Песни и романсы русских поэтов

Нынче был я на почтовом на дворе —

Льстил себе найти от миленькой письмо,

И — пошел назад с унылою душой.

Нет письма!.. нет сердцу радости ни в чем!

Ах! давно, давно не пишет уж ко мне

Та, которою на свете я живу;

Та, котора уверяла так меня,

Что в разлуке ей отрада только в том,

Чтоб писать ко мне… о горести своей!..

Что ж мешает ей в отраде той теперь?

Что мешает сердце друга оживить?

Неужель забыт я милою моей?

Неужели сон был счастие мое?..

Нет, не может статься этого вовек!

Я довольно знаю милую мою:

Ее сердце не умеет изменить;

Ее сердце век останется моим —

Знать, свободного и в тереме своем

Не имеет она времени часа;

Иль препятствуют недобры люди ей

К другу грамотки чрез почту посылать…

Но, что б ни было причиною того, —

Лишь была б здорова милая моя!

Я не думала ни о чем в свете тужить,

Пришло время — начало сердце крушить;

С воздыханья белой груди тяжело!

То ли в свете здесь любовью прослыло:

Полюбя дружка, от горести изныть,

Кто по сердцу мне, не сметь того любить?

Злые люди все украдкою глядят,

Меня, девушку, заочно все бранят…

Как же слушать пересудов мне людских?

Сердце любит, не спросясь людей чужих,

Сердце любит, не спросясь меня самой!

Вы уймитесь, злые люди, говорить!

Не уйметесь — научите не любить!

Потужите лучше в горести со мной:

Было время — и на вас была беда.

Чье сердечко не болело никогда?

Всяк изведал грусть-злодейку по себе,

А не всякий погорюет обо мне!

Что же делать с горемычной головой?

Куда спрятать сердце бедное с тоской?

Друг не знает, что я плачусь на него;

Людям нужды нет до сердца моего!..

Вы, забавушки при радости моей,

Цветы алые, поблекните скорей!

Вас горючими слезами оболью,

Вам одним скажу про горесть я свою.

Как без солнышка не можно вам пробыть,

Мне без милого не можно больше жить.

Чернобровый, черноглазый

  Молодец удалый

Вложил мысли в мое сердце,

  Зажег ретиво́е!

Нельзя солнцу быть холодным,

  Светлому погаснуть;

Нельзя сердцу жить на свете

  И не жить любовью!

Для того ли солнце греет,

  Чтобы травке вянуть?

Для того ли сердце любит,

  Чтобы горе мыкать?

Нет, не дам злодейке скуке

  Рети́вого сердца!

Полечу к любезну другу

  Осеннею пташкой.

Покажу ему платочек,

  Его же подарок, —

Сосчитай горючи слезы

  На алом платочке,

Иссуши горючи слезы

  На белой ты груди,

Или сладкими их сделай,

  Смешав со своими…

Воет сыр-бор за горою,

  Метелица в поле;

Встала вьюга, непогода,

  Запала дорога.

Оставайся, бедна птичка,

  Запертая в клетке!

Не отворишь ты слезами

  Отеческий терем;

Не увидишь дорогого,

  Ни прежнего счастья!

Не ходить бы красной девке

  Вдоль по лугу-лугу;

Не искать было глазами

  Пригожих, удалых!

Не любить бы красной девке

  Молодого парня;

Поберечь бы красной девке

  Свое нежно сердце!

Что мне делать в тяжкой участи своей?

Где размыкать горе горькое свое?

Сердце, сердце, ты вещун, губитель мой!

Для чего нельзя не слушать нам тебя?

Как охотник приучает соколов,

Приучаешь ты тоску свою к себе;

Манишь горесть, без того твою родню;

Приласкало грусть слезами ты к себе!

Вейте, буйны, легкокрылы ветерки,

Развевайте кудри черные лесов,

Вейте, весточки, с далекой стороны,

Развевайте мою смертную печаль!

Вы скажите, жить ли, бедной, мне в тоске?

Вы скажите, жив ли милый мой дружок?

Долго, долго ждет любовь моя его!

Вот уж три́ года тоске моей минет;

Ровно три года, как слуху нет об нем;

Нет ни грамотки, ни вестки никакой!

Ах, ужли-то солнце стало холодней?

Неужли-то кровь ретива не кипит?

Неужли твое сердечко, милый друг,

Ничего тебе о мне не говорит?

Много время, чтоб состариться любви!

Много время позабыть и изменить!

Ветер дунул с чужой, дальней стороны,

Показалася зарница над горой,

Улыбнулася красотка молодцу —

И прости мое всё счастье и покой!

Нет! не верю я причудам всем своим:

Милый друг мой! твоя девушка в тоске,

Тебе верит больше, нежели себе.

Знать, злосчастным нам такой уже талант —

Не делясь душой, делиться ввек житьем;

Знать, затем-то в зелено́м у нас саду

Два цветочка одиночкою росли,

Одним солнышком и грелись, и цвели,

Одной радостью питались на земли,

Чтобы ветры их далеко разнесли,

Чтобы в разных рассадить их сторонах,

Чтоб на разных вдруг засохнуть им грядах!

У них отняли последню радость их,

Чтобы вместе горевать и умереть.

Поздно, миленький, на родину придешь,

Поздно, солнышко, на гроб ты мой блеснешь!

Я найду уже другого жениха,

Обвенчаюся со смертью без тебя,

Сам ты нехотя меня сосватал с ней…

Приди, милый друг, к могиле ты моей!

Ты сорви цветок лазоревый на ней,

Он напомнит, как цвела я при тебе;

Ты оттудова поди в темны леса,

Там услышишь ты кукушку вдалеке:

Куковала так злосчастная в тоске;

Горесть съела всю девичью красоту,

Сердце бедное слезами истекло.

Как подкошенна травинушка в лугу,

Вся иссохла я без милого дружка!

Место всякое — не место для меня,

Все веселья — не веселья без тебя.

Рада б я бежать за тридевять земель,

Но возможно ли от сердца нам уйти?

Но возможно ли от горя убежать?

Оно точит стены каменны насквозь,

Оно гонится за нами в самый гроб!

Девки просят, чтоб не выла я при них:

«Ты лишь портишь наши игры, — говорят,—

На тебя глядя, нам тошно и самим!»

Ах! подруженьки! вы не жили совсем!

Вы не знаете — и дай боже не знать

Горя сладкого, опасного — любить!

Ваше сердце не делилося ни с кем;

В моем сердце половины целой нет!

В моем милом я любила этот свет!

В нем одном и род, и племя всё мое,

В нем одном я весела и хороша,

Без него, млада, ни людям, ни себе.

Ах, когда вы что узнаете об нем,

Не таитесь, добры люди, от меня;

Уж не бойтесь испугать меня ничем!

Вы скажите правду-истину скорей;

Легче, знав беду, однажды умереть,

Чем, не знав ее, всечасно умирать.

Что не девица во тереме своем

Заплетает русы кудри серебром, —

Месяц на небе, без ровни, сам-большой,

Убирается своею красотой.

Светлый месяц! весели, дружок, себя!

Знать, кручинушке высоко до тебя!

Ты один, мой друг, гуляешь в небесах,

Ты на небе так, как я в чужих краях;

А не знаешь муки тяжкой — быть одним,

И не сетуешь с приятелем своим!..

Ах! Всмотрись в мои заплаканны глаза,

Отгадай, что говорит моя слеза:

Травка на поле лишь дожжичком цветет,

А в разлуке сердце весточкой живет!

Всё ли милая с тобой еще дружна,

Пригорюнившись, сидит ли у окна,

Обо мне ли разговор с тобой ведет

И мои ли она песенки поет?..

Птичка пугана пугается всего!

Горько мучиться для горя одного!

Горько плакать и конца бедам не знать!

Не с кем слез моих к любезной переслать!

У тоски моей нет крыльев полететь,

У души моей нет силы потерпеть,

У любви моей нет воли умереть!

Изнывай же на сторонушке чужой,

Как в могиле завален один живой!

Будь, любезная, здорова, весела;

Знать, ко мне моя судьбинушка пришла!

Меня любила ты — я жизнью веселился,

День каждый пробуждал меня к восторгам вновь;

Я потерял тебя — и с счастием простился:

Ах, счастием моим была твоя любовь!

Меня любила ты — средь милых вдохновений

Я пел прекрасную с зарею каждой вновь;

Я потерял тебя — и мой затмился гений:

Ах, гением моим была твоя любовь!

Меня любила ты — я добрым быть стремился,

Искал несчастного, чтоб дать ему покров;

Я потерял тебя — мой дух ожесточился:

Добро́тою моей была твоя любовь!..

Ах, де́вица, красавица!

Тебя любил — я счастлив был!

Забыт тобой — умру с тоской!

Печальная, победная

Головушка молодецкая!

Не знала ль ты, что рвут цветы

Не круглый год, — мороз придет…

Не знала ль ты, что счастья цвет

Сегодня есть, а завтра нет!

Любовь — роса на полчаса,

Ах, век живут, а вмиг умрут!

Любовь, как пух, взовьется вдруг —

Тоска — свинец внутри сердец.

Ахти, печаль великая!

Тоска моя несносная!

Куда бежать, тоску девать?

Пойду к лесам тоску губить,

Пойду к рекам печаль топить,

Пойду в поля тоску терять,

В долинушке печаль скончать.

В густых лесах — она со мной!

В струях реки — течет слезой!

В чистом поле — траву сушит!

В долинушках — цветы морит!

От батюшки, от матушки

Скрываюся, шатаюся.

Ахти, печаль великая!

Тоска моя несносная!

Куда бежать, тоску девать?

«Ах, что ж ты, голубчик,

Невесел сидишь

И нерадостен?»

— «Ах! как мне, голубчику,

Веселому быть

И радостному!

Вчера вечерком я

С голубкой сидел,

На голубку глядел,

Играл, целовался,

Пшеничку клевал;

Поутру голубка

Убита лежит,

Застреленная,

Потерянная!

Голубка убита

Боярским слугой!

Ах! кстати бы было

Меня с ней убить:

Кому из вас мило

Без милыя жить?»

— «Голубчик печальный,

Не плачь, не тужи!

Ты можешь в отраду

Хотя умереть,

Мне должно для горя

И жить и терпеть!

Голубка до смерти

Твоею была;

Мою же голубку

Живую берут,

Замуж отдают,

Просватывают».

Малютка, шлем нося, просил,

Для бога, пищи лишь дневныя

Слепцу, которого водил,

Кем славны Рим и Византия.

«Тронитесь жертвою судеб! —

Он так прохожих умоляет. —

Подайте мальчику на хлеб:

Он Велизария питает.

Вот шлем того, который был

Для готфов, вандалов грозою;

Врагов отечества сразил,

Но сам сражен был клеветою.

Тиран лишил его очей,

И мир хранителя лишился.

Увы! свет солнечных лучей

Для Велизария закрылся!

Несчастный, за кого в слезах

Один вознес я глас смиренный,

Водил царей земных в цепях,

Законы подавал вселенной;

Но в счастии своем равно

Он не был гордым, лютым, диким;

И ныне мне твердит одно:

«Не называй меня великим!»

Не видя света и людей,

Парит он мыслью в царстве славы,

И видит в памяти своей

Народы, веки и державы.

Вот постоянство здешних благ!

Сколь чуден промысл твой, содетель!

И я, сиротка, в юных днях

Стал Велизарью благодетель!..»

Среди долины ровныя,

На гладкой высоте,

Цветет, растет высокий дуб

В могучей красоте.

Высокий дуб, развесистый,

Один у всех в глазах;

Один, один, бедняжечка,

Как рекрут на часах!

Взойдет ли красно солнышко —

Кого под тень принять?

Ударит ли погодушка —

Кто будет защищать?

Ни сосенки кудрявыя,

Ни ивки близ него,

Ни кустики зеленые

Не вьются вкруг него.

Ах, скучно одинокому

И дереву расти!

Ах, горько, горько молодцу

Без милой жизнь вести!

Есть много сребра, золота —

Кого им подарить?

Есть много славы, почестей —

Но с кем их разделить?

Встречаюсь ли с знакомыми —

Поклон, да был таков;

Встречаюсь ли с пригожими —

Поклон да пара слов.

Одних я сам пугаюся,

Другой бежит меня.

Все други, все приятели

До черного лишь дня!

Где ж сердцем отдохнуть могу,

Когда гроза взойдет?

Друг нежный спит в сырой земле,

На помощь не придет!

Ни роду нет, ни племени

В чужой мне стороне;

Не ластится любезная

Подруженька ко мне!

Не плачется от радости

Старик, глядя на нас;

Не вьются вкруг малюточки,

Тихохонько резвясь!

Возьмите же всё золото,

Все почести назад;

Мне родину, мне милую,

Мне милой дайте взгляд!

Вылетала бедна пташка на долину,

Выроняла сизы перья на долине.

Быстрый ветер их разносит по дуброве;

Слабый голос раздается по пустыне!..

Не скликай, уныла птичка, бедных пташек,

Не скликай ты родных деток понапрасну, —

Злой стрелок убил малюток для забавы,

И гнездо твое развеяно под дубом.

В бурю ноченьки осенния, дождливой

Бродит по полю несчастна горемыка,

Одинехонька с печалью, со кручиной;

Черны волосы бедняжка вырывает,

Белу грудь свою лебедушка терзает.

Пропадай ты, красота, моя злодейка!

Онемей ты, сердце нежное, как камень!

Растворися, мать сыра земля, могилой!

Не расти в пустыне хмелю без подпоры,

Не цвести цветам под солнышком осенним, —

Мне не можно жить без милого тирана.

Не браните, не судите меня, люди:

Я пропала не виной, а простотою;

Я не думала, что есть в любви измена;

Я не знала, что притворно можно плакать.

Я в слезах его читала клятву сердца;

Для него с отцом я, с матерью рассталась,

За бедой своей летела на чужбину,

За позором пробежала долы, степи,

Будто дома женихов бы не сыскалось,

Будто в городе любовь совсем другая,

Будто радости живут лишь за горами…

Иль чужа земля теплее для могилы?

Ты скажи, злодей, к кому я покажуся?

Кто со мною слово ласково промолвит?

О безродной, о презренной кто потужит?

Кто из милости бедняжку похоронит?

Для чего летишь, соловушко, к садам?

Для соловушки алеет роза там.

Чем понравился лужок мне шелково́й?

Там встречаюсь я с твоею красотой.

Как лебедушка во стаде голубей,

Среди девушек одна ты всех видней!

Что лань бы́стра, златорогая в лесах,

С робкой поступью гуляешь ты в лугах.

Гордо страстный взор разбегчивой блеснул;

Молодецкий круг невольно воздохнул,

Буйны головы упали на плеча,

Люди шепчут: для кого цветет она?

Наши души знают боле всех людей,

Наши взоры говорят всего ясней.

Но когда, скажи, терпеть престану я?

Дни ко мне бегут, а счастье — от меня.

Пусть еще я не могу владеть тобой,

Для чего же запретил тиран мне злой

Плакать, видеться с красавицей моей?

И слезам моим завидует, злодей!

Не липочка кудрявая

Колышется ветром,

Не реченька глубокая

Кипит в непогоде,

Не белая ковыль-трава

Волнуется в поле, —

Волнуется ретивое,

Кипит, кипит сердце;

У красной у девицы

Колышутся груди;

Перекатным бисером

Текут горьки слезы;

Текут с лица на белу грудь

И грудь не покоят!

Ах, прежде красавица

Всех нас веселила,

А ныне красавица

Вдруг стала уныла.

Развейтесь, развейтесь вы,

Девически кудри!

Поблекни, поблекни ты,

Девическа прелесть!

К чему вы мне надобны,

Коль вы не для друга?

К чему мне наряды все,

Коль он не со мною?

С кем сладко порадуюсь,

С кем сладко поплачу?

Ты, милый друг, радостью,

Ты был мне красою!

Тебя только слышала,

Тобою дышала,

В тебе свет я видела,

В тебе веселилась!..

С собою ты сердце взял —

Чем жить, веселиться?

Родные вкруг сердятся,

Что я изменилась;

Другие притворствуют,

А я не умею!..

Ах, с дальней сторонушки

Пришли ко мне весточку,

Что здрав ты и радостен

И что меня помнишь!

Тогда улыбнуся я

На белый свет снова;

Тогда и в разлуке злой

Сольемся сердцами!

Тогда оживу опять

Для вас, добры люди!

     Дубрава шумит;

     Сбираются тучи;

     На берег зыбучий

     Склонившись, сидит

В слезах, пригорюнясь, девица-краса;

И полночь и буря мрачат небеса;

И черные волны, вздымаясь, бушуют;

И тяжкие вздохи грудь белу волнуют.

     «Душа отцвела;

     Природа уныла;

     Любовь изменила,

     Любовь унесла

Надежду, надежду — мой сладкий удел.

Куда ты, мой ангел, куда улетел?

Ах, полно! я счастьем мирским насладилась:

Жила, и любила… и друга лишилась.

     Теките струей

     Вы, слезы горючи;

     Дубравы дремучи,

     Тоскуйте со мной.

Уж боле не встретить мне радостных дней,

Простилась, простилась я с жизнью моей:

Мой друг не воскреснет; что было, не будет…

И бывшего сердце вовек не забудет.

     Ах! скоро ль пройдут

     Унылые годы?

     С весною — природы

     Красы расцветут…

Но сладкое счастье не дважды цветет.

Пускай же драгое в слезах оживет;

Любовь, ты погибла; ты, радость, умчалась;

Одна о минувшем тоска мне осталась».

Мой друг, хранитель-ангел мой,

О ты, с которой нет сравненья,

Люблю тебя, дышу тобой;

Но где для страсти выраженья?

Во всех природы красотах

Твой образ милый я встречаю;

Прелестных вижу — в их чертах

Одну тебя воображаю.

Беру перо — им начертать

Могу лишь имя незабвенной;

Одну тебя лишь прославлять

Могу на лире восхищенной,

С тобой, один, вблизи, вдали.

Тебя любить — одна мне радость;

Ты мне все блага на земли;

Ты сердцу жизнь, ты жизни сладость.

В пустыне, в шуме городском

Одной тебе внимать мечтаю;

Твой образ, забываясь сном,

С последней мыслию сливаю;

Приятный звук твоих речей

Со мной во сне не расстается;

Проснусь — и ты в душе моей

Скорей, чем день очам коснется.

Ах! мне ль разлуку знать с тобой?

Ты всюду спутник мой незримый;

Молчишь — мне взор понятен твой,

Для всех других неизъяснимый;

Я в сердце твой приемлю глас;

Я пью любовь в твоем дыханье…

Восторги, кто постигнет вас,

Тебя, души очарованье?

Тобой и для одной тебя

Живу и жизнью наслаждаюсь;

Тобою чувствую себя;

В тебе природе удивляюсь.

И с чем мне жребий мой сравнить?

Чего желать в толь сладкой доле?

Любовь мне жизнь — ах! я любить

Еще стократ желал бы боле.

С тех пор как ты пленен другою,

Мальвина вянет в цвете лет;

Мне свет прелестен был тобою;

Теперь — прости, прелестный свет!

Ах! не отринь любви моленья:

Приди… не сердце мне отдать,

Но взор потухший мой принять

В минуту смертного томленья.

Спеши, спеши! близка кончина;

Смотри, как в час последний свой

Твоя терзается Мальвина

Стыдом, любовью и тоской;

Не смерти страшной содроганье,

Не тусклый, безответный взгляд

Тебе, о милый, возвестят,

Что жизни кончилось страданье.

Ах, нет!.. когда ж Мальвины муку

Не услаждает твой приход,

Когда хладеющую руку

Она тебе не подает,

Когда забыт мой друг единый,

Мой взор престал его искать,

Душа престала обожать, —

Тогда — тогда уж нет Мальвины!

  О милый друг! теперь с тобою радость!

  А я один — и мой печален путь;

  Живи, вкушай невинной жизни сладость;

В душе не изменись; достойна счастья будь…

Но не отринь в толпе пленяемых тобою

Ты друга прежнего, увядшего душою;

Веселья их дели — ему отрадой будь;

    Его, мой друг, не позабудь.

  О милый друг, нам рок велел разлуку:

  Дни, месяцы и годы пролетят,

  Вотще к тебе простру от сердца руку —

Ни голос твой, ни взор меня не усладят.

Но и вдали моя душа с твоей согласна;

Любовь ни времени, ни месту неподвластна;

Всегда, везде ты мой хранитель-ангел будь,

    Меня, мой друг, не позабудь.

  О милый друг, пусть будет прах холодный

  То сердце, где любовь к тебе жила, —

  Есть лучший мир; там мы любить свободны;

Туда моя душа уж всё перенесла;

Туда всечасное влечет меня желанье;

Там свидимся опять; там наше воздаянье;

Сей верой сладкою полна в разлуке будь —

    Меня, мой друг, не позабудь.

Минутная краса полей,

Цветок увядший, одинокой,

Лишен ты прелести своей

Рукою осени жестокой.

Увы! нам тот же дан удел,

И тот же рок нас угнетает:

С тебя листочек облетел —

От нас веселье отлетает.

Отъемлет каждый день у нас

Или мечту, иль наслажденье.

И каждый разрушает час

Драгое сердцу заблужденье.

Смотри… очарованья нет;

Звезда надежды угасает…

Увы! кто скажет: жизнь иль цвет

Быстрее в мире исчезает?

Раз в крещенский вечерок

    Девушки гадали:

За ворота башмачок,

    Сняв с ноги, бросали;

Снег пололи; под окном

    Слушали; кормили

Счетным курицу зерном;

    Ярый воск топили;

В чашу с чистою водой

Клали перстень золотой,

    Серьги изумрудны;

Расстилали белый плат

И над чашей пели в лад

    Песенки подблюдны.

Тускло светится луна

    В сумраке тумана —

Молчалива и грустна

    Милая Светлана.

«Что, подруженька, с тобой?

    Вымолви словечко;

Слушай песни круговой,

    Вынь себе колечко.

Пой, красавица: „Кузнец,

Скуй мне злат и нов венец,

    Скуй кольцо златое;

Мне венчаться тем венцом,

Обручаться тем кольцом

    При святом налое“».

— «Как могу, подружки, петь?

    Милый друг далёко;

Мне судьбина умереть

    В грусти одинокой.

Год промчался — вести нет,

    Он ко мне не пишет;

Ах! а им лишь красен свет,

    Им лишь сердце дышит…

Иль не вспомнишь обо мне?

Где, в какой ты стороне?

    Где твоя обитель?

Я молюсь и слезы лью!

Утоли печаль мою,

    Ангел-утешитель».

Вихрем бедствия гонимый,

Без кормила и весла,

В океан неисходимый

Буря челн мой занесла.

В тучах звездочка светилась;

«Не скрывайся!» — я взывал;

Непреклонная сокрылась;

Якорь был — и тот пропал.

Всё оделось черной мглою,

Всколыхалися валы;

Бездны в мраке предо мною,

Вкруг ужасные скалы.

«Нет надежды на спасенье!» —

Я роптал, уныв душой…

О безумец! Провиденье

Было тайный кормщик твой.

Невиди́мою рукою;

Сквозь ревущие валы,

Сквозь одеты бездны мглою

И грозящие скалы,

Мощный вел меня хранитель.

Вдруг — всё тихо! мрак исчез;

Вижу райскую обитель…

В ней трех ангелов небес.

О спаситель-провиденье!

Скорбный ропот мой утих;

На коленах, в восхищенье,

Я смотрю на образ их.

О! кто прелесть их опишет?

Кто их силу над душой?

Всё окрест их небом дышит

И невинностью святой.

Неиспытанная радость —

Ими жить, для них дышать;

Их речей, их взоров сладость

В душу, в сердце принимать.

О судьба! одно желанье:

Дай все блага им вкусить;

Пусть им радость — мне страданье;

Но… не дай их пережить.

Кольцо души-девицы

Я в море уронил;

С моим кольцом я счастье

Земное погубил.

Мне, дав его, сказала:

«Носи, не забывай!

Пока твое колечко,

Меня своей считай!»

Не в добрый час я невод

Стал в море полоскать;

Кольцо юркнуло в воду;

Искал… но где сыскать!..

С тех пор мы как чужие,

Приду к ней — не глядит!

С тех пор мое веселье

На дне морском лежит!

О ветер полуночный,

Проснися! будь мне друг!

Схвати со дна колечко

И выкати на луг.

Вчера ей жалко стало:

Нашла меня в слезах!

И что-то, как бывало,

Зажглось у ней в глазах!

Ко мне подсела с лаской,

Мне руку подала,

И что-то ей хотелось

Сказать, но не могла!

На что твоя мне ласка,

На что мне твой привет?

Любви, любви хочу я…

Любви-то мне и нет!

Ищи, кто хочет, в море

Богатых янтарей…

А мне мое колечко

С надеждою моей.

«Скажи, что так задумчив ты?

  Всё весело вокруг;

В твоих глазах печали след;

  Ты, верно, плакал, друг?»

— «О чем грущу, то в сердце мне

  Запало глубоко;

А слезы… слезы в сладость нам;

  От них душе легко».

— «К тебе ласкаются друзья,

  Их ласки не дичись;

И что бы ни утратил ты,

  Утратой поделись».

— «Как вам, счастливцам, то понять,

  Что понял я тоской?

О чем… но нет! оно мое,

  Хотя и не со мной».

— «Не унывай же, ободрись;

  Еще ты в цвете лет;

Ищи — найдешь; отважным, друг,

  Несбыточного нет».

— «Увы! напрасные слова!

  Найдешь — сказать легко;

Мне до него, как до звезды

  Небесной, далеко».

— «На что ж искать далеких звезд?

  Для неба их краса;

Любуйся ими в ясну ночь,

  Не мысля в небеса».

— «Ах! я любуюсь в ясный день;

  Нет сил и глаз отвесть;

А ночью… ночью плакать мне,

  Покуда слезы есть».

Минувших дней очарованье,

Зачем опять воскресло ты?

Кто разбудил воспоминанье

И замолчавшие мечты?

Шепнул душе привет бывалой;

Душе блеснул знакомый взор;

И зримо ей минуту стало

Незримое с давнишних пор.

О милый гость, святое Прежде,

Зачем в мою теснишься грудь?

Могу ль сказать: живи надежде?

Скажу ль тому, что было: будь?

Могу ль узреть во блеске новом

Мечты увядшей красоту?

Могу ль опять одеть покровом

Знакомой жизни наготу?

Зачем душа в тот край стремится,

Где были дни, каких уж нет?

Пустынный край не населится,

Не Узрит он минувших лет;

Там есть один жилец безгласный,

Свидетель милой старины;

Там вместе с ним все дни прекрасны

В единый гроб положены.

В двенадцать часов по ночам

Из гроба встает барабанщик;

И ходит он взад и вперед,

И бьет он проворно тревогу.

И в темных гробах барабан

Могучую будит пехоту:

Встают молодцы егеря,

Встают старики гренадеры,

Встают из-под русских снегов,

С роскошных полей италийских,

Встают с африканских степей,

С горючих песков Палестины.

В двенадцать часов по ночам

Выходит трубач из могилы;

И скачет он взад и вперед,

И громко трубит он тревогу.

И в темных могилах труба

Могучую конницу будит:

Седые гусары встают,

Встают усачи кирасиры;

И с севера, с юга летят,

С востока и с запада мчатся

На легких воздушных конях

Один за другим эскадроны.

В двенадцать часов по ночам

Из гроба встает полководец;

На нем сверх мундира сюртук;

Он с маленькой шляпой и шпагой;

На старом коне боевом

Он медленно едет по фрунту;

И маршалы едут за ним,

И едут за ним адъютанты;

И армия честь отдает.

Становится он перед нею,

И с музыкой мимо его

Проходят полки за полками.

И всех генералов своих

Потом он в кружок собирает,

И ближнему на ухо сам

Он шепчет пароль свой и лозунг;

И армии всей отдают

Они тот пароль и тот лозунг:

И Франция — тот их пароль,

Тот лозунг — Святая Елена.

Так к старым солдатам своим

На смотр генеральный из гроба

В двенадцать часов по ночам

Встает император усопший.

Ты не плачь, не плачь, красна девица!

Не роняй ты слез на белы груди,

Не круши себя ты во младости,

Не губи, мой свет, красоты своей!

Друга милого не видать тебе,

Он на родину не воротится,

Не прижмет тебя к сердцу верному,

Не отрет он твоих девичьих слез.

Не услышишь ты, как он ратует

За святую Русь православную;

Не придет об нем вестки радостной, —

Он кончается во чистом поле,

Чрез златое он ожерелие

Ронит душу вон из бела тела.

Ах, родимая мать сыра земля!

Не в тебе лежать добру молодцу —

Во чужой земле, в неприятельской

Ляжет он костьми богатырскими.

Пайщик царския службы грозныя!

Сослужи ты мне, молодецкий конь,

Службу верную и последнюю!

Отвези поклон ты на родину

Ко душе моей, к красной девице,

И к кормилице, к родной матушке,

И хвора она, и старехонька.

Ты промолви им: «Не печальтеся,

Не кручиньтеся вы по молодце, —

Он кончается за святую Русь,

Умирает он за родимый край».

Не шуми ты, погодушка!

Не бушуй ты, осенняя!

Не волнуй Волгу-матушку,

Не клони бор к сырой земле,

Без того мне тошнехонько,

Не глядел бы на белый свет.

Ты, душа моя, девица!

Ты, душа моя, красная!

Ах! на что я узнал тебя?

Ах! на что полюбил тебя?

Да не в нашей то волюшке;

Любим мы, не спросясь себя;

Любит в нас сердце вещее.

Ты любови не ведаешь,

Ты цветешь как пустынный цвет,

Им никто не любуется.

Ах, на то ли ты вырос, цвет,

Чтоб увянуть несорванный,

Чтобы запах душистый твой

Разливался по воздуху,

Исчезал в тишине пустынь?

О душа моя, девица!

О утеха очей моих!

Ты во всей красоте своей

Расцвела; но надолго ли?

Сельный цвет красота твоя:

Время красное юности,

Время красное радости

Пролетит быстрей сокола,

За добычей парящего,

Иль стрелы, рассекающей

Даль, пространство воздушное.

И коса твоя русая

Со белых плеч долой спадет;

И ланитный потухнет огнь.

Ах! лови, красна девица,

Дни лови быстрокрылые,

Не цвети в одиночестве!

Отцветешь, воспокаешься.

Но лихая судьбинушка:

Не владеть добру молодцу,

Не владеть красной девицей!

Ах! куда, сердце вещее,

Ах! куда нам бежать с тобой

От тоски, от кручины злой?

Мы от них, а за нами вслед

Горе гонится лютое.

Где от недуга спрячешься?

С колыбели знакомы с ним.

Ни стеной белокаменной,

Ни запорами крепкими

От него не укроешься.

В корабле за тобой плывет,

На коне скачет день и ночь,

Ясным гонится соколом,

Вещим носится вороном,

Волком рыскает яростным.

Расступись, мать сыра земля,

Расступись и сокрой навек

От могучего недруга!

Долго ль, сердце, нам с тобою тосковать?

Долго ль радости, веселия не знать?

Долго ль биться для печалей одному?

Про злодейку грусть поведать нам кому?

И цветочки не одни в полях растут,

И все пташечки сам-друг весной поют.

Тошно, тошно без другого сердца жить;

Но тошнее без надежды полюбить.

О цветок мой несравненный, дорогой!

Кто сорвет тебя холодною рукой?

Ты на чьей груди засохнешь, опадешь?

Где, краса моя, поблекнешь, отцветешь?

Может быть, с тоски и грусти, во слезах,

Ты увянешь во младых своих летах,

Не изведав, что есть сладость жизни сей,

С милым другом не делив души своей.

О краса моя! когда б владеть тобой

Счастье было мне назначено судьбой,

Кто б счастливее на свете был меня?

Кто б нежнее мог любить тебя, как я?

Я в очах твоих блаженство б почерпал,

Я одной тобой и жил бы и дышал,

Я как жизнь свою хранил бы твой покой;

Но другому, а не мне владеть тобой!

Сердце! Сердце! Нет блаженства для тебя;

Ах, мечтою обольщаешь ты себя!

Взора милого, опасного бежим;

Ах! тебе ль владеть сокровищем таким!

Я на чердак переселился:

Жить выше, кажется, нельзя!

С швейцаром, с кучером простился

И повара лишился я.

Толпе заимодавцев знаю

И без швейцара дать ответ;

Я сам дверь важно отворяю

И говорю им: «Дома нет!»

В дни праздничные для катанья

Готов извозчик площадной,

И будуар мой, зала, спальня

Вместились в горнице одной.

Гостей искусно принимаю:

Глупцам — показываю дверь,

На стул один — друзей сажаю,

А миленькую… на постель.

Мои владенья необъятны:

В окрестностях столицы сей

Все мызы, где собранья знатны,

Где пир горой, толпа людей.

Мои все радости — в стакане,

Мой гардероб лежит в ряду,

Богатство — в часовом кармане,

А сад — в Таврическом саду.

Обжоры, пьяницы! хотите

Житье-бытье мое узнать?

Вы слух на песнь мою склоните

И мне старайтесь подражать.

Я завтрак сытный получаю

От друга, только что проснусь;

Обедать — в гости уезжаю,

А спать — без ужина ложусь.

О богачи! не говорите,

Что жизнь несчастлива моя.

Нахальству моему простите,

Что с вами равен счастьем я.

Я кой-как день переживаю —

Богач роскошно год живет…

Чем кончится? И я встречаю,

Как миллионщик, новый год.

Я люблю кровавый бой,

Я рожден для службы царской!

Сабля, водка, конь гусарской,

С вами век мне золотой!

  Я люблю кровавый бой,

  Я рожден для службы царской!

За тебя на черта рад,

Наша матушка Россия!

Пусть французишки гнилые

К нам пожалуют назад!

  За тебя на черта рад,

  Наша матушка Россия!

Станем, братцы, вечно жить

Вкруг огней, под шалашами,

Днем — рубиться молодцами,

Вечерком — горелку пить!

  Станем, братцы, вечно жить

  Вкруг огней, под шалашами!

О, как страшно смерть встречать

На постеле господином,

Ждать конца под балдахином

И всечасно умирать!

  О, как страшно смерть встречать

  На постеле господином!

То ли дело средь мечей!

Там о славе лишь мечтаешь,

Смерти в когти попадаешь,

И не думая о ней!

  То ли дело средь мечей:

  Там о славе лишь мечтаешь!

Я люблю кровавый бой,

Я рожден для службы царской!

Сабля, водка, конь гусарской,

С вами век мне золотой!

  Я люблю кровавый бой,

  Я рожден для службы царской!

В ужасах войны кровавой

Я опасности искал,

Я горел бессмертной славой,

Разрушением дышал;

И в безумстве упоенный

Чадом славы бранных дел,

Посреди грозы военной

Счастие найти хотел!..

Но, судьбой гонимый вечно,

Счастья нет! — подумал я…

Друг мой милый, друг сердечный,

Я тогда не знал тебя!

Ах, пускай герой стремится

За блистательной мечтой

И через кровавый бой

Свежим лавром осенится…

О мой милый друг! с тобой

Не хочу высоких званий,

И мечты завоеваний

Не тревожат мой покой!

Но коль враг ожесточенный

Нам дерзнет противустать,

Первый долг мой, долг священный —

Вновь за родину восстать;

Друг твой в поле появи́тся,

Еще саблею блеснет,

Или в лаврах возвратится,

Иль на лаврах мертв падет!..

Полумертвый, не престану

Биться с храбрыми в ряду,

В память Лизу приведу…

Встрепенусь, забуду рану,

За тебя еще восстану

И другую смерть найду!

Где друзья минувших лет,

Где гусары коренные,

Председатели бесед,

Собутыльники седые?

Деды, помню вас и я,

Испивающих ковшами

И сидящих вкруг огня

С красно-сизыми носами!

На затылке кивера,

Доломаны до колена,

Сабли, ташки у бедра,

И диваном — кипа сена.

Трубки черные в зубах;

Все безмолвны, дым гуляет

На закрученных висках

И усы перебегает.

Ни полслова… Дым столбом…

Ни полслова… Все мертвецки

Пьют и, преклонясь челом,

Засыпают молодецки.

Но едва проглянет день,

Каждый по́ полю порхает;

Кивер зверски набекрень,

Ментик с вихрями играет.

Конь кипит под седоком,

Сабля свищет, враг валится…

Бой умолк, и вечерком

Снова ковшик шевелится.

А теперь что вижу? — Страх!

И гусары в модном свете,

В вицмундирах, в башмаках,

Вальсируют на паркете!

Говорят: умней они…

Но что слышим от любого?

Жомини да Жомини!

А об водке — ни полслова!

Где друзья минувших лет,

Где гусары коренные,

Председатели бесед,

Собутыльники седые?

    Сижу на берегу потока,

Бор дремлет в сумраке; всё спит вокруг, а я

Сижу на берегу — и мыслию далеко,

      Там, там… где жизнь моя!..

И меч в руке моей мутит струи потока.

    Сижу на берегу потока,

Снедаем ревностью, задумчив, молчалив…

Не торжествуй еще, о ты, любимец рока!

      Ты счастлив — но я жив…

И меч в руке моей мутит струи потока.

    Сижу на берегу потока…

Вздохнешь ли ты о нем, о друг, неверный друг…

И точно ль он любим? — ах, эта мысль жестока!..

      Кипит отмщеньем дух,

И меч в руке моей мутит струи потока.

Не пробуждай, не пробуждай

Моих безумств и исступлений,

И мимолетных сновидений

Не возвращай, не возвращай!

Не повторяй мне имя той,

Которой память — мука жизни,

Как на чужбине песнь отчизны

Изгнаннику земли родной.

Не воскрешай, не воскрешай

Меня забывшие напасти,

Дай отдохнуть тревогам страсти

И ран живых не раздражай.

Иль нет! Сорви покров долой!..

Мне легче горя своеволье,

Чем ложное холоднокровье,

Чем мой обманчивый покой.

Море воет, море стонет,

И во мраке, одинок,

Поглощен волною, тонет

Мой заносчивый челнок.

Но, счастливец, пред собою

Вижу звездочку мою —

И покоен я душою,

И беспечно я пою:

«Молодая, золотая

Предвещательница дня!

При тебе беда земная

Недоступна до меня.

Но сокрой за бурной мглою

Ты сияние свое —

И сокроется с тобою

Провидение мое!»

Я люблю тебя, без ума люблю!

О тебе одной думы думаю,

При тебе одной сердце чувствую,

Моя милая, моя душечка.

Ты взгляни, молю, на тоску мою,

И улыбкою, взглядом ласковым

Успокой меня, беспокойного,

Осчастливь меня, несчастливого.

Если жребий мой умереть тоской,—

Я умру, любовь проклинаючи,

Но и в смертный час воздыхаючи

О тебе, мой друг, моя душечка!

Гусар, на саблю опираясь,

В глубокой горести стоял;

Надолго с милой разлучаясь,

  Вздыхая, он сказал:

«Не плачь, красавица! Слезами

Кручине злой не пособить!

Клянуся честью и усами

  Любви не изменить!

Любви непобедима сила.

Она — мой верный щит в войне;

Булат в руке, а в сердце Лила, —

  Чего страшиться мне?

Не плачь, красавица! Слезами

Кручине злой не пособить!

А если изменю… усами

  Клянусь, наказан быть!

Тогда, мой верный конь, споткнися,

Летя во вражий стан стрелой;

Уздечка бранная порвися,

  И стремя под ногой!

Пускай булат в руке с размаха

Изломится, как прут гнилой,

И я, бледнея весь от страха,

  Явлюсь перед тобой!»

Но верный конь не спотыкался

Под нашим всадником лихим;

Булат в боях не изломался,

  И честь гусара с ним!

А он забыл любовь и слезы

Своей пастушки дорогой,

И рвал в чужбине счастья розы

  С красавицей другой.

Но что же сделала пастушка?

Другому сердце отдала.

Любовь красавицам — игрушка,

  А клятвы их — слова!

Всё здесь, друзья, изменой дышит,

Теперь нет верности нигде!

Амур, смеясь, все клятвы пишет

  Стрелою на воде.

О память сердца! ты сильней

Рассудка памяти печальной,

И часто сладостью своей

Меня в стране пленяешь дальной.

Я помню голос милых слов,

Я помню очи голубые,

Я помню локоны златые

Небрежно вьющихся власов.

Моей пастушки несравненной

Я помню весь наряд простой,

И образ милый, незабвенный

Повсюду странствует со мной.

Хранитель-гений мой — любовью

В утеху дан разлуке он:

Засну ль? — приникнет к изголовью

И усладит печальный сон.

Раз, полунощной порою,

  Сквозь туман и мрак,

Ехал тихо над рекою

  Удалой казак.

Черна шапка набекрени,

  Весь жупан в пыли.

Пистолеты при колене,

  Сабля до земли.

Верный конь, узды не чуя,

  Шагом выступал;

Гриву долгую волнуя,

  Углублялся вдаль.

Вот пред ним две-три избушки,

  Выломан забор;

Здесь — дорога к деревушке,

  Там — в дремучий бор.

«Не найду в лесу девицы, —

  Думал хват Денис, —

Уж красавицы в светлицы

  На ночь убрались».

Шевельнул донец уздою,

  Шпорой прикольнул,

И помчался конь стрелою,

  К избам завернул.

В облаках луна сребрила

  Дальни небеса;

Под окном сидит уныла

  Девица-краса.

Храбрый видит красну деву;

  Сердце бьется в нем,

Конь тихонько к леву, к леву —

  Вот уж под окном.

«Ночь становится темнее,

  Скрылася луна.

Выдь, коханочка, скорее,

  Напои коня».

— «Нет! к мужчине молодому

  Страшно подойти,

Страшно выйти мне из дому,

  Коню дать воды».

— «Ах! небось, девица красна,

  С милым подружись!»

— «Ночь красавицам опасна».

  — «Радость! не страшись!

Верь, коханочка, пустое;

  Ложный страх отбрось!

Тратишь время золотое;

  Милая, небось!

Сядь на борзого, с тобою

  В дальний еду край;

Будешь счастлива со мною:

  С другом всюду рай».

Что же девица? Склонилась,

  Победила страх,

Робко ехать согласилась;

  Счастлив стал казак.

Поскакали, полетели,

  Дружку друг любил;

Был ей верен две недели,

  В третью изменил.

Под вечер, осенью ненастной,

В далеких дева шла местах

И тайный плод любви несчастной

Держала в трепетных руках.

Всё было тихо — лес и горы,

Всё спало в сумраке ночном;

Она внимательные взоры

Водила с ужасом кругом.

И на невинное творенье,

Вздохнув, остановила их…

«Ты спишь, дитя, мое мученье,

Не знаешь горестей моих,

Откроешь очи и тоскуя

Ко груди не прильнешь моей,

Не встретишь завтра поцелуя

Несчастной матери твоей.

Ее манить напрасно будешь!..

Стыд вечный мне вина моя, —

Меня навеки ты забудешь,

Тебя не позабуду я;

Дадут покров тебе чужие

И скажут: «Ты для нас чужой!»

Ты спросишь: «Где ж мои родные?» —

И не найдешь семьи родной.

Мой ангел будет грустной думой

Томиться меж других детей

И до конца с душой угрюмой

Взирать на ласки матерей;

Повсюду странник одинокий,

Предел неправедный кляня,

Услышит он упрек жестокий…

Прости, прости тогда меня.

Быть может, сирота унылый,

Узнаешь, обоймешь отца,

Увы! где он, предатель милый,

Мой незабвенный до конца?

Утешь тогда страдальца муки,

Скажи: «Ее на свете нет,

Лаура не снесла разлуки

И бросила пустынный свет».

Но что сказала я?.. быть может,

Виновную ты встретишь мать,

Твой скорбный взор меня встревожит!

Возможно ль сына не узнать?

Ах, если б рок неумолимый

Моею тронулся мольбой…

Но может быть, пройдешь ты мимо,

Навек рассталась я с тобой.

Ты спишь — позволь себя, несчастный,

К груди прижать в последний раз.

Закон неправедный, ужасный

К страданью присуждает нас.

Пока лета не отогнали

Беспечной радости твоей,

Спи, милый! горькие печали

Не тронут детства тихих дней!»

Но вдруг за рощей осветила

Вблизи ей хижину луна…

С волненьем сына ухватила

И к ней приближилась она;

Склонилась, тихо положила

Младенца на порог чужой,

Со страхом очи отвратила

И скрылась в темноте ночной.

Слыхали ль вы за рощей глас ночной

Певца любви, певца своей печали?

Когда поля в час утренний молчали,

Свирели звук унылый и простой

      Слыхали ль вы?

Встречали ль вы в пустынной тьме лесной

Певца любви, певца своей печали?

Следы ли слез, улыбку ль замечали,

Иль тихий взор, исполненный тоской,

      Встречали вы?

Вздохнули ль вы, внимая тихий глас

Певца любви, певца своей печали?

Когда в лесах вы юношу видали,

Встречая взор его потухших глаз,

      Вздохнули ль вы?

Мечты, мечты,

Где ваша сладость?

Где ты, где ты,

Ночная радость?

Исчезнул он,

Веселый сон,

И одинокой

Во тьме глубокой

Я пробужден.

Кругом постели

Немая ночь.

Вмиг охладели,

Вмиг улетели

Толпою прочь

Любви мечтанья.

Еще полна

Душа желанья

И ловит сна

Воспоминанья.

Любовь, любовь,

Внемли моленья:

Пошли мне вновь

Свои виденья,

И поутру,

Вновь упоенный,

Пускай умру

Непробужденный.

Гляжу как безумный на черную шаль,

И хладную душу терзает печаль.

Когда легковерен и молод я был,

Младую гречанку я страстно любил.

Прелестная дева ласкала меня,

Но скоро я дожил до черного дня.

Однажды я созвал веселых гостей;

Ко мне постучался презренный еврей.

«С тобою пируют (шепнул он) друзья;

Тебе ж изменила гречанка твоя».

Я дал ему злата и проклял его

И верного позвал раба моего.

Мы вышли; я мчался на быстром коне;

И кроткая жалость молчала во мне.

Едва я завидел гречанки порог,

Глаза потемнели, я весь изнемог…

В покой отдаленный вхожу я один…

Неверную деву лобзал армянин.

Не взвидел я света; булат загремел…

Прервать поцелуя злодей не успел.

Безглавое тело я долго топтал,

И молча на деву, бледнея, взирал.

Я помню моленья… текущую кровь…

Погибла гречанка, погибла любовь.

С главы ее мертвой сняв черную шаль,

Отер я безмолвно кровавую сталь.

Мой раб, как настала вечерняя мгла,

В дунайские волны их бросил тела.

С тех пор не целую прелестных очей,

С тех пор я не знаю веселых ночей.

Гляжу как безумный на черную шаль,

И хладную душу терзает печаль.

В реке бежит гремучий вал;

В горах безмолвие ночное;

Казак усталый задремал,

Склонясь на копие стальное.

Не спи, казак: во тьме ночной

Чеченец ходит за рекой.

Казак плывет на челноке,

Влача по дну речному сети.

Казак, утонешь ты в реке,

Как тонут маленькие дети,

Купаясь жаркою порой:

Чеченец ходит за рекой.

На берегу заветных вод

Цветут богатые станицы;

Веселый пляшет хоровод.

Бегите, русские певицы,

Спешите, красные, домой:

Чеченец ходит за рекой.

Сижу за решеткой в темнице сырой.

Вскормленный в неволе орел молодой,

Мой грустный товарищ, махая крылом,

Кровавую пищу клюет под окном,

Клюет, и бросает, и смотрит в окно,

Как будто со мною задумал одно;

Зовет меня взглядом и криком своим

И вымолвить хочет: «Давай улетим!

Мы вольные птицы; пора, брат, пора!

Туда, где за тучей белеет гора,

Туда, где синеют морские края,

Туда, где гуляем лишь ветер… да я!..»

Старый муж, грозный муж,

Режь меня, жги меня:

Я тверда, не боюсь

Ни ножа, ни огня.

Ненавижу тебя,

Презираю тебя;

Я другого люблю,

Умираю любя.

Режь меня, жги меня;

Не скажу ничего;

Старый муж, грозный муж,

Не узнаешь его.

Он свежее весны,

Жарче летнего дня;

Как он молод и смел!

Как он любит меня!

Как ласкала его

Я в ночной тишине!

Как смеялись тогда

Мы твоей седине!

    Ночной зефир

    Струит эфир.

      Шумит,

      Бежит

    Гвадалквивир.

Вот взошла луна златая,

Тише… чу… гитары звон…

Вот испанка молодая

Оперлася на балкон.

    Ночной зефир

    Струит эфир.

      Шумит,

      Бежит

    Гвадалквивир.

Скинь мантилью, ангел милый,

И явись как яркий день!

Сквозь чугунные перилы

Ножку дивную продень!

    Ночной зефир

    Струит эфир.

      Шумит,

      Бежит

    Гвадалквивир.

Буря мглою небо кроет,

Вихри снежные крутя;

То, как зверь, она завоет,

То заплачет, как дитя,

То по кровле обветшалой

Вдруг соломой зашумит,

То, как путник запоздалый,

К нам в окошко застучит.

Наша ветхая лачужка

И печальна и темна.

Что же ты, моя старушка,

Приумолкла у окна?

Или бури завываньем

Ты, мой друг, утомлена,

Или дремлешь под жужжанье

Своего веретена?

Выпьем, добрая подружка

Бедной юности моей,

Выпьем с горя; где же кружка?

Сердцу будет веселей.

Спой мне песню, как синица

Тихо за морем жила;

Спой мне песню, как девица

За водой поутру шла.

Буря мглою небо кроет,

Вихри снежные крутя;

То, как зверь, она завоет,

То заплачет, как дитя.

Выпьем, добрая подружка

Бедной юности моей,

Выпьем с горя; где же кружка?

Сердцу будет веселей.

Я помню чудное мгновенье:

Передо мной явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты.

В томленьях грусти безнадежной,

В тревогах шумной суеты,

Звучал мне долго голос нежный

И снились милые черты.

Шли годы. Бурь порыв мятежный

Рассеял прежние мечты,

И я забыл твой голос нежный,

Твои небесные черты.

В глуши, во мраке заточенья

Тянулись тихо дни мои

Без божества, без вдохновенья,

Без слез, без жизни, без любви.

Душе настало пробужденье:

И вот опять явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты.

И сердце бьется в упоенье,

И для него воскресли вновь

И божество, и вдохновенье,

И жизнь, и слезы, и любовь.

Сквозь волнистые туманы

Пробирается луна,

На печальные поляны

Льет печально свет она.

По дороге зимней, скучной

Тройка борзая бежит,

Колокольчик однозвучный

Утомительно гремит.

Что-то слышится родное

В долгих песнях ямщика:

То разгулье удалое,

То сердечная тоска…

Ни огня, ни черной хаты…

Глушь и снег… Навстречу мне

Только версты полосаты

Попадаются одне.

Скучно, грустно… завтра, Нина,

Завтра, к милой возвратясь,

Я забудусь у камина,

Загляжусь не наглядясь.

Звучно стрелка часовая

Мерный круг свой совершит,

И, докучных удаляя,

Полночь нас не разлучит.

Грустно, Нина: путь мой скучен,

Дремля смолкнул мой ямщик,

Колокольчик однозвучен,

Отуманен лунный лик.

Там, где море вечно плещет

На пустынные скалы,

Где луна теплее блещет

В сладкий час вечерней мглы,

Где, в гаремах наслаждаясь,

Дни проводит мусульман,

Там волшебница, ласкаясь,

Мне вручила талисман.

И, ласкаясь, говорила:

«Сохрани мой талисман:

В нем таинственная сила!

Он тебе любовью дан.

От недуга, от могилы,

В бурю, в грозный ураган,

Головы твоей, мой милый,

Не спасет мой талисман.

И богатствами Востока

Он тебя не одарит,

И поклонников пророка

Он тебе не покорит;

И тебя на лоно друга,

От печальных чуждых стран,

В край родной на север с юга

Не умчит мой талисман…

Но когда коварны очи

Очаруют вдруг тебя,

Иль уста во мраке ночи

Поцелуют не любя —

Милый друг! от преступленья,

От сердечных новых ран,

От измены, от забвенья

Сохранит мой талисман!»

Ворон к ворону летит,

Ворон ворону кричит:

Ворон, где б нам отобедать?

Как бы нам о том проведать?

Ворон ворону в ответ:

Знаю, будет нам обед;

В чистом поле под ракитой

Богатырь лежит убитый.

Кем убит и отчего,

Знает сокол лишь его,

Да кобылка вороная,

Да хозяйка молодая.

Сокол в рощу улетел,

На кобылку недруг сел,

А хозяйка ждет милого

Не убитого, живого.

Не пой, красавица, при мне

Ты песен Грузии печальной:

Напоминают мне оне

Другую жизнь и берег дальный.

Увы, напоминают мне

Твои жестокие напевы

И степь, и ночь, и при луне

Черты далекой, бедной девы!..

Я призрак милый, роковой,

Тебя увидев, забываю;

Но ты поешь — и предо мной

Его я вновь воображаю.

Не пой, красавица, при мне

Ты песен Грузии печальной:

Напоминают мне оне

Другую жизнь и берег дальный.

Мне минуло шестнадцать лет,

  Но сердце было в воле;

Я думала: весь белый свет —

  Наш бор, поток и поле.

К нам юноша пришел в село:

  Кто он? отколь? не знаю —

Но всё меня к нему влекло,

  Всё мне твердило: знаю!

Его кудрявые власы

  Вкруг шеи обвивались,

Как мак сияет от росы,

  Сияли, рассыпались.

И взоры пламенны его

  Мне что-то изъясняли;

Мы не сказали ничего,

  Но уж друг друга знали.

Куда пойду — и он за мной.

  На долгую ль разлуку?

Не знаю! только он с тоской

  Безмолвно жал мне руку.

«Что хочешь ты? — спросила я, —

  Скажи, пастух унылый».

И с жаром обнял он меня

  И тихо назвал милой.

И мне б тогда его обнять!

  Но рук не поднимала,

На перси потупила взгляд,

  Краснела, трепетала.

Ни слова не сказала я;

  За что ж ему сердиться?

Зачем покинул он меня?

  И скоро ль возвратится?

«Дедушка! — девицы

Раз мне говорили,—

Нет ли небылицы

Иль старинной были?»

— «Как не быть! — уныло

Красным отвечал я,—

Сердце вас любило,

Так чего не знал я!

Было время! где вы,

Годы золотые?

Как пленяли девы

В ваши дни былые!

Уж они — старушки;

Но от них порою

Много на подушки

Слез пролито мною.

Душу волновали

Их уста и очи,

По огню бежали

Дни мои и ночи».

— «Дедушка, — толпою

Девицы вскричали.—

Жаль нам, а тобою

Бабушки играли!

Как не стыдно! злые,

Вот над кем шутили!

Нет, мы не такие,

Мы б тебя любили!»

— «Вы б любили? сказки!

Веры мне неймется!

И на ваши ласки

Дедушка смеется».

Ах ты, ночь ли,

  Ноченька!

Ах ты, ночь ли

  Бурная!

Отчего ты

  С вечера

До глубокой

  Полночи

Не блистаешь

  Звездами,

Не сияешь

  Месяцем?

Всё темнеешь

  Тучами?

И с тобой, знать,

  Ноченька,

Как со мною,

  Молодцем,

Грусть-злодейка

  Сведалась!

Как заляжет,

  На сердце —

Позабудешь

  Девицам

Усмехаться,

  Кланяться;

Позабудешь

  С вечера

До глубокой

  Полночи,

Припевая,

  Тешиться

Хороводной

  Пляскою!

Нет, взрыдаешь,

  Всплачешься,

И, безродный

  Молодец,

На постелю

  Жесткую,

Как в могилу,

  Кинешься!

Одинок месяц плыл, зыбляся в тумане,

Одинок воздыхал витязь на кургане.

Свежих трав не щипал конь его унылый,

«Конь мой, конь, верный конь, понесемся к милой!

Не к добру грудь моя тяжко воздыхает,

Не к добру сердце мне что-то предвещает;

Не к добру без еды ты стоишь унылый!

Конь мой, конь, верный конь, понесемся к милой!»

Конь вздрогнул, и сильней витязь возмутился,

В милый край, в страшный край как стрела пустился.

Ночь прошла, всё светло: виден храм с дубровой,

Конь заржал, конь взвился над могилой новой.

Что, красотка молодая,

  Что ты, светик, плачешь?

Что головушку, вздыхая,

  К белой ручке клонишь?

Или словом, или взором

  Я тебя обидел?

Иль нескромным разговором

  Ввел при людях в краску?

Нет, лежит тоска иная

  У тебя на сердце!

Нет, кручинушку другую

  Ты вложила в мысли!

Ты не хочешь, не желаешь

  Молодцу открыться,

Ты боишься милу другу

  Заповедать тайну!

Не слыхали ль злые люди

  Наших разговоров?

Не спросили ль злые люди

  У отца родного;

Не спросили ль сопостаты

  У твоей родимой:

«Чей у ней на ручке перстень,

  Чья в повязке лента?

Лента, ленточка цветная,

  С золотой каймою,

Перстень с чернью расписною,

  С чистым изумрудом?»

Не томи, открой причину

  Слез твоих горючих!

Перелей в мое ты сердце

  Всю тоску-кручину,

Перелей тоску-кручину

  Сладким поцелуем:

Мы вдвоем тоску-кручину

  Легче растоскуем.

Голова ль моя, головушка,

Голова ли молодецкая,

Что болишь ты, что ты клонишься

Ко груди, к плечу могучему?

Ты не то была, удалая,

В прежни годы, в дни разгульные,

В русых кудрях, в красоте твоей,

В той ли шапке, шапке бархатной,

Соболями отороченной.

Днем ли в те поры я выеду,

В очи солнце — ты не хмуришься;

В темном лесе в ночь ненастную

Ты найдешь тропу заглохшую;

Красна ль девица приглянется —

И без слов ей всё повыскажешь;

Повстречаются ль недобрые —

Только взглянут и вспокаются.

Что ж теперь ты думу думаешь,

Думу крепкую, тяжелую?

Иль ты с сердцем перемолвилась,

Иль одно вы с ним задумали,

Иль прилука молодецкая

Ни из сердца, ни с ума нейдет?

Уж не вырваться из клеточки

Певчей птичке конопляночке,

Знать, и вам не видеть более

Прежней воли с прежней радостью.

Прекрасный день, счастливый день:

  И солнце, и любовь!

С нагих полей сбежала тень —

  Светлеет сердце вновь.

Проснитесь, рощи и поля;

  Пусть жизнью всё кипит:

Она моя, она моя! —

  Мне сердце говорит.

Что вьешься, ласточка, к окну,

  Что, вольная, поешь?

Иль ты щебечешь про весну

  И с ней любовь зовешь?

Но не ко мне — и без тебя

  В певце любовь горит:

Она моя, она моя! —

  Мне сердце говорит.

Не говори: любовь пройдет,

О том забыть твой друг желает;

В ее он вечность уповает,

Ей в жертву счастье отдает.

Зачем гасить душе моей

Едва блеснувшие желанья?

Хоть миг позволь мне без роптанья

Предаться нежности твоей.

За что страдать? Что мне в любви

Досталось от небес жестоких

Без горьких слез, без ран глубоких,

Без утомительной тоски?

Любви дни краткие даны,

Но мне не зреть ее остылой;

Я с ней умру, как звук унылый

Внезапно порванной струны.

Только узнал я тебя —

  И трепетом сладким впервые

    Сердце забилось во мне.

Сжала ты руку мою —

  И жизнь, и все радости жизни

    В жертву тебе я принес.

Ты мне сказала «люблю» —

  И чистая радость слетела

    В мрачную душу мою.

Молча гляжу на тебя, —

  Нет слова все муки, всё счастье

    Выразить страсти моей.

Каждую светлую мысль,

  Высокое каждое чувство

    Ты зарождаешь в душе.

Протекших дней очарованья,

Мне вас душе не возвратить!

В любви узнав одни страданья,

Она утратила желанья

И вновь не просится любить.

К ней сны младые не забродят,

Опять с надеждой не мирят,

В странах волшебных с ней не ходят,

Веселых песен не заводят

И сладких слов не говорят.

Ее один удел печальный:

Года бесчувственно провесть

И в край, для горестных не дальной,

Под глас молитвы погребальной,

Одни молитвы перенесть.

Наяву и в сладком сне

Всё мечтаетесь вы мне:

Кудри, кудри шелковы́е,

Юных персей красота,

Прелесть — очи и уста,

И лобзания живые.

И я в раннюю зарю

Темным кудрям говорю:

Кудри, кудри, что вы вьетесь?

Мне уж вами не играть,

Мне уж вас не целовать,

Вы другому достаетесь.

И я утром золотым

Молвлю персям молодым:

Пух лебяжий, негой страстной

Не дыши по старине —

Уж не быть счастливым мне

На груди моей прекрасной.

Я твержу по вечерам

Светлым взорам и устам:

Замолчите, замолчите!

С лютой долей я знаком,

О веселом, о былом

Вы с душой не говорите!

Ночью, сплю ли я, не сплю,—

Всё устами вас ловлю,

Сердцу сладкие лобзанья!

Сердце бьется, сердце ждет, —

Но уж милая нейдет

В час условленный свиданья.

Скучно, девушки, весною жить одной:

Не с кем сладко побеседовать младой.

Сиротинушка, на всей земле одна,

Подгорюнясь ли присядешь у окна —

Под окошком всё так весело глядит,

И мне душу то веселие томит.

То веселье — не веселье, а любовь,

От любви той замирает в сердце кровь.

И я выду во широкие поля —

С них ли негой так и веет на тебя;

Свежий запах каждой травки полевой

Вреден девице весеннею порой,

Хочешь с кем-то этим запахом дышать,

И другим устам его передавать;

Белой груди чем-то сладким тяжело,

Голубым очам при солнце не светло.

Больно, больно безнадежной тосковать!

И я кинусь на тесовую кровать,

К изголовью правой щечкою прижмусь

И горючими слезами обольюсь.

Как при солнце летом дождик пошумит,

Травку вспрыснет, но ее не освежит,

Так и слезы не свежат меня, младой;

Скучно, девушки, весною жить одной!

Пела, пела пташечка

  И затихла;

Знало сердце радости

  И забыло.

Что, певунья пташечка,

  Замолчала?

Как ты, сердце, сведалось

  С черным горем?

Ах! убили пташечку

  Злые вьюги;

Погубили молодца

  Злые толки!

Полететь бы пташечке

  К синю морю;

Убежать бы молодцу

  В лес дремучий!

На море валы шумят,

  А не вьюги;

В лесе звери лютые,

  Да не люди!

Соловей мой, соловей,

Голосистый соловей!

Ты куда, куда летишь,

Где всю ночку пропоешь?

Кто-то бедная, как я,

Ночь прослушает тебя,

Не смыкаючи очей,

Утопаючи в слезах?

Ты лети, мой соловей,

Хоть за тридевять земель,

Хоть за синие моря,

На чужие берега;

Побывай во всех странах,

В деревнях и в городах:

Не найти тебе нигде

Горемышнее меня.

У меня ли у младой

Дорог жемчуг на груди,

У меня ли у младой

Жар-колечко на руке,

У меня ли у младой

В сердце миленький дружок.

В день осенний на груди

Крупный жемчуг потускнел,

В зимню ночку на руке

Распаялося кольцо,

А как нынешней весной

Разлюбил меня милой.

Сиротинушка, девушка,

Полюби меня, молодца,

Полюбя — приголубливай,

Мои кудри расчесывай.

Хорошо цветку на́ поле,

Любо пташечке на небе,—

Сиротинушке девушке

Веселей того с молодцем.

У меня в дому волюшка,

От беды оборонушка,

Что от дождичка кровелька,

От жары дневной ставенки,

От лихой же разлучницы,

От лукавой указчицы

На воротах замок висит,

В подворотенку пес глядит.

И я выйду ль на крылечко,

  На крылечко погулять,

И я стану ль у колечка

  О любезном горевать;

Как у этого ль колечка

  Он впоследнее стоял

И печальное словечко

  Мне, прощаючись, сказал:

«За турецкой за границей,

  В басурманской стороне

По тебе лишь по девице

  Слезы лить досталось мне…»

…………………………….

…………………………….

Как за реченькой слободушка стоит,

По слободке той дороженька бежит,

Путь-дорожка широка, да не длинна,

Разбегается в две стороны она:

Как налево — на кладбище к мертвецам,

А направо — к закавказским молодцам.

Грустно было провожать мне, молодой,

Двух родимых и по той, и по другой:

Обручальника по левой проводя,

С плачем матерью-землей покрыла я;

А налетный друг уехал по другой,

На прощанье мне кивнувши головой.

Как у нас ли на кровельке,

Как у нас ли на крашеной,

Собиралися пташечки,

Мелки пташечки, ласточки,

Щебетали, чиликали,

Несобравшихся кликали:

«Вы слетайтесь, не медлите,

В путь-дороженьку пустимся!

Красны дни миновалися,

Вдоволь мы наигралися,

Здесь не ждать же вам гибели

От мороза трескучего!»

Государь ты мой батюшка,

Государыня матушка!

Меня суженый сватает,

Меня ряженый сватает;

Поспешите, не мешкайте,

Меня поезду выдайте,

С хлебом-солию, с образом,

С красотой проходящею!

Мне не век вековать у вас,

Не сидеть же всё девицей

Без любви и без радости

До ворчуньи ль до старости.

Вечерком красна девица

На прудок за стадом шла;

Черноброва, белолица

Так гуськов своих гнала:

  Тига, тига, тига,

  Вы, гуськи мои, домой!

Не ищи меня богатый:

Ты постыл моей душе.

Что мне, что твои палаты?

С милым рай и в шалаше!

  Тига, тига, тига,

  Вы, гуськи мои, домой!

Нас одних для нас довольно:

Всё любовь нам заменит.

А сердечны слезы больно

Через золото ронить.

  Тига, тига, тига,

  Вы, гуськи мои, домой!

Во поле березонька стояла, (2)

  Люли, люли, стояла, (2)

В чистом кудрява бушевала,

В тереме девица горевала;

Девицу со милым разлучают,

Девицу с постылым обручают.

Нелюб не умом взял, не приятством —

Взял большой роднею и богатством.

Милый беспоместен, беспороден,

Он душой богат и благороден.

Не в мешках любовь, не в родословных —

В жертвах добровольных, безусловных.

С милым мы глазами сговорились,

С милым мы сердцами подарились;

Скоро ли, ах, милый! не дождуся,

Я с тобой свиданьем наслаждуся,

От докук нелюба свобожуся?

  Люли, люли, свобожуся? (2)

Не бушуйте, ветры буйные,

Перестаньте выть, осенние!

Не к тому ли вы бушуете,

Чтобы стоны заглушить мои?

Ах! скорей, скорей утихните!

И без вас она не слышит их…

Терем милой далеко стоит

За горами за высокими,

За лесами непроходными…

Лучше грамотку снесите к ней;

Я слезами напишу ее,

Я скажу ей в этой грамотке:

Вянет травушка без солнышка,

Сохнет сердце без любезныя;

С ней в разлуке нет отрады мне.

Вся отрада — горьки слезы лить!

Полетите, ветры буйные,

Вы отдайте милой грамотку!

Если милая вздохнет тогда,

Принесите мне вы вздох ее!

Но вы всё еще бушуете,

Вы не слышите несчастного,

Вы не внемлете мольбе его!

Так усильтесь, ветры буйные,

Вы умножьте бурю грозную,

Ускорите смерть несчастного

И развейте после прах его!

Солнце красное! оставь ты небеса,

Ты скорей катись за темные леса!

Ясный месяц! ты останься за горой!

Вы оденьте всё ночною темнотой!

Дайте времечко укрыться от людей

И наплакаться об участи моей!

Люди бегают от горестей чужих;

Людям нужно ль знать причину слез моих?

Ах! где милый мой, где ангел, дорогой?

Не на веки ли простился ты со мной?

Нет ни грамотки, ни вести от тебя!

Напиши хоть, что забыл уж ты меня,

Дай отраду мне скорее умереть! —

Мне на белый свет постыло уж смотреть!

В нем не видят ничего мои глаза,

Покрывает их горючая слеза.

Вы, подруженьки, вы сжальтесь надо мной,

Не шутите вы над лютою тоской!

Уделите часть вы горя моего!

Придет время, вы узнаете его;

Страсть-злодейка не минует никого!

Ах! зачем нельзя без горести любить?

Ах! зачем нельзя неверного забыть?

Ах, не лебедь ходит белая

По зеленой травке шелковой!

Ходит Дуня, ходит бедная

С томным сердцем, в мыслях горестных!

Не любуется цветочками,

Красным утром не пленяется,

И певуньи малы пташечки

Уж не могут веселить ее!

Снегобелым рукавом своим

Закрывая очи ясные,

Только слезы льет красавица,

Только думу крепку думает:

«На кого меня покинул ты,

На кого, сердечный милый друг?

Не клялся ли ты любить меня?

Не клялась ли я тебя любить?

Я отстала от подружек всех

И от батюшки, от матушки:

Я покинула сестер моих

И сторонушку родимую;

Убежала и поверилась

Другу милому, сердечному;

Расплела я косу русую

И с весельем отдалась тебе.

Мне светлей казалось солнышко

И цветочки всё душистее,

Как в твоих объятьях сладостных

Забывалась я, несчастная!

Ах! раскройся, мать сыра земля!

Поглоти меня, преступницу!

Для кого ж мне жить осталося,

Если милый мне неверен стал?»

Тут пошла она по берегу,

По крутому, по высокому,

И, всплеснув руками белыми,

Погрузилась в волны быстрые!

Увянет без солнышка

Душистый цвет на́ поле,

Поблекнет и молодость

Без друга любезного.

Не ты ль мое солнышко?

Не я ли цвет во поле?

Тобою питаюся,

Тобою и вижу свет!

Не скроешься, милая,

В высоком ты тереме,

И злата сокровища

Не будут преградой мне;

Везде я найду тебя,

И слово приветное

Скажу в утешение,

Что я лишь тобой живу.

И ветры осенние,

И в зиму метелицы

Одни лишь свидетели

Пролитых слез горести.

Ужель средь веселия,

Средь игр, хороводов ты

Не слышала голоса

Страдальца несчастного?..

Нет! сердце в нас весть дает,

И часто средь плясок ты

Бывала задумчива,

В насмешку подругам всем.

О, если б кручина та

Была бы любовь ко мне,

То красное солнышко

Блеснуло бы радостью!

Скучно, матушка, мне сердцем жить одной,

Скучно, скучно, что не едет дорогой.

Где сокрою я кручинушку свою?

Лучше выйду, на крылечке постою.

Посмотрю, кто вдоль по улице прошел,

Посмотрю, не пролетит ли мой сокол.

Вдоль по улице метелица метет,

А с метелицей и милый мой идет.

Машет издали мне аленьким платком,

Подошедши, говорит он мне тайком:

«Ах, постой, постой, любезная моя!

Дай мне, радость, наглядеться на тебя!

С той поры, как разлучились мы с тобой,

Потерял я и здоровье и покой».

— «Друг сердечный, — отвечала я ему,—

Или ты смеешься горю моему?

Такова ли я до сей поры была?

Таковою ли красавицей слыла?

На лице поблекли алые цветы;

Без тебя, мой друг, лишилась красоты!»

Собирайтесь, девки красны,

Собирайтесь в хоровод,

Скоро день погаснет ясный,

Солнце яркое зайдет.

Ненадолго ландыш белый

Расцветает по лесам,

Лето луг ковром одело

Ненадолго в радость нам.

В свежих рощах на свободе

Пташке не всегда порхать.

Не всегда нам в хороводе

Петь, резвиться и плясать.

Завтра, может быть, на пташку

Хитрый сыщется ловец:

Муж сердитый на девицу —

И тогда всему конец.

Когда печали неотступной

В тебе подымется гроза

И не́хотя слезою крупной

Твои увлажатся глаза,

Я и в то время с наслажденьем

Еще внимательней, нежней

Любуюсь милым выраженьем

Пригожей горести твоей.

С лазурью голубого ока

Играет зыбкий блеск слезы,

И мне сдается: перл Востока

Скатился с светлой бирюзы.

Тройка мчится, тройка скачет,

Вьется пыль из-под копыт;

Колокольчик звонко плачет,

И хохочет, и визжит.

По дороге голосисто

Раздается яркий звон;

То вдали отбрякнет чисто,

То застонет глухо он.

Словно леший ведьме вторит

И аукается с ней,

Иль русалка тараторит

В роще звучных камышей.

Русской степи, ночи темной

Поэтическая весть!

Много в ней и думы томной

И раздолья много есть.

Прянул месяц из-за тучи,

Обогнул свое кольцо

И посыпал блеск зыбучий

Прямо путнику в лицо.

Кто сей путник и отколе,

И далек ли путь ему?

По неволе иль по воле

Мчится он в ночную тьму?

На веселье иль кручину,

К ближним ли под кров родной

Или в грустную чужбину

Он спешит, голубчик мой?

Сердце в нем ретиво рвется

В путь обратный или вдаль?

Встречи ль ждет он не дождется,

Иль покинутого жаль?

Ждет ли перстень обручальный,

Ждут ли путника пиры,

Или факел погребальный

Над могилою сестры?

Как узнать? Уж он далеко;

Месяц в облако нырнул,

И в пустой дали глубоко

Колокольчик уж заснул.

«Кончен, кончен дальний путь!

  Вижу край родимый!

Сладко будет отдохнуть

  Мне с подругой милой!

Долго в грусти ждет она

  Казака младого.

Вот забрезжила луна

  С неба голубого!

И веселый Дон течет

  Тихою струею;

В нетерпеньи конь мой ржет,

  Чуя под собою

Пажити родных брегов,

  Где в счастливой доле

Средь знакомых табунов

  Он гулял на воле.

Верный конь, скачи скорей

  И как вихорь мчися;

Лишь пред хатою моей

  Ты остановися!» —

Так спешил казак домой,

  Понукал гнедого;

Борзый конь летит стрелой

  До дому родного.

Вот приближился донец

  К своему селенью:

«Стой, товарищ, стой! — конец

  Нашему стремленью!»

Видит он невесты дом,

  Входит к ней в светлицу,

И объяту сладким сном

  Будит он девицу.

«Встань, коханочка моя!

  Нежно улыбнися,

Обними скорей меня

  И к груди прижмися!

На полях страны чужой

  Я дышал тобою;

Для тебя я в край родной

  Возвращен судьбою!»

Что же милая его?..

  Пробудилась, встала

И, взглянувши на него,

  В страхе задрожала.

«Наяву или во сне

  Зрю тебя, мой милый!..

Ах, недаром же во мне

  Сердце приуныло!

Долго я тебя ждала

  И страдала в скуке;

Сколько слез я пролила

  В горестной разлуке!

И, отчаясь зреть тебя,

  Быть твоей женою,

Отдалась другому я

  С клятвой роковою».

— «Так, так бог с тобой!» — сказал

  Молодец удалый,

И — к воротам, где стоял

  Конь его усталый.

«Ну, сопутник верный мой! —

  Он сказал уныло,—

Нет тебе травы родной,

  Нет мне в свете милой!»

С словом сим он на гнедка,

  Шевельнул уздою,

Тронул шпорой под бока:

  Быстрый конь стрелою

Полетел в обратный путь

  От села родного.

Но тоска терзала грудь

  Казака младого.

Он в последний раз взглянул

  В сторону родиму

И невольно воздохнул,

  Скрылся в даль незриму.

Что и родина, коль нет

  Ни друзей, ни милой? —

Ах! тогда нам целый свет

  Кажется могилой!

Тебя забыть! — и ты сказала,

Что сердце может разлюбить.

Ты ль сердца моего не знала?

    Тебя забыть!

Тебя забыть! — но кто же будет

Мне в жизни радости дарить?

Нет, прежде бог меня забудет…

    Тебя ль забыть?

Тебя забыть, и, свет могилой

Назвав, как бремя жизнь влачить,

Могу ль, могу ль, о друг мой милый!

    Тебя забыть?

Тебя забыть, искать свободы,

Но цепи я рожден носить,

И мне ль, восстав против природы,

    Тебя забыть?

Тебя забыть, пленясь другою,

И для другой хоть миг прожить:

Тому ль, кто дышит лишь тобою,

    Тебя забыть?

Тебя забыть! Нет, адска злоба

Одна могла ту мысль внушить.

Могу ль и за порогом гроба

    Тебя забыть?

Ты грустишь, твой взор тоскливый

Тихой светится слезой,

Ищешь в думе молчаливой

Сердцу прежний дать покой.

Сердце в горе и не знает,

Что есть смертный, может быть,

Кто всё горе примечает,

Но не смеет разделить.

Если б взор сей хоть случайно

Обратился на него,

Ты б узнала, что он тайно

Грустен больше твоего.

Ты б узнала, что страдает

Скромный друг, и к небесам:

«Дайте с ней делить, — взывает, —

Грусть и радость пополам».

Тебя я некогда любил,

И ты любить не запрещала;

Но я дитя в то время был —

Ты в утро дней едва вступала.

Тогда любим я был тобой,

И в дни невинности беспечной

Алине с детской простотой

Я клятву дал уж в страсти вечной.

Тебя ль, Алина, вижу вновь?

Твой голос стал еще приятней;

Сильнее взор волнует кровь;

Улыбка, ласки сердцу внятней;

Блестящих на груди лилей

Все прелести соединились,

И чувства прежние живей

В душе моей возобновились.

Алина! чрез двенадцать лет

Всё тот же сердцем, ныне снова

Я повторяю свой обет.

Ужель не скажешь ты полслова?

Прелестный друг! чему ни быть,

Обет сей будет свято чтимым.

Ах! я могу еще любить,

Хотя не льщусь уж быть любимым.

Не искушай меня без нужды

Возвратом нежности твоей:

Разочарованному чужды

Все обольщенья прежних дней!

Уж я не верю увереньям,

Уж я не верую в любовь

И не могу предаться вновь

Раз изменившим сновиденьям!

Слепой тоски моей не множь,

Не заводи о прежнем слова,

И, друг заботливый, больного

В его дремоте не тревожь!

Я сплю, мне сладко усыпленье;

Забудь бывалые мечты:

В душе моей одно волненье,

А не любовь пробудишь ты.

Страшно воет, завывает

    Ветр осенний;

По подне́бесью далече

    Тучи гонит.

На часах стоит печален

    Юный ратник;

Он уносится за ними

    Грустной думой.

О, куда, куда вас, тучи,

    Ветер гонит?

О, куда ведет судьбина

    Горемыку?

Тошно жить мне: мать родную

    Я покинул!

Тошно жить мне: с милой сердцу

    Я расстался!

«Не грусти! — душа-девица

    Мне сказала. —

За тебя молиться будет

    Друг твой верный».

Что в молитвах? я в чужбине

    Дни скончаю.

Возвращусь ли? взор твой друга

    Не признает.

Не видать в лицо мне счастья;

    Жить на что мне?

Дай приют, земля сырая,

    Расступися!

Он поет, никто не слышит

    Слов печальных…

Их разносит, заглушает

    Ветер бурный.

Приманкой ласковых речей

Вам не лишить меня рассудка!

Конечно, многих вы милей,

Но вас любить — плохая шутка!

Вам не нужна любовь моя,

Не слишком заняты вы мною,

Не нежность — прихоть вашу я

Признаньем страстным успокою.

Вам дорог я, твердите вы,

Но лишний пленник вам дороже;

Вам очень мил я, но, увы!

Вам и другие милы тоже.

С толпой соперников моих

Я состязаться не дерзаю

И превосходной силе их

Без битвы поле уступаю.

Когда взойдет денница золотая,

      Горит эфир,

И ото сна встает, благоухая,

      Цветущий мир,

И славит всё существованья сладость,—

      С душой твоей

Что в пору ту? скажи, живая радость,

      Тоска ли в ней?

Когда на дев цветущих и приветных,

      Перед тобой

Мелькающих в одеждах разноцветных,

      Глядишь порой,

Глядишь и пьешь их томных взоров сладость, —

      С душой твоей

Что в пору ту? скажи, живая радость,

      Тоска ли в ней?

Страдаю я! Из-за дубравы дальной

      Взойдет заря,

Мир озарит, души моей печальной

      Не озаря.

Будь новый день любимцу счастья в сладость!

      Душе моей

Противен он! что прежде было в радость,

      То в муку ей.

Что красоты, почти всегда лукавой,

      Мне долгий взор?

Обманчив он! знаком с его отравой

      Я с давних пор.

Обманчив он! его живая сладость

      Душе моей

Страшна теперь! что прежде было в радость,

      То в муку ей.

  Отечество наше страдает

  Под игом твоим, о злодей!

  Коль нас деспотизм угнетает,

  То свергнем мы трон и царей.

    Свобода! Свобода!

    Ты царствуй над нами!

Ах! лучше смерть, чем жить рабами,—

Вот клятва каждого из нас…

О чем, о чем в тени ветвей

Поешь ты ночью, соловей?

Что песнь твою к подруге милой

Живит огнем и полнит силой,

Колеблет грудь, волнует кровь?

Живущих всех душа: любовь.

Не сетуй, девица-краса!

Дождешься радостей часа.

Зачем в лице завяли розы?

Зачем из глаз лиются слезы?

К веселью душу приготовь;

Его дарит тебе любовь.

Покуда дней златых весна,

Отрадой нам любовь одна.

Ловите, юноши, украдкой

Блаженный час, час неги сладкой;

Пробьет… любите вновь и вновь;

Земного счастья верх: любовь.

Настала священная брань на врагов

И в битву помчала Урала сынов.

Один из казаков, наездник лихой,

Лишь год один живши с женой молодой,

Любя ее страстно и страстно любим,

Был должен расстаться с блаженством своим.

Прощаясь с женою, сказал: «Будь верна!»

«Верна до могилы!» — сказала она.

Три года за родину бился с врагом,

Разил супостатов копьем и мечом.

Бесстрашный наездник всегда впереди,

Свидетели раны — и все на груди.

Окончились битвы; он едет домой,

Всё страстный, всё верный жене молодой.

Уже достигают Урала брегов

И видят навстречу идущих отцов.

Казак наш объемлет отца своего,

Но в тайной печали он видит его.

«Поведай, родимый, поведай ты мне

Об матери милой, об милой жене!»

Старик отвечает: «Здорова семья;

Но, сын мой, случилась беда у тебя:

Тебе изменила младая жена, —

За то от печали иссохла она.

Раскаянье видя, простили мы ей;

Прости ее, сын мой: мы просим об ней!»

Ни слова ответа! Идет он с отцом;

И вот уже входит в родительский дом.

Упала на грудь его матерь в слезах,

Жена молодая лежала в ногах.

Он мать обнимает; иконам святым,

Как быть, помолился с поклоном земным.

Вдруг сабля взвилася могучей рукой…

Глава покатилась жены молодой!

Безмолвно он голову тихо берет,

Безмолвно к народу на площадь идет.

Свое преступленье он всем объявил

И требовал казни, и казнь получил.

Рано, солнышко, играешь

  Утром на долине;

Ты померкни! иль не знаешь:

  Девушка в кручине.

Я вечор мое веселье

  С милым проводила;

Он уехал — в утешенье

  Мне одна могила!

Говорил мне на прощанье:

  «Буду: не крушися!»

Ах, исполни обещанье,

  Милый! возвратися!

Без подпоры — хмель кудрявый

  Не цветет, а вянет;

Без весны — в тени дубравы

  Птичка петь не станет;

Без росы — желтеет в поле

  И цветок от зною!

Ах! без милого мне боле

  Не цвести душою!

Как цветочек от засухи

    Увядает,

Так и сердце без подруги

    Унывает.

На часочек нет отрады —

    Лишь страданье;

Жизнь без милой — без услады —

    Наказанье!

Меж людьми живу — скучаю,

    Как в неволе!..

Дай пойду я погуляю

    В чистом поле…

Птичка с птичкой там порхают

    Меж кустами;

Мушки парами летают

    Над цветами…

Все находят, все вкушают

    В жизни радость —

Сердце с сердцем разделяют

    Счастья сладость…

Не с кем лишь душою страстной

    Мне делиться;

Верно, буду я, несчастный,

    Век крушиться!

Ревела буря, дождь шумел;

Во мраке молнии летали;

Бесперерывно гром гремел,

И ветры в дебрях бушевали…

Ко славе страстию дыша,

В стране суровой и угрюмой,

На диком бреге Иртыша

Сидел Ермак, объятый думой.

Товарищи его трудов,

Побед и громозвучной славы

Среди раскинутых шатров

Беспечно спали близ дубравы.

«О, спите, спите, — мнил герой, —

Друзья, под бурею ревущей;

С рассветом глас раздастся мой,

На славу иль на смерть зовущий!

Вам нужен отдых; сладкий сон

И в бурю храбрых успокоит;

В мечтах напомнит славу он

И силы ратников удвоит.

Кто жизни не щадил своей

В разбоях, злато добывая,

Тот думать будет ли о ней,

За Русь святую погибая?

Своей и вражьей кровью смыв

Все преступленья буйной жизни

И за победы заслужив

Благословения отчизны,—

Нам смерть не может быть страшна;

Свое мы дело совершили:

Сибирь царю покорена,

И мы — не праздно в мире жили!»

Но роковой его удел

Уже сидел с героем рядом

И с сожалением глядел

На жертву любопытным взглядом.

Ревела буря, дождь шумел;

Во мраке молнии летали;

Бесперерывно гром гремел,

И ветры в дебрях бушевали.

Иртыш кипел в крутых брегах,

Вздымалися седые волны,

И рассыпались с ревом в прах,

Бия о брег козачьи челны.

С вождем покой в объятьях сна

Дружина храбрая вкушала;

С Кучумом буря лишь одна

На их погибель не дремала!

Страшась вступить с героем в бой,

Кучум к шатрам, как тать презренный,

Прокрался тайною тропой,

Татар толпами окруженный.

Мечи сверкнули в их руках —

И окровавилась долина,

И пала грозная в боях,

Не обнажив мечей, дружина…

Ермак воспрянул ото сна

И, гибель зря, стремится в волны,

Душа отвагою полна,

Но далеко от брега челны!

Иртыш волнуется сильней —

Ермак все силы напрягает

И мощною рукой своей

Валы седые рассекает…

Плывет… уж близко челнока —

Но сила року уступила,

И, закипев страшней, река

Героя с шумом поглотила.

Лишивши сил богатыря

Бороться с ярою волною,

Тяжелый панцирь — дар царя —

Стал гибели его виною.

Ревела буря… вдруг луной

Иртыш кипящий осребрился,

И труп, извергнутый волной,

В броне медяной озарился.

Носились тучи, дождь шумел,

И молнии еще сверкали,

И гром вдали еще гремел,

И ветры в дебрях бушевали.

Исполнились мои желанья,

Сбылись давнишние мечты:

Мои жестокие страданья,

Мою любовь узнала ты.

Напрасно я себя тревожил,

За страсть вполне я награжден:

Я вновь для счастья сердцем ожил,

Исчезла грусть, как смутный сон.

Так, окроплен росой отрадной,

В тот час, когда горит восток,

Вновь воскресает — ночью хладной

Полузавялый василек.

Не сбылись, мой друг, пророчества

Пылкой юности моей:

Горький жребий одиночества

Мне сужден в кругу людей.

Слишком рано мрак таинственный

Опыт грозный разогнал,

Слишком рано, друг единственный,

Я сердца людей узнал.

Страшно дней не ведать радостных,

Быть чужим среди своих,

Но ужасней истин тягостных

Быть сосудом с дней младых.

С тяжкой грустью, с черной думою

Я с тех пор один брожу

И могилою угрюмою

Мир печальный нахожу.

Всюду встречи безотрадные!

Ищешь, суетный, людей,

А встречаешь трупы хладные

Иль бессмысленных детей…

Ах, где те острова,

Где растет трынь-трава,

       Братцы!

Где читают Pucelle

И летят под постель

       Святцы.

Где Бестужев-драгун

Не дает карачун

      Смыслу.

Где наш князь-чудодей

Не бросает людей

      В Вислу.

Где с зари до зари

Не играют цари

      В фанты.

Где Булгарин Фаддей

Не боится когтей

      Танты.

Где Магницкий молчит,

А Мордвинов кричит

      Вольно.

Где не думает Греч,

Что его будут сечь

      Больно.

Где Сперанский попов

Обдает, как клопов,

      Варом.

Где Измайлов-чудак

Ходит в каждый кабак

      Даром.

Ты скажи, говори,

Как в России цари

       Правят.

Ты скажи поскорей,

Как в России царей

       Давят.

Как капралы Петра

Провожали с двора

       Тихо.

А жена пред дворцом

Разъезжала верхом

       Лихо.

Как курносый злодей

Воцарился по ней.

       Горе!

Но господь, русский бог,

Бедным людям помог

       Вскоре.

Ах, тошно мне

И в родной стороне;

    Всё в неволе,

    В тяжкой доле,

Видно, век вековать.

Долго ль русский народ

Будет рухлядью господ,

    И людями,

    Как скотами,

Долго ль будут торговать?

Кто же нас кабалил,

Кто им барство присудил

    И над нами,

    Бедняками,

Будто с плетью посадил?

Глупость прежних крестьян

Стала воле в изъян,

    И свобода

    У народа

Силой бар задушена.

А что силой отнято,

Силой выручим мы то.

    И в приволье,

    На раздолье

Стариною заживем.

А теперь господа

Грабят нас без стыда,

    И обманом

    Их карманом

Стала наша мошна.

Они кожу с нас дерут,

Мы посеем — они жнут.

    Они воры,

    Живодеры,

Как пиявки, кровь сосут.

Бара с земским судом

И с приходским попом

    Нас морочат

    И волочат

По дорогам да судам.

А уж правды нигде

Не ищи, мужик, в суде.

    Без синюхи

    Судьи глухи,

Без вины ты виноват.

Чтоб в палату дойти,

Прежде сторожу плати,

    За бумагу,

    За отвагу,

Ты за всё про всё давай!

Там же каждая душа

Покривится из гроша.

    Заседатель,

    Председатель

Заодно с секретарем.

Нас поборами царь

Иссушил, как сухарь;

    То дороги,

    То налоги —

Разорил нас вконец.

И в деревне солдат,

Хоть и, кажется, наш брат,

    В ус не дует

    И воюет,

Как бы в вражеской земле.

А под царским орлом

Ядом потчуют с вином.

    И народу

    Лишь за воду

Велят вчетверо платить.

Чтобы нас наказать,

Господь вздумал ниспослать

    Поселенье

    В разоренье,

Православным на беду.

Уж так худо на Руси,

Что и боже упаси!

    Всех затеев

    Аракчеев

И всему тому виной.

Он царя подстрекнет,

Царь указ подмахнет.

    Ему шутка,

    А нам жутко,

Тошно так, что ой, ой, ой!

А до бога высоко,

До царя далеко,

    Да мы сами

    Ведь с усами,

Так мотай себе на ус.

Царь наш — немец русский —

Носит мундир узкий.

  Ай да царь, ай да царь,

  Православный государь!

Царствует он где же?

Всякий день в манеже.

  Ай да царь, ай да царь,

  Православный государь!

Прижимает локти,

Прибирает в когти,

  Ай да царь, ай да царь,

  Православный государь!

Царством управляет,

Носки выправляет.

  Ай да царь, ай да царь,

  Православный государь!

Враг хоть просвещенья,

Любит он ученья

  Ай да царь, ай да царь,

  Православный государь!

Школы все — казармы,

Судьи все — жандармы.

  Ай да царь, ай да царь,

  Православный государь!

А граф Аракчеев —

Злодей из злодеев!

  Ай да царь, ай да царь,

  Православный государь!

Князь Волконский-баба —

Начальником штаба.

  Ай да царь, ай да царь,

  Православный государь!

А другая баба —

Губернатор в Або.

  Ай да царь, ай да царь,

  Православный государь!

А Потапов дурный —

Генерал дежурный.

  Ай да царь, ай да царь,

  Православный государь!

Трусит он законов,

Трусит он масонов.

  Ай да царь, ай да царь,

  Православный государь!

Только за парады

Раздает награды.

  Ай да царь, ай да царь,

  Православный государь!

А за комплименты —

Голубые ленты.

  Ай да царь, ай да царь,

  Православный государь!

А за правду-матку

Прямо шлет в Камчатку.

  Ай да царь, ай да царь,

  Православный государь!

Как идет кузнец да из кузницы. Слава!

Что несет кузнец? Да три ножика.

Вот уж первой-то нож на злодеев вельмож,

А другой-то нож — на попов, на святош.

А молитву сотворя — третий нож на царя.

  Кому вынется, тому сбудется;

А кому сбудется, не минуется. Слава!

Ночь придет. Знакомой мне

  Обойдя дорожкой,

Запою я в тишине

  Под твоим окошком:

«Спи, мой ангел! Добрый сон!

Пусть тебя лелеет он!..

Будь он сладок, как твоя

  Золотая младость!

Кто ж приснится?.. Если я —

  Улыбнись, как радость!

Спи, мой ангел! Добрый сон!

Пусть тебя лелеет он!..»

Свеча, чуть теплясь, догорала,

Камин, дымяся, погасал;

Мечта мне что-то напевала,

И сон меня околдовал…

Уснул — и вижу я долины

В наряде праздничном весны

И деревенские картины

Заветной русской стороны!..

Играет рог, звенят цевницы,

И гонят парни и девицы

Свои стада на влажный луг.

Уж веял, веял теплый дух

Весенней жизни и свободы

От долгой и крутой зимы.

И рвутся из своей тюрьмы

И хлещут с гор кипучи воды.

Пловцов брадатых на стругах

Несется с гулом отклик долгий;

И широко гуляет Волга

В заповедных своих лугах…

Поляны муравы одели,

И, вместо пальм и пышных роз,

Густые молодеют ели,

И льется запах от берез!..

И мчится тройка удалая

В Казань дорогой столбовой,

И колокольчик — дар Валдая —

Гудит, качаясь под дугой…

Младой ямщик бежит с полночи:

Ему сгрустнулося в тиши,

И он запел про ясны очи,

Про очи девицы-души:

«Ах, очи, очи голубые!

Вы иссушили молодца!

Зачем, о люди, люди злые,

Зачем разрознили сердца?

Теперь я горький сиротина!»

И вдруг махнул по всем по трем…

Но я расстался с милым сном,

И чужеземная картина

Сияла пышно предо мной.

Немецкий город… всё красиво,

Но я в раздумье молчаливо

Вздохнул по стороне родной…

Не слышно шуму городского,

В заневских башнях тишина!

И на штыке у часового

Горит полночная луна!

А бедный юноша! ровесник

Младым цветущим деревам,

В глухой тюрьме заводит песни

И отдает тоску волнам!

«Прости, отчизна, край любезный!

Прости, мой дом, моя семья!

Здесь за решеткою железной —

Уже не свой вам больше я!

Не жди меня отец с невестой,

Снимай венчальное кольцо;

Застынь мое навеки место;

Не быть мне мужем и отцом!

Сосватал я себе неволю,

Мой жребий — слезы и тоска!

Но я молчу — такую долю

Взяла сама моя рука.

Откуда ж придет избавленье,

Откуда ждать бедам конец?

Но есть на свете утешенье

И на святой Руси отец!

О русский царь! в твоей короне

Есть без цены драгой алмаз.

Он значит — милость! Будь на троне,

И, наш отец, помилуй нас!

А мы с молитвой крепкой к богу

Падем все ниц к твоим стопам;

Велишь — и мы пробьем дорогу

Твоим победным знаменам».

Уж ночь прошла, с рассветом в злате

Давно день новый засиял!

А бедный узник в каземате —

Всё ту же песню запевал!..

Над серебряной водой,

  На златом песочке

Долго девы молодой

  Я берег следочки…

Вдруг завыло в вышине,

  Речку всколыхало;

И следов, любезных мне,

  Будто не бывало!..

Что ж душа так замерла?

  Колокол раздался…

Ах, девица в храм пошла:

  С ней другой венчался…

О друг младой, прекрасный друг!

  Уж солнце за горами.

Певец зари мой нежит слух,

  Луна над озерами;

Тебя я жду, тебя зову:

  Уже густеют тени;

Присядь ко мне, склони главу

  На дружние колени…

Она пришла, она была,

  Душа при ней так млела!..

Но вспыхнул день — и, как стрела,

  Куда-то отлетела…

Уж нет ее, и грудь пуста;

  Ах, если б, если б чаще

Ко мне слетала та ж мечта,

  Мне б горе было слаще!

Кто за бокалом не поет,

Тому не полная отрада:

Бог песен богу винограда

Восторги новые дает.

Слова святые: пей и пой!

Необходимы для пирушки.

Друзья! где арфа подле кружки,

Там бога два и пир двойной!

Так ночью краше небеса

При ярком месяца сияньи;

Так в миловидном одеяньи

Очаровательней краса.

Кто за бокалом не поет,

Тому не полная отрада:

Бог песен богу винограда

Восторги новые дает!

Боже! вина, вина!

Трезвому жизнь скучна,

  Пьяному рай!

Жизнь мне прелестную

И неизвестную,

Чашу ж не тесную

  Боже подай!

Пьянства любителей,

Мира презрителей

  Боже храни!

Души свободные,

С Вакховой сходные,

Вина безводные

  Ты помяни!

Чаши высокие

И преширокие

  Боже храни!

Вина им цельные

И неподдельные!

Вина ж не хмельные

  Прочь отжени!

Пиры полуночные,

Зато непорочные,

  Боже спасай!

Студентам гуляющим,

Вино обожающим,

Тебе не мешающим,

  Ты не мешай!

Из страны, страны далекой,

С Волги-матушки широкой,

Ради сладкого труда,

Ради вольности высокой

Собралися мы сюда.

Помним хо́лмы, помним долы,

Наши храмы, наши селы,

И в краю, краю чужом

Мы пируем пир веселый

И за родину мы пьем.

Благодетельною силой

С нами немцев подружило

Откровенное вино;

Шумно, пламенно и мило

Мы гуляем заодно.

Но с надеждою чудесной

Мы стакан, и полновесный,

Нашей Руси — будь она

Первым царством в поднебесной,

И счастлива и славна!

Когда умру, смиренно совершите

По мне обряд печальный и святой,

И мне стихов надгробных не пишите,

И мрамора не ставьте надо мной.

Но здесь, друзья, где ныне сходка наша

Беседует, разгульна и вольна;

Где весела, как праздничная чаша,

Душа кипит студенчески шумна, —

Во славу мне вы чашу круговую

Наполните блистательным вином,

Торжественно пропойте песнь родную

И пьянствуйте о имени моем.

Всё тлен и миг! Блажен, кому с друзьями

Свою весну пропировать дано,

Кто видит мир туманными глазами

И любит жизнь за песни и вино!..

Разгульна, светла и любовна,

Душа веселится моя;

Да здравствует М<арья> П<етровна>

И ножка, и ручка ея!

Как розы денницы живые,

Как ранние снеги полей —

Ланиты ее молодые

И девственный бархат грудей.

Как звезды задумчивой ночи,

Как вешняя песнь соловья —

Ее восхитительны очи,

И сладостен голос ея.

Блажен, кто, роскошно мечтая,

Зовет ее девой своей;

Блаженней избранников рая

Студент, полюбившийся ей.

Нелюдимо наше море,

День и ночь шумит оно;

В роковом его просторе

Много бед погребено.

  Смело, братья! Ветром полный

  Парус мой направил я:

  Полетит на скользки волны

  Быстрокрылая ладья!

Облака бегут над морем,

Крепнет ветер, зыбь черней;

Будет буря: мы поспорим

И помужествуем с ней.

  Смело, братья! Туча грянет,

  Закипит громада вод,

  Выше вал сердитый встанет,

  Глубже бездна упадет!

Там, за далью непогоды,

Есть блаженная страна:

Не темнеют неба своды,

Не проходит тишина.

  Но туда выносят волны

  Только сильного душой!..

  Смело, братья, бурей полный,

  Прям и крепок парус мой.

«Прости, прости, мой край родной!

  Уж скрылся ты в волнах;

Касатка вьется, ветр ночной

  Играет в парусах.

Уж тонут огненны лучи

  В бездонной синеве…

Мой край родной, прости, прости!

  Ночь добрая тебе!

Проснется день; его краса

  Утешит божий свет;

Увижу море, небеса,—

  А родины уж нет!

Отцовский дом покинул я;

  Травой он зарастет;

Собака верная моя

  Выть станет у ворот.

Ко мне, ко мне, мой паж младой!

  Но ты дрожишь, как лист?

Иль страшен рев волны морской?

  Иль ветра буйный свист?

Не плачь: корабль мой нов; плыву

  Уж я не в первый раз;

И быстрый сокол на лету

  Не перегонит нас».

— «Не буйный ветр страшит меня,

  Не шум угрюмых волн;

Но не дивись, сир Чальд, что я

  Тоски сердечной полн!

Прощаться грустно было мне

  С родимою, с отцом;

Теперь надежда вся в тебе

  И в друге… неземном.

Не скрыл отец тоски своей,

  Как стал благословлять;

Но доля матери моей —

  День плакать, ночь не спать».

— «Ты прав, ты прав, мой паж младой!

  Как сметь винить тебя?

С твоей невинной простотой,

  Ах, плакал бы и я!

Но вот и кормщик мой сидит,

  Весь полон черных дум.

Иль буйный ветр тебя страшит?

  Иль моря грозный шум?»

— «Сир Чальд, не робок я душой,

  Не умереть боюсь;

Но я с детьми, но я с женой

  Впервые расстаюсь!

Проснутся завтра на заре

  И дети и жена;

Малютки спросят обо мне,

  И всплачется она!»

— «Ты прав, ты прав! И как пенять,

  Мой добрый удалец!

Тебе нельзя не горевать:

  И муж ты и отец!

Но я… Ах, трудно верить мне

  Слезам прелестных глаз!

Любовью новою оне

  Осушатся без нас.

Лишь тем одним терзаюсь я,

  Не в силах то забыть,

Что нет на свете у меня.

  О ком бы потужить!

И вот на темных я волнах

  Один, один с тоской!

И кто же, кто по мне в слезах

  Теперь в стране родной?

Что ж рваться мне, жалеть кого?

  Я сердцем опустел,

И без надежд и без всего,

  Что помнить я хотел.

О мой корабль! с тобой я рад

  Носиться по волнам;

Лишь не плыви со мной назад

  К родимым берегам!

Далеко на скалах, в степи

  Приют сыщу себе;

А ты, о родина, прости!

  Ночь добрая тебе!»

Луч ясный играет на светлых водах,

Но тьма под сияньем и холод в волнах;

Младые ланиты румянцем горят,

Но черные думы дух юный мрачат.

Есть думы о прежнем, их яд роковой

Всю жизнь отравляет мертвящей тоской;

Ничто не утешит, ничто не страшит,

Не радует радость, печаль не крушит.

На срубленной ветке так вянет листок,

Напрасно в дубраве шумит ветерок

И красное солнце льет радостный свет, —

Листок зеленеет, а жизни в нем нет!..

Не бил барабан перед смутным полком,

  Когда мы вождя хоронили,

И труп не с ружейным прощальным огнем

  Мы в недра земли опустили.

И бедная почесть в ночи́ отдана;

  Штыками могилу копали;

Нам тускло светила в тумане луна,

  И факелы дымно сверкали.

На нем не усопших покров гробовой,

  Лежит не в дощатой неволе:

Обернут в широкий свой плащ боевой,

  Уснул он, как ратники в поле.

Не долго, но жарко молилась творцу

  Дружина его удалая

И молча смотрела в лицо мертвецу,

  О завтрашнем дне помышляя.

Быть может, наутро внезапно явясь,

  Враг дерзкий, надменности полный,

Тебя не уважит, товарищ, а нас

  Умчат невозвратные волны.

О нет, не коснется в таинственном сне

  До храброго дума печали!

Твой одр одинокий в чужой стороне

  Родимые руки постлали.

Еще не свершен был обряд роковой,

  И час наступил разлученья;

И с валу ударил перун вестовой,

  И нам он не вестник сраженья.

Прости же, товарищ! Здесь нет ничего

  На память могилы кровавой;

И мы оставляем тебя одного

  С твоею бессмертною славой.

Любовник розы — соловей

Прислал тебе цветок сей милый,

Он станет песнею своей

Всю ночь пленять твой дух унылый.

Он любит петь во тьме ночей,

И песнь его дыши́т тоскою;

Но с обнадеженной мечтою

Споет он песню веселей.

И с думой тайною моей

Тебя коснется пенья сладость,

И напоет на сердце радость

Любовник розы — соловей.

Вечерний звон, вечерний звон!

  Как много дум наводит он

О юных днях в краю родном,

  Где я любил, где отчий дом.

И как я, с ним навек простясь,

  Там слушал звон в последний раз!

Уже не зреть мне светлых дней

  Весны обманчивой моей!

И сколько нет теперь в живых

  Тогда веселых, молодых!

И крепок их могильный сон;

  Не слышен им вечерний звон.

Лежать и мне в земле сырой!

  Напев унывный надо мной

В долине ветер разнесет;

  Другой певец по ней пройдет.

И уж не я, а будет он

  В раздумьи петь вечерний звон!

Когда пробьет печальный час

  Полночной тишины,

И звезды трепетно горят,

  Туман кругом луны, —

Тогда, задумчив и один,

  Спешу я к роще той,

Где, милый друг, бывало, мы

  Бродили в тьме ночной.

О, если в тайной доле их

  Возможность есть душам

Слетать из-за далеких звезд

  К тоскующим друзьям —

К знакомой роще ты слетишь

  В полночной тишине,

И дашь мне весть, что в небесах

  Ты помнишь обо мне!

И, думой сердца увлечен,

  Ту песню я пою,

Которой, друг, пленяла ты

  Мечтательность мою.

Унылый голос ветерок

  Разносит в чуткой тьме,

В поляне веет и назад

  Несет его ко мне.

А я… я верю… томный звук

  От родины святой —

На песнь любимую ответ

  Души твоей младой.

Море синее, море бурное,

Ветер воющий, необузданный,

Ты, звезда моя полуночная, —

Ах, отдайте мне друга милого!

  Где он? где? скажи мне, море;

  Чем в далекой стороне

  Он свое лелеет горе?

  Всё ли помнит обо мне?

  Днем меня ли ищут очи,

  Я ль одна в его мечтах,

  И меня ль во мраке ночи

  Видит он в тревожных снах?

  Ты, всегда везде летая,

  Ветер, ветер, знаешь всё:

  Заставал ты, как, вздыхая,

  Шепчет имя он мое?

  Как, в раздумье и печальный,

  Жадный взор стремит к волнам

  И мой локон, дар прощальный,

  Жмет к пылающим устам?

  Светлый друг тоски мятежной,

  Полуночная звезда!

  Будь вожатою надежной,

  Нашей радостью всегда;

  Ты пред ним святой красою

  Знаком будь любви моей…

  Если ж он пленен другою,

  О звезда! затмись скорей!

  Скоро год уже промчится,

  Как со мной расстался он,

  А в разлуке часто снится

  Поневоле страшный сон.

  Дух сомненье сокрушило:

  Мне ль измену пережить? —

  Лучше то, что сердцу мило,

  Потерять, а не делить.

  Но я верю, я мечтаю,

  Что я с ним соединюсь,

  Я волненье дум стесняю —

  Я измены не боюсь;

  Чуть коснется страх случайный —

  Я маню надежду вновь…

  Есть у сердца вестник тайный:

  Не обманет он любовь!

Море синее, море бурное,

Ветер воющий, необузданный,

Ты, звезда моя полуночная,—

Ах, отдайте мне друга милого!

Солнце скрылось за горами,

Вечер мрачный настает;

Над сребристыми водами

Ветерок прохладу льет.

Дремлет бор; лишь там над лугом,

Где ручей катит волну,

Соловей с любезным другом

Нарушают тишину.

Месяц полный, величавый,

Луч прорезав в облаках,

Среди темныя дубравы

Отразился на водах.

Погруженный в мрачну думу,

Там, где крадется струя,

Там, древес внимая шуму,

Там мечтал безмолвно я.

Ты по-прежнему катишься,

Ручеек, между кустов;

Ах! почто не удалишься

Ты от этих берегов?

Быстро время то промчалось,

Как с Лилетой я гулял!

Сердце счастьем наслаждалось,

И я — всё позабывал.

Ручеек! ты был свидетель

Дней отрады и утех.

Время, грозный разрушитель,

Ты умчало игры, смех!

Что ж осталось? — Вспоминанья

Счастья, радости моей;

Мой удел — одни страданья,

Цепь печальных жизни дней.

Сын бедный природы

Так песню певал:

«В давнишние годы

Я счастие знал!

В давнишние годы

Был мир веселей

И солнце и воды

Блистали светлей!

В то время и младость

Резвее была,

И долее радость

Нам кудри вила,

И лес был тенистей

Стыдливой чете,

И розы душистей,

И люди не те!

Тогда к хороводу

Сбирались смелей

И пели природу

Средь диких полей.

В то время с весною

Любовь нас ждала…

В то время со мною

Подруга жила!»

Под небом Аттики богатой

Цвела счастливая семья.

Как мой отец, простой оратай,

За плугом пел свободу я.

Но турков злые ополченья

На наши хлынули владенья…

Погибла мать, отец убит,

Со мной спаслась сестра младая,

Я с нею скрылся, повторяя:

«За всё мой меч вам отомстит!»

Не лил я слез в жестоком горе,

Но грудь стеснило и свело;

Наш легкий челн помчал нас в море,

Пылало бедное село,

И дым столбом чернел над валом.

Сестра рыдала — покрывалом

Печальный взор полузакрыт;

Но, слыша тихое моленье,

Я припевал ей в утешенье:

«За всё мой меч им отомстит!»

Плывем — и при луне сребристой

Мы видим крепость над скалой.

Вверху, как тень, на башне мшистой

Шагал турецкий часовой;

Чалма склонилася к пищали,

Внезапно волны засверкали,

И вот — в руках моих лежит

Без жизни дева молодая.

Я обнял тело, повторяя:

«За всё мой меч вам отомстит!»

Восток румянился зарею,

Пристала к берегу ладья,

И над шумящею волною

Сестре могилу вырыл я.

Не мрамор с надписью унылой

Скрывает тело девы милой —

Нет, под скалою труп зарыт;

Но на скале сей неизменной

Я начертал обет священный:

«За всё вам меч мой отомстит!»

С тех пор меня магометане

Узнали в стычке боевой,

С тех пор как часто в шуме браней

Обет я повторяю свой!

Отчизны гибель, смерть прекрасной,

Всё, всё припомню в час ужасный;

И всякий раз, как меч блестит

И падает глава с чалмою,

Я говорю с улыбкой злою:

«За всё мой меч вам отомстит!»

Стучат барабаны,

Свисток заиграл;

С дружиною бранной

Мой друг поскакал!

Он скачет, качает

Большое копье…

С ним сердце мое!..

Ах, что́ я не воин!

Что нет у меня

Копья и коня!

За ним бы помчалась

В далеки края

И с ним бы сражалась

Без трепета я!

Враги пошатнулись —

За ними вослед…

Пощады им нет!..

О смелый мужчина!

Кто равен тебе

В счастливой судьбе!

Прости, мой покой!

Как камень, в груди

Печаль залегла.

Покой мой, прости!

Где нет его,

Там всё мертво!

Мне день не мил

И мир постыл.

О бедная де́вица!

Что сбылось с тобой?

О бедная де́вица!

Где рассудок твой?

Прости, мой покой!

Как камень, в груди

Печаль залегла.

Покой мой, прости!

В окно ли гляжу я —

Его я ищу.

Из дома ль иду я —

За ним я иду.

Высок он и ловок;

Величествен взгляд;

Какая улыбка!

Как очи горят!

И речь, как звон

Волшебных струй!

И жар руки!

И что за поцелуй!

Прости, мой покой!

Как камень, в груди

Печаль залегла.

Покой мой, прости!

Всё тянет меня.

Всё тянет к нему.

И душно, и грустно.

Ах, что́ не могу

Обнять его, держать его,

Лобзать его, лобзать

И, умирая, с уст его

Еще лобзанья рвать!

Люблю не огнь твоих очей,

Не розы свежее дыханье,

Не звуки сладостных речей,

Не юных персей волнованье.

Люблю я то в твоих очах,

Что в них огнем любви пылает;

Люблю я то в твоих речах,

Что их живит, одушевляет.

«Люблю», — ты молвишь, чуть дыша,

Любовь горит в твоем дыханьи,

Трепещет вся твоя душа

При томном персей трепетаньи.

Душа в улыбке неземной,

Душа в движеньях, в разговоре,

Душа в понятном светлом взоре:

Ты любишь, ты живешь душой!

Тебя одну я понимаю,

Ты душу поняла мою:

В тебе не прелесть обожаю,

Нет! душу я люблю твою.

Не невеста с женихом

  Браком сочеталась —

То рука с лихим мечом

  Смелая спозналась.

Их отчизнушка свела,

  Слава обручила,

Вера в церковь привела

  И благословила.

Уж как свадьбу разыграть

  Вышли в чисто поле,

Уж как стали пировать

  По любезной воле!

А гостей-то целый мир

  К празднику созвали:

То-то был веселый пир!

  То-то пировали!

Не было там музыки,

  Песенок не пели;

Вместо их все пушечки

  Весело гудели.

На пиру они зажгли

  Не из воску свечи:

Всё горели фитили,

  Бомбы да картечи.

Их не хмелем, не сребром

  Сверху осыпали —

Жаркой медью да свинцом

  В молодых кидали.

Не вино, а кровь врагов

  Молодые пили;

Сотней вражеских голов

  Друг друга дарили.

Угостили целый мир,

  Всех повеселили:

Славно начат брачный пир,

  Плохо завершили.

Лютый недруг набежал,

  Руку оторвали;

Сирый меч на землю пал,

  Застонал с печали.

Не любовник слезы льет

  О подруге нежной —

Злая смерть его грызет

  В грусти безнадежной.

Нет! то вдовый меч грустит

  О подруге боя.

Злая ржа на нем лежит

  И грызет героя.

Добры люди, вам спою я,

Как цыганы жизнь ведут;

Всем чужие, век кочуя,

Бедно бедные живут.

Но мы песнями богаты,

Песня — друг и счастье нам:

С нею радости, утраты

Дружно делим пополам.

Песня всё нам заменяет,

Песнями вся жизнь красна,

И при песнях пролетает

Вольной песенкой она.

Видал ли ты, как пляшет египтянка?

Как вихрь, она столбом взвивает прах,

Бежит, поет, как дикая вакханка,

Ее власы, как змеи, на плечах…

Как песня вольности, она прекрасна,

Как песнь любви, она души полна,

Как поцелуй горячий, сладострастна,

Как буйный хмель, неистова она.

Она летит, как полный звук цевницы,

Она дрожит, как звонкая струна.

И пышет взор, как жаркий луч денницы,

И дышит грудь, как бурная волна.

Век юный, прелестный,

  Друзья, улетит;

Нам всё в поднебесной

Изменой грозит;

  Летит стрелой

  Наш век младой;

  Как сладкий сон,

  Минует он.

  Лови, лови

  Часы любви,

Пока любовь горит в крови!

Затмится тоскою

Наш младости пир;

Обманет мечтою

Украшенный мир;

  Бледнеет свет;

  Что день, то нет

  Мечты златой,

  Мечты живой.

  Лови, лови

  Часы любви,

Пока любовь горит в крови!

Как май ароматный —

Веселье весны;

Как гость благодатный

С родной стороны —

  Так юность дней,

  Вся радость в ней;

  Друзья, скорей

  Всё в жертву ей.

  Лови, лови

  Часы любви,

Пока любовь горит в крови!

Я умру! На позор палачам

Беззащитное тело отдам!

  Равнодушно они

  Для забавы детей

  Отдирать от костей

  Будут жилы мои!

  Обругают, убьют

  И мой труп разорвут!

Но стерплю! не скажу ничего,

Не наморщу чела моего!

  И, как дуб вековой,

  Неподвижный от стрел,

  Неподвижен и смел

  Встречу миг роковой

  И, как воин и муж,

  Перейду в страну душ.

Перед сонмом теней воспою

Я бесстрашную гибель мою.

  И рассказ мой пленит

  Их внимательный слух,

  И воинственный дух

  Стариков оживит;

  И пройдет по устам

  Слава громким делам.

И рекут они в голос один:

«Ты достойный прапрадедов сын!

  Совокупной толпой

  Мы на землю сойдем

  И в родных разольем

  Пыл вражды боевой;

  Победим, поразим

  И врагам отомстим!»

Я умру! На позор палачам

Беззащитное тело отдам!

  Но, как дуб вековой,

  Неподвижный от стрел,

  Я недвижим и смел

  Встречу миг роковой!

Зачем задумчивых очей

С меня, красавица, не сводишь?

Зачем огнем твоих речей

Тоску на душу мне наводишь?

Не припадай ко мне на грудь

В порывах милого забвенья —

Ты ничего в меня вдохнуть

Не можешь, кроме сожаленья!

Меня не в силах воспалить

Твои горячие лобзанья,

Я не могу тебя любить —

Не для меня очарованья!

Я был любим, и сам любил —

Увял на лоне сладострастья,

И в хладном сердце схоронил

Минуты горестного счастья;

Я рано со́рвал жизни цвет,

Всё потерял, всё отдал Хлое, —

И прежних чувств, и прежних лет

Не возвратит ничто земное!

Еще мне милы красота

И девы пламенные взоры,

Но сердце мучит пустота,

А совесть — мрачные укоры!

Люби другого: быть твоим

Я не могу, о друг мой милый!..

Ах, как ужасно быть живым,

Полуразрушась над могилой!

Там, где свистящие картечи

Метала бранная гроза,

Лежит в пыли, на поле сечи,

В три грани черная коса.

Она в крови и без ответа,

Но тайный голос произнес:

«Булат, противник Магомета,

Меня с главы девичьей снес!

Гордясь красой неприхотливой,

В родной свободной стороне

Чело невинности стыдливой

Владело мною в тишине.

Еще за час до грозной битвы

С врагом отечественных гор

Пылал в жару святой молитвы

Звезды Чир-Юрта ясный взор.

Надежда храбрых на Пророка

Отваги буйной не спасла,

И я во прах веленьем рока

Скатилась с юного чела!

Оставь меня!.. Кого лелеет

Украдкой нежная краса,

Тому на сердце грусть навеет

В три грани черная коса…»

У меня ль, молодца́,

Ровно в двадцать лет

Со бела со лица

Спал румяный цвет,

Черный волос кольцом

Не бежит с плеча,

На ремне золотом

Нет грозы-меча;

За железным щитом

Нет копья-огня,

Под черкесским седлом

Нет стрелы-коня;

Нет перстней дорогих

Подарить мило́й!

Без невесты жених,

Без попа налой…

Расступись, расступись,

Мать сыра земля!

Прекратись, прекратись,

Жизнь-тоска моя!

Лишь по ней, по мило́й,

Красен белый свет;

Без мило́й, дорогой

Счастья в мире нет!

Там на небе высоко́

Светит солнце без лучей, —

Так от друга далеко

Гаснет свет моих очей!..

У косящата окна

Раскрасавица сидит,

Призадумавшись, она

Буйну ветру говорит:

«Не шуми ты, не шуми,

Буйный ветер, под окном;

Не буди ты, не буди

Грусти в сердце ретивом;

Не тверди мне, не тверди

Об изменнике моем!

Изменил мне, изменил

Мой губитель роковой;

Насмеялся, пошутил

Над моею простотой,

Над моею простотой,

Над девичьей красотой!

Я погибла бы, душа

Красна девка, от ножа,

Я погибла б от руки,

А не с горя и тоски.

Ты убей меня, убей,

Ненавистный мой злодей!

Я сказала бы ему,

Милу другу своему:

«Не жалею я себя,

Ненавижу я тебя!

Лей и пей ты мою кровь,

Утуши мою любовь!»

Не шуми ж ты, не шуми,

Буйный ветер, надо мной;

Полети ты, полети

Вдоль дороги столбовой!

По дороге столбовой

Скачет воин молодой;

Налети ты на него,

На тирана моего;

Просвищи, как жалкий стон,

Прошепчи ему поклон

От высоких от грудей,

От заплаканных очей, —

Чтоб он помнил обо мне

В чужедальней стороне;

Чтобы с лютою тоской,

Вспоминая, воздохнул

И с горючею слезой

На кольцо мое взглянул;

Чтоб глядел он на кольцо,

Как на друга прежних дней,

Как на белое лицо

Бедной девицы своей!..»

На пиру у жизни шумной,

В царстве юной красоты

Рвал я с жадностью безумной

Благовонные цветы.

Много чувства, много жизни

Я роскошно потерял

И душевной укоризны,

Может быть, не избежал.

Отчего ж не с сожаленьем,

Отчего — скажите мне, —

Но с невольным восхищеньем

Вспомнил я о старине?

Отчего же локон черный,

Этот локон смоляной,

День и ночь, как дух упорный,

Всё мелькает предо мной?

Отчего, как в полдень ясный

Голубые небеса,

Мне таинственно прекрасны

Эти черные глаза?

Почему же голос сладкой,

Этот голос неземной,

Льется в душу мне украдкой

Гармонической волной?

Что тревожит дух унылый,

Манит к счастию меня?

Ах, не вспыхнет над могилой

Искра прежнего огня!

Отлетели заблуждений

Невозвратные рои —

И я мертв для наслаждений,

И угас я для любви!

Сердце ищет, сердце просит

После бури уголка;

Но мольбы его разносит

Безотрадная тоска!

Мне наскучило, девице,

Одинешенькой в светлице

  Шить узоры серебром!

И без матушки родимой

Сарафанчик мой любимый

  Я надела вечерком —

    Сарафанчик,

    Расстеганчик!

В разноцветном хороводе

Я играла на свободе

  И смеялась, как дитя!

И в светлицу до рассвета

Воротилась; только где-то

  Разорвала я, шутя,

    Сарафанчик,

    Расстеганчик!

Долго мать меня журила

И до свадьбы запретила

  Выходить за ворота;

Но за сладкие мгновенья

Я тебя без сожаленья

  Оставляю навсегда,

    Сарафанчик,

    Расстеганчик!

Разлюби меня, покинь меня,

Доля, долюшка железная!

Опротивела мне жизнь моя,

Молодая, бесполезная!

Не припомню я счастливых дней —

Не знавал я их с младенчества!

Для измученной души моей

Нет в подсолнечной отечества!

Слышал я, что будто божий свет

Я увидел с тихим ропотом,

И потом житейских бурь и бед

Не избегнул горьким опытом.

Рано-рано ознакомился

Я на море с непогодою;

Поздно-поздно приготовился

В бой отчаянный с невзгодою!

Закатилася звезда моя,

Та ль звезда моя туманная,

Что следила завсегда меня,

Как невеста нежеланная!

Не ласкала, не лелеяла,

Как любовница заветная,

Только холодом обвеяла,

Как изменница всесветная!

О, дайте мне кинжал и яд,

Мои друзья, мои злодеи!

Я понял, понял жизни ад,

Мне сердце высосали змеи!..

Смотрю на жизнь как на позор,—

Пора расстаться с своенравной

И произнесть ей приговор

Последний, страшный и бесславный!

Что в ней? Зачем я на земле

Влачу убийственное бремя?..

Скорей во прах!.. В холодной мгле

Покойно спит земное племя:

Ничто печальной тишины

Костей иссохших не тревожит,

И череп мертвой головы

Один лишь червь могильный гложет.

Безумство, страсти и тоска,

Любовь, отчаянье, надежды

И всё, чем славились века,

Чем жили гении, невежды, —

Всё праху, всё заплатит дань,

До той поры, пока природа

В слух уничтоженного рода

Речет торжественно: «Восстань!»

«Не спеши, моя красавица, постой:

Мне не долго побеседовать с тобой;

Оберни ко мне прекрасное лицо,

Есть еще к тебе заветное словцо:

Скажи, любишь ли ты молодца, меня,

И каков кажусь тебе удалый я?»

(Лицо девицы-красавицы горит,

Потупивши ясны очи, говорит:)

«Не пристало мне ответ такой держать

И пригожество мужское разбирать!»

— «Не спросил бы я, да вот моя беда:

Я сбираюсь в понизовы города;

Волгой-матушкой в расшиве погулять,

На чужбине доли, счастья поискать».

(Помутился вдруг девицы светлый взгляд;

Побледнела, словно тонкий белый плат.)

— «Уж зачем бы меня, девицу, пытать,

Коли едешь, коли вздумал покидать?

Видит бог, как я любила молодца!

Может, больше — грех и молвить — чем отца!

Всё на свете за него бы отдала!

Да ему, уж видно, стала не мила!»

— «Ты мила мне пуще прежнего теперь;

Не словам — хотя божбе моей поверь.

Для тебя же я сбираюсь в дальний путь,

Чтоб трудами выйти в люди как-нибудь;

Чтоб, вернувшись, быть на родине в чести;

Чтоб смелее от венца тебя вести.

Понизовые привольные края:

Не последний за другими буду я».

— «Волга-матушка бурлива, говорят;

Под Самарою разбойники шалят;

А в Саратове девицы хороши:

Не забудь там красной девицы души!»

— «Не боюсь я Волги-матушки валов,

Стеньки Разина снаряженных стругов;

Не прельстит меня ничья теперь краса,

Ни такие ж с поволокою глаза;

Страшно только мне вернуться невпопад:

Тот ли будет на тебе тогда наряд?

Встретишь молодца ты в ленте золотой

Или выдешь на крылечко под фатой?»

— «Коли шутишь — не до шуток мне — до слез

Коли вправду — кто ж так девицу обнес?

С кем иным, как не с тобою, молодцом,

Поменяюсь обручальным я кольцом?

Для кого блюла девичью красоту,

Для того и русу косу расплету;

Гробовой скорей покроюсь пеленой,

Чем, без милого, узорчатой фатой».

Вчера я растворил темницу

Воздушной пленницы моей:

Я рощам возвратил певицу,

Я возвратил свободу ей.

Она исчезла, утопая

В сияньи голубого дня,

И так запела, улетая,

Как бы молилась за меня.

Ты не плачь, не тоскуй,

Под окном не сиди,

На дорогу не гляди,

Из далекия сторонки

Друга милого не жди.

Слышишь — трубы звучат…

Пыль клубится вдали.

Из чужбины притекли

Со знаменами отчизны

Вои русския земли.

Их сверкают щиты,

Также знамя шумит.

Что же грудь твоя дрожит?

Ах! Под знаменем кровавым

Милый друг твой не стоит.

Сокрушили его

Вражьи копья, мечи!

Пред иконою в ночи

Ты не жги до бела утра

Воску ярого свечи.

Ты не плачь, не тоскуй,

Под окном не сиди,

На дорогу не гляди,

Из далекия сторонки

Друга милого не жди!

Не плачь, не плачь, красавица,

  Что друг твой на войне,

Что носится он по полю

  На вороном коне.

Не плачь, не плачь, красавица,

  Что друг в чужой земле,

Что мчится милый по морю

  На быстром корабле.

Не плачь, не плачь, красавица,

  Что друг твой под землей,

Что заживо идет во гроб

  За сребряной струей.

Не плачь, не плачь, красавица,

  Что друг в могиле твой;

До гроба он любил тебя,

  Дышал одной тобой.

Ты слезы лей, красавица!

  Друг в тереме чужом;

Забыл тебя! — С невестой он

  За княжеским столом.

Не дивитеся, друзья,

    Что не раз

    Между вас

На пиру веселом я

  Призадумывался.

Вы во всей еще весне;

    Я почти

    На пути

К темной Орковой стране

  С ношей старческою.

Вам чрез горы, через лес

    И пышней,

    И милей

Светит солнышко с небес

  В утро радостное.

Вам у жизни пировать;

    Для меня

    Свету дня

Скоро вовсе не сиять

  Жизнью сладостною.

Не дивитесь же, друзья,

    Что не раз

    Между вас

На пиру веселом я

  Призадумывался.

Я чрез жизненну волну

    В челноке

    Налегке

Одинок плыву в страну

  Неразгаданную.

Я к брегам бросаю взор —

    Что мне в них,

    Каждый миг

От меня, как на позор,

  В мгле скрывающихся?!

Что мне в них? Я молод был,

    Но цветов

    С тех берегов

Не срывал, венков не вил

  В скучной молодости…

Я плыву и — наплыву

    Через мглу

    На скалу

И сложу мою главу

  Неоплаканную.

И кому над сиротой

    Слезы лить

    И грустить?

Кто на прах холодный мой

  Взглянет жалостливо?!

Не дивитеся, друзья,

    Что не раз

    Между вас

На пиру веселом я

  Призадумывался.

О чем, скажи, твое стенанье

И безутешная печаль?

Твой умер друг, или изгнанье

Его умчало в синю даль?

Когда б он был в стране далекой,

Я друга бы назад ждала,

И в скорбях жизни одинокой

Надежда бы еще цвела.

Когда б он был в могиле хладной,

Мои бы плакали глаза,

А слезы в грусти безотрадной —

Небес вечерняя роса.

Но он преступник, он убийца,

О нем и плакать мне нельзя.

Ах, растворись, моя гробница,

Откройся, тихая земля!

Подвиг есть и в сраженьи,

Подвиг есть и в борьбе;

Высший подвиг в терпеньи,

  Любви и мольбе.

Если сердце заныло

Перед злобой людской

Иль насилье схватило

Тебя цепью стальной;

Если скорби земные

Жалом в душу впились —

С верой бодрой и смелой

Ты за подвиг берись:

Есть у подвига крылья,

И взлетишь ты на них

Без труда, без усилья

Выше мраков земных,

Выше крыши темницы,

Выше злобы слепой,

Выше воплей и криков

Гордой черни людской!

Меня покинули желанья,

Я разуверился вполне,

Одна печаль, одни страданья

Теперь в сердечной глубине.

Исчезла пламенная сладость

Любви и юности живой:

Уж не волнует сердце радость

И сны поэзии благой.

Как тень, как образ привиденья,

Как надмогильные огни,

С волшебной негой вдохновенья

В груди потухнули они.

Лишь в память их очарованье

На дне сердечной пустоты,

Одни души воспоминанья,

Одни осталися мечты.

«Что грустишь ты, одинокой,

Полно, странник, слезы лить».

— «Ах! от родины далеко

Чем себя мне веселить?»

— «Посмотри, как здесь прекрасно:

Вся природа весела!»

— «Не теряй слова напрасно:

Радость сердца отцвела!»

— «Посмотри — людей здесь много;

В них найдешь себе друзей».

— «С милыми простясь надолго,

Я отрекся от людей».

— «Думы черные рассея,

С нами веселись, пришлец!»

— «Близких сердцу не имея,

Я меж вас — живой мертвец».

  Что мне нужды,

Кто бы ни был милый мой?

  Властно ль сердце,

Чтоб по выбору любить?

  Не за счастье,

За богатство ты мое —

  Полюби меня

За верную любовь.

  Много добрых

И богатых есть людей,

  Но один лишь

Показался всех милей!

  Без него

Мне красный вешний день

  Зимней ночи

Не светлей и не грустней.

  И с богатством

Можно век провесть в слезах,

  И при золоте

С печали умереть!

  Не богатство нам,

А милый дорог друг,

  И не золото,

А милого любовь.

Что ты рано, моя пташечка,

    Проснулась?

Что, касатка, белой грудью

    Встрепенулась?

Али сердце по дружочке

    Встосковалось?

Аль под крылышко милова

    Дожидаешь?

Спозаранья ярко звездочка

    Мелькала,

Рано солнышко на небе

    Разыгралось.

Ярка звездочка вдруг облаком

    Закрылась;

Уж как не был друг сердечный

    На свиданьи,

Обманула меня радостью

    Надежда!

Когда в пленительном забвеньи,

В час неги пылкой и немой,

В минутном сердца упоеньи

Внезапно взор встречаю твой;

Когда на грудь мою склоняешь

Чело, цветущее красой;

Когда в восторге обнимаешь…

Тогда язык немеет мой;

Без чувств, без силы, без движенья,

В восторге пылком наслажденья,

Я забываю мир земной,

Я нектар пью, срываю розы,

И не страшат меня угрозы

Судьбы и парки роковой.

Зачем на краткое мгновенье

В сей жизни нас судьба свела,

Когда иное назначенье,

Нам розный путь она дала?

Твой робкий взгляд, живые речи —

Всё, всё я, милый друг, поня́л.

Я запылал от первой встречи

И тайны сердца разгадал.

В другой стране — вдали я буду,

Меня легко забудешь ты!

Но я — я сохраню повсюду

Твои небесные черты.

Так грубый мрамор сохраняет

Черты волшебного резца,

И вдохновенная сияет

В нем мысль художника-творца.

Гуляет по Дону казак молодой;

Льет слезы девица над быстрой рекой.

«О чем ты льешь слезы из карих очей?

О добром коне ли, о сбруе ль моей?

О том ли грустишь ты, что, крепко любя,

Я, милая сердцу, просватал тебя?»

— «Не жаль мне ни сбруи, не жаль мне коня!

С тобой обручили охотой меня!»

— «Родной ли, отца ли, сестер тебе жаль?

Иль милого брата? пугает ли даль?»

— «С отцом и родимой мне век не пробыть;

С тобой и далече мне весело жить!

Грущу я, что скоро мой локон златой

Дон быстрый покроет холодной волной.

Когда я ребенком беспечным была,

Смеясь мою руку цыганка взяла.

И, пристально глядя, тряся головой,

Сказала: „Утонешь в день свадебный свой!“»

— «Не верь ей, друг милый, я выстрою мост

Чугунный и длинный хоть в тысячу верст;

Поедешь к венцу ты — я конников дам:

Вперед будет двадцать и сто по бокам».

Вот двинулся поезд. Все конники в ряд.

Чугунные плиты гудят и звенят;

Но конь под невестой, споткнувшись, упал,

И Дон ее принял в клубящийся вал…

«Скорее бандуру звончатую мне!

Размыкаю горе на быстрой волне!»

Лад первый он тихо и робко берет…

Хохочет русалка сквозь пенистых вод.

Но в струны смелее ударил он раз…

Вдруг брызнули слезы русалки из глаз,

И молит: «Златым не касайся струнам,

Невесту младую назад я отдам.

Хотели казачку назвать мы сестрой,

За карие очи, за локон златой».

Катитесь! волны,

Плещите! волны,

  Шуми! поток!

Быстрей бегите

И вдаль несите

  Мой огонек!

Там день свежее,

Там ночь темнее,

  Цветы вокруг,

И дышит нега —

И он у брега,

  Мой тайный друг.

Мои гаданья,

Мои признанья

  Узнает он.

Всю ночь со мною,

Рука с рукою,

  Забудет сон.

Как с ним украдкой

Свиданье сладко,

  Не говорю,

Его дыханье,

Его лобзанье…

  Ах! я горю!

Бегите! волны,

Плещите! волны,

  Шуми! поток!

Гори светлее,

Катись быстрее,

  Мой огонек!..

Что в сыром бору от солнышка

Снег златой росой рассыпался,

Молодецкая кручинушка

Разлилась слезами светлыми;

В зимний холод любо солнышко,

На чужих людях родной напев,

Поневоле сердце всплачется,

Как с ретивым сиротинушкой

Песня русская, унылая

Что родная мать перемолвится.

Задушевной не наслушаться!

Словно пташка, что в раю поет

Заунывно-сладким голосом,

Грусть-тоску она баюкает;

Не видать сквозь слез чужой земли,

А что думушка ль сердечная

Понесется невидимкою

За сине́ море в святую Русь!..

По-былому, по-старинному

Добрый молодец в родной земле

В ноги пал отцу и матери,

С старым другом поздоровался,

А что девица-красавица

Второпях бежит из терема,

Зарумянившись, как маков цвет,

Радость высказать и слова нет,

Только с милым обнимается

Да сквозь слезы улыбается.

Солнце красное взошло на небеса,

И на зелени обсохнула роса, —

Не обсохли лишь у Аннушки глаза,

Всё блестит на них жемчужная слеза.

«Не круши себя, красавица моя!

Знать, такая участь слезная твоя.

Видно, так уж предназначено судьбой,

Чтоб безвременно расстался друг с тобой.

Променял твою девичью красоту —

На дощатый гроб, могильну темноту.

Хоть и грустно жить без друга своего,

Но слезами не воротишь ты его!»

Слышу девицы печальные слова:

«Пусть увяну — как без дождичка трава,

Сердцу бедному дам волю я изныть,

Друга ж милого нельзя мне позабыть!»

Гори, гори, лучинушка,

  Гори посветлее,

Прядись скорей, мой чистый лен,

  Прядись поскорее!

Спеши, мое кленовое,

  Спеши, веретенце!

Пора мне шить для милого

  В дары полотенце!

Мне весть пришла, что жив мой друг

  И скоро приедет;

Его душа моей душе —

  Ни в чем не изменит.

И может быть, летит ко мне

  Он соколом ясным.

Я буду ждать по вечеру —

  И в утро днем красным.

Лишь только я увижусь с ним,

  Скажу: друг со мною!

Прими скорей подарок мой —

  И сердце с душою!

Красна девица сидела под окном,

Утирала слезы белым рукавом.

Пришла весточка нерадостная к ней,

Что сердечный друг не верен больше ей,

Что задумал он иную замуж взять.

Как тут девице не плакать, не вздыхать?

Стали девицу подружки утешать:

«Полно сердцем о неверном тосковать.

Ты в селе у нас всех лучше красотой,

Наши молодцы любуются тобой.

Всякий девице желает угодить;

Ты властна из них любого полюбить».

— «Пусть их много, — красна девица в ответ, —

Сердце милого другого не найдет!»

«Что ты, девица, невесело сидишь?

Что ты, красная, печалишься, грустишь?

От тоски ты изменилась вся в лице —

Или тужишь об удалом молодце?

Ты напрасно перестань себя губить,

Пользы нет тебе неверного любить.

Вспомни, девица: родные у тебя,

Они любят тебя более себя.

Ты одна — как солнце красное у них.

Опечалишь ты тоской своих родных».

— «Я бы рада перестала тосковать

И родных своих тоскою огорчать —

Но что ж делать? Как мне друга позабыть?

Я умру — но буду милого любить!»

Я пойду косить

На зеленый луг:

Ты, коса моя,

Коса острая,

Не тупися ты

О младу траву.

Не влюбляйся ты,

Сердце бедное:

Как коса моя

О горелый пень,

Горемычное,

Расшибешься ты.

Красны девицы

Переменчивы;

Обещанья их

Словно ласточка:

Повестит весну

Да и спрячется.

Так и девица

Нам сулит любовь

И с ней счастие:

Оглянешься ты —

В черном облаке

Унеслося всё.

Нам, брат, песнями

Не кормить коней:

За погодушкой

Скосим луг скорей;

Там пускай себе

Косы тупятся.

Добра молодца

Не уймешь никак

Песней жалобной:

Долго будет он

Поджидать милой

В ночь осеннюю.

Певец младой, судьбой гонимый,

При бреге быстрых вод сидел

И, грустью скорбною томимый,

Разлуку с родиной он пел:

  «Шуми, Иртыш, струитесь, воды,

  Несите грусть мою с собой,

  А я, лишенный здесь свободы,

  Дышу для родины драгой.

Для родины, для сердцу милой, —

Я в них всё счастие имел,

В кругу родных, всегда любимый,

Где радости одни я пел.

  «Шуми, Иртыш, струитесь, воды…» и т д.

Теперь поет одну разлуку

Судьбой расторгнутых сердец,

И грусть свою вверяет звуку

Уж не на родине певец…

  «Шуми, Иртыш, струитесь, воды…» и т. д.

Умолк — и вежды окропились,

Как блеклый лист живой росой,

И струи вод соединились,

Как с перлом, — с чистою слезой.

  «Шуми, Иртыш, струитесь, воды,

  Несите грусть мою с собой,

  А я, лишенный здесь свободы,

  Дышу для родины драгой».

Скажи, зачем явилась ты

Очам моим, младая Лила,

И вновь знакомые мечты

Души заснувшей пробудила?

Скажи, зачем? Скажи, зачем?

Скажи, зачем? Но погоди,

Хочу продлить я заблужденье.

Удар жестокий отврати —

Удвоишь ты мое мученье,

Сказав — зачем, сказав — зачем.

Над страстию моей шутя,

Зачем с ума меня ты сводишь?

Когда ж любуюсь на тебя,

Ты взор с холодностью отводишь,

Скажи, зачем? Скажи, зачем?

Скажи, зачем? Но погоди,

Хочу продлить я заблужденье.

Удар жестокий отврати —

Удвоишь ты мое мученье,

Сказав — зачем, сказав — зачем.

«Не сиди, мой друг, поздно вечером,

Ты не жги свечи воску ярого,

Ты не жди меня до полуночи!

    Ах! прошли, прошли

    Наши красны дни…

    Наши радости

    Будто вихрь умчал

    И как пыль, как прах

    Веет по полю!..

    Объявил вчера

    Сударь батюшка,

    Согласилася

    На то матушка,

    Что не ровня я,

    Не жених тебе,

    Что женюся я

    На иной жене!..

    Одно солнышко

    В небесах горит…

    И мне, молодцу,

    Только раз любить! —

    Я родителям

    Покоряюся:

    На их суженой,

    На их ряженой

    (С смертью раннею)

    Обвенчаюся!

    А с тобой навек

    Распрощаюся!»

Не ручей журчит, не река шумит —

Плачет девица… вопит красная:

    «Ах ты, милый мой,

    Ненаглядный мой!..

    Не жилица я

    На белом свету

    Без тебя, душа,

    Сердце, жизнь моя!..

    Нет у горлинки

    Двух голубчиков,

    У лебедушки

    Двух лебедиков…

    Не знавать и мне

    Двух милых дружков!»

Не сидит она поздно вечером,

А горит свеча воску ярого!..

В переду стоит нов тесовый гроб:

Во гробу лежит красна девица.

  Ах, спасибо же тебе,

    Синему кувшину,

  Разгулял ты мою

    Горькую кручину;

Знаться б мне давно с кувшином,

Горе б по ветру неслось,

Ретивого б не сушило,

В русы кудри не ввилось.

  Не ходить бы, не бродить

    По белому свету,

  Не искать бы, не следить

    Ласкова привету.

Сидя около кувшина,

Я не ведал бы, не знал,

Что кругом я сиротина,

Будто с облака упал!

  Не тушить бы мне очей

    Горючей слезою,

  Не делить бы мне ночей

    С горем да с тоскою;

И не горечь из кувшина —

Я бы сладкое тянул;

Что я беден, сиротина,

Мне никто бы не шепнул.

  От сего же я часа́

    Уж не сдамся ласкам,

  Не поверю я, краса,

    И твоим уж глазкам.

Лишь у синего кувшина

Буду радости просить,

С ним обнявшись, сиротина,

Буду ждать, как смерть скосит.

  Ах, спасибо же тебе,

    Синему кувшину,

  Разгулял ты мою

    Горькую кручину!

«Что ты рано, травушка,

  Пожелтела?

Что вы рано, цветики,

  Облетели?

Что ты так, красавица,

  Похудела:

Впали алы щеченьки,

  Побледнели…

Впали ясны оченьки,

  Потускнели?..»

— «Не успели цветики

  Распуститься,

Уж их злая засуха

  Поедает…

Не успела я с дружком

  Обручиться,

Уж он меня, бедную,

  Покидает —

Без поры, без времени

  Убивает!»

— «Только ль свету белого,

  Что в оконце?..

Только ль добрых молодцев,

  Что изменщик?

Не тумань, голубушка,

  Ясных очек,

Не слези, лебедушка,

  Алых щечек!

Выбирай любимого

  Из удалых —

По нраву приятному,

  По обычью,

По уму, по разуму

  Да по сердцу!»

— «Погляжу ль я на небо:

  Звездок много —

Да один во звездочках

  Светел месяц!

Загляну ль в зеленый сад:

  Пташек много —

Да один во пташечках

  Ясен сокол!

Взгляну ли на молодцев:

  Добрых много —

Да не при́дут девушке

  По обычью,

По уму, по разуму

  Да по сердцу».

Не сокол летит по поднебесью,

Не сокол ронит слезы-перушки —

Скачет молодец по дороженьке,

Горьки слезы льет из ясных очей!

Распрощался он с милой родиной,

Со сторонушкой понизовою,

Где течет в красе Волга-матушка,

Распрощался он с красной девицей:

Он оставил ей на помин себя

Дорогой перстень с алмазами;

На обмен же взял от красавицы

Золото кольцо обручальное…

При размене сам приговаривал:

«Не забудь меня, моя милушка!

Не забудь меня, задушевный друг!

Не забудь меня на чужбинушке!..

Чаще взглядывай ты на перстень мой —

Чаще стану я целовать кольцо,

К ретиву сердцу прижимаючи,

О тебе, мой друг, вспоминаючи!

Коль помыслю я об иной любви —

Камень выпадет вон из перстеня!

Если ж ты с другим под венец пойдешь —

Золото кольцо распаяется».

Не кукушечка во сыром бору

    Жалобнехонько

    Вскуковала —

А молодушка в светлом терему

    Тяжелехонько

    Простонала.

Не ясен сокол по поднебесью

    За лебедками

    Залетался —

Добрый молодец, по безразумью,

    За красотками

    Зашатался!..

Ясну соколу быть поиману,

    Обескрылену,

    Во неволе…

Добру молодцу быть в солдатушках

    Обезглавлену

    В ратном поле.

А кукушечке во сыром бору

    По чужим гнездам

    Куковати…

А молодушке во слободушке

    По чужим углам

    Воздыхати!

Рассудите мне, люди добрые,

Разгадайте мне мой недобрый сон:

    Посылаю я

    Сиза голубя

    Ко милу дружку

    С тайной весточкой…

    Не успела я

    Наказать к нему,

    Не успел взмахнуть

    Голубь крыльями,

    Уж и бьется он,

    И трепещется

    В воровских когтях

    Злого ястреба!..

    Обомлела я —

    Испугалася…

    Как безумная,

    Заметалася!..

    И схватила я

    Тугий, крепкий лук,

    Наложила я

    Калену стрелу:

    Тетива звенит,

    А стрела летит,—

    И, простреленный,

    Хищник мертв лежит!..

    Я бегу к нему,

    Я спешу к нему —

    Ах, кого ж мои

    Видят оченьки?..

    Словно громом я

    Оглушилася —

    Чуть-чуть памяти

    Не лишилася!

    Мне представился

    Страшной смерти вид —

    Мил сердечный мой

    Распростерт лежит:

    Не глядят его

    Очи ясные,

    Не манят меня

    Взглядом ласковым;

    Затворилися

    Уста сладкие,

    Не зовут меня

    Речью нежною;

    Руки белые

    Накрест сложены —

    Не прижмут меня

    Ко белой груди,

    К ретиву сердцу!..

Разгадайте же, люди добрые,

Мне к чему такой сон привиделся?

«Что ты, соловьюшко,

  Корму не клюешь?

Вешаешь головушку,

  Песен не поешь?»

— «Пелося соловьюшку

  В рощице весной…

Вешаю головушку

  В клетке золотой!

На зеленой веточке

  Весело я жил…

В золотой же клеточке

  Буду век уныл!..»

— «Зеленой ли веточке

  К песням приучать?

В золотой же клеточке

  Соловью ль молчать?»

— «Зеленая веточка

  Сердце веселит;

Золотая ж клеточка

  Умереть велит!..

Подружка на веточке

  Тужит обо мне,

Стонут малы деточки…

  До пенья ли мне?»

— «Отперто окошечко

  К рощице твоей, —

Будь счастлив, мой крошечка,

  Улетай скорей!»

Ох, болит

Да щемит

  Ретиво сердечко —

Всё по нем,

По моем

  По мило́м дружечке!

Он сердит,

Не глядит

  На меня, девицу,—

Всё корит

Да бранит,

  Взносит небылицу:

Будто днем

Соловьем

  По садам летаю,

Не об нем,

Об ином

  Звонко распеваю!

Ничего,

Никого

  Ночью не боюся —

И не с ним,

Всё с иным

  Милым веселюся!

Не расти,

Не цвести

  Кустичку сухому…

Не любить,

Не сгубить

  Девицы иному!

Не себе —

Всё тебе

  Красота блюдется…

Ах, ничьей —

Всё твоей

  С горя изведется.

«Не шей ты мне, матушка,

  Красный сарафан,

Не входи, родимушка,

  Попусту в изъян!

Рано мою косыньку

  На две расплетать!

Прикажи мне русую

  В ленту убирать!

Пущай, не покрытая

  Шелковой фатой,

Очи молодецкие

  Веселит собой!

То ли житье девичье,

  Чтоб его менять,

Торопиться замужем

  Охать да вздыхать?

Золотая волюшка

  Мне милей всего!

Не хочу я с волюшкой

  В свете ничего!»

— «Дитя мое, дитятко,

  Дочка милая!

Головка победная,

  Неразумная!

Не век тебе пташечкой

  Звонко распевать,

Легкокрылой бабочкой

  По цветам порхать!

Заблекнут на щеченьках

  Маковы цветы,

Прискучат забавушки —

  Стоскуешься ты!

А мы и при старости

  Себя веселим:

Младость вспоминаючи,

  На детей глядим;

И я молодешенька

  Была такова,

И мне те же в девушках

   Пелися слова!»

Что это за сердце,

Что это такое —

Что ни днем, ни ночью

Не дает покоя?

То забьется пташкой,

Запертою в клетке;

То замрет цветочком

На скошенной ветке!..

Быть бы сердцу пташкой —

Чего б захотело?..

Дать бы ему крылья —

Куда б полетело?

Знаю я сторонку,

Где его зазноба…

Ах, туда бы лётом

Полетели оба!..

На той на сторонке

Теплей солнце греет —

Там девица красна

Как маков цвет зреет!

Там в темные ночи

Не звезды лишь светят —

Там ясные очи

Приветливо встретят!

Приветливо встретят,

Ласково проводят…

Любезные речи

Тоски не наводят.

Смолкни, пташка-канарейка!

Полно звонко распевать,—

Перестань ты мне, злодейка,

Ретивое надрывать!

Уж ко мне не воротиться

Красным дням весны моей,—

Отвыкает сердце биться,

Вспоминаючи об ней!

Радость-младость миновалась:

Отцвела она цветком,

И не вихорем промчалась —

Пропорхнула мотыльком!

С нею память о бывалом

Я хотел похоронить,

Не грустить по нем нимало —

Ни слезы не уронить.

Всё давно забыто было:

Звонкой песенкой своей

Всё ты снова разбудила,

Пташка, лютый мой злодей!

После ведрышка к ненастью

Тяжеленько привыкать,

А несчастному об счастье

Хуже смерти вспоминать!

Красен в полях, цветен в лугах

Цветочек незабудка!

Гремуч в лесах, певуч в садах

Весенний гость — соловьюшко!

А краше мне, дороже нет,

Пригляднее, приятнее —

Души моей, красавицы!

А кто она и где она —

Никто про то не сведает…

Не здесь она, не там она,

Не у белой груди моей!..

А день и ночь, как свет очей,

Огнем горит, лучом блестит,

Звездой передрассветною!..

И всякий миг в очах моих

Везде со мной, передо мной:

В кустах растет, в цветах цветет,

Цветет цветком гуляфчиком;

Весна придет — она поет,

Поет залетной пташечкой!

Ключом кипит, ручьем журчит —

Бежит волной зыбучею!

То лебедью — водой плывет,

Плывет и величается!

То павою — тропой идет,

Идет и озирается…

То девицей-красавицей

В венке цветов лазоревых

Под липками, березками

Играет, забавляется!..

На всех глядит — меня манит,

Манит рукою белою…

Пущусь бежать — ее обнять,

Расцеловать, размиловать,

Прижать к сердцу ретивому…

Она как раз уйдет из глаз —

Сверкнет звездой падучею

И скроется, схоронится!

Хочу отстать — она опять

Начнет манить ласкаючись,

Приветно улыбаючись!

Жавороночек на проталинке

      Распевает:

Он зовет весну, радость красную

      Вызывает!

Не лежать снежкам в чистом поле —

      Растопиться,

Бурной реченькой в море синее

      Укатиться!

Не пора ль мне с грустью лютою

      Раздружиться?

Жавороночек над теплым гнездом

      Распевает;

Сенокос поспел… золотая рожь

      Созревает…

Время птенчикам, малым деточкам,

      Опериться,

Легким крылышком по поднебесью

      Поноситься!

Вот пора и мне с грустью лютою

      Разлучиться!

Замолчал певун-жавороночек —

      Унывает…

Со полуночи дует буйный ветр,

      Подувает!..

Не дозреть плодам — наземь с деревца

      Посвалиться;

Облететь листам — прахом по ветру

      Разноситься!..

Ах, пора, пора с грустью лютою

      Распроститься!

Жавороночек к морю теплому

      Отлетает!..

Вьюга зимняя, всё метелица

      Заметает!..

Видно, к молодцу счастью прошлому

      Не вернуться:

Спать бы крепким сном во сырой земле,

      Не проснуться,

Горю б лютому до сердечушка

      Не коснуться!

Что это за пташечка,

Что за голосистая!

Что у ней за песенка,

Да что за приятная!..

Заря занимается —

Она просыпается,

До позднего вечера,

До глухой полуночи,

Умолку не знаючи,

Весело порхаючи,

Поет распеваючи —

Меня потешаючи!

И мне не соскучиться,

И мне не наслушаться!

Что это за миленький,

Да что за пригоженький!

Что это за ласковый,

Да что за приветливый!..

Роса подымается —

Уж он пробуждается:

До заката солнышка,

До вечерней звездочки

Всё за мной, как тень, следит,

Всё мне про любовь твердит,—

Покоя не знаючи,

Меня ублажаючи!

И мне не соскучиться,

И мне не наслушаться!

Что это за матушка,

Да что за родимая!

Уж что за гневливая!

Уж что за брюзгливая!

От темного вечера,

От глухой полуночи

До белого до свету,

До красного солнышка

Всё она брюзгой брюзжит;

Всё мила дружка корит —

Всё меня журит, бранит,

От него отстать велит!

Брюзга мне наскучила,

Отстать не заставила!..

«Не туманами, не мглой

Солнышко затмилось,

Ах! не тучей громовой

Ясное закрылось —

Потушился свет очей

Раннею могилой!

Мне не ведать красных дней,

Не видать уж милой!

Мне ее не разбудить

Нежными речами,

Ах, ее не воскресить

Горькими слезами!

Оседлаю ж я коня,

Сгину в ратном поле…

И родной мой край меня

Не увидит боле!»

И стрелою он летит

В поле, в грозну сечу…

И быстрей стрелы летит

Смерть ему навстречу!

Ах ты время, времечко

Золотое!

Не забыть мне времечко

Дорогое!

Ты когда промчалося,

Прокатилось?

Ты куда девалося,

Схоронилось?

Не вечор, а давече

В очах было,

Теперь далью, далече

Отлучилось!..

Ах, дружочек, миленький

Мой дружочек!

Сокол, сизокрыленький

Соколочек!

Не тебя ль к дороженьке

Снарядили —

Мои резвы ноженьки

Подкосили?

Не тебя ли, милушку,

Провожают!

Не меня ль в могилушку

Снаряжают?..

Уж мне время красного

Не дождаться —

К сердцу друга страстного

Не прижаться!

Мне лишь грусть сердечная

Остается,

Тоска бесконечная

Достается!

С нею темна ноченька

Не заспится…

С нею свету в оченьках

Закатиться!

Ты подуй, подуй,

Тихий, тепленький

  Ветерочек!

Донеси к нему,

К другу милому,

  Голосочек…

Ах, давно-давным

Я с дружком моим

  Не видалась;

Много, много дней,

Как с душой моей

  Я рассталась!

Мил-сердечный друг

Голосочка вдруг

  Не узнает:

Не свирелкой он

Во слуху его

  Заиграет;

Не голубкою

Сизокрылою

  Заворкует;

Не кукушкою

Горемычною

  Закукует;

Не ручьем журча,

Не рекой теча

  Разольется…

Просто песенкой

Заунывною

  Пропоется;

И спою ему,

Другу милому,

  Про страданье…

Про всечасное

К ретиву сердцу

  Ожиданье!

Как с тоски по нем

Извелася я,

  Исхудала;

Как ни день, ни ночь

Я отрадушки

  Не видала…

Всё-то леточко

При дороженьке

  Просидела.

Все-то глазоньки,

Дожидаючись,

  Проглядела!..

Ах, я жду ль его,

Дожидаюся

  Понапрасну,

Уж не кинул ли

Да не бросил ли

  Он злосчастну?

Уж не резвится ль,

Обнимаючись

  Со иною?

Уж не тешится ль,

Насмехаючись

  Надо мною?

Тут дружочек мой

Голосочек мой

  Узнавает,

Не простясь ни с кем,

Соколом ко мне

  Прилетает!

Ах! подуй, подуй,

Тихий, тепленький

  Ветерочек!

Донеси к нему,

К другу милому,

  Голосочек!