Пёс, балбес и Я

Глава 4

- Пошли.

- А-а-а? – некрасиво, банально и нелицеприятно отреагировала я в ответ на приказ, чувствуя себя, ни много ни мало, а той самой белкой из Ледникового периода. Правда, та за все время хронометража пыталась судорожно затолкать куда-нибудь свой орех…

Но я сейчас была похожа на нее, да. Глаза по царскому пятаку, редкая пыльная шерсть дыбом, морду перекосило напрочь, а руки совершают хаотичные движения, почти никак не ориентированные в пространстве. И вокруг будто бы с тихим треском начинает рушиться многовековой ледник из моих проблем, грозя засыпать весь континент моей спокойной жизни…

М-да. Не будь я психологом, то диву бы давалась, насколько странные художественные образы лезут в голову. А так, шоковое состояние, все дела. Поверьте мне на слово, при реакции на стресс у людей могут возникнуть самые неописуемые проявления. И дикий ржач еще не самый страшный из вариантов! Психика, она такая, да.

- Бэ. В машину, Рябинина. Не заставляй меня повторять дважды, - иронично вскинул брови Морозов, насмешливо выпуская ароматный дым в прохладный воздух.

Но меня, похоже, слегка переклинило. В какую машину? В чью? Зачем? Куда? Не в Барсовскую же!

Ведь не может же так статься, чтобы любимый шеф с его-то социофобией, да вдруг помочь мне решил?

- В каком смысле?

- В прямом, - видя, что до меня так и не доходит, начальник, со всем присущим ему чувством «такта» уцепил меня за рукав, беспардонно увлекая за угол. Не обращая внимания на то, что я периодически роняла на землю то рюкзак, то телефон, то челюсть, он дотащил меня до своего белого японского бегемота с обвесами и распахнул дверь. – Вот машина. Вот ты. Берешь свой зад и…

- Я поняла, - мрачно отрезала, сообразив, наконец, что Морозов не шутки тут шутить изволит. И принялась за вечное сражение высоких машин и коротких девочек, испытывая при этом странные чувства. Эдакое недоверие пополам с облегчением.

Еще бы! Наша звезда всея журнала такими вещами как человеколюбие или желание помочь ближнему своему отродясь не страдала!

Отпустило же меня только внедорожник Барса, уверенно разбрасывая снег на нечищеных дорогах, довольно быстро догреб до района с детским садиком. Я даже задумываться не стала, откуда босс знает – мозги были заняты отнюдь не тем.

- Который раз уже? – почти за всю дорогу поинтересовался мужчина, не отвлекаясь, впрочем, от вождения. Надо признать, он и не гнал, сломя голову, но и от режима улитки, которой лень, отказался. Хотя в такую погоду остальной народ предпочитал не рисковать, и медленно ползать на брюхе по мокрому снегу с вечными ледяными наростами.

Учитывая, в какую сторону текли мои мысли, я как-то сразу поняла, о чем он. Об отите, родненьком!

- Третий раз за полгода, - потерла бровь, испытывая стойкое желание постучаться лбом или о матово-блестящую панель, или погрызть кожаную обивку двери от отчаяния. – У меня уже глаз дергается.

В прямом смысле – я четко ощущала, как при мыслях о бесконечной болячке с температурой и болью, у меня начинает дрожать нерв между глазом и бровью!

Причем бессонные ночи или пропуск работы с учебой волновали меня меньше всего.

- Еще б он не дергался, - как-то странно понимающе, для звезды местного масштаба, хмыкнул Барс, заруливая во двор, где за двумя высотками скрывался наш обычный, ничем не примечательный муниципальный сад.

И вот тут, наконец, во мне пробудились подозрения.

- Это вы о чем конкретно, Артур Александрович?

Вдруг у него там за стенкой и ребенок собственный припрятан, а я не в курсах. Нет, ну мало ли?

- А как ты думаешь? – ловко приткнув своего хромировано бегемота прямо у железных разноцветных ворот, хитро, совершенно по-кошачьи сощурился Барс. – Супер-смелая свинка?

Ну, твою ж ма-а-а-ть!..

И я зимним колобком вываливаясь из машины, чувствуя, как пульсируют пунцовые от стыда щеки.

Вот почему, скажите, до меня раньше никогда не доходило, что из-за тонких стен обычного панельного дома не только я слышу всю личную жизнь соседей, но и они мою – тоже?

Включая кодовые клички от ребенка, его бесконечные вопли, болячки, наша с мужем ругань, и то… ну, то самое. Благо хоть с «этим» у нас дела как в Советском Союзе.

То есть секс раз в год. И то, он вроде как есть, но его вроде нет!

Ладно, черт с ней, с клубничкой моей личной жизни. Самое главное, чтобы с последствием этой единственной приснопамятной клубнички ничего плохого не приключилось.

Естественно, чем ближе я подходила к дверям детского сада, тем сильнее накатывала паника. Горло сжималось, руки потели, а родные ботинки в тесном коридорчике с крошечными лавочками судорожно полетели в разные стороны.

Мелкий нашелся в раздевалке, в уютном углу между шкафчиками с рыбкой и медвежонком. Бедный ребенок сидел, с ногами забравшись на лавочку, глотая слезы и сильно прижимая ладошку к правому уху. А около него, воинственно настроенный, тощий и растрепанный как воробей, сидел верный друг и товарищ Артемка.

- Эй, - опустившись на корточки, я осторожно коснулась своего маленького чуда, с трудом сдерживая дрожь в руках. – Зайчонок, ты как?

- Мама! – мигом забыв про все свои заботы, ребетёнок кинулся мне на шею, вцепившись намертво, как голодный клещ. – Ушко болит!

- Какое, правое? – принялась я стирать слезы с пухлых щечек, хмурясь еще больше. – Давно болит?

- Да-а, - снова расплакался ребенок. – Сильно! Можно мы поедем домой?

- Конечно, можно, - резко выдохнула, аккуратно отцепляя от себя сына и принимаясь быстро вышвыривать детские вещи из того самого шкафчика с медвежонком. – Сейчас быстренько оденемся и поедем. Потерпишь? Артем, позови Евгению Олеговну, пожалуйста. Справишься?

- Конечно! – важно кивнул мальчишка, и шустро удрал, громко топая сандаликами.

Правда, не успела я натянуть на свое притихшее чадо подштанники с теплыми носками, как чумазый Артемка уже вернулся обратно с громким приговором:

- А их нет!

- То есть как нет? – если бы я не торопилась, я бы точно села мимо лавочки. – Совсем нет? И нянечки?

- Закончились, наверное, - совершенно серьезно объявил мальчишка, падая рядышком и болтая ногами в воздухе.

- Черт знает что, - ругнулась я, совершенно забыв, где нахожусь. – У них тут больной ребенок один сидит. И целая банда здоровых носится. Нормально вообще… Миш, а ты говорил, что у тебя ушко болит?

Сынуля только головой покачал, грустно натягивая термокофту, пока я паковала его ноги в синтепоновые штаны. Зато влез вездесущий Артемка:

- А их тоже не было! Мы спали, он проснулся и заплакал, больно было. Я услышал и проснулся! Нашел воспитателей и привел.

- Ты умница, - с трудом отойдя от первого шока, я нашла в себе силы улыбнуться и потрепать мальчишку по голове. – Настоящий друг!

А вот совершенно ненастоящие работники детского учреждения, кажись, огребут у меня по самые помидоры! Приходи, кто хочет, бери любого ребенка на выбор. Не понравился, вернись и поменяй! Все равно никто не остановит.

Сейчас бы поругаться от всей души – все равно давно собиралась – да времени в обрез. Ладно, мы не злопамятные, запишем…

Как это ни странно, но Морозов никуда не уехал. Совсем наоборот, он успел развернуться, и глушить машину не стал, да еще и вышел собственной нескромной персоной нас встретить.

- Привет, бандит, - уж на кого ненависть к людям у Барса не распространялась, так это на детей. – Как умудрился-то?

Вместо ответа Мишутка только сильнее вжался носом в мою шею, и даже любимому «дяде» руки не протянул. Я виновато вздохнула:

- Прости, Артур. Ему сейчас не до вежливости. Нужно в неотложку ехать. Дашь телефон такси вызвать?

- Рябинина, ты, - меня, кажется, собирались послать. Но, взглянув на ребенка, Барс-таки опомнился. И выразился мягко, насколько смог. – Совсем за идиота меня держишь? Бегом в машину. Ребенка с больным ухом я ее на морозе не держал. Отвезу.

- Но кресло… - естественно, соблазн был велик. Но и здравый смысл еще не окочурился, зараза.

- Да срать мне на этот штраф! – едва не сплюнул явно теряющий терпение шеф. – Рябинина, я тебя уговаривать должен?

- Мама, а что такое ср… - очнулся вдруг мелкий.

Я моментально крякнула, проворно закрывая ему рот ладошкой, укоризненно глядя на мужчину:

- Ничего, зайчонок. Это плохое слово, за которое дяде Артуру очень стыдно. Верно, Артур Александрович?

- Естественно, - закатил глаза Барс, нетерпеливо распахивая перед нами заднюю дверь автомобиля. – Извиняюсь, каюсь, клянусь в присутствии несовершеннолетних не повторять. Так, мы едем или нет?

Конечно, блин, едем! Выбирая между неловкостью, чувством стыда, мукам совести и больным ребенком, естественно, я выберу последнего!

А обиженная совесть, коли ей так надо, пускай в багажнике едет.

О чувстве стыда, точнее, о причине его появления вспомню чуть позже. А пока… а пока меня ждет небольшой персональный ад в виде государственной неотложной ЛОР-помощи, в которой, как всегда, было не протолкнуться!

Я выразительно скрипнула зубами, держа немаленького ребенка на руках, наблюдая за тем, как около приемного покоя носятся еще штук пятнадцать похожих. Правда, большинство были подростками и выглядели здоровыми, да и вообще, никто в очереди не плакал, не рыдал и не стонал. Раздевая ребенка и спрашивая, кто последний, я себя поймала на поганенькой мысли о том, что мы здесь надолго, и…

Ни разу не ошиблась в выводах!

Следующие сорок минут стали для меня адом.

Ухо у ребенка разболелось окончательно. Медленно, но верно ползла вверх температура. Мишка плакал, хныкал, без остановки жаловался и не собирался успокаиваться совсем. А я сидела, кусала губы, пыталась его успокоить, уговаривала потерпеть и с ужасом понимала, что пропускать нас никто не собирается.

На мою просьбу все присутствующие просто отмолчались, презрительно фыркнув. Не отреагировала даже вышедшая забрать документы медсестра. Ее ответ был краток – здесь все с острой болью, ждите. Благо хоть вообще согласились принять без детского полиса, хватило только моего паспорта, исправно и пожизненно валяющегося в рюкзаке.

Беспомощность просто сжирала изнутри – вскоре мелкий ревел уже в голос!

Он крутился, плакал, то хватался за ухо, то отпускал его. То садился, то вскакивал, то обнимался, то отталкивал. Но хуже всего было, когда он уже почти хрипел, захлебываясь слезами:

- Мама, я уже не могу терпеть! Больно!

Нервы у меня уже не выдерживали, а люди… люди вокруг старательно делали вид, что не замечают моих просьб нас пропустить без очереди.

Я уже сама была готова зарыдать от отчаянья, когда со скамейки напротив, не выдержав первым, поднялся Барс. Как оказалось, он все это время никуда не уходил, и сейчас, не собираясь размениваться по мелочам, направился прямо в кабинет, легко и меланхолично отодвинув в сторону двух ржущих подростков.

- Эй, куда? – возмутился один из папаш, чьи шестилетние мальчишки увлеченно копошились в углу, перемешивая грязные и чистые бахилы.

- Тебя забыл спросить, - хмыкнул Барс, с неумолимостью атомной подводной лодки скрываясь внутри приемного кабинета. Оттуда раздался возмущенный вопль… и всё стихло.

Примолк даже расквасившийся окончательно мелкий, снова прижимаясь ко мне:

- Мама, а дядя Артур нам поможет?

- Надеюсь, солнышко, - на выдохе поцеловала его в макушку, чувствуя, как в душе забрезжила слабая надежда.

Конечно, на это был повод. Двухметровый, сильный, богатый и уверенный в себе мужик – это вам не молодая мама с рыдающим больным ребенком на руках. Ему так просто на место в коридоре не укажешь!

Он сам кому хочешь инородный предмет в носу организует. Или где-нибудь еще.

- Рябинина, что ж вы не сказали, что боль острая? Немедленно в кабинет! Сидите, ребенка мучаете.

- Что? – обалдела я, глядя на улыбающуюся медсестру на пороге кабинета, которая вдруг не только смилостивилась, но и по-матерински решила меня пожурить.

Барс ей там что, чужую улыбку на лицо натянул? Или просто деньгами задобрил?

Ай, какая мне к черту разница. Главное, что и пятнадцати минут не прошло, а мы уже стояли на улице, получив самый лучший осмотр, первую помощь и необходимые рекомендации в самые короткие сроки.

- Спасибо, - тихо выдохнула, загружая успокоившегося ребенка в машину. – За то, что отвез, и вообще. Правда, Артур. Я…

- Забей, - махнул рукой мужчина, мельком вглядываясь в выданный мне рецепт. – Дома есть, что?

- Да нифига там нет. Все в прошлый раз извели.

- Тогда покури. Я в аптеку.

И ушел… А я закурила.

Вот, клянулась же бросить эту пагубную привычку. И вредно, и некрасиво, и плохой пример ребенку подаю, а завязать все никак не получается. Сила воли, наверное, ни к черту.

А и вообще, с такими потрясениями как тут не задымить!

Еще немного, и у меня самой, без вспомогательных средств дым повалил из ушей, как у всех приличных быков из мультиков.

Ненавижу государственные учреждения. От всей души – не-на-ви-жу!

Если бы в платном травмпункте, куда мы ездили обычно, был отоларинголог, хрена с два я бы показалась на пороге местного филиала ада!

К счастью, когда вернулся мой шеф, я сидела в его машине уже абсолютно спокойная и остывшая, тихо уговаривая ребенка не вытаскивать из ушей турундочки с лекарством. Боль медленно, но верно уходила, и теперь посторонние предметы в ушной раковине доставляли сыну дискомфорт.

- Ма-а-ам, ну можно?

- Не можно, мелкий, - усмехнулся занявший водительское место Барс, ловко сунув ребенку собственный планшет. – Терпи. Мужик ты, или кто?

- Да мужик я, мужик, - со вздохом а-ля «как вы меня все заколебали», Мишутка ловко ухватил технику и полез в интернет.

Истинное дитя двадцать первого века, ага!

Домой я возвращалась в крайней степени усталости. Открывая дверь своим ключом, я очень надеялась, что неприятностей на сегодня больше не будет. Но…

- Рябинин, - мое злое, проникновенное шипение на нижних уровнях ультразвука не достигло адова ора только по одной причине - мелкий заснул по дороге, и теперь мирно сопел на руках стоящего рядом со мной Барса. Иначе я бы орала. Ох, как орала!

Муж мой, как ни в чем не бывало, увлеченно резался в оналйн игру на компе, напялив на себя наушники. Повсюду висел аромат табачного дыма, из коридора прекрасно виднелся кухонный стол, усеянный крошками и заваленный бутылками из-под энергетика и коробками из-под быстрорастворимой лапши. И, в довесок ко всему, прямо перед нашими ногами описался от радости не выгулянный пятимесячный щенок.

- Убью! – тихо рявкнула, уже почти не контролируя себя.

Мишка зашевелился на руках у многозначительно молчавшего Морозова и муженек, врубив чувствительность седалищного нерва посредством инстинкта самосохранения, наконец, отмер.

Ну, как отмер? Сдернул один наушник и, не отвлекаясь от процесса мультяшной резни на экране, невозмутимо поинтересовался:

- Чет ты рано.

- Я рано? – несказанно удивилась неслыханной наглости своего благоверного, отчаянно стараясь не перейти на шипение филиппинской кобры. – Ты трубку брать пробовал?

- Да че такое-то? Потом бы перезвонил. У тебя что, горит?

Я без сил прислонилась к шкафу, чувствуя, как опускаются руки под многозначительной усмешкой Морозова.

Нет, блин, не горит. Уже остыло.

Всё остыло!