Патефон [СИ]

Начало конца

— Я вернусь вечером? — спрашивает Бен, когда она уже заканчивает одеваться.

«Да! Да, конечно!»

Рей торопится кивнуть и запечатлеть поцелуй согласия на ставших такими знакомыми губах.

Бен возвращается к себе. Вернее, к Хаксу.

Он провел у Рей всего сутки, но кажется, будто между сегодняшним днем и позавчерашним пролегла целая пропасть, в которую канули даже не месяцы — годы.

Он уходил одним человеком, а возвращается другим. Внутри него словно что-то окрепло.

Там, где прежде была сосущая пустота, теперь прорастало, цепляясь нежными, но цепкими цветущими побегами за потрескавшуюся, будто иссохшая глина, изнанку его души, такое сладкое и в то же время тревожное чувство, которое касалось его своим мимолетным присутствием только в пору ранней юности, когда все еще было так остро, так ново.

Но сегодня это чувство другое. Его не сорвет первым ураганом, его не вытопчет небрежной поступью времени, его не выкорчевать: хоть побеги тонки и мягки, корни проросли так глубоко, что, даже если попытаться вырвать их, что-то непременно останется во влажной глубине и неизменно прорастет вновь с новой силой, сведя на нет все тщетные, глупые усилия.

Бен узнает это чувство и не сопротивляется. Не хочет, не видит в этом смысла. Напротив, он с исступленной радостью, на грани безумства, насаживает свое трепещущее сердце на этот стальной шип, наслаждаясь сладостной пыткой.

Он не помнит, когда в последний раз чувствовал себя таким беззаботным. Заходит в квартиру, кидает ключи на столик в прихожей, идет на кухню, рыщет в холодильнике, готовит с легким сердцем и здоровым чувством голода, завтракает, наблюдая вполглаза за глупым, но веселым ситкомом по одному из каналов Хаксового кабельного.

Где все те невзгоды, что буквально душили его еще несколько дней назад? Где снедавшая его тревога? Где злость на самого себя и на весь мир? Где, в конце концов, страх и растерянность, которые он прятал так глубоко, что едва ли сам мог дать себе в них отчет, но которые подтачивали его душевное равновесие не хуже копящегося в нем на манер газа в шахте гнева?

Где весь его неприятный, удручающий «багаж» жизненного опыта и отношений с теми немногочисленными девушками, с которыми ему удавалось сойтись чуть ближе?

Все будто испарилось.

Будто где-то у его жизни повернули тумблер, сменив день на ночь, черное на белое.

По правде говоря, Бен не думает ни о чем, кроме как о том, что вечер и ночь он и Рей снова проведут вместе. Что они продолжат узнавать друг друга всеми доступными им способами, что он снова будет держать ее в объятьях, что она будет смешить его своими остроумными, неожиданными ответами, написанными на недостойных таких сокровищ клочках бумаги…

Солнце выманивает его наружу. В обычный день он не дал бы ему шанса. Он не из тех, кто поддается эйфории, кто потакает сиюминутному настроению. Но сегодня он не прочь побыть тем самым бестолковым парнем, что бродит по городу, перебирая в уме в подробностях и красках свое вчерашнее похождение.

Наверное, ему будет даже полезно пройтись. Ему не сидится дома. Он бы отправился на пробежку или поискал поблизости тренажерный зал, но не брал в поездку спортивной одежды.

Он топчет в скверах не убранную еще листву. На по-прежнему зеленеющих парковых лужайках тонкий слой опавших желтых листьев бликует, как рыбья чешуя, и это наблюдение занимает его воображение. Все же здесь красиво и дышится легко.

В этот момент он вполне может представить себе, как остается здесь жить. Не из-за Рей.

Нет, из-за нее, конечно же. Но он ведь и впрямь мог бы поладить со здешней жизнью. Работать удаленно — с его специальностью это возможно. Снять жилье там же, где живет Хакс, и видеть Рей так часто, как она ему позволит.

Это… заманчиво.

Никто не будет знать, какой он на самом деле, и главное — этого никогда не узнает Рей. Он спрячет уродливую изнанку своей души, как будто ее никогда и не существовало, и притворится нормальным.

Нет. Он станет таким. Ради Рей.

Воодушевление растет по мере того, как он прокручивает в голове эти мысли по кругу, и за этим душевным подъемом он не замечает, как по ту сторону светлой стороны его фантазий о лучшей жизни ширится и приумножается призрачный страх.

Бен пешком доходит до центра. Прогуливается неспешно, ловит свое отражение в витринах магазинчиков, таких же маленьких, как и все вокруг. Его внешний вид в зеркальной поверхности изумляет.

Кто-то хмурый и мрачный шагает по этому городу, одетый во все черное. Он должен гулять здесь по ночам, чтобы не выбиваться из общей идиллической атмосферы днем.

На обратном пути к дому он минует ту самую булочную.

Бен останавливается в нерешительности через дорогу. Ему хочется ее увидеть, просто сказать лишний раз «Привет», возможно, убедиться, что она все еще ждет его вечером и что все это он себе не придумал.

Проезжая зона, как и тротуары по обе стороны, — узкая, и с такого небольшого расстояния он прекрасно видит ее сквозь широкие, свободные от любой драпировки окна.

Она отбивает чек на кассе, потом на ее место встает другая девушка, а сама Рей отходит в сторону — у прилавка, с другой стороны от очереди ее подманивает к себе черноволосый смуглый мужчина. Он что-то спрашивает, Рей улыбается, достает откуда-то стопку листов и выкладывает перед ним.

Потом они склоняются над листами. Рей перелистывает их, что-то показывает, делает пометки. Мужчина внимательно следит за ней, иногда прерывает ее, иногда улыбается, иногда хмурится и качает головой, выражая несогласие. В конце они смеются, как старые приятели, как друзья, разделившие на двоих известную им одним шутку.

Бен мрачнеет и с помутневшим рассудком продолжает свой путь к дому.

Он не ревнует. По крайней мере, не так, как ревнует мужчина к другому мужчине.

Но все же это ревность. Просто иного свойства.

Добравшись до подъезда, он все-таки обнаруживает причину своего беспокойства, и его открытие не делает ему чести — он прекрасно понимает это — но побороть себя не в силах.

Вернувшись в квартиру, Бен пытается избавиться от временного наваждения, которое может лишить его всех шансов на счастье. Он проверяет телефон, о существовании которого пытался забыть с позавчерашнего дня.

Пропущенные вызовы он просматривает мельком. Ничего непредсказуемого: мать, отец, рабочие номера и Хакс.

Сообщения он пролистывает с конца, и первые несколько из них от Хакса:

А вот и сообщения от матери:

И последнее, водрузившее наковальню ему на грудь: