1205. «подписано В. Крыыл… а я-то кто же?..
Кнырр, и Вирве — эта девочка —…Русал…
1206. Русал — бесспорно — я!
1207. но это — потом,
а что до этого?
1208. фу… аж мороз по коже…
1209. ну, да… пустынный берег, утро, вдали какой-то
дом…
две бабочки, „я — Вирве“, двор, ее семья,
нет-нет… сначала Кнырр, «веревочка», качели…
1210. а дальше — вечер, нудноватый монолог
с бесспорным умыслом какой-то важной цели
(меня предупредить?)
о чем он был?.. что надобно любить
(там что-то было с оптикой, со светом,
какой-то шар, огонь, „мешок кишок“…)
1211. и Кнырр — он тоже — точно! — был при этом…
1212. Русал, Русал…
1213. как странно — я все помню хорошо,
как я прощался,
марево заката…
1214. как утром оказался
в городе
1215. (рассказ какой-то про чьего-то брата…),
1216. а перед этим — как провал!
1217. …тут Вирве, что-то делали мы с ней,
вот именно —
и это-то всего важней,
1218. но что же?..
1219. (и Кнырр, он так смотрел… что значил этот
взгляд)»
1220. Крыыл машинально взял осколок наугад
(желто-крапливый)
поднес к глазам, вгляделся против света —
1221. и вновь мурашки холодок повел по коже:
1222. этот
1223. язык он знал!
1224…еще не вычленяя
отдельных смыслов и их гибких переливов,
еще
с расхожей точностью не зная,
что можно здесь, а что — нельзя,
но уже влеком… ступая
как лунатик,
по озаренным
подпоркам, поперечинам, карнизам
словарный свод скрепляющих грамматик;
еще — предвосхищающе — скользя
готовым к пониманью взглядом
по скрупулезнейше отделанным сюрпризам
(и — мимолетно — по особому дрожанью
отмечая,
что есть отдельные слова,
и оптика их такова,
что вот оно — вдали, а вот уже и — рядом,
резвящийся двусмысленный двойник…
1225. еще не вникнув толком в содержанье,
он достоверно распознал язык…
1226. о! как он изощрился различать —
чрез все метаморфозы —
и строй его, и правила, и нормы,
учуять — независимо от формы! —
основу и уток —
1227. сквозь вязь тончайших терпеливых строк
изысканных стихов и несравненной прозы;
в узорных дебрях нежных арабесок;
в согласности оттенков колеров
мерцающих полотен мастеров;
в зернистом ритме мозаичных фресок;
в миниатюрах, буквицах, заставках;
в черновиках; в их кропотливых правках;
во всем,
1228. что так и тщательно и тщетно
растит в себе зародыши пророчеств —
1229. той самою Адамовою глиной —
везде, во всем —
основой был единый
1230. язык неуязвимых одиночеств…
1231. …и неважно, что конкретно,
здесь, в стеклышках таинственного Кнырра
царила
1232. (доступна для детей,
бессмысленна для взрослого слепца)
1233. скань кристаллографических затей
1234. (быть может, родственнейших языку Творца,
перебирающего мыслящие четки
в Самим с Собой пристрастном диалоге…) —
1235. пространственные зижделись решетки,
теснились узловатые ряды…
там, сям — умышленны и строги
вкраплялись стройные чертоги
плотнейших упаковок
(кубических, гексагональных…)
сквозь паузы и чредованья
пустот,
фигур травленья,
скелетных форм —
повсюду и упорно —
просматривалось преобладанье
структурного мотива «подковок»
каким-то образом завязанный со счастьем —
всего живого —
хранительный «кольчужный» переплет…)
1236……………………………………………….
………………………………………………………
1237. Крыыл наслаждался формой,
1238. вертел осколки,
ежечасно
гонял покорный
двупреломленный луч по радужным скрижалям…
1239. оцепененье кончилось, поскольку
1240. Крыыл занялся
(и, может быть, впервые в жизни — страстно)
1241. не внешним, а чужим, и — содержаньем…
1242. (…и даже
не впечатленью, а, пожалуй, потрясенью, еще когда Крыыл внедрялся в институт;
1243. но реставрационные работы
начавшиеся тут
практически тогда же
(ну, может быть,
неделей позже),
1244. теперь, похоже,
1245. приближались к завершенью;
1246. и скоро
из-под замызганных строительных лесов
был снова должен вплыть
(но непременно радостно и разом!)
1247. в пространство обрамленного обзора
(два терпеливых — по бокам — патриархальных вяза,
как будто стерегущих этот сон…) —
1248…был снова должен вплыть —
1249. с остроугольно-плавными цветками,
с волнистой, женственною пластикой декора,
с — почти бисквитного фарфора —
доступной выпуклостью медальонов —
1250. изгибчатый каскад особняка…
1251. (как если б некто вдруг решил — в стекле и камне
отобразить
идею сочетанья
сквозняка
и детского стихающего хора);
1252. …так, или иначе —
дом устоял средь всех перипетий;
1253. но кто-то все же порезвился всласть:
1254. к пленительной игре
текучих форм и силуэтов «либерти»
1255. добротно присобачил
1256. казенную надстроечную часть,
ее ж еще и увенчав
(что было вовсе непонятно)
торчком поставленной коробкой, «голубятней»,
1257. (чтоб ныне там ютились на отшибе
«эстеты», Крыыловская группа…)
1258. …наверх, вздымаясь круто,
чугунная к ним лестница вела
пожарно-пароходного пошиба
(с перильцами, в заклепках вся; сверкал
до блеска вытертый металл
подрагивавших вафельных ступенек,
когда курсировали грузные тела);
1259. под этим трапом — закуток с окном;
1260. стул колченогий; урна; куцый веник;
дощатый щит: огнетушитель,
багор, топор, ведро — кульком и лом;
железный — с кривою кипой пыльных папок —
— шкаф —
1261. — формировали этот интерьер,
типичный для эпохи ИТР
1262. (недавно здесь же были
ранний ашель, мустьер…
но — сплыли…).
1263. …ах, как хорош был вид из этого окна:
1264. два смежных дворика посольств двух небольших держав
беззвучно разделяла
1265. двускатная, увитая плющом кирпичная стена;
1266. почти близнечные особнячки
(из коих тот, что слева,
солярием был оснащен,
и часто солнечными вешними утрами там на шезлонге
леживала дева
— или дива? —
и Крыыла
иногда, игриво,
слепили световой пращой
зеркально-антрацитные очки…);
1267. — у стены
(узорным центром шелковистой тишины)
парило
(вытягиваясь, утончаясь, длясь…)
как бы объемно-вытканное древо
1268. (по-видимому, тоже — вяз,
родной, но ныне — в эмигранстве — брат
тем двум, что подрядились
стеречь фасад…);
1269. на всем покоился умиротворенный воздух:
1270. на клумбах; на подстриженной траве;
на чуть сгущающих листву вороньих гнездах;
на — в кучки — тщательно сгребаемой листве;
на темно-влажном гравии дорожек;
на мокнущих (когда…) лопатке и ведре
(по красному — жестяно-белый медленный горошек);
на ветках, к вечеру особенно подробных;
на сизых — в крестиках следов — сугробах…
1271. …хотя зима и лето, осень и весна
друг друга так отчетливо сменяли —
1272. во всем, что видел созерцатель из окна
была непринадлежность, нереальность…
1273. (вороны,
презрев экстерриториальность,
то из страны в страну перелетали,
то отбывали вообще куда-то…).
1274. …опорная координата
была неуловимо смещена,
1275. и, всматриваясь так однажды в заоконье —
как бы поту- (посю-?) сторонним взглядом —
1276. Крыыл вдруг внезапно и тоскливо понял
(он раньше это чувствовал, но — смутно):
1277. «все может стать твоим, все — существует рядом,
1278. но почему-то это „рядом“ — недоступно…»;
1279. …но вот теперь его не покидало чувство,
что он — в преддверьи, что — напал на след
1280. какой-то важной, жизненной разгадки;
1281. все эти дни (когда в «курилке» было пусто)
он обихаживал стеклянные «посланья» —
1282. (без предпочтенья; брал их — наугад…)
1283. смотрел на свет,
вникал, сопоставлял, записывал в тетрадке,
1284. и очень скоро его старанья —
благодаря терпенью, страсти и неожиданной сноровке —
1285. вознаградил желанный результат:
1286. все, кроме одного, поддались расшифровке;
1287. однако молния не расколола тьму:
1288. «посланья» были не к нему,
как он все время почему-то полагал;
1289. ну, что, на самом деле, он узнал?..
1290. фрагменты, сны чужого существа,
иной судьбы невнятная канва —
навряд ли стоили таких его усилий…
1291. но дело — сделалось; они вошли в него
(так капля примеси меняет вещество —
химизм и сумму свойств),
1292. а — сверх того —
1293. не поддавался расшифровке «синий»…
1294. (вот как их навсегда запомнил Крыыл):
1295. № 1 («зеленый» осколок)
«откуда ж тогда эта тьма при прочтеньи названием: „хронос“
и с белыми точками — теми что тихо звенели
когда мы очнувшись и медленным небом наполнясь
качнулись туда привлеченные звуком свирели
смотри — раздвоился на рокот и хвост изумительной лепки
объявленный полдень бесспорно бессмертного звука
тот ветер затих — но опять на чужом наши ветки
сложились и требуют — о безъязыкости мука!
цвели словари на облепленных негой площадках
под светлой пыльцою — терпение — все постепенно —
но тьма нарастала — сначала в муравчатых складках
в каких-то тревожных — а чем — не понять — неполадках
и темная бабочка села к тебе на колено…»
1296. № 2 («желтый» осколок)
«дабы этот мир веселый
научиться полюбить,
надо в школу,
просто в школу,
в птичью школу поступить!
вот твой класс… умыт росою
стебель каждого цветка,
ждут наглядные пособья —
воздух, дерево, река…
полный курс большого лета
это, в сущности, азы
неба, неги, ветра, света,
неожиданной грозы.
…очень скоро уясняешь
связи следствий и причин;
если осень — улетаешь,
если пойман — замолкаешь
(или же — не улетаешь,
или же — не замолкаешь,
если — вдруг — тебе назначен
соответствующий чин…),
тучный год сменяет тощий,
день — светло, а ночь — темно…
помнишь — проще,
любишь — проще,
и летаешь заодно…»
1297. № 3 («розовый» осколок)
«давай, хоть на день, но — сбежим…
по берегу реки побродим,
с утра, в разнеженной природе,
в лениво-солнечной свободе —
забудем про устав, режим,
и двум, себе, гулякам праздным,
под небом — тоже небесстрастным! —
все, что угодно разрешим…
что с нами станется потом —
уж так ли важно, в самом деле?
нас слишком долго двигли к цели
под указующим перстом!..
что нам, прогульщикам судьбы,
ее гарцующих уроков —
каких-то ожиданье сроков,
когда так нынче голубы
окрестности… так безотчетны
движенья света и воды,
к нам льнущие без порицанья…
а все расчеты и просчеты
по мере разрастанья ночи
вберут в себя — средь стольких прочих —
для пущей важности мерцанья
сплошные лунные столбы…
ах, если бы…»
1298. № 4 («бордовый» осколок)
«эта невидимая птица
все повторялась тоже и то же
остановиться остановиться
не исчезайте восплывшие лица
так больше длиться не может
что происходит в горячем воскинутом синем
дрогнув качнувшись всеми чертами тая
что вы творите с покинутым как я просил вас
не удержать — о Господи — улетает…
ведь только я плакучая пряная бездна
с темным букетом копимаго сладких отдатий
губ ли слагавших все что так бессмертно исчезло
спим ли под липой под летней забытой»
1299. № 5 («дымчатый» осколок)
«. . . . . . . . . . . там,
в их еще ничем не омрачаемом начале,
когда курсивная сияла позолота
и жизнь заучивалась наизусть!
. . . . . . . . . . .
когда раскиданный в сверкающих границах
как бы
для дальнозоркого полета
(а то вдруг вспыхивавший тут же, на ресницах)
весь мир,
принадлежавший только им — ему и ей
(и, чем неуловимей, тем — верней!..)
казалось, весь был схвачен, словно сеткой,
ажурной симпатической разметкой
и стягиваться мог по мановенью
к дрожащему сладчайшему мгновенью…
как это было шелковисто-просто!
как предвкушалось, как беспечно зналось,
что будет все… и снова получаться,
как засыпалось!..
как было просыпаться… —
о, тихий Вседержитель наших дней!
ответь, скажи, открой и мне, и ей,
где это все теперь, где все хранится,
где этот наш последний разговор
в таком далеком марте, нет… апреле?..
ведь, был же, был же он на самом деле,
и комнатка, и вымытые окна в кипевший светом двор…
где, где, прикосновенные, мои
обличья подлинности жизни — где они?
с их драгоценным, с их мгновенным стажем?
«…я полагаю все хранится там же,
где продолжают, скажем,
жить движенья…»
«так что, — я возражал, — все где-то длится вечно?
лепной вселенский зал —
кунсткамера — витрины — формалин…?»
«не надо человеческих картин…
выходит и бессмысленно, и желчно —»
«но, если только — человек… так, значит,
только — пораженье?..»
«ты сказал…
но впрочем между „быть“ и „длиться“
есть щель, сквозняк… попробуй… —»
1300. № 6 («радужный» осколок «павлиний глаз»)
«однажды некто в долгожданном марте проснулся и застыл
как бы на старте заранее объявленного дня. но что-то
сбилось в безусловном сроке: он медлил, длил, и
складывались строки, как некогда на пире письмена:
„пунцовые розы все те же и те же цветут на восточном
ковре, я каждое утро живу на земле и вижу небо в
окне, вот легкое небо… и облачка дым. я мог бы
родиться другим…“
(— а беззаконной паузы зиянье росло, как заоконное
сиянье, как сон во сне, что снится наяву —)
…и, тихо дрогнув, сдвинулась основа случайного
опального земного, и несомненный сквознячок иного —
повел мурашки: „это я живу?…“
его сознанье медлило с ответом…
как там, в уже не страшном первом гробе, в транзитной
тьме, в преддверии, в утробе — он съеживался (маленький!)
под пледом, он бормотал, дрожа: „пустяк… сквозняк…
не будешь спать под форточкой раздетым...“;
он бормотал, но чувствовал при этом, что нечто
непонятное со светом, неладное, не должное никак — имеет
место быть — и это — знак!..
предмет терял шероховатость свойства: стакан с водой —
простейшее устройство — одно из миллионов малых сих,
опорных, подтверждающих наличье, не смеющих
терять свое обличье — вдруг стал меняться в световой
воронке: вода жила в граненом вороненке, и тот — на
соглядатая в сторонке — уже смотрел и действовал
по-птичьи: взлетел, присел, взмахнул... и вновь затих…
режим и ритм устава был нарушен, был отменен откуда-то
снаружи хлеставшим светоносным сквозняком, который
деформировал предметы, сводил на нет их тени и приметы,
и гнал — в ничто — уже порожняком»
1301. № 7 («лиловый» осколок)
«я долго смотрел на рисунок дыма,
на ломкие проволочные клубы…
(ах, если бы знать, что так ранима
и невозможно избечъ судьбы…)
…как беззаботен и как рассчитан
каждый выпад карандаша…
(нет ничего, ничего беззащитней,
чем начинающаяся душа…)
…крылья не сомкнуты — так и надо,
и как огромны глаза у той,
что — выше дома и — больше сада,
что — держит солнце одной рукой —
и пусть лекарства осадок горький,
но как же — веря! — душа поет…
нежнее брызг мандаринной корки,
в больное утро, под Новый год…»
1302. № 8 («голубой» осколок)
«когда дремлешь, или спишь,
или в дудочку свистишь,
или облачком в тумане, незаметно так, летишь —
что проходит, происходит,
окружает и растет,
и, качая колыбельку,
забывает — что качает…
но струной увещеванья,
машинально продолжая
все баюкать да баюкать
то ли плачет, то ль — поет?..»
1303. …мучительная темная зима —
когда уже казалось,
что невозможно длить существованье,
а радио бубнило,
что сегодня — вьюга,
а завтра — наоборот — пурга,
и дни сменяли не друг друга,
а враг — врага,
и не было уже душевного запаса,
чтоб эту стужу…
и каждый выход из тепла наружу
был репетицией смертного часа —
1304. как вдруг все это сгинуло бесследно,
1305. в тартарары…
1306. обвалом светового ливня,
на жмурящиеся дворы,
победно
1307. нахлынул март —
всей неуемной прорвой, всласть, горячий —
1308. …давно проснувшийся Крыыл
лежал и безотрывно
1309. смотрел, как чуть подрагивает «зайчик»
на радужном стекле его любимой вазы…
1310. «а день-то, в точности, как тот,
«павлиньеглазый»…
сейчас начнется фокус с вороненком,
что будет очень мило…»,
1311. но ничего, однако, не происходило;
1312. и Крылка продолжал лежать,
бог весть, где мыслями блуждая…
1313. «…послушай, птица… я хочу понять…
мне иногда так страшно,
мне кажется, что я тебе совсем-совсем чужая —
твой взгляд… он иногда такой тяжелый…
ой, Крыыл, смотри!.. ну, совершенно арапчонский желудь…
такими
бывают детки в зимних шапочках и
на ум приходит
таинственное слово «замумулить»…
ах, Крылка, Крылка…
ну, почему ты так не хочешь,
ну, почему у нас не может быть
родного, маленького, своего…
а?.. был бы у моей
нахохлившейся сумрачной вороны
смешной веселый «карый» вороненок…
почти такой — смотри! какая прелесть!..»
1314. «…любовь… любовь… все о любви…
скажи, пожалуйста, какая ценность!
ловушечка для продолженья рода —
какая — к черту! — тут свобода,
коль бросили тебе, и ты — лови!..»
1315. «…Кнырр… что такое этот странный Кнырр?
что он имел в виду под школой „птичьей“?
любил какую-то Дебору — кто такая?
потом — расстались…
умерла? ушла?
этимология — „пчела“…
ПОСТОЙ, постой…
какая-то пчела
была
в том страшно длинном спиче…
а где еще?..
Кнырр… он, ведь, неспроста,
какой-то был расчет —
и он всегда присутствовал при всем…
не понимаю ни черта!
а что я делал там на Побережье?
откуда
мне вся эта компания известна?
я разве знал их прежде?
я разве с ними был знаком?..
отец „Веревочки“… изрядная зануда —
рассказывал про кресло…
а Кнырр… он что-то странное там сотворил,
но почему-то меня это тогда не поразило,
и в памяти — нет впечатленья
удивленья…
1316. ну, вот… будильник зазвонил…
пора опять на службишку лететь…»
1317. «…из клетки комнаты,
чрез лифтовую клеть —
„опять меня влечет неведомая сила“
в обширный городской вольер…
в подземной „переносочке“ вагона
и — до функционального загона
родной конторы —
и ни тебе инкогнит здесь, ни терр,
все — „когнито“, наверняка…»
1318……………………………………………….
………………………………………………………
1319. …но утро… утро было так напоено,
и небеса,
и запахи, и лица — так незлобивы,
и Крылка — когда увидел, понял, что с особняка
снимают
леса —
1320. вдруг ощутил себя бессмысленно-счастливым;
1321. …он решил
от хлама разгрести свой стол,
извлек из шкафа пару мусорных корзин,
и стал просматривать и быстро рвать бумаги,
и непонятно было, почему он так спешил,
и что его так веселило…
1322. вдруг он сообразил,
что в комнате уже давно нет ни души…
1323. «однако, где же все, на самом деле?
собранье, что ли? или скопом заболели?»
1324. нет, кто-то топает сюда…»
1325. открылась дверь
и на пороге появился… Марабуш!
1326. «Вот это — да!
а ты откуда, зверь?»
1327. «Я?.. был тут рядом, приносил билеты.»
1328. «но ты же только летом…
1329. «наш гуж — не дюж!
мы часто и под празднички шабашим…
а ты… ты что же здесь один торчишь на башне?»
1330. «да нет, я не торчу…
но все куда-то смылись
что, впрочем, не беда.»
1331. «фантастика!..
и ты не знаешь — куда?
пойдем, я отведу тебя в народ…»
1332. ……………………………………………………….
1333. «…и вот тогда-то,
когда не удалось добиться
разрешения снести,
ребята —
наоборот —
решили нарастить,
гармонизировать фасад…
над проектом
работал, говорят,
талантливейший архитектор
(который, кажется, трагически погиб,
как будто — утонул… сейчас не помню точно…) —
ну, в общем трансформировать этаж,
а это, ведь, не шутки,
тут, прости,
стиль „либерти“, модерн…
тут каждый выгиб, да изгиб —
все, вплоть до труб до водосточных…
событие, короче,
ну, и — как всегда —
ажиотаж…
ведь было столько шума, споров, стычек —
1334. нам в эту дверь… сюда!..»
1335. еще там что-то Марабуш талдычил,
но Крыыл уже не слышал…
1336. под полукуполом стеклянной крыши
нивесть откуда взявшийся здесь зал
был пуст, высок, по-солнечному тих
1337. и весь — от переплетов купола до дна —
плыл — в радужное мренье погружен;
1338. прозрачная стена
была сплошным огромным витражом,
плелись узоры… в них
1339. он узнавал, мгновенно узнавал:
1340. …вот Вирве — вся в янтаре;
вот липа с вечной кроной;
вот юный Крыыл на дудочке играет
перед танцующей вороной;
вот дева ткет на свадебном ковре
пунцовые проснувшиеся розы;
вон — лебедь улетает…
1341. он узнавал фигуры, лица, позы;
1342. и тот давнишний, странный и наивный
набор переводных картинок — весь! —
был
1343. здесь…
1344. …вся жизнь, весь этот карнавал,
переплетающийся, непрерывный…
1345. теперь он — знал,
почти наверняка;
и оставалась —
лишь малость;
1346. он медленно приблизился к стеклу,
холодною ладонью, замирая,
как бы наощупь огладил контуры центрального цветка,
но почему-то избегая
задеть
прильнувшую к нему пчелу,
и снова — замер…
казалось, тысячи серебряных иголок…
огромными безмерными глазами
с любовью, нежностью и состраданьем
смотрела на него Дебора…
1347. он осторожно достал
и приложил осколок…
тот точно лег
в как будто ждущий этого цветок,
и тотчас завершенный облик мира
зажегся синим пламенем сапфира,
стал наливаться, набухать…
и уже можно было прочитать:
1348. № 9 — («синий» осколок)
«…в одну из колокольных весен
на свежесть мокрого песка
невыразимая тоска… нет, не успеть…
уже густеет воздух,
и до грозы не больше получаса…
сам все поймет…
а что же я?.. прощаюсь…
………………………………………………………
…эта хитрая выдумка стекла… стекло, которое
невидимо отгораживает нас от мира и ранит, когда
мы хотим соединиться с ним, с этим нашим миром;
которое, будучи посеребренным, вообще не дает видеть мира, а
разрешает любоваться только собой —
это зеркало; стекло… которое дает воде в стакане
ощущение того, что она, вода — свободна… стоят ли
прекрасные стеклянные безделушки обожженных легких
Стеклодува?…
………………………………………………………
гроза начинается…»
1349. ……………………………………………
………………………………………………………
1350. «ну, что ж, спасибо, Кнырр,
ты подсказал мне выход и решенье…»
1351. еще раз взглядом он окинул
стеклянный рукотворный мир —
1352. через мгновенье
он снова появился в зале,
неся пожарный лом
1353. (…внизу, преображенные цветным стеклом
стояли,
двигались, смотрели вверх уже — вотще —
показывали что-то…
там Лесенка застыла в своем кипейно-белом —
сейчас — оранжевом — плаще…
здесь Марабуш — вперед подавшийся всем телом —
весь — изумленье рук и губ…)
1354. — еще мгновенье —
1355. и он, найдя свое изображенье, —
ударил по нему, что было сил…
1356. «Крыыл! Что ты натворил!..» —
последнее, что он услышал…
1357. …он сделал круг,
потом рванулся — выше,
в прохладный, голубой, огромный…
1358. …так он улетал вороной;
1359. под ним плыл Город,
дольний мир,
1360. не очень злой, не очень старый…
1361. «вы помните, он говорил,
что цвет ворон бывает — карый», —
сказала тихо Секретарша, —
1362. «а мы все недоумевали — ну, что за цвет такой,
смотрите, вот он, этот цвет…»
1363. и так они стояли
1364. и не было им страшно
1365. но рос озноб и
1366. тени лиловели
1367. и все проникая расширяясь
нахлынывал огромный и почему-то горячий свет
1368. был март
1369. одна из колокольных весен…