Пермская шкатулка

156

К теке ко усилении души и сокрушении сердца моего аз окаянный и грешный (имярек) Благонадежно притекаю и пред святым твоим овразом вопию, прося смиренный помощи твоея и теилаго ко преклагому Богу х^А^лггл^ства, да твоил\и Благоприятными молитвами нсиросишн л\и от него человеколювную л\илостк, оставление многих л\ои\ согрешений, души и телеси здравие со спасением; и яко влаг и человеколювец да Благоволит Безведно в мире сел\ ходити ми до скончания живота л\оего, во врел\я же разлучения моего от жизни сея дух мой в покаянии и мире Ангелом своим святыл\ милостиво приятия и от л\рачных и злоковарных и лютых ДУХ^^В демонских на воздусе прошед невозбранно к нему непостыдно предстати поклонитися, и везсмертныя и влаженныя жизни сиодобитися со всеми святыл\и во веки. Ал\инь.

Преподобный Трифон

Вятский

(1546–1613)

Русский святой. Был монахом в Пыскорском Спасо-Преображенском монастыре, отшельником, основателем Успенского мужского монастыря на реке Чусовой и трех монастырей на реке Вятке.

ПЫСКОРСКИЙ ПУСТЫННИК

Мы обязаны монахам нашей историей,

следственно, и просвещением.

А. С. Пушкин

В устье речки Нижней Пыскорки зеленеет живописный мысок. Отсюда открываются необычайно красивые виды, и странно иногда звучит человеческий голос. Говорят, что пермские геологи давно поглядывают на тот мысок — не раскопать ли?

Без малого четыре с половиной века назад здесь стояла тихая, как белая ночь, святая обитель — Пыскорский Спасо-Преображенский ставропигиальный мужской монастырь, построенный именитыми людьми Строгановыми. Ставропигиальный — это означает, что монастырь управлялся непосредственно патриархом и пользовался особыми привилегиями. Для содержания обители Строгановы выделили пашенные земли, покосы на речке Пыскорке и соляные варницы на том

158

месте, где позже возникнет заштатный город Дедюхин, и Березовый остров, от которого по наследству и примет свое название город Березники.

Около 1568 года в монастырь явился юноша двадцати двух лет от роду и попросился у настоятеля игумена Варлаама в послушники. Пришел он в Пыскор издалека, за тридевять земель, из Архангельских краев, из-под Мезени, села Малые Немнюжки. Звали его Трофим.

До настоятеля доходили слухи о некоем молодом страннике, который однажды попался навстречу приказчикам Строганова, и те, видимо подвыпившие, ради праздной забавы столкнули его с крутого обрыва в глубокий намет снега. Тот едва выбрался из него. Но, увидев, как он вытряхивает набившийся в сапоги снег, ступая поочередно то одной, то другой босой ногой на мерзлый наст, шутники устыдились своей глупой выходки и сбежали к нему вниз просить прощения. Слуг Строганова буквально потрясло то, с каким смирением простил их молодой отшельник, глядя на них, как на своих благодетелей, он еще и вину взял на себя: дескать, и поделом ему!

Наслышан был настоятель, как этот юноша во время богослужения в храме усердной молитвой обратил на себя внимание Якова Строганова, подошедшего к нему после утрени с просьбой молиться за болящего сына Максима. К удивлению и радости всего именитого дома мальчик вскоре поправился.

Своим смиренным видом Трофим внушал игумену полное доверие, но настоятель попытался удержать юношеский порыв, зная, сколь многотруден путь монашеского бытия. Однако молодой отшельник молитвенно просил принять его в послушники, и отец Варлаам произнес «По вере твоей буди тебе!»

Монашество, или иночество, есть иной, удаленный от соблазнов мира образ жизни. Вступающие на путь монашеского жития должны отречься от мира, отказаться от всех земных интересов и даже от своего имени, данного при рождении. Иночество есть величайший подвиг служения миру; оно охраняет мир, молится за мир, духовно окормляет его и предстательствует за него, то есть совершает подвиг молитвенного заступничества за мир.

На Руси монашество началось одновременно с принятием христианства. Основателями его были преподобные Антоний и Феодосий Печерские. Эпиграфом к великому подвигу русского монашества можно взять слова замечательного историка В. О. Ключевского: «Читая

159

жития, мы присутствуем при двух основных процессах нашей древней истории: мы встречаемся лицом к лицу с древнерусским человеком, который, вечно двигаясь с крестом, топором и сохой, в зипуне и в монашеской рясе, делая одно немалое дело, расчищал место для истории от берегов Днепра до берегов Северного океана, и в то же время, несмотря на такую растяжимость, умел собрать силы на создание государства, сдержавшего и вторжение с Востока, и пропаганду с Запада».

Первый русский монастырь — Киево-Печерская лавра — это и первый университет, первая академия, первая библиотека. Из его стен вышли и первый врач на Руси, и первый художник, первый летописец и садовник, философ и переводчик. Лавра — это и усыпальница, наш первый Пантеон, где покоится прах лучших людей Киевской Руси.

Памятником беспримерного труда стал Валаамский мужской монастырь в северной части Ладожского озера, где его насельники преобразили каменный остров в цветущий сад. На отведенных участках они настилали слой хвороста, извести, золы, а сверху насыпали толщиной в два метра пласт плодородной земли, завезенной с материка в корзинах и мешках. И выросли на рукотворной почве деревья и кустарники, каких здесь раньше не было: кедр, дуб, пихта, голубая ель, каштан, акация, барбарис. А плодово-ягодные сады Валаама удостоились мировой славы. «Плоды валаамских урожаев, — писал журнал «Наше наследие» за 1988 год, — получали золотые медали на всероссийских выставках в Санкт-Петербурге и даже на парижских выставках — огромные яблоки, тыквы до двух пудов, дыни, арбузы… По свидетельству современников, с валаамскими садами вряд ли могли сравниться сады Центральной России. Тут росли груша, вишня, слива, яблоки более 80 сортов и многое другое».

А монахи Пыскорского монастыря варили соль. Это был изнурительный труд. Подварки, соленосы — у всех веки и потроха солью изъедены. Но иноки и помышлять не должны о жизни без горести и страданий, ибо скорби даются к смирению, к обузданию всех похотей и плотских желаний.

В годы становления Пыскорского монастыря, на восьмом году его существования, в обитель явился молодой странник Трофим и принял монашество под именем Трифон. Впоследствии это русский святой — преподобный Трифон Вятский. Преподобный — звание святого из монашествующих, стяжавшего высшее нравственное достоинство своими подвигами и святостью жизни. Первым преподобным на Руси был

160

отец русского монашества Феодосии Печерский. Этот чин носил и Сергий Радонежский, великий молитвенник и идеолог Руси.

…Приняв постриг, молодой монах Трифон всецело отдается монастырским послушаниям — в монашестве труд входит в систему общей аскезы. После церковной службы он трудился там, куда его посылали, — рубил в лесу дрова, ухаживал за больными, делал церковные свечи, но чаще всего ему приходилось работать на соляном промысле. Трифон настолько проник в хитроумную технологию добычи рассола из-под земли, что сделался, как мы потом увидим, незаменимым мастером соляных дел. Своим трудолюбием, смирением, строгим аскетизмом, благоговейными молитвами молодой монах стал выделяться среди братии. И у кое-кого из них возникли зависть, неприязнь, а при случае и глумление. Трифона давно манило отшельническое житие, уединение, безмолвие, тишина. С благословения настоятеля Вар- лаама он покидает Пыскорскую обитель, садится в лодку и плывет вниз по Каме до устья речки Мулянки, и там, где в нее впадает речка Юрчим, в пещере горы Гляденовой, с вершины которой действительно хорошо глядеть во все четыре стороны, подвизался Трифон, питаясь съедобными лесными травами и рыбой.

Здесь, по преданию, Трифон срубил и сжег священную ель с подвесками из серебра и золота, священное дерево остяков на месте языческого жертвенника, куда остяки приносили лучшие части добычи, кожи, меха. Дерево считалось неприкосновенной святыней. И вдруг его срубили.

Когда это стало известно остяцкому князю Амбалу, он был ошеломлен предерзостью пустынника.

— С помощью какого бога ты поверг наше священное дерево? — спросил он у Трифона. — Бывало, кто посмеется над ним, и тот погибал, а ты сжег его и остался жив. Скажи, кто твой бог, что сильнее нашего бога?

— А разве я тебе не рассказывал о нем? — произнес Трифон.

С той поры остяки и вогулы стали прислушиваться к проповедям Трифона.

А тем временем на соляном промысле Пыскорского монастыря из- за скудной течи рассола из скважин резко уменьшилась выварка соли. Пригласили мастера со строгановской солеварни — не смог наладить солепровод. И тогда настоятель обратился к приказчику Строганова с просьбой послать нарочного на Нижнемуллинскую пустынь за преподобным.

161

С пыскорского мыска далеко видны камские просторы. Едва замаячили струги на волне, как настоятель и братия вышли встречать своего пустынника. Поклонились ему до земли, и Трифон в ответ поклонился им. А после отдыха попросили преподобного о помощи.

— Отцы и братия, — ответил им Трифон, — дело это выше моей силы; но поелику сказано пророком: «Благ Господь всем призывающим Его, и волю боящихся Его сотворит, и молитву их услышит, то имейте дерзновения и вы. Помолимся единодушно все вместе. И если угодно будет Богу, то, может, он и нам дарует милость свою.

После молитвы преподобный обошел промысел, осмотрел скважины, солепроводы, показал, где надобно их чистить, и когда закончили все работы, рассол потек обильно, пуще прежнего.

Недолго прожил преподобный в Пыскоре. Его душа тосковала по одиночеству. Ведь только в тишине можно услышать себя и Бога. Молчание это и есть приготовление к принятию откровения.

Трифон обратился к братьям Строгановым, Якову и Григорию, с просьбой дать ему какое-нибудь уединенное место для жительства. Они посоветовали ему искать себе приют в их новой вотчине по реке Чусовой. Выбор укромного уголка выпал на высокую гору по правому берегу напротив Нижнечусовского городка. Среди местных жителей гора считалась гиблым местом. За полночь там всегда раздавались странные звуки, не иначе как леший чудил. Однако Трифон не устрашился злого духа, окропил с молитвой гору, выстроил на ней келью, часовню и украсил их иконами. Слух о том, что на неприступной горе живет святой человек, стал поводом для паломничества. К пустыннику начали приходить жители окрестных деревень за благословением, даже нашлись подражатели жизни преподобного, изъявившие желание разделить с ним одиночество и принять монашество. Так возник сам по себе Успенский мужской монастырь.

Одному Господу ведомо, что было бы дальше, не случись пожар. Возможно, преподобный Трифон остался бы при монастыре навсегда и звали бы мы его сейчас не Трифон Вятский, а Трифон Пыскорский или Чусовской. Но случилось несчастье.

С увеличением монастырской братии возникла потребность в хлебе насущном. Нужно было расширять пашню. По обычаю того времени место под зерновые расчищали огнем, выжигая лес. Палил подсеку огнем и Трифон со своими помощниками. Но откуда ни возьмись — ветер. Он разнес пламя по всему лесу, и пожар охватил штабеля

162

дров, затоговленных для строгановских соляных варниц, — весь огромный их запас сгорел.

Дровосеки схватили Трифона и сбросили его с крутого берега реки. К счастью, он остался жив и, видя за собой погоню, сел в лодку и переплыл на другой берег. По приказанию Максима Строганова преподобный был заключен в оковы, но вскоре выпущен на свободу при условии, что он удалится из владений Строгановых.

Преподобный отправился в Чердынский монастырь, где пребывал его духовник, бывший настоятель Пыскорского монастыря игумен Варлаам, получил его благословение и навсегда покинул пермские земли, ушел в вятские пределы.

Основанный преподобным Успенский монастырь на Чусовой просуществовал до 1764 года, когда указом Екатерины II он был закрыт, как и ряд других монастырей. Бывшая полунищая немецкая принцесса Софья-Августа-Фредерика Анхальт Цербская, не имея ни малейших прав на русский престол, тем не менее захватила его и на восьмой день своего царствования руками своих любовников отправила на тот свет своего мужа Петра III. Она была безразлична к русскому православию и безжалостно его душила. Весьма точную характеристику дал ей А. С. Пушкин. «Екатерина явно гнала духовенство, жертвуя тем своему неограниченному властолюбию и угождая духу времени. Но, лишив его независимого состояния и ограничив монастырские доходы, она нанесла сильный удар просвещению народному. Семинарии пришли в совершенный упадок. Многие деревни нуждаются в священниках. Бедность и невежество этих людей, необходимых в государстве, их унижает и отнимает у них самую возможность заниматься важною своею должностию. От сего происходит в нашем народе презрение к попам и равнодушие к отечественной религии… Жаль! Ибо греческое вероисповедание, отдельное от всех прочих, дает нам особенный национальный характер».

Блаженный Трифон основал три монастыря на реке Вятке. Он бывал несколько раз в Москве. Его любили и глубоко почитали царь Иоанн Васильевич, а позже его сын Федор Иоаннович и патриарх Иов. Они много жертвовали на строительство храмов.

Ездил преподобный в Казань, где митрополитом был Гермоген. Будучи провидцем, Трифон предсказал ему, что он станет Патриархом Московским и всея Руси и скончается мученически. Так оно и случилось.

Преподобный Трифон отошел в вечность 8 октября 1613 года. Ежегодно в октябре в день памяти святого в храмах всея Руси поется акафист — особенное хвалебное песнопение преподобному Трифону:

163

«Избранный угодниче и чудотворче… Трифоне., яко звезда богосвет- ная! Имей дерзновение ко Господу молитвами твоими от всяких нас бед освободи»…

За годы советской власти почти все монастыри были закрыты и варварски разрушены. Храмы их, устремленные куполами к Царю Небесному, кабы не каменные корни в родной земле, улетели бы к Господу, — были обезглавлены.

К счастью, сейчас монастыри возрождаются. И то, что зачинал преподобный Трифон на реке Чусовой, пусть с большим перерывом, но имеет свое продолжение. Монашеская обитель, созданная им возле Нижнечусовского городка, ожила во всей своей силе и благодати с той лишь разницей, что она стала женской.

Окормляет ее настоятель храма Всех Святых игумен Савватий. Когда он пришел на Чусовую, ему было столько же лет, сколько Трифону, когда он строил монастырь.

Начиналась обитель с дома милосердия для престарелых, созданного при храме в 1992 году по благословению преосвященного Афанасия, архиепископа Пермского и Соликамского. Всем православным миром на пожертвования добрых людей строилась обитель. Все создавалось буквально с нуля. Ведь кроме храма и старинного каменного дома, ничего не было. А сейчас построено пять корпусов для сестер и старушек. Есть пекарня, конюшня, выделена земля под сенокос и пашню. Пока остается неисполненной главная мечта сестер обители и верных прихожан — восстановление в первозданном виде храма Всех Святых. Он стоит без куполов.

Недалеко от храма бьет святой целебный источник преподобного Трифона, в котором и зимой купаются для исцеления. Странно становится при мысли, что вот вы уйдете, а вода все так же будет течь денно и нощно, как текла она сотни лет назад, еще при пустыннике. И кажется, течет сама вечность.

Подробности повседневной жизни Святого Трифона описаны в «Житии». Трудолюбивый и талантливый исследователь пермской истории А. А. Дмитриев в своей работе «Житие святого Трифона Вятского как источник сведений о Перми Великой в XVII веке» писал: «Двухлетнее миссионерство преподобного Трифона на том месте, близ которого находится губернский город, составляет любопытнейшую страницу в истории Перми Великой… Перед нами такие бытовые картины прошлой жизни этой страны, каких мы не встречаем ни в одном из письменных источников…, имеющих большей частью дело-

164

вой характер, каковы писцовые книги, царские грамоты. Тут мы знакомимся со своеобразным культом язычников-остяков и ясно видим их отношение к русским».

Далее Дмитриев приглашает читателя последовать за неизвестным автором «Жития…». По его повествованию, святой Трифон плыл по Каме и остановился в 150 поприщах от Пыскора, на реке Нижней Мулянке, «иде же обе реки, глаголемые Мулы, из единого места разыдошеся… И тут преподобный обрете в пустыни поле чисто, пусто и лесом окружено, и виде, яко прекрасно зело и всякими цветы украшено, и возлюби его зело, и сотвори себе хижину малу… Место же то, иде же вселися блаженный, бяше кладбище остяцкое, или жертвище идольское».

Местность, описанная в «Житии», весьма похожа на Гляденов-

о и

ское костище — археологическии памятник, относящийся к гляденов- ской культуре. Там мог подвизаться Трифон, и там находилось языческое капище. Но после археологических раскопок в этой местности руководитель работ, председатель Пермской ученой архивной комиссии Н. Н. Новокрещенных, написал: «Если бы здесь было бы жертвенное место остяков времен святого Трифона, то при раскопках была бы найдена какая-нибудь вещица новейших времен, но этого нет…»

Таких памятников, как Гляденовское костище, в долине Камы и до устья Чусовой насчитывается около двухсот. Крупнейшие из них находятся в окрестностях нынешней Перми, по рекам Верхней и Нижней Мулянке, и по реке Тулве. Самый же известный памятник, Гляденовское костище, — на вершине высокой Гляденовской горы над рекой Нижней Мулянкой. Взойдешь на Гляденовскую гору и замрешь в изумлении — такой открывается простор на все четыре стороны. А если глянешь в даль историческую? Когда Перми еще и в помине не было, в этих местах, в селах Верхние и Нижние Муллы, жизнь била ключом и кипели страсти. Позднее земли и обе речки стали собственностью муллы Маметкулова. Свои владения он разделил между двумя сыновьями: Верхняя Мулянка досталась старшему сыну, а Нижняя — младшему. После взятия Иоанном Грозным Казани они платили русскому государю ясак — по кунице с юрты…

По соседству с татарами жили здесь и башкиры. Жили еще более древние поселенцы — остяки. По мнению ученых, самые речки и селения носили тогда другие названия. Остяками управляли их князья. Их еще застал поселившийся на Нижней Мулянке в 1570 году пыскор- ский пустынник, в будущем преподобный Трифон Вятский. Он прожил в Прикамье полжизни, в том числе два года — на Гляденовской горе.

Святая преподобномученица великая княгиня Елисавета

(1864–1918)

Дочь великого герцога Гессен-Дарм- штадского Людвига IV и принцессы Алисы, дочери Ее Величества королевы Англии Виктории. В 1884 году она вышла замуж за великого князя Сергея Александровича Романова, брата Александра III. Князь был глубоко верующим, и вера мужа, сама Россия, Москва с ее святынями привели двадцатилетнюю женщину, убежденную лютеранку, к православию. При обряде крещения она приняла русское имя — Елисавета Федоровна.

В феврале 1905 года в жизни княгини произошло страшное событие. Ее муж, великий князь Сергей Александрович, погиб от взрыва бомбы, брошенной в него террористом Каляевым. С этого времени Елисавета Федоровна решила посвятить свою жизнь Господу. Она стала настоятельницей Марфо- Мариинской обители в Москве, где был детский приют, бесплатная аптека, столовая для бедных, лазарет.

В июле 1914 года великая княгиня Елисавета гостила в Перми, посетила Белогорский монастырь, женскую Успенскую обитель. В память этого посещения в Кунгурском уезде была основана миссионерская Шамарская женская обитель.

166

СКОРБНЫЙ ПУТЬ

Епископу Пермскому и Соликамскому Андронику.

От души благодарю Вас, Владыко, и всех молитвенно вспомнивших меня на духовном торжестве в Шамарской женской обители. Да благословит Господь на дальнейшее процветание святую обитель во славу нашей православной церкви и на радость всем жаждущим духовного просвещения. Мой привет учредителям и трудящимся в этом святом деле. Прошу молитв и

благословения.

Елисавета

Летом 1914 года в Пермь по приглашению игумена отца Серафима, жившего в Свято-Серафимовском скиту в пяти верстах от Бело- горского монастыря, приехала великая княгиня Елисавета Федоровна, основательница Марфо-Мариинской обители милосердия и председательница императорского православного Палестинского общества, созданного по инициативе ее покойного мужа, великого князя Сергея Александровича, остававшегося его председателем до самой своей кончины. В Перми, как и во всех уголках России, Елисавету Федоровну, эту еще при жизни святую женщину, встречали с глубоким почтением. Ее возвышенное благочестие, простота и доступность, доброта сердца и величие духа вызывали у верующих людей искреннее благоговение. Земля слухом полнилась, и православный люд доподлинно знал, как на третий день после мученической смерти мужа она нашла в себе силы посетить в тюрьме убийцу. После короткой беседы с ним Елисавета Федоровна на прощание сказала: «Вот Евангелие, читайте его. Я же пришла принести вам прощение великого князя, он не успел вам его сделать».

Знали верующие и о ее переходе в православие.

Не так-то просто нарушить веру своих предков, особенно женщине, и не простых, а королевских кровей. Елисавета Венгерская, ее прабабка по отцу, ставшая через свою дочь Софию одной из родоначальниц Гесенского дома, еще в XIII веке была причислена католической церковью к лику святых.

Елисавета Федоровна перешла в другую веру отнюдь не в угоду своему мужу. Нет! Православие покорило ее своей красотой и богатством внутреннего содержания. Проникнув глубоко в учение святых отцов, великая княгиня поняла, почему для большинства западных людей русская душа не поддается разгадке.

167

Протестанское учение направляет устремление человека к земным благам. «При всем том, — сказала она однажды о лютеранах, — они так самодовольны». Тогда как веками выкованное семью Вселенскими Соборами православие предъявляет к верующим высокие требования устремляться к небесным сокровищам, в понимании того, что земной путь есть только приготовление к вечной жизни. И как ни трудно отказаться от земных благ, истинно православный человек тяготится ими. Только призвание совести является мерилом всех жизненных ценностей.

Окончательный разрыв с лютеранством был болезненным для княгини из-за боязни причинить боль родным. И много душевных сил и мужества требовало письмо, которое писала Елисавета своему отцу, великому герцогу Людвигу IV: «… А теперь, дорогой Папа, я хочу что-то сказать Вам и умоляю Вас дать свое благословение.

…Я все время думала и читала, и молила Бога указать мне правильный путь, и пришла к заключению, что только в этой религии я могу найти всю настоящую и сильную веру в Бога… Это было бы грехом оставаться так, как я теперь, — принадлежать к одной церкви по форме и для внешнего мира, а внутри себя молиться и верить так, как мой муж… Вы должны видеть, что я решилась на этот шаг только по глубокой вере и что я чувствую, что перед Богом я должна предстать с чистым и верующим сердцем… Я перехожу из чистого убеждения, чувствую, что это самая высокая религия и что я делаю это с верой, с глубоким убеждением и уверенностью, что на это есть Божие благословение».

Отрицательный ответ отца не повлиял на твердость намерения великой княгини — она перешла в православие. А после смерти мужа Елисавета Федоровна на свои драгоценности купила в Москве, на Большой Ордынке, усадьбу с четырьмя домами и садом для обители милосердия, взяв на себя нелегкий крест служения девочкам-сиротам, бедным и обездоленным. Молва о ее самопожертвовании разнеслась не только по Москве, но и по всей России.

И еще верующие люди любили великую княгиню за ее красоту. Ее сравнивали со сказочной царевной. Говорили даже, что в Европе есть только две красавицы: Елизавета Австрийская, супруга императора Франца-Иосифа, и Елисавета Федоровна.

Поэт из династии Романовых, великий князь Константин Константинович, посвятил ей стихотворение.

168

Я на тебя гляжу, любуясь ежечасно:

Ты так невыразимо хороша!

О, верно, под такой наружностью прекрасной

Такая же прекрасная душа!

Какой-то кротости и грусти сокровенной

В твоих очах таится глубина;

Как ангел ты тиха, чиста и совершенна;

Как женщина стыдлива и нежна.

Пусть на земле ничто средь зол и скорби многой

Твою не запятнает чистоту.

И всякий, увидав тебя, прославит Бога,

Создавшего такую красоту!

Вот это-то и поражало всех, кто видел хоть раз Елисавету Федоровну: с такой красотой с царственных высот, оставив блестя-

о

щии мир и роскошь, спуститься на самый нижнии этаж жизни, где обитают отверженные люди, полюбить их, признав за равных, и стараться облегчить их страдания чем можешь: едой, одеждой, деньгами, добрым словом — вот оно, подвижничество милосердия и любви к ближнему, самое главное и самое трудное из заповедей Иисуса Христа!

Не удивительно что приезд великой княгини в Пермь вылился в большой церковный и патриотический праздник. В те дни на Урале словно просиял лик будущей святой, находившей здесь, где ей пред-

и

стояло принять мученическии венец, утешение и силы.

Княгиня прибыла в Пермь субботним вечером 12 июля на пароходе «Межень» в сопровождении ее высочества принцессы Баттенберг- ской Виктории Федоровны и ее дочери принцессы Луизы. Пристань и город были украшены флагами, гирляндами из цветов и зелени, красивыми арками, ярко горела иллюминация.

С пристани гости проследовали в Кафедральный собор, где были встречены епископом Палладием и всем городским священством. Состоялся молебен с возглашением многолетия.

На следующий день Елисавета Федоровна присутствовала на архиерейском богослужении в Успенском женском монастыре, где после литургии преподаватель духовной семинарии и редактор «Пермских епархиальных ведомостей» Н. Колосов произнес проповедь в честь высокой гостьи.

169

«Братья и сестры! Какое счастье, какая это радость сознавать,

О

что русским народ, к которому мы имеем счастье принадлежать, обладает такими огромными богатствами земли, раскинувшейся на

О

шестой части мировом суши, не только многоводными реками и светлыми озерами, не только синими морями и высокими горами, уходящими белоснежными своими вершинами в самое небо, не только неисчерпаемыми запасами золота, серебра и самоцветных камней, скрытыми в глубоких недрах родной земли, не только бесконечными золотистыми нивами хлебов и по местам — зелеными коврами виноградников и фруктовых садов, не только степями необозримыми и лесами дремучими и непроходимыми, не только богатством городов, заводов и фабрик, не только историческими святынями, народными героями и богатырями русской мысли, русского искусства, русского слова, русской военной и гражданской доблести, но обладает и чуткой, правдолюбивой и отзывчивой богоносной душой.

В данную же минуту в этой необычайной молитвенной обстановке живым и ободряющим для нас примером духовного служения нашей Родине является августейшая посетительница сего храма великая княгиня Елисавета Федоровна. Своею любовью к храмам Божиим, к святым обителям русским, ко всем церковным установлениям, своей истинно христианской самоотверженной деятельностью по благотворению, по призрению, по врачеванию и просвещению благочестивейшая великая княгиня является воистину олицетворением правдолюбивой и богоносной русской души. В насто-

О

ящии момент молитвенного единения царственной паломницы с массою верующих русских людей особенно глубоко чувствуется, что жив дух Древней Руси святой, жива русская богоносная душа, есть прочная надежда на жизнь и на развитие ее в будущем, есть отрада и успокоение в трудном деле служения нашей Родине!»

В тот же день после богослужения Елисавета Федоровна выехала в Белогорский монастырь. По пути следования в нескольких местах она делала остановки — возле Бахаревского женского монастыря, где ее приветствовали сестры этой обители, в селе Троельга и в деревне Ерши, где княгиня осматривала церкви, — и всюду собиралось много верующих людей, чтобы воздать почесть великой подвижнице.

Пребывая в Белогорском монастыре, великая княгиня посетила Серафимовский во имя Серафима Саровского скит, где скитоначаль-

170

ником был игумен Серафим, друг и духовник великой княгини. Здесь, в пещерной скитской церкви, Владыка Палладий, сопутствовавший Елисавете Федоровне в ее паломничестве, совершил литию по убиенному супругу княгини, великому князю Сергею Александровичу.

15 июля Елисавета Федоровна отбыла поездом в Верхотурье поклониться мощам святого праведного Симеона Верхотурского Чудотворца и вернулась 19 числа. К сожалению, срок пребывания в Перми ей пришлось сократить в связи с ухудшением отношений между Россией и Германией. Назревала Первая мировая война. Уже будучи в дороге, Елисавета Федоровна отправила телеграмму епископу Пермскому и Соликамскому Андронику:

«Ввиду осложнившихся политических событий возвращаемся в Москву. С умилением, благодарностью вспоминаю молитвенные дни Белой Горы и Ваше теплое гостеприимство. Прошу передать игумену Серафиму и братии мое молитвенное приветствие с праздником, искреннюю благодарность вам всем.

Елисавета».

С началом Первой мировой войны великая княгиня организовывала помощь по устройству госпиталей, аптечных складов, формированию санитарных поездов, посещала раненых в лазаретах. Будучи шефом драгунского Черниговского и гренадерского Киевского полков, она писала Николаю II: «Сегодня утром шел мой Киевский полк. Я их не забываю, дала небольшую сумму, в память о Сергее, на воспитание дочерей самых бедных из офицеров, а к Рождеству посылаю им и моим черниговцам деньги на елку и разные увеселения для солдат».

Уехал на фронт и духовник великой княгини, скитоначальник Се- рафимовского скита игумен Серафим. Они переписывались, в праздники обменивались телеграммами.

Но, к сожалению, чаша весов вскоре стала склоняться в сторону Германии. В подразделениях русских войск появились большевистские агитаторы. Армия быстро разлагалась. Солдаты, в основном крестьяне, стремились вернуться домой. А дальше отцу Серафиму и его духовной дочери Елисавете Федоровне пришлось пережить революцию и крушение империи.

В 1918 году на Пасху Елисавету Федоровну арестовали и увезли на Урал, в Алапаевск, куда до нее были сосланы великий князь Сергей Михайлович, младший сын Михаила Николаевича, брата Александра II, его секретарь Федор Михайлович Ремез, три брата — Иоанн, Игорь и Константин, сыновья великого князя Константина Констан-

171

тиновича, и сын великого князя Павла Александровича от второго брака, 20-летний князь Владимир Палей.

Двум сестрам, сопровождавшим Елисавету Федоровну, чекисты предложили идти на свободу, но одна из них, инокиня Варвара, келейница великой княгини, отказалась покинуть настоятельницу и добровольно присоединилась к узникам.

18 июля 1918 года, на другой день после убийства в Екатеринбурге Николая II и его семьи, Елисавету Федоровну с келейницей Варварой и членами царской семьи большевики сбросили в шахту старого заброшенного рудника близ Алапаевска.

В конце сентября, когда армия А. В. Колчака освободила Алапа- евск, тела мучеников подняли из шахты и после отпевания все восемь гробов поставили в склепе городского собора. Но при отступлении белой армии их пришлось перевозить в более надежное место. Занимался этим игумен Серафим. Узнав о трагедии, он прибыл исполнить завещание своей духовной дочери.

Еще в августе 1917 года в Москве, где проходил Собор Русской православной церкви, восстановивший патриаршество и избравший Патриарха Московского и всея Руси, делегат от Пермской губернии игумен Серафим встречался на заседаниях с Елисаветой Федоровной и предлагал ей переехать на Урал, откуда легче будет покинуть Россию через Сибирь или скрыться в ее таежных деревушках. Но великая княгиня отказалась покидать Россию даже тогда, когда после заключения Брест-Литовского мира советское правительство давало согласие на ее выезд. А отцу Серафиму она сказала: «Если меня убьют, то прошу вас похоронить меня по-христиански».

С разрешения адмирала А. В. Колчака и при помощи атамана, генерал-лейтенанта Г. М. Семенова, выделившего вагон и пропуск, отец Серафим с двумя своими послушниками, Максимом Кануннико- вым и Серафимом Гневашевым, погрузили в поезд восемь гробов и доставили в Читу, где временно поместили их в общей могиле в одной из келий женского монастыря, засыпав тонким слоем земли, полагая, что не здесь они найдут свое последнее успокоение.

Так оно и вышло. Красная армия приближалась к Чите, и отцу Серафиму с его послушниками пришлось опять грузить останки мучеников и увозить уже за пределы России. Это был самый тяжкий отрезок пути. На железной дороге в условиях Гражданской войны царила неразбериха. Специальный вагон то отцепляли, и он долго простаивал в тупике, то вновь цепляли к поездам, идущим в сторону

172

китайской границы. Под раскаленной солнцем железной крышей вагона стояла невыносимая жара. Из щелей гробов сочилась жидкость, источая жуткий смрад. Даже трудно представить, что пришлось пережить отцу Серафиму и его послушникам.

По прибытии специального вагона в Харбин тела покойников находились в полном разложении, кроме тел великой княгини и ее келейницы Варвары. Как вспоминал царский посланник России в Китае князь Н. А. Кудашев, прибывший в Харбин для опознания убитых и составления протокола: «Великая княгиня лежала, как живая, и совсем не изменилась с того дня, как я перед отъездом в Пекин прощался с нею в Москве, только на одной стороне лица был большой кровоподтек от удара при падении в шахту».

Князь заказал для усопших соотечественников новые гробы. По его распоряжению тела мужчин были похоронены в Пекине при Свя- то-Серафимовском храме Русской православной духовной миссии, а телам великой княгини и ее келейницы Варвары предстоял еще дальний путь во Святую Землю.

На то была уважительная причина.

В 1888 году Елисавета Федоровна вместе с супругом, великим князем Сергеем Александровичем, посетила святые места. Император Александр III поручил Сергею Александровичу быть его представителем на освящении храма Святой Марии Магдалины, построенного в Иерусалиме в память их матери, императрицы Марии Александровны. Вид пятиглавого храма с золотыми куполами, возведенного в Гефсиманском саду у подножия Елеонской годы, где высилась огромная колокольня, прозванная «русской свечой», покорил Елисавету Федоровну, и она невольно промолвила: «Как я хотела бы быть похороненной здесь».

Путь к месту последнего упокоения останков великой княгини и преданной ей инокини Варвары был длительный и с пересадками: из Пекина в Тянцзын, затем пароходом в Шанхай, а далее — в Порт- Саид, куда траурный груз прибыл в январе 1921 года. Здесь гробы перенесли в специальный вагон и отправили в Иерусалим. Похоронили мощи великой княгини Елисаветы Федоровны и ее келейницы под сводами русской церкви Святой Марии Магдалины, у самого места страданий и воскресения Иисуса Христа.

Так закончилась эта скорбная трехлетняя одиссея. Так завершился, возможно, единственный в своем роде христианский подвиг на протяжении трех невыносимо тяжелых лет уроженцев Пермского края:

173

скитоначальника Свято-Серафимского скита при Белогорском монастыре игумена Серафима и его послушников Максима и Серафима.

Игумен Серафим с благословения Патриарха Иерусалимского Дамиана в его резиденции на склоне Елеонской горы построил себе хибарку и жил в ней до самой своей кончины на 85-м году жизни. Погребен возле своей кельи. Как сложилась судьба двух его послушников — неизвестно.

В 1992 году Архиерейский собор Русской православной церкви причислил великую княгиню Елисавету и инокиню Варвару к лику святых преподобномучениц.

Архиепископ Андроник

(1870–1918)

Архиепископ Пермский и Соликамский, кандидат богословия. Вступил на пермскую кафедру в 1914 году. Ежегодно объезжал все монастыри и храмы, а их в губернии действовало 570. Вникал в нужды каждого прихода и прихожан. Был постоянно с народом.

Духовный писатель, автор нескольких книг — «Миссионерский путь в Японию», «Письма архиерея к иереям», «Спутник псаломщика. Песнопения годичного круга с требоисправлениями». Священный Синод рекомендовал эту книгу в качестве учебника по церковному пению для пса- ломщических школ, второклассных учительских и сельских школ Российской империи.

Преосвященный Андроник наставлял духовенство вести летописи по всем церквям, ибо без истории сёл, приходов и народного предания нет Отечества.

Большое значение придавал архипастырь развитию науки и образования края. От души приветствовал открытие первого на Урале Пермского университета, был избран членом его научного общества. Но главным делом архиепископа было служение Богу.

Зверски казнен чекистами в 1918 году.

ПЕРМСКАЯ ГОЛГОФА

Среди грозных событий времени судит мне Господь вступить

на высокую кафедру святитея Пермского Стефана.

Андроник

18 августа 1914 года, вечером на станцию Пермь II прибыл поезд. Как только он остановился и в дверях вагона показался пассажир, которого встречали представители местных пермских светских и духовных властей во главе с управляющим губернии, с колокольни Кафедрального собора по всему городу разлился благовест — малино-

175

вый звон в один колокол, оповещавший верующих о прибытии в Пермь нового епископа Андроника.

Город полнился слухами. Православный люд знал, что их архипастырь, в миру Владимир Никольский, родился в семье дьякона на Ярославщине, после семииарии учился в Московской духовной академии, где принял монашество с именем Андроник, и окончил учебное заведение со степенью кандидата богословия.

Куда только не бросала потом судьба молодого иеромонаха: он был помощником инспектора Кутаисской духовной семинарии, инспектором миссионерской семинарии в Осетии, а в 1906 году архимандрит Андроник был возведен в сан епископа Киотского с назначением его помощником начальника Русской духовной миссии в Японии. Через два года его перевели в Россию и назначили викарным епископом Новгородской епархии, затем — Омской. И, наконец, Пермь.

Владыка Андроник вышел из вагона. Был он среднего роста, худощавый, темно-русый, с живыми, зоркими глазами, быстрый в походке. После того как ему представились светские и духовные лица, а городской голова приветствовал его краткой речью, архипастырь благословил выстроившееся в почетном карауле воинское подразделение и сел в экипаж. А как только кони тронулись, вслед за благовестом со всех колоколен двадцати четырех храмов Перми послышался звон во все колокола, извещающий о предстоящей торжественной службе. Тротуары улиц, по которым двигался кортеж, были заполнены толпами людей. Казалось, все пятидесятитысячное население Перми вышло встречать своего епископа.

«Кафедральный собор, — пишут «Пермские епархиальные ведомости», — был уже полон, взоры всех были обращены к дверям, напряжение росло. Но вот особенно широко распахнулись двери храма: вошел преосвященный Андроник. Храм вспыхнул огнями, собор священнослужителей запел тропарь Святителю Стефану».

Далее был совершен краткий, положенный при встрече епископа молебен с провозглашением многолетия, после чего владыка, держа в руке древний деревянный посох Стефана Великопермского, обратился к верующим с речью: «Среди грозных событий времени судил мне Господь ныне вступить на высокую кафедру святителя Пермского Стефана. Там, на Западе, давно уже собирались на нас багровые тучи… Да, грозна эта война, много крови, много жертв она потребует. Но воистину она Божиим промышлеиием попущена… Россия встала во весь свой богатырский рост с высокой могучею грудью, с благодарно

176

бьющимся сердцем, влекущим к великому мировому подвигу за веру, за правду, за братьев, за Родину святую! Чем бы война ни кончилась, но великое благодарение от нас Богу должно воссылаться, что он, любя нас, наказывает, чтобы сими наказаниями возродить нас и дать нам возможность узнать самих себя, как должно».

Знал ли, предчувствовал ли преосвященный Андроник, что, взойдя на пермскую кафедру, он взошел на пермскую Голгофу? Неведомо ему было, что над Пермью висит черный крест.

В книге И. К. Сурского «Отец Иоанн Кронштадтский» приводится такой эпизод: «В 1890 году одно благочестивое купеческое семейство города Кунгура Пермской губернии приехало в Кронштадт за благословением к отцу Иоанну. Во время личного с ними собеседования батюшка, узнав, что они приехали к нему из Пермской губернии, сказал им: «Над Пермью висит черный крест», — уклонившись при этом от всяких объяснений сказанных им таинственных слов.

Кунгурские паломники поняли слова отца Иоанна в, том смысле, что городу Перми угрожает какое-либо тяжкое бедствие, но после тех ужасных событий, которые произошли на Урале в 1918 году, когда крест тягчайших, воистину голгофских страданий и мученической кончины приняли праведный царь Николай II со своей супругой и детьми, а также с прочими членами императорской фамилии, то становится ясно, что батюшка Иоанн за 28 лет провидел это… злодеяние, совершенное в пределах Пермской губернии».

В Перми будет казнен палачами из Мотовилихи брат Николая II Михаил Романов, а сам преосвященный Андроник, как и его преемник, викарный епископ Феофан, поистине взойдут на пермскую Голгофу.

Приняв епархию, насчитывающую 1,5 миллиона жителей, архипастырь со всем жаром своего сердца занялся устроением церковной жизни. 18 августа он прибыл в Пермь и сразу же после проведения епархиального съезда духовенства в сентябре пустился в поездку на север губернии, чтобы ознакомиться с храмами и монастырями Чер- дыии, Соликамска, Усолья и попутных селений.

В начале ноября Андроник посетил Белогорский Свято-Николаевский мужской монастырь, возведенный в честь спасения цесаревича Николая Александровича во время его поездки по Японии в 1891 году. Один из красивейших соборов России на Белой горе строился 12 лет и был освящен в 1914 году. Молодая Белогорская обитель в самый короткий срок обрела известность. До 70 тысяч паломников в год посещали ее.

Еще с древних времен, с возникновения монашества, при больших монастырях и лаврах устраивались скиты и пустыни, способствующие уединению монахов, соблюдавших в продолжение многих лет обет непрерывного молчания, где можно было молчаливо копить в себе энергию и путем полного отрешения выйти с молитвой к Божественному озарению. Это православно-мистическая традиция, связанная с молчанием, получила название исихазм (по-гречески — покой, безмолвие, отрешенность), или священнобезмолвие. Дух священнобез- молвия витал и над Пермской епархией.

В пяти верстах от Белогорского монастыря, в глухом дремучем лесу, в 1902 году был основан Свято-Серафимовский во имя Серафима Саровского скит, где, подражая преподобному Серафиму, вкушали «божественную сладость безмолвия» 35 насельников. Был у них пещерный храм, ископанный руками скитской братии, и храм, исполненный в дереве. Возглавлял скит игумен Серафим, прекрасно владевший пером. Здесь рождались его тоненькие книжечки о монашеском подвиге безмолвия. Когда началась Первая мировая война, стали выходить патриотические издания «Голос долга».

Как ни трудно было добираться в скит, преосвященный Андроник посетил безмолвников, отслужил молебен и благословил отшельников на дальнейшее подвижничество во славу Божию, ибо скиты и пустыни являлись крепостями православия, из которых выходили великие богословы — мыслители, епископы, патриархи и такие выдающиеся молитвенники России, как Сергий Радонежский, Серафим Саровский, Паисий Величковский, Нил Сорский, Феофан Затворник и другие.

В Пермской епархии была еще Фаворская пустынь в шести верстах от села Елово на Каме. Высокая гора Фавор с крутыми склонами, поросшими густым лесом, напоминала громадную копну сена. На ее вершину вело триста ступеней, где возле часовни рос столетний дуб, названный богомольцами Мамврикийским. И эту пустынь посетил преосвященный Андроник. С его приездом на гору Фавор нахлынуло несколько тысяч паломников. Стояли белые уральские ночи. Всенощное бдение служилось под звездным небом. На пустынь сошла благодать Божия. По свидетельству очевидцев, почти все молящиеся почему-то плакали и шептали: «Боже! Какая красота!»

Побывал Андроник и в труднодоступном месте за Кунгуром, где располагалась миссионерская Шамарская женская обитель, основанная в память посещения Пермской губернии великой княгиней Ели-

178

саветой Федоровной, впоследствии зверски убитой и сброшенной в шахту в Алапаевске и одной из первых прославленной в сомне ново- мучеников и причисленной к лику святых.

Преосвященный Андроник всегда был вместе с народом. Особенно он беспокоился о крестьянах: вовремя ли были проведены полевые работы, не сокращены ли посевные площади, в срок ли убран урожай. Со страниц «Пермских епархиальных ведомостей» архипастырь обращался к сельскому духовенству, чтобы оно «не отставало от земли… смею уверить всех, что сельское хозяйство прямое подспорье для духовенства… и почва для духовного сроднения с народом-хлеборобом, и путь к снисканию духовного авторитета в глазах народа».

Идет война, и епископ совершает богослужения в лазаретах, сам причащает раненых, призывает открыть приюты для солдатских сирот и оказать помощь солдатским семьям в уборке урожая. Летом 1916 года Андроник отправляется в составе губернских представителей на фронт, в Царскую ставку, где располагался находившийся ранее в Перми Троицко-Сергиевский пехотный полк, получивший теперь название «Пермский». Губернская депутация вручила ему новое знамя, поднесла и государю подарок — сапоги из той самой партии, что губерния поставляла в армию.

Владыка был принят Николаем II. В беседе с государем преосвященный Андроник имел мужество сказать ему деликатно о том, о чем, возможно, никто до него не осмеливался говорить, — о Григорие Распутине, личности, недостойной быть приближенной к царской семье.

Государь терпеливо выслушал епископа, затем встал и позвонил в колокольчик. Вошел министр двора граф Фредерике.

— Граф, проводите владыку! — сказал государь министру и сам направился к выходу. Возле дверей он обернулся: — До свидания, владыка, советую вам не верить всякому вздору.

К прискорбию Андроника, государь ушел раздраженным, но владыка не мог не сказать ему того, в чем сам был убежден, и не ради своей, а его пользы и пользы государства.

По возвращении в Пермь преосвященный Андроник творит обряд освящения во время открытия первого на Урале университета и на молебне произносит напутствие: «Изучать Вселенную, человечество — главная задача университета. Но не нужно забывать, что познание истины всецело зависит от познания Духа, носившегося над первобытным хаосом, превратившего этот хаос во Вселенную. Нужно познавать Великого художника, там мудро украсившего мир»…

179

Наступил тревожный 1917 год. В феврале произошел государственный переворот, так называемая февральская революция. А в марте Николай И отрекся от наследственного родового престола.

В Перми, в Кафедральном соборе, при огромном стечении народа на литургии преосвященный Андроник обратился к прихожанам: «Вы ждете от меня слова… Что же могу сказать вам я, многогрешный… Не стало у нас царя… Как триста лет тому назад, в лихолетье, разворовали Отечество подлые людишки и ввергли его в погибель, так и ныне до этого довели бесчестные царские слуги».

Еще в середине пятого века до Рождества Христова лирический поэт Линдарь, которому более всего были ненавистны брань и раздоры, писал: «Даже глупцам легко потрясти государство, но трудно восстановить его без помощи богов». Теперь трудно представить, сколько бедствий принесли Февральская и Октябрьская революции, особенно последняя. К власти пришли большевики, которые на протяжении семидесяти лет в угоду лживой демагогии о всеобщем счастье и земном безбожном рае искореняли все то, что создавалось веками, выросло и появилось естественно. Ни один человек в здравом уме в исконно верующей стране, любящий и желающий ей добра, не станет преследовать религию своего народа, рушить дивные старинные храмы, вскрывать мощи святых, расстреливать священнослужителей, монахов и монахинь, живьем закапывать в землю архиереев, как это случилось в Перми.

Православная церковь всегда играла главенствующую роль в становлении русской государственности. Стоит вспомнить времена, когда вершилось строительство земли Русской; ее собиратель и молитвенник, преподобный Сергий Радонежский ходил и умолял удельных князей объединиться с Москвой, дать отпор супостатам лютым и создать Русское государство. Он же благословлял на священную битву с татарами на Куликовом поле Дмитрия Донского и послал с его войском двух иноков — Пересвета и Ослябю, один из которых и начал сражение в поединке с Челубеем.

Так было и по смерти Феодора Иоанновича, с кончиной которого пресеклась династия Рюриковичей, правивших Русью с IX века. Чтобы не допустить опасного межцарствования, управление державой принял Патриарх Иов, собравший Земский собор, дабы бить челом на царство Борису Федоровичу Годунову.

Патриаршее служение святителя Гермогена пришлось на время Смуты — правления самозванца Лжедмитрия и нашествия польско-

180

литовских захватчиков. Святейший Патриарх решительно стал против предателей и врагов Отечества, желавших ввести в России католичество и поработить русский народ. Его вдохновенные грамоты, рассылавшиеся по городам и весям России, призывали православный люд к освобождению родной земли. Святителя насильственно заключили в Чудовом монастыре в Кремле. Оттуда он обратился к русскому народу с последним посланием, благословляя на борьбу против завоевателей. После девяти месяцев заточения Патриарх Гермоген скончался в 1612 году мученически — от голода. Но вскоре русское ополчение, вдохновленное напутствием святителя, очистило Москву от интервентов.

В условиях смуты православная церковь всегда вставала на защиту интересов России. И когда в 1917 году царская власть пала, стране понадобился духовный вождь. Им мог бы быть только Патриарх. Но его не было. Русской церкви нанес страшный удар еще Петр I, лишив ее патриаршества, навязав ей синодальное управление со светским обер-прокурором. Иерархов православия никогда не покидала мысль о возвращении Церкви ее былой допетровской независимости, что исходило из самой сущности православного учения. Однако даже последний император, будучи болезненно верующим, не решился предоставить Церкви самостоятельность и вопрос о созыве Собора по восстановлению патриаршества все время откладывал.

После февральского переворота оставалась единственная надежда на Всероссийский Собор, к которому в православных кругах готовились уже давно. 15 августа 1917 года, в день Успения Божией Матери, в Успенском соборе Кремля открылся Собор Русской православной церкви. Избрание Патриарха состоялось 5 ноября 1917 года в храме Христа Спасителя под гром орудий большевистского восстания. Патриархом становится московский митрополит Тихон.

В работе Собора принимали участие делегаты от Перми — епископ Андроник и профессор церковного права юридического факультета Пермского университета Николай Николаевич Фиолетов. Оба они состояли в рабочих органах Собора: Владыка составлял самый обширный из документов Собора — Приходской устав, Фиолетов трудился над правовым положением Церкви в государстве в качестве секретаря отдела. Он был самым молодым делегатом Собора, ему исполнилось 25 лет, но среди московской интеллигенции, в религиозно-философском обществе его уже знали как одного из ведущих церковных деятелей, специалиста по каноническому праву, автора блестящих

181

очерков по христианской апологетике и книг «Церковь в обновленной России», «Государство и церковь».

В декабре делегаты Собора вернулись в Пермь. То, что увидел преосвященный Андроник в своей епархии, его крайне огорчило. В городе и губернии царила анархия. Начались грабежи имений, храмов, монастырей.

Владыка обращается к верующим с воззванием, призывая навести порядок, скорбит о распрях, служит молебны о примирении враждующих.

После рождественского перерыва к 20 января 1918 года делегаты Собора снова съехались в Москву. Нужно было принять важнейшие документы по вопросам церковной жизни: правовое положение Церкви в государстве, Приходской устав и другие.

Предчувствуя, что избранный Собором Патриарх может стать знаменем народа России и его предводителем, каковым стал в эпоху Смуты Патриарх Гермоген, Совет народных комиссаров торопливо принимает декрет об отделении Церкви от государства. Под запретом стало само духовное просвещение и воспитание народа: запрещалось преподавание Закона Божьего, закрывались духовно-приходские школы, семинарии и духовные академии, синодальные типографии передавались гражданским властям с приостановлением издания богослужебных книг, литература духовных учебных заведений уничтожалась или передавалась в гражданские библиотеки без права пользоваться ею, закрывались монастыри, лавры, даже такие центры русской духовности, как Троице-Сергиева лавра, которая, по словам отца Павла Флоренского, — единственный в своем роде мировой памятник «зодчества, иконописи, церковного пения и литургической поэзии», или Оптина пустынь, куда в свое время приходили за утешением Киреевские, Гоголь, Достоевский, Соловьев, Леонтьев, Лев Толстой. Шли санкционированные властью грабежи храмов, монастырей, конфискации имущества Церкви. Начались репрессии: аресты, ссылки, казни. В январе 1918 года был зверски убит митрополит Киевский Владимир.

В это трагическое время преосвященный Андроник шлет письмо из Москвы в Пермь, в котором декрет комиссаров об отделении Церкви называет грабительским и чудовищным, призывает верующих защищать свои храмы и грозит проклятием и отлучением от Церкви тем, кто тронет ее имущество. Только в середине апреля Андроник, возведенный в сан архиепископа, смог вернуться в Пермь, где за время

182

его отсутствия произошли ужасные события. Большевики ворвались в беззащитную женскую обитель и в подворье Белогорского монастыря. Несколько монахов, пытавшихся увещеванием прекратить грабеж, были убиты.

Архипастырь немедленно направил в Пермский исполком письмо: «Поставленный на страже всего охранения верующего народа и церковного имущества от расхищения и захвата, я, пребывая в полном согласии с верующим полуторамиллионным народом епархии, заявляю исполнительному комитету: примите безотлагательные меры против подобных посягновений на свободу Церкви и на церковное достояние, примите меры против грозного по своим возможным последствиям оскорбления верующего народа через обыски, беззаконные штрафы, контрибуции и аресты священнослужителей».

Грозное предупреждение преосвященного Андроника в Пермском исполнительном комитете сочли неслыханно дерзким. Здесь не забыли, что еще в январе, перед поездкой на вторую сессию Собора, он обнажил против них духовный меч и предал их анафеме.

Огромный авторитет Андроника и его бесстрашие вызывали у властей серьезные опасения. Им нужно было срочно избавиться от него. Как писала газета «Освобождение России», выходившая в Перми после занятия губернии армией А. В. Колчака, «Перед самым Воскресением Христовым, со Страстной недели, когда вспоминаются беззаконный суд над Христом, Его Страдания, Голгофа и Крест, над седой головой архипастыря начали собираться грозные тучи». В Чистый понедельник в его покоях и канцелярии был произведен обыск и взята подписка о невыезде. Разговор святителя с чекистами лег в основание всех пунктов обвинения. Архиепископу было велено явиться в ЧК.

Узнав, что владыка должен идти на суд, верующие люди стали собираться на Соборной площади. Чтобы успокоить народ, пришлось чекистам приказ отменить. Заступилась за Андроника и мусульманская депутация. И теперь, через много лет, исламское духовенство и верующие мусульмане, прилагавшие усилия к защите православного архипастыря, вызывают глубокую симпатию и признательность.

Чекисты на какое-то время притихли. Это был отвлекающий маневр, и владыка со дня на день ждал худшего. Он писал Патриарху Тихону: «Что-то ужасное назревает всюду и у нас. Я пока на свободе, но, вероятно, скоро буду арестован. Признаки полной анархии. На случай ареста оставлю распоряжение о закрытии всех градо-

183

пермских церквей. Пусть считаются с самим народом. Николай Александрович Романов — император Николай II — в Екатеринбурге, Михаил Александрович Романов — великий князь, брат царя — здесь на свободе. Да хранит Вас Бог. Благодарю Вас за пожалование сана архиепископа».

Предчувствуя трагический исход, архипастырь дал письменное распоряжение викарному епископу Феофану: в случае его, архиепископа Андроника, гибели, вступить в управление епархией. Если же насильственная смерть настигнет епископа Феофана, просить епископа Вятского временно принять управление Пермской епархией.

Дальнейшие события происходят стремительно. В ночь на 17 июня в городе введено военное положение. В состояние боевой готовности приведено около полутора тысяч человек. У каждого городского храма и церковной сторожки выставлено по два конных милиционера — им приказано, если кто из звонарей вздумает бить в набат, стрелять на поражение. Соборная площадь и архиерейский дом окружены.

Глубокой ночыо чекисты подошли к парадному крыльцу архиерейского дома и быстро сорвали с петель наружную дверь. Выставив у входа часового, председатель Пермского ЧК Малков, начальник Пермской милиции Иванченко и помощник начальника милиции Мотови- лихи Жужгов ворвались в покои владыки и приказали ему спуститься вниз. Андроник вышел и сел в ожидавшую его пролетку, рядом с ним взгромоздился Жужгов, другой чекист примостился на козлах рядом с кучером, и пролетка во весь дух понеслась в Мотовилиху, где каратели заехали во двор милиции, чтобы поменять лошадей и успеть еще затемно за городом в лесу осуществить свой черный замысел. В это время позвонил председатель Мотовилихинского Совета рабочих депутатов Мясников по кличке Ганька. И пока он ехал, стало рассветать. Расстрел был сорван.

А наутро в знак протеста против заключения архиепископа под стражу ни один священник не открыл свой храм. «Известия Пермского губисполкома» за 19 июня 1918 года в статье «Попы забастовали» грозно предупредили: «…Господа попы вздумали шутить плохую шутку. И если они будут в ней упорствовать, она обойдется им очень дорого. Рассматривая настоящую забастовку попов как один из способов вести контрреволюционную агитацию, как своего рода пропаганду действием, советская власть сумеет раздавить ее в корне».

Чекисты не шутили. В тот день они бросили в застенки 13 священников и дьяконов, других под угрозой расстрела вынудили возоб-

184

новить церковные службы. Одновременно продолжался допрос преосвященного Андроника. Ему настоятельно предлагали отменить распоряжение о закрытии храмов. Однако архипастырь был непреклонен. Он мог согласиться на это только в том случае, если бы его освободили из-под стражи и он смог приступить к своему апостольскому служению.

Некоторые издания того времени, в том числе и «Тобольские епархиальные ведомости», во всех злодеяниях по делу Андроника обвинили Мясникова: «Этот зверь в образе человека, как передают, подвергнул владыку самым тяжким пыткам».

Передали крайне неверно.

У Мясникова были руки в крови, ибо расстрелом великого князя Михаила Романова руководил он, Ганька. Но Андроника он не пытал. Более того, был категорически против расстрела святителя. Даже палач Жужгов свидетельствует: «Мясников настаивал, что расстрелять Андроника — неправильный тактический подход».

Ганька дважды оставался с глазу на глаз с Андроником. Почему дважды? О чем он так настойчиво хотел дознаться? Ведь владыка своих убеждений не скрывал и готов был пострадать за Христа и Церковь.

Нет, Ганька не так уж был прост. Кажется, он уже тогда прозревал, что государственный корабль направлен к ложной цели, ибо к праведной цели не могут вести неправедные пути.

Минует три года, и Мясников в 1921 году напишет в ЦК РКП(б) докладную записку, которая вызовет переполох гораздо больший, чем убийство великого князя. Центральный комитет признал взгляды Мясникова антипартийными, а для расследования его деятельности была создана комиссия во главе со Сталиным.

Мясников требовал, ни много ни мало, свободы слова и печати, чего Ленин боялся как черт ладана. А Ганька настаивал: «Кто хочет сейчас, чтоб наша партия стала в глазах пролетариата не комищей- кой, а комячейкой…. тот должен сказать, что кроме свободы слова и печати нет возможности достичь этого».

Вождю пролетариата, видимо, Мясников нравился тем, что он ликвидировал без суда и следствия великого князя Михаила Романова. Ленин терпеливо воспитывал Ганьку, писал ему записки и письма: «Мы сойдемся и будем работать дружно в одной партии», а дальше пугал: «свобода печати — оружие в руках мировой буржуазии».

Но Ленин не на того напал. Честолюбивый Ганька Мясников чувствовал себя на равных с ним. Достаточно вчитаться в интонацию

185

ответов, написанных вождю без малейшего благоговения, с попыткой пристыдить его: «Неужели это серьезно? Вы говорите, что сделаете все, чтобы меня убедить, но на что это похоже? — Слова, слова, как говаривал Гамлет. Вы сами понимаете, что это несерьезно…»

И дальше, словно бы и не заметив замечаний, высказанных Лениным по поводу свободы печати, Мясников настаивает на своем: «Одну из самых больших государственных еженедельных газет придется сделать дискуссионной для всех оттенков общественной мысли. Советская власть будет содержать хулителей за свой счет, как делали римские императоры. Это и будет свобода печати…»

Ленин, возможно, ни от кого не получал таких дерзких писем, как от Ганьки: «Не верите Вы в силу рабочего класса…, а верите в силу чиновников — это Ваша беда… Вы разве не знаете, что за такой разговор, какой веду я, не одна сотня и тысяча пролетариев сидит в тюрьме… Если я хожу на воле, то потому, что я коммунист 15 лет, который свои коммунистические взгляды омыл страданиями, и ко всему этому меня знает рабочая масса, а был бы я просто слесарь-коммунист того же завода, то где же бы я был? В Чека или больше того, меня бы «бежали» как некогда я «бежал» Михаила Романова…»

Мясникова исключили из партии и сослали в Эривань. Он совершил побег, жил в Париже и продолжал в статьях и брошюрах разоблачать сталинский режим, его расправы «в тиши подвалов ГПУ», выдвигал требование многопартийности.

Перед самой войной он явился к советскому генконсулу и отдал ему объемистую рукопись своих воспоминаний.

— Возьмите, — сказал он, — может быть, не сейчас, позже, когда- нибудь ваши историки заинтересуются и используют мои воспоминания. Да вы прочтите, — увидите: себя я не очень оправдываю.

Но отправить рукопись в Москву, как пишет генконсул, он не смог, а верней всего — побоялся и сжег ее со всей дипломатической почтой в первый день войны.

Но Сталин был злопамятен. После войны он дал задание выманить Мясникова из Франции, и ведь сумели уговорить сомневавшегося Ганьку, что старое забыто! Он прилетел, и тут же в аэропорту был арестован, посажен в Бутырку, а затем расстрелян. Пророчество сбылось: «Его «бежали», как некогда он «бежал» Михаила Романова».

Рассказывая о трагической судьбе Мясникова, мы, конечно же, несколько отклонились в сторону, но только затем, чтобы помочь читателю уяснить, почему среди своры палачей, приговоривших ни в

186

чем не повинного архиепископа к смертной казни, один Мясников до конца выступал против расстрела преосвященного Андроника. Почему? С чего бы это вчерашний убийца великого князя Михаила и его секретаря вдруг подобрел?

В ночь на 13 июня 1918 года он во главе пяти человек явился в гостиницу «Королёвские номера», поднял с постели Михаила Романова и его секретаря Джонсона, предъявил им фальшивые документы о немедленном выезде из Перми, вывез их по тракту за Мотовилиху и примерно в шести верстах от нее произвел акт пролетарской мести — расстрелял, несмотря на то что у великого князя были охранные документы за подписями Бонч-Бруевича и Урицкого.

А вот в ночь с 1 7 на 18 июня, при аресте Андроника, в числе карателей Ганьки нет. Но он не спал. Возможно, даже следил, когда проедет пролетка, и как только она въехала во двор милиции, Мясников позвонил откуда-то по телефону и попросил отложить расстрел до его приезда. И ехал очень долго, до самого рассвета, когда становится уже невозможным среди бела дня на виду у всех увозить Андроника на расстрел. Возможно, он надеялся на бунт верующих? Как бы то ни было, он задержал казнь на целых два дня.

Что с Мясниковым? Нам кажется, что перед нами предстает кающийся разбойник. Не согрешишь — не покаешься. Ганька впервые взял на свою душу тяжкий грех, учинил самосуд, совершил убийство. Возможно, убиенные стояли у него перед глазами.

К аресту Андроника он был непричастен. Почему же он принял участие в суде над ним и выступил в роли его защитника? Нет, он не жалеет подсудимого как человека или как архиепископа. Ганька — атеист. Он лишь утверждает, что расстрел Андроника — неправильный тактический ход и будет не в пользу пролетарского дела. Но зачем архипастырь был ему нужен? Зачем Мясников дважды оставался один на один со святителем? Не затем ли, чтобы выверить зарождавшееся собственное инакомыслие и убедиться в своей правоте? Не здесь ли, в беседах с выдающимся архипастырем Русской православной церкви, он постепенно начал понимать, что ложь становится нормой его жизни? И через каких-нибудь два года он в письмах к Ленину потребует гласности, чтобы вывести на чистую воду всемирную ложь и прекратить в стране беззаконие.

Бывшему каторжнику, совершавшему дерзкие побеги, мужества было не занимать, но и его не могло не покорить бесстрашие епископа. На последнем допросе преосвященный Андроник долго не отве-

187

чал ни на один вопрос, но затем словно бы вспомнил что-то, снял панагию, завернул ее в платок, положил перед собой на стол и произнес примерно следующее:

— Мы враги открытые, примирения между нами не может быть. И если бы я не был архипастырем и была бы необходимость решать вашу участь, то я, приняв грех на себя, приказал бы вас повесить. Больше нам разговаривать не о чем.

В ночь на 20 июня 1918 года преосвященный Андроник взошел на пермскую Голгофу. Главный палач, заместитель начальника Мотови- лихинской милиции Н. Жужгов, в своих воспоминаниях пишет: «Поехали по Сибирскому тракту за 5 верст, свернули в лес на левую сторону, отъехали сажен сто, остановили коней. Я приказал дать Андронику лопату и велел ему копать могилу. Андроник выкопал, сколько полагается (четвертей на шесть) — мы ему помогали. Затем я сказал: «Давай, ложись». Могила оказалась коротка — еще рыл — могила

188

готова. «Теперь дайте мне помолиться». Я разрешил, он помолился на все стороны минут 10, я ему не мешал. Затем он сказал: «Я готов». Я сказал, что расстреливать не будем, а живым закопаю, пока ты не снимешь постановления (о прекращении церковных служб. — В. М.), но он сказал, что это не сделает и не будет того, чтобы он не шел против большевиков. Затем мы его забросали землей, и я произвел несколько выстрелов».

О казни Андроника чекисты молчали, и забастовка пермского духовенства продолжалась. Верующие люди толпами собирались на улицах, требуя освобождения архипастыря, но в конце концов вынуждены были вызвать телеграммой из Соликамска викарного епископа Феофана, что убедительно доказывало: преосвященного Андроника нет в живых.

Епископ Феофан недолго возглавлял пермскую кафедру. Он принял управление епархией в конце июня, а 24 декабря, за день до взятия Перми белыми, был казнен. Есть несколько версий его мученической смерти, но большинство исследователей склоняются к факту, о котором впервые сообщила газета «Освобождение России» № 123 за 11 июня 1919 года, — епископа Феофана большевики, отступая, утопили в Каме.

Православный журнал «Прямой путь» свидетельствует о подробностях смерти: «Епископа Соликамского Феофана (Ильменского) мучители вывели на замерзшую реку Каму, раздели его донага, заплели волосы в косички, связали их между собой, затем, продев в них палку, приподняли святителя в воздух и начали медленно опускать его в прорубь и поднимать, пока он, еще живой, не покрылся коркой льда тощиной в два пальца, и так предал свою душу в руки Божии».

По дневниковым записям известно, что в те дни мороз в Перми был —30 градусов.

Такое зверство учинили над молитвенниками православия изверги рода человеческого, как назвал большевиков Патриарх Тихон, предавая их анафеме. Так бесстрашно взошли на пермскую Голгофу преосвященные Андроник и Феофан, приняв мученический венец за Христа и Церковь, за Россию и ее православный народ. Пройдут годы, и на пермском небосклоне мы узнаем знакомые нам лики, причисленные к сомну всех святых, в России просиявших.

В августе 2000 года Архиерейский Собор, проходивший в Москве, принял решение о прославлении для общецерковного почитания в лике святых новомучеников и исповедников, принявших смерть на

189

пермской земле. Теперь наш край имеет кроме четырех древних епископов — Стефана, Герасима, Питирима и Ионы — еще девяносто двух святых новомучеников, пострадавших за веру. Среди них — архиепископ Андроник, епископ Феофан, архимандрит Варлаам. И православный люд Прикамья может обращаться к ним с молитвой: «Новомуче- ники пермские, молите Бога о нас!»

Подвижники веры и благочестия — это наши небесные покровители. Мы, выросшие в период воинствующего атеизма, страшно далеки от понимания того, что такое святые. А в книге «Старец Силу- ян» о них сказано: «Ради неведомых миру святых изменяется течение исторических и даже космических событий, и потому каждый святой есть явление космического характера, значение которого выходит за пределы земной истории в мир вечности. Святые — соль земли; они — смысл ее бытия, они тот плод, ради которого она хранится».

Глава четвертая

НА ПУТИ КАТАСТРОФ

Александр Васильевич

Колчак

(1874–1920)

Российский военачальник, полярный исследователь, гидролог, адмирал. Трижды бывал в кругосветном плавании, в 1902 году возглавлял экспедицию по поиску без вести пропавшей группы полярников барона Э. В. Топля. Принимал участие в войне с Японией, ставил минные заграждения, на которых подорвался японский крейсер «Такосада». После падения крепости Порт-Артур Колчак раненный попал в плен и вернулся в Россию в 1905 году. В 1916 году произведен в адмиралы и назначен командующим Черноморским флотом. В 1917 году Временное правительство направило его морским атташе в Америку, откуда он был отозван и 18 ноября 1918 года избран Верховным правителем России. Один из организаторов белого движения в Сибири, на Урале и Дальнем Востоке. В 1920 году А. В. Колчак был выдан белочехами большевикам. По решению Военно-революционного комитета 7 февраля 1920 года расстрелян в Иркутске.

В Пермь приезжал дважды.

191

ГОРЬКАЯ ЗВЕЗДА АДМИРАЛА

…Приняв крест этой власти в исключительно трудных условиях гражданской войны и полного расстройства государственной

жизни, объявляю, что не пойду по пути реакции, ни по

гибельному пути партийности. Главной своей целью ставлю создание боеспособной армии, победу над большевизмом и установление законности и правопорядка, дабы народ мог беспрепятственно избрать себе образ правления, который он пожелает, и осуществить великие идеи свободы…

Александр Колчак

В декабре 1918 года части 1-го Средне-Сибирского корпуса генерал-лейтенанта А. Н. Пепеляева, разгромив 3-ю Рабоче-крестьянскую Красную армию, заняли все Прикамье. 19 февраля 1919 года в Пермь прибыл Верховный правитель России и Верховный главнокомандующий сухопутными и морскими силами адмирал Александр Васильевич Колчак. К его приезду городская дума разделилась на два лагеря. Часть гласных думы предлагала встречать Колчака не как Верховного правителя России, а как адмирала и изложить ему «взгляды городского самоуправления на современное положение страны». Левое крыло городской думы намеревалось объявить Пермь независимой от Всероссийского правительства.

В редакционной статье газеты «Освобождение России» прозвучал вопрос: «Какой анкетой, каким хотя бы митингом одобрены ваши взгляды на современное политическое положение страны? А ведь вы хотите преподнести их Верховному правителю не в качестве партийного кредо, а как отражение мнения населения города Перми. Вы, конечно, вправе, если удосужитесь побеседовать с Верховным правителем на политические темы лично от себя или от вашей фракции. Но, повторяем, кто вас уполномочил на такую декларацию от имени города?»

Цель приезда А. В. Колчака была сформулирована в его обращении к населению России:

«Всероссийское Временное правительство распалось. Совет Министров принял всю полноту власти и передал ее мне, адмиралу Александру Колчаку.

Приняв крест этой власти в исключительно трудных условиях гражданской войны и полного расстройства государственной жизни, объявляю, что не пойду по пути реакции, ни по гибельному пути партийности.

192

Главной своей целью ставлю создание боеспособной армии, победу над большевизмом и установление законности и правопорядка, дабы народ мог беспрепятственно избрать себе образ правления, который он пожелает, и осуществить великие идеи свободы, ныне провозглашенные по всему миру…»

После победы над большевиками А. В. Колчак собирался передать власть Национальному Учредительному собранию.

Поскольку левое крыло городской думы составляло всего лишь треть от ее состава, Пермь встретила А. В. Колчака честь по чести, как Верховного правителя.

«Вчера, 19 февраля, — писала та же газеты «Освобождение России» в своем репортаже, — наш город удостоился высокой чести посещения его Верховным Правителем Всероссийским и Верховным главнокомандующим сухопутными и морскими силами адмиралом Александром Васильевичем Колчаком.

Ко дню приезда высокого гостя, собирателя Земли Русской, город принял праздничный вид. Вокзалы железнодорожных станций были изящно декорированы. На зданиях правительственных и общественных учреждений и на многих домах частных владельцев реяли в воздухе национальные флаги…

…На вокзале состоялась торжественная встреча Верховного правителя, во время которой ему представились военные и гражданские власти города, а также представители городского духовенства, учебных заведений, земских и городских общественных учреждений. Председатель Пермской губернской земской управы Я. Дьяков приветствовал Высокого Гостя от имени населения губернии с поднесением хлеба-соли. От населения города приветствовал Верховного Правителя также поднесением хлеба-соли старейший гласный Пермской городской Думы, бывший городской голова П. Ряби НИН».

С вокзала Верховный правитель в сопровождении командира 1-го Средне-Сибирского армейского корпуса генерал-лейтенанта А. Н. Пе- пеляева и лиц свиты в 10 часов утра проследовал в Кафедральный собор, куда к этому времени прибыло духовенство всех местных церквей во главе с управляющим Пермской епархией преосвященным епископом Борисом и пришли граждане Перми.

На паперти собора Верховного правителя приветствовали представители всех пермских приходских советов. Преосвященный епископ Борис обратился к Верховному правителю с речью:

193

«Ваше Высокопревосходительство, Верховный вождь и правитель возрождающейся Родины нашей — Руси православной!

От своего имени, от лица духовенства и православных людей города Перми позвольте приветствовать Ваше прибытие в наш многострадальный град; позвольте выразить Вам чувства самой беспредельной любви и благодарности за освобождение наше от того кошмарного ужаса, который почти целый год давил и душил нас. Леденела кровь в жилах, и, как раскаленные стрелы, вонзались в сердце вопросы: неужели окончательно пал могучий русский дух, неужели не найдется людей, которые готовы бы были душу свою положить за Родину-мать?.. Бесцельными казались наши муки за распинаемую и терзаемую православную русскую душу. Хотелось до боли кричать: проснитесь, богатыри духа, встаньте, идите спасать наш национальный облик…

И вот, благодаря Вам пробуждается русское сознание, крепнут и узы, связывающие Русь в единое целое, и снова мы — русские люди — начинаем чувствовать себя русскими людьми. Так как же нам не приветствовать Вас и не благодарить Вас, особенно нам, православным людям. Ведь была объявлена война самому имени Бога, Христова вера признана была опиумом народа. Служителей алтаря Господня мучили в тюрьмах, расстреливали, топили в воде, живыми закапывали в землю. Идеалы вечной правды Христовой подвергались осмеянию, поруганию, осквернению. Многие священнослужители нашей епархии во главе с приснопамятными архипастырями кровью и мученическою кончиною запечатлели свою веру в Христа. А Вы, когда встали во главе Родины нашей, Вы первый в эти годины лихолетья указали, что только с помощью Бога возможно возрождение Руси и воскресении ее былого величия.

Вы, верный сын Церкви, взяли на себя тяжелый и ответственный крест служения Родине в годину лихолетья и несете его по настоящее время…

В знак молитвенного нашего с Вами общения и в молитвенную память о нас позвольте поднести Вам, Ваше Высокопревосходительство, по русскому обычаю, кроме хлеба-соли, святую икону великого угодника Божия Николая Чудотворца, покровителя плавающих и путешествующих. Образ этот, не блещущий богатством украшений, представляет точный снимок с чудотворного лика Чудотворца на Никольских вратах священного Кремля, который сохранился невредимым в Великую Отечественную войну 1812 года, но который не пощадила рука предателей Родины.

194

Да будет образ этот Вашим защитником и покровителем и в Ваших ратных подвигах, и в Ваших делах государственного строительства».

После речи состоялось торжественное молебствие. Из Кафедрального собора адмирал А. В. Колчак отбыл на Сенную площадь для принятия парада расквартированных в Перми частей войск. Затем он посетил Мариинскую женскую и первую мужскую гимназии, госпиталь, Мотовилихинский завод, а вечером на торжественном заседании деятелей Пермского губернского и уездных земств, городского самоуправления с участием представителей кооперации и торгово- промышленного класса произнес речь:

«Вопросы, затронутые председателем Губернской земской управы в первой части его речи и городским головой, — чисто финансового свойства. Они касаются проведения в жизнь земских мероприятий, которые нужно осуществить в течение первой половины текущего года, и в том числе наиболее важного — воспособления населению ссудой на обсеменение. Земство, испытывая финансовые затруднения, нуждается в поддержке правительства, пока сбор налогов не обеспечит его бюджет.

По этому поводу главным начальником края в Совет Министров внесен уже доклад об отпуске Земству ссуды 12 миллионов рублей…

Перехожу к самому важному и самому сложному вопросу — о земле. Я считаю, что из всего того, что предстоит решить Всероссийскому правительству, нет более важного и более сложного вопроса, чем вопрос аграрный.

Та революция, которую мы пережили, дала один результат, для меня ясный и незыблемый. Революция выявила, что земельные отношения должны быть пересмотрены и перестроены на иных началах, чем то было до революции. Эту задачу во всем объеме компетентно и авторитетно может решить только Национальное или Учредительное собрание. Настоящее правительство стремится решить его постольку, поскольку это вызывается требованиями жизни, учитывая при том те пути, по которым, как оно полагает, будет идти и будущее правительство.

Правительство считает незыблемым, что мелкое землевладение есть база государственного хозяйства, и всемерно будет поддерживать его за счет крупного землевладения…

На Урале аграрный вопрос связан с металлургической горной про-

195

мышленностью. Земля, являясь прежде всего фактором сельского хозяйства, в то же время является здесь и фактором промышленности. И в тех случаях, когда интересы металлургической промышленности будут стоять в противоречии с интересами сельского хозяйства, правительство решит вопрос так, чтобы было удовлетворено и крестьянство, и разрешены сложные задачи промышленности, имеющей общегосударственное значение.

Что касается вопроса о лесных угодьях и о передаче их государству, то он находится в настоящее время в периоде разработки… Правительство считает необходимым решать земельные вопросы и все, что с ними связано, постольку, поскольку они выдвигаются жизнью. Окончательное же решение вопроса о земле в полном объеме принадлежит авторитетному органу — Национальному или Учредительному собранию…

…Выслушав заявление земства и городского самоуправления и других общественных организаций, я прихожу к убеждению, что мы не расходимся. В тесном единении и взаимной работе выборных уч-

О О

реждении и правительства, имеющего главной целью вооруженную борьбу и доведение ее до конца — созыва Национального собрания, — в этой дружной работе я вижу единственный выход из создавшегося положения. Если правительство и население поймут друг друга и будут дружно работать, то цель будет достигнута и восстановлен бу-

О О

дет временно утраченный наш международный авторитет.

Позвольте выразить признательность населению от меня лично и от правительства и призвать вас к дружной энергичной работе на благо нашей общей Родины».

Второй приезд А. В. Колчака в Пермь был более кратким и без афиширования. Газеты сообщили только об его отъезде: «Прибывший в Пермь в ночь с 31 мая на 1 июня Верховный правитель А. В. Колчак отбыл в Екатеринбург. Правитель пробыл в Перми около полутора суток. Состав его поезда стоял на главном пути станции Пермь I. У входа в вагон, где находился Верховный правитель, стоял беспрерывно почетный караул».

Надвигались страшное лето и осень 1919 года. После провала весеннего наступления был смещен с поста командующего Сибир-

о о о

скои армией, лишен звания генерал-лейтенанта и вычеркнут из списков русской армии России Р. Гайда, чех из военнопленных, один из руководителей мятежа чехословацкого корпуса. Прежде за активную

196

борьбу против советской власти он был произведен Колчаком из капитанов в генералы. Во время мятежа Гайда захватил в Восточной Сибири огромные склады вооружения и обмундирования, закрепив их за собой и поставив тем самым в зависимость от себя белое движение Сибири. Возможно, что именно в силу этого, когда солдаты и офицеры вступали в зиму полураздетыми, Верховный правитель назначил Гайду в декабре 1919 года командующим Сибирской армией.

В условиях анархии чехословацкий корпус занимался мародерством, грабил мирное население, и это надолго запятнало честь мундира адмирала Колчака.

Как и предполагал А. В. Колчак, после разжалования Р. Гайда предпринял во Владивостоке попытку совершить антиколчаковский переворот. Это не удалось, и Гайда бежал на родину. В годы Второй мировой войны он сотрудничал с гитлеровцами, а в 1945 году по приговору Чешского народного суда был казнен.

В тяжелое положение поставил армию А. В. Колчака генерал-лейтенант Г. М. Семенов, попавший под влияние японских интервентов, по распоряжению которых он задерживал поступающее на помощь адмиралу оружие и боеприпасы. Семенов объявил себя атаманом Забайкальского казачьего войска. Возможно, он хотел единоличной власти на «Российской восточной окраине», как он называл Дальний Восток.

Предательски повел себя французский генерал Жанен, потребовавший передать ему гражданскую и военную власть, за что генерал Сыробоярский вызвал его на дуэль «как недостойного носить голубой мундир прекрасной Франции». Генерал Жанен от дуэли скрылся, но жестоко отомстил А. В. Колчаку. 25 января 1920 года, когда власть в Иркутске перешла к Совету рабочих и солдатских депутатов, по распоряжению Жанена чехи арестовали адмирала и передали его большевикам.

В 1925 году в Госиздате вышла книга «Допрос Колчака». Тогда еще цензура не свирепствовала, как это случилось позже, и в пре- дисловии к протоколам следствия авторы с восторгом отметили, с каким достоинством и редким мужеством держался адмирал. Вот один из его ответов на вопрос, почему он восстал против советской власти: «Я считал, что это правительство является правительством чисто захватного порядка, правительством известной партии, известной группы лиц, и что оно не выражает настроений и желаний всей страны».

197

Можно по-разному оценивать действия А. В. Колчака в годы Гражданской войны, упрекать его в том, что он не смог, не сумел справиться с мародерством и жестокостью своих войск, отвечавших на красный террор белым террором. Можно сказать, что ему не надо было связываться с чехословацким корпусом, оказавшим белому движению медвежью услугу. Но в рыцарстве адмиралу никто никогда не откажет. Он высоко нес честь русского офицера и честно выполнял свой долг: и когда, рискуя навсегда остаться во льдах Арктики, шел на поиск без вести пропавшей экспедиции; и когда вышел к взбунтовавшимся морякам, потребовавшим у офицеров сдать оружие, и выбросил свой кортик за борт в Черное море. И в тяжелый момент выбора, когда Карл Маннергейм, бывший русский генерал, будущий маршал и первый президент Финляндии, возглавивший войну финского народа за независимость, предложил ему двинуть на Петроград 100-тысячную армию, которую красные не смогли бы удержать, а Колчак решительно отказался, поскольку считал Россию неделимой и помнил о лозунге «За помощь — ни пяди русской земли» по отношению к любым союзникам.

Величие адмирала сказалось и в пронзительной истории его любви. Он полюбил замужнюю женщину, Анну Васильевну Темирову, дочь выдающегося пианиста, педагога, дирижера, инициатора постройки нового здания Московской консерватории В. И. Сафонова. Они познакомились на званом обеде, когда А. В. Колчак вернулся из Арктики. С той поры ее любимый романс «Гори, гори моя звезда…» стал и его любимым романсом, а Анна Васильевна стала яркой звездой, озарившей пять лет их жизни, хотя только два года, невероятно трудных, с лета 1918 до конца января 1920 года, они были вместе.

«И ему, и мне трудно было, — напишет Анна Васильевна в своих воспоминаниях полвека спустя, — и черной тучей стояло это ужасное время, иначе он его не называл. Но это была настоящая жизнь, ничем не заменимая, ничем не замененная. Разве я не понимаю, что даже если бы мы вырвались из Сибири, он не пережил бы всего этого: не

198

такой это был человек, чтобы писать мемуары где-то в эмиграции в то время, как люди, шедшие за ним, гибли за это и поэтому».

Их арестовали вместе в поезде адмирала. Зная уже о предательстве французского генерала Жанена и чехов, понимая неизбежность конца и не желая прятаться за спины преданных ему людей, А. В. Колчак накануне ареста отпустил охрану. В ту пору ему было 47 лет, Анне Васильевне — 26.

Их содержали в иркутской тюрьме, позволяя изредка переписываться.

7 февраля 1920 года адмирала А. В. Колчака и министра В. Н. Пе- пеляева, старшего брата генерал-лейтенанта А. Н. Пепеляева, бравшего Пермь, вывели на расстрел. Их сопровождал священник. Они громко молились. По ним было два залпа.

После гибели А. В. Колчака Анна Васильевна почти 30 лет провела в лагерях, пройдя через тюрьмы Иркутска, Новониколаевска, Бутырку, Забайкальский и Карагандинский лагеря, поселения в Рыбинске, Вышнем Волочке. Она умерла в Москве, на Плющихе, в 1975 году, оставив стопку тетрадок с отрывками воспоминаний и стихов.

Полвека не могу понять, Ничем нельзя помочь, И все уходишь ты опять В ту роковую ночь. А я осуждена идти, Пока не минет срок, И перепутаны пути Исхоженных дорог. Но если я еще жива, Наперекор судьбе, То только как любовь твоя И память о тебе.

Анатолий Николаевич

Пепеляев

(1891–1938)

Генерал-лейтенант русской армии. Командир Средне-Сибирского корпуса, взявшего в декабре 1918 года Пермь. Талантливый военачальник. В Первую мировую войну стал полковником в 25 лет. Лихие дела командира разведчиков на германском фронте были отмечены телеграммой государя Николая II и наградой — Георгиевским крестом. За взятие Перми Верховный правитель и главнокомандующий адмирал А. В. Колчак наградил генерала Пепеляева орденом Святого Георгия 3-й степени. Газета «Освобождение России», выходившая тогда в Перми, 25 января 1919 года писала: «Пепеляева не обманула вера в свою звезду. Уезжая на фронт, он обещал — Пермь будет взята — будем надеяться, что и впереди его ждут новые успехи, новая слава!»

Увы! Генералу была уготована трагическая судьба и забвение.

ПЕРМСКАЯ КАТАСТРОФА

…Моим знаменем на германской войне было: победа и величие России.

Для этого я не щадил своей жизни, но действительность оказалась иной… Я видел гибель России и искал какую-то силу, способную изменить катастрофическое положение, но не находил ее…

Анатолий Пепеляев

Сдача Перми войскам А. В. Колчака в истории Гражданской войны получила название «пермская катастрофа». Один из исследователей-историков, ГТ Г. Сафонов, в своей работе «Пермская катастрофа и ликвидация ее последствий» писал: «В связи с разгромом 3-й армии и потерей Перми положение на Восточном фронте катастрофически ухудшилось. Пермская катастрофа грозила перерасти в катастрофу всего фронта. Ввиду этого пермский участок фронта превратился к началу 1919 года в наиболее опасное, наиболее уязвимое место для революции. От положения на этом участке зависе-

200

ла не только обстановка на других фронтах, но судьба всей советской республики».

Белая армия после захвата Перми могла выйти в район Вятки, Вологды, Котласа, там соединиться с англо-французским десантом и двинуться на Москву и Петроград. Она терпела не менее тяжкие лишения, чем Красная армия, будучи армией той же страны, втянутой в Гражданскую войну. Солдаты были полураздеты и разуты. Генерал Пепеляев обратился к имущему классу Перми с просьбой дать ему взаймы около трех миллионов рублей, которые будут возвращены правительством при первой возможности. Но никто тому не поверил. О каком возврате могла идти речь, если было еще на воде вилами писано, кто победит: белые или красные. Обращение генерала повисло в воздухе.

Собирали с миру по нитке. В храмах стояли кружки для пожертвований на армию. Проводился сбор одежды и обуви, принималось даже поношенное, но чистое белье. Жена генерала, Нина Ивановна Пепе- ляева, в зале благородного собрания Перми устраивала музыкальные вечера, сбор с которых шел на нужды больных и раненых воинов. Кружок университетских дам во главе с женой ректора Пермского университета Култашевой на Вербное воскресенье организовал вербные базары: у храмов торговали веточками вербы, все собранные средства пер- давались в пользу Пермской стрелковой дивизии.

Шла братоубийственная Гражданская война. Люди огромного Русского государства разделились на два враждующих лагеря — белых и красных — и нещадно убивали друг друга. В плен не брали даже раненых, их пристреливали, закалывали штыкам и. Шло какое-то дикое самоистребление. В войну втягивались несовершеннолетние — гимназисты и студенты. 30 января 1919 года Пермь хоронила юного воина — Петю Лаврова, воспитанника пермской гимназии. «Покойному герою, — писала газета, — едва исполнилось 17 лет, но любовь свою к родине он запечатлел своей смертью». На другой же день е^зятия Перми доблестными сибиряками Петя Лавров поступил в один из полков добровольцем, а 28 декабря был ранен под деревней Хмели. Ранение, само по себе не опасное, осложнилось гнойным процессом, и ровно через месяц гимназист умер. Юноша был единственным сыном у родителей — сын старшего маклера на местной бирже…

Петя Лавров воевал за свою Родину всего три дня: Пермь была взята Белой армией 24 декабря 1918 года, 25-го Петя стал добровольцем, 28-го он получил ранение.

201

Газета «Освобождение России» постоянно публиковала фамилии погибших из стана белых. Наряду с этими публикациями печатались краткие известия о том, что происходит в текущий момент в природе. Среди сообщений о гибели воинов, о зверских пытках пленных и расстрелах раненых, о преследовании духовенства, о грабежах монастырей и храмов эти мирные сводки о гармонии в природе воспринимались словно призыв к враждующим людям опомниться и оглядеться вокруг, понять, как прекрасен мир.

«14 апреля с высоты небес неслась звонкая трель жаворонков. Вербы уже сбросили колпачки с цветочных почек, обнажив серебристые барашки на своих изумрудовых ветвях.

На Каме средь белоснежной равнины местами появилась синева — водою взялся снег. Дороги проселочные уже преступаются, санный путь начал портиться.

… 1 июня — знойный день — плюс 20 в тени. Зацвели: земляника, сердечник луговой и лютик едкий.

2 июня — жаркий день, утром дождь. В садах деревья и кусты оделись листвой. Цветет жимолость обыкновенная и таволга. Закричал коростель».

Но измученным солдатам и офицерам двух враждебных русских армий было не до пения жаворонков, не до цветения земляники. В их фронтовую заботу входило истребление друг друга. Гибли семьи, целые династии и общины. Примером тому может служить военная семья Пепеляевых.

У генерал-лейтенанта в отставке Николая Пепеляева было четыре сына: Виктор, Анатолий, Михаил и Логгин.

Старший из них — Виктор Николаевич Пепеляев — министр внутренних дел в правительстве А. В. Колчака, впоследствии председатель Совета министров, был расстрелян вместе с Верховным правителем России в Иркутске. Второй сын — Анатолий Николаевич Пепеляев — генерал-лейтенант, бравший Пермь. Он окончил кадетский корпус, затем Павловское военное училище и ушел на Первую мироЕ*ую войну в чине подпоручика Сибирского стрелкового полка. Назначенный в разведку, он вскоре обратил на себя внимание лихими вылазками в тыл противника. За время отступления из Польши, будучи во главе разведчиков и сотни казаков, Пепеляев разбил два батальона германцев и захватил потерянные высоты, за что был награжден Георгиев-

202

ским крестом. О его храбрости красноречивей всего говорят награды: золотое Георгиевское оружие и восемь боевых орденов, в том числе орден Святого Георгия.

Несколько позже он напишет: «…моим знаменем на германской войне было: победа и величие России. Для этого я не щадил своей жизни, но действительность оказалась иной: боевые полки бестолково гибли, таяли новые пополнения, армия не получала патронов и снарядов… Вопрос: кто виноват? Ответ один: бездарное правительство, неспособное организовать оборону страны. Поэтому я, как и большинство офицеров, спокойно встретил февральскую революцию и отречение Николая Романова от престола. Но и пришедшее к власти правительство князя Львова и Керенского не сумело остановить развал державы и армии. Мои бывшие полководцы Брусилов, Корнилов, Алексеев издавали приказы, которые никто не выполнял. Войска уходили с позиций. В этом я видел гибель России и искал какую-то силу, способную изменить катастрофическое положение, но не находил ее. С такими чувствами тоски и безнадежности я возвратился в Томск…»

Здесь, в родном городе, он вступает в подпольную офицерскую организацию, которая в мае 1918 года возглавляет контрреволюционный мятеж, поддержанный чехословацкими военнопленными, и свергает советскую власть. Пепеляев командует Средне-Сибирским корпусом, действовавшим на пермском направлении, и 24 декабря 1918 года его войска берут Пермь, захватив богатые трофеи: много железнодорожных составов, груженных оружием, боеприпасами и другим военным имуществом, в затонах Камы — более сотни пароходов и барж; целехоньким достался белым железнодорожный мост через Каму.

7 января 1919 года, вдень Рождества Христова, в Перми на Сенной площади состоялся парад войск. «По окончании парада, — сообщала газета, — народом была устроена единодушная сердечная овация командиру корпуса, генералу Пепеляеву — освободителю Перми. В ответ генерал высказал свое заветное желание — дожить до того момента, когда такое искренне громкое «ура» будет кричать весь многомиллионный русский народ по освобождению первопрестольной Москвы, и заявил, что он и его корпус решили: или умереть, или спасти Россию. Под крики приветствий народа генерал оставил площадь».

Казалось, все предвещало дальнейший успех. Войска продвигались

203

вперед. Были заняты Елабуга, Бирск, Уфа, Мензелинск, Бугульма, Бугуруслан. До Волги, чтобы захватить Самару, Симбирск, Казань и двинуться к центру, оставалось каких-нибудь 70 километров.

Но произошло непредвиденное событие. Часть войск Южной армии, распропагандированная большевистскими агитаторами, перестреляв своих офицеров, перешла на сторону Красной армии. Образовался огромный разрыв фронта, революционные подразделения беспрепятственно ринулись в тыл Сибирской армии. Началось отступление белых.

Приведем один эпизод времен Гражданской войны в пору отступления Сибирской армии, рассказанный на страницах «Комсомольской правды» 24 февраля 1998 года.

В том 1919 году командир красноармейского эскадрона Уральского кавалерийского полка К. К. Рокоссовский в боях под Кунгуром с частями Сибирской армии сумел отличиться и получил первый орден Красного Знамени, а где-то за Кунгуром один из колчаковских генералов ранил его из нагана в плечо.

Какое странное переплетение судеб, не правда ли? Офицер 5-го Каргопольского драгунского полка старой русской армии Рокоссовский, воевавший и всю Первую мировую войну, столкнется в бою с генералом той же армии, возможно, даже с генералом Пепеляевым, но они будут по разные стороны фронта. А ведь совсем недавно они были соратниками, воевали против общего врага и вдруг стали воевать друг против друга, каждый за свою Россию.

Другой царский офицер, блестящий гвардейский подпоручик лейб- гвардии Семеновского полка М. Н. Тухачевский, на полях сражений Первой мировой войны за полгода получил шесть боевых наград и участвовал в известной Праснышской операции, между прочим, именно там, где совершал свои лихие вылазки командир разведки Пепеля- ев. Тем не менее Тухачевский тоже сменил кивер на серую буденовку и, командуя 5-й армией, в ноябре 1919 года взял последний оплот А. В. Колчака — Омск.

Трое храбрых русских офицеров, трое бывших соратников, закаленных в боях Первой мировой войны, на полях войны Гражданской заняли разные позиции: двое из них стали воевать против третьего. И только один — К. К. Рокоссовский — каким-то чудом, если учесть, что он как «враг народа» побывал в ГУЛАГе, вырвался оттуда накануне Второй мировой войны и сумел проявить свой военный талант до конца. Он стал победителем в битве на Волге, пленил под Сталинградом почти стотысячную армию во главе с фельдмаршалом Паулю- сом. Рокоссовский был увенчан высоким званием маршала и награжден двумя «Золотыми Звездами» Героя. И 9 мая 1945 года участвовал в параде Победы.

А победоносный полководец Гражданской войны, «красный Наполеон», как называли зарубежные газеты М. Н. Тухачевского, погиб во цвете лет, на взлете. В 1935 году ему было присвоено высшее воинское звание — маршал Советского Союза, а в 1937 году его расстреляли как «врага народа».

Подлинный же неприятель советской власти генерал-лейтенант Пепеляев сражался на Дальнем Востоке с Красной армией до последнего патрона, не оставив его для себя, участвовал в Якутском вос-

205

станин в 1922–1923 годах, и только в июне 1923 года в порту Аян, прижатый к океану, без надежды на какую-либо помощь, с остатками отряда сложил оружие. Военный трибунал 5-й армии приговорил Пепеляева к расстрелу, замененному ВЦИКом десятилетним заключением в ярославском политизоляторе.

Два года он отсидел в одиночной камере. Затем Пепеляеву разрешили работать столяром и стекольщиком. Больше того, он стал получать письма из Харбина — от жены и двух сыновей. Однако, когда в 1933 году его десятилетний срок закончился, в освобождении ему отказали. И тем неожиданней был для него вызов в Москву, на допрос к начальнику Особого отдела НКВД, комиссару государственной безопасности Гаю.

«При моем появлении, — рассказывал Пепеляев позже, — он вышел из-за стола, крепко пожал мне руку и предложил сесть в кресло. После этого сказал: «Вот вы сидите у нас уже тринадцать лет, а мы вас не знаем. Я специально вызвал вас к себе, чтобы познакомиться и определить вашу дальнейшую судьбу».

Затем Гай расспрашивал Пепеляева о его участии в германской войне. Узнав о его наградах, искренне восхитился: «Мы ценим боевых людей. Конечно, вас можно было бы использовать в армии, но вы, наверное, технически отстали и многое забыли».

Это было в январе 1936 года. А в июле Пепеляева снова доставили в кабинет начальника Особого отдела. «Гай зачитал постановление ЦИК СССР о моем освобождении — я стоял по стойке смирно». Потом он сказал: «Вас советская власть слишком жестоко наказала, но теперь вы свой срок отбыли и снова вступаете в жизнь. Выберите себе такой город, где бы вас не знали, например Воронеж, и ведите себя крайне осторожно. Помните: за вами будут следить, — и после короткой паузы добавил: — Мы вам поможем».

Потом Пепеляева покормили, выдали денежное пособие в тысячу рублей «по личному распоряжению» наркома НКВД Ягоды, и до отправления поезда на Воронеж он совершил экскурсию по Москве. «Вот она, Москва, — думал я, проезжая по улицам и площадям. В те минуты, казалось, сбылась моя заветная мечта — во главе полков вступить триумфальным маршем в столицу Русской земли».

В Воронеже Пепеляев устроился на мебельную фабрику краснодеревщиком — по специальности, приобретенной в ярославском изоляторе, и сразу же поступил заочно учиться в пединститут, собираясь стать учителем. К сожалению, на свободе ему пришлось

206

побыть чуть больше года: 4 июля 1936 года он вышел на волю, а 20 августа 1937-го его опять арестовали.

Приведенный выше рассказ Пепеляева о его освобождении и прогулке по Москве взят из протокола дознания 1937 года. Следователей крайне интересовало, кто и зачем освободил генерала. В появившихся недавно редких публикациях о Пепеляеве высказываются различные предположения о том, какую роль отводили Генрих Ягода и его особист Гай бывшему белому генералу. По одной из версий, строптивого Пепеляева выпустили на волю как «подсадного» руководителя несуществующей контрреволюционной организации, чтобы при первой надобности было с кого начать очередную волну арестов. Но более оригинальная версия высказана в журнале «Родина»: «Несомненно, руководители НКВД еще в ходе подготовки первых московских процессов проанализировали директивы, получаемые от Сталина, и сделали удивительные для себя открытия: вождь наметил уничтожить их самих как нежелательных свидетелей. Но, даже распознав это, они не могли использовать огромную мощь своего аппарата ради спасения собственных жизней. И на армию нельзя было опереться — она ненавидела НКВД.

Оставалось одно: использовать для вооруженного свержения Сталина бывших противников большевистского режима, имевших опыт военных переворотов.

Кандидатура генерала Пепеляева всем этим требованиям отвечала. Его появление в высоких чекистских кабинетах не случайность».

Если это действительно так, то Сталин опередил заговорщиков. Бывшего белого генерала Пепеляева допрашивали уже тогда, когда наркома внутренних дел Генриха Ягоды, всех его заместителей и начальников основных управлений, в том числе и начальника Особого отдела НКВД, сподвижника Тухачевского, легендарного Гая, уже не было в живых.

Анатолия Николаевича Пепеляева расстреляли в новогоднюю по старому стилю ночь 1938 года в подвале Новосибирского УНКВД. Здесь же казнили и самого младшего Пепеляева — Михаила, узника Сиблага, служившего в колчаковской армии штаб-ротмистром.

Четвертой жертвой, принесенной на алтарь Отечества коренной военной сибирской семьей Пепеляевых, был погибший на Дальнем Востоке в отряде Красильникова младший брат Пепеляевых, восемнадцатилетний Логгин. Как сообщали газеты, при штурме деревни, занятой красными, он среди первых бросился в атаку и, раненный в

207

голову, упал вместе с другими партизанами. Отряд отступил, и раненые остались в руках большевиков.

Когда через несколько часов деревня была отбита, гусары нашли своих товарищей зверски замученными. Но Логгин Пепеляев избежал этой участи: он достался большевикам уже мертвым.

Почти одновременно хоронили на Дальнем Востоке юного гусара Логгина Пепеляева, а в Березниках на Зырянке — юного стрелка Павла Полякова с бронепоезда № 1, принимавшего участие в подавлении контрреволюционного мятежа в Невьянске. Паша был тяжело ранен и попал в руки врага. Над телом юного героя враги зло надругались: отрубили руки, отрезали язык. Шел Паше семнадцатый год…

Погибли два юных ровесника из двух враждебных друг другу русских станов. И каждый из них воевал за свою Россию. Добровольно жертвуя жизнями и самыми заветными мечтами во имя построения лучшего мира, русские убивали русских. Вот в чем заключалась не только пермская, а всеобщая русская катастрофа Гражданской войны, последствия которой сказываются и сегодня и еще долго будут давать о себе знать.

Глава пятая

ДОЛИ БЕЗУМЬЯ, БОЛИ, СЧАСТЬЯ, МУК…

Гаврила Романович

Державин

(1743–1816)

Выдающийся русский поэт. Написал либретто оперы «Рудокопы», действие которой происходит в Перми. Точное время сочинения пьесы издатель первого собрания сочинений поэта Я. Грот назвать затруднился. Сообщил только: «Надобно заключить, что она… написана до 1813 года». Произведение сохранилось в единственной рукописи, «написанной дурным писарским почерком с многочисленными поправками и переделками руки Державина».

«ТЕАТР ПРЕДСТАВЛЯЕТ СОБОЙ РИФЕЙСКИЕ ГОРЫ…»

Науки смертных просвещают, Питают, облегчают труд; Художества их украшают И к вечной славе их ведут.

Гаврила Державин

Прикамье — старейший в России промышленный край. Издавна гласила молва, что земли возле Каменного Пояса богаты разными металлами. И устремились сюда люди, и стали пробивать глубокие шурфы и рудники. Их влекли подземные клады, сотни миллионов лет таящиеся, несметные соляные залежи, драгоценные металлы и ска-

209

зочной, фантастической красоты камни — самоцветы. Именно здесь, на западном склоне Урала, появились первые соляные промыслы (1430) и первый в России медеплавильный завод при Пыскорском монастыре (1640 год).

Словом, Прикамье — целая горная страна, в недрах которой природа уготовила людям свои богатства.

Подземные богатства не только влекут к себе предприимчивых людей, рождают новые поселения, дворцы и храмы, но и будоражат умы ученых и литераторов, озаряя их догадками, гипотезами, замыслами. И ничего удивительного нет в том, что, говоря современным языком, горняцкая тема проникает на страницы русской литературы. Гаврила Романович Державин пишет либретто оперы «Рудокопы», действие которой происходит на руднике в Перми. Петр Чаадаев сочиняет произведение в жанре проповеди: «Воскресная беседа сельского священника Пермской губернии села Новых Рудников». Путями старых горняков прошел и писатель XX века, замечательный ученый-палеонтолог и знаменитый фантаст, автор романов «Таис Афинская», «Лезвие бритвы», «Час быка» Иван Ефремов. Он посвятил подземному братству древних рудокопов свою огромную монографию «Фауна наземных позвоночных пермских медных песчаников». Посвящение гласило: «Безымянным горнорабочим медных рудников Западного Приуралья — первым открывателям фауны медных песчаников».

Знание горного дела, труда и быта рудокопов Державин приобрел, вероятно, будучи губернатором Оленецкой губернии, где имелось несколько железных и медных рудников. А сюжет и обстановка действия — замок Златогора в Перми, «внутренности рудника», где блестят «слои золотых и серебряных жил» — это, скорее всего, взято из рассказов Никиты Сергеевича Ярцева, бывшего начальника Главного заводов правления на Урале с 1797 по 1802 год. С ним поэт состоял в дружбе. Ярцев был сыном Сергея Ивановича Ярцева, отставного уральского бергмейстера, служившего помощником В. Н. Татищева по горному ведомству, и пошел гораздо дальше своего отца. Никита Сергеевич, как сказано в биографическом справочнике «Творцы науки и техники на Урале XVIII — начала XX века», — выдающийся горный деятель и металлург, ученый, автор капитального труда в рукописи «Российская горная история». С его именем связано внедрение новшеств в металлургии — вагранок и поршневых мехов для нагнетания воздуха.