Паутина Циолковского, или Первая одиссея «Мира»

Эпилог СКВОЗЬ ИГОЛЬНОЕ УШКО

«Мир» почти вплотную подошел к объекту. Но самого объекта больше не было. Он исчез. Вокруг была, в принципе, изотропная меднопылевая туманность, окрасившая космос в уже хорошо знакомые Шестуну красно-изумрудные вихри меди и ее оксида — все, что осталось от легендарной Медной сферы, где жители Терры пытались овладеть законами времени и пространства.

Шестун уже дважды повторял этот маневр. Едва «Мир» отходил назад, объект появлялся в виде странной гравитационной линзы, едва же корабль подходил ближе 0,1 а.е., объект вновь исчезал. Но, несмотря на исчезновение самой линзы, мощность гравитонных потоков продолжала усиливаться и исходила из небольшой области всего около полукилометра в диаметре.

— Это временная петля? Мы вошли в нее, командир? — спросил сидевший рядом с Шестуном Сайнс.

— Может быть. Вся суть, видимо, в том, что мы не сможем точно уловить сам переход — резкой границы, конечно же, нет, но, думаю, это связано с исчезновением гравитационной линзы — мы, возможно, уже перешли некоторый барьер. Есть ли сигналы с Терры?

Сайнс запросил лабораторию. На экране видеосвязи тут же появилась Даша:

— Докладывает офицер Рыбачук. Связь с Террой сохраняется, однако после исчезновения гравитационной линзы все излучение резко изменяется — прежде всего происходит удлинение волн и, как следствие, значительные искажения.

— Есть ли замедление? Поведение времени? — спросил Шестун.

— Есть значительное замедление. Сейчас наши сутки примерно вдвое короче эквивалентных суток на Терре и на Земле, а они, как известно, почти равны между собой.

— Мы живем в два раза быстрее?! — вновь спросил Шестун.

— Да, — кивнула Даша: — Это связано с усилением гравитонного потока неясного происхождения. Расчеты показывают, что мы медленно падаем наподобие падения на черную дыру. Но самой дыры как бы и нет. Все точно так же, как и перед тем, когда мы попали в другое время, в прошлое.

— Все ясно, спасибо! — поблагодарил Шестун.

Когда экран погас, Шестун отдал приказ начать медленное движение вперед. Для Андрея не осталась незамеченной странная гримаса, перекосившая лицо Сайнса во время отдания приказа.

— Что случилось, Пил?

— Командир, а где гарантия, что мы попадем в свое время?! А вдруг мы окажемся в еще более глубоком прошлом? Ведь нам известно и о второй Медной сфере. Может быть выход именно там?! Вряд ли Паутина Циолковского является и входом, и выходом одновременно.

— Вокруг второй Медной сферы нет гравитационной линзы и возмущений потоков гравитонов. Там нет той огромной массы, которая есть здесь. Поэтому вторая сфера, скорее всего, просто несостоявшаяся попытка создать пространственно-временной переход. А попадем ли мы назад в будущее или в еще более глубокое прошлое… Да, Пил, мы не знаем этого наверняка, но… Это наш единственный шанс. И что-то мне подсказывает, что мы движемся в верном направлении. Отправляйся в Центр ориентировки и лично проследи за направлением движения — мы должны двигаться строго параллельно бикронным потокам задних маяков корабля. Строго параллельно!

— Но так значительно возрастут нагрузки! Может, начнем падать по небольшой спирали?

— Придется потерпеть! Всем нужно зафиксироваться! Спираль может значительно удлинить наш путь, — а это нежелательно, — возразил Шестун.

— Есть, командир! — козырнул Сайнс и спустился вниз.

«Мир» медленно продвигался вперед. Шестун запросил последние данные у Центрального компьютера. Во многом все было схоже с движением «Мира» к Паутине Циолковского еще до перехода через пространственно-временную петлю, но были и отличия. Если при первом переходе вначале резко изменялись свойства пространства, а затем, наоборот, медленно приходили в норму перед выходом из Паутины Циолковского, то сейчас все было зеркально наоборот окружающие «Мир» поля изменялись очень медленно и пока не происходило ничего особенного. Впрочем, так, видимо, и должно было быть — во всяком случае Андрею казалось вполне логичным, что при обратном переходе параметры пространства должны изменяться в обратном порядке.

Примерно через полтора часа приборы начали фиксировать первые миражи. Вначале ничего нельзя было рассмотреть, но радары и локаторы настойчиво указывали на то, что со всех сторон «Мир» окружают виртуальные корабли. Самым странным было то, что вновь появившаяся Фата Моргана воспринималась приборами, как серия абсолютно реальных объектов. Чуть ниже, через главный иллюминатор, Шестун уже мог без труда рассмотреть величественную картину миражей — десятки кораблей заполнили все окружающее пространство и их изображения, прорывавшиеся сквозь зеленовато-красную пелену меди и ее оксидов, создавали странную фантасмагорическую картину. На этот раз Шестун разрешил оставить иллюминаторы открытыми и теперь командир не сомневался, что все, кто не был непосредственно связан с движением корабля, наслаждаются величественной панорамой. В такие минуты Шестун всегда думал о Боге.

Чуть позже появились миражи кораблей впереди и позади «Мира». По сути, корабль вновь попал в плотный цилиндр из своих собственных отражений и лишь впереди слева и сзади справа от оси движения виднелись небольшие, свободные от миражей островки туманности.

Шестун поймал себя на мысли, что ему все время хочется наглядно представить структуру пространственно-временной петли, но у него этого никак не получалось.

На экране видеосвязи появилась Даша:

— Есть новые данные об излучениях. Зафиксированы слабые ритмичные сигналы бикронного излучения. Если увеличить их частоту в 1,8 раза, то они по своим параметрам будут близки к маяку на Саксе — второй планете Урала ближайшей соседки Витязей. Ближе к Витязям нет ни одного другого маяка. За последние десять минут сигнал стал еще более отчетливым, но длина волны также возросла. Думаю, что это очень важно.

— Поднимайся ко мне! — кивнул Шестун.

— Почему ты думаешь, что это именно маяк с Сакса? Ведь у каждого маяка своя частота! Разве нет маяков с такой же длиной волны, как зафиксированная? — сразу же спросил Шестун, как только Даша оказалась в Центральном Пульте Управления.

— Есть, но они расположены слишком далеко отсюда. Важно другое мощность гравитационного натяжения также больше нормы ровно в 1,8 раза. Я несколько раз проводила расчеты по корреляции. Каждый раз — полное совпадение. Как только возрастает гравитация, тут же увеличивается и длина волны излучения маяка. Но те же показатели были и при нашем первом прохождении через Паутину Циолковского.

— Каково тогда было максимальное отклонение от нормальной величины гравитационного натяжения?

— Двоекратное.

— Значит, мы подходим к центру.

— Кроме всего прочего, корабли-миражи испускают вполне реальные радарные бикронные сферы. Именно реальные, а не виртуальные — сферы фиксируются приборами! — добавила Даша.

— Это естественно. Было бы странно, если бы мы видели и фиксировали самих себя, но не фиксировали бы ряд излучений — видимо, происходит преломление любых видов излучений.

Экран связи вновь загорелся ярким неоновым светом и на мониторе появился Сайнс:

— Командир, система ориентировки дает сбой!

— Мы не можем определить координаты?

— Бикронный локатор вообще перестал работать нормально — согласно его показаниям мы кружимся на одном месте с радиусом около километра, а гравитационный радар вообще дает нам координаты, лежащие вне области Паутины Циолковского! Но и это не все — и локатор, и радар дают точно такие же координаты любому из элементов Фаты Моргана. Автоматика дезориентирована!

— Перейти на ручное управление! Включить систему аварийного слежения! приказал Шестун.

Тем временем Даша, впервые увидевшая величественную панораму миражей сквозь огромный обзорный иллюминатор ЦПУ, будучи не в силах оторвать взгляд от открывшейся ее взору картины, восхищенно произнесла:

— Господи, как красиво! Красиво и странно одновременно! Как будто бы вокруг нас гигантские кривые зеркала!

— Зеркала?! — переспросил удивленный Шестун.

Интуиция вновь подсказала ему какую-то догадку, но мысль оказалась слишком мимолетной и неуловимой. Шестун чувствовал, что есть что-то основное, главное, что он пока не в силах понять, но так ничего и не мог поделать, будучи даже не в состоянии четко осознать собственные мысли.

— Андрей, что это?! — вдруг закричала Даша и показала рукой на обзорный экран. Проследив за ее взглядом, Шестун вновь похолодел и внутренне съежился — прямо на них надвигалась задняя часть корабля. Казалось, это был всего лишь мираж, но вместе с тем, во всей этой картине было что-то зловеще реальное, заставившее Андрея насторожиться. Почти тут же взывали системы слежения, предупреждая, что в опасной близости от корабля находится посторонний материальный объект.

— Включить экстренное торможение! — приказал Шестун, но было уже поздно — «Мир» с грохотом налетел на собственный «мираж».

Андрея отбросило в угол и он едва не разбил голову. Даше повезло больше — в момент удара она сидела в кресле и ее успела задержать автоматическая страховка. Командиру показалось, что было два удара, но он поначалу не придал этому значения — нужно было осмотреть возможные повреждения.

Вскочив на ноги, Шестун отдал приказ полностью остановить корабль и произвести оценку нанесенного столкновением ущерба. Андрей удивленно рассматривал корабль-мираж, оказавшийся на поверку совершенно реальным объектом. И обшивка, и сверхпрочный металлопластик главного обзорного экрана и остальных иллюминаторов «Мира» были рассчитаны на огромные, в несколько десятков тысяч земных атмосфер давления и обладали колоссальным запасом прочности. И, вместе с тем, экран прочертила большая трещина, а обшивка Пульта явно оказалась вогнутой вовнутрь. У корабля-двойника был поврежден один из боковых выносных бикронных реакторов.

— Неужели и здесь удвоение?! — воскликнула Даша, со страхом наблюдая за трещиной на экране.

Но трещина больше не расширялась — вначале она перестала расти в длину, а затем и вовсе начала уменьшаться — заработали аварийные системы регенерации металлопластика. Но обшивка продолжала оставаться вогнутой несмотря на все усилия встроенной гидравлики. Приборы показывали чудовищное давление, прижимавшее оба корабля друг к другу. Шестун без труда мог рассмотреть иллюминаторы хвостовой части корабля-двойника, который, несомненно, был точной копией «Мира».

Через некоторое время на связь вышел Сайнс и доложил сводку повреждений:

— Погибших нет. Раненых — семь. Двое — тяжело. У них переломы позвоночника и разрывы спинного мозга. Поврежден правый выносной бикронный реактор — почти одновременно с лобовым ударом мы получили удар в хвост от второго двойника. У них поначалу была трещина во весь экран, но теперь, похоже, система регенерации сделала свое дело и наши приборы ее больше не фиксируют. Встроенная гидравлика не работает — давление извне все время уравновешивает ее усилия…

Шестун не слушал донесение своего заместителя — его неожиданно поразила дикая и одновременно совершенно логичная догадка:

— Пил, повтори еще раз информацию о втором ударе!

— Второй удар случился практически одновременно с первым. Мы, по сути, оказались между молотом и наковальней, посреди двух кораблей-двойников «Мира» и какая-то сила продолжает сдавливать нас. Поврежден правый боковой бикронный реактор…

— Немедленно в хвост — обязательно выгляни в центральный хвостовой иллюминатор и попробуй установить визуальный контакт с экипажем двойника! приказал Шестун.

— Странно, командир, но у нас ко всему прочему отказало боевое оповещение — компьютер не видит ничего, кроме нас. Задействовать систему вручную?

— Не надо. Отправляйся к иллюминатору! — возразил Шестун.

— Есть, командир!

Не теряя времени, Шестун вошел в прямой контакт с Центральным компьютером. На вопрос о причине повреждений ЦКК выдал странное сообщение о том, что других кораблей нет и «Мир» ударился сам о себя. При этом, по мнению компьютера, сохранялась возможность двигаться в любую сторону, но только не вперед или назад.

— Почему ЦКК не видит двойников? Он должен их видеть даже в том случае, если они — абсолютные копии?! — удивилась Даша.

— А потому, что нет никаких двойников — это мы сами! — убежденно сказал Шестун.

— Как это понимать? Не хочешь же ты сказать, что мы сами себя протаранили?!

— Именно так! Смотри! — сказал Шестун и вызвал на связь Сайнса: — Ты в хвостовом отсеке?

— Да.

— Что видишь?

— Корабль-двойник, светится экран обзора.

— А сейчас он мигнет три раза подряд! — предупредил Шестун и трижды погасил и включил освещение в ЦПУ.

— Не может быть! — изумился Сайнс. — Значит это…

— А теперь ты сделай то же самое!

Сайнс выполнил приказ и Шестун и Даша тут же увидели, как трижды загорался и вновь гас свет в центральном хвостовом иллюминаторе двойника.

— Это мы сами?! — наконец поняла Даша.

— Именно! Сайнс!

— Да, командир?

— Подготовить люк на ЦПУ к стыковке с хвостовым люком. Попробуем сходить в гости к самим себе! — приказал Шестун и, повернувшись к ошеломленной девушке, добавил: — Думаю, что мы первыми из экипажей Цивилизации состыкуемся сами с собой, если, конечно, мы не попадем в пасть к самому дьяволу.

— Но как это возможно?!

— Помнишь, ты говорила о зеркалах? Так вот — то, что мы видим, это не совсем Фата Моргана в традиционном понимании — мы видим самих себя со стороны во множестве ракурсов. Смотри — сейчас все миражи Фаты по бокам цепочки стоящих друг за другом кораблей! — сказал Шестун, указывая на участки космоса, не закрытые корпусом хвоста корабля.

Даша с удивлением убедилась, что Андрей прав.

— Думаю, что мы попали не в другое время — мы попали в другой мир. Терра, Гефест и вся та вселенная, где нет маяков — параллельный мир. А Паутина Циолковского находится одновременно в обоих вселенных — нашей и параллельной. Они, видимо, соединены узкой горловиной в четвертом измерении. Недаром резко изменился коэффициент макрокривизны пространства и вдвое возросло напряжение гравитационного поля! Помнишь их идею построить гигантские медные сферы?

Даша кивнула, не допуская даже самой возможности перебить Андрея.

— Так вот, — продолжал Шестун. — Сферы были просто огромны. В их центрах, видимо, были созданы генераторы гравитации. Скорее всего, целью чужаков была сингулярность — как известно, в объеме уже около 10(-33) см куб. и плотности, превышающей критическую, возникает пространственно-временная пена. Непрерывного времени уже нет — возникает сингулярность и отдельные флуктуации квантованного времени, минимумом которого является 10(-44) сек. А теперь вспомним школьную модель сингулярности — она очень важна и наглядна для нас. Представим, что в воздухе натянута некая эластичная пленка. На нее мы положим несколько шариков — центров масс. Они вытянут своей тяжестью воронки вниз. Теперь двумерное пространство искривлено под действием притяжения. Но при сингулярности воронка становится практически бесконечно длинной, хотя на самом деле просто замедляется время падения. Оно стремится к бесконечности. Вот и модель черной дыры. Но получить сингулярность искусственно очень сложно — по сути одна из медных сфер попросту не выдержала чудовищного давления и взорвалась, так и не позволив создать внутри себя сингулярность. Возможно, этому помешали какие-то технические ошибки, возможно — что-то другое, например — столкновение с кометой или астероидом. Мы этого не знаем. Но, в любом случае, на месте второй медной сферы ничего не образовалось она взорвалась, образовав туманность из медно-оксидной пыли, схожую по составу с Паутиной Циолковского. А вот во второй сфере удалось достичь сингулярности. Центр масс стал вытягивать воронку «вниз». А теперь представим, что внизу находится еще одна вселенная — на этот раз уже наша. Воронка достигает ее и… И образуется переход. Обе вселенные соединяются при помощи узкой горловины. Большая часть вещества сферы выбрасывается в нашу Вселенную, коллапс останавливается, меньшая часть образует туманность на месте бывшей медной сферы и незначительная часть вещества остается в самой горловине. Таким образом, получается кротовая нора — гравитационная соединительная воронка не видна, потому что все ее пространство занято останками медной сферы. По сути, она спрятана внутри Паутины Циолковского.

— Значит, мы не совершали перемещений во времени? — догадалась Даша.

— Наверняка этого сказать нельзя, однако, вместе с тем, вряд ли этот переход, если он и есть, заметен. Пока мы здесь — мы живем в два раза быстрее, чем на Терре или на Земле. Течение времени прямо пропорционально коэффициенту макрокривизны пространства и гравитационной составляющей.

— А если время на Терре и Земле течет по-разному?

— Данные свидетельствуют о том, что наша Вселенная и параллельная имеют практически одинаковую кривизну, поэтому их массы, видимо, близки, а значит и время течет примерно одинаково.

— Это значит, что если все будет нормально, мы сможем вернуться, а также сможем вновь полететь на Терру за Мюрреем и колонистами?! — радостно воскликнула Даша.

— Думаю, что да. Это как раз тот наш шанс, на который я рассчитывал. А столкновение только окончательно убедило меня в этом, — кивнул Андрей.

— Каким образом?

— Горловина имеет искусственное происхождение, поэтому она очень узкая. Думаю, что ее сечение по всем осям в самом узком месте не превышает 400 метров. Мы просто ударились сами в себя. Представь, что по горловине, соединяющей две наши модели вселенных, движется двумерный корабль. Все будет нормально только в том случае, если размеры самой горловины значительно больше. Если они меньше — корабль вообще не сможет пройти — для него просто мало пространства в переходе. Если же эти размеры сравнимы, как в нашем случае, есть риск, что при неправильной ориентации курса корабль может застрять. Я не случайно приказал двигаться только параллельно бикронным потокам, испускаемым нашими боковыми маяками. Но, видимо, что-то не сработало и мы ударились сами в себя.

— Что же теперь делать? Почему этого не произошло в первый раз?

— В первый раз мы шли прямо по курсу, поэтому ничего не заметили. Кроме того, горловина очень узкая со стороны нашей Вселенной — лишь немногим шире, чем здесь, а с другого конца переход очень плавный. Вероятно, при возвращении сохранить ориентацию сложнее.

— А не может так быть, что горловина стала сужаться? — с тревогой спросила Даша.

— Вряд ли, хотя полностью этого исключать нельзя. Думаю, что все станет ясно, когда мы передадим собранную информацию в центр. А сейчас нам надо просто развернуть корабль и расцепить нос и собственный хвост.

— Командир, люки соединены! Герметичность — полная, — доложил Сайнс, прервавший их беседу.

Шестун выглянул через главный экран наружу — между хвостом и носом был натянут переходный мост с молеоновой сеткой снаружи и металлопластиковой гофрированной трубой внутри. Сам переход мог выдерживать температуру в 6000 К и давление порядка 1000 атмосфер.

— Вижу. Заполняйте переход кислородом и иди ко мне.

— В Пульт?

— Ко мне по стыковочному переходу!

— Как к Вам по переходу?! — удивился Сайнс: — С излучателем?

— Через несколько минут ты окажешься у меня в рубке. Я вижу переход это не двойник, это мы сами! Излучатель можешь взять с собой, но только не используй его.

— Понял, командир. Ну и дела — состыковать собственные нос и корму! Да дома никто в это не поверит! — откликнулся Сайнс и, видимо, насвистывая под нос какую-то песенку, двинулся по переходу.

— Я на месте! — через некоторое время доложил Сайнс.

— Поднимайся наверх! — приказал Шестун: — Только оставь излучатель внизу.

— Все равно с излучателем разрушитель не пропустит! — засмеялся Сайнс.

Створки лифта разошлись в стороны и в ЦПУ вошел не перестающий удивляться Сайнс:

— Неужели я все-таки дома?!

— А как же?! В ином случае ты должен допустить, что строго друг за другом выстроилось бесконечное множество «Миров», в которых находятся наши бесчисленные двойники, — заметили Шестун.

— Уму непостижимо — через хвост выйти в нос корабля! — удивленно сказала Даша.

— Только сейчас мы, наверное, наконец-то по-настоящему можем оценить работу старика Эйнштейна. Понятия «пространство» и «время» и в самом деле слишком относительны. Даже… слишком «слишком», быть может, относительны! подытожил Шестун.

Пояснив Сайнсу все, что с ними произошло, Шестун приказал готовиться к разблокировке. При необходимости Андрей готов был отстыковать и подвергнуть бикронной аннигиляции хвостовой отсек, чтобы получить пространство для маневра, но в итоге этого не потребовалось — «Мир» продолжал по инерции двигаться по четырехмерной горловине в сторону своей Вселенной и, благодаря тому, что кривизна пространства немного снизилась, а сама горловина, напротив, едва заметно расширилась, между хвостом и носом корабля вновь появился зазор. Как ни ничтожно мал он был, но все же экипажу удалось осторожно развернуть корабль перпендикулярно силовым четырехмерным гравитационным кольцам и продолжить путь.

— Есть четкий сигнал маяка! Он немного запаздывает, но все равно уверенно фиксируется! — доложил возбужденный Сайнс. — Кривизна гравитационного поля приближается к критической.

— Вести дальнейшие наблюдения! — приказал Шестун и, повернувшись к Даше, пояснил: — Как только кривизна станет критической, мы покинем зону Фаты Моргана, а это означает, что мы уже без пяти минут дома!

Шестун и Даша прильнули к иллюминатору, чтобы не пропустить момент перехода.

Миражи постепенно тускнели, увеличивались в размерах, а затем медленно, один за другим стали исчезать. Уже нельзя было заметить ничего особенного, лишь приборы фиксировали следы виртуальных двойников «Мира» в радиодиапазоне. Затем, как только корабль преодолел зону критической кривизны гравитационного поля, исчезли и эти последние слабые остатки величественной фантасмагории миражей.

— Фиксирую позывные «Филадельфии»! — радостно закричал Сайнс: — Похоже, что они где-то недалеко от Паутины. Думаю, что они уже нас запеленговали.

— Попытайся активизировать радиосвязь! — приказал Андрей и включил Главный компьютер.

«Мы в кубе 716-215-318. Произвожу точное сканирование окружающего излучения. Сканирование затруднено медной пылью. На расстоянии 0,1 а.е., за внешней границей туманности обнаружен космический корабль. Согласно его позывным — это «Филадельфия». Мы находимся на периферии двойной системы Витязь А — Витязь Б, — бесстрастно доложил компьютер, высветив сообщение прямо на прозрачном пластике главной панели обзора.

— Мы дома, Даша! Почти дома! Мы вернулись! — крикнул Шестун и обнял девушку.

Даша кивнула в ответ и по ее щекам покатились слезы.

— Нам удалось это! Удалось! Поздравляю всех членов экипажа! Мы вернулись! — кричал Шестун, включив общекорабельный канал экстренной связи.