Досадно — и это еще мягко сказано. Пол понятия не имел, куда мистер Уэлс их везет, и не мог сесть на автобус того же маршрута или в самолет, поэтому, когда они вернутся, его, очевидно, ожидают как минимум кислые мины и множество неприятных вопросов. А еще — это, надо думать, последний раз, когда он видел переносную дверь — если, конечно, она не будет фигурировать в качестве вещественного доказательства на судебном процессе по обвинению в краже из хранилища собственности клиента фирмы.
Короче, он основательно влип. Пол заставил себя поискать положительные моменты. (Может, его вышвырнут на улицу, но в этом он почему-то сомневался. Это все равно как если бы тебя выгнали из Ада за антисоциальное поведение.) Собравшись пойти доложить о своем возвращении Джулии и попросить у нее работы, он потянулся за ручку двери и в процессе обнаружил собственные часы, а те сказали ему, что сейчас без трех минут два.
"Постойте-ка", — подумал он. Да, конечно, он мог провести в противном микроавтобусе восемь часов, но ведь это не так. Быстрая проверка утвердила его во мнении, что часы не сломаны (секундная стрелка деловито прыгала по циферблату). Он как раз обдумывал создавшееся положение, когда дверь распахнулась, едва не расквасив ему нос, и в кабинетик ворвалась Софи.
— Извини, — сказала она, протискиваясь мимо Пола к своему стулу.
Тут Пол с недоумением и ужасом заметил, что стол завален кипами распечаток Мортенсена, сортированными и несортированными. Даже по меркам "Дж. В. Уэлс и Ко" это уже чересчур. Присутствие Софи еще, вероятно, можно объяснить: например, она увидела приклеенную к стенке микроавтобуса переносную дверь и прошла сквозь нее. Но ведь с последними таблицами они разобрались под конец вчерашнего дня.
— Извини, что тебя тревожу, — сказал он. — Но разве мы уже их все не сделали?
Софи подняла глаза.
— Какие "их все"?
— Мортенсеновские таблицы.
— Что?
И тут ему пришло в голову, что если сейчас действительно середина вчерашнего дня, то она еще не была в конференцзале и не слышала объяснений мистера Червеубивца по поводу счетчиков Мортенсена.
— Какой сегодня день? — жалко выдавил он.
— Четверг. Ты что пьян?
— Что? Я хотел сказать, нет.
— Ведешь себя как-то странно. Как ты назвал эту макулатуру?
— Так, не обращай внимания.
Образование Пол, возможно, получил довольно поверхностное, но посмотрел достаточно серий "Стар-трека", чтобы знать: если вам не повезло настолько, что вы попали во временную аномалию, внезапно перенеслись в собственное прошлое, крайне — нет, абсолютно важно — не делать ничего, что могло бы запутать потоки времени и изменить ход событий. Иначе можно натворить такое, что изменит неизвестное, которое отправило вас сюда, и это неизвестное не случится, а тогда вы навсегда застрянете между прошлым и будущем, возможно, даже в идиотских студийных декорациях с полиэстеровыми скалами.
— Правду сказать, ничего важного, — промямлил он. — Но, наверное, мне стоит немного поработать.
Остаток дня обернулся сущим кошмаром — приходилось вспоминать все до единой мелочи, которые он вчера говорил или делал, чтобы в точности их повторить. В конце концов это оказалось невозможным, хотя, насколько он мог судить, совсем не по его вине: было несколько случаев, когда он точно помнил свои реплики, но или они вызывали совершенно другую реакцию, или сигнала к ним так и не поступало. Лекция мистера Червеубивца о смертельных опасностях оказалась много короче, и вместо предостережения об Искажениях Ксавье он рассказал им про Парадоксы Эрлихмана (из-за которых можно встретить себя на собственных похоронах и так далее) — тут реальность, на взгляд Пола, переборщила с совпадениями. Светлый момент был только один: когда он шел к автобусной остановке, то обнаружил у себя в кармане переносную дверь, а ведь это тоже было нарушением темпорального устройства, поскольку он определенно помнил, что в тот час вчера напрочь забыл о ее существовании.
И тут он сел на тротуар и расплакался. Но ведь уже слишком поздно пытаться что-то изменить... или не поздно? Внезапно Пол задумался, а как, собственно, ему удалось попасть во вчерашний день, и ответ нашелся сам собой. Дверь послала его не только через пространство, но и через время.
"Да за что же так измываться, в конце-то концов!" — мысленно воскликнул он.
Однако довольно скоро отвращение из-за того, что он застрял в кинофильме, который даже не стал бы досматривать по телевизору, если бы только по другим каналам не было ничего, кроме автогонок, уступило место осторожному ликованию. За время своей работы в "Дж. В. Уэлс" Пол уже сообразил, что за всей мишурой притаились серьезные штуки, которые только и ждут, чтобы сцапать зазевавшегося, и тем не менее — умудриться отправиться в прошлое... Если бы только сообразить, как заставить дверь работать хоть с какой-то долей точности, все бы стало чудесно. Он смог бы вернуться вдоль своей жизни и исправить все промахи, какие совершал на людях. Он избежал бы мучительных ошибок, из-за которых просыпался среди ночи в холодном поту. Например...
Например: проскочить на пару месяцев назад и постараться не подавать заявление на должность младшего клерка в "Дж. В. Уэлс". Подумать только! Никакого больше мистера Тэннера, никаких таблиц, никаких мечей в камне, никаких гоблинов, вообще никаких странностей. Не говоря уже о том, что никакого разбитого сердца.
Никакой больше Софи.
"Проклятие, — подумал он. — Но нет, пошло оно ко всем чертям!" Да, конечно, у него все равно ничего не выйдет, особенно если учесть, что ей и без него есть кому скармливать булочки с ветчиной. Но действительно ли стоит пренебрегать шансом избавиться от всех этих сумасшедших, ужасающих странностей, лишь бы проводить свои дни, не говоря с ней, не ходя вместе на ленч, не обсуждая события прошедшего дня, не помогая друг другу, когда случается очередной дурацкий кошмар, не сближаясь понемногу благодаря совместно пережитым потрясениям?
Пол задумался и пришел к единственному выводу: "Вот черт!"
Появился автобус, и Пол в него сел. "Ладно, — уговаривал он себя, — а что, если просто вернуться в тот день, когда она пошла на вечеринку или куда там еще, где встретила этого треклятого горшечника, и как-то помешать ей туда попасть?" Результат: никакого горшечника, никакого разбитого сердца. Ну да, конечно. Он точно знал, что бы тогда случилось: через неделю она бы познакомилась в автобусе с неомарксистским жонглером-авангардистом или застряла бы в лифте с экспрессионистом-укротителем морских котиков. Не важно, в кого она может влюбиться, важно то, в кого она ни за что не влюбится. Насколько он знал, тут переносная дверь ничем помочь не в силах, даже если бы перенесла их обоих на необитаемый остров, где не было бы иной пищи, кроме неистощимых шельфов с устрицами.
Иными словами, лучше забыть. Но если бы только... Если бы только дверь сумела перенести его в предшествовавший собеседованию день и одновременно начисто стереть ему память, чтобы он забыл, что вообще познакомился с Софи. На это бы он согласился. Только скорее всего ничего из этого не выйдет — иначе почему еще он помнит про мистера Лундквиста и счетчики Мортенсена? Тут он понял, что с самого начала был прав. Дверь — не более чем игрушка, что-то из школы чародеев, эквивалентное "Каталогу новинок". Он вернулся к тому, с чего начал. Не важно, где ты, не важно, когда, даже не важно (учитывая миссис Тэннер), что ты собой представляешь. Единственно важное — то, кто ты есть, и по странному совпадению — это единственное, чего ты изменить не властен.
"Ну и бог с ним". Когда автобус подъехал к его остановке, Пол встал, чтобы выйти, но тут вспомнил, что вчера в этот момент зазевался, пропустил свою остановку и доехал до следующей. Он сел, вспомнив также, что пришлось долго возвращаться пешком под проливным дождем, а теперь это, разумеется, придется повторить.
И в шесть часов утра на следующее утро он стоял на пороге дома № 70 по Сент-Мэри-Экс, и там его уже ждала Софи. Большую часть прошлой ночи он пытался восстановить обрывки того напряженного, неловкого разговора, в конце которого он даже пожалел горшечника. Видит Бог, это и в первый раз далось ему нелегко. Но то, что придется выдержать все это опять, да еще с полным хладнокровием...
— Привет, — бросила она. Все тем же лучшим похоронным тоном.
— Привет, — ответил он.
— Ну и что? — продолжала Софи, всячески изображая, что смотрит на часы. — Мы-то пришли вовремя.
Пол вспомнил, что надо кивнуть.
— Он ведь сказал в шесть, да? — Да.
— Так я и думал. Конечно, он мог иметь в виду шесть вечера.
— Нет, он сказал в шесть утра.
— Да, мне тоже послышалось, что он так сказал.
Пока, заверил он самого себя, все в порядке. Разумеется, это был легкий кусок, а не тот, второй, позорный, от которого хочется провалиться сквозь землю. Все болезненные моменты еще впереди, и начнутся они со следующей же его репликой, а именно...
— Как жизнь? — неловко спросил он. — О, вообще.
— Нормально. Я думала, ты со мной не разговариваешь.
Тут он иссяк. Он помнил, что эти ее слова застали его врасплох, и он запаниковал, но ни за что на свете не мог бы вспомнить, что, собственно, сказал. Прошла секунда, за ней другая, которые стремительно превращались в Мгновение, и один Бог знает, к какому результату это приведет. Придется придумать что-нибудь наспех, но никакой сколько-нибудь разумный ответ в голову не шел. Наконец от отчаяния у него вырвалось:
— О! Я думал, это ты со мной не разговариваешь. Огромная ошибка.
— А, — вырвалось у нее, и она покраснела.
Это было Мгновение. Хуже того, у него возникло ужасное ощущение, что, вполне возможно, это как раз одна из тех вещей, о которых вещал мистер Червеубивец ("Вот черт, — подумал он, — я уже дважды прослушал эту дурацкую лекцию, ну почему бы мне ради разнообразия не выслушать было внимательно?"). Мина Последствий. А в таком случае...
— А! — повторила она. — А, ладно. С чего ты взял?
— Ну... — Мысленным взором он почти видел, как ветер уносит клочья временного потока. — Ну, с тех пор как ты подружилась с — как его зовут — Шазом, я, наверное, предположил...
— А!
Треклятые Мгновения теперь уже сыпались дождем, их можно было сгребать лопатой, подшивать и продавать на ярмарке, как календари.
— На самом деле все совсем не так, — тем временем говорила она. — Я хочу сказать, мы встречаемся, и, пожалуй, у нас правда есть отношения, ну вроде того, но это не... — Она помедлила, нахмурив брови. — На самом деле у нас сейчас ну... вроде как по-настоящему тяжелый период, я даже подумываю, не порвать ли с ним.
И снова, хотя уже по другим причинам, Пол не закричал во всю глотку "У-рр-аа!" и не сплясал джигу, даже не расплылся в улыбке. Вместо этого он съежился и стал ждать, когда спецэффект унесет его на вечные муки среди фанерных каньонов.
— На самом деле, — говорила Софи, — все сейчас чертовски неприятно. Он сильно изменился, правда изменился. Последнее время он только и говорит, что про все эти шоу да выступления, которые у него запланированы, можно подумать, это действительно важно. А хуже всего то, что в конечном итоге его интересуют только деньги.
Этот кусок Пол узнал, и, наверное, ему следовало бы испытать облегчение, но ничего подобного. Слова остались более или менее те же, но сказано это было совсем по-другому. Он даже видел, как появилась трещина. Достаточно крохотного колышка, который мягко задвинут пальцем, и горшечник отойдет в прошлое. Альтернативная история. Другой временной поток.
— Да будет тебе, — услышал он собственный хриплый голос. — Тебе не кажется, что ты малость несправедлива?
Софи поглядела на него проницательно, будто тоже почувствовала, что он отказался от утвержденного сценария и теперь позорно импровизировал.
— Это ты о чем? — ворчливо вопросила она.
— Ну... — Да, если подумать, черт побери, о чем он? Да ни о чем. — Ну, совершенно очевидно, что карьера для него очень важна. И если у него начинает получаться, тебе следовало бы радоваться.
"Чудесно, — подумал он, — теперь я еще больше напортачил. Вот тут-то она по-настоящему на него разозлится. И на меня в придачу".
— Конечно-конечно, — откликнулась Софи. — Значит, я должна его поддерживать и не путаться под ногами, молчать, пока со мной не заговорят, точно... Точно добрая женушка. — Она затрясла головой так яростно — просто чудо, что голова не отвалилась. — Это не...
— Я не это имел в виду, — отчаянно прервал ее Пол. — Я совсем не о том говорил. — ("А о чем же, мистер Умник?") — Я хотел сказать, — продолжал он, — что ведь именно это тебе в нем так понравилось, именно это делает его таким хорошим горшечником.
— Художником-керамистом.
— Верно. И это тоже. Поэтому я просто хочу сказать, что если он не будет верен себе, то потеряет веру в свое призвание и все такое... Он ведь тогда уже не будет тем человеком, который тебе... э... действительно нравится, а станет кем-то другим. Я хочу сказать, если он вдруг решит перестать быть гор... художником-керамистом только потому, что это отнимает у него так много времени, и возьмется за что-нибудь, что он... Ну, не знаю, найдет себе работу в библиотеке или на стройке, или еще где-нибудь. Он станет тогда кем-то совершенно другим, и...
Тут она сжалилась и перебила:
— Понимаю, о чем ты. (Пол был счастлив, что хотя бы один из них понимает.) Иными словами, ты считаешь, что это я эгоистка, раз пытаюсь превратить его в кого-то, кем он не является, только потому, что хочу, чтобы он был таким, каким я хочу его видеть, вместо того, чтобы хотеть, чтобы он оставался прежним, тем, который мне понравился?
Пол сделал глубокий вдох.
— Да, — сказал он. — А!
Только Пол начал отчаиваться, как появился мистер Уэлс, и хотя бы у него хватило обычной вежливости придерживаться сценария. Как только они сели в микроавтобус, поле для отклонений от Истинного Пути, по всей видимости, сузилось, хотя Пол с некоторой долей отвращения заметил, что на сей раз Софи продолжала читать "Обливную глазурь против Франко" еще минут двадцать. Со временем он почувствовал, как у него слипаются глаза, и поэтому их закрыл, и заснул, но если сон и повторился, то, проснувшись, Пол этого не помнил. Тяги использовать переносную дверь не было и в помине. Он только поудобнее устроился в кресле и попытался думать о хорошем, в чем его ожидал полный провал.
Наверное, он снова заснул, потому что, когда они прибыли, Софи разбудила его, легонько хлопнув по колену. Подскочив, он едва не ударился головой о крышу микроавтобуса.
— Приехали, — возвестил мистер Уэлс. — Так вот, мне следовало бы коротко ввести вас в курс дела, но, наверное, это вылетело у меня из головы. Невелика важность, ничего трудного тут нет. Просто ведите себя тихо и делайте то, что я вам скажу. Уверен, вы справитесь.
Из микроавтобуса они вылезли в чистом поле. В некотором отдалении стоял большой белый шатер. Кругом бегали дети, десятки детей, а серьезного вида мужчины в костюмах стояли небольшими группками, попивая вино и ведя важные разговоры, пока обеспокоенные мамаши в широкополых шляпах старались помешать своим чадам причинить ущерб себе и другим.
— Детский праздник, — объяснил вполголоса мистер Уэлс, пока они шли к шатру.
Софи нахмурилась.
— Что мы тут делаем? — спросила она.
— Представление с чудесами, — ответил мистер Уэлс. Софи застыла как вкопанная.
— Представления с чудесами? Вы хотите сказать, фокусы и все такое?
Вид у мистера Уэлса сделался раздраженный.
— Ну, разумеется. Этим я и занимаюсь, я же кудесник. — О!
Тут мистера Уэлса перехватил очень крупный мужчина в сером двубортном костюме — надо думать, хозяин — и стал трясти ему руку, точно накачивал насосом воду. Любезно улыбнувшись, мистер Уэлс представил Пола и Софи как своих ассистентов, после чего хозяин указал на шатер поменьше, где они могут переодеться. "Погодите-ка", — пронеслось в голове у Пола, но потом он сообразил, что это только логично. Представление с чудесами. Магия. Кролики из шляпы, голубки из белых шелковых носовых платков, ваша карта — семерка треф. Судя по всему, ничего большего в магии и нет.
— Ваши костюмы, — сказал мистер Уэлс, когда они подошли к шатру для переодеваний, — вот в этом чемодане.
При слове "костюмы" Софи наградила его таким взглядом, который счистил бы наслоения ракушечника с днища нефтяного танкера, но если она предвидела что-то с люрексом и длинными рейтузами в обтяжку, то волновалась она попусту. Костюмами оказались два длинных серых балахона, в каких мог бы ходить монах из исторического фильма. Поверх повседневной одежды эти балахоны наделись без труда. У балахона мистера Уэлса имелся глубокий, таинственного вида капюшон, благодаря которому он стал походить на злобненького старшего брата императора Палпатина, а еще он достал из сумки самую настоящую, черную с белым наконечником волшебную палочку. В остальном их багаж состоял из реквизита: сцепленных латунных колец, квадратных кусков белого шелка, странной формы шкатулок с пружинками, которые следовало закрепить ремнями под мышкой, разноцветных ярких стеклянных шариков, несколько колод игральных карт, связки чего-то, напоминающего веник, и четырех настоящих острых японских катан. Сам чемодан раскладывался в эдакую комбинацию козел и сундука — посредством нескольких опровергающих логику складных филенок на петлях. Все оборудование они втроем перенесли в главный шатер, в котором было пусто, если не считать нескольких скучающих мужчин, которые расставляли стулья. В одном углу располагалась сцена с микрофоном и несколькими складными ширмами.
Много времени ушло на установку всевозможных приспособлений. Мистер Уэлс не слишком хорошо умел объяснить, чего он от них хочет, что было весьма прискорбно, учитывая, что ни один из них понятия не имел, где что должно стоять и как оно должно работать. Едва они успели закончить, как в шатер начали сбегаться дети.
В обществе детишек Полу всегда было не по себе, а эти оказались даже хуже других. Они болтали, корчили рожи, швырялись чем попало: повсюду летала шрапнель из булочек с сосисками и пирогов, причем довольно много снарядов не попадало в цель и каким-то образом оказывалось на сцене. Однако буйство этой своры как будто ничуть не досаждало мистеру Уэлсу, перед собравшимися он предстал точно римский император, принимающий парад гладиаторов, а когда он дважды легонько стукнул палочкой по сундуку, все немедленно умолкли, сели прямее и с ожидании воззрились на него. Представление началось.
Пол и ребенком не особенно любил представления фокусников, никак не мог понять, в чем тут смысл, поскольку было ослепительно очевидно (во всяком случае, для него), как выполняется тот или иной трюк. Может, так было потому, что присутствовать ему доводилось только на выступлениях крохоборов. Но мистер Уэлс принадлежал к совсем иному разряду. Чувство собственного достоинства не позволило ему тратить силы на бессмысленно веселую болтовню: он и слова не произнес, только ворчал иногда вполголоса, когда просил Пола или Софи что-нибудь подержать или передать тот или иной предмет. Стараясь по ходу представления исполнять приказы, не сорвав всего действа по невежеству или неаккуратности, Пол начал понимать, что мистер Уэлс действительно кудесник. Впрочем, этого и следовало ожидать. Совершенно очевидно, что пригласившие его люди до омерзения богаты, настолько, что могут себе позволить нанимать самых лучших, а именно таким и казался мистер Уэлс. Пол поймал себя на том, что следит за шоу с восхищением, ведь на сей раз он понятия не имел, как мистеру Уэлсу удаются его поразительные трюки. Если бы он не видел заранее всех причиндалов, то вполне поверил бы, что все действительно делается при помощи сверхъестественной силы (хотя зачем кому-то, кто и впрямь наделен таинственными сверхчеловеческими способностями, растрачивать их на превращение мышей-песчанок в роликовые коньки или на вытаскивание флагов всех стран Единой Европы из намертво закрытой коробки для печенья?).
Полу не пришлось слишком долго ждать, чтобы выяснить, для чего тут катаны. Ему приказали залезть в сундук (честно говоря, пространство внутри было огромное: в одном только переднем отделении можно было припарковать небольшой грузовик) и сидеть тихо. Крышка закрылась, и Пол остался сидеть на четвереньках в темноте, чувствуя, что у него вот-вот начнут неметь ноги. Через минуту он ощутил, как что-то щекочет ему шею, потом то же ощущение возникло в пояснице. Из-за мучительного покалывания в ногах он не мог извернуться и посмотреть, что там, но мгновение спустя, подняв глаза к крышке сундука, с ужасом увидел, как прямо на него опускается острие меча. В последний момент, прямо перед тем, как вонзиться ему между глаз, острие как будто стало прозрачным, потом невидимым и, наконец, словно бы исчезло совсем. Судя по приглушенному грому аплодисментов снаружи, дети, во всяком случае, этому порадовались.
Потом он услышал, как мистер Уэлс приказывает ему задом выползти из сундука, и послушался. Неприятные ощущения в ногах несколько стихли, и Пол оказался на корточках за одной из складных ширм. А там приложил все усилия, чтобы застыть и не шевелиться.
— И в завершение представления, — говорил мистер Уэлс, — я распилю надвое даму. Для этого мне понадобится доброволец из нашей публики. Быть может, вы, мисс? Да, вы, в первом ряду.
Стараясь не шуметь, Пол извернулся, чтобы в небольшую щелку в ширме посмотреть, что происходит. Блондинка лет двадцати в стильном черном деловом костюме с неправомерно короткой юбкой вставала со своего места в первом ряду, где сидела справа от хозяина. Что-то подсказало Полу, что она его личная ассистентка и что на эту должность ее взяли не только за умение подшивать документы и отвечать на телефонные звонки. Она как будто не слишком обрадовалась, что ее выбрали добровольцем. Если уж на то пошло, она бросала жгучие взгляды то своему боссу, то мистеру Уэлсу. Тем не менее она покорно приблизилась к сундуку, который эволюционировал в некую разновидность зависшего в трех футах над сценой гроба. Мистер Уэлс приподнял крышку, и блондинка — ей основательно мешала узкая юбка — не без труда залезла внутрь. Потом мистер Уэлс закрыл крышку и взял большую ручную пилу.
Пол мельком заметил, что лицо хозяина довольно-таки напряженное. Тут мистер Уэлс начал пилить. Звуки он издавал довольно противные и как будто прилагал для этого немало усилий. Из своего укрытия Пол ясно видел, как летят на сцену опилки. Среди детей ни один даже не пискнул, и Пол вполне их понимал. Все происходящее было явно захватывающим, пусть даже сегодня каждый дурак знает, как это делается.
Перестав пилить, мистер Уэлс передохнул, вытирая лоб рукавом (недурной штрих, невольно признал Пол). Потом положил руки по обе стороны распила и мягко толкнул — две половинки гроба поплыли в разные стороны. Полу было видно, как с одного конца торчит голова девушки, а с другого слабо подергиваются вверх-вниз четырехдюймовые шпильки. Затем мистер Уэлс сделал шаг вперед.
— Благодарю вас, — сказал он. — Выступать перед вами было большим удовольствием. — И, грандиозно поклонившись, повернулся, намереваясь уйти со сцены.
И тут до Пола дошло, что это не фокус.
Было, наверное, что-то в том, как поникла голова девушки, а может, просто Пол становился более восприимчивым в новой для себя области. Он вытянул шею, чтобы посмотреть на сцену, но на опилках не было и следа крови, внутренности из распила не свисали. И все же.
Очевидно, хозяин тоже понял что к чему. Он вскочил разинув рот, но не успел издать ни звука, как мистер Уэлс обернулся через плечо и помахал. Хозяин покорно поднялся на сцену и последовал за ним за вторую ширму. Ноги девушки теперь не шевелились: точно две рождественские индейки свисали в окне мясной лавки.
— Какого черта?.. — услышал Пол хриплый шепот хозяина, но мистер Уэлс предостерегающе поднял руку.
— Я сказал, что распилю ее надвое, — сказал он спокойно. — Я ничего не говорил о том, чтобы снова ее сложить.
Хозяин обозвал мистера Уэлса сволочью. Мистер Уэлс как будто не собирался этого отрицать. Наоборот, даже улыбнулся.
— Разве фон Клаузевиц не назвал сволочизм искусством переговоров иными средствами? — мягко усмехнулся он. — Так вот, относительно предложения моего клиента купить компанию вашего клиента.
В публике нарастало беспокойство. До Пола донеслись встревоженные голоса. Кто-то смеялся, но в смехе слышались истерические нотки.
— Вашего клиента? — переспросил хозяин.
— Вы прекрасно знаете, о чем я говорю.
— А. — Пауза. — А, так вы...
— Да. Всегда приятно вспомнить и лицо, а не только имя, правда?
— Но...
— Она ведь вам нравится, верно? Секунду царила мертвая тишина.
— Ладно, — сказал хозяин. — Что я должен сделать?
— Просто подпишите вот здесь. — Из складок балахона мистер Уэлс извлек лист бумаги. — Если хотите, можете взять мою ручку.
Хозяин вернулся в зрительный зал. Лицо у него было белее мела, и даже со своего места Пол видел, что его трясет. Потом из-за ширмы вышел мистер Уэлс и элегантным взмахом руки снова приказал двум половинка гроба соединиться, а затем поднял крышку. Голова девушки шевельнулась, она застонала, и, подав руку, мистер Уэлс помог ей выбраться из гроба.
На мгновение в шатре воцарилась гробовая тишина, потом публика разразилась аплодисментами. Девушка оглянулась по сторонам, словно забыла, что здесь есть еще люди. Мистер Уэлс снова поклонился — преувеличенно низко и взмахивая подолом балахона. Девушка нетвердым шагом вернулась на свое место в первом ряду и села.
На том как будто все кончилось.
Мистер Уэлс кивнул Полу, и Пол догадался, что от него требуется помочь разобрать оборудование. Зрители вставали и выходили из шатра. Даже дети притихли, словно и они знали, что увидели нечто странное, но не могли понять, что именно. Девушка ушла вместе с остальными, хозяин задержался еще на минуту, уставясь на мистера Уэлса, который сворачивал гроб, снова преобразуя его в чемодан. Потом и он ушел тоже.
— Думаю, нам пора ехать, — сказал мистер Уэлс, когда они остались в шатре одни. — Если провернул выгодную сделку, лучше не задерживаться. — Он казался неправдоподобно веселым, точно любимый дядюшка на Рождество. — Так, все собрано? Замечательно. В другом шатре ничего не забыли? — Стащив через голову балахон, он, скомкав, бросил его в чемодан. — Вы двое можете переодеться в машине, чтобы сэкономить время. Пошли.
Через пару минут они уже сидели в микроавтобусе, и водитель заводил мотор. Мистер Уэлс рухнул в свое уютное кресло. Пол заметил, что на лбу у него выступил пот.
— Который час? — спросил мистер Уэлс и сам же ответил: — Четверть первого, замечательно. По дороге назад остановимся на ленч. Фирма угощает. Что ж, все прошло очень гладко. Как я и думал, но никогда нельзя быть уверенным. Микроавтобус выехал с поля.
— Мистер Уэлс, — подала голос Софи.
— Гм? — На коленях у мистера Уэлса уже лежала гора документов, а в занесенной над ней правой руке подрагивала серебряная перьевая ручка.
— Если бы тот человек не подписал вашу бумажку, — спросила Софи, — вы бы позволили ей умереть?
— Прошу прощения?
— Я про ту женщину в ящике. Вы бы оставили ее умирать? Мгновение мистер Уэлс смотрел на нее холодным задумчивым взглядом. Потом рассмеялся и сказал:
— Господи милосердный, неужели вы правда подумали?.. Это был всего лишь фокус, не более того.
Лицо Софи не изменилось.
— Неужели?
— Ну, разумеется. — Мистер Уэлс рассмеялся — так смеются зрители за кадром в телесериале. — Неужели вы хотя бы на минуту поверили, будто я действительно распилил кого-то пополам? Какая нелепость!
— Ладно, — протянула Софи. — Тогда все в порядке.
— Замечательно, — кивнул мистер Уэлс и вернулся к своим документам.
Приблизительно через полчаса микроавтобус остановился. Они были на автостоянке при станции техобслуживания у шоссе.
— Ленч, — объяснил мистер Уэлс.
Он повел их в "Бургер-кинг". Софи сказала, что не слишком голодна, но мистер Уэлс только улыбнулся и заказал ей вегетарианский бургер с большим пакетиком картошки и кофе, двойной чизбургер с беконом для себя и (не спрашивая) гамбургер, большой пакет картошки и ванильный коктейль для Пола. Так уж получилось, что сам он заказал бы то же самое.
Взяв подносы и пластиковые стаканчики, они сели за столик. Мистер Уэлс ел как тираннозавр, хватал пищу руками и заглатывал огромные куски.
— На случай, если вам интересно, — сказал он с набитым ртом, — среди всего прочего мы занимаемся еще и транспортировкой крупногабаритных грузов, а хозяин сегодняшнего праздника — юрист, представляющий домовладельцев нашего клиента. У нас были некоторые трудности в связи с условиями новой аренды оптового склада нашего клиента, но теперь все улажено. Праздник устроили в честь десятилетия его сына. В сущности, подарок судьбы, но в нашем бизнесе соль в том, чтобы не упускать никакой возможности.
На Сент-Мэри-Экс они вернулись ровно в половине шестого. Когда автобус остановился, мистер Уэлс заложил страницу в толстенной подшивке документов, которую читал, бросил бумаги в чемодан, со щелчком закрыл его и выпрыгнул на улицу.
— В десять минут десятого в понедельник жду вас у себя в кабинете, — бросил он через плечо.
Как только Пол и Софи вышли из микроавтобуса, машина с ревом отъехала и скрылась за углом. Двери сзади у нее, как заметил Пол, так и остались открытыми.
— М-да, — задумчиво протянул Пол.
— Вот именно, — отозвалась Софи. — Мне нужно выпить. Идешь?
— На самом деле... — начал было Пол и осекся. Почему бы и нет? Не каждый же день видишь, как женщину распиливают пополам, и выпивка сейчас очень даже не помешает. — Да.
Они пошли в паб, где столкнулись после собеседования, и сели за тот же столик. Пол постарался об этом не думать. На сей раз Софи пила не "Гиннесс". От стойки она вернулась с двойной порцией бренди, который проглотила залпом, точно лекарство.
— Он солгал, — сказала она. — Я видела, что он сделал.
— И я тоже, — согласился Пол. — Хотя ни кровинки не было. Но...
— И когда ты сидел в сундуке, — продолжала она, — он своими мечами проткнул его насквозь. Ты что-нибудь почувствовал?
— Нет, — покачал головой Пол.
— Если бы этот человек — ну, юрист или кто там еще — не согласился, Уэлс бы просто ушел и дал ей умереть. Знаю, что дал бы.
Полу совсем не хотелось об этом думать, но он решил проявить вежливость и не поднимать шума.
— Согласен. Я хочу сказать, ты права. Но...
— Но что?
— Полагаю, реальной опасности, что этот человек не согласится, не было, — неловко сказал он. — Поэтому, думаю, на практике ничего ужасного не произошло. Я хочу сказать, когда она встала и уходила со сцены, мне показалось, с ней все в порядке.
— А это тут при чем?
— Да в общем-то ни при чем, — промямлил Пол. — Ты права, он поступил чудовищно, и ему при этом было все равно. — "Но мне-то что в связи с этим делать?" — закончил он про себя.
— Это нехороший человек, — продолжала Софи. — Настоящий гад. И к тому же сегодня ведь день рождения сына юриста. Какой же надо быть сволочью, чтобы такое устроить!
К этому Полу как будто нечего было добавить, впрочем, он уже догадался, что никакого вклада от него не требуется. Кивнув, он отпил своего лимонадного шанди.
— Интересно, что он припас для нас на понедельник? — пробормотал Пол.
— Чем бы это ни было, я этого делать не стану. — Тут Софи встретилась с ним взглядом, и они оба поняли, что говорит она не всерьез — ведь выбора у них нет. Однако на краткий миг Пол испытал огромное искушение рассказать ей про переносную дверь: вдруг Софи придумает какой-нибудь способ, как с ее помощью выпутаться из ужасной ситуации, в которой они оказались. Но он только поинтересовался: — Есть какие-нибудь планы на вечер?
Пол не ждал, что это так прозвучит: просто хотел узнать, ждет ли ее что-нибудь приятное, что-нибудь, что прогнало бы привкус крови. Она же, по всей видимости, восприняла это совсем не так.
— Нет, — сказала она. — Предполагалось, что я помогу Шазу подготовиться к выступлению в пабе в Пендже, но вчера вечером он позвонил и сказал, что шоу отменили, что он останется дома, будет возиться со своей печкой или еще что. Поэтому — нет, у меня нет никаких планов.
— Э... — Пол не знал, что делать дальше, и растерялся. Полагается ли ему по-прежнему укреплять отношения Софи и Шаза, иными словами — залечивать раны, которые он нанес временному потоку своей эскападой с переносной дверью, или он волен саботировать их, как может? А теперь еще он, кажется, умудрился пригласить Софи на свидание, и она согласилась.
(Но ему-то совсем не хотелось никакого свидания, даже с девушкой, которую любит, даже если это обещало невероятный звездный шанс оторвать ее от шоумена-горшечника и завоевать для себя. Больше всего на свете Пол мечтал вернуться домой, принять ванну, лечь в постель и изо всех сил постараться не видеть сны про отрубленные конечности и распиливание живого тела. И все же... Как сказал мистер Уэлс, вся соль бизнеса в том, чтобы хвататься за любую возможность. Впрочем, Полу очень не хотелось сейчас прибегать к совету мистера Уэлса, даже если он был исключительно уместным.)
— Отлично, — услышал он собственный голос. — Как насчет того, чтобы пойти в кино?
Софи нахмурилась, словно он предложил ей провести в уме крайне сложное математическое вычисление.
— Не знаю, — протянула она. — А что ты хочешь посмотреть?
Пол сообразил, что не в состоянии вспомнить ни одного названия идущего сейчас фильма.
— Ничего конкретного. А ты что-нибудь посмотреть хочешь?
— Нет.
— А.
Тут она поглядела на него чуть по-иному и предложила:
— Давай просто посидим тут, выпьем еще что-нибудь. На краткое мгновение Пол почувствовал, что застрял на полпути по отвесной скале, а она вдруг пожала плечами и выровнялась, превратившись в пологий спуск с холма.
— Звучит неплохо, — услышал он свой голос. Сам он выбрал бы, наверное, другой ответ, но, кажется, и так получилось нормально, потому что Софи едва заметно кивнула и сказала, что выпьет полпинты "Гиннесса".
Потом они говорили о разном. У Софи была масса нелестных слов в адрес мистера Уэлса, после чего она решила несколько расширить область своих замечаний, включив туда мистера Тэннера. Оба ей не слишком нравились. Однако, снизошла она, они с Полом мало что тут могут поделать. Особой радости в ее голосе не чувствовалось.
Пол же сказал, что и сам не рад тому, как обстоят дела, и добавил, что все было еще ничего, пока они сортировали распечатки Мортенсена (пока не узнали, что это такое — ведь от этих сведений стало почему-то скорее хуже, чем лучше). Теперь все, кажется, идет к тому, что их заставят принимать более активное участие, а ему, Полу, совсем этого не хочется. Потом по какой-то причине, которая в тот момент казалась вполне разумной, он рассказал Софи про матушку мистера Тэннера. Пришлось, правда, основательно свой рассказ подредактировать — выбросить все про переносную дверь, а встречу в Анкаре перенести в "Старбакс" в Кэмден-тауне. Драконьи погадки в шоколаде он тоже опустил.
Рассказывая эту историю, Пол совсем не был уверен, что она будет верно воспринята. А вдруг это прозвучит, как болтовня в мужской раздевалке? Неисправимый мачо, похваляющийся своими победами. Но Софи вроде бы поняла все правильно — даже скорчила гримаску и пробормотала "Бэ". Впрочем, она несколько все подпортила, добавив что-то типа, что мама у мистера Тэннера, наверное, и впрямь странная и, как он сам только что сказал, отчаявшаяся, но даже это его не расстроило.
— Значит, все эти постоянно меняющиеся секретарши — просто-напросто гоблины в чужом обличье, — пробормотала Софи. — Да, на этой фирме у всех мозги набекрень. Ты только посмотри, что на этих девицах надето! Мне сразу следовало догадаться, что с ними что-то не так. Вот и говори после этого про очевидные вещи. Еще тебе повезло, что ты сумел от нее сбежать.
Полу хотелось возразить, что везение тут ни при чем, но он смолчал и поспешил сменить тему. Ей не приходило в голову попросить у кого-нибудь помощи или совета? У родителей, например. Разве им не интересно, как у нее дела на работе?
— Не особенно, — со вздохом ответила она. — Они почему-то решили, что у меня по-настоящему отличная работа в по-настоящему важной компании и что через год-другой меня сделают младшим партнером — ведь я такая умная и талантливая, и все будет хорошо. Если бы я пыталась рассказать им, что происходит на самом деле, они бы просто зажали уши и не стали слушать. Понимаешь, такое положение дел им как раз и нравится. Они вбивают себе в голову, как должны обстоять дела, а если в жизни все оборачивается по-другому, попросту это игнорируют. Они скорее всего думают, что рано или поздно Шаз бросит свою керамическую ерунду и найдет настоящую работу в строительной компании, а тогда мы сможем пожениться, купить дом, завести детей и все такое. Правду сказать, это довольно грустно, но когда речь заходит обо мне, они отказываются понимать самые простые вещи. Пол пожал плечами:
— Они тебя хотя бы любят, а вот мои меня — как будто нет, иначе не свалили бы во Флориду.
Софи нахмурилась.
— Когда ты в последний раз получал весточку?
— Открытку — на прошлой неделе, — ответил Пол, — с Большого Каньона. Они, кажется, купили такой большущий дом на колесах и отправились на полгода в путешествие по Америке. Обещали позвонить, когда вернутся, и рассказать, как чудесно провели время. — Замолчав, Пол тоже нахмурился. — Знаешь, а ведь я только сейчас сообразил, что мы словно созданы для "Дж. В. У. ". Видишь ли, даже если бы мы попытались рассказать кому-то про фирму — ну, о том, чем они на самом деле занимаются, — нам все равно не с кем поговорить. Твои не станут слушать, а моих и в Англии-то нет. Интересно, не знали ли на фирме это с самого начала?
— Вполне возможно, — согласилась Софи.
— Хотя конечно, — продолжал Пол, — когда ты вышла на работу, у тебя был парень. Тот, который вдруг заинтересовался Гилбертом и Салливаном. — Он поднял на нее взгляд. — Как, по-твоему, это тоже их рук дело?
Она кивнула:
— Мне это приходило в голову. Впрочем, никакой угрозы он собой не представлял. Я ведь никогда бы не попыталась ему рассказать. Он не стал бы меня слушать. Если вдуматься, он вообще меня не особенно слушал. Я даже не уверена, что ему нравилась. — Она пожала плечами. — И Шазу я, кажется, тоже не слишком нравлюсь.
— О, — протянул Пол. — Ну а он тебе нравится? После некоторого раздумья Софи ответила:
— Нет, не особенно. У него малоприятные манеры, и от него не всегда хорошо пахнет. Но он очень творческая личность, и его образ жизни очень... очень крутой: живет в автобусе, работает руками, но артистично, и очень предан своему призванию, конечно. Мне тоже следовало бы делать что-то подобное, стать скульптором или кузнецом. А я вместо этого...
— Вместо этого, — сказал Пол, — ты ведьма. Практикантка, — поспешно добавил он.
Она начала было хмуриться, но потом улыбнулась.
— Да, но я езжу на городском транспорте, ношу костюмы и туфли-лодочки, и родители меня одобряют.
— Значит, если бы ты носила черную островерхую шляпу и на работу добиралась верхом на метле, все было бы в порядке?
— Чуть лучше, — снизошла Софи. — Но...
— Знаю, — кивнул Пол. — А кроме того, шайка в "Дж. В. У. " не чародеи и ведьмы, а деловые люди, которые — так уж получилось — заняли эту нишу. — Он усмехнулся. — Если бы ты была, как они, и если бы у тебя была метла, чтобы на ней летать, на заднем конце у нее был бы стикер: "Моя вторая щетка — от "Аддидас"".
Она рассмеялась — скорее из солидарности, чем потому, что он ее рассмешил.
— Знаешь, если работа у них чему-то меня и научила, то только одному: важно не то, что ты делаешь, а каким ты при этом остаешься человеком. Ну, то есть у всех нас бывают нелепые или дурацкие идеи и о нас самих, и о других людях. А потом вдруг эти другие люди оказываются колдунами и гоблинами, и мы... — Софи пожала плечами. — Будь я по-настоящему храброй, то прокралась бы в их конференц-зал и хорошенько посмотрела на свое отражение в том столе. Кто знает, может, я бы кое-что про себя уяснила.
Пол покачал головой:
— У меня на это духу не хватит. К тому же я и так неплохо себе представляю, что увижу.
— Это ты так думаешь. Возможно, ты ошибаешься.
В этот момент Пол пожалел, что у него, нет под рукой пакетика не-изюма в шоколаде. А еще он был смертельно сконфужен — впрочем, не впервой.
— Не знаю, как ты, — сказал он, — а я голоден.
— Это ты-то голоден? Я ленч не ела.
— Нет, ела. Ты съела чипсы, когда думала, что мистер Уэлс не смотрит. Я видел.
— Ладно, пусть так, — улыбнулась она. — Мне нужно есть ленч. Если я не поем, то становлюсь раздражительна.
— Твоя правда, — кивнул Пол. — Чего бы тебе хотелось? Ну, в смысле из еды.
— О, я не привередлива. Пиццу?
Вот так они и пошли есть пиццу, как самые обычные люди, только Пол чувствовал себя, будто оказался в каком-то старом кино про войну, где галантные английские летчики бегут от фашистов через оккупированную Францию, при этом всячески выдавая себя за французов. Ему казалось, что в любую минуту появится кто-то из Реальной Жизни и потребует у него удостоверение личности, а как только это случится, станет очевидно, что он не имеет никакого права обедать, быть на свидании с девушкой, и тогда его арестуют и увезут в лагерь для военнопленных, на одиночное заключение до конца жизни. Он не мог отделаться от мысли, что все это довольно нечестно. Даже у Стива Маккуина был мотоцикл, а у него — всего-то переносная дверь, от которой пока никакого особого толку.
Но помимо этого... помимо этого, он поймал себя на том, что чем меньше старается, тем легче ему все дается. Начать с того, что Софи как будто была на его стороне, а не в оппозиции. Ему пришло на ум, что она уже довольно давно хотела с кем-нибудь поговорить — последние несколько недель, с той самой Ночи Гоблинов, когда их мир изменился безвозвратно, а ведь с тех самых пор самый логичный кандидат, ее коллега, отказывался произнести хотя бы слово, кроме "Который час?" или "Тебе еще нужен скотч?". Чертовски странное положение дел, и она, наверное, недоумевала, что, скажите на милость, происходит. Какое счастье, что она уже взрослая и так легко способна все забыть.
Однако день выдался тяжелый и долгий, и Пол сообразил, что устал как собака, да и она, наверное, тоже. Тем не менее кофе был принесен и выпит, прибыл счет, который они обсудили и поделили, вернули в комитет для повторного рассмотрения, рассмотрели вторично и достигли урегулирования путем переговоров. Тут стало очевидно, что никому не хочется прямо сейчас идти домой. Времени было половина десятого, и вид у Софи вдруг стал виноватый. Пол спросил, в чем дело.
— Родители. Они, наверное, беспокоятся. Мне, пожалуй, стоит позвонить. — Тут она зевнула — точно небольшое землетрясение случилось.
— Знаешь что, — предложил Пол. — Давай ты поедешь домой, а я тебя провожу. Я хотел сказать, до входной двери.
Софи глянула на него как на психа — и кивнула:
— Идет.
Так они и сделали, и в двадцать минут одиннадцатого, на углу под фонарем в Уимблдоне, где собираются тени, она сказала:
— В понедельник увидимся. А он ответил:
— Пока.
И когда он повернулся, чтобы идти к метро, она чуть подалась вперед и клюнула его в щеку, точь-в-точь дятел, и ушла, оставив стоять как громом пораженного.
"Вот это да!" — подумал Пол и стал переставлять ноги.
Он пребывал в таком ошеломлении, что не сразу заметил, что идет не один. Кто-то держался рядом сними шел в ногу. Пол оглянулся.
Он никогда ее раньше не видел, но, хотя она не усмехалась, узнать ее было не трудно. Если уж на то пошло, совсем даже наоборот. На выбранном ей на сей раз лице застыло мрачное, несчастное выражение, и дышала она, сопя, через нос.
— Ты ведь понимаешь, — сказала наконец матушка мистера Тэннера, — что она скорее всего ничего особенного в виду не имела. Поцелуй в щеку может означать что угодно. Французские генералы так друг с другом здороваются.
Пол не ответил.
— И потом как насчет ее парня, того психа с радикалистской керамикой? В моем камне ты видел отнюдь не чмоканье в| щечку.
— Нет, — сказал Пол, — не чмоканье. Она нахмурилась.
— А кроме того, ты просто рехнулся. Ты же понимаешь, это не боевик, где герой и его девушка переживают огромное и опасное приключение, а потом падают друг другу в объятия. Все это дерьмо собачье, потому что ты с самого начала знаешь, что у них нет ничего общего, что все это Голливуд. Через полчаса после того, как пройдут титры, у них не найдется никакой малости, чтобы сказать друг другу. И ты еще меня считаешь гоблином, а сам ничегошеньки не знаешь про людей, про то, какие они. Я способна превратить себя в Дрю Бэрримор или в Наоми Кэмпбелл, но по сравнению с тобой я просто первоклашка. Ты даже такую, как она, можешь превратить в девушку.
Пол покачал головой:
— Только не я.
— Ерунда. Она такая же девушка, как я Дрю или Кейт и Гвинет в придачу, и все прочие кинозвезды, которых на самом деле не существует. Неудивительно, что наш Деннис тебя нанял, у тебя большой дар. — Она издала престранный шум, этакое мягкое не то хмыканье, не то сопение. — Просто позор, что ты не используешь его там, где его бы оценили.
— Говори что хочешь, — ответил Пол. — Это ничего не меняет.
— Идиот! — Она шмыгнула носом. — Как бы то ни было, я не за этим пришла.
— Да?
— Не хочешь, не верь. Я просто пытаюсь помочь. А тебе сейчас помощь ох как нужна. Или ты витал в облаках, пока молодой Задавака вел свое плотницкое соло?
Полу понадобилось несколько минут, чтобы сообразить, что "молодой Задавака" это Хамфри Уэлс.
— Я понял, что там произошло, — сказал он. — До чертиков перепугался, если тебе так хочется знать.
— Ну, это только показывает, что хоть какой-то здравый смысл у тебя есть. Берегись его, он не самый приятный человек.
— Это уж точно!
Матушка мистера Тэннера скривилась.
— Ладно, ты нас всех считаешь странными и противными, и тут ты не слишком промахнулся. Но я о другом: есть разница... ну, между молодым Задавакой и нашим Деннисом, например. Да-да, у нашего Денниса обаяния не больше, чем у голубиной какашки в тарелке с равиоли, но он не пилит людей пополам направо и налево. — Она нахмурилась. — Ну, в основном это потому, что в добыче минералов такое не часто требуется, и я не утверждаю, что, если возникнет нужда или если он сочтет этот полезным, ни за что этого делать не станет. Но ты же понимаешь, о чем я, — с запинкой добавила она. — А вот Хамфри Уэлс из кожи вон лезет, чтобы что-нибудь такое учинить. Вот в чем разница.
Пол слегка поежился.
— Я тебе верю, — сказал он. — Спасибо за предостережение. Но, боюсь, тут я ничего не могу поделать.
— Вот именно, не можешь. Я просто тебя предупреждаю, только и всего.
— Большое спасибо.
— Ты расстроился, — заметила матушка мистера Тэннера. — Не стану утверждать, что тебя можно в этом винить. На твоем месте я бы тоже расстроилась — честно говоря, на стенку бы полезла. А вообще-то, если бы дела у меня обстояли так скверно, как у тебя сейчас, я прошла бы через переносную дверь на полгода назад, проскочила бы быстрее крысы через изоляционную трубу. Я не стала бы тут торчать и рисковать, что со мной стрясутся всякие ужасы, которых я даже представить себе не могу, и все из-за какой-то тощей, несчастной коровы, у которой и без того есть парень, к тому же горшечник-хиппи. — Она пожала плечами. — Но, наверное, даже к лучшему, что все мы не рождаемся одинаковыми.
— Да, — согласился Пол. — Э, смотри-ка, вот и станция.
— Ты хочешь сказать, проваливай. — Плечи у матушки мистера Тэннера поникли, словно у человека, который сдался. — Хорошо, но подумай хорошенько. Я хочу сказать, если ты не бросаешь тощую корову, то почему, черт возьми, я должна оставлять тебя? А еще, — добавила она, — я хитрая. И не такая порядочная, как наш Деннис. Еще увидимся.
На том она исчезла, оставив слабый запах экзотических духов с тонкой примесью серы. По какой-то причине, которую Пол никак не мог отыскать, всю дорогу до Кентиш-тауна он чувствовал себя виноватым. Про чмоканье в щеку он старался не думать, но после ему приснился сон, в котором Софи поцеловала его возле стола в конференц-зале, а отражение показало ему мистера Уэлса, прячущего за спиной бензопилу.