Патерик старца Паисия. Истории и притчи преподобного Паисия Святогорца

СКОЛЬКО ВЕСИТ ПЕСОК

Маленькие грешки тоже имеют свою тяжесть. Когда, не имея каких-то серьезных грехов, я приходил на исповедь к батюшке Тихону, то он говорил: «Песочек, сынок, песочек!» Маленькие грешки собираются в целую песочную кучу, которая по весу может превышать один большой камень.

СТРАШНАЯ ЖЕРТВА

Когда-то на Афоне в пещере преподобного Афанасия жил старец с двумя послушниками, один из которых был иеромонахом, а другой — иеродиаконом.

Как-то раз послушники пошли в одну церквушку служить литургию. Священник очень завидовал диакону, поскольку тот был умнее и способнее его во всем. Однако и сам диакон содействовал этой зависти своим эгоизмом. Итак, священник внешне приготовился к служению Божественной литургии: прочитал правило ко Святому Причащению и сделал все, что положено. Однако, к несчастью, он не сделал главного — не подготовился к литургии внутренне. То есть ему надо было смиренно поисповедоваться, чтобы изгнать из своего сердца зависть и ревность. Ведь если мы переодеваемся в чистую одежду и моем голову — эти страсти от нас не уходят. Ну так вот, иеромонах подготовился к служению литургии лишь внешне, вошел в алтарь, где приносится Страшная Жертва, и начал было проскомидию. Но внезапно раздался страшный гром, и он увидел, как святой дискос поднялся с жертвенника и исчез. Они не смогли служить литургию. Помысел говорит мне, что если бы Благий Бог не помешал им таким образом и священник, находясь в неподобающем духовном состоянии, приступил бы к служению Божественной литургии, то с ним бы случилась страшная беда.

«СОСТАРЮСЬ-ПОКАЮСЬ»

Те, кто говорят, что покаются в старости, как могут быть уверены в том, что успеют покаяться и смерть не застанет их врасплох? Помню одного подрядчика, проводившего греховную жизнь. «Вот состарюсь, — говорил он, — поеду в Иерусалим, омоюсь в Иордан-реке — и все мои грехи изгладятся». И он продолжал жить, как жил. Наконец, когда он дошел до того, что у него больше не было сил грешить — ходил и то еле-еле, — решил ехать в Иерусалим. «Слушай, — сказал он одному из своих мастеров, — решил я съездить в Иерусалим, омыться в Иордан-реке». — «Э, хозяин, — ответил ему тот, — если ты чист, то доедешь, если нечист — не доедешь». Как напророчил все равно! Только лишь подрядчик доехал до Афин, чтобы оформить необходимые документы, как умер. Какие-то люди забрали все его деньги, отвезли его в похоронное бюро и оттуда в гробу прислали назад — в его город.

ДОЛГ

Один мой знакомый полицейский, служивший в конвойном управлении, не переставая плакал, потому что преступник, которого ему пришлось конвоировать из одной тюрьмы в другую, за множество преступлений был приговорен военным трибуналом к высшей мере наказания и расстрелян. Полицейский начал разыскивать родственников расстрелянного, кое-кого отыскал и попросил у них прощения. Но один из родственников преступника, живший в Америке, прислал ему такой ответ: «Да его давным-давно надо было расстрелять, ведь столько людей осталось бы в живых!» По долгу службы просто отконвоировал в тюрьму злодея и считал себя виновным в его смерти.

УЗКИЙ ПУТЬ

Как-то на Афоне я случайно набрел на хижину, в которой жил один человек вместе с кошками и собаками. Боясь пожара, он даже не зажигал огня для тепла. Этот человек был забыт и оставлен всеми! Мне стало за него больно, но, когда я стал выражать ему свое сочувствие, он ответил: «Не жалей меня, монах. Я должен помучиться. Если бы ты знал, сколько я всего натворил, ты бы меня не жалел. Для меня и те условия, в которых я живу сейчас, чересчур хороши». Но разве Бог не устроит спасение такого человека — какие бы грехи он ни совершил раньше? Недавно, когда я был в больнице, ко мне подошла одна женщина, руки которой были настолько исколоты от переливания крови, что на них было страшно смотреть! Там буквально не было живого места! «Во мне нет ничего доброго, — говорила мне она. — Но, может быть, Бог пожалеет меня и возьмет в рай. Ведь у меня есть такой-то порок, такой-то недостаток…» — и она обличала себя в целой куче разных недостатков. Какой же тонкой работой по отношению к себе она занималась! Я не видел другого человека, находящегося в подобном состоянии!

БРАТЬ ВИНУ НА СЕБЯ

Один отставной офицер с величайшим сокрушением рассказывал мне о том, что он сделал, будучи восьмилетним мальчиком. Он отнял у другого ребенка мячик. Этот мячик он продержал у себя всего одну ночь, а на следующее утро его возвратил. Рассказывая мне об этом случае, этот человек плакал из-за того, что огорчил своего ближнего. Выйдя в отставку, он разыскал всех, кого по долгу своей службы чем-то огорчил — даже тех, кого он огорчил, выполняя свой служебный долг, — и попросил у этих людей прощения! Меня поразило устроение этого человека: он брал на себя всю вину. Сейчас он живет в деревне и из своих сбережений подает милостыню нуждающимся. Его девяностопятилетняя разбитая параличом мать прикована к постели, и он сам ухаживает за ней. Поскольку, ухаживая, он вынужден видеть тело своей матери, его мучает такой помысел: «Если Хам, увидев наготу своего отца, был за это наказан, то что ждет меня, видящего наготу своей матери?!» Этот человек непрестанно плакал. Его лицо было просветленным. Какую же пользу оказало мне его сокрушение!