Патефон [СИ]

Дни

В буднях его добровольной ссылки появляется смысл.

Бен не понимает, к чему ему эта игра, но она его забавляет.

Правила простые.

Утром она завтракает, музыка играет, и он не заставляет себя долго ждать. Делает вид, что это просто часть его дня, такой же ритуал, как и для нее. Они по-соседски улыбаются друг другу, кивают и поднимают кружки. А после следуют взгляды украдкой, которые Бен все силится разгадать.

Значат ли они, что он может спуститься на улицу к тому времени, как она соберется выходить на работу? Или просто зайти к ней однажды вечером и позвать поужинать?

Вообще он предпочел бы не выходить вдвоем на люди первое время. Он чувствует себя не лучшим образом, если пытается понравиться кому-то, и при этом старается вести себя нормально в общественных местах.

Хотя о чем это он? Скоро мать позвонит ему, скажет, что дело улажено, и он купит билет на самолет. А ключи от квартиры оставит у консьержки — такая была договоренность с Хаксом. Так о каком первом времени идет речь?

По вечерам же все совершенно иначе.

Песни, которые она выбирает для вечера, они… другие.

Иногда ему кажется, что это прямое обращение к нему. Все эти слова об одиночестве и ожидании, о любви и приглашении стать ближе. И, слушая их, он начинает думать, что должен идти к ней прямо сейчас, в этот момент. Найти ее мансарду будет несложно — в доме не так уж много квартир. Словно можно явиться к девушке, имени которой не знаешь, с которой не перемолвился ни единым словом, словно она его ждет.

Но он видит ее кутающейся в одеяло перед раскрытым окном, и она кажется увлеченной лишь музыкой и своими мыслями, так что, к счастью, навязчивые, безумные идеи покидают его так же быстро, как и появляются.

Он просто делает вид, что ему нравится дышать свежим воздухом. И хоть он стал накидывать кофту, открывая окна, он все равно успевает настояться до того, что его нос и уши краснеют от холода.

Утром он считает все это наваждением и обычно бывает доволен, хоть и не вполне искренне, тем, что не наломал дров, начав стучаться в двери дома чужого ему человека, одинокой девушки, наверняка напугав бы ее при этом.

Это — то дерьмо, в которое он пытается не вляпаться: ничего не ломать, не драться, не ломиться в чужое жилище.

А в том, что она одинока, Бен теперь уверен. По утрам и вечерам она всегда дома и всегда одна. Не видно кошки, вскакивающей к ней на колени погреться в еще ярких солнечных лучах, не слышно собаки, что лаяла бы, просясь на прогулку.

К наступлению выходных он полностью излечивается от своей хандры, зато «заболевает» этой их странной игрой. Он даже не уверен, играют ли они вдвоем, или он просто видит то, чего нет. Возможно, там, где ему, изнывающему от скуки и неопределенности, мерещится флирт, она видит лишь ничем не примечательного для нее парня, с которым по привычке дружелюбна.

Бен надеется, что в выходные что-то изменится. Глядя на ее размеренную жизнь, он сомневается, что у нее много планов, а значит, она, скорее всего, проведет дома целый день — хотя он может ошибаться…

И ошибается. После завтрака она исчезает. Но появляется к ужину, еще засветло. Заводит пластинку, выманивая его тем самым наружу. Машет и улыбается так, словно они давным-давно знакомы. Показывает обложку от пластинки, которую с такого расстояния он, конечно же, не может в подробностях рассмотреть. Но, судя по всему, для нее большая удача была заполучить эту редкость, поэтому Бен поздравляет ее искренней улыбкой.

Она не садится есть. Вместо этого ставит новую пластинку — ту самую, которой только что хвасталась, — и показывает на проигрыватель, как бы спрашивая:

«Как тебе?»

На таком расстоянии можно услышать друг друга, только если начать кричать. Но ни он, ни она, по всей видимости, не хотят превращать их общение в неуместные крики.

Бен вслушивается в голос и мелодию. Он не слышал этой песни раньше, но мотив кажется неуловимо знакомым. Или так ему кажется, после всех их музыкальных встреч.

Он не поклонник музыки, любой, но эта ему нравится. Может быть лишь потому, что ее выбирала она.

Он уверенно кивает. Это заставляет ее улыбаться ярче. Она подносит к лицу обратную сторону обложки, что-то ищет на ней, затем поднимает палец вверх: «Внимание!», и включает новую песню.

Та звучит бодро и весело. Даже шутливо. Бен сдержанно смеется в ответ.

Так она перебирает, кажется, все песни на пластинке, пока солнце не садится. И он уже начинает подумывать, не предложить ли ей вместе сходить куда-нибудь, но отвлекается, когда в гостиной звонит его мобильный.

Он жестом показывает: «Минуту», и уходит, чтобы посмотреть на входящий вызов.

Это мать.

С чувством необъяснимой досады он отвечает, чтобы услышать, что его дело затягивается, и хоть Митака и не собирается выдвигать обвинений против него, все равно понадобится время, чтобы все уладить; что юридически к нему, Бену, нет никаких вопросов, но было бы лучше, если бы он не появлялся в стране еще неделю-другую, ведь журналисты до сих пор осаждают их, Леи с Ханом, дом.

Бен отчего-то выдыхает с облегчением. Задержаться на неделю-другую — это он, пожалуй, с радостью.

Он бросает телефон на стол и возвращается на лоджию.

Окна мансарды соседнего дома уже закрыты, но прикрытые ставни светятся изнутри теплым желтым светом, а музыка звучит приглушенно.

Бен улыбается, представляя, что сейчас она танцует наедине с собой, и с этой мыслью закрывает свое окно.