Пенаты

Глава двадцатая

«Ладно, — решил он, — ладно, пропади пропадом бесовский ручей, кто мне мешает просто перейти шоссе и выйти к станции лесом или одной из улочек?!»

И, с рюкзачком на левом плече, раным-рано поутру двинулся он к шоссе, но, дабы не встретить в очередной раз курсирующего с мешком от почтового ящика к дому Николая Федоровича, сначала прошел он изрядное расстояние за курируемый грядущим нобелеатом почтовый облезлый ящик по тропке вдоль шоссе.

Навстречу ему по шоссе ехала старая-престарая телега, в телегу впряжена была смирнейшего вида сивая кобыла; в качестве возницы восседала с вожжами в руках не очень старая и очень загорелая женщина в белом платочке.

— Тпр-р-р-у-у! — сказала женщина кобыле, поравнявшись с ним и улыбаясь ему; оказалось — у дамы с вожжами один-единственный зуб — остальные блистательно отсутствуют, при этом дама ничуть не стеснялась улыбаться во весь рот.

— Молодой человек, не нужно ли вам молока? Недорого продаю, молоко хорошее.

В телеге стояли огромные бидоны, между бидонами сидела тихая маленькая тощенькая сероглазая девочка.

— Спасибо, нет, — отвечал он улыбающейся однозубой молочнице.

— Вы ведь от домов идете? — спросила та. — От домов на берегу?

— Да.

— Не заметили, Адельгейда дома? На станцию в магазин не ушла?

— Не видел.

— А я вот вас никогда тут не видала.

— Вы туда молоко привозите? В дома на берегу? — спросил он просто для поддержания разговора, потому что телега стояла, а молочница смотрела на него не без любопытства.

— Да, два раза в неделю. Вы, должно быть, гость чей-нибудь?

— У Маленького веранду снимал.

— Надо же, — сказала молочница, — они ведь никогда никому не сдают. Попробовать молочка не хотите?

— Я уезжаю, мне молоко покупать ни к чему.

— Как это уезжаете? Поезда отменены.

— Совсем? — спросил он, растерявшись.

— Почему совсем? Один прошел в пять пятнадцать, второй — в шесть десять. До шести вечера поезда отменены. Рельсы, что ли, ремонтируют.

— Не может быть.

— Может, может. Знаю точно. Мне внучку сегодня в город везти. Куда же ее в пять утра? Я сегодня молоко развозить не собиралась, да до шести все равно не выехать.

Лошадка тронулась неспешно, он нехотя, с неудовольствием поплелся за телегою.

«Не везет, вернулся, плохая примета, теперь пути не будет».

Он вернулся к шоссе в начале шестого. Его ожидал очередной сюрприз. Словно весь транспорт области курсировал по одному маршруту, машины шли сплошняком, ему было не перебежать на ту сторону. Сперва он решил — все из-за отмены поездов. Но и в шесть, когда поезда пошли, он слышал их шум там, далеко, наверху, и грохот товарных, и мерный, не такой длительный, стук колес электричек, картина не изменилась. До семи часов пытался он найти окно в сплошном автомобильном потоке; ни одного интервала, ни малейшей возможности оказаться на той стороне ему не представилось.

В семь он сдался.

Его любимое пространство восстало, оно было заодно с Николаем Федоровичем. С шоссе ему так же не везло, как с ручьем. У него были еще две возможности: попробовать двигаться в сторону дюны куда шли они с Ларою на дальний пляж, и там, отмахав километров пять, перейти шоссе в месте, где строили виадук, в точке объезда, в зоне дорожных работ; либо попытаться отплыть подальше, поглубже и пересечь ледяной ручейный поток, который, возможно, где-нибудь да рассеивался, пропадал, растворялся. Поскольку в приметы он верил, он отложил третью попытку на следующий день.

Жизнь научила его: не надо зацикливаться на неудачах, неудачи липки и мстительны, следует выкинуть их из головы, полегкомысленней, полегкомысленней, отстанут сами.

— Нет ли у вас лодки? — спросил он Маленького.

— Вон их сколько на пляже лежит, не знаю чьи, да все дырявые, ветхие, блезир один. А у меня нету.

— Как же — у воды живете, а лодки нет?

— Вода воде рознь, — рассудительно отвечал Маленький. — Жил бы у озера, у реки, может, была бы и лодка. А на заливе не обзавелся. Зачем мне лодка? А вам зачем?

— Барышню бы покатал.

— Спросите у Николая Федоровича, у него в сарае лодка имеется; ежели в приличном состоянии... Что-то я никогда его на веслах не видел. И не помню, чтобы он лодку смолил. Спросите, что вы теряете?

— Да ладно, — сказал он. — Он меня не любит. Мы вечно цапаемся. В другой раз.