Первая жена Иуды

Глава 14

Наталья Генс, родная сестра Риты, нежилась в постели, когда раздался звонок. Муж ее, «Михаил номер два», как его звали в семье, поскольку первого мужа Наташи тоже звали Мишей, уже ушел на работу, и в квартире вместе с утренней нежнейшей тишиной поселились, крепко обнявшись, лень и ложь. Наташа всем морочила голову, якобы пытаясь (безуспешно) устроиться на работу, на самом же деле она делала все возможное и невозможное, чтобы ее никуда не приняли. Ей нравилось положение замужней и ничего не делающей жены. И эта утренняя тишина, когда муж уходил на работу и она оставалась совершенно одна, предоставленная себе, стала для нее самой приятной и надежной подругой. Она могла проспать даже до вечера, никем не уличенная: даже в случае звонков она делала вид, что ее нет дома, и не подходила к двери. Она знала, что в ее отсутствие к ней не посмеют войти ни мама, ни сестра, у которых имелись ключи от ее квартиры. Разве что в исключительном случае…

Весь день она посвящала себе и немного – семье. Ухаживала за собой, подолгу плескалась в ванне, делала маски, красилась, завивала и без того вьющиеся, послушные волосы, завтракала перед телевизором (ела немного, но только то, что любила), вязала, читала. Готовила еду быстро и легко, как ее мать и сестра, и не понимала, как это можно целый день варить, к примеру, один борщ. Уборку тоже делала с завидной легкостью, привычными движениями, поскольку была приучена к этому с самого детства. Поэтому, когда Миша возвращался с работы, он находил свою жену в чистой квартире, на кухне было много вкусной еды, а сама Наташа выглядела так, словно они собираются в театр. На дежурный вопрос, нашла ли она себе работу, Наташа отвечала всегда одинаково: нет, милый, ты же знаешь, в стране безработица. Потом она перечисляла все места, куда обращалась со своим резюме, куда ходила лично, но всякий раз оказывалось, что ее привлекательная внешность (Наташа – яркая шатенка с аппетитными формами) ценится куда больше, чем ее профессионализм… Миша, красивый молодой человек с бородкой и в безрамных, почти невидимых изящных очках, в меру манерный, хорошо воспитанный, с мягкими движениями и приятным тихим голосом, тоже отвечал практически одно и то же, иногда с вариантами: дорогая, зачем тебе работа, сиди дома, я достаточно зарабатываю, чтобы тебя содержать… Это была игра: она делала вид, что хочет работать, чтобы не закиснуть дома, он же делал вид, что не видит в этом необходимости. Хотя на самом деле Миша зарабатывал ровно столько, чтобы оплатить все счета и не дать своей обожаемой жене умереть с голоду. Больше всего на свете он боялся, что Ната встретит богатого мужчину и уйдет к нему. Наташа же, прекрасно зная об этом, беззастенчиво играла на его чувствах. Они жили вместе всего несколько месяцев, и никто не знал, как долго они еще будут играть в эту опасную, провокационную игру и чем может закончиться ее невинный на первый взгляд обман. Мама Наташи придерживалась стойкого мнения, что ей следует подыскать более перспективного, состоятельного мужа. («Твой сожитель, который, кстати, живет в твоей квартире, хорош собой, молод, но ты не намажешь его на хлеб и не положишь в банк. Тебе следует подумать о своем будущем и завести наконец детей».) Она была не оригинальна в своем стремлении пристроить свою дочь в надежные, пахнущие банкнотами руки. Рита же пела сестре песню о любви: «Если ты его любишь, не слушай маму и живи как хочешь…»

…На дисплее высветилось имя сестры.

– Рита? – простонала она сонным голосом. – Ты разбудила меня… Еще только шесть часов! Да ты с ума сошла!

– Доброе утро, сестренка. Слушай меня внимательно. Через несколько минут я буду уже в Москве. Сейчас я в поезде… У меня к тебе просьба. К тому же ты можешь неплохо заработать, практически ничего не делая.

Ната стала просыпаться. Рита – единственный человек, который всегда помогал ей и деньгами, и советом и на которого всегда и во всем можно было положиться. Отказать ей – все равно что отказать себе. Она обожала свою сестру.

– Что нужно сделать?

– У меня есть знакомая, ее зовут Тамара. Она очень добрая, милая женщина. От нее ушла домработница, и она, отвыкшая от домашних дел, просто зашивается. Денег у нее немерено. Попытайся устроиться к ней на работу, но ни в коем случае не говори, что ты – моя сестра. Как будто ты просто с улицы. Придумай что-нибудь… Дави на жалость. Уверена, что она тебя примет. Повторяю, Ната, ни слова обо мне, иначе ты все испортишь…

– Рита, что ты такое мне предлагаешь?! Ты хочешь, чтобы я, я (?!!!) устроилась к какой-то тетке мыть полы? Я понимаю, конечно, твое стремление помочь мне, но…

– Наташа, я же не сказала, чтобы ты работала у нее. Я сказала – устройся. Скажи, что выйдешь завтра. А я к этому времени уже постараюсь вернуться домой. Мы встретимся с тобой, и ты мне подробнейшим образом расскажешь, как она с тобой разговаривала, словом, все-все… Да, и еще. Если вдруг вы договоритесь, попытайся проникнуть в комнату, где жила ее домработница. И послушай, что тебе скажет о ней Тамара. Это очень важно. А я куплю тебе мороженое…

Она всегда так говорила, про мороженое. Под этими словами скрывались деньги, и Ната отлично это понимала. А деньги – это новые туфли, новый крем, духи и прочие приятные женские мелочи…

– Без проблем. Вот только проснусь окончательно…

– Записывай ее адрес, телефон… Сама придумай, как ты с ней познакомишься. Это уже твоя работа. А мне некогда. Все. Целую. Никому ни слова об этом звонке.

Когда дело касалось денег, Ната соображала и действовала быстро. Она встала и отправилась в душ, оттуда – на кухню, выпила чашку кофе, оделась в самое простое и дешевое, что только нашлось в ее гардеробе, и, заказав такси, принялась сочинять объявление…

До дома Рындиных добралась за полчаса. У дверей подъезда достала бутылочку с клеем и листок с объявлением. Приклеила прямо на дверь. «Молодая женщина ищет место домработницы. Интим не предлагать». Затем поднялась и позвонила в квартиру Рындиных. Ей казалось, что она актриса и ей поручено сыграть свою первую в жизни роль.

– Кто там? – спросили из-за дверей.

– Меня прислали к вам соседи… Откройте, пожалуйста. Если вы боитесь, мы поговорим через дверь…

Тамара открыла дверь – их разделяла цепочка. Наташа увидела немолодое, в креме лицо, испуганные глаза.

– Тебе чего?

– Понимаете, я работу ищу… Вот и объявления расклеиваю… Я – домработница. Все умею, чисто убираю, хорошо готовлю, стираю, глажу… – Она говорила быстро, чтобы успеть сказать о себе многое, чтобы произвести впечатление, но все равно ее интонация была сродни интонации нищенки, просящей подаяние: «Подайте, Христа ради…»

– Ты сказала, тебя прислали соседи… Какие еще соседи? – Лицо в креме нахмурилось. В темноте нехорошо, недоверчиво поблескивали глаза.

– Не знаю… Они увидели мое объявление, прочитали и сказали, что в такой-то квартире, то есть в вашей – проблемы с домработницей, что она ушла, замуж, что ли, вышла, я не поняла, да и какое дело мне до того, кто у вас был до меня…

– Повернись, – вдруг услышала Ната и замерла, ожидая каких-либо объяснений.

– Что вы сказали?

– Я сказала – повернись, хочу посмотреть на тебя…

– Я вам что, лошадь на базаре, что ли? – возмутилась она, забыв, что пришла наниматься на работу и от того, как она сыграет свою роль, будет зависеть ее маленький актерский гонорар.

– Ты красивая, у тебя шикарное тело, мужики таких, как ты, любят. Нет, не возьму…

– Я не такая, как вы подумали… Ну, сиськи у меня большие, зад круглый, ну и что? Я же в этом не виновата… – стала она канючить, явно переигрывая.

– Да я все понимаю… Не знаю прямо, что и сказать… Мне действительно позарез нужна домработница… А документы у тебя есть?

– Конечно, есть.

– Ты местная?

– Да, у меня и прописка есть, и квартира… Я в порядке, если не считать того, что мои прежние хозяева срочно сорвались в Москву… Может, слышали – Веретенниковы? – Ната назвала фамилию известного в городе депутата, на самом деле переехавшего с семьей в Москву. – Меня тоже с собой звали, но у меня муж, а у него – работа, мать, он ее ни за что бы не бросил…

– Так ты замужем?

– Конечно. А что, я не сказала?

– Где твой паспорт?

Ната с готовностью протянула паспорт, понимая, что фамилия ее бывшего, теперь уже покойного, мужа, Генс, которую она носила, не может выдать в ней родную сестру Маргариты Орловой.

Дверь открылась.

– Входи, – более мягко, чем можно было предположить, произнесла Тамара Рындина, впуская в квартиру Наташу. – Извини, что так встретила, но мало ли кто бродит по подъездам… Недавно вот какая-то женщина ходила, владела гипнозом… Так она обобрала до нитки двух женщин. Те сами отдали ей все свои деньги и золото.

– Я понимаю… Но и вы поймите меня. Стою себе спокойно возле вашего подъезда, приклеиваю объявление, вдруг голос позади меня, оборачиваюсь – женщина в годах, приятная такая, улыбчивая…

– Марина Львовна, наверное… – закусила губу Рындина.

– … и говорит мне, мол, вы работу ищете, а у Тамары… Вас ведь Тамарой зовут?

– Да, все правильно…

– …а у Тамары домработница ушла… Обратитесь, говорит, к ней, она женщина хорошая, добрая, порядочная… Я спрашиваю, а отчего от нее, то есть от вас, та, другая домработница ушла, и женщина мне отвечает, мол, кажется, замуж вышла, не все же ей посуду мыть… Вот и все.

– Ты проходи, проходи, сейчас кофейку выпьем…

Квартира Рындиных напоминала скорее музей, чем квартиру: высокие лепные потолки, картины на стенах, старинные шкафы, набитые дорогим фарфором и безделушками, стилизованные под старину диваны и кресла, обитые полосатым, царской расцветки, бирюзовым с желтым, шелком, повсюду вазы с цветами… Сама хозяйка расхаживала по дому в зеленом прозрачном пеньюаре, на голове – тюрбан из полотенца. Разговаривая с Наташей, она точными движениями счищала ваткой крем с лица. Лоснящаяся пористая кожа, большие влажные темные глаза, выщипанные брови, бледные губы и небольшой, правильной формы, розовый нос.

Она привела Нату в кухню, усадила за стол и включила кофеварку.

– Значит, говоришь, ты местная, замужняя… Это очень хорошо. Надеюсь, ты со своим мужем в хороших отношениях? Дело в том, что некоторые женщины, устраиваясь к моим подругам на работу, решают таким образом свой квартирный вопрос, ты понимаешь, о чем я?

– Ваша домработница тоже жила у вас?

– К сожалению… Это тебе тоже моя соседка доложила?

Ната кивнула головой – лгать оказалось совсем просто.

– Но больше такого не случится. Все-таки чужой человек в доме… Это напрягает. Вся наша жизнь была у нее на виду. Ни поскандалить, ни полюбиться с мужем… Стены хоть и толстые, но все равно… Значит, так, давай обсудим условия…

Ната слушала вполуха и кивала головой, получалось, что ее все устраивало. Когда же речь зашла о деньгах, она снова, несколько забывшись, стала торговаться: пятьсот долларов, по ее мнению, было маловато, она запросила семьсот.

– Послушай, дорогуша, у меня на кухне отличная бытовая техника, тебе практически ничего не придется делать руками… Разные там комбайны, ломтерезки, посудомоечная машина, стиральная машина, пылесос, который сам все чистит и моет… Тебе придется лишь нажимать на кнопки!

– Унитаз тоже сам моется? – гнула свою линию, увлекшись, Наташа.

– Сколько тебе платили Веретенниковы?

– Сказали тоже – Веретенниковы! Они, во всяком случае, не торговались. Я имела тысячу, но у них и квартирка побольше вашей, еще я ей на даче помогала, – Ната окончательно вошла в роль и теперь не собиралась сдаваться. Стояла на своих семистах.

– Ладно. Договорились. Только учти – выходные я тебе сама назначать буду, когда мне удобно. По рукам?

– Хорошо. Только мне бы аванс…

– Первые деньги увидишь лишь после испытательного срока – через неделю.

– Вы вот сказали, что ваша прежняя домработница жила у вас… Значит, у вас есть свободная комната. Мне бы хотелось, чтобы и у меня, пока я здесь, в квартире, был какой-нибудь свой угол. Быть может, мне придется работать по десять часов, я же могу устать… Я же живой человек… Да и кушать мне бы не хотелось при вас…

– Отлично. Можешь пользоваться комнатой. Только ночевать будешь отправляться домой.

– Не вопрос.

Ната вдруг поймала себя на мысли, что не прочь на самом деле поработать в этой чистой и уютной квартире, да еще и получать не такие уж и маленькие деньги. Если учесть, что она хорошо готовит и все быстро делает, так у нее останется куча свободного времени… У хозяев наверняка есть компьютер, можно будет развлечься играми, Интернетом, пока никого нет дома. Надо еще посмотреть, что представляет собой муж этой дурынды…

– Я могу посмотреть свою комнату?

Рындина уставилась на нее округлившимися глазами.

– А ты девушка не промах. Пойдем, покажу тебе твои апартаменты…

Комната бывшей домработницы скорее напоминала спальню: просторная, с большим окном, с прозрачными, в густых складках, занавесками, широкая кровать, убранная красивым узорчатым покрывалом, ковер нежно-голубого цвета…

– Отличная комната. Мне здесь нравится.

– Мне тоже, – усмехнулась Тамара. – Ну что, будем пить кофе?

– Знаете, мне пора домой, я же еще не сказала мужу, что нашла работу… Он должен прийти на обед, вот я его обрадую…

– А кто у нас муж?

– Так, ничего особенного, финансист… Звучит громко, но хозяин платит ему, к сожалению, маловато… Но у него большие перспективы. Он молодой, умный, его ценят…

– А дети? – спохватилась Тамара. – У вас есть маленькие дети?

– Вот детей, к сожалению, пока нет. Но у нас еще все впереди…

– Разумеется. – Рындина и на этот раз не сумела скрыть усмешку. Понятное дело, ей удобна домработница, не обремененная маленькими детьми.

К кофе подали остатки большого торта, фрукты. Тамара оказалась на редкость общительной женщиной. Но больше все-таки расспрашивала, чем рассказывала о себе сама.

– Я во всем стараюсь быть осторожной. Меня к этому приучил мой муж. Вокруг так много проходимцев, мошенников, никому нельзя верить… Вот только захочется сделать кому-нибудь доброе дело, как окажется, что человек этот недостойный, что у него темное прошлое или он просто пьяница… Нам вот дачу строили, так я там на таких кадров насмотрелась… А ведь мы с Гошей платили им хорошие деньги, даже повариху наняли, чтобы она им готовила прямо на даче… А потом так случилось, что нам достался дом в деревне, в Татищеве, может, слышала? Неплохой дом, но мы его тоже отремонтировали… за ним присматривает очень хорошая, надежная женщина… Вот говорят – благотворительность… А что такое благотворительность? В нашем обществе благотворительность воспринимается порой как дурость… Я почему вдруг вспомнила про это… Когда встал вопрос о том, кто будет присматривать за домом, я совершенно случайно на вокзале встретила одну женщину… Стоит себе в сторонке, плачет, вроде как обокрали ее… Так ее жалко стало! Я хотела дать ей денег и вдруг подумала: а что она с ними будет делать? Пойми, нормальная женщина, у которой есть семья дети, дом, вряд ли будет стоять на вокзале и плакать… Значит, у нее проблемы. В семье ли, на работе или вообще по жизни… И зачем мне такая нужна? Я дала ей червонец, заглянула в глаза, а в них – такая пустота… Не женщина, а так, оболочка одна… Больше того, я вдруг почувствовала к ней отвращение…

…Вечером, когда Ната спала, ожидая возвращения мужа с работы, в дверь позвонили. Пришла соседка, за луком. Сказала, что приезжал какой-то человек, наводил справки о ней и Мише, расспрашивал соседей, что за семья, есть ли дети, не пьющие ли люди, не наркоманы ли…

Когда за ней закрылась дверь, она набрала номер сестры:

– Рита, это я. В двух словах расскажу, где была и что видела и слышала… Удивительное дело, скажу я тебе… Меня проверяют…