Перелом. От Брежнева к Горбачеву

НА ПОЛИТБЮРО

3 октября 1983 года меня вызвали на Политбюро.

К 11 часам я подъехал к Васильевскому спуску, получил пропуск у Спасских ворот и прошел в Кремль на Ивановскую площадь. Прямо передо мной стояло желтое трехэтажное здание бывшего Сената, построенное Казаковым еще при Екатерине Великой. Вернее, виден был только один его острый угол, где находилось «крылечко», куда подкатывали ЗИЛы с членами Политбюро и секретарями ЦК. А все здание, построенное гигантским треугольником, скрывалось за этим «крылечком».

Там на третьем этаже располагался главный командный пункт советского государства: кремлевский кабинет генерального секретаря ЦК КПСС, зал заседаний Политбюро и таинственная «Ореховая комната».

По неписаной традиции, заведенной еще Лениным, Политбюро заседало по четвергам с 11 часов. К этому времени собирались все приглашенные. Но очень редко заседание начиналось в назначенное время — обычно с опозданием на пятнадцать, двадцать, а то и сорок минут. Это в «Ореховой комнате» члены Политбюро согласовывали единую линию, чтобы, не дай Бог, показать даже архипреданной верхушке, что между ними существуют разногласия. Поэтому, если выработать общую точку зрения не удавалось, следовало соломоново решение — отложить вопрос.

Их мудрое решение кандидаты в члены Политбюро и секретари ЦК ждали в зале заседаний. А остальные приглашенные толпились в «предбаннике», где стоял большой круглый стол, на котором всегда были стаканы с крепким чаем в традиционных кремлевских подстаканниках с гербом, сушки и бутерброды.

Этот «предбанник» по сути дела был единственным тогда «клубом деловых людей», где раз в неделю могли встречаться советские руководители высшего и среднего звена — генералы, учёные, руководители предприятий. Там без всяких бюрократических рогаток они напрямую обсуждали и решали интересующие их дела, рассмотрение которых в противном случае потребовало бы многих месяцев хождений по инстанциям. Трудно себе представить, как вообще работала бы государственная машина Советского Союза без этих еженедельных посиделок в «предбаннике».

В то утро, пока «старейшины» заседали в «Ореховой комнате», я стоял с начальником Генерального штаба маршалом Н.В. Огарковым у круглого стола с чаем и пытался вывести его на откровенный разговор, в каких мерах доверия и безопасности может быть заинтересован Генштаб на предстоящих переговорах в Стокгольме.

— Традиционные меры доверия, которые обсуждаются в рамках совещания по безопасности в Европе, — говорил я, — это уведомления о крупных военных учениях и посылка наблюдателей. Но сейчас эти меры явно недостаточны. Нужны более радикальные шаги.

Но маршала, видимо, больше беспокоила перспектива появления американских ракет в Европе.

— Послушай, Олег, о каких мерах доверия ты говоришь, — прервал он меня. — И с кем — с американцами? С НАТО? Но это же чушь! Рейган твердо взял курс на слом военного паритета, который мы установили в Женеве[1]. Он добивается создания потенциала для осуществления гарантированного первого удара ракетно— ядерным оружием. Именно для этого американцы размещают свои Першинги в Европе. О каком доверии с этими людьми можно говорить!

В этот момент меня вызвали в зал заседаний Политбюро. Кадровые вопросы обычно шли первыми.

Генсека Андропова не было. Говорили, что он лежит с обострением почечной болезни в Кунцевской больнице. Заседание поэтому вел К.У. Черненко. Каким— то шелестящим без эмоций голосом он произнес:

— Есть предложение утвердить Олега Алексеевича Гриневского послом по особым поручениям, руководителем делегации СССР на Стокгольмской конференции по разоружению в Европе. Есть вопросы? Как будем поступать, товарищи?

Вопросов не было. Возражений тоже. Через минуту я был уже снова в «предбаннике». Там теперь началось движение — люди быстро входили и выходили из зала заседаний. А я через Арбат пошёл пешком к себе в МИД на Смоленскую площадь, обдумывая по пути, куда и как вести это новое дело.

Ситуация была очень не простой. Две напасти терзали головы советского руководства той неспокойной осенью 1983 года:

— Появление американских Першингов в Европе.

— Угроза Рейгана создать противоракетный щит над Америкой.

А за ними скрывалось главное: какую цель ставит Рейган и его администрация? Попугать нас и навязать изнурительную гонку вооружений? Или они взяли курс на войну и готовят первый внезапный удар?

КТО ВРАГ: ПЕР — ШИНГ ИЛИ ПЕР— ДУН?

Главной заковыкой, которая могла смешать все карты в сложном раскладе проблем европейской безопасности, была ситуация с размещением ракет средней дальности, — как американских, так и советских. И тут у Советского Союза рыльце тоже было в пушку.

Хрущев только бахвалился, а в эпоху Брежнева советский ВПК расправил плечи и приступил к масштабному наращиванию вооружений.

Время для этого было самое подходящее — середина 60-х годов. Америка после ракетного рывка Кеннеди как бы остановилась в нерешительности, переживая шок вьетнамского поражения. Призывы к созданию американской военной мощи были тогда крайне не популярны в стране. Поэтому советская политика тех лет: «борьба за мир + наращивание вооружений + поддержка национально— освободительного движения = разрядке напряженности» позволила Советскому Союзу уже в середине 70-х выйти на глобальный паритет с США по ракетно— ядерным вооружениям. Под покровом соглашения об ограничении стратегических вооружений ОСВ — 1, заключённому в 1972 году, СССР смог увеличить число своих межконтинентальных баллистических ракет в 7 раз, а боеголовок на них — в 20 раз.

Однако воистину — аппетит приходит во время еды. Еще с давних хрущевских времен на европейской части Советского Союза были развернуты ракеты средней дальности СС— 4 и СС— 5. Они были предшественниками межконтинентальных баллистических ракет, и их развертывание имело определенный резон. США в конце 40-х начали размещать в Европе свои бомбардировщики с атомными бомбами, а затем и средние ракеты в Англии, Турции и Италии. Поэтому с советской стороны это были первые, скорее даже неосознанные, шаги по созданию системы взаимного ракетно— ядерного сдерживания.

Но шли годы. Главным инструментом сдерживания стали межконтинентальные ракеты, тяжелые бомбардировщики и ракеты на подводных лодках. Американские «Юпитеры» были выведены из Европы частично по соглашению об урегулировании Карибского кризиса, а частично потому, что поменялась стратегия. Да и сами ракеты уже устарели.

Однако советские СС— 4 и СС— 5 непоколебимо стояли на своих местах.[2] Это были жидкостные ракеты первого поколения, заправлявшиеся кислородом, небезопасные в обращении и безнадежно устаревшие не только по своей конструкции, но и как средство сдерживания. Их заправка и приведение в боевую готовность были столь длительными, что за это время могла начаться и кончиться третья мировая война. Поэтому у них могла быть одна роль — тешить самолюбие советского руководства и быть своего рода политическим пугалом.

Только в середине 70-х годов на смену им был создан знаменитый «подвижной грунтовой комплекс Пионер» или РСД— 10, известный на Западе как СС — 20. Это была действительно современная трёхголовая ракета дальностью полёта 600 — 5000 километров с прекрасными боевыми и техническими характеристиками. Так что с этой стороны все обстояло нормально.

Но нужно ли было массированное размещение этих ракет с военно— политической точки зрения?

Когда создавали эту ракету, немалую угрозу видели ещё и со стороны Китая. Отношения с ним к концу 60-х приобрели конфликтный характер и на Амуре начались даже пограничные столкновения. Кроме того, в войсках Китая появилась тогда баллистическая ракета средней дальности «Дун 2— 1» с ядерной боеголовкой, которая была сделана на основе устаревшей советской ракеты Р— 12. Правда советские специалисты — ракетчики насмешливо называли эту китайскую ракету «Пер — Дун».

Но как бы там ни было, а 11 марта 1976 года Госкомиссия подписала акт о приёмке ракетных комплексов Пионер. И пол года не прошло, как первый ракетный полк Пионеров заступил на боевое дежурство в районе города Петричев Гомельской области. Это было 30 августа 1976 года, командовал им майор А.Г. Доронин. А в 1978 началось массовое развёртывание этих ракет, которое происходило не на Дальнем Востоке, а в европейской части Советского Союза на позициях, занимаемых ранее устаревшими ракетами СС— 4 и 5.

Появление Пионеров вызвало переполох в Западной Европе и особенно в ФРГ. Там просто не могли найти логического объяснения, почему Советский Союз развёртывает эти ракеты в таком большом количестве. Поэтому терялись в догадках, что происходит. Если существует глобальное советско— американское сдерживание, определенное рамками Договора ОСВ— 1, а потом ОСВ— 2, то размещение какого угодно числа средних ракет, будь— то 10 или 10 тысяч, — геостратегического соотношения сил не изменит.

Тем более, что в Европе существовало ясное взаимопонимание, где проходит линия размежевания двух противоборствующих блоков — НАТО и Организация Варшавского Договора (ОВД). За эту линию переступать нельзя, чтобы там не происходило (Венгрия — 1956 год, Чехословакия — 1968 год). Иначе — всеобщая ядерная война.

Конечно, у западноевропейцев были и не могли не быть сомнения, а не бросит ли Америка Европу на произвол судьбы в самую критическую минуту, отсидевшись за океаном. Поэтому и требовали, чтобы американские войска постоянно находились в Европе. Тогда советское нападение, будь— то ядерными или обычными силами, означало бы автоматическое вовлечение в войну США. Американские войска в Европе были по сути дела заложниками того, что США не оставят Европу в беде.

Разумеется, вооруженные силы НАТО и ОВД не были симметричны. Помимо ядерного оружия Советский Союз обладал еще многократным превосходством в огромных и хорошо вооруженных танковых армадах, которые буквально нависли над Западной Европой. Но их ударная мощь компенсировалась ядерным оружием США, Англии и Франции в Европе. Специфика этого оружия такова, что сколько не наращивай его, оно не меняет баланса сил. Европу и с той, и с другой стороны можно уничтожить только один раз. Трех, — четырех, — пяти, — шести и т.д. кратный запас оружия уже бесполезен.

Так почему тогда Советский Союз наращивал ракеты средней дальности в Европе? Западные столицы терялись в догадках, но рационального ответа не было. Там явно не понимали логики кремлевского мышления и это пугало больше, чем само размещение советских ракет.

Действительно, выступил, к примеру, Брежнев в январе 1978 года в Туле и, читая по бумажке, объявил «абсурдом» все утверждения, где говорится, что Советский Союз стремится к военному превосходству. А в конце этого же года приступает к массированному развертыванию советских СС— 20 в Европе.

Или год спустя во время визита в Бонн он подписывает с канцлером Шмитом коммюнике, что ни одна из сторон «не будет стремиться достичь военного превосходства» и ... продолжает развертывание этих ракет.

Ломали голову и в Вашингтоне, а в выводах не исключали худшего сценария –Советский Союз готовится к ядерной войне в Европе. Вот пример. Передо мной рассекреченный совсем недавно сверх секретный документ ЦРУ, подготовленный в апреле тревожного 1981 года.

«РАЗВИТИЕ СОВЕТСКОЙ ВОЕННОЙ МОЩИ:

ТЕНДЕНЦИИ, НАЧИНАЯ С 1965 ГОДА И ПЕРСПЕКТИВЫ НА 1980— е ГОДЫ. РЕЗЮМЕ: ПРОШЛОЕ, НАСТОЯЩЕЕ И БУДУЩЕЕ СОВЕТСКОЙ ВОЕННОЙ МОЩИ».

В отношении Европы, говорится: «Советы ликвидировали былое преимущество Запада в системах ядерных средств доставки среднего и ближнего радиуса действия в Европе». И конкретно: число советских тактических ракет увеличилось на треть, число самолётов, способных бомбить ядерным оружием Центральную Европу, — более чем в три раза. Кроме того, «Советы ликвидировали монополию НАТО в ядерной артиллерии, существовавшую с 60-х годов, и ввели новые тактические средства доставки с улучшенными показателями по расстоянию, точности, готовности и разрушительной мощи». Теперь эти средства усилены размещением ракет СС—20 с тремя разделяющимися головными частями, а также бомбардировщиков Бэкфайер, способных преодолевать противовоздушную оборону.

Вывод: «Ввиду этих усовершенствований, советские силы сейчас находятся в лучшем положении, чтобы встретить любую эскалацию ядерного конфликта в Европе, предпринимаемого НАТО с одного уровня ядерной войны на другой, без использования ядерных систем дальнего театра военных действий, базирующихся в СССР». А в ссылке указывалось: «Советы могут надеяться ограничить войну НАТО — Варшавский Договор европейской территорией, избегая использования систем базирующихся в Советском Союзе, так чтобы не вызывать ответного удара». Правда, тут же делалась оговорка: «тем не менее, они сомневаются, что ядерную эскалацию в такой войне можно удержать в каких— либо рамках».

И это не пропагандистский документ для печати, а секретные оценки, на основе которых строился политический курс великой ядерной державы. Причём, аналитики ЦРУ шли ещё дальше и делали такой прогноз на 80е:

«Советскому президенту Брежневу 74 года и у него плохое здоровье, а большинству его коллег также уже за семьдесят и многие из них тоже больны. Уход этих людей может повлиять на военную политику, но, вероятно, не сразу. Процесс советского планирования и принятия решений в области национальной безопасности высоко централизован, секретен и сопротивляем фундаментальным изменениям. На него сильно влияют военные и военно— промышленные организации, представляемые людьми, которые занимают свои посты в течение многих лет, обеспечивая непрерывность планов и программ. По этой причине, а также политического влияния людей и организаций, которые поддерживают оборонные программы, мы сомневаемся, что упор Советов на военную силу уменьшится на ранних стадиях смены руководства.

Положение престарелых лидеров является другим препятствием к быстрой смене направлений. Если Брежнев вскоре уйдёт, шансы за то, что он будет заменён одним из этой нынешней группы, большинство которой разделяет его общие политические взгляды. Два наиболее вероятных кандидата — это партийные секретари Кириленко (кто придерживается несколько более консервативных взглядов по вопросам политики национальной безопасности, чем Брежнев) и Черненко (который всегда был очень близок к Брежневу). Разумеется, в конце концов, этого промежуточного лидера сменит человек помоложе; но среди членов Политбюро помоложе, которые могут явиться кандидатами, большинство также, по–видимому, за продолжение оказания высокого приоритета обороне. Исход политической смены власти, естественно, непредсказуем, однако, мы не можем исключить возможности того, что могут произойти большие политические изменения» [3].

Вот такие вот интересные документы появляются теперь на белом свете. Андропова аналитики из ЦРУ явно проглядели. Но в остальном их прогнозы оказались на удивление правильными. И отражали они тревожную ситуацию начала 80х.

Первое, что я сделал после своего назначения, — это попытался узнать, какой тайный смысл скрывается за решением о развертывании СС— 20 в Европе. Разумеется, известная логика в замене безнадежно устаревших ракет СС— 4 и СС— 5 новыми ракетами СС— 20 присутствовала: эти ракеты являлись частью существующего военного «статус— кво», и отказ от их замены приведет к его нарушению. В Москве считали и, по— видимому, правильно, что у Запада здесь серьезных возражений не будет. Но зачем массовое размещение Пионеров? Логичного ответа не было.

Летом 1979 года в Москве на пути в Токио сделал краткую остановку канцлер ФРГ Шмит. В аэропорту его встречал премьер А.Н. Косыгин. В беседе, а времени для нее было не так уж много, канцлер довольно прямо поставил вопрос о намерениях Советского Союза в отношении развертывания СС— 20. Пусть Советский Союз «раскроет карты». Если он ограничит их развертывание числом (в пересчете на боеголовки) уже находящихся в Европе ракет СС— 4 и СС— 5, а еще лучше сократит хоть немного это число с учетом высоких качественных характеристик новых ракет, то озабоченность Запада будет снята и вопрос о развертывании американских ракет «Першинг— 2» в Европе отпадет.

Косыгин доложил на ближайшем Политбюро о предложении Шмита и сказал:

— Может быть стоит подумать над этим предложением?

Наступила пауза и тогда в нарушение всех сложившихся правил и традиций — нужно было дождаться, когда выскажутся все члены Политбюро — слово попросил замминистра иностранных дел Г.М. Корниенко. Сам он вспоминает об этом так:

«Суть сказанного мною состояла в том, что зондаж со стороны Шмита представляет реальный шанс найти приемлемый для нас компромисс. Для этого необходимо скорректировать наши планы в сторону некоторого сокращения намеченного ранее к развертыванию количества ракет СС— 20, что, на мой взгляд, не нанесло бы ущерба нашей безопасности».[4]

Тут же, однако, последовала резкая негативная реакция Устинова:

— Ишь, чего захотели, раскрой им наши планы, да еще скорректируй их! А кто даст гарантию, что они после этого откажутся от своих планов?

Брежнев непонимающе — вопросительно смотрел на Громыко, но тот угрюмо молчал, уткнувшись взглядом в стол, явно не желая конфликтовать с Устиновым, хотя из разговора с министром накануне заседания Корниенко заключил, что тот вовсе не был настроен негативно в отношении предложения Шмита.

Так советской политикой был упущен шанс урегулировать вопрос о ракетах средней дальности. Их размещение продолжалось такими темпами, будто Советский Союз действительно собирается выиграть войну в Европе. К концу 1983 года там было уже 243 ракеты СС— 20.

Я попросил Начальника Генерального штаба маршала Огаркова разъяснить мне, зачем нужно создавать эту новую мощную ракетно— ядерную группировку в Европе, когда у нас и так достаточно средств, чтобы ликвидировать любую угрозу, исходящую от НАТО. Он посмотрел на меня с сожалением и сказал:

— Посчитай с карандашом сколько носителей ядерного оружия размещено в Западной Европе, которые направлены против нас. Это не только американское тактическое ядерное оружие «поля боя», но и ядерные средства Англии и Франции, американские бомбардировщики Ф— 111 в Англии, все что летает и плавает в воздушном пространстве и в морях, прилегающих к Европе. Паритет должен сохраняться не только на глобальном, но и на региональном уровне. Американская концепция гибкого реагирования не исключает ведения локальных войн, в том числе и в Европе.

— Николай Васильевич, — спросил я, — неужели Вы верите в возможность локальной войны в Европе, да еще с применением ядерного оружия?

— Лично я не верю. Но я обязан быть готовым к ней, какую бы форму она не приняла. Особенно если американцы говорят о такой войне.

КОМУ БУБЛИК, А КОМУ ДЫРКА

Американцы в отличие от европейцев особых тревог по поводу размещения Пионеров не высказывали. Особенно поначалу. В Москве даже подозревали, что это размещение их вполне устраивает. В США отрабатывают модернизацию собственных ракет Першинг— 2 и на рассмотрение НАТО уже представлен проект их размещения в Европе. Однако европейцы колеблются. Поэтому появление Пионеров может стать хорошим поводом для развёртывания американских Першингов на европейском театре в качестве противовеса.

В декабре 1979 года НАТО приняла так называемое «двойное решение» — продолжать переговоры по Ограничению стратегических вооружений (ОСВ), но в случае их провала в качестве ответной меры разместить в Европе до конца 1983 года 108 ракет средней дальности «Першинг— 2» и 464 крылатые ракеты.

Поначалу в Москве не придавали серьезного значения перспективе появления американских ракет в Европе. Обе стороны имели в своем распоряжении достаточно средств, чтобы даже после первого опустошительного удара многократно поразить территорию противника. Посчитали, что цель этой акции — успокоить Европу, показать ей, что НАТО и США не намерены поддаваться советскому диктату и готовы защищать ее от любого поползновения с Востока.

Советское руководство под влиянием Устинова решило, что на Запад надо давить. И главным инструментом этого давления должна стать повсеместная активизация борьбы за мир, против размещения американских (не советских) ракет в Европе. Как выразился придворный мидовский интерпретатор настроений советского руководства А.Г. Ковалев, давая указания к написанию очередной речи, — надо «вздыбить» народные массы в Европе, чтобы бурный поток всенародного движения смыл американские ракеты с европейского континента. А конкретная работа по «вздыблению» была поручена Международному отделу ЦК и Комитету Государственной Безопасности.

Поначалу к этому вроде бы и шло дело. Против размещения Першингов выступило 40% населения ФРГ. В своих воспоминаниях бывший канцлер и лидер социал— демократов Вилли Брандт пишет: «В начале 80-х годов мы пережили в Федеративной Республике самые крупные за весь послевоенный период демонстрации протеста против гонки вооружений»[5]. И они охватили не только ФРГ. В конце октября 1983 года около двух миллионов вышли на улицы западных столиц протестовать против размещения американских Першингов. Демонстрации не столь крупные прошли также в 140 американских городах. В них даже участвовала дочь Рейгана Пэтти. И это были данные не Международного отдела ЦК или КГБ, а западной печати[6].

Однако дальше этого дело не пошло. То ли КГБ с Международным отделом плохо работали, то ли по какой другой причине, но широкие народные массы Европы «вздыбиться» так и не пожелали. Больше того, размещение советских СС— 20 еще сильнее укрепило сцепку между США и Европой, хотя одной из главных целей задуманной акции было эту сцепку порвать.

В октябре 1980 года в рамках женевских переговоров по Ограничению ядерных вооружений в Европе (ОЯВЕ) началась упорная тяжба по оружию средней дальности. Вели её две яркие личности, которые оставили заметный след в истории дипломатии — послы Юлий Квицинский с советской стороны и Поль Нитце с американской –»Квиц» и «Дед», как называли их между собой переговорщики в Женеве.

Но, похоже, их усилия были обречены –позиции сторон с самого начала были диаметрально противоположными. Советский Союз предлагал ликвидировать всё ядерное оружие в Европе как средней дальности, так и тактическое. Причём не только ракеты, но и самолёты. И не только у СССР и США, но также у Англии и Франции.

Ну а американцы шли в Женеву с так называемым рейгановским нулём: ликвидировать в глобальном масштабе все советские ракеты средней дальности — и старые, и новые. За это они всего лишь обещали не размещать в Европе свои Першинги и крылатые ракеты наземного базирования. А о ядерном оружии Англии и Франции не может быть даже речи. Иными словами, ноль советских средних ракет и ноль сокращений со стороны НАТО.

Как прокомментировал это предложение ироничный Квицинский: «себе бублик, а нам — дырку от бублика». Впрочем, Нитце мог бы характеризовать советские предложения точно таким же образом. Европа после их реализации оставалась бы перед лицом мощных обычных вооружённых сил Советского Союза, которые во много раз превосходили обычные силы НАТО.

Чем знамениты эти женевские переговоры, так это установлением доверительного контакта между главами обеих делегаций — Квицинским и Нитце. Летом 1982 года во время «прогулки по лесу» в горах около Женевы они обсуждали компромисс, который на свой страх и риск рекомендовали правительствам. Не получилось. Москва и Вашингтон его отвергли. Как рассказывали в МИДе, Андропов назвал Квицинского наивным человеком, который переоценивает готовность американцев к договоренности.

А время шло. Советский Союз делал некоторые подвижки, но положения дел они не меняли. Чем ближе приближалась осень 1983 года, тем яснее становилось, что размещение американских ракет дело неизбежное. Разведка докладывала, что подготовка к их развертыванию идет полным ходом, а в европейских странах их будут даже приветствовать.

И тут наступило протрезвление. Военные забили тревогу. Оказалось, что появление американских ракет в Европе это не просто арифметическая добавка к уже существующему ракетному потенциалу США, а качественное изменение стратегической ситуации в их пользу.

Устинов сетовал: подлётное время ракет Першинг составляет 6 минут и за этот срок трудно принять ответные меры. Но Першинг— 2 ракеты высокоточные. Их боеголовки способны проникать на глубину 70 — 100 метров и там производить ядерный взрыв. А как сказано в документе Пентагона «Директивные указания по строительству вооружённых сил США», они будут нацелены прежде всего на органы государственного и военного управления СССР, а также на советские межконтинентальные баллистические ракеты и другие стратегические объекты.

Короче говоря, в Москве посчитали, что эти ракеты могут дестабилизировать всю стратегическую ситуацию, обладая не только обезоруживающими, но и обезглавливающими возможностями. Теперь военные стали говорить, что дальность пуска американских Першингов позволяет поражать советские объекты до рубежа Волги. Они могут уничтожить порядка 65% потенциальных военных и гражданских целей в западной части СССР.[7] И особое беспокойство вызывало судьба Москвы.

В общем, дошло, наконец, что с размещением Першингов мы можем сильно проиграть, хотя сами спровоцировали их появление в Европе.

Тогда Кремль пошёл на робкий поиск компромисса. Последовали невнятные предложения о сокращении советских средних ракет, если только Першинги не будут размещаться в Европе. Но этого уже было мало. Наконец, 26 августа 1983 года Андропов предложил демонтировать все ракеты СС— 20, превышающие число английских и французских ракет. Он заявил, что эти демонтированные ракеты будут уничтожены, а не переведены в Азию. Это было по сути то, что предлагал канцлер Шмит летом 1979 года.

Но... было уже поздно. 31 августа 1983 года советский истребитель сбил корейский пассажирский Боинг над Сахалином. Началась истерия, и было не до переговоров. 29 сентября Андропов публично заклеймил милитаристский курс США и обвинил Рейгана в «крайнем авантюризме». Это андроповское заявление красной нитью пронизывает вывод: пусть ни у кого не будет иллюзий — при нынешней администрации в Белом доме улучшений отношений с Советским Союзом быть не может.[8]

Об этом в своё время писалось немало... Но мало кто знает, что в ночь с 25 на 26 сентября в советских ракетных космических частях была объявлена тревога и они были приведены в боевую готовность. Как оказалось, тревога была ложной.

СУДЬБА МИРА РЕШАЛАСЬ В КУНЦЕВО

В общем, в Москве сомнений не было — Вашингтон стремится изменить баланс сил в свою пользу. А что потом? Совершит внезапное ядерное нападение?

И тут, как бы для того, чтобы раздуть сомнения и страхи, гулявшие за кремлёвскими стенами, грянули одна за другой две речи президента Рейгана. Сначала, — это было 8 марта 1983 года, — он объявил Советский Союз «империей зла». А две недели спустя, провозгласил создание противоракетного щита над Америкой, чтобы оградить её от этой злокозненной империи.

В Москве ломали голову, почему политика Вашингтона совершает такие головокружительные кульбиты. Ведь незадолго до этого, 15 февраля, президент пригласил советского посла А.Ф. Добрынина и почти два часа, — необычайно много для Рейгана, — беседовал с ним, предлагая установить хорошие, рабочие отношения с Москвой. Как можно серьёзно относиться к этому предложению американского президента, когда одновременно он публично объявляет Советский Союз «империей зла»? Как совместить его предложение начать переговоры по сокращению ядерных арсеналов с заявлением о необходимости создания новых технологий, которые подрывали бы основу военного могущества СССР?

Я только что вернулся из очередной муторной поездки по Ближнему Востоку и ознакомился с сообщением ТАСС, где излагалась речь Рейгана, в которой он провозгласил Стратегическую Оборонную Инициативу (СОИ), известную ещё как программа «Звёздных Воин». Она была сформулирована в весьма общих и расплывчатых выражениях, вызвавших кучу сомнений, — а что в действительности имеет ввиду американский президент?

Начиналась эта речь с постановки казалось бы простого вопроса: что лучше — спасти людям жизнь, или отомстить за их гибель? Ответ, разумеется, напрашивался сам собой. И в соответствии с ним Рейган извещал, что США «приступают к программе, призванной защитными средствами противостоять угрозе ракетного нападения». Он призывал американских учённых, создавших ядерное оружие, «вооружить США средствами, которые сделали бы теперь это оружие бесполезным и устаревшим». Для этого де существует промышленная основа, созданная великими технологическими открытиями американской науки.[9]

На первый взгляд всё это выглядело обычной политической демагогией. А главное, было неясно, что конкретно намерено предпринять правительство США, чтобы защитить людей от ракетного нападения, и можно ли это сделать. Поэтому в МИДе только пожимали плечами, крутили пальцем у виска, показывая, что президент совсем спятил, и советовали «подождать и посмотреть».

Однако буквально через несколько часов в моём кабинете на восьмом этаже «высотки» на Смоленской раздался требовательный перезвон «вертушки.» На проводе был бессменный помощник четырёх Генеральных секретарей А. М. Александров — Агентов:

— Юрий Владимирович велел срочно подготовить реакцию на вчерашнюю речь Рейгана. Вы вели с американцами согласование Договора по ПРО. Надо разобраться, как вся эта муть, которую нагородил Рейган, соотносится с этим Договором. Быстро подготовьтесь и поедем в Кунцево доложить Андропову.

Ровно в 5 вечера 24 марта мы с Александровым были в Центральной Клинической Больнице (ЦКБ), где лежал Генсек с приступом почечной болезни. Проскочив главные ворота, чёрная Волга резко свернула налево к двум одинаковым двухэтажным домикам под развесистыми елями. Мы поднялись на второй этаж и вошли в небольшую комнату. Это была обычная палата Кунцевской больницы — может быть, чуть— чуть побольше. Направо от двери стояла тумбочка и кровать, а рядом с ней несколько медицинских аппаратов. У стены — два стула и небольшой столик, за которым сидел сам хозяин в полосатых пижамных брюках и вязанной, похожей на женскую, кофте.

За последние пол года он сильно изменился. Мне нередко приходилось сталкиваться с ним вплотную во время визитов в Москву арабских лидеров или у него в кабинете, когда обсуждались какие— либо документы. И всегда он выглядел строго подтянутым, никогда не сутулившимся, может быть, даже с чересчур прямо расправленными плечами. Лицо волевое, холодное; губы тонкие, опущенные по краям; но главное на нём — это глаза, какого— то особого темно— вишневого цвета. Они придавали острую пронзительность его взгляду.

В разговоре с подчиненными держался спокойно -холодно. Мог улыбаться, беседуя с иностранцами. Но взгляд его всегда оставался проницательно — изучающим. Даже когда Андропов смеялся. Такие ледяные глаза я видел ещё только у одного человека — президента Ирака Саддама Хусейна.

Теперь же Андропов как— то потускнел. Он сильно похудел, лицо стало совсем белым — под цвет волос. Из под широкого ворота рубашки выглядывала непривычно тонкая шея и от этого голова казалась ещё более крупной. А вот взгляд стал ещё острее и не улыбчивей.

Позднее я узнал, что в начале 1983 года у Андропова полностью перестали функционировать почки. Поэтому в Кунцевской больнице было оборудовано специальное отделение, в котором находились искусственная почка и помещения для пребывания Генсека, охраны и врачей.

Сухо поздоровавшись, Андропов сразу же приступил к вопросам:

— Что стоит за этим финтом Рейгана? Он может быть искренне верит во все эти сказки про безъядерный мир. Но Рейган не политик — он актёр. А кто пишет ему сценарий? Кто драматург этой пьесы? Не сам же Рейган придумал эту СОИ! Только не говорите мне про империалистические круги США. У этих кругов разные интересы и разные взгляды...

Александров коротко доложил содержание шифровок, которые к этому времени стали обильно поступать из Вашингтона и Нью— Йорка от совпосольства и резидентур КГБ и ГРУ. Между этими ведомствами шла постоянная конкуренция за оперативность и полноту информации. Поэтому её было, как говорится, навалом. Но Андропов не любил длинных докладов и Александров суммировал примерно так.

Судя по информации, имеющийся на этот час, США намерены создать и разместить в космосе систему противоракетной обороны всей страны, основанную на новых физических принципах, в том числе на преобразовании энергии ядерного взрыва в лазерный луч. Это позволило бы им поражать взлетающие ракеты на расстоянии в несколько тысяч километров. По данным ГРУ и КГБ эту программу усиленно проталкивают Пентагон и ВПК. Лично за ней стоят: министр обороны Уайнбергер, советник по вопросам национальной безопасности Кларк и его заместитель МакФарлеин. По мнению МИД создание такой противоракетной системы полностью противоречит Договору по ПРО 1972 года.

— Это формальные оценки, — отреагировал Андропов с явным недовольством. Нужно разобраться по существу дела. Прежде всего, что значит сделать ядерное оружие устаревшим и бесполезным?

При создании американцами своей ПРО, устаревшим окажется ядерное оружие Советского Союза. Но американская ядерная мощь будет по— прежнему современной и эффективной. А это значит, что США получат возможность безнаказанно нанести первый ядерный удар. Рухнет вся военно— геополитическая стабильность, которая создавалась за последние десятилетия. СССР просто перестанет быть великой державой.

Весь вопрос, однако, в том, можно ли при нынешних научно— технических возможностях создать надёжную систему ПРО, которая, как щит, прикрыла бы всю территорию страны? Я разговаривал с Дмитрием (Устинов) и просил его поговорить со своими учёными— специалистами. Он говорит, что они колеблются. Сейчас вроде бы нельзя — она может быть преодолена разными средствами. Но через 10 — 15 лет ситуация может поменяться. А если не через 10 — 15, а через 5 лет? Уповать на время нельзя.

Подведём итог. Что получается? Американцы знают, не могут не знать, что надёжной системы ПРО создать сейчас нельзя. Тем не менее, объявляют о своём намерении построить такую систему, хотя на деле это будет неэффективная и ненадёжная ПРО. Зачем тогда весь этот маскарад?

— Запугать нас и использовать, как рычаг для давления?

— Отвалить жирный куш своему ВПК и втянуть нас в гонку вооружений там, где технологические преимущества явно на стороне США?

— Или, как говорит Дмитрий, дестабилизировать стратегическую ситуацию с целью значительного уменьшения последствий ответного удара со стороны Советского Союза? Представим такую ситуацию: США наносят первый удар по местам расположения советских МБР. Это ослабит наш ответный удар, который к тому же будет частично парирован системой ПРО.

Ситуация слишком серьёзная и я не хочу игнорировать ни одного из возможных сценариев — даже возможность создания эффективной ПРО. Независимо от того осуществима или нет эта система на практике, она стала реальным фактором в нынешний политике США. И с этим мы не можем не считаться.

Всё это подтверждает наши худшие опасения — американские правящие круги взяли курс на нанесение внезапного ядерного удара по Советскому Союзу, и теперь пытаются оградить США от нашего ответного удара или хотя бы свести его к минимуму. Нам нужно немедленно разоблачить эти планы — пусть народы увидят, кто ведёт мир к катастрофе. Завтра к концу дня подготовьте моё заявление для публикации в Правде.

Как всегда, у Андропова всё было ясно и коротко. Мы поднялись уходить и Генсек бросил Александрову:

Держите контакт с военными. Я поручил Устинову продумать наши ответные меры. Если на каждый чих американцев поджимать хвост, они заберутся на шею. Поэтому наш ответ будет адекватным. Создавая свою ПРО, американцы готовятся к удару отсюда. –Андропов сделал плавный жест рукой, показывая направление удара сверху. –А наш удар будет отсюда. И снова жест, показывающий, что удар будет откуда–то снизу.

Тогда мне было не до выяснений, что означает сей жест. Но много лет спустя, в середине 90-х, я пригласил в Стокгольм Л.Н. Зайкова, бывшего при Горбачёве Секретарём ЦК по оборонной промышленности и председателем так называемой Пятёрки –специальной Комиссии Политбюро по военно— политическим переговорам. Неделю он жил у нас в посольстве и мы много разговаривали, вспоминая былое. Жест Андропова, когда тот говорил об адекватном ответе, Лев Николаевич объяснил так:

— Американцы, создавая свою ПРО, готовились к отражению удара наших ракет из космоса. А наш ответный удар был бы из под воды. Причём, не только ракетами на подводных лодках, которые мы придвинули к американским берегам в Атлантике и на Тихом океане. Мы приступили тогда к разработке специальной подводной ракеты.

Разумеется, разрабатывались и другие ответные меры. Любая система ПРО будет рассчитана на поражение определённого числа ракет и боеголовок. Поэтому для её преодоления нужно просто увеличить число этих ракет и боеголовок, причём с ложными целями. Это будет и дешевле, и надёжнее, чем создавать собственную ПРО. Не говоря уже о том, что нужно было принимать меры по укреплению шахтных пусковых установок ракет для повышения их выживаемости. Ведь именно по ним будет наноситься первый удар.

У АНДРОПОВА СОМНЕНИЙ БЫТЬ НЕ МОЖЕТ

Но всё это я узнал потом. А теперь мы сидели, не разгибая спины, в кабинете Александрова на Старой площади. Маленький, худенький, с острым как у лисы личиком, всеми своими повадками он напоминал именно это животное — умное, хитрое и чертовски осторожное. Но лучше его никто не знал настроений и хода мыслей «заказчика» — так на жаргоне составителей речей именовались члены советского руководства, для которых приходилось писать.

С Александровым меня связывали давние и добрые отношения. Ещё будучи в МИДе, в самом начале 60-х, он стал моим ментором в нелёгкой школе написания речей для великих мира сего. Многие коллеги жаловались потом на его колючий характер. Возможно, они правы. Но ко мне он был всегда по отечески добр и внимателен. И потом, уже перейдя в помощники ко всем Генсекам от Брежнева до Горбачёва, частенько звонил и просил написать что— нибудь эдакое.

В тот день помощник Генерального так распределил наши функции: сам он будет в контакте с военными, «соседями»[10] и учёными, выясняя их оценки американских планов Звёздных воин, а мне предстоит подготовить болванку заявления Андропова в виде ответов на вопросы корреспондента Правды. И тут же сформулировал эти вопросы:

— Их должно быть не больше трёх. Сверх этого числа нормальный человек всё равно ничего не запомнит. А сами вопросы должны быть простыми: Как вы оцениваете речь Рейгана? Что означает его новая оборонительная инициатива на самом деле? И какой вывод из всего этого можно сделать?

И ещё. В разговоре с нами у ЮВ[11] звучали сомнения, что стоит за этим финтом Рейгана. Но в его ответах Правде не должно быть и тени сомнения. Речь президента США показывает, что Америка усиленно перевооружается и стремится стать доминирующей военной державой.

То же и в отношении того, можно или нет создать ПРО. Пусть здесь сомневаются специалисты. А для нас всё ясно — США стремятся приобрести потенциал первого ядерного удара и с помощью ПРО лишить нас возможности нанесения ответного удара. Другими словами, обезоружить нас перед лицом американской ядерной угрозы. И особо подчеркните, что Рейган лжёт, когда говорит о советской угрозе. Всё, что делает Советский Союз, никак не свидетельствует о его стремлении к военному превосходству.

Всё, пишите!

Под эти аккорды прошла первая бессонная ночь. А рано утром нам стало известно, что по распоряжению Андропова срочно создана Комиссия, куда включены лучшие «мозги» науки и ВПК. Председателем назначен академик Е.П. Велихов, а его заместителем генерал армии В.И. Варенников. Комиссию вывезут куда— то за город и там, в бункере она будет вырабатывать конкретные меры по противодействию СОИ.

Потом из Генштаба поступила краткая справка, показывающая, что за последние двадцать лет произошло резкое количественное и качественное наращивание американских ядерных сил:

— США стали оснащать свои ракеты разделяющимися головными частями (РГЧ). В результате одна ракета на американской подлодке оснащена 14 ядерными боеголовками и способна поразить сразу 14 целей. А всего таких ракет на подлодке — 16. Таким образом, суммарная мощность одной подводной лодки США равна 500 атомным бомбам, подобным той, которая была сброшена на Хиросиму.

— За эти двадцать лет число ядерных боезарядов на стратегических вооружениях США выросло с 4 до 10 с лишним тысяч, т.е. в 2 с половиной раза.

— Число американских ядерных боезарядов в Европе за тот же период времени возросло в 3 раза и составляет сейчас 7 тысяч единиц. Кроме того, по всему периметру Советского Союза сосредоточены многие сотни американских носителей ядерного оружия, способных нанести удар по нашей территории. По планам Пентагона их число будет увеличено в несколько раз. Одних только крылатых ракет большой дальности намечено развернуть свыше 12 тысяч.

В кабинете у Александрова мы сидели рядом. Я диктовал заготовки строгим секретаршам, а Александров звонил по бесчисленным телефонам, читал проект, ругал и правил его. Самым изощрённым его ругательством было:

— Надо сильно не любить социализм, чтобы написать такое!

Это была шутка. Но с подковыркой, которые обожал помощник Генерального секретаря.

Так были подготовлены «Ответы Ю.В. Андропова на вопросы корреспондента Правды», вызвавшие большой шум в мире. Днём 25 марта Александров проехал с ними к Андропову и вернулся довольный — правка была незначительной. В тот же вечер со спецкурьерами они были разосланы всем членам Политбюро, а 27 марта опубликованы в газете Правда.

КТО БЫЛ ДРАМАТУРГОМ ЭТОЙ ПЬЕСЫ?

С той поры прошло много лет. Но вопрос Андропова, кто был драматургом этой пьесы — не сам же Рейган выдумал СОИ, крепко засел у меня в голове.

По своей природе президент Рейган — мечтатель моралист. Он мыслил широкими категориями и не любил вдаваться в детали, особенно если это касалось науки и техники. Идеалисту Рейгану претила сама концепция ядерного сдерживания, основанная на гарантированном взаимном уничтожении. «Это сумасшедшая политика», — говорил он и мечтал создать щит, который оградит США от советских ядерных ракет. Каким он будет — на земле или в космосе, использовать лазеры или другие технологии, — Рейган не хотел думать. Это была мечта и она стала политикой. Но кто зародил у него эту мечту?

Далеко, далеко от Москвы на холмах солнечной Калифорнии раскинулся Стэнфордский университет. Посреди него огромная, фаллической формы башня. Это Гуверовский институт Войны, Мира и Революции. Но мало кто знает, что в его тихих стенах хранятся не только уникальные страницы истории. Там рождалась политика Республиканской партии США последних десятилетий, и там до сих пор находятся люди, которые эту политику делали.[12]

Это относится и к Звёздным Войнам. Первым, кто заронил семена этой мечты в душу Рейгана был, пожалуй, Эдвард Теллер — знаменитый в прошлом отец— создатель американской водородной бомбы.

Судьба неожиданно свела нас в Гуверовском институте в конце 90-х. Выглядел Теллер экстравагантно. Маленького роста, согнутый в дугу годами, — ему было уже за 90, — и с большой головой покрытой копной в клочья седых волос, из под которой остро сверкали глаза, он медленно передвигался, опираясь на огромную, суковатую, выше его роста, дубину, — палкой её ни как не назовёшь. При этом носил тёмный элегантный костюм с галстуком, а обут был в жёлтые ковбойские сапоги с загнутыми носами. Но мыслил он здраво, ярко и образно. О зарождении СОИ Теллер рассказывал мне так:

— Ещё в 1967 году удалось пригласить Рейгана в Ливерморскую лабораторию. Он был тогда губернатором Калифорнии, и мы рассказывали ему о новых военных технологиях, над которыми работали американские учёные. Особенно старались объяснить преимущества создания противоракетной обороны. Он с интересом слушал, но никак не прореагировал, хотя, видимо, хорошо запомнил.

Помогли, очевидно, кино и воображение. Вообще, как свидетельствуют историки, многие представления Рейгана формировались под влиянием кинематографа. Он, например, долгое время переживал фантастические события известного фильма «День, когда остановилась Земля», в котором описывался ядерный Армагедон. Своё отношение к политике ядерного сдерживания Рейган тоже выражал в духе ковбойских «вестернов»:

— Это выглядит так, будто мы сидим и разговариваем с вами, наставив друг на друга заряженные пистолеты. И, если вы или я скажут что — то не так, мы оба готовы спустить курок. Я думаю, это ужасно — взаимное гарантированное уничтожение! Это действительно сумасшедшая политика».[13]

Однако в платформе Республиканской партии, принятой в 1980 году это отношение сформулировано уже более строгим языком:

«Мы отвергаем стратегию гарантированного взаимного уничтожения картеровской администрации, которая ограничивает президента Хобсоновским выбором между взаимным самоубийством и сдачей на милость победителя».

В форму политической концепции сумбурные взгляды Рейгана помог отлить малоизвестный калифорнийский писатель — экономист Мартин Андерсон. Сейчас он тоже в Гуверовском институте. Рассказывает он об этом так:

— В июле 1979 года губернатор Рейган посетил штаб северо— американского командования воздушно— космической обороны в горах Колорадо (НОРАД). Я сопровождал его и мы вместе ходили вокруг огромных радаров, которые должны предупредить Америку о внезапном нападении, а генерал Джеймс Хилл рассказывал, как они работают. Неожиданно Рейган прервал его и спросил, что произойдёт, если Советский Союз запустит вдруг одну из своих тяжёлых ракет СС — 18 на какой— либо американский город?

— Мы сможем обнаружить её сразу же после пуска, — ответил генерал,— и предупредить городские власти, что через 10 минут город будет уничтожен ядерным взрывом. Это всё, что мы можем сделать. Мы не в состоянии предотвратить ракетный удар.

Рейган, по словам Андерсона, был в шоке.

— Зачем мы тратим такие бешенные деньги на предупреждение о ракетном нападении, если не можем предотвратить его и спасти людей? — говорил он Андерсону в самолёте, возвращаясь в Лос— Анджелос. Быть президентом США в этих условиях — незавидная роль. В случае нападения у него будет только один выбор — нажать ядерную кнопку или ничего не делать. Америка беззащитна.

Несколько недель спустя, находясь ещё под влиянием этого разговора в самолёте, Андерсон подготовил секретный меморандум, в котором обосновывалась необходимость создания «Защитной системы от ракет». Рейган отнёсся к этой идее с большим интересом и, сразу же после его избрания президентом США, в Белом Доме была образована неформальная группа поддержки противоракетной обороны во главе с Мартином Андерсоном. Научно — техническую сторону этого проекта консультировал Эдвард Теллер, который вдохновенно верил в возможности американской науки создать такую оборону.

И тут впервые к идее ПРО стали проявлять интерес некоторые представители большого бизнеса. Они несколько раз встречались с президентом и убеждали его принять грандиозный проект защиты Америки от ракет, который по своему размаху не уступал бы Манхэтонскому проекту по созданию американской атомной бомбы. Рейган внимательно слушал, задавал вопросы, но ничем себя не связал[14].

В общем, время шло и, несмотря на благосклонное отношение президента, создание системы ПРО в 1981 и в 1982 году оставалось весьма проблематичным. Проекты неформальной группа Андерсона не пользовались поддержкой Пентагона. В Америке шла острая борьба вокруг развёртывания мобильных ракет МХ. Военные делали на них ставку и не хотели отвлекать силы на борьбу за создание какой — то полуфантастической обороны из космоса. Поэтому Андерсон покинул Белый Дом, а его группа распалась.

СМЕНА ДРАМАТУРГОВ

Всё поменялось в декабре 1982, когда американский конгресс отказался дать деньги на производство ракет МХ, зарубив тем самым планы их развёртывания. Двигателем идеи ПРО в Вашингтоне стал теперь заместитель советника по вопросам национальной безопасности при президенте США Роберт МакФарлеин.

После поражения с ракетами МХ администрация президента стала искать новые подходы к проблемам национальной безопасности. Нужна была яркая идея, которая привлекла бы поддержку общественности и оправдывала новые огромные расходы на оборону. МакФарлеин остановился на ПРО. Уже год как она была без движения, хотя президента эта идея по— прежнему привлекала. Но за ней не стояла поддержка Пентагона и глубокая научно— техническая проработка. Организовать это предстояло МакФарлеину.

Это была весьма любопытная фигура в американской политике. Морской пехотинец, двадцать лет продвигавшийся по лестнице военной службы от лейтенанта до полковника, он никак не походил на бравого вояку, хотя и воевал во Вьетнаме. Худенький, невысокого роста с нерешительными манерами, и к тому же ещё косоглазый. Но он был умён, упорен и быстро схватывал на лету новые идеи. Эти его способности подметил Генри Киссинджер и взял к себе помощником в Совет Национальной Безопасности. Там у Киссинджера, который стал его учителем, он перенял ещё и склонность к широким обобщениям и многовариантности подходов, излагавшихся скучным и монотонным голосом.

МакФарлеин не был сторонником запрета ядерного оружия, как Рейган. Он был адвокатом ядерного сдерживания и считал, что геополитическая стабильность находится под угрозой.

Но с Рейганом он не спорил. Они сошлись на другом — нынешняя гонка вооружений идёт на пользу СССР. Хотя в целом ракетно— ядерное оружие США более современно, Советский Союз делает более мощные ракеты с тяжёлым забрасываемым весом и оснащает их разделяющимися головными частями (РГЧ). Поэтому создание ПРО переведёт гонку вооружений в область передовых технологий, где у США явные преимущества.[15]

Такой поворот Холодной войны по расчётам новой звезды американской политической мысли должен припугнуть Советский Союз. Страх оказаться «обезоруженным» сделает советских переговорщиков более покладистыми на переговорах по стратегическим вооружениям.

— Это была моя идея, — подчёркивал МакФарлеин. Нужно раскрутить на полную катушку создание ПРО под аккомпанемент пропагандистских фанфар. А потом, когда запрещение ПРО станет главной целью советской политики, США согласятся сделать это, но в обмен на существенное сокращение или запрещение тяжёлых МБР[16].

Иными словами: продать сомнительную, с точки зрения её осуществления, идею создания ПРО за реальную ликвидацию тяжёлых ракет. Эту комбинацию МакФарлеин в своём узком кругу называл «великим компромиссом». Но он никогда не делился своим замыслом с Рейганом. Каждый оставался при своём видении роли ПРО.

Итак, подход администрации США был выработан, хотя за ним стояли разные замыслы. Теперь нужно было продать концепцию ПРО военным.

Первым её сторонником стал начальник штаба ВМС адмирал Джеймс Уаткинс, с которым немало поработали и МакФарлеин, и Теллер. Впрочем, у Уаткинса были и собственные заботы. Его беспокоили советские тяжёлые ракеты и создание ПРО казалось подходящим ответом. Пусть ПРО станет американским сдерживанием. Зачем играть по правилам, которые выгодны русским, — такими, или примерно такими были рассуждения бравого адмирала[17].

Но главным фактором, склонившим американских военных к поддержке идей ПРО, был отказ конгресса дать деньги на развёртывание ракет МХ.

В американском военно— промышленном комплексе давно уже назревало разочарование процессом разоружения. Там считали, что договор ОСВ— 1, подписанный Брежневым и Никсоном в 1972 году, позволил Советскому Союзу значительно увеличить свои СНВ. Особое беспокойство вызывало появление новых советских МБР: одноголовых СС— 25 и десятиголовых СС— 24. Эти страхи — реальные или хорошо разыгрываемые — рисовали ужасную картину появления «окна уязвимости» в обороне США. Советский Союз получает возможность уже в первом ударе уничтожить американские МБР. А тут ещё поползла информация, что Москва тайно разрабатывает противоракетные технологии и скоро выйдет из договора по ПРО.

В ответ Пентагон и администрация Рейгана разработали собственную масштабную программу наращивания стратегической триады: создания мобильных МБР МХ, подводных лодок Трайдент с восьмиголовыми ракетами и стратегических бомбардировщиков — невидимок Стелс. Кроме того, предусматривалась модернизация крылатых ракет. Но в разгар этих страстей Конгресс срезал расходы на ракеты МХ. Военные ещё раз осознали простую истину: чтобы получать деньги на вооружения, надо раскручивать военную угрозу. К проекту ПРО они стали относится более благосклонно.

Вот на таком фоне 11 февраля 1983 года началась встреча президента с начальниками штабов вооружённых сил США.[18] Это был день небывалого снегопада в Америке. Улицы Вашингтона были завалены снегом и город был практически парализован. Чтобы попасть в Белый Дом генералам пришлось ехать на джипах с передними ведущими колёсами.

Начальник штаба армии генерал Сессей представил меморандум, в котором в общей форме выражалась поддержка ПРО, как среднего пути между упреждающим ударом и бездействием. В нём не говорилось, что это надёжный щит для защиты населения — генералы сомневались, что при имеющихся технологиях такой щит может быть создан. Указывалось только, что могут быть уничтожены лишь отдельные ракеты. Но даже это может удержать русских от соблазна первого удара.

Министр обороны Уаинбергер, как ни странно, выступил против:

— Я не согласен с начальниками штабов, — сказал он, обращаясь к президенту. — Но Вы их должны выслушать!

Более определённо «за» высказался адмирал Уаткинс. Но и он начал крутить. Макфарлеин тут же прервал его и спросил:

— Одну минутку, Джим. Ты говоришь, что по твоему мнению можно создать оборонительную систему, которая предотвратит ракетный удар по нашей стране?

Адмирал подтвердил. И тогда МакФарлеин произнёс со значением:

— Г— н президент, Вы понимаете, как важно это заявление.

Рейган, очевидно, понимал. Накануне в строго секретном докладе министерство обороны проинформировало его, что в ядерной войне с Советским Союзом погибнет 150 миллионов американцев[19]. А всего населения США в начале 80х было 226 миллионов человек.

Так был дан зелёный свет провозглашению новой политики –СОИ.

Но и после встречи с начальниками штабов в Белом Доме разработка СОИ продолжалась в обстановке повышенной секретности. Боялись не столько советских шпионов, сколько критики со стороны собственных специалистов. Поэтому ни ОКНШ, ни Минобороны, ни Госдеп к этой работе не привлекались. По сути дела разработку вела узкая группа сотрудников Совета Национальной Безопасности, среди которых выделялись адмирал Джон Поиндекстер, Боб Линхард и Рей Поллок.

Перелом наступил в середине марта, когда давний, ещё по Калифорнии единомышленник Рейгана, а теперь секретарь СНБ Уильям Кларк и его заместитель Макфарлаин решили драматизировать речь президента по оборонному бюджету, чтобы побудить Конгресс поддержать рост военных программ США.

Фрагмент по СОИ тщательно выписал МакФарлаин. Опасаясь утечки информации, он не доверял даже машинисткам Белого Дома и потому сам печатал речь президента на машинке. Консультировал его только советник президента по науке Джордж Кейуорт. Но он был «свой человек» из Лос Аламоса, которого рекомендовал Теллер и, который, разумеется, разделял его взгляды на ПРО. А термин Стратегическая оборонная инициатива придумал адмирал Поиндекстер.

Начальников штабов, Министерство обороны и Госдепартамент ознакомили с речью президента только за двадцать четыре часа до его выступления. Там были в шоке. Председатель ОКНШ генерал Сессей убеждал Министра обороны Уаинбергера, что надо повременить с произнесением речи и приступить к серьёзному изучению возможности создания СОИ. Военных особенно смущал пассаж, где говорилось об устаревании ядерного оружия. «Мы не обсуждали этого», говорил генерал.

Госсекретарь Шульц тоже был против. Но его смущало другое — как отнесутся к СОИ союзники по НАТО? Не сочтут ли они, что США намерены теперь бросить их на произвол судьбы, оградив себя от советских ракет. Советника Кейуорта он даже обозвал лунатиком.

Однако Рейган и его советники из СНБ и слышать не хотели о том, чтобы отказаться от произнесения задуманной речи. 23 марта Рейган взошёл на трибуну, как на сцену, и программа СОИ была обнародована. А Советский Союз приступил к разработке «адекватных ответных мер».

Но обо всём этом мне довелось узнать лишь 15 лет спустя. А тогда мы лишь гадали: что происходит? Куда идёт дело? К войне?