Переносная дверь

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Перед таким моральным превосходством всегда хочется, чтобы земля разверзлась у тебя под ногами и поглотила без остатка. Пол опустил взгляд на съежившегося гоблина, погребенного под "Журналом метеорологических исследований", потом перевел его на мистера Тэннера и на краткое время напрочь забыл про Софи и про все диковинные странности, а заодно и про тот факт, что он только что сразился с гигантским орком (которым уже представлялся ему гоблин), заставил его отступить, вооруженный всего лишь степлером. Он почувствовал себя десятилетним мальчишкой, которого поймали за попыткой спрятать осколки бесценной вазы династии Мин, коей он разбил окно в гостиной.

— И что вы вообще тут делаете? — спросил мистер Тэннер. — Уже почти шесть. Вас даже в здании быть не должно.

— Извините, — автоматически ответил Пол. Тут ему пришло в голову, что где-то в здании кошмарное волосатое существо с мордой хорька приставляет нож к горлу Софи. Риск увольнения показался далеко не таким уж существенным. — Софи... — охнул он. — Они захватили Софи! Один из этих... — Он помешкал. Если это матушка мистера Тэннера, то размахивающее ножом чудовище вполне может быть его кузеном или тетей. — Он ее захватил. Приставил ей нож к горлу. Вы должны что-то сделать!

Мистер Тэннер вздохнул, словно его только что вызвали с важного заседания подписать запрос на ластики.

— Понимаю, — сказал он. — Ладно. Оставайтесь здесь. И попытайтесь не чинить больше неприятностей.

Он вышел через пожарную дверь. Пол заметил, что все еще сжимает степлер, и осторожно положил его на стойку, потом огляделся по сторонам. Гоблинша — нет, мамочка мистера Тэннера — еще сидела на полу, следя за ним злобными, полными ужаса глазами.

— Э... извините, — сказал он и протянул руку, чтобы помочь ей подняться, но она только испустила пронзительный, сдавленный вопль, точно заскрипели стертые тормозные колодки, и отпрянула.

Через минуту вернулся мистер Тэннер. За ним шла Софи — вид у нее был ошарашенный, но в остальном она казалась невредимой. Полу хотелось заключить ее в объятия, однако у него осталось достаточно здравого смысла, чтобы понять: это не самая лучшая мысль.

— Сядьте! — рявкнул ей мистер Тэннер, и она покорно упала на стул секретаря. — И вы, — бросил он Полу.

Опустившись на колени рядом с погребенной под книгами гоблиншей, он протянул ей руку и взвизгнул, как мартышка из зоопарка или говорящий скворец. Гоблинша заверещала в ответ, схватила протянутую ладонь и поднялась на ноги, нарочито стараясь держаться так, чтобы мистер Тэннер заслонял ее от Пола. Нежно держа гоблиншу под локоток, мистер Тэннер аккуратно провел ее через холл и открыл перед ней дверь. В проеме гоблинша помедлила и, ткнув в Пола длинным, страшно изогнутым когтем, взвизгнула. Мистер Тэннер кивнул, пожал плечами и закрыл за ней дверь.

— Ладно, — сказал он, поворачиваясь к ним.

Это последнее слово вкупе с пожатием плечами Пола доконало: напомнило, как, когда ему было шесть лет, в этот трудный период духовного развития ему приходилось мириться с визитами к тете Полине, где его неизменно посылали в сад играть с гадким пятилетним кузеном Гари. И каждую неделю случалось одно и то же: как только Гари наскучивала та игра, в которую они играли, он одаривал Пола злобной улыбкой и начинал реветь, а потом убегал через французское окно, во весь — не по годам громкий — голос вопя: "Мамочка! Мамочка, он меня ударил!" Каждую неделю мама с папой, тетя Полина и дядя Терри принимали версию гаденыша без тени сомнения, а Пола ругали и отправляли сидеть в машине, не давая с собой ни печенья, ни книжку, пока не настанет время возвращаться домой. И всякий раз, когда Пола уводили в одиночное заключение, мама смотрела на тетю Полину, кивала и пожимала плечами в точности так, как это сделал сейчас мистер Тэннер.

"Ну уж нет, хватит!" — решил Пол. И, вскочив на ноги, заорал:

— Что, черт побери, тут происходит?

Мистер Тэннер нахмурился, точно заметил орфографическую ошибку.

— Сядьте и помолчите, — сказал он, — я вам скажу.

— Э-э-э... идет, — согласился Пол, присаживаясь на краешек стойки. Но все же не смог себя заставить вот так все бросить. — Мистер Тэннер, — начал он, — это правда... это правда ваша мать?

— Да, — сказал мистер Тэннер.

— Отлично. Тогда это означает, что вы... Мистер Тэннер кивнул:

— Да, я гоблин. А для точности скажу, что со стороны отца я человек, но это действительно не ваше дело.

Подняв голову, Софи уставилась на него в упор. Она все еще выглядела так, будто падает через дыру в земле вслед за белым кроликом с карманными часами, но на ее щеки начал возвращаться румянец.

— Мистер Тэннер, — негромко спросила она, — почему в этом здании гоблины?

Мистер Тэннер вздохнул:

— Они — владельцы.

Софи открыла рот, чтобы что-то сказать, но сдержалась. Подтащив из приемной стул, мистер Тэннер сел и закурил сигару.

— Полагаю, это скорее наша вина, — сказал он. — Даже больше, в настоящий момент — своего рода камень преткновения среди партнеров. Кое-кто из нас полагает, что, нанимая на работу новичков, мы сразу должны вводить их в курс дела, чтобы избежать таких треклятых заварушек, как сегодня. Остальным хочется видеть в этом своего рода ритуал посвящения, а заодно и проверку на сообразительность. Если вы достаточно умны, чтобы работать в "Дж. В. У. ", то должны сами обо всем догадаться. — Он сверкнул своей неприятной фирменной улыбкой. — Идея недурная, — продолжал он, — но, учитывая уровень кадров, какими нам приходится обходиться в нынешние времена, пожалуй, не совсем реалистичная.

Глубоко затянувшись, он выпустил колечко дыма.

— Впрочем, это к делу не относится. Думаю, лучше всего объяснить вам происходящее будет так.

Сунув руку в карман, он достал несколько свернутых листов бумаги и протянул по одному Софи и Полу. Шапка фирмы наверху бланка на первый взгляд выглядела стандартной. Но потом сразу под названием и логотипом фирмы Пол заметил строку мелким шрифтом:

— Нашли? — спросил мистер Тэннер. — Отлично. Теперь я хочу, чтобы вы посмотрели на фамилии партнеров справа. После каждой фамилии вы увидите буквы. Надо ли вам говорить, что это степени и квалификация. Видите?

Пол перевел взгляд ниже на следующий список.

Джон В. Уэлс МТН (Оксф. унив.) ЧИРиДК Дип. Н

Хамфри Уэлс, ЧКОПК, СИМ

Профессор Теодорус Ваншпее VULWIT, ОВЕ

К. Н. Сусловиц ЧОИЭ, ЧКМБВ

Графиня Джудит ди Кальстельбьянко КФ

Подполковник Дитрих Червеубивец, RHG, ЧИДДВиИ

Деннис Тэннер (Плимут) ГГ

— Ладно, — сказал мистер Тэннер, — начинаем сверху. "МТН" — означает "магистр тайных наук". ЧИРиДК — сокращенное "Член Института Практикующих и Действительных Колдунов". "Дип. Н" — просто "дипломированный некромант — ничего трудного: заполняешь бланк, отсылаешь с ним бумажку в пять фунтов и с ответной почтой получаешь сертификат. Хамфри Уэлс, нуте-с, посмотрим: ЧКОПК — член-корреспондент общества практикующих кудесников, СИМ, кажется, Confrere de l'lnstitut International de la Magie[17], свора болтунов-пустозвонов, но на французов впечатление производит, а нам постоянно твердят, что настало время мыслить в европейских масштабах. Ладно. От чего латинское сокращение "VULWIT", я все равно не помню, даже если бы смог произнести, но означает оно, что Тео Ваншпее какой-то там профессор колдовства Лейденского университета, что вам двоим скорее ничегошеньки не говорит, но поверьте мне на слово, это передовое слово в науке. "ОВЕ" — что-то из области садоводства. Идем дальше. Каз Сусловиц: ЧОИЭ — "Член Общества Инженеров Элементалий", ЧКМБВ — член-корреспондент "Международного братства великанов", его он получил уже по праву рождения...

— Простите, что вы сказали?

— Великанов, — повторил мистер Тэннер. — Каз Сусловиц — великан, разве вы не?.. Нет, очевидно, нет.

— Но он же...

— Низенький великан, — решительно ответил мистер Тэннер. — С Джуди Кастельбьянко должно быть ясно даже таким, как вы.

— Нет, не ясно, — опасным тоном возразила Софи.

— КФ — сокращенное от Королевы Фей. Вы ведь знаете, кто такие феи? Намек: они живут под растениями в вашем саду, и я имею в виду не трубы для полива. Рик Червеубивец — Ritter des Heiligen Grals, что в переводе означает "Рыцарь Святого Грааля", чтоб вы знали, а ЧИДДВиИ — Член Института Дипломированных Драконоборцев Великобритании и Ирландии. Воинское звание у него тоже неподдельное, если считать Всадников Рохана настоящей армией. Вот, собственно, и все.

— А как же вы? — нахмурилась Софи. — Что значит "ГГ"? Мистер Тэннер просиял, показав множество необычных зубов.

— Главный гоблин.

Мгновение царила мертвая тишина, а потом Пол спросил:

— Прошу прощения, но что все это значит?

— Будет вам, — прищелкнул языком мистер Тэннер. — Ладно, начнем сверху. Хамфри Уэлс — колдун, в последнее время занимается в основном коммерческими сделками и банковскими расчетами, но все равно не потерял навыков в вызывании духов — в основном для клиентов с Дальнего Востока и из Штатов. Тео Ваншпее — вероятно, лучший на сегодняшний день чародей, работающий в частном секторе: главным образом искривления пространства-времени, много консультирует и, конечно, держит ушки на макушке относительно всяких там информационных технологий. Каз Сусловиц — почти на сто процентов строительство и гражданская инженерия, как и следовало ожидать. Джуди... ну, вполне очевидно, что она управляет портфелями наших клиентов в индустрии развлечений. Рик Червеубивец — наш домашний герой, занимается уничтожением вредителей. В основном драконов...

— Драконов, — повторил Пол.

— Драконов. Даже вы про драконов слышали.

— Да, но он не...

— Драконы, — устало объяснил мистер Тэннер, — притягивают накопленные богатства. В наши дни это по большей части музеи, галереи и, разумеется, банки. На этой неделе он поехал расчищать массированное заражение сейфов Credit Lyonnais[18], там надеются, что он успеет прикончить этих тварей прежде, чем евро рухнет на Уолл-стрит. А я, — с ухмылочкой добавил он, — гоблин, впрочем, это вы уже знаете.

Пол понимал, что мистер Тэннер ждет, чтобы кто-нибудь задал вопрос — почему бы тогда не ему?

— М-м-м... а что делают гоблины?

— Ах это! — Затушив сигару о ножку стула, мистер Тэннер тут же раскурил новую. — Гоблины живут в недрах земли, выкапывают гигантские туннели, которые тянутся до самой магмовой коры. Иными словами, — продолжал он, — минералы. А для краев, откуда я родом — в Новом Южном Уэльсе, — бокситы. Вот зачем, — добавил он с особенно гадкой ухмылкой, — я нанял вас.

— Меня? — У Пола отвисла челюсть.

— Вас-вас. Вы прирожденный лозоискатель, как вы только что доказали. Девяносто процентов верных попаданий. На самом деле это очень даже хорошо.

Пол не знал, что сказать.

— То есть фотографии участков пустыни... Мистер Тэннер кивнул.

— Вы смотрели на них и инстинктивно угадывали, где находятся залежи бокситов. Впрочем, не задирайте нос, за это мы вам и платим. А вот вы, — он повернулся к Софи, — Тео Ваншпее считает, что у вас все задатки провидицы. Из его уст это истинный комплимент, так что не забывайте.

— Польщена, — буркнула Софи. — Но спасибо, боюсь, меня это не интересует.

— Иными словами, вы не хотите? — переспросил мистер Тэннер.

— Вот именно.

Лицо мистера Тэннера растянулось в огромной зубастой улыбке, и, глядя на него, как похолодевшая от ужаса мышь на кошку, Пол счел, что определенно замечает семейное сходство.

— Вот только это не вам решать.

— Не мне? — вскинулась Софи.

— Не вам. Вы подписали контракт. Софи рассмеялась:

— Отлично. Так подайте на меня в суд. У меня шестьдесят фунтов на банковском счету и пятнадцать фунтов и сколько-то пенни на счету в почтовой службе, ах да, есть еще "Облигации выигрышного займа". Забирайте все, если хотите, но ноги моей тут больше не будет.

Мистер Тэннер покачал головой.

— Никогда не подписывайте юридические документы, предварительно их не прочитав, — посоветовал он. — Пункт три, параграф пять. Точной формулировки я не помню, но общий смысл сводится к следующему: если вы попытаетесь уволиться, мы можем заставить вас на нас работать тем способом, каким только пожелаем. — Его глаза сверкнули красным, в точности как у матушки. — А вам, поверьте, не захочется выяснить, как мы этого добиваемся.

— Я вам не верю, — покачала головой Софи.

— Правда? — Мистер Тэннер пожал плечами. — Тогда, должен вам с радостью сказать, вы не оставляете мне выбора. Так вот. Когда я трижды щелкну пальцами, вы снимете всю свою одежду и станцуете нам "Умирающего лебедя". Готовы?

Он щелкнул пальцами — раз, два, три. С третьим щелчком выражение лица Софи внезапно переменилось — от мрачного вызова к совершеннейшему и невыразимому ужасу. Ее пальцы растопырились, как морская звезда (так она силилась удержать руки по бокам), а потом поднялись к воротничку и медленно расстегнули верхнюю пуговицу.

— Не надо, — прошептала она. — Пожалуйста.

Мистер Тэннер рассмеялся. Для Пола это было уж слишком. Вскочив, он потянулся за степлером, но мистер Тэннер повернулся и поглядел на него. И тут же руку Пола прошила невыразимая боль, словно кто-то захватил ее раскаленными щипцами и потянул к лицу. Он смотрел, как его указательный палец выпрямился и начал неумолимо приближаться к его левой ноздре. Почувствовал, как он вонзился, и повернулся.

— Ладно, — выдохнул он, — ладно. Извините.

— Извинения приняты, — снисходительно буркнул мистер Тэннер и снова щелкнул пальцами, и тут же Пол и Софи почувствовали, как их руки расслабились и упали.

— И это я еще вас пожалел, — добавил мистер Тэннер. — Вам повезло, что у меня хорошее настроение. Иногда я бываю чертовски зол. Сомневаюсь, что вам это понравилось. Ах да, кстати! Если вам пришло в голову привлечь полицию или экономический суд, газеты или шоу Эстер Рэнтцен, я бы на вашем месте не беспокоился. Даже если бы вы сумели рассказать им о том, что, на ваш взгляд, тут сейчас произошло, вам никто не поверит. Но до этого не дойдет, потому что стоит вам открыть рот, попытаться отправить письмо — обычное или по электронной почте, — вы окажетесь на корточках на полу и, держа во рту большой палец, будете распевать "Передай привет Бродвею". Я придерживаюсь мнения, что быть распоследней сволочью это не просто работа, а призвание.

Если бы кто-нибудь до сего дня спросил Пола про ужас, он сказал бы, мол, и так прекрасно знает, что значит быть испуганным: он и без вас знает, что значит бояться собственной тени, мог бы даже написать на эту тему диплом: страх высоты, страх перед пауками, полетами, страх быть избитым, быть на чем-нибудь пойманным, страх опоздать, быть осмеянным, страх перед уховертками, громким шумом, страх почти перед всем на свете, что подвернется вам на язык, за исключением Мэри Поппинс и овсянки на завтрак. Но сидя на стойке секретаря и глядя на мистера Тэннера, он осознал, что о страхе знает ровно столько, сколько шмель о полетах на Андромеду. Быстрый косой взгляд сказал ему, что мысли Софи бегут приблизительно в том же направлении. В любых других обстоятельствах открытие, что их что-то связывает, бесконечно его бы обрадовало. Но в данном случае это как будто утратило всякое значение.

— И вообще, — продолжал мистер Тэннер, — вы, возможно, думаете, что хотите свалить, но ошибаетесь. Как только вы оправитесь от этого глупого потрясения — вам ведь годами вдалбливали, что магии не существует, — то поймете, как вам повезло: вам представился шанс самой фантастической карьеры, о какой только можно мечтать. Подумайте об этом, ладно? Вы станете чародеями, научитесь творить волшебство. Да ведь от Сайгона до Гренландии найдется сто миллионов детишек, которые свои "плей-стейшн" бы отдали ради такого шанса. Поэтому, — дружелюбно улыбаясь, сказал главный гоблин, — поменьше кислых рож, побольше веселого энтузиазма. Мы счастливы? Потому что, если нет, — добавил он, — то скоро будем. Ну?

— Счастливы, — хором промямлили Пол и Софи.

— Радуемся, что нас ждет целая галактика увлекательных новых возможностей?

Они кивнули.

— Вот и молодцы. — Мистер Тэннер встал. — Извините, что отнял у вас время после работы, но думаю, сегодняшние занятия пошли вам на пользу. А теперь бегите и ровно до девяти утра в понедельник на глаза мне не показывайтесь. — Подойдя к двери, он вынул связку ключей. — Ах да, — вспомнил он, — и последнее, особенно это касается вас, миссис Петтингел. Гоблины не так уж сильно отличаются от людей. Напугайте их до чертиков, и, сами понимаете: они запаникуют. Оставьте их в покое, и они вас тоже донимать не станут. Крайне важно, чтобы вы не поссорились с данной колонией, потому что, как я только что сказал, на самом деле они наши домовладельцы. Здание принадлежит им, а они сдают его нам за какой-то мизер при строгой договоренности, что мы заботимся о том, чтобы по окончании рабочего дня они могли выйти из туннелей, в которых живут, пошалить, повеселиться после того, как целый долгий день копали руду когтями, и чтобы никакие чертовы люди на них не напрыгивали и не пугали их до полусмерти. А еще так получилось, — мрачно добавил он, — что они члены семьи, и прошу вас, подумайте о том, что бы вы сами сказали, если бы огромные безобразные чужаки ворвались в гостиную ваших родителей и принялись толкать их и пихать. Честно говоря, это просто хороший тон и уважение к ближним. Понятно? — Отперев, он распахнул перед ними дверь. — Счастливого пути. Миссис Петтингсл, если вы пошевелитесь и не станете слоняться без дела, то увидите, что вполне успеваете на автобус в 6. 05 от Лондонского моста на Денмарк-хилл, потому что он как раз на двадцать минут опаздывает. А это означает, что в "Спаниель и Ступку" вы попадете как раз к тому моменту, когда отыграет разогревающая команда, и уверяю вас, вы ничего не потеряли. — Он усмехнулся и оскорбительно подмигнул. — Хороших вам выходных. Будьте умничками.

Дверь за Полом и Софи закрылась, и они услышали скрежет ключа в замке. Как раз начался дождик.

— М-да, — протянул Пол. Софи не ответила.

Они прошли несколько шагов и остановились.

— Я слышал, что он сказал, — напомнил Пол. — Поторопись, не то опоздаешь на автобус.

Софи посмотрела на него: капли дождя сбегали по ее лбу и катились по носу, как крупные слезы.

— Что нам делать? Пол покачал головой:

— Понятия не имею. Мой отец любил повторять старую испанскую поговорку: самое неподходящее время решить, что ты вегетарианец, когда тонешь в говяжьей подливке. Не уверен, применима ли она к нам или нет, но это лучшее, на что я в данный момент способен.

В ответ Софи только пожала плечами:

— Ладно, увидимся в понедельник.

— Да. в понедельник. Удачного вечера с горшками.

— С керамикой, — поправила она и ушла.

Пол совершил тактический ход, единственно возможный на данной стадии его карьеры: отправился в ближайших паб и выпил шесть пинт лимонадного шанди без лимонада. Когда он заказал седьмую, бармен, по всей видимости, решил, что лимонадного шанди он уже выпил столько, сколько ему полагается, и, наверное, ему стоит идти домой. Поблагодарив, Пол нашел другой паб и заказал пинту имбирного шанди без имбирного пива. Когда бармен спросил, может, он лучше выпьет тогда светлого, потому что ведь получится одно и то же, Пол покачал головой и ответил: нет, он, пожалуй, будет держаться шанди, потому что к крепким напиткам он не привык. Произнеся этот достойный ответ, он рухнул на пол, после чего добросердечные соседи помогли ему преодолеть дверной порог и лечь в канаву. Там он немного полежал, взвешивая открывающиеся возможности и восстанавливая приоритеты, пока не пришел полицейский, чтобы его арестовать.

Но Пол только улыбнулся. Верно, он только что претерпел невыразимые ужасы и жизнь ни с того ни с сего тяпнула его за нос, но он хотя бы не обязан выслушивать глупости копа. Он ведь теперь чародей.

Впрочем, сначала он попытался объяснять.

— Меня нельзя арестовывать, — сказал он. — Я волшебник.

Полицейский признался, что склонен отнестись к этому утверждению скептически и, выдвинув собственную альтернативную теорию, попытался схватить Пола за лацканы пальто.

Пол от него отмахнулся — не слишком мягко.

— Нельзя так поступать, — сказал он. — Это неуважительно. Даю вам последний шанс, а потом...

Но полицейский как будто последнего шанса не захотел, а жаль: есть люди, которые... ну... просто враги самим себе. С мягким вздохом сожаления Пол прищурился, сделал глубокий вдох и щелкнул пальцами.

Кажется, не сработало.

А полицейский зря времени не терял: подняв Пола на ноги, он довольно бесцеремонно привалил его к стене и стал нашаривать у себя на поясе наручники. Пол был разочарован — и это еще мягко сказано. Он-то ожидал совсем иного. Ну и какой, скажите, прок быть волшебником и уметь с завязанными глазами в темноте и боксерских перчатках находить бокситы, если не можешь сделать такую простую вещь, как приказать "бобби" съесть свою дубинку. Тут он вспомнил, и внезапно все стало кристально ясно. Про дубинку он подумал уже после того, как щелкнул пальцами. "Ну ладно, поехали", — сказал он самому себе и попытался снова.

На мгновение у Пола возникло скверное чувство, что все-таки ничего не получится. Но тут, когда он уже начал беспокоиться, полицейский отпустил его и, сделав шаг назад, издал слабое мяуканье, как кошка из недр большого чемодана. Затем, будто в замедленной съемке, снял с ремня блестящую черную дубинку для подавления уличных беспорядков и засунул ее себе в рот.

Раздался слабый щелчок. Задним числом Пол решил, что это, наверное, сломался зуб.

— Давайте, давайте, — радостно подстегнул Пол, когда полицейский укусил снова. — Хотя на вашем месте я попробовал бы ее на тосте или с парой ломтиков хлеба. Дубинкопаштет, ха-ха. — Пол улыбнулся на манер мистера Тэннера. Ему еще никогда не удавалось одурачить полицейского. — Под ноги смотрите, — посоветовал он и ушел, шагнув прямо в глубокую маслянистую лужу.

Особое провидение, хранящее кошек и пьяных, помогло ему добраться домой. Закрыв за собой дверь, он рухнул на кровать и тут же заснул. Ему привиделся странный сон: в этом сне он сражался с бандой гоблинов, обнаружил, что обладает сверхъестественными магическими способностями и заставил полицейского совершить на публике унизительный и болезненный поступок. Пока сон разворачивался у него в голове, Пол думал, что даже по его меркам это видение такое же странное, как система канализации на планете Тардис. Тут он проснулся, и в долю секунды между возвращением сознания и наступлением похмелья, забуксовавшего в ядовитой плесени мозга, осознал, что это не сон, а воспоминание.

"Ничего себе! — подумал он. А потом: — Господи, я действительно сказал "дубинкопаштет"? Нехорошо. Очень нехорошо".

Попытавшись встать, он упал с постели, нетвердо поднялся на ноги, отыскал чайник и налил воды. Просто шутки ради, вместо того чтобы нажать выключатель, он поглядел на него строго и, щелкнув пальцами, приказал:

— Кипи!

Ничего не произошло. Впрочем, он ничего особенно и не ожидал. Может, потому и не подействовало? Ну и ладно.

Разумный и рациональный подход не слишком помог. Пол миновал ту стадию, когда мог обманывать себя, дескать, подворачивающиеся на каждом шагу странности — это всего лишь галлюцинации или необычно яркие сны. Приходилось смириться с тем фактом, что он живет в мире, где магические действия и впрямь возможны, где существуют гоблины, а его занесло па флагманский космолет этого чародейского флота и бежать некуда. Теоретически была и позитивная сторона, так как он, по всей видимости, способен творить хотя бы толику волшебства: может обездвиживать полицейских (сколько себя помнил, боялся их до дрожи) и потому теоретически волен делать почти все, что пожелает, не беспокоясь, что его арестуют и отправят в тюрьму. Отлично. Но даже будь это правдой, Пол не мог подыскать ни одного противозаконного поступка, который ему действительно хотелось бы совершить. Ну да, конечно можно ограбить банк, тогда у него появилась бы куча денег но какой от них прок, если он все равно обязан каждое утро приходить на работу в дом на Сент-Мэри-Экс и весь день сортировать таблицы или играть в "найди бокситы" под угрозой какого-нибудь изощренно гадкого наказания, какое только способно зародиться в мутных глубинах воображения мистера Тэннера. А кроме того...

Но будем разумны: ведь скорее всего есть какая-нибудь очень веская и очевидная причина, почему люди, обладающие магическими способностями, не летают по улицам, присваивая себе что в голову взбредет, а также почему партнеры в его фирме зарабатывают себе на жизнь, а не расхаживают павлинами, как какие-нибудь сверхъестественные братья Крей[19]? Скорее всего его удивительные способности далеко не беспредельны: например, он способен одолеть одного копа, но не двух и так далее. По зрелом размышлении обладание магическими способностями окажется чем-то вроде спутникового телевидения: звучит круто, но неприятностей в итоге больше, чем проку.

Ну да, разумеется, его мучила проблема волшебства, но большую часть уик-энда, как только он давал волю мыслям, Пол ловил себя на том, что они обращаются к Денмарк-хиллу и той дорожке, которая от него ведет. Чем больше он об этом думал, тем хуже ему становилось. Последний месяц его жизнь основывалась на — надо признать — маловероятной гипотезе: "Если я смогу завоевать эту девушку, то до конца жизни буду счастлив". На самом деле он ни на минуту не верил в то, что действительно может ее завоевать, но хотя бы участвовал в гонке, в состязании. А теперь вдруг его сбросили с дистанции. Она нашла другого. "Никаких вакансий, место занято, уходите". И мало того — спасибо мистеру Тэннеру и его жутким коллегам, Пол обречен не только видеть ее каждый день, но и по многу часов проводить с ней в одной комнате, а на самом деле ему нужно как можно дальше бежать от предмета своих воздыханий. Он свой урок затвердил, сколько раз уже обжигался.

Если бы он мог бросить эту работу и найти другую, то ставьте фунт против шоколадного евро, что всего за несколько дней он наткнется на какое-нибудь другое доверчивое существо женского пола, которому случится соответствовать его не слишком взыскательным критериям, и безнадежно в него влюбится. Нет проблем: это его естественная система самозащиты, серия разочарований и отскоков, такая же быстрая и сложная, как высшего уровня подачи в настольном теннисе. К несчастью, такого выхода ему как будто не представится. Лучшее, что он мог бы сделать, это влюбиться в кого-нибудь другого в том же здании, но и на это надеяться нечего по той простой причине, что будь на данной территории хоть кто-нибудь подходящий, он уже давно бы так поступил. Но кто там был? У секретарш, как показывал печальный опыт, уже есть кто-нибудь, или они настолько очаровательны и красивы, что просто не могут подать хотя бы лучик надежды, обязательно необходимый для безнадежной влюбленности.

С ним всегда случалось одно и то же: Пол неизменно западал на таких, которые — или оттого, что некрасивы, или оттого, что носят очки, слишком полные или слишком худые — просто не вписываются в общепринятый стереотип женской красоты. Он сам готов был признать: в этом и заключается разница между поиском конца радуги и покупкой каждую неделю лотерейного билета. Ни тот, ни другой путь не сделает вас богачом, но, выбирая синицу в руке, хотя бы получаешь один шанс из пятидесяти миллионов. Этого ему хватало.

Но...

Ладно, ладно, мистер Умник: почему дураки влюбляются? Должна же быть какая-то причина! Из всех уроков по естественным предметам в школе Пол помнил практически только одно (помимо того, что, если смешать йод и аммиак, произойдет много чего интересного), а именно теорию Дарвина. Эволюция — вот ее он принимал на свой счет, просто ничего не мог с собой поделать. Постепенно, за десятки тысяч темных тысячелетий было развито и взято на вооружение все необходимое, все полезное принято, все вредоносное или бесполезное отброшено. Иногда Пол воображал, что слышит мысли множества поколений прототипов, устало тащившихся по крутой тропе прогресса и подгоняемых одним лишь инстинктивным знанием, что их усилия и бескорыстное служение когда-нибудь приведут к окончательной версии, которую уже невозможно исправить или дополнить: к нему, Полу Карпентеру. Непростительным оскорблением их памяти было бы утверждать, что хотя бы какая-то мелочь в проекте, которым диктуется его физическое или умственное состояние, существует не по самой веской на свете причине. Та же последовательность процессов, породившая такое чудо инженерии, как кости, мышцы, кровь и мозг, определяла его инстинкты и эмоции. А отсюда неизбежно следовало, что и программное обеспечение должно быть столь же совершенно, как и "железо". Соответственно должна быть какая-то причина, почему он так по-дурацки ведет себя с девушками. Это неизбежно должен быть какой-то навык выживания или поведенческая черта, оптимизированные для большей славы его биологического вида. Природа заложила их в него с какой-то целью, но черт бы его побрал, если он может угадать с какой.

И лишнее тому доказательство: не без причины ему каким-то образом удалось продвинуться гораздо дальше, чем когда бы то ни было, до той стадии, когда чертова женщина была готова с ним разговаривать, его слушать, покупать ему булочки с ветчиной, когда она стала считать его достаточно близким другом, чтобы поверить ему чудесные новости... должна быть какая-то причина, почему как гром с ясного неба объявился какой-то анархо-социалистский гряземеситель и увлек предмет его воздыханий на Денмарк-хилл и в лежащую за ним тьму, окончательно и бесповоротно утопив его надежды, точно котят в ведре с водой. Очень хорошо. Он верит в разумность мироздания, верит, что все к лучшему, что миллион поколений одноклеточных организмов положили свои жизни на то, чтобы все оно было так. Но хорошо бы, чтобы кто-нибудь — не обязательно мистер Дарвин лично, но кто-нибудь из его коллег, младший помощник секретаря, например, — уделил минутку времени, чтобы как-нибудь к нему заскочить и все объяснить, и хорошо бы в таких словах, чтобы он понял. Он же не просит о многом. Только о простой вежливости, не больше.

А вместе этого... Вместо этого жизнь подбросила ему гоблинов и мистера Тэннера, бокситы и Институт Практикующих и Действительных Колдунов. Никто, даже лучший друг Дарвина, даже Божья матерь не могут утверждать, что так и полагается развиваться вселенной. Пол пришел к единственно возможному выводу: все мироустройство полетело псу под хвост, и мутировавший миллиарды лет планктон в полном праве потребовать назад свои деньги.

Да еще молоко в шкафчике скисло.

В любой другой момент он пожал бы плечами и пошел в магазин за более свежей версией. Но сейчас? Ну уж нет! Ведь бактерии, которые сейчас превращают невесть во что его едва начатую полпинты снятого, взрастила та самая сила, которая на мельчайшем уровне спроектировала сложную гидравлику его сердечной мышцы. А следовательно, скисшее молоко — оскорбление ему лично. Роком и Дарвином он избран провидеть бокситы, влюбляться в девушек, предпочитающих горшечников-шоуменов, принимать участие в дикой крысиной гонке, и самое малое, чего он может ожидать от жизни, это чтобы в его молоке не плавали куски творога. Так не пойдет, решил Пол, больше он этого терпеть не будет.

Яростно нахмурившись на молоко, он щелкнул пальцами.

Закипел чайник.

Пол с минуту смотрел на него, потом подумал: "Надо, наверное, сперва получиться, отточить навыки". Он попытался снова, но на сей раз сосредоточился на молоке. "Давай, молоко — подумал он. — Само понимаешь, деваться некуда. Ты же не хочешь, чтобы тебя вылили в унитаз? Разве не лучше вместо этого сделать свое дело, исполнить свое предназначение, быть самым лучшим на свете пакетом молока? Пинту полуснятого я могу купить в любой момент, но сейчас решается твоя судьба. Сейчас или никогда! Ты действительно хочешь булькать по темным канализационным трубам, даже не попытавшись?"

Он щелкнул пальцами. Ничего не произошло.

"Ладно", — подумал он. И всмотрелся в молоко, воображая, каково было бы плавать в нем, если бы он был не больше молекулы. Зажмурившись, он мысленным взором представил себе свернувшиеся, слипшиеся частицы, на которых, точно злые бандиты на мексиканских крестьян, нападают бактерии. И вдруг (на мысленном экране, он же это видел) один маленький молочный крестьянин встает и дает отпор бактериям, и почти тут же начинается потрясающая битва, пеоны набегают на мучителей, точно приливная волна, стаскивают с седел, до смерти забивают мотыгами и лопатами и волокут истерзанные тела на деревенскую площадь. Не открывая глаз, Пол смотрел, как комки и сгустки в молоке растворяются, а грязная желтизна сменяется чистейшей молочной белизной. Когда он открыл глаза, на губах его играла улыбка.

Не выгорело.

Мгновение паники, за которой последовало неподдельное раздражение. И пальцами он щелкнул так, будто пинал сушку-центрифугу ("Мне от этого больнее, чем тебе, но иногда Доброта требует жестокости!"). Потом, не удостоив молоко Даже взглядом, налил его в чай, размешал, выловил пакетик с заваркой и попробовал. Вкус был нормальный, как он и предполагал.

И в это мгновение Пол осознал простую, основополагающую истину. Мир должен работать как следует, с ним все в порядке, но иногда его заедает или просто он с утра не заводится. Магия — всего лишь уверенная, умело отвешенная затрещина по боку обшивки, тумак карбюратору, от которого все заработает. Магия не меняет мир и не совершает ничего невозможного. Силой убеждения и незначительного, контролируемого насилия магия заставляет его перестать лодырничать и делать что положено.

Вот так все просто.

А когда это до него дошло, трудности отпали сами собой. За окном было темно и мрачно, начинало плевать дождиком. Но умело направленным щелчком пальцев он быстренько это исправил, и включилось солнце, завесы туч разошлись, дождь передумал и пошел проливаться в другое место. В доме нет ни хлеба, ни сарделек, ни бекона, но это неправильно, потому что трудящемуся в поте лица магу нужен хороший завтрак, прежде чем он пойдет исцелять мир. Один щелчок пальцами восполнил нехватку припасов, еще один материализовал отличный сандвич с беконом. Мусорное ведро нужно выбросить, да и потолок затянут пыльным саваном паутины, но в последние дни он был слишком занят важной работой по добыче бокситов и не мог отвлекаться на такие мелочи, как смахивание пыли и вынос мусора. Быстрое движение большого и среднего пальцев — и вот уже все улажено, а заодно спонтанно помыли и высушили себя три грязные чашки, которых он даже не заметил, и выстроились на полке над раковиной по стойке "смирно". "Вольно, — скомандовал он. — Продолжайте". На вешалках материализовались выглаженные рубашки, книги взлетели с пола и прыгнули на полку, перегоревшая лампочка в лампе на тумбочке вдруг ожила и весело засветилась. Статус — нормально, все системы работают по плану. Совсем как ватага невоспитанных детей на улице: нужно только, чтобы кто-нибудь сказал им, что делать.

А потом ему пришло в голову: все это очень хорошо, но можно ли ожидать, чтобы усердный искатель бокситов вроде него посвящал все свое внимание работе, когда сердце у него в груди стучит часто-часто, точно птица со сломанным крылом, а мысли то и дело возвращаются к единственной девушке, которую он когда-либо по-настоящему любил и которая бог знает чем занята в бесхозном автобусе посреди поля возле Эстера с горшечником, по которому тюрьма плачет? Это уж слишком! Такого ни от кого нельзя ожидать, тем более от столь впечатлительного и ранимого создания, как он. Что-то, по всей видимости, пошло тут наперекосяк, и это надо исправить. Вот сейчас он щелкнет пальцами, и зазвонит телефон и... "Ну а тогда что-нибудь придумаем. О'кей? Поехали".

Пол щелкнул пальцами.

Две пары грязных носков исчезли с пола и материализовались в ящике для белья, выстиранные, отглаженные и аккуратно свернутые. Сломанный карандаш на каминной полке сам себя наточил. Но больше ничего.

Разумеется, было бы неплохо, будь у него мобильник; но когда он оглядел комнату, на кровати лежала миниатюрная "моторола" пятого поколения. Он проверил, заряжен ли аппаратик, и лишь потом включил. Затем снова щелкнул пальцами.

Ничего.

Сникнув, Пол рухнул в кресло (которое каким-то образом умудрилось подъехать от двери прямо ему под пятую точку, а он этого даже не заметил). Значит, его теория летит в тартарары. Какой прок от магии, если она способна только немного помочь по хозяйству и сделать простейшие покупки. Любой дурак умеет мыть посуду и двигать мебель; тот Факт, что он совершил это, щелкнув пальцами, а не более традиционными способами, Пола не утешил. Магия все-таки не действует, она не способна залатать фундаментальные дыры в космосе. Это все равно что иметь машину с отлично работающим, многофункциональным CD-проигрывателем и угробленным мотором.

Зазвонил телефон.

Пол вылетел из кресла, как космическая ракета, вырывающаяся из гравитационного поля Земли.

— Алло?

— Алло.

Пол узнал голос. Причем совсем не тот, какой ему хотелось услышать. Опустившись на край кровати, он закрыл глаза.

— Вы нужны мне в офисе, сию минуту, — сказал мистер Тэннер. — Не тратьте времени на костюм и галстук. Немедленно езжайте сюда.

Не успел Пол сказать хоть что-нибудь (например, "Отвяжитесь!"), как в трубке послышались короткие гудки. Нахмурившись, он замахнулся телефоном в противоположную стену, но не отправил в полет. Ему пришло в голову, что, возможно, это не он вызвал мобильник из воздуха, а мистер Тэннер. В таком случае, если он его разобьет, могут быть неприятности. Сунув телефон в карман, Пол схватил пальто и выбежал на улицу.

Суббота, у автобусов другое расписание. Пол остановился на тротуаре, пережидая красный свет, чтобы перейти к автобусной остановке, но не успел еще ступить на мостовую, как возле него затормозило такси, дверца распахнулась.

— Пол Карпентер?

— Да, — ответил он.

— Запрыгивайте. Пол нахмурился:

— У меня недостаточно денег.

— Об этом не беспокойтесь. За счет фирмы. "Дж. В. Уэлс", так?

Кивнув, Пол сел. Сзади ему был виден только затылок водителя: нечто среднее между Йодой и какой-нибудь макакой из ток-шоу. "Замечательно, — подумал он. — Меня везет по Лондону гоблин. А мама считала, что я никогда ничего не добьюсь".

Дорога, казалось, совсем не заняла времени, и как только он ступил на тротуар, дверца захлопнулась и машина уехала, оставив его перед домом № 70 по Сент-Мэри-Экс. Пол как раз успел спросить себя, как ему попасть внутрь, когда дверь градусов на двадцать приоткрылась, и в щелке замаячила гоблинская физиономия. Пол счел, что она ему незнакома (харя была из разряда помесей африканского кабана с дикой свиньей пекари — с бивнями под стать). Гоблин поманил его, а после, когда они проходили дверной проем, низко поклонился. Вот к этому, почувствовал Пол, он ни за что не привыкнет.

— Где вас, черт побери, носило? — Мистер Тэннер сидел за стойкой секретарши, более или менее на том месте и в той позе, в какой Пол его оставил в пятницу вечером. — Но теперь вы хотя бы здесь. Просмотрите вот эти, обведите зеленым маркером все, где у вас засосет под ложечкой.

Он толкнул через стойку папку больших глянцевых фотографий. Сплошь аэросъемка: виды пустыни, та же старая песня. Пол начал сомневаться, так ли уж это срочно.

— Вы еще тут? — Мистер Тэннер глянул на него поверх очков. — Если вас волнует, как вы доберетесь до своей комнаты, когда в здании полно гоблинов, успокойтесь. Не приставайте к ним, и они вас не тронут.

Оставив мистера Тэннера в холе (где он как будто читал газету), Пол поднялся в их с Софи кабинет. Никаких гоблинов видно не было, впрочем, это с лихвой восполняло обилие признаков их недавнего присутствия: от порванного ковра и подранных когтями обоев до вырубленной боевым топором двери и нескольких случайных дурно пахнущих темно-бурых пятен на пату. Десятку человек потребуется полгода, чтобы убрать эти авгиевы конюшни, но Пол уже знал что к чему. Всего несколько щелчков пальцами — и никто вообще не догадается, что в здании было что-то пострашнее мыши-песчанки.

"Даже к лучшему, — думал Пол, садясь за свой стол, — что личной жизни у меня никакой, да и срочных планов тоже". И все же то, что утром в субботу его вот так выдернули в офис, немного действовало на нервы. Неужели такое будет сплошь и рядом до пенсии? Вот уж веселенькая мысль!

"Не бери в голову", — утешил он себя. Чем быстрее он начнет, тем быстрее закончит. Пол пролистнул стопку увеличенных фотографий, ожидая почувствовать уже знакомый электрический разряд, но или он утратил сноровку, или на фотографиях вообще ничего нужного не было. У него даже палец не дернулся.

Нехорошо, очень нехорошо, решил он. Вероятно, это от того, что он неправильно относится к работе, может, мысли у него заняты другим. Не нужно живого воображения, чтобы представить себе, как нахмурится мистер Тэннер, когда он отдаст кипу девственно чистых снимков, как велит вернуться и сделать все еще раз, теперь как следует. Ладно, можно смухлевать: нарисовать тут и там пригоршню закорючек наугад. Мистер Тэннер ничего не узнает. А потом Пола осенила еще более удачная мысль: если ему удастся убедить мистера Тэннера, что на самом деле он к этой работе негоден, мистер Тэннер может решить, что у него, Пола, вообще никаких задатков нет, и позволит ему уволится. Сняв колпачок с зеленого маркера, Пол закрыл глаза и поводил кончиком пальца. Там, куда палец уперся — буквально посреди нигде, — он нарисовал зеленый кружок, потом перешел к следующей фотографии. Много времени на обработку всей пачки не потребовалось, и как только он покончил с последним снимком, дверь распахнулась и вошел мистер Тэннер с еще одной голубой папкой под мышкой, чашкой чая и тарелкой с куском рождественского пирога, политого пурпурной глазурью.

— Есть что-нибудь? — спросил мистер Тэннер.

— Нет. Я хотел сказать, да. На самом деле я не уверен. Мистер Тэннер пробуравил его взглядом.

— Просто подумал, что вы, вероятно, не откажетесь от чашечки чая, — сказал он. — А еще, сегодня у меня день рождения, и мама испекла мне пирог. — Он поставил тарелку на стол Пола.

— Это мне? — спросил Пол.

— Если не хотите, не ешьте, — ответил мистер Тэннер. — Как бы то ни было, вот просмотрите еще папку фотографий. Эти я заберу, если вы с ними закончили.

— Я... — Пол помешкал. — Как я и сказал, — начал заикаться он, — я в них не уверен. То есть я мог тут все напутать.

Мистер Тэннер пожал плечами.

— Никто не совершенен, все ошибаются. Но пока вы делаете все, что в ваших силах, о большем вас никто и не просит. — И не успел Пол и рта открыть, сгреб старые фотографии с зелеными кружками, поддельность которых была так же заметна, как прыщи на лице супермодели, и, выровняв, сунул стопу себе под мышку. — Не буду вам мешать. В конце концов, уверен, вы бы предпочли заниматься совсем не этим. — У дверей он помедлил: — Кстати, я очень ценю, что вы смогли вот так, без предварительной договоренности приехать утром в субботу. Буду с вами честен: с тех пор как вы пришли к нам работать, мне случалось спрашивать себя, есть ли у вас то, что требуется. Я говорю про отношение к работе. Рад, что вы доказали, что я в вас ошибся.

Пол послушал, как затихают в конце коридора шаги и довольно громко сказал:

— Черт!

Он, наверное, почти со всем бы справился, но благодарность была просто непереносима. Пол едва не вскочил с кресла, чтобы нагнать мистера Тэннера, сознаться в грехах и избавиться от чувства вины, но ему было слишком страшно и слишком стыдно. На задворках сознания еле слышный голосок пытался спорить, что это просто еще одна гадкая телепатическая шутка мистера Тэннера, еще более мерзкая, чем когда он превратил их с Софи в зомби, но даже будучи уверен, что его теория стопроцентно верна, Пол все равно чувствовал себя виноватым.

Прихлебывая чай, который был едва теплым и по меньшей мере на сорок процентов состоял из чистого сахара, он рассматривал кусок пирога. Гоблинская кухня нисколько его не привлекала, но оставалась кошмарная проблема, как "избавиться от тела". Если просто оставить на столе, то мистер Тэннер увидит, что пирог нетронут, а если выбросить в корзину, получится еще хуже. С другой стороны, нет и речи о том, чтобы это попробовать. В карман не поместится — слишком большой. Пол со вздохом выдвинул нижний ящик письменного стола, намереваясь спрятать там угощение до понедельника, когда вернется с подходящим контейнером, чтобы тайком вынести его из здания.

Только вчера Пол выдвигал этот ящик и готов был поклясться, что тогда он был пуст. А теперь там кое-что было. Три вещи.

Во-первых, длинный степлер — впрочем, Пол уже привык находить его в самых неожиданных местах. Во-вторых, пакетик изюма в шоколаде. В-третьих, картонный тубус, длиной приблизительно с трубку внутри рулона туалетной бумаги, но толще. Нахмурившись, Пол достал тубус, положил на стол и осторожно ткнул концом карандаша. Из тубуса что-то выскользнуло. На первый взгляд оно напоминало скрученный мешок для мусора. Но, развернув, Пол узнал в нем забавную резиновую штуковину, которую нашел в хранилище и окрестил "Переносной дверью "Акме"", а после струсил и изменил название на что-то менее игривое. Во всяком случае, поначалу он решил, что это именно она, потому что сперва показалось, что обозначающие филенки, петли и ручку линии те же самые. Но при ближайшем рассмотрении он пришел к выводу, что на самом деле они слегка отличаются: дверная ручка не круглая, а восьмигранная, и лепнина вокруг каждой псевдофиленки лучше проработана. Пол с минуту рассматривал странную штуковину, потом, пожав плечами, свернул и убрал на место.

Больший интерес вызывал пакетик изюма. Изюм в шоколаде был излюбленным лакомством Пола: стоило ему вскрыть пакетик, рука настойчиво тянулась туда еще и еще, пока не исчезала последняя ягодка, пока к горлу не подступала тошнота и не наступало пресыщение. А этот пакетик, как невольно заметил Пол, еще не вскрыт. Большое искушение. Хотя последняя толика базового инстинкта самосохранения отчаянно предостерегала не есть ничего, что он найдет на территории фирмы, казалось логичным предположить, что если пакетик еще целый и нетронутый, то это не просто остатки гоблинского ужина. "Давай же, — шептал голосок искушения, — всего парочку. От одной-двух вреда ведь не будет!" Он, конечно, удивился странному совпадению, что пакетик его любимых сладостей оказался у него в столе как раз в тот момент, когда из-за чувства вины и общей расстроенности он наиболее восприимчив к сиреновой песне утешительного лакомства, но к тому времени Пол уже не контролировал своих действий. Он сам не заметил, как надорвал пакетик, но тем не менее пакетик был вскрыт и три или четыре поблескивающие коричневым изюмины в шоколаде выкатились и лежали перед ним на столе, просто умоляя, чтобы он забросил их в рот. (Больше всего он любил зажать изюмину в углу рта, пока не расплавится шоколадная глазурь, и лишь потом раскусить сахарную серединку самой ягодки.) "А пошло оно все!" — подумал Пол. И к тому времени, когда убрал кусок пирога с пурпурной глазурью на дно ящика и с силой этот ящик задвинул, он уже прожевал вторую изюмину и тянулся за третьей. Вывод не заставил себя ждать: он поступил правильно. Эти изюминки были не просто вкусные — они были суперпупервкусные и вкусным догоняли. Запустив пальцы в пакет, Пол сгреб полгорсти и запихал в рот, как ребенок. Следующие несколько минут он мог только наслаждаться восхитительной сладостью. Лишь осознав, что куда-то подевалось уже полпакета, Пол сделал над собой усилие и удержал руку. И с сожалением решил, что пришло время нормировать остатки. Он убрал пакетик, задвинул ящик и прижал для верности коленом.

"А теперь, — сказал он самому себе, — пора за работу, а не то останешься тут до утра понедельника". Потянувшись за первой фотографией, он тут же почувствовал уже знакомое покалывание, которое возникло в кончиках пальцев и распространилось до запястья. В яблочко!

Первым делом его охватило смятение: если волшебство с лозоискательством снова работает на полную мощность, может, с самого начала все было в порядке, и в первой порции фотографий он не нашел ничего просто потому, что там действительно нечего было искать. Пинком выгнав эту мысль из головы, Пол вывел первый зеленый кружок и потянулся за следующим снимком. Вместо снимка пальцы наткнулись на пакетик с изюмом.

Все страньше и страньше — ведь его колено по-прежнему прижато к ящику. Но по долгому опыту с расстройством желудка Пол знал: изюм в шоколаде не сидит на месте, точно ковбои, окопавшиеся за баррикадой из повозок, когда на горизонте появилась банда сиу, — нет, драже выбираются бледными призраками и сами находят себе дорогу в руку и в рот. Простейшая магия кондитеров, такое происходит сплошь и рядом. Не о чем (хрусть!) волноваться.

Он изучил и пометил еще четыре или пять фотографий, всякий раз чувствуя лозоискательский зуд. Хотя бы теперь он делал свою работу как следует, что, как он надеялся, хоть немного искупит его ребяческое и непрофессиональное поведение на первой порции. Если только...

Почувствовав вдруг, что в комнате он не один, Пол поднял глаза. По другую сторону стола стоял гоблин. И смотрел на него крохотными, красными, как сигналы светофора, круглыми глазками. Но не успел Пол как следует испугаться, как гоблин открыл рот и издал крик.

Крик был в точности такой же, какой он слышал вчера: утонченное сочетание верещанья скворца и мартышки. Однако на сей раз Пол поймал себя на том, что все понимает.

— Здравствуйте, — произнес гоблин.

(Нет, Пол не переводил, — не мог же он, сам того не заметив, выучить гоблинский язык! Ощущение было такое, будто гоблина озвучивали на человеческом языке, и это озвучивание исходило откуда-то из головы Пола. Вот это уже гораздо удивительнее квадратных яиц, но почему-то эта новая странность сейчас не застала его врасплох, как случилось бы в любых других обстоятельствах.)

— Понравился вам пирог? — говорил гоблин, и эти слова будто нажали какую-то клавишу в мозгу Пола: это был тот самый гоблин, с которым он сражался в холле, тот, чью руку он пришпилил степлером. Иными словами, не гоблин, а гоблинша, матушка мистера Тэннера.

— М-м-м, — ответил он (он не визжал, а говорил на самом обыкновенном человеческом языке, но гоблин его как будто понимал). — Да, потрясающе. Очень вкусно.

Кивнув, гоблинша обнажила зубы: их у нее было девять, очень длинных и острых.

— Лжец, — сказала она. — Ты к нему даже не притронулся. Он в ящике твоего стола.

— Э-э-э... — замялся Пол.

— И не говори, что не голоден, — продолжала гоблинша, — потому что иначе не жрал бы все утро сладости. Я не в обиде, — добавила она, — но если не можешь заставить себя попробовать мой пирог, то хотя бы не лги. Я несколько часов на готовку убила. Надеюсь, ты понял, что я не какая-нибудь там прислуга.

Единственное, что пришло в голову Полу в этот момент это извиниться, поэтому он и сказал:

— Извините.

— Извинения приняты, — ответила гоблинша, еще немного сердито, но уже далеко не так, как раньше. — На самом деле оно, наверное, и к лучшему. Глазурь — пюре из крысиной печени, взбитой с паучьими яйцами и толикой сметаны. Учитывая, какой ты сладкоежка, тебе скорее всего не понравилось бы.

Пол медленно кивнул:

— Боюсь, я не смог бы оценить по достоинству.

— Да, — согласилась гоблинша. — Тогда лучше отдай его мне. Нечего еду разбазаривать.

Открыв ящик стола, Пол достал тарелку. Гоблинша схватила пироге тарелки и одним махом проглотила его, точно дельфин, который напоказ ловит рыбу, подброшенную в воздух.

— На случай если тебе интересно, — сказала она с набитым ртом, — это не просто обычный изюм в шоколаде.

Пол кивнул. Об этом он уже догадался. Гоблинша рассмеялась: она взвизгнула, а в голове Пола раздался смех.

— На твоем месте остальные я бы разом не глотала. Видишь ли, на самом деле это и не изюмины вовсе.

— Э-э-э?

Гоблинша покачала головой:

— Драконьи погадки. Очень дорогие и редкие.

Пол почувствовал, как его внутренности вознамерились выйти наружу.

— Драконьи погадки в шоколаде? — проскрипел он.

— Не в шоколаде, — поправила гоблинша. — На вкус, конечно, как шоколад, только гораздо лучше. Тут дело не только во вкусе. А в...

Ее последний вопль был непереводимым: услышал-то его Пол вполне отчетливо, но в голове у него не возникло никакого словесного эквивалента.

— Прошу прощения? — переспросил он. Гоблинша помедлила, словно подыскивала синоним.

— Магия, — наконец сказала она. — У драконов она особенная. Тот же эффект возникает, когда пьешь их кровь, только тогда он остается раз и на всегда. А с погадками время ограничивается часом или около того. И все же сам себя спроси, что бы ты предпочел: перерезать дракону глотку или ходить за ним с совком и веником?

— Извините, — сказал Пол, — а что, собственно, они делают?..

— Ну да, конечно, ты же не знаешь! — в точности, как ее сын, усмехнулась гоблинша. — Позволяют тебе понимать. Съедаешь одну и начинаешь понимать языки, которых никогда не учил. Как раз это сейчас с тобой происходит. А еще, — продолжала она, — и это самое хорошее, хотя иногда неприятностей не оберешься... когда тебе лгут, ты ухом слышишь слова, а мысленно — то, что тебе говорят на самом деле, если понимаешь, о чем я. Сейчас я тебе покажу. Минутку.

Гоблинша помолчала, а потом...

Услышанный Полом звук был пронзительным, совершенно нечеловеческим воплем. Услышанные им слова — "Извини, что я вчера на тебя напала, я заслужила, чтобы ты прошил мне руку", а в уме, в том темном уголке, где он не смог бы соврать самому себе, раздалось: "Черта с два я буду перед тобой извиняться, ты, гладкокожий высокий слизняк".

— Понял, о чем я говорила? — добавила она.

— А, — протянул Пол. — Да, понимаю. Это...

— Это очень веская причина не жрать их горстями, — сказала гоблинша, — не говоря уже о том, что испортишь себе аппетит перед обедом и в итоге станешь жирным, как свинья.

Тем не менее, — продолжала она, — это... ну... небольшой подарок в извинение за то, что вчера я пыталась тебя убить. ("Чепуха. Это Деннис заставил меня их тебе подарить. Не знаю, что у него на уме, но лучше будь настороже. Он у нас хитрый, гад, весь в отца".)

— Спасибо, — сказал Пол.

— Не за что ("Что б ты сдох!"). И вообще мне лучше не отрывать тебя от работы. На сей раз, будь добр, делай все как следует. Помни, тебе ведь платят не за то, чтобы ты где попало зеленые загогулины рисовал.

Пол поморщился:

— Вы про это знаете?

Гоблинша захихикала — или во всяком случае засахаренная драконья какашка в его кровотоке перевела издаваемый ею шум, как хихиканье.

— Да ладно тебе, когда я была маленькой, мы кровяную колбасу из дракона на завтрак ели, свеженькую, только со сковородки. Кровавая вкуснятина, я тебе скажу. Уж меня-то тебе не одурачить.

— Сам вижу, — пробормотал Пол. — И полагаю, вы пойдете прямо к мистеру... я хотел сказать, к вашему сыну, и все ему расскажете?

— Нет ("А ты что подумал, безрылый клоун?"). Но он и так знает. Он сам умеет отличить закорючку наугад от настоящей работы. Я хочу сказать, он же не тупица.

— Э-э-э... — заерзал Пол. — Ну... все равно, спасибо. Гоблинша пожала плечами, однако с места не двинулась.

— Что ж, тогда за работу, — сказала она. — Или ты, как все остальные человечки, не можешь делать свое, когда за тобой кто-нибудь наблюдает?

Суть была в тоне, которым она это сказала, а не в информации невидимого переводчика, но Пола начало подташнивать.

— Я только хотел сказать, — запинаясь, промямлил он, — что у вас самой, наверное, полно разных дел, и вам не обязательно составлять мне компанию или еще что-нибудь.

— Лжец. Ты считаешь меня гадкой и мечтаешь, чтобы я от тебя отвязалась.

— Ну, в общем и целом, да, — признал Пол.

— Честно. — Гоблинша направилась к двери. — Если не хочешь выслушать, что еще я собиралась тебе сказать, дело твое Я из-за этого чешуи с морды терять не стану.

Пол решил, что переговорить маму мистера Тэннера точно не в его силах, поэтому не стоит и стараться. — А что вы мне хотели сказать? — спросил он. Она фыркнула:

— На самом деле тебе совсем не хочется это знать. А кроме того, я гадкая — с чего это я буду тебе говорить?

Пол нахмурился, а потом вспомнил Великое Волшебное Слово, которому его научила мама.

— Пожалуйста, — попросил он.

— Вот так-то лучше, — откликнулась гоблинша. — Ладно, слушай. Закрой глаза. Откроешь, только когда я скажу. Но смотри, не раньше. Идет?

В разумности этого Пол весьма и весьма сомневался, но сделал, как велено. Секунд через десять гоблинша велела:

— Открывай!

И он послушался.

Он смотрел прямо в предмет, который принял сперва за старомодное стеклянное пресс-папье — круглое, с ничем непримечательной пластмассовой водорослью внутри или чем-то еще, столь же интересным. А потом этот странный предмет начал испускать мучительно яркое сияние. Но не успел Пол отвернуться, как услышал голос гоблинши:

— Нет-нет, а вот этого не делай. Если отведешь глаза, ничего не получится.

Он прищурился и попытался не обращать внимание на полномасштабную мигрень, которая набирала обороты в правом виске. И как раз в тот момент, когда Пол счел, что с него хватит, свет внезапно погас, и в центре стеклянного шара в окруженки того, что походило на снежный день в Саскачеване, он увидел, как на зеленом фоне движутся крохотные пятнышки.

— Чертовы помехи, — извиняющимся тоном сказала гоблинша. — Лично я виню во всем спутниковое телевидение. От него все идет псу под хвост, особенно когда ты посреди Провидения, а получаешь вдруг повторный показ "В автобусах"[20].

— Это хрустальный шар, — произнес Пол.

— Ну да, а я смарф. Это настоящий камень провидцев, невежественная ты бородавка. А теперь смотри внимательно, я не могу это весь день удерживать.

И Пол посмотрел. И чем больше он всматривался, тем больше и яснее становилась картинка. Он видел шоссе, а рядом — стиснутый двумя подъездными дорожками лужок клочковатой травы, а на нем — старый автобус, раскрашенный полосами розового, канареечно-желтого и ржаво-красного. Внутри автобуса — обычные убожество и запустение (а он-то всегда считал, что только он способен создать такое в замкнутом пространстве), в самом центре убожества — древний поблекший синий матрас, на матрасе — два розовых человека без одежды, одного из которых он узнал. Он закрыл глаза.

— Насмотрелся? — спросила гоблинша.

— Да, — ответил Пол.