Первая версия

ЭПИЛОГ

Наконец я поехал к метро «Профсоюзная» для совершения чрезвычайно важного действия, столь давно лелеемого в моей душе. Я поехал покупать обои.

Раньше на «Профсоюзной» существовал только магазин, где изредка можно было прикупить несколько рулонов хоть и плохоньких, но все же новых обоев. Нынче же здесь раскинулся настоящий рынок. На котором можно купить обои какие угодно.

Когда-то давно один знакомый, побывавший на стамбульском базаре (наверное, он об этом специально мне рассказывал неоднократно, намекая тем самым на мою турецкую фамилию) хвастался, что там можно купить все на свете.

— Представь себе, Саня, — говорил он, — любую вещь, вообразить которую может только твое воспаленное воображение. Так вот, эту вещь, которую ты никогда в жизни не видел, можно купить на стамбульском базаре. Тебе все отдадут за четверть цены. Скажи только свою фамилию. — Он весело хлопал меня по плечу.

К слову сказать, у него и самого была весьма нетривиальная фамилия. Этот высокий остроумный мужик, любитель хоккея, пива и блондинок с пышной грудью носил нежное, даже хрупкое имя. Его звали — Толик. Толик Травкин.

На этом Профсоюзном рынке тоже можно было купить если не все, то по крайней мере обои любые, с самым невообразимым рисунком. К сожалению, фамилия моя тут никого не интересовала и на скидки рассчитывать не приходилось. А это бы не помешало, потому как цены были здесь — ух!

Наконец я выбрал нечто неимоверно, на мой скромный взгляд, привлекательное. Серые, под мешковину обои с маленькими равномерно разбрызганными кляксами. Мне показалось, что кляксы — это именно то, что способствует спокойствию, умеренности и самосозерцанию. Ну то есть моим обычным занятиям.

Вот приведу, наконец, квартиру в порядок и окончательно остепенюсь.

«И то дело! — возродился в глубинах меня полузабытый внутренний рассудительный Турецкий. — Хватит шляться по чужим домам. Вот сделаешь ремонт, дождешься приезда жены с дочкой, а там, глядишь, и прояснится, женатый ты человек все-таки или холостой».

Верочка от нас уволилась. Я не смел ее за это осуждать. Уж если я до сих пор не смог привыкнуть к сопровождающим нашу работу смертям близких и любимых людей, то для нее гибель Сережи Ломанова явилась первым и самым страшным ударом в жизни.

С Костей Меркуловым мы все еще собираемся на некий гипотетический пикник. В очередной раз договорились на следующую неделю. В отпуск он так и не выбрался. Наверное, в этом году уже никуда и не поедет. Как, впрочем, и я.

Слава Грязнов поехал в Пятигорск, плечо подлечить и себя показать. Романова его буквально силком отправила в этот прекрасный санаторный город.

Сама Александра Ивановна по уши в делах. Московская преступность, кажется, переходит в состояние перманентного беспредела. Это, кажется, даже похуже, чем перманентная революция, о которой так мечтал товарищ Троцкий.

Петя Зотов написал огромную статью о фирме Буцкова «Лотона», очень аккуратно обойдясь без фамилий действующих лиц и упоминания Фонда воинов-интернационалистов. Во главе фонда наконец встали порядочные люди.

Из Музея частных коллекций, мне уже звонили, приглашая на открытие новой экспозиции. Но я им обещал, что приду тогда, когда будут выставлены коллекции Кларка и Кульчинского. Это они обещают сделать к середине осени.

Дело Степашина, Доли и других джигитов Буцкова передано нами в Московскую городскую прокуратуру. Имя Нормана Кларка из всех следственных материалов исчезло напрочь, будто его там никогда и не было.

Рути Спир, как и обещала, срочно улетела в Штаты.

А вот Семен Филин, похоже, опять выйдет сухим из воды. Против него нет ни прямых свидетельств, ни неопровержимых улик. Удивительная оказалась птица филин. Хищная, умная, ушлая. Да вдобавок еще и непотопляемая.

Стивен же Броуди по-прежнему — скромный сотрудник посольства США в Москве.

Я разрезал первый рулон обоев на равные куски. И заварил клейстер.

Телефон зазвонил в тот момент, когда я намазал клейстером первый кусок.

Интересно, хоть когда-нибудь я смогу сделать этот ставший легендой ремонт?..

123