Песни и романсы русских поэтов

За Могилою Рябою

  над рекою Прутовою

    было войско в страшном бою.

В день недельный ополудны

   стался нам час велми трудный,

    пришел турчин многолюдный.

Пошли навстречь козацки́е,

  пошли полки волоские,

    пошли загоны донские.

Легкий воин, делав много,

  да что был числа мало́го,

    не отнял места лихого.

Поял то был город близкий,

  врагом добрый, бо был низкий,

    дал бы на вас пострел резкий.

Пришли на Прут коломутный,

  тут же то был бой окрутный,

    тут же то был нам час смутный.

Стали рядом уступати,

  иншего места искати,

    а не всуе пропадати.

Скоро померк день неделный,

  ажно российские силы

    на отворот загремели.

Страшно гремят и облаки,

  да страшный там Марс жестокий

    гремел на весь пляц широкий.

Зоря с моря выходила,

  ажно поганская сила

    в тыль обозу зашумела.

Всю ночь стуки, всю ночь крики,

  всю ночь огонь превеликий:

    во всю нощь там Марс шел дикий.

А скоро ночь уступила,

  большая злость наступила,

    вся армата загремела.

Не малый час там стреляно,

  аж не скоро заказано,

    «На мир, на мир!» — закричано.

Не судил бог христианства

  освободить от поганства,

    еще не дал сбить поганства,

Магомете, Христов враже,

  да что далший час покаже,

    кто от чиих рук поляже.

Коли дождусь я весела ведра

    и дней красных,

Коли явится милость прещедра

    небес ясных?

Ни с каких сторон света не видно —

    всё ненастье.

Нет и надежды. О многобедно

    мое счастье!

Хотя ж малую явит отраду

    и поманит,

И будто нечто полготить стаду,

    да обманет.

Дрожу под дубом; а крайним гладом

    овцы тают

И уже весьма мокротным хладом

    исчезают.

Прошел день пятый, а вод дождевных

    нет отмены.

Нет же и конца воплей плачевных

    и кручины.

Потщися, боже, нас свободити

    от печали,

Наши нас деды к тебе вопити

    научали.

Кто крепок, на бога уповая,

  той недвижим смотрит на вся злая;

Ему ни в народе мятеж бедный,

  ни страшен мучитель зверовидный,

Не страшен из облак гром парящий,

  ниже́ ветр, от южных стран шумящий,

Когда он, смертного страха полный,

  финобалтицкие движет волны.

Аще мир сокрушен распадется,

  сей муж ниже́ тогда содрогнется;

В прах тело разбиет падеж лютый,

  а духа не может и двигнути.

О боже, крепкая наша сило,

  твое единого сие дело,

Без тебе и туне мы ужасны,

  при тебе и самый страх нестрашный.

Начну на флейте стихи печальны,

Зря на Россию чрез страны дальны:

Ибо все днесь мне ее добро́ты

Мыслить умом есть много охоты.

Россия мати! свет мой безмерный!

Позволь то, чадо прошу твой верный,

Ах, как сидишь ты на троне красно!

Небо российску ты солнце ясно!

Красят иных всех златые скиптры

И драгоценна порфира, митры;

Ты собой скипетр твой украсила

И лицем светлым венец почтила.

О благородстве твоем высоком

Кто бы не ведал в свете широком?

Прямое сама вся благородство:

Божие ты, ей! светло изводство.

В тебе вся вера благочестивым,

В тебе примесу нет нечестивым;

В тебе не будет веры двойныя,

К тебе не смеют приступить злые.

Твои все люди суть православны

И храбростию повсюду славны:

Чада достойны таковыя мати,

Везде готовы за тебя стати.

Чем ты, Россия, не изобильна?

Где ты, Россия, не была сильна?

Сокровище всех добр ты едина,

Всегда богата, славе причина.

Коль в тебе звезды все здравьем блещут!

И россияне коль громко плещут:

Виват Россия! виват драгая!

Виват надежда! виват благая!

Скончу па флейте стихи печальны,

Зря на Россию чрез страны дальны:

Сто мне язы́ков надобно б было

Прославить всё то, что в тебе мило!

Красот умильна!

  Паче всех сильна!

Уже склонивши,

  Уж победивши,

Изволь сотворить

Милость, мя любить:

    Люблю, драгая,

    Тя, сам весь тая.

Ну ж умилися,

  Сердцем склонися;

Не будь жестока

  Мне паче рока:

Сличью обидно

То твому стыдно.

    Люблю, драгая,

    Тя, сам весь тая.

Так в очах ясных!

  Так в словах красных!

В устах сахарных,

  Так в краснозарных!

Милости нету,

Ниже привету?

    Люблю, драгая,

    Тя, сам весь тая.

Ах! я не знаю,

  Так умираю,

Что за причина

  Тебе едина

Любовь уносит?

А сердце просит:

    Люби, драгая,

    Мя поминая.

Ах! невозможно сердцу пробыть без печали,

Хоть уж и глаза мои плакать перестали:

Ибо сердечна друга не могу забыти,

Без которого всегда принужден я быти.

Но, принужден судьбою или непременной,

И от всея вечности тако положенной,

Или насильно волей во всем нерассудной,

И в порыве склониться на иное трудной.

Ну! что ж мне ныне делать? коли так уж стало?

Расстался я с сердечным другом не на мало.

Увы! с ним разделили страны мя далеки,

Моря, лесы дремучи, горы, быстры реки.

Ах, всякая вещь из глаз мне его уносит,

И кажется, что всяка за него поносит

Меня, сим разлученьем страшно обвиняя,

И надежду, чтоб видеть, сладку отнимая.

Однак вижу, что с ними один сон глубоки,

Не согласился; мнить ли, что то ему роки

Представлять мила друга велели пред очи

И то в темноту саму половины ночи!

Свет любимое лице! чья и стень приятна!

И речь хотя мнимая в самом сне есть внятна!

Уже поне мне чаще по ночам кажися

И к спящему без чувства ходить не стыдися.

Слог песен должен быть приятен, прост и ясен,

Витийств не надобно — он сам собой прекрасен.

О места, места драгие!

Вы уже не милы мне.

Я любезного не вижу

В сей прекрасной стороне.

  Он от глаз моих сокрылся,

  Я осталася страдать,

  И, стеня, не о любезном,

  О неверном воздыхать.

  Он игры́ мои и смехи

  Превратил, мне в злу напасть,

  И, отнявши все утехи,

  Лишь одну оставил страсть.

Из очей моих лиется

Завсегда слез горьких ток,

Что лишил меня свободы

И забав любовных рок.

  По долине сей текущи

  Воды слышали твой глас,

  Как ты клялся быть мне верен;

  И зефир летал в тот час.

  Быстры воды пробежали,

  Легкой ветер пролетел.

  Ах! и клятвы те умчали,

  Как ты верен быть хотел.

Чаю взор тот, взор приятный,

Что был прежде мной прельщен,

В разлучении со мною

На иную обращен;

  И она те ж нежны речи

  Слышит, что слыхала я.

  Удержися, дух мой слабый,

  И крепись, душа моя,

  Мне забыть его не можно

  Так, как он меня забыл;

  Хоть любить его не должно,

  Он, однако, всё мне мил.

Уж покою томну сердцу

Не имею никогда;

Мне прошедшее веселье

Вображается всегда.

  Весь мой ум тобой наполнен,

  Я твоей привыкла слыть;

  Хоть надежды я лишилась,

  Мне нельзя престать любить.

  Для чего вы миновались,

  О минуты сладких дней!

  А минув, на что остались

  Вы на памяти моей?

О свидетели в любови

Тайных радостей моих!

Вы то знаете, о птички,

Жители пустыней сих!

  Испускайте глас плачевный,

  Пойте днесь мою печаль,

  Что, лишась его, я стражду,

  А ему меня не жаль!

  Повторяй слова печальны,

  Эхо, как мой страждет дух;

  Отлетай в жилища дальны

  И трони́ его тем слух.

Знать, судьба мне так судила,

Чтоб в страданьях век изжить,

И драгую отлучила,

Чтоб принудить слезы лить.

  Век, знать, будет воздыхати

  И мучение терпеть,

  Привыкай, мой дух, страдати,

  Коли рок не дал ту зреть.

Смутны мысли, только жалость

Представляйте в память мне;

Дайте, дайте в скуке радость,

Чтобы зреть ее во сне.

  Когда будет та забава,

  То и буду сладко спать,

  Но то пущая отрава,

  Ежель ту мне не видать.

Что ж грущу я и страдаю,

Если я один люблю?

Любит ли она — не знаю;

Не напрасно ль я терплю?

  Одним видом я доволен;

  Видом любит; пусть терплю,

  И один лишь сердцем болен,

  Хоть не любит, я люблю.

Где ни гуляю, ни хожу,

Грусть превеликую терплю;

Скучно мне, где я ни сижу;

Лягу — спокойно я не сплю;

Нет мне веселья никогда,

Горько мне, горько завсегда,

Сердце мое тоска щемит,

С грусти без памяти бегу;

Грудь по тебе моя болит,

Вся по тебе я немогу;

Ты завсегда в моих глазах,

Я по тебе всегда в слезах,—

То ли не лютая беда!

То ль не увечье мне, младой!

Плачу я, мучуся всегда,

Вижу тебя я и во сне:

Ты, мою молодость круша,

Сделался мил мне как душа;

Ты приволок меня к себе,

Ты и любить меня взманил.

Так ли мила я и тебе,

Так ли ты тужишь обо мне;

Весел ли ты, когда со мной,

Рад ли, что виделся с младой?

Сем-ка сплету себе венок

Я из лазуревых цветов,

Брошу на чистой я поток,

Сведать, мой миленькой каков,

Тужит ли в той он стороне,

Часто ли мыслит обо мне.

Тонет ли, тонет ли венок,

Или он поверху плывет;

Любит ли, любит ли дружок,

Иль не в любви со мной живет;

Любит ли он, как я его,

Меньше иль вовсе ничего;

Вижу, венок пошел на дно,

Вижу, венок мой потонул:

Знать, на уме у нас одно,

Знать, о мне миленькой вздохнул;

Стала теперь я весела:

Знать, что и я ему мила.

Лишив меня свободы,

Смеешься, что терплю,

Но я днесь открываюсь,

Что больше не люблю:

Гордись своим свирепством

Как хочешь завсегда,

Не буду больше пленен

Тобою никогда.

И так уж я довольно

Без пользы воздыхал,

Что все свои утехи

И сердце потерял;

А ныне не увидишь

Докук моих к себе,

Забудь, забудь то вечно,

Что верен был тебе.

В последни принуждает

Любовь меня вздохнуть,

В последни имя мне

Твое воспомянуть:

Оставшие то искры,

Чем сердце ты мне жгла,

Прости, прости и помни,

Как мучить ты могла.

Мечи свои заразы

Теперь в сердца иным,

Не будешь насыщаться

Вздыханием моим.

Я, право, не заплачу

От строгостей твоих;

Когда ты мне не склонна —

Есть тысяча других.

    Негде, в маленьком леску,

    При потоках речки,

    Что бежала по песку,

    Стереглись овечки.

    Там пастушка с пастухом

    На брегу была крутом,

И в струях мелких вод с ним она плескалась.

    Зацепила за траву,

    Я не знаю точно,

    Как упала в мураву,

    Вправду иль нарочно.

    Пастух ее подымал,

    Да и сам туда ж упал,

И в траве он щекотал девку без разбору.

    «Не шути так, молодец,—

    Девка говорила,—

    Дай мне встать пасти овец, —

    Много раз твердила:

    Не шути так, молодец,

    Дай мне встать пасти овец;

Не шути, не шути, дай мне па́сти стадо».

    «Закричу», — стращает вслух;

    Дерзкой не внимает

    Никаких речей пастух —

    Только обнимает.

    А пастушка не кричит,

    Хоть стращает, да молчит;

Для чего же не кричит, я того не знаю.

    И что сделалось потом,

    И того не знаю.

    Я не много при таком

    Деле примечаю;

    Только эхо по реке

    Отвечало вдалеке:

«Ай, ай, ай!» — знать, они дралися.

Уже восходит солнце, стада идут в луга,

Струи в потоках плещут в крутые берега.

Любезная пастушка овец уж погнала

И на́ вечер сегодни в лесок меня звала.

О темные дубравы, убежище сует!

В приятной вашей тени мирской печали нет;

В вас красные лужайки природа извела

Как будто бы нарочно, чтоб тут любовь жила.

В сей вечер вы дождитесь под тень меня свою,

А я в вас буду видеть любезную мою;

Под вашими листами я счастлив уж бывал

И верную пастушку без счету целовал.

Пройди, пройди скоряе, ненадобной мне день,

Мне свет твой неприятен, пусть кроет ночи тень;

Спеши, дражайший вечер, о время, пролетай!

А ты уж мне, драгая, ни в чем не воспрещай.

Знаю, что стыдишься и крепишься молвить.

    Что любовь пленила и тебя,

Знаю, что ты хочешь быти осторожна

    И боишься вверить мне себя:

Вверься, вверься, полно мысли не пристойны

    О любви моей к себе иметь,

И открой то словом, что твои мне взгляды

    Дали уж довольно разуметь.

Можешь ли довольна ты быть красотою,

    Коль плодов с нее не собирать,

Если ж не склоняться, так на что приятством

    Мысли непристрастны полонять?

Дай отраду в сердце, утоли мой пламень,

    Окончай исканья и труды,

Опустись в страсть нежну, перестань крепиться

    И сними с красы своей плоды.

О плоды драгие! сладкая утеха,

    Есть ли что на свете лучше вас?

Чем возможно ясно мне изобразити,

    Мне тебя, о ты! приятной час:

Час, в которой сладость оныя забавы

    Чувствуют влюбленные сердца,

Получая славу чувствам восхищенным

    И любви касаяся венца.

Летите, мои вздохи, вы к той, кого люблю,

И горесть опишите, скажите, как терплю;

Останьтесь в ее сердце, смягчите гордый взгляд

И после прилетите опять ко мне назад;

Но только принесите приятную мне весть,

Скажите, что еще мне любить надежда есть:

Я нрав такой имею, чтоб долго не вздыхать,

Хороших в свете много, другую льзя сыскать.

Клав искать себе стал места,

Где б посвататься ему;

Полюбилася невеста

Клаву, другу моему.

Что мне медлить, мнит он, доле,

Ты румяна и бела,

Зубы красят то и боле,

Ты мне, девушка, мила.

Полюбился он прекрасной,

Как она ему равно.

День прошел в сей жизни страстной,

Мыслят, брака ждут давно.

Рад, окончил он страданье

Нежна сердца своего:

Получил свое желанье,

Девка вышла за него.

Утром видеть дорогую

Прибегает к красоте,

Но пред зеркалом другую

Обретает в простоте.

Белизны не видно тела,

На щеках стал бледной цвет;

Вся краса с лица слетела,

А во рту ни зуба нет.

Клав женился не в издевку;

Но кричал: «Беги к себе;

Я прекрасную взял девку

И женат не на тебе».

К тому ли я тобой, к тому ли я пленилась,

Чтоб, пламенно любя, всечасно воздыхать;

На то ль моя душа любовью заразилась,

Чтоб мне потоки слез горчайших проливать;

       Губить младые лета,

       Бесплодну страсть питать

       И все утехи света

       В тебе лишь почитать;

В тебе, а ты меня без жалости терзаешь,

И сердце ты и дух в отчаянье привел!

Иль ты еще моей горячности не знаешь,

Приметь, мучитель, как ты мною овладел.

       Что в сердце ощущаю,

       Пойми из глаз моих, —

       Как я тобой страдаю,

       Написано на них.

Твой образ навсегда в мысль страстну погрузился,

Я жертвую тебе и волю и себя;

Иль ты другою, ах! любовью заразился

И тщетно мя вспалил, другую полюбя.

       На что ж ты лестны взгляды

       Являл мне иногда?

       На что, коль без отрады,

       Мне мучиться всегда?

Сим к мукам завсегда я стала обольщенна,

Глаза произвели огонь в моей крови;

Они виновны в том, что я тобой плененна;

Я прелести почла призна́ками любви.

       А если, свет мой, мною

       Твоя пронзенна грудь,—

       Владей моей душою,

       Лишь только верен будь.

Тщетно я скрываю сердца скорби люты,

  Тщетно я спокойною кажусь:

Не могу спокойна быть я ни минуты,

  Не могу, как много я ни тщусь.

Сердце тяжким стоном, очи током слезным

  Извлекают тайну муки сей:

Ты мое старанье сделал бесполезным,

  Ты, о хищник вольности моей!

Ввергнута тобою я в сию злу долю,

  Ты спокойный дух мой возмутил,

Ты мою свободу пременил в неволю,

  Ты утехи в горесть обратил;

И к лютейшей муке ты, того не зная,

  Может быть, вздыхаешь о иной,

Может быть, бесплодным пламенем сгорая,

  Страждешь ею так, как я тобой.

Зреть тебя желаю, а узрев, мятуся,

  И боюсь, чтоб взор не изменил;

При тебе смущаюсь, без тебя крушуся,

  Что не знаешь, сколько ты мне мил.

Стыд из сердца выгнать страсть мою стремится,

  А любовь стремится выгнать стыд;

В сей жестокой брани мой рассудок тмится,

  Сердце рвется, страждет и горит.

Так из муки в муку я себя ввергаю;

  И хочу открыться, и стыжусь,

И не знаю прямо, я чего желаю,

  Только знаю то, что я крушусь;

Знаю, что всеместно пленна мысль тобою

  Вображает мне твой милый зрак;

Знаю, что, вспаленной страстию презлою,

  Мне забыть тебя нельзя никак.

Позабудь дни жизни сей,

  Как о мне вздыхала;

Выдь из памяти моей,

  Коль неверна стала!

Гасни, пламень мой, в крови!

  Ах, чего желаю!

Истребляя жар любви,

  Больше лишь пылаю.

Правдой принимаю лесть

  Я в твоем ответе.

Мне, и льстя, всего что есть

  Ты миляй на свете.

В том, что ныне ясно зрю,

  Сам себе не верю.

День и ночь тобой горю —

  Сердцу лицемерю.

За неверность вне себя

  Я, сердись, бываю;

Но увижу лишь тебя,

  Всё позабываю.

Я не помню в оный час

  Твоея досады,

И во взорах милых глаз

  Я ищу отрады.

Только то одно манит,

  Сердце подкрепляет:

Мню, пустой меня лишь вид,

  Ревность ослепляет.

Нет, не тем теперь моя

  Грудь отягощенна;

Зрю неверность ныне я:

  Тем душа смущенна.

Сокрылись те часы, как ты меня искала,

И вся моя тобой утеха отнята:

Я вижу, что ты мне неверна ныне стала,

Против меня совсем ты стала уж не та.

      Мой стон и грусти люты

      Вообрази себе

      И вспомни те минуты,

      Как был я мил тебе.

Взгляни на те места, где ты со мной видалась,

Все нежности они на память приведут.

Где радости мои! где страсть твоя девалась!

Прошли и ввек ко мне обратно не придут.

      Настала жизнь другая;

      Но ждал ли я такой!

      Пропала жизнь драгая,

      Надежда и покой.

Несчастен стал я тем, что я с тобой спознался;

Началом было то, что муки я терплю,

Несчастнее еще, что я тобой прельщался,

Несчастнее всего, что я тебя люблю.

      Сама воспламенила

      Мою ты хладну кровь;

      За что ж ты пременила

      В недружество любовь?

Но в пенях пользы нет, что я, лишась свободы,

И радостей лишен, едину страсть храня.

На что изобличать — бессильны все дово́ды,

Коль более уже не любишь ты меня.

      Уж ты и то забыла,

      Мои в плен мысли взяв,

      Как ты меня любила,

      И время тех забав.

Ты сердце полонила,

Надежду подала

И то переменила,

Надежду отняла.

Лишаяся приязни,

Я всё тобой гублю;

Достоин ли я казни,

Что я тебя люблю?

Я рвусь, изнемогая;

Взгляни на скорбь мою,

Взгляни, моя драгая,

На слезы, кои лью!

Дня светла ненавижу,

С тоскою спать ложусь,

Во сне тебя увижу —

Вскричу и пробужусь.

Терплю болезни люты,

Любовь мою храня;

Сладчайшие минуты

Сокрылись от меня.

Не буду больше числить

Я радостей себе,

Хотя и буду мыслить

Я вечно о тебе.

  В сырны дни мы примечали,

Три дни и три ночи на рынке:

  Никого мы не встречали,

Кто б не коснулся хмеля крынке.

  В сырны дни мы примечали:

    Шум блистает,

    Шаль мотает,

    Дурь летает,

    Разум тает,

    Зло хватает,

    Наглы враки,

    Сплетни, драки,

  И грызутся как собаки.

    Примиритесь!

  Рыла жалейте и груди!

  Пьяные, пьяные люди,

    Пьяные люди,

    Не деритесь!

Не грусти, мой свет, мне грустно и самой,

Что давно я не видалася с тобой.

  Муж ревнивой не пускает никуда;

  Отвернусь лишь, так и он идет туда.

Принуждает, чтоб я с ним всегда была;

Говорит он: «Отчего не весела?»

  Я вздыхаю по тебе, мой свет, всегда,

  Ты из мыслей не выходишь никогда.

Ах! несчастье, ах! несносная беда,

Что досталась я такому, молода;

  Мне в совете с ним вовеки не живать,

  Никакого мне веселья не видать.

Сокрушил злодей всю молодость мою;

Но поверь, что в мыслях крепко я стою;

  Хоть бы он меня и пуще стал губить,

  Я тебя, мой свет, вовек буду любить.

Чем тебя я оскорбила,

Ты скажи мне, дорогой!

Тем ли, что я не таила

Нежных мыслей пред тобой,

    И считала то пороком,

    Чтоб в мученик жестоком

    Твой любезный дух томить,

    Не хотя лишить покою,

    Не хотя терзать тоскою,

    Я могла ли погрешить?

Для того ли я склонилась

И любви далась во власть,

Чтоб отныне я крушилась,

Бесполезну видя страсть?

    Чтоб ты не был в том уверен,

    Сколь мой жар к тебе безмерен;

    То ты можешь ли сказать?

    Но уверясь в том не ложно,

    Как тебе, ах! как возможно

    Верно сердце презирать?

Я во всем позабываюсь,

На тебя когда гляжу;

Без тебя я сокрушаюсь

И задумавшись сижу.

    Все часы считаю точно,

    И завидую заочно,

    Кто против тебя сидит.

    На тебя всегда взираю

    И с утехою внимаю,

    Что язык твой говорит.

Я тебе открылась ясно:

Жду того же напроти́в;

И пускай я жду напрасно,

Мой пребудет пламень жив.

    Я готова, хоть как прежде.

    Пребывать в одной надежде

    И себя отрадой льстить;

    Не склоню тебя тоскою —

    Может время долготою

    Твердо сердце умягчить.

Прости, моя любезная, мой свет, прости,

Мне сказано назавтрее в поход ийти;

  Не ведомо мне то, увижусь ли с тобой,

  Ин ты хотя в последний раз побудь со мной.

Покинь тоску, иль смертной рок меня унес,

Не плачь о мне, прекрасная, не трать ты слез.

  Имей на мысли то к отраде ты себе,

  Что я оттоль с победою приду к тебе.

Когда умру, умру я там с ружьем в руках,

Разя и защищаяся, не знав, что страх;

  Услышишь ты, что я не робок в поле был,

  Дрался с такой горячностью, с какой любил.

Вот трубка, пусть достанется тебе она!

Вот мой стакан, наполненной еще вина;

  Для всех своих красот ты выпей из него,

  И будь по мне наследницей лишь ты его.

А если алебарду заслужу я там,

С какой явлюся радостью к твоим глазам;

  В подарок принесу я шиты башмаки,

  Манжеты, опахало, щегольски чулки.

«Не терзай ты себя:

Не люблю я тебя;

Полно время губить,—

Я не буду любить;

Не взята тобой я,

И не буду твоя».

— «Не терзаю себя:

Не люблю я тебя;

Дни на что мне губить, —

Я не буду любить;

Не пленюсь тобой я,

Тщетна гордость твоя».

— «А когда пременюсь

И к тебе я склонюсь,

Так полюбишь ли ты

И сорвешь ли цветы?

Я хранить их могла:

Для тебя берегла».

— «Так и я пременюсь,

И всем сердцем склонюсь;

Мне мила будешь ты,

И сорву я цветы;

Ты хранить их могла:

Для меня берегла».

— «Я покорна судьбе

И вручаюсь тебе;

Ты напрасно дни тьмил,

Как душа стал ты мил.

Перестань ты тужить!

Будем дружно мы жить».

— «Я покорен судьбе

И вручаюсь тебе;

Я напрасно дни тьмил,

Коль и я столько ж мил.

Перестань ты тужить!

Будем дружно мы жить».

Ночною темнотою

Покрылись небеса,

Все люди для покою

Сомкнули уж глаза.

Внезапно постучался

У двери Купидон,

Приятный перервался

В начале самом сон.

«Кто так стучится смело?»—

Со гневом я вскричал;

— «Согрей обмерзло тело, —

Сквозь дверь он отвечал. —

Чего ты устрашился?

Я — мальчик, чуть дышу,

Я ночью заблудился,

Обмок и весь дрожу».

Тогда мне жалко стало,

Я свечку засветил,

Не медливши нимало,

К себе его пустил.

Увидел, что крилами

Он машет за спиной,

Колчан набит стрелами,

Лук стянут тетивой.

Жалея о несчастье,

Огонь я разложил

И при таком ненастье

К камину посадил.

Я теплыми руками

Холодны руки мял,

Я крылья и с кудрями

Досу́ха выжимал.

Он чуть лишь ободрился,

«Каков-то, — молвил, — лук?

В дожде, чать, повредился»,

И с словом стрел ил вдруг.

Тут грудь мою пронзила

Преострая стрела

И сильно уязвила,

Как злобная пчела.

Он громко засмеялся

И тотчас заплясал:

«Чего ты испугался? —

С насмешкою сказал, —

Мой лук еще годится:

И цел и с тетивой;

Ты будешь век крушиться

Отнынь, хозяин мой».

Хвалу всевышнему владыке

Потщися, дух мой, воссылать:

Я буду петь в гремящем лике

О нем, пока могу дыхать.

Никто не уповай вовеки

На тщетну власть князей земных:

Их те ж родили человеки,

И нет спасения от них.

Когда с душею разлучатся

И тленна плоть их в прах падет,—

Высоки мысли разрушатся

И гордость их, и власть минет.

Блажен тот, кто себя вручает

Всесильному во всех делах,

И токмо в помощь призывает

Живущего на небесах,

Несчетно многими звездами

Наполнившего высоту

И непостижными делами

Земли и моря широту.

Творящего на сильных нищу

По истине в обидах суд;

Даящего голодным пищу,

Когда к нему возопиют.

Господь оковы разрешает

И умудряет он слепцов,

Господь упадших возвышает

И любит праведных рабов.

Господь пришельцев сохраняет,

И вдов приемлет и сирот.

Он грешных дерзкий путь скончает,

В Сионе будет в род и род.

Что я прельщен тобой,

Чему тому дивиться, —

Тебе красой родиться

Назначено судьбой.

Прекрасное любить —

Нам сей закон природен,

И так я не свободен

К тебе несклонным быть.

Ты сделана прельщать,

А я рожден прельщаться,

На что же нам стараться

Природу превращать?

Я жертвую красе,

Ты жертвуй жаркой страсти,

Естественныя власти

Свершим уставы все.

Вид прелестный, милы взоры!

Вы скрываетесь от глаз;

Реки и леса и горы

Разлучат надолго нас.

Сладко было спознаваться

Мне, любезная, с тобой;

Горько, горько расставаться,

Горько… будто бы с душой!

Сердце ноет, дух томится;

Кровь то стынет, то кипит;

За слезой слеза катится,

Стон за стоном вслед летит.

О несносное мученье,

Что любезно, то терять!

Медли, медли, разлученье…

Медли душу отнимать!

Нет отрады! Всё теряю —

Час разлуки настает!

Стражду, мучусь, рвусь, рыдаю —

Ах, прости… прости, мой свет!

Во слезах, в тоске и скуке

Продолжится жизнь моя.

Будь спокойна ты в разлуке —

Пусть один терзаюсь я!

Когда б я птичкой был,

Я к той бы полетел,

Котору полюбил,

И близко к ней бы сел;

Коль мог бы, я запел:

«Ты, Лина, хороша,

Ты птичкина душа!»

Мой малый бы носок

Устам ее касался;

Мне б каждой волосок

Силком у ней казался;

Я б ножку увязить

Хотел в силке по воле,

Чтоб с Линой вместе быть

И Лину бы любить

Во сладком плене боле.

Как сердце ни скрывает

Мою жестоку страсть,

Взор смутный объявляет

Твою над сердцем власть:

Глаза мои плененны

Всегда к тебе хотят,

И мысли обольщенны

Всегда к тебе летят.

Тебя не отдаляет

И сон от мыслей прочь:

Твой образ обладает

Равно мной в день и в ночь;

Всеночно, дорогая,

Являяся во сне,

Вседневно обольщая,

Ты множишь страсть во мне.

Твой каждый взор вонзает

Стрелу мне в сердце вновь,

Весь ум мой наполняет

Одна к тебе любовь!

А ты то всё хоть знаешь,

И как я рвусь, стеня,

Но всё то презираешь:

Не любишь ты меня!

Достигнувши тобою

Желанья моего,

Не рву уже тоскою

Я сердца своего:

Душа твоя мной страстна,

Моя тебе подвластна;

Коль счастлива ты мной,

Стократно я тобой!

Тебя, мой свет, считаю

Я жизнию своей:

Прекраснее не знаю

Тебя я и милей.

В любви не зря препятства,

В тебе зрю все приятства;

В твою отдавшись власть,

Не знаю, что́ напасть.

Твой взор не выпускаю

Из мыслей никогда,

И в мыслях лобызаю

Твой образ завсегда:

Тобою утешаюсь.

Тобою восхищаюсь,

Тебя душой зову,

Тобою и живу.

Что сердце устрашало,

Всё сталося со мной,

Что сердце утешало,

Всё льстит уж то иной!

Жар страстный! жар безмерный!

Ты тщетно мне манил.

За что ты льстец неверный,

Несчастной изменил?

Очам моим свободным

Ты первый сам предстал,

И сделался угодным

Ты мне, как сам желал:

Ты сам меня, бесстрастну,

Любити научил;

За что ж меня, несчастну,

Ты плакать осудил?

За что возненавидел

Прельщенную тобой?

Иль более увидел

Приязни ты в другой?

Ах! верь мне, как другая

Тебе ни станет льстить,

Не будет так, пылая,

Тебя, как я, любить.

Полюбя тебя, смущаюсь

И не знаю, как сказать,

Что тобою я прельщаюсь

И боюся винным стать.

Пред тобой когда бываю,

Весь в смятении сижу,

Что сказать тогда, не знаю:

Только на тебя гляжу.

Глядя на тебя, внимаю

Все слова твоих речей;

Прелести твои считаю,

Красоту твоих очей;

И боюсь тогда прервати

Твой приятный разговор,

Чтоб твою не потеряти

Тем приязнь и милый взор.

В сем смущеньи пребывая,

Оставляю нужну речь

И, часы позабывая,

Времени даю претечь.

Вдруг, увидя день минувший,

Принужден сказать: «Прости!»

И иду потом, вздохнувши,

Неспокойну ночь вести.

Ты желал, чтоб я любила,

Сам зачав меня любить;

Я горячность истощила,

Чтоб тебя достойной быть.

Чем же днесь я преступилась,

Что любви твоей лишилась

И заставлена тужить?

Иль победа надо мною

Сталась дерзкою виною

Нашу дружбу помутить?

Как я с волей расставалась

И в твою давалась власть,

Я подобную ж ласкалась

И в тебе сыскати страсть:

Отдалася, и сыскала

Я в тебе, чего желала,

Но лишь на единый час!

После, сколь тебя ни зрела,

Новой страстию горела, —

Ты ж хладел по всякий раз.

Я ласкалась — ты чуждался;

Утешала — ты скучал;

Я стенала — ты смеялся;

Я лобзала — ты терзал;

Я сердилась и рвалася,

Что в обман тебе далася,

И хотела цепь прервать,

Но лишь только что смягчалась —

Пуще я в тебя влюблялась

И гналась тебя искать.

Где ты был, туда бежала —

Ты оттуда убегал;

Я с тобою быть желала —

Ты то мукою считал.

А чтоб больше я страдала,

Иногда тебя видала,

Как с другою ты сидел:

Говорил, прельщал, ласкался,

Лобызал, и сам прельщался,

И в огне любовном тлел.

Я рвалась, дрожала, млела

И лишалась чувств и слов:

И не инакой сидела,

Как сходящей в смертный ров.

Свет мой! видя, как я стражду,

Как любви твоей я жажду,

Обратись ко мне опять:

Хоть польсти, как льстил ты прежде,

Хоть польсти моей надежде,

Дай хоть рваться мне престать.

Окончай бесплодны мысли

Мною овладеть опять,

И меня своим не числи,

Дав из плена убежать;

Не на время, не возвратно

Страсть мою ты прогоня,

Не возможешь уж обратно

Вырвать сердца у меня.

Лесть твоя теперь напрасна,

И лукавства полный взор;

Мысль моя уже бесстрастна:

Вижу весь я твой притвор.

Тщетны прежние успехи

Для меня твоих зараз,

Льстивные сии утехи

Уж моих не тронут глаз.

Кровь когда во мне пылала,

Обольщая ум тобой,

Мной тогда ты презирала,

И ругалася тоской.

Я же тщетной страсть увидев,

Тщетну трату всем словам,

Тщетну грусть возненавидев,

Позабыл тебя и сам.

Под тению древесной,

Меж роз, растущих вкруг,

С пастушкою прелестной

Сидел младый пастух:

Не солнца укрываясь,

Он с ней туда зашел —

Любовью утомляясь,

Открыть ей то хотел.

Меж тем где ни взялися

Две бабочки, сцепясь,

Вкруг роз и их вилися,

Друг за́ другом гонясь;

Потом одна взлетела

К пастушке на висок;

Ища подругу, села

Другая на кусток.

Пастух, на них взирая,

К их счастью ревновал

И, оным подражая,

Пастушку щекотал,

Всё ставя то в игрушки,

За шею и бока,

Как будто бы с пастушки

Сгонял он мотылька.

«Ах! станем подражати, —

Сказал он, — свет мой, им.

И резвость съединяти

С гулянием своим;

И, бегая лесочком,

Чете подобясь сей,

Я буду мотылечком,

Ты — бабочкой моей».

Пастушка улыбалась,

Пастух ее лобзал;

Он млел, она смущалась,

В обоих жар пылал;

Потом, вскоча, помчались,

Как легки ветерки:

Сцеплялися, свивались,

И стали мотыльки.

Всё, что сердце ни терзало,

Чем мой рушился покой,

Всё уже то миновало:

Я любим моей драгой!

Всё, что прежде было в тягость,

Всё то ныне с ней мне радость:

Шутка, малость, пустота

С ней мне прелесть, красота.

Взор очей ее прелестных,

Сладость уст и тихий нрав

Мне виной утех всеместных,

Образ истинных забав!

С ней минутами мне годы,

Красным летом непогоды;

И один ее лишь сон,

Дух томя, влечет мой стон.

Я, на вид ее взирая,

Новым пламенем горю;

Ум к утехам простирая,

Тьмы бессчетные их зрю;

Свет в утехах забываю,

Вместе с ней когда бываю;

И что в оном ни гублю,

Нахожу в том, что люблю.

Чем грозил мне рок всечасно,

То свершается со мной:

Я, любя тебя толь страстно,

Разлучаюся с тобой!

Я лишаюсь милых взоров,

Я лишаюсь разговоров,

Я лишаюся всего…

Есть ли что лютей сего!

Осуждаюсь жить, не видя

Вечно дорогой моей,

Осуждаюсь, ненавидя,

Жизни дни влачить своей.

О судьба! Судьба жестока!

Ты виной мне слез потока,

Лютых мук мне став творец,

Будешь смерти наконец.

Ах! а ты, мой стон внимая,

Век мне был для коей мил,

Не подумай, дорогая,

Чтоб тебя я позабыл;

Я всегда твоим считался,

Хоть страдал, хоть утешался;

И разлукою гоним,

Я умру, мой свет, твоим.

Пусть меня судьбина строга

Как захочет, так крушит,

Вечна пусть меня дорога

Милых глаз твоих лишит;

Пусть другой тобой владеет,

Дух ко мне твой охладеет, —

Мне нельзя, мой свет, престать

Всяких благ тебе желать.

Пятнадцать мне минуло лет.

Пора теперь мне видеть свет:

В деревне все мои подружки

Разумны стали друг от дружки;

Пора теперь мне видеть свет. (2)

Пригожей все меня зовут.

Мне надобно подумать тут,

Как должно в поле обходиться.

Когда пастух придет любиться;

Мне надобно подумать тут. (2)

Он скажет: «Я тебя люблю»,

Любовь и я ему явлю;

И те ж ему скажу три слова,

В том нет урона никакого;

Любовь и я ему явлю. (2)

Мне случай этот вовсе нов,

Не знаю я любовных слов;

Попросит он любви задаток,

Что дать? — не знаю я ухваток;

Не знаю я любовных слов. (2)

Дала б ему я посох свой —

Мне посох надобен самой;

И, чтоб зверей остерегаться,

С собачкой мне нельзя расстаться;

Мне посох надобен самой. (2)

В пустой и скучной стороне

Свирелки также нужны мне;

Овечку дать ему я рада,

Когда бы не считали стада;

Свирелки также нужны мне. (2)

Я помню, как была мала,

Пастушка поцелуй дала;

Неужли пастуху в награду

За прежнюю ему досаду

Пастушка поцелуй дала? (2)

Какая прибыль от того,

Я в том не вижу ничего:

Не станет верить он обману,

Когда любить его не стану;

Я в том не вижу ничего. (2)

Любовь, владычица сердец,

Как быть — научит наконец;

Любовь своей наградой платит

И даром стрел своих не тратит;

Как быть — научит наконец. (2)

Пастушка говорит тогда:

Пускай пастух придет сюда;

Чтоб не было убытка стаду,

Я сердце дам ему в награду;

Пускай пастух придет сюда! (2)

У речки птичье стадо

Я с Утра стерегла;

Ой Ладо, Ладо, Ладо!

У стада я легла.

  А утки-то кра, кра, кра, кра;

  А гуси-то га, га, га, га.

  Га, га, га, га, га, га, га, га, га, га.

Под кустиком лежала

Однешенька млада,

Устала я, вздремала,

Вздремала от труда.

  А утки-то кра, кра, кра, кра, и т, д.

Под кустиком уснула,

Глядя по берегам;

За кустик не взглянула,

Не видела, кто там.

  А утки-то кра, кра, кра, кра… и т. д.

За кустиком таяся,

Иванушка сидел,

И тамо, мне дивяся,

Сквозь веточки глядел.

  А утки-то кра, кра, кра, кра… и т. д.

Он веточки и травки

Тихохонько склонил;

Прокрался сквозь муравки,

Как будто тут он был.

  А утки-то кра, кра, кра, кра… и т. д.

Почасту ветерочек

Дул платьице на мне;

Почасту там кусточек

Колол меня во сне.

  А утки-то кра, кра, кра, кра… и т. д.

Мне снилося в то время,

Что ястреб налетел

И птенчика от племя

В глазах унесть хотел.

  А утки-то кра, кра, кра, кра… и т. д.

От ястреба поймала

Я птенчика сквозь сон;

Я птенчика прижала,

Прижался также он.

  А утки-то кра, кра, кра, кра… и т. д.

Сон грозный не собылся,

То был лишь сонный страх;

А въяве очутился

Иванушка в руках.

  А утки-то кра, кра, кра, кра;

  А гуси-то га, га, га, га.

  Га, га, га, га, га, га, га, га, га, га.

Много роз красивых в лете,

Много беленьких лилей,

Много есть красавиц в свете,

Только нет мне, нет милей,

Только нет милей в примете

Милой, дорогой моей.

Если б сам Амур был с нею,

Он ее бы полюбил;

Позабыл бы он Психею

И себя бы позабыл,—

Счастлив участью своею,

Век остался бы без крыл.

В ней приятны разговоры,

В ней любезна поступь, вид;

Хоть привлечь не тщится взоры,

Взоры всех она пленит;

Хоть нейдет с другими в споры,

Но везде любовь живит.

Краса пирующих друзей,

Забав и радостей подружка,

Предстань пред нас, предстань скорей,

Большая сребряная кружка!

  Давно уж нам в тебя пора

    Пивца налить

      И пить:

    Ура! ура! ура!

Ты дщерь великого ковша,

Которым предки наши пили;

Веселье их была душа,

В пирах они счастливо жили.

  И нам, как им, давно пора

    Счастливым быть

      И пить:

    Ура! ура! ура!

Бывало, старики в вине

Свое всё потопляли горе,

Дралися храбро на войне:

Ведь пьяным по колени море!

  Забыть и нам всю грусть пора,

    Отважным быть

      И пить:

    Ура! ура! ура!

Бывало, дольше длился век,

Когда диет не наблюдали;

Был здрав и счастлив человек,

Как только пили да гуляли.

  Давно гулять и нам пора,

    Здоровым быть

      И пить:

    Ура! ура! ура!

Бывало, пляска, резвость, смех,

В хмелю друг друга обнимают;

Теперь наместо сих утех

Жеманством, лаской угощают.

  Жеманство нам прогнать пора,

    Но просто жить

      И пить:

    Ура! ура! ура!

В садах, бывало, средь прохлад

И жены с нами куликают,

А ныне клоб да маскерад

И жен уж с нами разлучают,

  Французить нам престать пора,

    Но Русь любить

      И пить:

    Ура! ура! ура!

Бывало — друга своего,

Теперь — карманы посещают;

Где вист, да банк, да макао,

На деньги дружбу там меняют.

  На карты нам плевать пора,

    А скромно жить

      И пить:

    Ура! ура! ура!

О сладкий дружества союз,

С гренками пивом пенна кружка!

Где ты наш услаждаешь вкус,

Мила там, весела пирушка.

  Пребудь ты к нам всегда добра,

    Мы станем жить

      И пить:

    Ура! ура! ура!

По северу, по югу

С Москвы орел парит;

Всему земному кругу

Полет его звучит.

О! исполать, ребяты,

Вам, русские солдаты!

Что вы неустрашимы,

Никем непобедимы:

  За здравье ваше пьем.

Орел бросает взоры

На льва и на луну,

Стокгольмы и Босфоры

Все бьют челом ему.

О! исполать вам, вои,

Бессмертные герои,

Румянцев и Суворов!

За столько славных бо́ев

  Мы в память вашу пьем.

Орел глядит очами

На солнце в высоты,

Герои под шлемами —

На женски красоты.

О! исполать, красотки,

Вам, росски амазонки!

Вы в мужестве почтенны,

Вы в нежности любезны:

  За здравье ваше пьем!

Пчелка златая!

Что ты жужжишь?

Всё вкруг летая,

Прочь не летишь?

  Или ты любишь

    Лизу мою?

Соты ль душисты

В желтых власах,

Розы ль огнисты

В алых устах,

  Сахар ли белый

    Грудь у нее?

Пчелка златая!

Что ты жужжишь?

Слышу, вздыхая,

Мне говоришь:

  «К меду прилипнув,

    С ним и умру».

Вошед в шалаш мой торопливо,

Я вижу: мальчик в нем сидит

И в уголку кремнем в огниво,

  Мне чудилось, звучит.

Рекою искры упадали

Из рук его, во тьме горя.

И розы по лицу блистали,

  Как утрення заря.

Одна тут искра отделилась

И на мою упала грудь,

Мне в сердце, в душу заронилась:

  Не смела я дохнуть.

Стояла бездыханна, млела

И с места не могла ступить;

Уйти хотела, не умела, —

  Не то ль зовут любить?

Люблю! — кого? — сама не знаю.

Исчез меня прельстивший сон;

Но я с тех пор, с тех пор страдаю,

  Как бросил искру он.

Тоскует сердце! Дай мне руку,

Почувствуй пламень сей мечты,

Виновна ль я? Прерви мне муку:

  Любезен, мил мне ты.

Хмель как в голову залезет,

Все бегут заботы прочь;

Крез с богатствами исчезнет,

Пью! — и всем вам добра ночь.

Плющем лежа увенчанный,

Ни во что весь ставлю свет;

В бой идет пускай муж бранный,

У меня охоты нет.

Мальчик! чашу соком алым

Поспеши мне наливать;

Мне гораздо лучше пьяным,

Чем покойником, лежать.

Поля, леса густые!

Спокойствия предел!

Где дни мои златые,

Где я Лизету пел.

Судьбы моей премену

Теперь я вам пою:

Лизетину измену

И верность к ней мою.

В глазах ее всечасно

Любви огонь блистал;

Казалось, так же страстно

И дух ее пылал;

Но взор младой Лизеты

Стремился лишь пленять.

Ах! как в такие леты

Уметь уж изменять!

Приятны разговоры,

Улыбка, страстный вид,

И самы нежны взоры —

Всё в ней притворно льстит.

Но всё в ней прелесть нова!

Ах! пусть она б была

Или не так сурова,

Или не так мила.

Лесок, где я тоскую,

Где счастье зрел мое!

Напомни мне драгую,

Я всё люблю ее.

Ее неверность знаю,

Тьму горестей терплю,

Всечасно ей пеняю;

А всё ее люблю.

Милый чижик желтобокой!

Кверху, друг мой! не взлетай,

Не клади гнезда высоко,

Но в густой траве свивай.

Ты взгляни, как ястреб гладный

Над тобой уже парит,

Как, твоей он крови жадный,

Когти на тебя острит.

Вырос илем над горою;

Но там, зной ли дышит — жжет,

Буря ль налетит с грозою —

Ломит ветви, листья рвет.

А в долине ива мшиста,

Бури не боясь, стоит.

Там струя, катяся, чиста

В жарки дни ее поит.

Так зачем и мне крушиться,

Что вельможей не рожден?

Тот пусть ищет век томиться,

Кто тщеславием вскружен.

Я же низменной стезею

От мирских сует уйду.

Труд деля с драгой семьею,

Счастье в бедности найду.

Уже со тьмою нощи

Простерлась тишина,

Выходит из-за рощи

Печальная луна.

Я лиру томно строю

Петь скорбь, объявшу дух.

Прийди грустить со мною,

Луна, печальных друг!

У хладной сей могилы,

Под тенью древ густых,

Услышь мой вопль унылый

И вздохов стон моих.

Здесь Юлии любезной

Прах милый погребен.

Я лить над ним ток слезной

Навеки осужден.

Подобно розе нежной,

Ты, Юлия! цвела;

Ты в жизни сей мятежной

Мне друг, мне всё была.

Теперь, тебя теряя,

Осталось жизнь скончать,

Иль, скорбью грудь терзая,

Всечасно умирать.

Но песни сей плачевной

Прервать я должен стон:

Слезами омоченной

Немеет лиры звон.

Безмолвною тоскою

Сильняй теснится дух;

Прийди ж грустить со мною,

Луна, печальных друг!

Хвалят старое вино:

Правда, веселит оно.

Выхваляют стара друга:

Правда, сердце он дели́т;

Но млада, мила подруга

Мне обоих заменит.

Может быть, за правду эту

Свет и насмеется мне,

Да вольно́ ж смеяться свету.

Что приятно в старине,

Тем отнюдь я не гнушаюсь:

Скуку и печаль стараюсь

В старом утопить вине;

С старым другом вечно буду

Душу отводить душой;

А с подругой молодой

Свет весь и себя забуду.

Хвалят старое вино:

Правда, веселит оно.

Выхваляют стара друга:

Правда, сердце он делит;

Но млада, мила подруга

Мне обоих заменит.

Солнце за горою село,

Лес зеленый потемнел.

С Лизой день не видясь целый,

В горести Милон сидел.

Стадо, вкруг его стесненно,

На густой траве легло;

Он, печалью отягченный,

Гнать его забыл в село.

Шорох каждого листочка

Радостно тревожил слух,

И дыханье ветерочка

В трепет приводило дух.

Но уж тень кругом сгустилась,

Ветр листка не шевельнет;

В мраке и надежда скрылась:

«Нет, уж Лиза не прийдет!»

«Солнце! ты зачем светило? —

Воздохнув, Милон сказал. —

Я не видел Лизы милой;

Этот в жизни день пропал.

Рощица! моя отрада,

Как в тени гулял я с ней;

Без нее твоя прохлада

Хлад несет душе моей.

Рощица! пора проститься;

Стадо милое! пойдем;

Поспешай ты насладиться

От меня бегущим сном.

Окропился уж росою

Луг, где с Лизой я гулял,

А горючею слезою —

Место, где напрасно ждал».

Ох! Как-то мне жить!

Ох! Как не тужить!

  Отъезжаешь,

  Покидаешь,

Мил-сердечной, меня? (2)

Голубчик ты мой,

Разлучаюсь я с тобой!

  Здесь не будешь,

  Позабудешь,

Что была я твоя. (2)

А я, молода,

Буду помнить всегда,

  Как со мною,

  С молодою,

Миловался дружок. (2)

Дорожкой пойду

Во зеленом саду,

  И листочки,

  И цветочки

Все поблекнут, мой свет. (2)

А где ты с другой,

Свыкнешься, дорогой,

  В дни осенни

  Дни весенни

Там проглянут для вас. (2)

Вздохни обо мне

На чужой стороне;

  Вздохнувши,

  Вспомянувши,

Прослезися хоть раз. (2)

А я для тебя

Иссушу всю себя;

  По разлуке

  Буду в скуке

Лишь тебя вспоминать. (2)

Гренадеры, молодцы,

Други, братья, удальцы!

  Ой, калина, ой, малина!

Станем, братцы, вкруговую,

Грянем песню удалую,

Грянем песню, в добрый час,

Благо хлеб-соль есть у нас,

Запоем мы трыцко, хватско

Про житье-бытье солдатско:

Что под дождичком трава,

То солдатска голова,—

Весело цветет, не вянет,

Службу царску бойко тянет.

Жизнь мужицкая, прости!

Ради службу мы нести.

По позыву и по воле

Умереть готовы в поле.

В ком хоть мало есть ума,

Не страшна тому сума:

Он ружье, патронник, лямку —

Как ребенок любит мамку,

А бывало, братцы, встарь,

Хоть дубиной приударь —

Ни из чести, ни из платы

Не пойдет мужик в солдаты.

Пальцы рубит, зубы рвет,

В службу царскую нейдет;

А когда служить сберется,

То как с жизнью расстается,

Тут жена, и брат, и сват,

Гришка, Сидор и Кондрат

Как по мертвом зарыдают,

До кружала провожают.

Всей деревней заревут:

«Ваньку в рекруты сдают!»

«Ах! прости навеки, Ваня,

Вот ужо те будет баня!»

А теперь — чего тужить,

Как с охотой не служить?

Слава богу! есть отставка,

По два рублика прибавка.

Ай, спасибо, наша мать,

Ради в поле умирать!

Жизнь солдатска нам забава,

Польза, счастье всем и слава!

Строй, кто хочет, громку лиру,

Чтоб казаться в высоке;

Я налажу песню миру

По-солдатски, на гудке.

«Престань источник слезный,

Престань, Лизета, лить!

В глазах твоих любезный,

И должно всё забыть».

— «Внимай меня, вселенна,

Внимай, любезный мой,

Что я на то рожденна,

Чтоб в плен отдаться твой.

Чтоб чувствовать и мыслить

Всегда одно с тобой;

Одни утехи числить,

Одною жить душой.

Тебе вручила душу,

Тебя клялась любить;

И клятвы не нарушу,

Доколе буду жить.

Не льстят мне честь и слава,

Не в них ищу отрад,

Мой трон, моя держава —

Один твой милый взгляд!

Сули престол мне света,

Чтоб отдала тебя;

Ах, нет! твоя Лизета

Умрет, тебя любя!»

Вечерком румяну зорю

Шла я с грусти посмотреть,

А пришла всё к прежню горю,

Что велит мне умереть.

Горе к речке заманило;

Села я на бережок —

Сердце пуще приуныло,

Мутен чистый стал поток.

Я, вздохнувши, тут сказала:

Лейся, речка, как слеза!

И, сказавши, показала

Полны слез мои глаза.

Струйки чисты зашумели,

Будто сжалясь надо мной;

Но утешить не умели,

И осталась я с тоской.

О души моей веселье,

Для кого мне жизнь мила!

Я последне ожерелье

За тебя бы отдала.

А когда б была богатой

И большою госпожой,

Все алмазы были б платой

За свидание с тобой.

Как сокровища я света,

Берегу к тебе любовь;

Ею лишь во мне нагрета

Будто пламенем вся кровь.

Горячее солнца знойна

Сердце к милому горит,

И душа лишь тем покойна,

Что в себе его хранит.

Вас, струйки́ мои любезны,

Вас прошу в тоске моей!

Донесите капли слезны

Вы до милого скорей!

Донесите… Пусть узнает,

Сколько рвуся я по нем,

Сколько сердце унывает

О сокровище своем!

Так скажите: «Но с тоскою

Хоть и много видишь слез,

А не всё, не всё с собою

До тебя поток донес.

Их еще осталось море

Без тебя ей проливать;

А в отраду, в лютом горе,

Дорогого призывать».

Но напрасно в вас, потоки,

Погружаю голос мой;

Вам пути хотя широки,

Стон останется со мной.

Сколько чистых струй ни вьете

Быстрым бегом в берегах,

Слез моих не унесете —

Всё они в моих очах!

Очи что ни повстречают,

Всё постыло, всё беда!

Рощи и луга скучают;

Темно в полдень мне всегда.

Ветерок ли рощу тронет,

Где в печали я хожу,—

Тотчас в думу… милый стонет…

И от страха я дрожу!

Выйду ль на лужок от скуки —

Грусть за мною по пятам;

Всем веселье — мне лишь муки:

Где ступила, горе там!

Люди с солнцем — людям ясно,

А со мною всё туман!

Без тебя оно напрасно,

Без тебя мне жизнь обман.

Нет, уж нет души со мною —

Неужель, ах! ту забыл,

Звал котору дорогою,

И клялся, что ты любил?

Нет, не верю!.. нет, не львицей

Вскормлен ты, любезный мой!

Той ли будешь ты убийцей,

Отдан чей тебе покой?

Нет, не верю… ах! заставишь

Сердце верить и тому,

Если сроку не убавишь,

Возвратишься ты к нему!

Я поверю!.. Жизнь разрушу,

А тебе лишь тем отмщу,

Что, любя тебя как душу,

Смерть мою тебе прощу.

Полно, сизенький, кружиться,

Голубочек, надо мной!

Лучше вдаль тебе пуститься,

Вдаль… туда, где милый мой.

Полети к нему скорее,

Долети к душе моей;

Проворкуй ему жалчее,

Что не вижу ясных дней.

Как листок от ветра бьется,

Бьется сердце так мое,

К другу движется… несется

Горе с ним забыть свое…

Ах! не туча развилася,

Льет не сильный дождь, гроза —

То по друге пролилася

Горькая моя слеза!

Всё я голосом унылым,

Всё, что встречу, то прошу:

Дай увидеться мне с милым!

Для него я лишь дышу.

Для него не умираю,

Горем мучася моим;

Не на муки я взираю,

На мое свиданье с ним.

Не тяжелы вздохи числю,

Их не можно перечесть,

Я о том… о том лишь мыслю,

Чтоб к нему себя донесть.

Он всё то, что в свете мило…

Мило сердцу моему!

Нет его… и всё постыло,

И не рада ничему!

Без того, по ком рыдаю

И кого прошу у всех,

Не найду и не желаю

Ни сокровищ, ни утех.

Чтобы с милым повидаться,

Бурно море преплыву;

Чтобы с милым мне расстаться,

Смерть я жизнью назову.

Ах, лети и всё до слова,

Голубок, ему скажи;

Возврати мне дорогого,

Душу в теле удержи!

Умереть его дождуся,

Силы все на то сберу;

На него я нагляжуся

И от радости умру.

Душеньки часок не видя,

Думал, год уж не видал!

Жизнь мою возненавидя,

Жизнь, прости навек! — сказал.

Но лишь встретился с душою,

Снова стала жизнь мила;

С новой, с новой красотою

Вся природа процвела.

Милы стали речки снова

И песчаный бережок,

Где душа для дорогого

Опускает поплавок,

Где бежит на уду рыбка

К милой, к милой красоте;

На устах мне чья улыбка

Краше розы на кусте.

Краше розы… ей дивлюся,

Видя нежну, хорошу́!

Ей любуюсь, веселюся,

Цвета запахом дышу.

Но не розу я срываю,

На сердечке мысль не та:

Я целую, лобызаю

Душу милую в уста.

Снега личико белее

И румянее зари;

Очи кари дня светлее,

И алмаза не дари…

В взгляде милой я встречаю

Ясна солнышка лучи;

С нею вечно не скучаю,

С ней денек мне и в ночи.

С нею всё забыто мною,

Окроме ее одной;

С ней мне осенью, зимою

Время кажется весной.

О лужок, лужок зеленый,

Где я с душенькой сижу!

Не прельщаясь переменой,

На нее одну гляжу.

То, любуясь, называю

Жизни душенькой моей,

То цветочки я срываю

И плету веночек ей.

Я плету… она целует,

Что тружуся для нее;

Так словцом меня милует:

«Ты сокровище мое!

Жизни ты моей вся сладость,

Жизнь тобой лишь хороша,

Мысли дума… сердца радость,

Душеньки твоей душа.

Не отдам я дорогого

За богатство всех царей;

Счастья не хочу другого,

Ставши душенькой твоей».

Речью, душенька, такою

Вечно, вечно утешай!

Мною ты, а я тобою

Век в любви найдем наш рай.

Ох! тошно мне

На чужой стороне;

  Всё постыло,

  Всё уныло:

Друга милого нет.

Милого нет,

Не глядела б на свет.

 Что, бывало,

  Утешало,

О том пла́чу теперь.

В ближнем леску

Лишь питаю тоску:

  Все кусточки,

  Все листочки

Там о милом твердят.

Будто со мной

Там сидит милый мой,

  Забываюсь,

  Откликаюсь

Часто на голос свой.

Милого нет!

Ах, пойду за ним вслед:

  Где б ни крылся,

  Ни таился,

Сердце скажет мне путь.

Ох! тошно мне

На чужой стороне!

  Слезы льются,

  Не уймутся;

В них отрада моя.

Ты велишь мне равнодушным

Быть, прекрасная, к себе;

Если хочешь зреть послушным,

Дай другое сердце мне.

Дай мне сердце, чтоб умело,

Знав тебя, свободным быть;

Дай такое, чтоб хотело

Не одной тобою жить.

То, в котором обитает

Несравненный образ твой, —

Сердце, что тобой страдает,

То и движется тобой.

В нем уж чувства нет иного,

Ни другой в нем жизни нет.

Ты во тьме мученья злого —

Жизнь, отрада мне и свет.

Верность я ль к тебе нарушу?

Вздох мой первый ты взяла!

И, что я имею душу,

Ты мне чувствовать дала;

Ты мне душу, ты вложила,

Твой же дар несу тебе;

Но ты жертвы запретила:

Не дозволю их себе.

Лишь не мучь, повелевая,

Чтоб твоим престал я быть:

Чем, в безмолвии страдая,

Чем тебя мне оскорбить?

Разве чтишь за преступленье

Взор небесный твой узреть;

Им повергнуться в смущенье

И без помощи… терпеть!

У кого душевны силы

Истощилися тоской,

В грусти дни влача постылы,

Кто лишь в гробе зрит покой, —

На лице того проглянет

Луч веселья в тот лишь час,

Как терять он чувства станет,

Как вздохнет в последний раз.

Ты, кем жизнь во мне хранится!

Казнь… и благо дней моих!

Дух хоть с телом разлучится,

Буду жив без связи их.

Душу что́ во мне питало,

Смерть не в силах то сразить;

Сердцу, что тебя вмещало,

Льзя ли не бессмертну быть?

Нет, нельзя тому быть мертву,

Что дышало божеством.

От меня ты примешь жертву

И в сем мире, и в другом.

Тень моя всегда с тобою

Неотступно будет жить,

Окружать тебя собою,

Вздох твой, взоры, мысль ловить…

Насладится, вникнув тайно

В прелести души твоей;

Если ж будешь хоть случайно

Близ гробницы ты моей,

Самый прах мой содрогнется,

Твой приход в нем жизнь родит,

И тот камень потрясется,

Под которым буду скрыт.

Милая вечор сидела

Под кустом у ручейка.

Песенку она запела;

Я внимал издалека.

Будто с ней перекликался

Ближней рощи соловей.

Голос милой раздавался,

Отдался в душе моей.

Мне зефиры приносили

Иногда ее слова.

Иногда слова глушили

Вкруг шумящи дерева.

Смолкни всё! Престань мешаться

Ты, завистный соловей!

Пусть один в душе раздастся

Голос милой лишь моей.

Выду я на реченьку,

Погляжу на быструю —

Унеси мое ты горе,

Быстра реченька, с собой!

Нет, унесть с собой не можешь

Лютой горести моей;

Разве грусть мою умножишь,

Разве пищу дашь ты ей.

За струей струя катится

По склоненью твоему:

Мысль за мыслью так стремится

Всё к предмету одному.

Ноет сердце, изнывает,

Страсть мучительну тая.

Кем страдаю, тот не знает,

Терпит что душа моя.

Чем же злую грусть рассею,

Сердце успокою чем?

Не хочу и не умею

В сердце быть властна моем.

Милый мой им обладает:

Взгляд его — весь мой закон.

Томный дух пусть век страдает,

Лишь бы мил всегда был он.

Лучше век в тоске пребуду,

Чем его мне позабыть.

Ах! коль милого забуду,

Кем же стану, кем же жить?

Каждое души движенье —

Жертва другу моему.

Сердца каждое биенье

Посвящаю я ему.

Ты, кого не называю,

А в душе всегда ношу!

Ты, кем вижу, кем внимаю,

Кем я мышлю, кем дышу!

Не почувствуй ты досады,

Как дойдет мой стон к тебе,

Я за страсть не жду награды,

Злой покорствуя судьбе.

Если ж ты найдешь возможным,

Силу чувств моих измерь:

Словом ласковым — хоть ложным —

Ад души моей умерь.

Братья, рюмки наливайте!

Лейся через край вино!

Всё до капли выпивайте!

Осушайте в рюмках дно!

Мы живем в печальном мире;

Всякий горе испытал —

В бедном рубище, в порфире —

Но и радость бог нам дал.

Он вино нам дал на радость, —

Говорит святой Мудрец, —

Старец в нем находит младость,

Бедный — горестям конец.

Кто всё плачет, всё вздыхает,

Вечно смотрит сентябрем —

Тот науки жить не знает

И не видит света днем.

Всё печальное забудем,

Что смущало в жизни нас;

Петь и радоваться будем

В сей приятный, сладкий час!

Да светлеет сердце наше,

Да сияет в нем покой,

Как вино сияет в чаше,

Осребряемо луной!

Кто мог любить так страстно,

Как я любил тебя?

Но я вздыхал напрасно,

Томил, крушил себя!

Мучительно плениться,

Быть страстным одному!

Насильно полюбиться

Не можно никому.

Не знатен я, не славен:

Могу ль кого прельстить?

Не весел, не забавен:

За что меня любить?

Простое сердце, чувство —

Для света ничего.

Там надобно искусство —

А я не знал его!

(Искусство величаться,

Искусство ловким быть,

Умнее всех казаться,

Приятно говорить.)

Не знал — и ослепленный

Любовию своей,

Желал я, дерзновенный,

И сам любви твоей!

Я плакал — ты смеялась,

Шутила надо мной,

Моею забавлялась

Сердечною тоской!

Надежды луч бледнеет

Теперь в душе моей…

Уже другой владеет

Навек рукой твоей!..

Будь счастлива, покойна,

Сердечно весела,

Судьбой всегда довольна,

Супругу — ввек мила!

Во тьме лесов дремучих

Я буду жизнь вести,

Лить токи слез горючих,

Желать конца — прости!

Пой во мраке тихой рощи,

Нежный, кроткий соловей!

Пой при свете лунной нощи!

Глас твой мил душе моей.

Но почто ж рекой катятся

Слезы из моих очей,

Чувства ноют и томятся

От гармонии твоей?

Ах! я вспомнил незабвенных,

В недрах хладныя земли

Хищной смертью заключенных;

Их могилы заросли

Все высокою травою.

Я остался сиротою,

Я остался в горе жить,

Тосковать и слезы лить!..

С кем теперь мне наслаждаться

Нежной песнию твоей?

С кем природой утешаться?

Всё печально без друзей!

С ними дух наш умирает,

Радость жизни отлетает;

Сердцу скучно одному:

Свет — пустыня, мрак ему.

Скоро ль песнию своею,

О любезный соловей,

Над могилою моею

Будешь ты пленять людей?

Мы желали — и свершилось!..

Лиза! Небо любит нас.

Постоянство наградилось:

Ты моя! — Блаженный час!

Быть счастливейшим супругом,

Быть любимым и любить,

Быть любовником и другом…

Ах! я рад на свете жить!

Рад терпеть, чего не можно

В здешней жизни избежать;

Рад и плакать, если должно

Смертным слезы проливать.

Нежность горе услаждает;

Дружба милою рукой

Слез потоки отирает

И вселяет в грудь покой.

Будь единственным предметом

Страсти сердца моего!

Я навек простился с светом,

Мне наскучил шум его.

Пусть Прелесты там сияют

Блеском хитростей своих;

Пусть они других прельщают;

Пусть другие любят их!

Было время заблуждений;

Я как бабочка летал

Вкруг блестящих привидений —

Сердца в мраморе искал!

Сон исчез — и я увидел,

Что игрушкой хитрых был;

Всех Прелест возненавидел

И невинность полюбил.

Ты одна любви достойна;

Я нашел, чего искал,

И душа моя спокойна.

Всё сбылось, чего желал!

Свет забудет нас с тобою —

Что нам нужды, Лиза, в нем?

Мы с любовию одною

Век без скуки проживем.

Нет, полно, полно! впредь не буду

Себя пустой надеждой льстить

И вас, красавицы, забуду.

Нет, нет! что прибыли любить?

Любил я резвую Плениру,

Любил веселую Темиру,

Любил и сердцем и душой.

Они шутили, улыбались,

Моею страстью забавлялись;

А я — я слезы лил рекой!

Нет, полно, полно! впредь не буду

Себя пустой надеждой льстить

И вас, красавицы, забуду.

Нет, нет! что прибыли любить?

Мне горы золота сулили;

Надейся! — взором говорили.

Пришло к развязке наконец…

И что ж? мне двери указали!

Учись знать шутку, друг! — сказали…

Они смеются!.. я глупец!

Нет, полно, полно! впредь не буду

Себя пустой надеждой льстить

И вас, красавицы, забуду.

Нет, нет! что прибыли любить?

Тот ввек несчастлив будет с вами,

Кто любит прямо, не словами.

Вам мило головы кружить,

Играть невинными сердцами,

Дарить нас рабством и цепями

И только для тщеславья жить.

Нет, полно, полно! впредь не буду

Себя пустой надеждой льстить

И вас, красавицы, забуду.

Нет, нет! что прибыли любить?

Ах! лучше по лесам скитаться,

С лапландцами в снегу валяться

И плавать в лодке по морям,

Чем быть плаксивым Селадоном,

Твердить «увы» печальным тоном

И ввек служить потехой вам!

Нет, полно, полно! впредь не буду

Себя пустой надеждой льстить

И вас, красавицы, забуду.

Нет, нет! что прибыли любить?

Всяк в своих желаньях волен —

Лавры! вас я не ищу;

Я и мирточкой доволен,

Коль от милой получу.

Будь мудрец светилом мира,

Будь герой вселенной страх,

Рано ль, поздно ли, Темира,

Всяк истлеет, будет прах!

Розы ль дышат над могилой,

Иль полынь на ней растет, —

Всё равно, о друг мой милый!

В прахе чувствия уж нет.

Прочь же, скука! прочь, забота!

Вспламеняй, любовь, ты нас!

Дни текут без поворота;

Дорог, дорог каждый час!

Может быть, в сию минуту,

Милый друг, всесильный рок

Посылает парку люту

Дней моих прервати ток.

Ах! почто же медлить боле

И с тоскою ждать конца?

Насладимся мы, доколе

Бьются в нас еще сердца!

Стонет сизый голубочек,

Стонет он и день и ночь;

Миленький его дружочек

Отлетел надолго прочь.

Он уж боле не воркует

И пшенички не клюет;

Всё тоскует, всё тоскует

И тихонько слезы льет.

С одной ветки на другую

Перепархивает он

И подружку дорогую

Ждет к себе со всех сторон.

Ждет ее… увы! но тщетно, —

Знать, судил ему так рок!

Сохнет, сохнет неприметно

Страстный, верный голубок.

Он ко травке прилегает,

Носик в перья завернул,

Уж не стонет, не вздыхает —

Голубок… навек уснул!

Вдруг голубка прилетела,

Приуныв, издалека.

Над своим любезным села,

Будит, будит голубка;

Плачет, стонет, сердцем ноя,

Ходит милого вокруг,

Но… увы! прелестна Хлоя!

Не проснется милый друг!

Ах! когда б я прежде знала,

Что любовь родит беды́,

Веселясь бы не встречала

Полуночныя звезды!

Не лила б от всех украдкой

Золотого я кольца;

Не была б в надежде сладкой

Видеть милого льстеца!

К удалению удара

В лютой, злой моей судьбе

Я слила б из воска яра[77]

Легки крылышки себе

И на родину вспорхнула

Мила друга моего;

Нежно, нежно бы взглянула

Хоть однажды на него.

А потом бы улетела

Со слезами и тоской;

Подгорюнившись бы села

На дороге я большой;

Возрыдала б, возопила:

«Добры люди! Как мне быть?

Я неверного любила…

Научите не любить».

Тише, ласточка болтлива!

Тише, тише; полно петь!

Ты с зарею вновь счастлива,—

Ах, а мне пришло терпеть!

Я расстаться должен с милой

На заре, к моим слезам…

О луна! твой свет унылый

Краше солнышка был нам!

Тише, ласточка болтлива!

Тише, тише; полно петь!

Ты с зарею вновь счастлива,—

Ах, а мне пришло терпеть!

Знать, и сонная мечтала

О любови ты своей:

Ты к утехам рано встала,

А я к горести моей!

Тише, ласточка болтлива!

Тише, тише; полно петь!

Ты с зарею вновь счастлива,—

Ах, а мне пришло терпеть!

О, когда б и ты имела

Участь, равную со мной,

Ты б молчала, а не пела

И встречала день с тоской.

Птичка, вырвавшись из клетки,

Долго в воздухе кружит

И зеленой даже ветки,

Быв напугана, дрожит.

Далеко гнездо свивает,

Не глядит на мягкий дерн,—

По несчастию, уж знает,

Что, где роза, там и терн.

Всем, кто чувствует, в природе

Мила вольность дорога,

Лишь любовник во свободе

Видит злейшего врага.

Он, смотря на те оковы,

В коих долго так стенал,

Всякий день досады новы

От жестокой получал.

Воздыхает и, слезами

Окропя их, говорит:

Не хочу расстаться с вами,

Пусть любезна уморит.

Коль надежду истребила

В страстном сердце ты моем,

Хоть вздохни, тиранка мила,

Ты из жалости по нем!

Дай хоть эту мне отраду,

Чтоб я жизнь мою влачил,

Быв уверен, что в награду

Я тобой жалеем был!

Если б в нашей было воле

И любить и не любить —

Стал ли б я в злосчастной доле

Потаенно слезы лить?

Нет! на ту, котора к гробу,

Веселясь, мне кажет путь,

За ее жестокость, злобу,

Не хотел бы и взглянуть.

Но любовь непостижима!

Будь злодейкою моей —

Будешь всё боготворима,

Будешь сердцу всех милей!

О жестока!.. о любезна!

Смейся, смейся, что терплю.

Я достоин — участь слезна!

Презрен, стражду и… люблю!

  Пой, скачи, кружись, Параша!

  Руки в боки подпирай!

  Мчись в веселии, жизнь наша!

  Ай, ай, ай, жги![78] — Припевай!

Мил, любезен василечек

Рви, доколе он цветет;

Солнце за́йдет, и цветочек…

Ах! увянет, опадет!

  Пой, скачи, кружись, Параша!

  Руки в боки подпирай!

  Мчись в веселии, жизнь наша!

  Ай, ай, ай, жги! — Припевай!

Соловей не умолкает,

Свищет с Утра до утра́:

Другу милому, он знает,

Петь одна в году пора.

  Пой, скачи, кружись, Параша!

  Руки в боки подпирай!

  Мчись в веселии, жизнь наша!

  Ай, ай, ай, жги! — Припевай!

Кто, быв молод, не смеялся,

Не плясал и не певал,

Тот ничем не наслаждался,—

В жизни не жил, а дышал.

  Пой, скачи, кружись, Параша!

  Руки в боки подпирай!

  Мчись в веселии, жизнь наша!

  Ай, ай, ай, жги! — Припевай!

Всех цветочков боле

  Розу я любил;

Ею только в поле

  Взор мой веселил.

С каждым днем милее

  Мне она была;

С каждым днем алее,

  Всё как вновь, цвела.

Но на счастье прочно

  Всяк надежду кинь;

К розе, как нарочно,

  Привилась полынь.

Роза не увяла —

  Тот же самый цвет;

Но не та уж стала:

  Аромата нет!..

Хлоя! Как ужасен

  Этот нам урок!

Сколь, увы! опасен

  Для красы порок!

Куда мне, сердце страстно,

Куда с тобой бежать?

Здесь должен я всечасно

Печаль мою скрывать.

Друзья мои пеняют,

Что я всегда уныл;

Увы! они не знают,

Таков ли прежде был!

Ах! некогда на лире

И я, резвясь, играл;

И я путь скромный в мире

Цветами устилал.

О, грустно вспоминанье!

Не медлим ни часа́ —

Пойдем сокрыть стенанье

В дремучие леса.

Там горестью глубокой

Никто не укорит,

Ни имени жестокой

При мне не повторит.

Пускай один с тобою

Я буду горевать,

И непрестанно Хлою

Винить, обожать.

Юность, юность! веселися,

Веселись, пока цветешь;

Пой, пляши, люби, резвися!

Ах! и ты как тень пройдешь!

Други, матери-природы

Слышите ль приятный глас?

Составляйте ж хороводы,

Пойте, ваш доколе час.

В жизнь однажды срок утехам,

Пролетя, не при́дут вновь!

Дайте руку играм, смехам,

Призовите и любовь.

А певца, который с вами

Уж резвиться устарел,

Увенчайте хоть цветами,

Чтоб еще он вам пропел.

Юность, юность! веселися,

Веселись, пока цветешь;

Пой, пляши, люби, резвися!

Ах! и ты как тень пройдешь!

О любезный, о мой милый!

Где ты власть небесну взял?

Ты своей волшебной силой

Нову жизнь и душу дал.

Прочь, печали и напасти!

Прочь, заботы! — вас уж нет!

Покоряся нежной страсти,

Я гляжу на новый свет.

Всё в нем лучше, веселее,

Всё об милом говорит;

Даже солнышко светлее

Для меня теперь горит;

Даже я сама кажуся,

Милый, лучше от тебя;

Величаюся, горжуся,

Больше чувствую себя;

Лучше, кажется, играю

И приятнее пою;

Всё мне рай и всем питаю

Страсть, любовь к тебе мою —

Страсть, навеки воспаленну!

Что скажу я наконец?..

Ты украсил всю вселенну,

Ты мой ангел, мой творец!

«Что с тобою, ангел, стало?

Не слыхать твоих речей;

Всё вздыхаешь! а бывало,

Ты поешь, как соловей».

— «С милым пела, говорила,

А без милого грущу;

Поневоле приуныла:

Где я милого сыщу?»

— «Разве милого другого

Не найдешь из пастушков?

Выбирай себе любого,

Всяк тебя любить готов».

— «Хоть царевич мной прельстится,

Всё я буду горевать!

Сердце с сердцем подружится —

Уж не властно выбирать».

Уже близка минута

Разлуки моея;

Прости, прости, Анюта,

Уж скоро еду я.

Расставшися с тобою,

Расстанусь я с душою;

А ты, мой друг, кто знает,

Ты вспомнишь ли меня.

Позволь мне в утешенье

Хоть песенкою сей

Открыть мое мученье

И скорбь души моей.

Пусть за меня в разлуке

Она напомнит муки, —

А ты, мой друг, кто знает,

Ты вспомнишь ли меня.

Моря переплывая,

Меж камней, между гор,

Тебя лишь, дорогая,

Искать мой станет взор.

С кем встречусь, лишь одною

Займу его тобою;

А ты, мой друг, кто знает,

Ты вспомнишь ли меня.

Лесок, деревня, поле,

Всё вспомнит предо мной

Места, где в тихой доле

Был счастлив я с тобой.

Всё мне тебя представит;

Всё слезы лить заставит;

А ты, мой друг, кто знает,

Ты вспомнишь ли меня.

Вот лес, скажу, унылый,

Где вдруг ты стала зла,

Потом улыбкой милой

Знак к миру мне дала.

Там я с тобой встречался;

Здесь я тобой прельщался;

А ты, мой друг, кто знает,

Ты вспомнишь ли меня.

Предвижу, как в оковы

Сердца к тебе летят;

Сулят утехи новы,

Быть верными сулят.

Увы, зря их мученье,

Их ласки, обоженье,

Увы, мой друг, кто знает,

Ты вспомнишь ли меня.

Хоть вспомни, как тобою

Томится грудь моя,

И что, лишась покою,

Не льщусь надеждой я.

Ах, вспомни всё мученье

И это разлученье,—

Мой друг! Мой друг, кто знает,

Ты вспомнишь ли меня.

Здесь, под тенью древ ветвистых,

Ручей быстрый где течет

И в струях прозрачных, чистых,

Золотой песок влечет;

  Где при бледном лунном свете

  Можно в вольности стенать —

  Здесь, забыв о целом свете,

  Стану грусть мою вещать.

Как дыхания зефирны,

Ручей! льется твой кристалл;

В нем мне зрятся дни те мирны,

В кои Клои я не знал.

  Клоя!.. сколько ни гордится

  Роза, красота садов,—

  Но, узрев тебя, стыдится

  Слабости своих цветов.

И с толикой красотою

Можно ль столь суровой быть,

Чтоб, лишив меня покою,

После злобно изменить?

  Вспомни, как, сидя с несчастным

  На дерновой сей скамье,

  С вздохом нежным, с вздохом страстным

  Ты сказала тихо мне:

«Прежде, нежели увянет

Страсть моя к тебе, Дорит,

Ручей литься сей престанет».

Клоя!.. он еще журчит!

  Он журчит еще в сей вечер.

  От моих мутится слез;

  Клятвы ж Клои буйный ветер

  С счастием моим унес.

Может быть, когда промчится

Слух, меня что в свете нет, —

Горесть в грудь твою вселится

И на гроб мой приведет.

  Вспомнишь ты тогда мой пламень,

  Кровь вся в сердце закипит;

  Слезы канут; хладный камень

  Томны вздохи повторит.

В поднебесье раздается

Звонкий, нежный голосок;

Птичка резво в небе вьется

И порхает, где прудок.

    Вдоль летает,

    То виляет

Вдоль, и вверх, и поперек, (2)

    И туда,

    И сюда.

Мила ласточка, здорово!

К нам с тобой утеха нова!

К нам весна спешит с тобою,

Чтоб забавы породить;

Ты порхай всегда над мною,

Вей гнездо, где буду жить

    Я весною

    С дорогою.

Ты весну ведешь с собою; (2)

    Ах! она

    Мне мила!

Мила ласточка… и т. д.

Сизокрылой голубочек

И с голубкою своей

Сядет, сядет на кусточек

Перед Лизанькой моей.

    Он подружку,

    Я пастушку

Станем нежно целовать. (2)

    Он в носок,

    Я в роток!

Мила ласточка… и т. д.

Над душистыми цветами

Пестры бабочки летят

И узорными крылами

Игры, смехи к нам манят.

    Тут лилеи;

    Им милее

Розы Лизаньки моей. (2)

    Игры с ней,

    Смехи к ней!

Мила ласточка… и т. д.

И кусточки распушатся,

Зелень уберет поля;

Спешу с Лизой прогуляться

Я в цветущие луга,

    И в лесочек

    Под кусточек

Отдохнуть мы с ней зайдем. (2)

    Буду с ней,

    Счастлив ей!

Мила ласточка, здорово!

К нам с тобой утеха нова!

Неман, реченька любезна

Для чувствительной души!

Дай раздаться песне слезной;

Шумом волн ты не глуши!

Дай, чтоб эхо повторяло

Песнь унылую со мной!..

Хоть бы эхо сострадало

Отягченному бедой.

На брегах уединенных,

Дикой милых красотой,

Белой пеною смоченных,

Дай найти себе покой!

Дай дрожащею рукою

Имя камню мне предать,

Окропить его слезою…

Не дерзай его смывать!

И тебе б слезу поверил —

Ты далек от дорогой,

Не туда течешь; назначен

Путь иной тебе судьбой.

Если ж здесь моя драгая

Будет снова обитать,

На брегах твоих гуляя,

Сядет в травке отдыхать, —

Во́лну шли ты за волною!

Можешь с шумом их катить,

Чтоб, заняв ее собою,

След любви моей явить.

Видел со́сну наклоненну

Над твоею я водой;

Узришь со́сну украшенну

Горлиц страстною четой —

И не в дикой уж пустыне

Разольешь струи свои;

Будет образ тут отныне

Постоянства и любви.

Ах! луга, луга зелены,

Где так часто я гулял,

Где веселий миллионы

С милой Аннушкой вкушал!

Лес дремучий, лес тенистый,

Что от зноя нас скрывал!

Ручеек прозрачный, чистый,

Что по камешкам журчал!

О места, что столько милы

Мне казались прежде с ней!

Стали вы теперь унылы,

Нет уж мне приятных дней!

Лишь она мне изменила,

Изменило всё мне вдруг;

Вид природа пременила,

Весь поблек зеленый луг.

Ручеек, что быстро лился

Меж цветущих берегов,

Уж теперь остановился;

Нет вокруг его цветов!

Птички прежде сладко пели,

Вили гнездышки в лесах;

Но теперь все улетели,

Я один лишь здесь в слезах!

Листья со древес упали —

Нет нигде ни в чем отрад!

Мрачны дни зимы настали,

Рай мне стал — ужасный ад.

Я слыхал: в Москве пространной

Много злата и сребра;

Град престольный, град избранный;

Много всякого добра!

На клячонке я собрался

На Москву хоть посмотреть;

Катеньке там обещался

Я на девок не глядеть.

Ах! мой ангел, успокойся!

С кем могу тебя сравнить?

Будь уверена, не бойся:

Буду век тебя любить.

Признаюсь тебе, я встретил

Множество в Москве девиц;

Но божусь, что не приметил

Я тебе подобных лиц.

Как-то щеки их краснее

Щечек кругленьких твоих,

Но ты их сто раз милее;

Что-то всё не так у них!

Здесь огромные палаты,

Много, много здесь всего!

Люди всем в Москве богаты,

Нет лишь счастья одного.

Ворочусь-ко в деревушку

На клячонке я своей!

Там оставил я подружку,

Привезу гостинцу ей.

Ленточку я голубую

В знак любви Катюше дам;

За подарок поцелую,

И найду я счастье там.

Намедни в рощице гуляя,

Где птички порхали одне,

Там песни соловья внимая,

Вдруг что-то грустно стало мне.

Невольным образом вздохнувши,

Я с горя к речке подошел,

И, на ветвистый дуб взглянувши,

Под тень на бережок я сел.

Луна свой вид изображала

В студеной зе́ркальной реке

И тихи воды посребряла,

А соловей пел вдалеке.

То громко пел, то очень нежно,

То жалобно он тосковал.

Я, слушая его прилежно,

В задумчивость глубоку впал.

Меж тем он, в рощице летая,

На дуб ветвистый прилетел,

И, душу томну услаждая,

Еще, еще нежнее пел.

Из глаз вдруг слезы покатились

И облегчили грудь мою;

Слезами чувства освежились —

Я обратился к соловью.

«Ужель и ты несчастье знаешь,

Любезный, милый соловей?

Иль только мне лишь сострадаешь

Ты в горькой участи моей?

Я матери, отца лишился,—

В слезах ему я говорил,—

А там — жестокою пленился

И без надежды полюбил!..

Но ты, мой друг, о чем сгрустился,

И отчего ты так уныл?»

— «Я с милой, с милой разлучился:

Я только для нее и жил!

Она вечор мне изменила!

Я муку лютую терплю;

Она другого полюбила,

А я так всё ее люблю!»

Пропел и полетел тихонько

Неверную свою искать;

А я, вздохнув, пошел легонько

Домой по милой тосковать.

Пришел — и легкий сон на время

Плениру предо мной явил.

Проснулся я и зол всех бремя

Еще сильнее ощутил.

Лейтесь, слезы, вы ручьями!

Дайте сердцу отдохнуть.

Мне назначено судьбами

Ввек в несчастии тонуть.

Но почто вооружился

Ты, злой рок, против меня?

Ах! давно ль отца лишился?

Уж в земле и мать моя!

Нет родителей со мною!

Парка их пресекла дни.

Я остался сиротою;

Горести со мной одни!

О любовь! ты подкрепляла

Дух, размученный тоской;

Сердце ты еще питала,

Облегчая жребий мой.

А теперь меня лишаешь

И последних ты утех;

К горю горе прибавляешь —

Ты несчастий злее всех!

Ты, кем я горю, пылаю,

Кем привязан к жизни сей;

Ты, кого я почитаю

Божеством души моей!

Страсть мою ты презираешь!..

Нет уж боле сил терпеть.

Знать, ты смерти мне желаешь —

Мне не трудно умереть.

Кто, как я, с тобою страстен,

Чья вся жизнь лишь бед полна,

Ах! тому, кто столь несчастен,

Смерть не может быть страшна.

Я надежды всей лишился:

Без надежды можно ль жить?

Если ж я страдать родился,

Жизнь я властен прекратить.

Жизнь! тебя я покидаю…

К вам, родители, иду;

Смерть с веселием встречаю —

В ней я счастие найду.

Я вечор в лугах гуляла,

Грусть хотела разогнать

И цветочков там искала,

Чтобы к милому послать.

Долго, долго я ходила:

Погасал уж солнца свет;

Все цветочки находила,

Одного лишь нет как нет!

Нет! Цветочка дорогого

Я в долинах не нашла;

Без цветочка голубого

Я домой, было, пошла.

Шла домой с душой унылой;

Недалёко от ручья

Вижу вдруг цветочек милый:

Вмиг его сорвала я!

Незабудочку сорвала —

Слезы покатились вдруг.

Я вздохнула и сказала:

«Не забудь меня, мой друг!

Не дари меня ты златом,

Подари лишь мне себя:

Что в подарке мне богатом?

Ты скажи: люблю тебя!»

Тише, громкий соловей!

Чу… там, в хижинке моей,

    Раздается

    И несется

Зе́фиром, сквозь сей лесок,

Моей Кати голосок!

Как малиновка весной,

Перед утренней зарей,

    Распевает

    И пленяет

Всех мелодией своей, —

Так он мил душе моей!

Дай подкра́дуся к окну

И на милую взгляну!

    Как день майский

    Тихий, райский,

Катенька моя мила;

Так тиха, так весела!

А когда взгрустнется ей

И она в тоске своей

    Потихоньку,

    Полегоньку

Нежну песенку поет —

Сколько новых в ней красот!

Иль когда, за клавесин

Севши, томный андантин

    Заиграет

    И пленяет

Всех, кому душа дана,—

С кем сравняется она?

С кем!.. Нет в свете Катей двух!

Катенька, мой милый друг!

    Владей мною;

    Я с тобою

Всех счастливее царей:

Ты душа души моей!

Тс… тс… она встала, воздохнула,

На окно ко мне взглянула,

    Покраснела,

    Побледнела…

Я лечу в объятья к ней…

Громче, тихий соловей!

Недавно я на лире

Уныло, томно пел,

Что я доселе в мире

Подруги не имел.

Я милую имею

И горесть всё терплю;

Но, ах, сказать не смею,

Что я ее люблю!

Лишь то в душе твердится,

Что всех она милей;

И мысль моя стремится

К владычице моей.

Стремится!.. Умножает

Страданье тем мое;

Но, ах, она не знает,

Что я люблю ее!

Как с милой я бываю,

Я весел — и грущу;

Сказать «люблю» желаю,

И слов я не сыщу.

То взор ее пленяет,

То сердце рвет мое,

Но, ах, она не знает,

Что я люблю ее!

Пусть дух томится страстный!

Мне льзя ли не любить?

О, если б я прекрасной

Возмог любезным быть!

Блаженство с чем равняться

Тогда могло б мое?

Но смею ль ей признаться,

Что я люблю ее?

Ох! вы славные русски кислы щи,

Вы медвяные щи, пузырные!

Для чего вы, щи, скоро киснете

Среди поры-время теплого?

Что поутру вы, щи, запенилися,

О полудни, щи, поспевали вы,

А при вечере и окиснули.

Ах! ты молодость, моя молодость,

Ты разгульная и веселая!

Для чего скоро, ах, проходишь ты

Середи житья да привольного?

Что давно ли то было времечко,

Как я молод был молодешенек,

И легок и бодр, будто добрый конь?

А теперь я начал уже стариться,—

Проскакал конек поле чистое,

Доскакал конек до крутой горы,

По горе коньку, знать, шажком идти.

Катя в рощице гуляла,

Друга милого искала,

Кой клялся ее любить,

Всякий вечер с нею быть.

Но уж солнце закатилось,

Небо ясное затмилось,

На цветы роса падет,

А сердечный друг нейдет!

Уж и полночь наступает,

И над рощею сияет

В мраке полная луна,

Катя в роще — всё одна.

Всё одна и понапрасну,

Обольщая душу страстну,

Друга ищет, друга ждет,

Другу голос подает.

Друг нейдет — и всё немило:

Сердце в Кате приуныло;

Стала Катя тосковать,

И не знала — что начать!

Руки белые ломила,

То стояла, то ходила,

То смотрела сквозь лесок

И кляла свой лютый рок.

«Милый!» — Катя говорила.

«Милый», — роща повторила.

«Иль пришла моя беда?»

Отвечала роща: «да!»

Катя вдруг остановилась,

Испугалась — чувств лишилась;

И казалось ей в тот час,

Что и лунный свет погас.

Мысли все у ней смутились,

Слезы градом покатились:

Исчезал огонь в глазах

И румянец на щеках.

Роща стала ей ужасна;

И без друга Катя страстна,

Заливаяся слезой,

Понесла тоску домой.

За горами, за долами,

За лесами, меж кустами

  Лужочек там был. (2)

На лужке росли цветочки,

Вокруг милы ручеечки

  Блистали в струях. (2)

Птички нежны песни пели,

Слышны там были свирели,

  Соловей свистал. (2)

Вся природа веселилась,

И утеха там резвилась,

  Веял ветерок. (2)

Недалёко был там холмик,

А на холмике был домик,

  На всей красоте. (2)

Подле домика дубочек,

Где сидел душа-молодчик

  В кручине, в тоске. (2)

Поджав рученьки сидел,

На цветочек всё смотрел —

  Песенку запел. (2)

Ах! ты, милая моя!

Миловидная моя!

  Скушно без тебя. (2)

Все кусточки и листочки,

И прекрасные цветочки

  Здесь не веселят. (2)

Они грусть лишь умножают,

Мне тебя напоминают,

  Как резвились здесь. (2)

Мы играли в мотылечки,

И любовь плела веночки

  Всякий вечерок. (2)

Целовались, миловались, —

Птички, глядя, любовались,

  Как любились мы. (2)

А теперь в несносной скуке,

Душенька, с тобой в разлуке —

  В смертельной тоске. (2)

Нет минуты, ни часа́,

Чтоб не зрелася краса

  В сих твоя местах. (2)

Где всегда часто гуляли,

Песенки с тобой певали,

  Сидя на траве. (2)

Вдали эхо раздавалось,

И сердечко восхищалось

  Среди всех отрад. (2)

Без тебя здесь всё не мило —

Всё не мило, всё постыло;

  Скрылся свет от глаз. (2)

Сердце ноет, ноет, ноет;

Во разлуке плачет, стонет

  Добрый молодец. (2)

Не тужи, не плачь, детинка:

Ты мне жалок, сиротинка!

  Увижусь с тобой — (2)

Опять будем мотылечки,

И по-прежнему дружочки

  С тобой, милый друг. (2)

Солнце на закате,

Время на утрате —

    Сем-ка, девки, на лужок,

    Где муравка, где цветок.

Где мы вечером резвились,

В хороводе веселились;

    Ну-тка, примемтесь опять

    Ту ж игорку продолжать!

Собирались, разыгрались,

На лужку все расплясались,

    При приятной тишине,

    Под березками одне.

Вдруг стал слышен голосок —

Раздалось эхо в лесок;

    «Ах! красавица милая!

    Светик, радость, дорогая!

Где ты, где ты? ах! ау!

Без тебя я здесь умру;

    Твой глазок меня не видит;

    Знать, он ныне ненавидит».

Вдруг все девки спохватились,

И домой все торопились;

    Лишь Анютушка, дружок,

    Тут присела на лужок.

Из цветов венок вила,

Будто милого ждала.

    Не успела скласть в пучочки,

    Как выходит из-за речки

Парень милый, красячок,

Милый Аннушкин дружок;

    Подошед, к ручке прилег,

    У Анюты сердце ёк.

Щечки розаном покрылись;

Сердце сердцу покорились.

    Ах! любовь — счастье одно

    От природы нам дано.

Сколько раз, жестокий, клялся

Лишь одну меня любить!

Сколько разум твой старался

Мне одной любезным быть!

Души нежной слабость видя,

Ты заставил дух пылать

В той, кто, всё возненавидя,

Тебе тщилась угождать.

Но теперь ту презираешь,

Кого богом своим звал,

И другой всё то вещаешь,

Чем меня к любви склонял.

Иль на то тебе, неверный,

Над собой дала я власть,

Чтоб холо́дностью безмерной

Наградил мою ты страсть?

О, любовь, царица света!

Отомщай ты за меня!

Убегай того предмета,

Кому жертвой стала я.

Но покой напрасно льщуся

В его казни я найтить;

Лишь тем больше сокрушуся.

Нет! ему не в силах мстить.

Ах! как скучно жить в разлуке

С тою, кто души милей!

Нет ни доли, нет ни муки,

Чтоб могла сравниться с ней!

И несчастие прелестно

Для того, кто с дорогой;

А тому ничто не лестно,

Кто не зрит ее с собой.

Нет другого нам блаженства,

Как, любя, любиму быть;

Нет и в счастьи совершенства,

Коль нельзя его делить!

Если б я и над вселенной

Вдруг явился господин —

От любезной отлученный,

Буду я везде один.

Сколько слава ни пленяет,

Хотя тьму сулит наград,

Но таких не доставляет,

Как любовна страсть, отрад.

И в порфире на престоле

Мира грозные судьи

У красавицы в неволе

Часто жертвуют любви.

Утекайте, злы минуты,

И промчите грусть мою!

Уносите вздохи люты

И с слезами, кои лью!

О владыки всего света!

Дайте милую обнять!

У ног милого предмета

Дайте рай скорей вкушать!

Нину видеть повсечасно,

Не страшась разлуки с ней,

И, ее пленяя страстно,

День от дня ей быть милей, —

Вот каких я благ желаю!

Нет иных уж для меня.

Всё вам, смертны, уступаю;

Будь лишь Нина век моя!

Без затей, в простом обряде,

Дома с Ниной жить мне — рай;

С нею в поле иль во граде

Мне любезен всякий край.

    С ней убожества не знаю;

    Всё по мне и всё на нрав.

    Нина тут — я не скучаю;

    Нины нет — и нет забав!

Мы участье принимаем

С нею равное во всем;

В черный день не унываем,

В красный пляшем и поем.

    Чужой доле не ревнуем,

    И, природы чтя предел,

    На богов не негодуем,

    Что не знатен наш удел.

При заре вечерней, ясной,

Когда дум нет в голове,

С Ниной милой и прекрасной

Мы гуляем на траве.

    Там с ней взапуски резвлюся;

    Она бегает за мной,

    Я за нею волочуся:

    Ах! чем купишь час такой!

Деньги — бедная награда

За свободу, за любовь;

Пышность — слабая отрада,

Когда в нас пылает кровь.

    Пусть фортуны обольщенье

    Весь морочит род людей;

    Нина, ты мое прельщенье,

    Ты краса судьбы моей!

Твоя скромность и приятство,

Речь, улыбка, страстный взор —

Вот одно мое богатство!

Всё другое в свете — вздор.

    Кучей денег кто гордится,

    Тот пускает пыль в глаза;

    И сквозь золото катится

    Часто горькая слеза.

Прости! я обнимаю

Тебя в последний раз,

Печали век встречаю

Утех за краткий час.

Лети в страну далеку,

Лети других пленять;

Счастливу следуй року,

Оставь меня страдать!

Мои красы завянут,

Я выучусь тужить;

Тебя хвалить все станут,

А я одна любить.

Я к сердцу мне драгому

От сердца весть пошлю;

Уста мои другому

Не скажут: я люблю!

Нет, чувств иных не знаю,

Как собственно твои,

И к ним я применяю

Все склонности мои.

Коль счастлив ты — я рада,

Коль грустен — я крушусь;

Твой смех — моя отрада;

Заплакал ты — я рвусь.

Вся мысль моя, ты знаешь,

Тебе принадлежит;

Ты сердцем обладаешь,

Оно к тебе лежит.

За всё мое пристрастье

Одну меня люби;

Почту себе за счастье

И вид один любви.

Без тебя, моя Глафира,

Без тебя, как без души,

Никакие царства мира

Для меня не хороши.

Мне повсюду будет скучно,

Не могу я быть счастли́в;

Будь со мною неразлучно,

Будь со мной, доколе жив!

Ни богатства не желаю,

Ни в большие господа;

Всё другим то уступаю,

Будь лишь ты со мной всегда.

Вот одно мое желанье!

У меня другого нет;

Без тебя — вся жизнь страданье,

Без тебя — пустыня свет.

Я люблю тебя всех боле,

Я люблю одну тебя;

В толь приятной сердцу доле

С кем сравняю я себя?

Ах! ни с кем, ни с кем, конечно!

Только ты люби меня;

Буду счастлив, будешь вечно

Ты мой друг и жизнь моя!

Уж как пал туман на сине море,

А злодейка-тоска в ретиво сердце;

Не сходить туману с синя моря,

Уж не выдти кручине из сердца вон.

Не звезда блестит далече в чистом поле,

Курится огонечек малешенек:

У огонечка разостлан шелковый ковер,

На коврике лежит удал добрый молодец,

Прижимает белым платом рану смертную,

Унимает молодецкую кровь горячую.

Подле молодца стоит тут его добрый конь,

И он бьет своим копытом в мать сыру землю,

Будто слово хочет вымолвить хозяину:

«Ты вставай, вставай, удалой добрый молодец!

Ты садися на меня, на своего слугу,

Отвезу я добра молодца в свою сторону,

К отцу, к матери родимой, роду-племени,

К милым детушкам, к молодой жене».

Как вздохнет удалой добрый молодец —

Подымалась у удалого его крепка грудь;

Опускались у молодца белы руки,

Растворилась его рана смертная,

Пролилась ручьем кипячим кровь горячая.

Тут промолвил добрый молодец своему коню:

«Ох ты, конь мой, конь, лошадь верная,

Ты товарищ моей участи,

Добрый пайщик службы царския!

Ты скажи моей молодой жене,

Что женился я на другой жене;

Что за ней я взял поле чистое,

Нас сосватала сабля острая,

Положила спать калена стрела».

Молчите, струйки чисты,

И дайте мне вещать;

Вы, птички голосисты,

Престаньте воспевать.

Пусть в рощах раздаются

Плачевные слова!

Ручьями слезы льются,

И стонут дерева.

    * * *

Ты здесь, моя отрада,

Любезной пастушок,

Со мной ходил от стада

На кру́той бережок.

Я здесь с тобой свыкалась

От самых лет младых

И часто наслаждалась

Любовных слов твоих.

    * * *

Уж солнышко спустилось

И село за горой,

И поле окропилось

Вечернею росой.

Я в горькой скуке трачу

Прохладные часы

И наеди́не плачу,

Лишась твоей красы.

    * * *

Целую те пруточки,

С которых ты срывал

Прекрасные цветочки

И мне пучки вязал;

Слезами обливаю

Зеленые листы,

В печали презираю

Приятные плоды.

    * * *

Я часто вижу властно

Тебя во древесах;

Бегу туда напрасно,

Хочу обнять в слезах.

Но только тень пустая

Меня, несчастну, льстит;

Смущаюся, теряя

Приятный мне твой вид.

    * * *

Лишь только ветр листами

Тихонько потрясет,

Я тотчас меж кустами

Тебя ищу, мой свет.

От всякой перемены

Всечасно я крушусь

И, муча слабы члены,

На каждой слух стремлюсь.

Не кидай притворных взоров и не тщись меня смущать,

Не старайся излеченны раны тщетно растравлять.

       Я твою неверность знаю

       И уж больше не пылаю

       Тем огнем, что сердце жгло.

       Уж и так в безмерной скуке,

       В горьком плаче, смертной муке

       Дней немало протекло.

Для чего ты в те минуты слов плачевных не внимал

И, гордясь своим обманом, от меня ты убегал?

       Вспомяни, как я страдала

       И везде тебя искала,

       Тщась неверность обличить;

       Но тогда ты пред иною,

       О жестокий! красотою

       Отрицался мя любить.

Ты сказать того не можешь, чтоб мой нрав пременен был.

Я тогда забыла клятвы, как уж ты свои забыл.

       Если б ты не пременялся

       И другою не пленялся —

       Я б вовек была твоя;

       Но когда ты стал неверен,

       Сколько лор был ни чрезмерен —

       Но исчезла страсть моя.

Будь счастли́в теперь иною; я не мышлю о тебе!

И не чувствую заразов ни малейших я в себе.

       Не великим поставляю

       Сей урон, что потеряю

       Я неверного в тебе;

       Ты ж со временем узнаешь,

       Что нелестную теряешь

       Ты любовницу во мне.

Размучен страстию презлою

И ввержен будучи в напасть,

Прости, что я перед тобою

Дерзну свою оплакать часть.

  Хотя твой милый взор, драгая!

  Мне остры стрелы в грудь бросая,

  Зрел действие своих побед,—

  Но ты еще того не знаешь,

  Колико мне ты причиняешь

  Несносных мук и лютых бед.

Я с той жестокой мне минуты,

Как первый раз тебе предстал,

Питаю в сердце скорби люты,

Питаю страсть, и пленник стал.

  Не видишь ты, как я смущаюсь,

  Как стражду, рвуся и терзаюсь

  И горьких слез потоки лью?

  Ты прежних дум меня лишила,

  Ты жизнь мою переменила,

  Тебя, как душу, я люблю.

Всегда тебя в уме встречаю,

А стретив, зреть тебя хочу;

И где тебя найтить лишь чаю,

Бегу туда, и там грущу.

  Места, где страсть моя родилась,

  Где кровь тобою вспламенилась,

  Свидетели тоски моей:

  Я в них тебя воспоминаю,

  Твое в них имя повторяю

  Стократно в памяти своей.

Теперь узнав себя подвластна

И частию владей моей;

Но сколько ты, мой свет! прекрасна,

Ты столько жалости имей,

  За скорбь в душе моей смертельну

  И рану в сердце неисцельну

  Хоть сладку мне надежду дай.

  Коль стыдно то сказать словами,

  Хотя прелестными глазами

  Скажи, скажи мне: уповай.

Сколько грусти и мученья нам бесплодна страсть сулит?

Сколько бедства и напастей всей любви нам предстоит?

      Коль судьбина не согласна

      С нежной волею сердец,

      На какой, мой свет! ты страстна,

      На какой, увы! конец?

Что в том пользы, дорогая, хоть равна у нас любовь?

Хоть однаким напоенна чувством наша жарка кровь?

      Тщетно сходны наши мысли,

      Рок противится любви:

      Ты своим меня не числи

      И оковы разорви.

Возвращай свою свободу, пусть один лишь я грущу;

Хоть останусь в злой печали, но тебя не возмущу.

      Удалясь очей любезных,

      В сих не буду жить местах.

      Ах! не трать ты в бесполезных

      Время вздохах и слезах.

Позабудь меня, драгая! позабудь меня, мой свет!

Так судьбой определено, нам в любови счастья нет.

      Мне рыдать повелевает

      О тебе ее устав;

      А тебя он осуждает

      Ожидать иных забав, —

Ничего со мной не тратишь, истребляя жар в крови,

Кроме нежности и сердца, постоянного в любви;

Сим не можешь быть довольна,

А иных достоинств нет, —

Лучшей части ты достойна,

Ожидай ее, мой свет.

Во селе, селе Покровском,

Среди улицы большой,

Разыгралась-расплясалась

Красна девица-душа,

Красна девица-душа,

Авдотьюшка хороша.

Разыгравшись, взговорила:

«Вы, подруженьки мои,

Поиграемте со мною,

Поиграемте теперь;

Я со радости с веселья

Поиграть с вами хочу:

Приезжал ко мне детинка

Из Санктпитера сюда;

Он меня, красну деви́цу,

Подговаривал с собой,

Серебром меня дарил,

Он и золото сулил.

«Поезжай со мной, Дуняша,

Поезжай, — он говорил, —

Подарю тебя парчою

И на шею жемчуго́м;

Ты в деревне здесь крестьянка,

А там будешь госпожа;

И во всем этом уборе

Будешь вдвое пригожа!»

Я сказала, что поеду,

Да опомнилась опять:

«Нет, сударик, не поеду, —

Говорила я ему, —

Я крестьянкою родилась,

Так нельзя быть госпожой;

Я в деревне жить привыкла,

А там надо привыкать.

Я советую тебе

Иметь равную себе.

В вашем городе обычай —

Я слыхала ото всех:

Вы всех любите словами,

А на сердце никого.

А у нас-то ведь в деревне

Здесь прямая простота:

Словом мы кого полюбим,

Тот и в сердце век у нас!»

Вот чему я веселюся,

Чему радуюсь теперь:

Что осталась жить в деревне,

А в обман не отдалась!»

Ты проходишь мимо кельи, дорогая,

Мимо кельи, где бедняк-чернец горюет,

Где пострижен добрый молодец насильно,

Ты скажи мне, красна девица, всю правду:

Или люди-то совсем уже ослепли,

Для чего меня все старцем называют?

Ты сними с меня, драгая, камилавку,

Ты сними с меня, мой свет, и черну рясу,

Положи ко мне на груди белу руку

И пощупай, как трепещет мое сердце,

Обливаяся всё кровью с тяжким вздохом;

Ты отри с лица румяна горьки слезы,

Разгляди ж теперь ты ясными очами,

Разглядев, скажи, похож ли я на старца?

Как чернец, перед тобой я воздыхаю,

Обливаяся весь горькими слезами,

Не грехам моим прощенья умоляю,

Да чтоб ты меня любила, мое сердце!

По горам, по горам,

  и я по горам ходила,

  и я по горам ходила.

Все цветы, все цветы,

  и я все цветы видела,

  и я все цветы видела.

Одного, одного,

  одного цвета нет как нет,

  одного цвета нет как нет.

Нет цвета, нет цвета,

  ах, нет цвета алого,

  ах, нет цвета алого.

Алого, алого,

  моего цвета прекрасного,

  моего цвета прекрасного.

По двору, по двору,

  и я по двору ходила,

  и я по двору ходила.

Всех гостей, всех гостей,

  и я всех гостей видела,

  и я всех гостей видела.

Видела, видела,

  одного гостя нет как нет,

  одного гостя нет как нет.

Нет гостя, нет гостя,

  ах, нет гостя милого,

  ах, нет гостя милого.

Милого, милого,

  моего друга любезного,

  моего друга любезного.

Аль ему, аль ему,

  аль ему ли служба сказана,

  аль ему ли служба сказана,

Аль ему, аль ему,

  аль ему ли государева,

  аль ему ли государева.

Али мне, али мне

  в своем доме воли нет,

  в своем доме воли нет.

Али мне, али мне

  послать было некого,

  послать было некого.

Я сама, я сама,

  я сама к другу поехала,

  я сама к другу поехала.

Я сама, я сама,

  я сама с другом простилася,

  я сама с другом простилася:

«Ты прости, ты прости,

  ты прости-прости, сердечный друг!»

Цари! вы светом обладайте,

Мне не завидна ваша часть,

Стократ мне лестнее, вы знайте,

Над нежным сердцем сладка власть;

Деритесь, славьтесь, устрашайте,

А я под тенью мирт стою

И Катеньку мою пою.

Герои, жизнь пренебрегая,

Старайтесь лавры заслужить,

Я, миртою себя венчая,

Хочу жить мирно и любить;

Но, вашей славы не желая,

Я честь вам должну отдаю,

А Катеньку мою пою.

Богатство в поте собирая

И не живя, кончает век,

Дрожит, нажиток сохраняя,

Богатый бедный человек!

А я сей страстью не страдая,

Моих сокровищ не таю,

Я Катеньку мою пою.

Я в пустыню удаляюсь

От прекрасных здешних мест;

Сколько горестей смертельных

Мне в разлуке должно снесть.

Оставляю град любезный,

Оставляю и того,

Кто на свете мне милее

И дороже мне всего.

Пременить нельзя предела,

Нельзя страсти истребить.

Знать, судьба мне так велела,

Чтоб в пустыне одной жить.

В тех местах уединенных

Вображать буду тебя.

О надежда мыслей пленных!

Ты тревожишь здесь меня.

Повсечасно буду плакать

И тебя воспоминать;

Ты старайся, мой любезный,

Взор несчастный забывать.

Уж вздыханьем и тоскою

Пособить не можно нам,

Коль несчастны мы судьбою

И противны небесам.

Здесь собранья, здесь веселье,

Здесь все радости живут,

А меня на зло мученье

В места страшные влекут.

Уменьши мое мученье

И в разлуке тем уверь;

Не забудь меня, несчастну,

Тем тоску мою умерь.

Знаю, что и ты страдаешь

И вздыхаешь обо мне;

Но и ты знай, мой любезный,

Что я мучусь по тебе.

Ах, прости, прости, любезный!

Разлучили нас с тобой;

Не забудь меня несчастну

И не будь пленен иной.

Взвейся выше, понесися,

Белогрудый голубок!

На том месте опустися,

Где мой миленький дружок.

  Ты скажи, как сердце ноет,

  Сердце, верное ему,

  То забьется, то застонет,

  Хочет улететь к нему.

У кусточка, где любезный

Меня страстно целовал,

Я там лью теперь ток слезный,

И кусточек тот завял.

  Соловей, на ветке сидя,

  Песни громкие здесь пел;

  Теперь, милого не видя,

  В лес дремучий улетел.

Та зеленая дуброва,

Что от зноя в жаркий день

Принимала дорогого

И меня к себе под тень,

  Свой зеленый цвет теряет,

  Без тебя, любезный мой!

  И всяк час напоминает,

  Что уж нет тебя со мной.

И в ручье, что, извиваясь,

Тихо по песку бежал,

При котором ты, видаясь,

Часто ягоды мне брал, —

  Вдруг с песком вода взмутилась;

  Там и ягода горька

  С той минуты, как лишилась

  Я любезного дружка.

Ах! не медли ни минуты,

Ко мне, милый, прилети!

И, прервав напасти люты,

Ты в веселье преврати!

  Всё тогда переродится,

  Печаль — в радость, слезы — в смех;

  Когда милый возвратится,

  Я счастливей буду всех.

Вечор поздно из лесочку

Я коров домой гнала.

Подошла лишь к ручеечку,

Близ зеленого лужка, —

Вижу, барин едет с поля,

Две собачки впереди;

Лишь со мной он поравнялся,

Взор свой бросил на меня.

«Здравствуй, милая красотка,

Чьей деревни и села?»

«Вашей милости крестьянка»,—

Отвечала ему я.

«Ты скажи, моя милая,

Из которой ты семьи?»

«Коль изволишь знать Петрушу,

Из его, сударь, семьи».

«Не тебя ли, моя радость,

Егор за сына просил?

Его сын тебя не стоит,

Не на то ты рождена.

Завтра, радость, ты узнаешь,

Для кого ты суждена;

Где судьба твоя скрывалась,

Для кого ты рождена…»

«Собирайтеся, подружки,

На подворье на мое!

Собирайтесь поскорее,

Посоветуйте со мной!

Хоть и льстит быть госпожою,

Да Ванюшу очень жаль».

Все подружки улыбнулись,

На ответ сказали ей:

«Что же с барином нам делать?

Его воля, его власть;

Поутру завтра узнаем,

Где судьба крылась твоя».

«Если б завтра да ненастье,

То-то рада я была;

Если б дождик, мое счастье, —

За малиной бы пошла.

Я бы милому сказала,

Чтобы он за мною шел!» —

Вот как Надя рассуждала,

С поля идучи домой.

С светом, рано, чуть проснуся,

Я в окошко погляжу;

Если дождик — отпрошуся,

Вот как маменьке скажу:

«Отпусти меня, родная!

Я малинки наберу;

Там дороженька большая:

Я продам всё ввечеру.

Теперь дождик, мокро в поле —

Нам не можно работа́ть;

Ну, чего же мешкать доле?

Я малинки пойду брать».

Лишь отпустит, я сберуся

И умыться побегу;

Я на час остановлюся

Подле речки на лужку.

Я нарву цветочков с поля,

За собой буду бросать,

Чтобы друг мой милый Леля

По следам бы мог сыскать.

А потом аукну смело,

Голос лесом отнесет.

Вчерась миленький, любезный

Рассердился на меня.

Всё сердился и резвился:

«Поцелуй, — сказал, — меня».

«Ни за что не поцелую, —

Говорила я ему, —

Ты напал не на такую». —

Побежала ко двору.

В мыслях тех опять ложилась:

«Встану рано на заре», —

Но, проснувшися, смутилась:

Ясно, ясно на дворе.

Изголовьице смочила

Горючими слезами я:

«Не увижусь, — говорила, —

Ах, сегодня с милым я.

Я упрямиться не буду,

Не наделаю проказ:

Если миленький захочет,

„Поцелуй, — скажу, — сто раз“».

Не будите молоду

Раным-рано поутру;

Разбудите молоду,

Когда солнышко взойдет,

Когда птички запоют,

Перепархивать начнут,

Когда милый пастушок

Заиграет во рожок.

Хорошо пастух играл,

Будто словом говорил:

«Собирайте, девушки,

Свое стадо на лужок».

Собиралися девушки,

В хоровод пошли играть.

Одна девка весела

В хоровод плясать пошла.

Манит девушка рукой

Пастуха плясать с собой:

«Сюда, сюда, пастушок!

Сюда, миленький дружок!»

Бросил стадо пастушок,

Пошел с девушкой в кружок.

Он часочек проплясал —

Коровушку потерял.

Он еще час проплясал —

И полстада потерял.

«Когда б знала молода —

Не манила б пастуха!»

Буря море раздымает, ветер волны подымает,

Сверху небо потемнело, кругом море почернело, (2)

Во полудни, как в полночи, ослепило мраком очи,

Один молний свет блистает, туча с громом наступает, (2)

Волны с шумом бьют тревогу, нельзя смечать и дорогу.

Ветру стала перемена, везде в море кипит пена, (2)

Начальники все в заботе, а матрозы все в работе,

Иной летит с верха к низу, иной лезет с низа к верху, (2)

Тут парусы подбирают, там веревки прикрепляют,

Нет никому в трудах спуску, ни малейшего отпу́ску. (2)

Одолела жажда, голод, бессонница, нужда, холод,

Неоткуду ждать подпоры, разливные валят горы. (2)

Одна пройти не успеет, а другая свирепеет.

Дружка дружку рядом гонят, с боку на бок корабль клонят. (2)

Трещат райны, мачты гнутся, от натуги снасти рвутся,

От ударов корабль стонет, от волненья чуть не тонет. (2)

Вихрем парусы порывает, меж волнами нос ныряет,

Со всех сторон брызжут волны, вси палу́бы воды полны.(2)

Ветром силу всю сломило, уж не служит и кормило.

Еще пристань удалела, а погода одолела. (2)

Не знать земли ниоткуду, только виден остров с груду,

Где сошлося небо с понтом и сечется с горизонтом. (2)

Нестерпимо везде горе, грозит небо, шумит море.

Вся надежда бесполезна, везде пропасть, кругом бездна.(2)

Если кто сему не верит, пускай море сам измерит,

А когда в том искусится — в другой мысли очутится. (2)

Лишь только занялась заря и солнце взошло вверх, горя,

И осветило земной круг, пошла пастушка с стадом в луг

        К потокам чистых вод.

Где виден был на дне песок, понравился струиный ток;

Раздевшись, стала мыться в нем, не видима нага никем,

        Плескалася водой.

Вдруг в сторону простерла взор — идет пастух с высоких гор,

Который ею был пленен и часто духом возмущен;

        Из струй спешила вон.

Пастух уже к струям прибег, а ей еще далек был брег;

Она не знала, что начать — казаться или утопать,

        Смутившись в мыслях вся.

Нашла стыд скрыть единый путь — чтоб, бросясь в глубину, тонуть.

Пастух узреть лишен красы, уж видит чуть одни власы,

        Кидается с брегов.

Где делось платье, где свирель, нагой влечет нагу на мель,

Страх гонит стыд, стыд гонит страх, пастушка во́пит, вся в слезах:

        «Забудь, что видел ты!»

«Какую дашь мне плату ты, что спас я твои красоты?»

И стал припадши увещать, пастушка начала молчать,

        Сердяся на него.

«К чему ты мя привел, случа́й, — кричала, — ах, не докучай,

Я не могу свирепа быть, и не хочу я так любить,

        Как хочется тебе».

Не долго продолжала речь, как начала любовь ту жечь,

Не молвит уж ни да ни нет, потом вскричала: «Ах, мой свет!

        Теперь уж я твоя».

Хоть черна ряса кроет

Мой сильный жар в крови,

Но сердце пуще ноет,

Дух страждет от любви;

Клобук не защищает

От страсти лет младых,

А взор мне грудь пронзает

Прелестных глаз твоих.

Мне старческая келья

Не гонит тень из глаз,

Но в ней мне нет веселья,

Вздыхаю всякий час;

Ах, сжалься, дорогая,

Над старцем умились,

И, что люблю, страдая,

За то не осердись.

А что в тебя влюбился

И рвусь, тобой стеня,

Я так, как все, родился,

Чти страстным и меня,

На чин мой не взирая,

Дай помощь мне, мой свет.

Любовь к тебе такая,

Пределов что к ней нет.

Вниз по матушке по Волге,

От крутых красных бережков,

Разыгралася погода,

Погодушка верховая;

Ничего в волнах не видно,

Одна лодочка чернеет,

Никого в лодке не видно,

Только парусы белеют.

На гребцах шляпы чернеют,

Кушаки на них алеют.

На корме сидит хозяин,

Сам хозяин во наряде,

Во коричневом кафтане,

В перюиновом камзоле,

В алом шелковом платочке,

В черном бархатном картузе;

На картузе козыречек,

Сам отецкий он сыночек.

Уж как взговорит хозяин:

«И мы грянемте, ребята,

Вниз по матушке по Волге,

Ко Аленину подворью,

Ко Ивановой здоровью».

Аленушка выходила,

Свою дочку выводила,

Таки речи говорила:

«Не прогневайся, пожалуй,

В чем ходила, в том и вышла.

В одной тоненькой рубашке

И в кумачной телогрейке».

Ты проходишь, мой любезный, мимо кельи,

Где живет несчастна старица в мученьи,

Где в шестнадцать лет пострижена неволей

И наказана суровой жизни долей!

Не тому, было, мучению я льстилась,

Но владел чтоб мной, кому я полюбилась;

Не к тому меня и в чин сей посвятили

И блаженство в жизни будущей купили.

Ты взойди, взойди, любезный, в мою келью

И меня обрадуй счастия хоть тенью.

Не давай страдать ты долго мне в мученьи,

Ты утеши своим взором в огорченьи!

Ты положь свою ко мне на груди руку

И почувствуй бедна сердца тяжку муку!

Изведи меня из горькой сей напасти

И окончи ты мучительные страсти.

Чем больше скрыть стараюсь

Мою страсть пред тобой,

Тем больше я пленяюсь

Твоею красотой,

Нет сил уж притворяться,

Столь страстно полюбя!

Нельзя мне не признаться,

Что я люблю тебя.

Красавицы все в свете

Не милы для меня,

В одном твоем ответе

И жизнь и смерть моя.

Люблю тебя я страстно

И сердцем и душой.

Вздыхаю повсечасно

И мучуся тоской.

В понедельник я влюбился,

И весь вторник я страдал,

В любви в середу открылся,

В четверток ответа ждал.

Пришло в пятницу решенье,

Чтоб не ждал я утешенья.

В скорби, грусти и досаде

Всю субботу размышлял

И, не зря путей к отраде,

Жизнь окончить предприял,

Но, храня души спасенье,

Я раздумал в воскресенье.

В понедельник же другой

Получил я от драгой

Ответ нежный и приятный

И с желанием согласный.

А во вторник отписал

И письмо я к ней послал,

В коем всё то выражал

И всю страсть ей объявлял.

В среду думал сам в себе,

Как придет она ко мне:

Сколько радостей мне будет,

Скажу — вечно не забудет.

В четверток моя любезна

Отписала мне полезно,

Я в пяток чтоб вечерка

Ожидал ее у двора.

С нетерпеньем ждал часа́,

Как пришла ко мне краса.

Мальбрук на во́йну едет,

Конь был его игрень.

Не знать, когда приедет —

Авось в Троицын день.

День Троицын проходит —

Мальбрука не видать,

Известье не приходит,

Нельзя о нем узнать.

Жена узнать хотела,

Идет на башню вверх;

Пажа вдали узнала,

Кой в грусть ее поверг.

Он в черном одеяньи

На кляче подъезжал,

В великом отчая́ньи

Одежду разрывал.

Супруга вопрошала:

«Что нового привез?»

Сама вся трепетала,

Лия потоки слез.

«Скидайте юбку алу,

Не ру́мяньте себя, —

Привез печаль немалу,

Оденьтесь так, как я.

Драгой ваш муж скончался,

Не видеть вам его;

Без помощи остался,

Лишился я всего.

Я видел погребенье,

Последний видел долг.

В каком, ах! изумленьи

Его тогда был полк.

Тяжелу его шпагу

Полковник сам тащил,

Майор сапожну крагу,

За ними поп кадил.

Два первых капитана

Несли его шишак,

Другие два болвана

Маршировали так.

Четыре офицера

Штаны его несли,

Четыре гренадера

Коня его вели.

Гроб в яму опустили,

Все предались слезам.

Две ели посадили

Могилы по бокам.

На ветке одной ели

Соловушек свистал.

Попы же гимны пели,

А я, глядя, рыдал.

Могилу мы зарыли,

Пошли все по домам.

Как всё мы учинили —

Что ж делать больше там?

Тогда уж было поздно,

Не думали о сне,

Ложились, как возможно…»

и проч.

Волга, реченька глубока!

Прихожу к тебе с тоской;

Мой сердечный друг далеко,

Ты беги к нему волной.

Ты беги, волна, стремися,

К другу весть скорей неси,

Как стрела к нему пустися

И словечко донеси.

Ты скажи, как я страдаю,

Как я мучуся по нем!

Говорю, сама рыдаю,

Слезы катятся ручьем.

Вспомню, милый как прощался,

И туда вдруг побегу,

Где со мною расставался;

Плачу там на берегу.

С ветром в шуме Волга стонет,

А я рвуся злой тоской;

Сердце ноет, ноет, ноет

И твердит: «Где милый мой?

Где мой друг, Моя отрада?

Где девался дорогой?..»

Жизни я тогда не рада,

Вся в слезах иду домой.

Но к несносному мученью

Страсть должна свою скрывать,

Здесь предавшись слез стремленью,

Дома вид иной казать.

Как ни тошно, как ни больно,

Чтоб не знали страсть мою,

Покажусь на час спокойной;

Ночь зато проплачу всю.

«Поспешай ко мне, любезный!

Ты почувствуй скорбь мою,

Ток очей отри мой слезный,

Облегчи мою судьбу».

Только я уста сомкнула,

Стон пустился вслед за мной;

Мнится, реченька вздохнула,

Понесла слова волной.

Как во нынешнем году

В Петербурге-городу,

  Сама знаю где, сама ведаю.

Я во нынешней неделе

Во компании сидела,

  Сама знаю с кем, сама ведаю.

За железною решеткой

Я сидела, что чечетка,

  Глядела в окно.

Подаянием питалась

И со вшами забавлялась:

  Много развелось.

Ко мне сторож прибежал,

Он под номером сыскал,

  Повел меня вверх.

Там допросом забавлялась

И с судьями повидалась.

  Черт бы их тут взял!

Секретарь вынес указ,

Прочитали тут при нас:

  «Бить шельму кнутом!»

Палач скоро прибежал,

На мне шубку разодрал,

  К столбу привязал,

Из кулька вынул кнутину,

Расстегнул как хомутину,

  Дернул по спине…

Отсчитали двадцать пять,

Приказали с столба снять,

  Сама побрела,

Подорожную взяла,

Что избита вся спина,

  Вся изорвана;

Палач тотчас догадался,

За мной вслед еще погнался:

  «Плати за работу,

  Что бил хорошо!»