась в сырую лощину. Позиция была удобная. Но гитлеровцы, Гвоздев сразу обратил на это внимание, вели себя как-то странно. Они шли стороной, боя не принимали, и только их станковый пулемет бил не переставая.

Другая часть партизанского отряда дралась ближе к дороге. Судя по напряженной стрельбе, бой там шел сильный.

Ленька лежал за кочкой и время от времени бил по врагам, мелькавшим среди кустов. Внимание его было сосредоточено на лощине, но он почему-то обернулся назад. Обернулся – и замер: сзади к партизанской цепи подползали гитлеровцы, человек сорок.

– Фашисты там! – приглушенно крикнул Ленька Гвоздеву.

– Уходить к дороге, передай по цепи, – скомандовал командир.

Цепь была короткая, команду слышали и без того. По скользкому мху перевалились на другую сторону гребня и ползком начали отходить к дороге, У разведчиков потерь не было, но в другой части отряда были убитые и шесть раненых. Здесь, как доложил Мухарев, немцы тоже вели себя непонятно. Наткнувшись на сопротивление, они пытались сбить партизан и в то же время обтекали высотку, устремляясь куда-то дальше.

Из-за деревьев выползла танкетка с черным крестом. Возле нее взорвалась граната. Огрызаясь огнем, танкетка отошла назад.

Гвоздев прислушался к бою. Сзади, оттуда, где располагался штаб бригады, тоже слышались выстрелы. Шел бой и на аэродроме.

– Рвутся к аэродрому, а мы им поперек дороги стали, – объяснил Гвоздев. – Веди-ка, Мухарев, туда отряд, а я прикрывать буду.

Мухарев повел отряд. Сначала вынесли раненых, проскочили через дорогу и, отстреливаясь, стали отходить к аэродрому. Но пришли туда слишком поздно. Половину аэродрома гитлеровцы уже заняли, а с другого края бой еще продолжался. Гитлеровцы теснили партизан. На стороне фашистов было явное преимущество.

Враги поспешно жгли запасы партизан, с таким трудом доставленные через линию фронта. Облитые бензином, пылали тюки с одеждой. В ярком дневном свете пламени почти не было видно. Только дымок поднимался над зеленым кустарником. Потом, как сосновые дрова, затрещали ящики с патронами, начали рваться гранаты. От бессильной ярости хотелось плакать.

Фашисты обнаружили отряд Гвоздева, атаковали его с двух сторон. Атаку отбили, но командир приказал отойти: силы были неравные. Ушли назад к лагерю. Отряд вырвался из окружения. Партизаны находились теперь позади гитлеровцев, занявших аэродром. Все были удручены свалившейся на них бедой.

– Как это они, дьяволы, подгадали! Сколько добра уничтожили!.. – Гвоздев шел рядом с Мухаревым. Думали, как быть дальше.

Прошли через брошенный лагерь. Костер еще тлел. На тагане из обгоревших сучьев висел Ленькин котелок, весь залитый гречневой кашей.

– Надо сдачи давать, – сказал Мухарев. – Фашисты на радостях небось голову потеряли. Этим надо воспользоваться.

Продираясь сквозь заросли, шли вдоль лесной дороги еще около километра. Две высотки с обеих сторон прижимались к дороге.

– Будем ждать здесь, – сказал Гвоздев. – Этого места им не миновать. – Командир остановил отряд.

Расчет был такой. Разгромив аэродром, гитлеровцы непременно возвратятся на Псковское шоссе. Дорога здесь только одна. После успешного налета вряд ли станут они осторожничать. План Гвоздева сводился к тому, чтобы залечь на сопках, подпустить гитлеровцев как можно ближе и в коротком бою разгромить, пока они не успеют прийти в себя.

– До моей команды огня не открывать. Пусть хоть на винтовку тебе наступят – не стреляй без приказа. – Командир сам показывал, кому где лежать.

– Да разве вытерпишь, товарищ Гвоздев? – сказал кто-то. – Как их увидишь, рука сама к автомату тянется.

– А ты не гляди! Уткнись в землю и лежи. Глядеть я за вас буду. Поняли? Стрелять только в упор.

В отряде три пулемета. Расставили их на сопках по обе стороны дороги. Раненых уложили на обратном скате. Митяю поручили их оберегать. Но многие раненые переползли ближе к засаде. Не вытерпел и Митяй.

– А вы чего здесь? – обрушился Гвоздев на раненых. – Давайте назад!

– Не лежится, товарищ Гвоздев. Мы хоть диски снаряжать будем, патроны подносить.

– Ну ладно.

Стрельба, доносившаяся сюда с разных сторон, постепенно стихла. Из засады была видна дорога, спускавшаяся с пригорка в топкую лощину. Трава и кустарник надежно скрывали партизан. Лежали долго – часа три. Кое-где партизаны начали перешептываться. Гвоздев по цепи приказал прекратить разговоры.

Только далеко за полдень из-за пригорка показались фашисты. Впереди шла разведка – человек десять. Сзади, в полсотне метров, двигалась другая группа солдат, Они несли раненых. Иные раненые шли сами. А дальше двигался основной отряд. Сколько там было солдат, сразу не сосчитать, но не меньше сотни. Возбужденные победой, они беспечно шагали с автоматами за плечами. Шли, нарушив строй, с засученными по локоть рукавами и громко смеялись.

– Пьяные, дьяволы! – услышал Ленька злой голос дяди Василия.

Все нетерпеливо глядели на приближающихся врагов. Много нужно иметь силы воли, чтобы сдержаться и не выстрелить раньше времени. Гвоздев понял состояние партизан.

– Уткнись в землю! Не глядеть на гадов! – повторил он приказ. Ленька наклонил голову, стал смотреть на траву, на муравья, переползавшего через травинку. Но выдержать долго не смог. Снова перевел глаза на дорогу. Немецкие разведчики уже миновали засаду. Ленька очень близко видел белые черепа и кости на рукавах солдат. Все ближе подходил основной отряд. Пора бы их бить! Как долго Гвоздев не подает команды! Пора!.. Ну?! Чтобы не выстрелить раньше времени, Ленька снова опустил голову. Митяйка лежал рядом, Глаза у него горели.

– Огонь! – Гвоздев крикнул это в полный голос. Следом ударил залп.

На долю секунды каратели замерли на месте. Потом упало сразу несколько человек. Остальные стали разбегаться, шарахались в стороны, но их настигали партизанские пули. Не отрываясь от автомата, Ленька выпустил весь диск, сменил его и застрочил снова. Он увидел, как немецкий офицер выхватил пистолет, поднял его над головой, что-то крикнул солдатам и рухнул на землю. Леньке показалось знакомым лицо офицера – узенькая бородка и очки в светлой оправе. «Не Гердцев ли?» – подумал он. Но больше в лица он не вглядывался. Все фашисты были ненавистными врагами.

Лесной бой продолжался минут десять. Гитлеровцы, уцелевшие от пуль, начали отстреливаться. Ползком, на четвереньках выбирались каратели из лощины. Падали, снова ползли или недвижимо застывали на земле.

Карательный отряд был уничтожен полностью. Только очень немногим удалось вырваться из огненного ада, который устроили партизаны фашистским солдатам.

А трофеев набрали столько, что не могли всего унести. Обвешанные оружием партизаны вернулись в покинутый лагерь, похоронили убитых. Над братской могилой дали залп и углубились в болотистый лес разыскивать свою бригаду.

Добраться до бригады удалось только к вечеру. Глебов сидел на пеньке, скинув кожанку. Рукав его гимнастерки был разрезан до плеча, и девушка-санитарка бинтовала ему руку.

– Вот и все, – сказала она. – Завтра надо еще перевязать.

– Ладно, там видно будет, – ответил командир. – Спасибо. Иди остальных перевязывай – там еще девять раненых.

Командир бригады с трудом втиснул в рукав раненую руку.

– Положение осложнилось, – сообщил он Гвоздеву. – Сегодня передам донесение. Враги нащупали нас и теперь не отстанут…

Утром отошли еще глубже в лес. Остановились на дневку, и Глебов собрал совещание с командирами четырех отрядов. Он уточнил потери. Они были не так велики, но все снаряжение, доставленное по воздуху, было потеряно. В отрядах недосчитывались многих людей. Накануне боя они ушли на задания и еще не вернулись. Связь с ними была потеряна.

– Каратели нанесли нам тяжелый удар, – сказал Глебов, выслушав всех командиров. – Скрывать это нечего. Но и поддаваться унынию тоже нет оснований. Надо решить, как нам быть дальше. Сначала я хочу послушать товарищей.

Голоса разделились. Одни предлагали возвращаться обратно в партизанский край, другие – стоять на месте, третьи – уходить дальше, готовить аэродром и снова ждать самолетов.

– У меня есть предложение, – поднялся с пенька Глебов. – Мы слишком густо собрались в одном месте. Это выгодно гитлеровцам. Так им легче расправиться с нами. Наши запасы уничтожены, а в деревнях добывать продовольствие трудно – вокруг немецкие гарнизоны. Поэтому отрядам надо немедленно рассредоточиться, запутать следы и оторваться от противника. Есть сведения, что он собирает вокруг нас большие силы. Согласие фронта на мое предложение сегодня получено. Считайте это приказом.

Здоровой рукой Глебов открыл полевую сумку, развернул на земле карту.

– Отряд Гвоздева отходит в сторону Луги и действует на железной дороге. Другой отряд…

Командир бригады указывал на карте районы действия партизанских отрядов, ставил задачи. Его больше всего беспокоила связь. Только ночью с большим трудом удалось связаться по радио с фронтом. Батареи едва давали напряжение, а новые сгорели на аэродроме.

– Тяжелораненых оставим на хуторе, – предложил Глебов. – Это надежное место. Для связи с ними выделим группу в несколько человек. После выздоровления раненые будут уходить в лес. Этой же группе поручаю связь с теми партизанами, что ушли на задания. Их нужно собрать и направить в свои отряды. Выступаем немедленно. Я вместе с штабной разведкой, с отрядом охраны направляюсь в Гдовский район, примерно вот сюда. – Глебов указал на реку Плюссу, синенькой жилкой протянувшуюся на карте вдоль Чудского озера.

В тот день расстался Ленька со своим отрядом. Прощались наспех – все торопились, хотели засветло пройти километров десять. Почти со всеми партизанам! Ленька попрощался за руку, а с Василием Григорьевичем и дядей Василием расцеловался.

– Ну, ступай, ступай, Леонид, не мешкай. Ваши тоже уходят, – сказал дядя Василий и отвернулся.

Тут же был и Митяйка.

– Ну, прощай! – сказал он.

– Прощай, – ответил Ленька. Ребята не хотели показывать своих чувств. Пожали друг другу руки.

Василий Григорьевич тоже был грустен.

– Будь здоров, Леня. Если удастся, пришли весточку. – Учитель обнял Леньку и вместе с Митяйкой и дядей Василием пошел нагонять отряд. Ленька постоял немного, посмотрел им вслед. Его друзья скрылись в зарослях леса, но шорох раздвигаемых ими ветвей еще долго доносился до Леньки. Потом стих и он…

Штаб партизанской бригады недели две не мог вырваться из лесов Струго-Красненского района. Только в половине ноября, когда снега еще не было, но морозы наступили крепкие, штаб в сопровождении трех десятков партизан пришел в Гдовский район к болотистым промерзшим берегам реки Плюссы.