Песни народов Северного Кавказа

И засушливой порою,

И в неурожайный год

Здесь, под этою горою,

Тучная трава растет.

На верблюде, самом лучшем,

Вьюк немалый, посмотри.

На лугу, травою тучном,

Косят, косят косари.

На верблюде вьюк немалый,

Вдаль верблюд идет, идет.

Косит луг косарь усталый —

Запасается на год.

Рожь мы косим в косовицу

День и два и три подряд,

Воздает земля сторицей,

Люди нас благодарят.

Косим желтую горчицу,

Машем косами с трудом,

Может, правда, то случится,

Что давно уже мы ждем.

Косим в поле мы пшеницу,

Косим утром, косим днем.

Коль не будем мы лениться,

С голодухи не помрем.

Черный пот покрыл нам лица,

Руки белые болят.

Если только не лениться,

Люди нас благословят!

Летом в рощах и лесах окрест

Всяких птичек прыгает немало.

За здоровье дорогих невест

Подобает выпить для начала.

В кувшине, где край позолочен,

Крепкая арака отстоялась.

За здоровье наших верных жен

Надо выпить нам хотя бы малость.

Чашки с золотой каймой вокруг

Мы поднимем с благодарным словом

За своих возлюбленных подруг

Выпьем дружно и нальем по новой.

Иноходью жеребцы лихие

Нас домчат до берега реки.

Если выпьем, братья дорогие,

Друг за друга чашу араки.

Хоть мы пьем, да дело разумеем,

И беседа, как вино, течет.

Жизни мы своей не пожалеем,

Если брат на помощь позовет.

Будем пить мы, да не охмелеем.

Чем мы дольше пьем, тем мы трезвей.

Мы последнего не пожалеем,

Если это надо для друзей.

Озаряемый луной,

Скакун серебрится.

Будет нынче пир горой —

Мы всю ночь, весь день-деньской

Будем веселиться.

Рослый конь копытом бьет,

На солнце лоснится.

Мы весь месяц, целый год

Будем веселиться.

Конь красивый под седлом

Вдаль летит, как птица.

Мы, покуда не помрем,

Будем веселиться.

Нам двухлетка день и ночь

Надо сдерживать умело.

Добрым словом нашу дочь

Приучите делать дело.

Хоть двухлеток и пуглив,

В путь и в бой он рвется смело.

Нашу дочку, приручив,

Заставляйте делать дело.

За коня, что словно ночь,

Денег плачено немало.

Вы любите нашу дочь,

Приучите нашу дочь,

Чтоб спины не разгибала.

Эту золоченую мою

Вы отцу отдайте саблю острую,

Не скажите, что я пал в бою,

А скажите, мол, поехал к сестрам.

Эту шелком вышитую шаль

Вы отдайте матери родимой.

Вы рассейте грусть ее, печаль,

Мол, вернется сын ее любимый.

Прядь отрежьте от моих кудрей

И жене любимой отвезите.

Осторожнее вдове моей

Вы о том, что я погиб, скажите.

Камыши вдали шуршат,

Свои стебли гнут согласно.

Счастливы сестра и брат,

Ежели живут согласно.

Мчится конь, и как доска

В скачке выгнутое тело.

Ты скачи, мой конь, пока

Даль вокруг не потемнела.

Вытянувшись как рукав,

Сил последних не жалея,

Мой скакун летит стремглав,

Чтоб домчать меня скорее.

Я на службе стал худой.

В казаках я стал как нитка.

Мне б вернуться в край родной,

Где стоит моя кибитка.

Скакуны у хана хороши.

Сев на серого, ведя гнедого,

Бросил нас правитель Убуши,

Ускакал и не сказал ни слова.

Между двух великих рек лежат

Кони, павшие в степи кровавой.

Как и где торгуты завершат

Бранный путь свой, начатый со славой?

Между Волгой и Кубань-рекой

Даль бескрайнюю туман окутал.

Зло терпящих под твоей рукой,

Хан, куда направил ты торгутов?

Разве в реках чистая вода

Не годна была для водопоя,

Разве деды, что пришли сюда,

Неразумней были нас с тобою?

Места ль для скотины не нашлось

На кубанских пастбищах безбрежных?

Скотоводам, плохо ль нам жилось

При порядках и при ханах прежних?

И когда джигитов в черный час

На погибель верную направил,

Убуши, не думал ты о нас —

Пекся о своей мгновенной славе.

Во французскую врубаясь рать,

Мы в огонь не потому летели,

Что врагов хотели убивать, —

Потому, что сами жить хотели.

Мы скакали в битву в грозный час,

Но рубить и убивать кого-то

Не охота заставляла нас,

А нужда, что злее, чем охота.

Всадника в широкой епанче

Низкорослый конь несет, как птица.

В сторону Москвы ноён Чуче

Скачет, чтоб с врагами насмерть биться.

Скачет всадник по камням моста,

За мостом французская засада.

Хоть врагов не меньше тысяч ста,

Это войско победить нам надо.

Жжет француз Москву, престольный град,

Грабит люд московский безоружный.

Не бежать же нам, Чуче, назад.

Ты веди нас в битву, если нужно.

Мы поскачем следом за тобой,

Мы сломаем силу орд французских.

Ты, ноён, веди нас в смертный бой

Ради наших братьев, братьев русских.

Верткий хвост подстрижен у коня,

В красный штаб везет чалый меня.

Эй!

Конь мой чалый

Крепко степь подковой бьет.

В небе алом

Пламя зорь встает.

Картуза околыш

со звездой.

Каждый день в ушах

ветер степной.

Эй!

Я ученье

Прохожу свое в боях,

В комячейку

Запишусь на днях.

Рано утром нас поднял

краском,

Речь свою держал

перед полком.

Эй!

Приказал нам

Командир наш наступать,

Белых к морю

Через степи гнать.

Наступали мы весь день

С утра.

Над пургой неслось

Наше «ура!».

Эй!

Много белых

Меж сугробов полегло, —

Степь звенела,

Словно серебро.

Черногривый конь мой всех черней.

Конь тучнеет мой день ото дня.

Слыша воркованье голубей,

Я грущу о матери моей,

Что вскормила молоком меня.

Черногривый конь мой вороной.

Конь тучнеет мой день ото дня.

Вспоминал я летом и весной

Мать мою, вскормившую меня.

В камышах высоких на Куме

Олениха кличет сосунка.

Возвратиться в отчий край к зиме

Думал я, — дорога далека.

На Манги, где камыши стеной,

Малого козленка кличет мать.

Возвратиться думал я весной,

Но теперь до матушки родной

Мне уж никогда не доскакать.

Сал-река быстра и холодна.

Посмотрел — увидел мать нечаянно,

Будто бы, далекая, она

Навсегда к глазам моим припаяна.

Эргени-река течет, шумна.

Вдаль гляжу я, и в речной излучине

Мать я вижу, будто бы она

К сердцу моему навек прикручена.

По воде бреду я, сеть тяну,

А из сети рыбка вырывается.

И когда я сеть свою тяну,

Мне земля родная вспоминается.

Сеть свою тяну я, спину гну,

И веревка в спину мне впивается.

И когда я сеть свою тяну,

Мне моя подруга вспоминается.

Кожу трет веревка, кожу рвет.

Кровь течет, на солнце запекается.

Я гляжу, как кровь моя течет,

И вся жизнь моя мне вспоминается.

Серолобый у ворот

Конь мотает головою.

Пусть богатство нас не ждет,

Нам бы жизнь прожить в покое.

Холодок — от ветерка,

От невзгод и бед — страданья,

Дождь рождают облака,

Счастье — благопожеланья.

Стонут гуси-птицы над землей,

По родной земле своей тоскуя.

Хоть я там и вырос сиротой,

Край родной не помнить не могу я.

Возле берега стоит собор,

Отражается в воде, высокий.

Я сказал «вернусь», но с этих пор

Срок прошел, все миновали сроки.

В табуне чужом, с чужим тавром

Серый конь прижился среди многих.

Не прижился я в краю чужом,

Я ушел бы, да законы строги.

Гнется дерево туда-сюда,

Гнется, если ветер пролетает.

Не учен я гнуться, вот беда,

А меня, кто хочет, тот сгибает.

Возле озера поет

Целый день чудна́я птица.

Тем, что жить мне не дает,

С кем могу я поделиться?

Ехал я один совсем.

Лошаденка притомилась.

С кем мне поделиться тем,

Что на сердце накопилось?

Мне бы лошадь расседлать,

Мне передохнуть бы тоже.

Мне бы тем не доверять,

Кто понять меня не может.

Лошадь я пустил на луг.

Притомилась — пусть пасется.

Где мой брат и где мой друг,

Что на зов мой отзовется?

Над листвой ветвей густых-густых

Птицы в час рассвета вьются, вьются.

Почему из глаз твоих, твоих

Слезы, не кончаясь, льются, льются?

Над деревьями у нас, у нас

В час заката птицы вьются, вьются.

Почему из глаз твоих, из глаз

Слезы, не кончаясь, льются, льются?

Если выйти на бугор —

Ветер платье рвет из ситца,

А пойти к подножью гор —

Ломит бок и поясницу.

Ой, родня у мужа зла,

Молодую упрекает:

Лошадь, что ее везла,

Бьется, мол, и всех кусает.

Упрекают: мол, парша

На верблюде под приданым,

Мол, не стоит и гроша

Вьюк с добром, за нею данный.

Мол, седло за молодой

Дали из подгнившей кожи.

У нее, мол, у самой

Кожа вся гнилая тоже.

О том, что земля чужая тверда,

Никогда я раньше не знала.

Что муж неумный — большая беда,

Никогда я раньше не знала.

Два жгута волос сплели,

Чтоб им стать косой тугою.

Словно косу, как могли,

Вместе в два жгута сплели

Нас с тобою, нас с тобою.

Но коса была слаба —

Расплелась и раздвоилась.

Наша общая судьба

На две части разделилась.

Кто сороку и луня

В состоянии сдружить?

Не любившую меня

Кто заставит полюбить?

Чистокровного коня

На базаре продают.

Замуж, бедную, меня

За чужого отдают.

Сумка ремешком тугим

Портит кожу рук моих.

Тот, кто мужем стал моим,

Стал причиной мук моих.

Конь с подрезанным хвостом

Своему седлу под стать.

Как решились мать с отцом

Старику меня отдать?

Почему отец решил впрягать

Разномастных лошадей в упряжку?

Почему не пожалела мать

Семнадцатилетнюю Тёгряшку?

Стоило ль копить да наживать

Одеяла и белье льняное?

Можно ли отца отцом считать,

Мать родную матерью родною?

Плачет незадачливая мать,

Злой отец теперь вздыхает тяжко.

Им на свет бы лучше не рождать

Дочь свою, несчастную Тёгряшку.

Ничего не видно впереди.

Дует ветер, я иду, иду.

И в своей душе, в своей груди

Я всегда несу беду, беду.

Ветер гнет камыш речной, речной,

Снегом засыпает мне лицо.

С сиротою, кто пойдет со мной,

Скажет доброе словцо, словцо?

Шуба у меня худа, худа,

Ветер треплет ворот, полы рвет.

В поле стужа, а моя беда

Будто бы огнем мне сердце жжет.

Там, в лесу, где высохла река,

На меня напало наважденье.

Я тебя, мой брат, издалека

Принял за рогатого оленя.

Где речные воды не шумят,

Почему шумит камыш весенний?

Там, где нет оленей, о мой брат,

Почему ты в шкуре полз оленьей?

Молвил умирающий:

«Смотри,

Никогда о том, что здесь случилось,

Нашей матери не говори,

Чтоб она умом не помутилась.

Ты, мой брат, ни в чем не виноват,

Но болтать горазды в нашем крае.

Так что брось меня, иди назад!» —

Младший брат промолвил, умирая.

И поплелся старший брат в тоске

В путь обратный по тропе неясной.

Приторочил старший брат к луке

Младшего бешмет, от крови красный.

Поперек седла взвалил он кладь

И пошел вдоль высохшего русла…

«Пусть лишится пальцев наша мать,

Сшивших эту шкуру так искусно!

Мне бы самому лишиться глаз,

Что из-за кустов, из дальней дали,

Как обычно, и на этот раз

Пулю в цель без промаха послали!»

Что внутри ствола таится,

Мы, срубая, узнаем.

Что в душе людей творится,

В суть вникая, узнаем.

Чтоб не сдуло ветром крыши,

Колышки мы в землю бьем.

Кто наш друг и чем он дышит,

В час беды мы узнаем.

Дерева от им подобных

Отличаем мы с трудом.

Кто наш друг, кто враг наш злобный,

Мы не сразу узнаем.

Яблок осенью полно, полно

В этот год на склоне горном, горном.

Съела яблочко одно, одно

Девушка в платке, в платке узорном.

К ней откуда-то жених, жених

Прискакал на тощей кляче, кляче.

В сапогах своих кривых, кривых,

В шапке из хвостов, хвостов собачьих.

Гости, гости, гости собрались

Так, что стало тесно, тесно, тесно.

Пляшут все — хадрис, хадрис, хадрис.

Все смеются, плачет лишь невеста.

У коня гнедого дробный шаг.

Он идет — седок сидит, трясется.

Начудил Басанг, попал впросак,

Всякий человек над ним смеется.

У коня гнедого скорый шаг,

Скачет — при дороге травы гнутся.

Хоть умен Басанг — попал впросак,

За свое страдает безрассудство.

Стать коня гнедого неплоха,

Да, видать, не велика в нем сила.

Ой, хитра Басангова сноха,

Чем она Басанга опоила?

У коня гнедого скорый шаг.

Убежал он, а Басанг остался.

Бросил умную жену Басанг,

Со снохой неумною связался.

Конь Басанга — крупный конь гнедой.

Ходит шагом дробным, но проворным.

Глуп Басанг — поссорился с женой,

Будто зельем он опился черным.

Красотой цветок степной

Затмевает Ялуха.

Говорят о ней одной

Парни, не боясь греха.

Всех парней сияньем глаз

Ослепила Ялуха.

Красотою всех у нас

Покорила Ялуха.

Ялуха, ой, Ялуха,

Грубых слов не говори,

Чай покрепче завари,

Ялуха, ой, Ялуха.

Дело делать — ты быстра,

Спорить — на язык остра.

По селеньям такова

О тебе идет молва,

Ялуха, ой, Ялуха!

Ялуха печально вдаль

Смотрит, сидя у окна,

Не хотела, но печаль

Многим принесла она.

Что качаешь головой,

Молодая Ялуха?

Кто, скажи, избранник твой,

Дорогая Ялуха?

Ялуха, ой, Ялуха,

Грубых слов не говори,

Чай покрепче завари,

Ялуха, ой, Ялуха!

Дело делать — ты быстра,

Спорить — на язык остра.

По селеньям такова

О тебе идет молва,

Ялуха, ой, Ялуха!

Черный свод твоих бровей —

Словно ласточки крыло,

И от песенки твоей

На душе у нас светло.

На кого ни поглядишь,

Молодая Ялуха,

Словно солнцем озаришь,

Дорогая Ялуха.

Ялуха, ой, Ялуха,

Грубых слов не говори,

Чай покрепче завари,

Ялуха, ой, Ялуха!

Дело делать — ты быстра.

Спорить — на язык остра.

По селеньям такова

О тебе идет молва,

Ялуха, ой, Ялуха.

Кооку встает на лед озерный

И подковками скользит, скользит.

Я гляжу, я вижу след проворный.

Сердце у меня болит, болит.

Под ногами гладок лед, как блюдце.

Что ей до моей беды, беды.

У меня на сердце остаются

От подковок тех следы, следы.

Цвел цветок прекрасный в дальней дали,

И о нем проведала пчела.

Долететь хотела — не смогла.

От любви, а может, от печали

На пути к цветку изнемогла.

Свойство бури — гнуть стволы на склонах,

Не жалеть ни листьев, ни ветвей.

Забывать подружек нареченных —

Свойство глупых молодых людей.

Дует ветер, гнет стволы на склонах,

Не жалеет он ветвей живых.

Позволяет забывать влюбленных

Удальство джигитов молодых.

Гнутся ветки елочки зеленой,

Плачет ветер над ее бедой.

Позабыл джигит о нареченной —

Слишком глупый он и молодой.

Как рукав, вытягивая тело,

Мой скакун гнедой, скачи быстрей,

Чтоб догнать, покуда не стемнело,

Нам возок возлюбленной моей.

Так скачи, чтобы в глазах рябило

У того, кто поглядит нам вслед.

Чтоб до ночи встретиться мне с милой,

Чтоб назад приехать нам чуть свет.

Ты без устали, скакун мой, скачешь,

Вытянувшись в скачке, как доска.

Ты не подведешь, скакун горячий,

Хоть дорога наша далека.

Ты скачи быстрей, скакун мой милый,

Чтоб, покуда солнце не зашло,

Ту, которую увозят силой,

Нам догнать и взять в свое седло.

Камыши на острове шуршат,

На ветру друг друга задевая.

Я тебя смогу забыть навряд,

Ибо в трудный час с тобой была я.

Край узорный моего платка

Развевается над головою.

Вижу я тебя издалека

И не понимаю, что со мною?

Сок из спелых вишен — сок хмельной.

Я не буду пить хмельного сока.

Я платочком, пахнущим тобой,

Потихоньку утираю щеки.

Я скосить камыш была должна.

Я камыш на острове косила.

Рада б я сама, но не вольна

Позабыть того, кого любила.

Во дворе хозяйском под крыльцом

На цепи сидит собака, лая.

Пусть меня сразит небесный гром,

Если не была тебе верна я.

Я сегодня поднялась чуть свет.

Я на острове косить хотела.

Любим мы друг друга или нет,

Всем другим до нас какое дело?

Вдаль на крапчатом коне

Я скакала, предположим.

Всё, что мать сказала мне,

Выполняла, предположим.

Я траву пошла косить

И косила, предположим.

С кем нельзя было ходить,

Не ходила, предположим.

Если б всё предположить,

Если бы всё было ясно,

Если б вовсе не любить,

Меньше ль я была б несчастна?

В сосняке родного края

Отдыхал я иногда.

Я тебя, моя родная,

Не забуду никогда.

Сосны высились на взгорье,

И тебя водил туда.

Причинявшую мне горе,

Помню, я тебя всегда.

К этим взгорьям, в эти сосны

Не вернуться — вот беда.

Но тебя, что звать уж поздно,

Не забыть мне никогда.

В ночь, когда метель кружила,

Прискакал я весь в снегу.

Как ты чай мне кипятила,

Позабыть я не могу.

Быстры вороного ноги.

То бежит, то скачет вдруг.

Вспомню я тебя в дороге —

Повод падает из рук.

Видел я, ты шла к реке, —

С павою была ты схожа.

Прикоснулся я к руке —

Шелка шелковее кожа.

Я у берега реки

Ждал тебя, да обманулся.

Шелковой твоей руки

Я хотел, но не коснулся.

Был тебе милей другой,

И его порой ночною

Ты ждала, но он с тобой

Поступил, как ты со мною.

Имя вышила на шелке новом

И дала на память мне платок,

Я на шелке вышитое слово

Перечитывал и спать не мог.

По стволу зеленого сандала

Сок стекает, что из раны кровь.

Вспомню, как платок ты вышивала,

И покой мой пропадает вновь.

Пальчиками вышитый твоими,

Спрятал шелковый платок на грудь.

На платке любовь — не только имя,

А любовь нельзя перечеркнуть.

Что Юста-поселок ваш —

Разве я о нем тоскую?

Я тебя, моя Деляш,

Вспоминаю молодую.

Город Астрахань велик,

Я не по нему горюю.

Я к тебе, Деляш, привык,

О тебе одной тоскую.

Не забыть мне дней былых,

Как с тобою мы встречались.

Две твоих косы тугих

За спиною развевались.

Говорят, ой, говорят,

Увезли тебя куда-то.

Говорят, ой, говорят,

Ты теперь живешь богато.

Услыхал я, услыхал —

Ты у мужа поселилась.

Я об этом услыхал —

Сердце у меня забилось!

Ой, буланый с белою звездой

Конь средь прочих статью отличался.

Ой, Дорджи — счастливец молодой —

По Балхе любимой стосковался.

Меж долин — попробуй удержи —

Стройный конь сорвался и помчался.

По своей возлюбленной Дорджи

Очень стосковался, стосковался.

У Балхи на стенке, говорят,

До утра картуз висеть остался.

По Балхе Дорджи — пусть их простят —

Очень стосковался, стосковался.

Над привольем Волги в вышине

Птица-ястреб кружит, кружит, кружит.

Если ты решишь прийти ко мне,

Станет Волга мельче лужи, лужи.

Голуби летят издалека.

Им ли, быстрым, ястреба бояться?

Холодна река, река, река,—

Друг до друга вплавь нам не добраться.

Я в душе печаль несу, несу.

Дума о тебе, о милой, милой,

Как листва в лесу, в лесу, в лесу,

Голову мою заполонила.

Я колечко взял из серебра.

На колечке камень гладкий, гладкий.

Я ходил у твоего двора,

Я хотел отдать тебе украдкой.

Лето были вместе, зиму врозь.

И когда теперь мы вместе будем?

Разлучиться нам пришлось, пришлось,

Но друг друга мы не позабудем.

Черный ланковый бешмет

С плеч снимите, с плеч снимите,

Пред ее отцом, который сед,

Попляшите, попляшите.

Синий ланковый бешмет

С плеч снимите, с плеч снимите,

Пред красавицею юных лет

Попляшите, попляшите.

Желтый ланковый бешмет

С плеч снимите, с плеч снимите,

Перед той, которой краше нет,

Попляшите, попляшите.

Мне от нёба воспаленного

Языка не оторвать,

Взгляда своего влюбленного

От дружка не оторвать.

Дерево, жарой сожженное,

Вновь листвою не одеть, —

Сердце, с милым разлученное,

Не приучишь не болеть.

Реку переплыл большую,

Дна рукою не достал.

По Зурган своей тоскуя,

Парень душу потерял.

Пароход пришел красивый,

Воду сильно взволновал.

Из-за девушки пугливой

Парень душу потерял.

Для чего неверной милой

Душу он свою излил?

Сердце ей свое открыл он,

Но Зурган не покорил.

Сиротою жизнь он прожил.

Род Зурган — богатый род.

Парня за сиротство, может,

Девушка не признает.

Но она об этом всё же

Пожалеет, день придет.

Рыбу я в реке ловил.

Сеть закинул — мало толку.

Кооку я полюбил.

Я платок ей подарил

Шелковый, расшитый шелком.

Был для милой я хорош.

Я сказал такое слово:

«Пропаду я ни за грош,

Ты со мною пропадешь,

Выбери себе другого».

Низкорослый конь булан, булан,

Он копытом землю бьет и бьет.

Милая моя Цаган, Цаган,

Думал, за меня пойдет, пойдет.

Охватил твой тонкий стан, твой стан

Пояс с пряжкою стальной, стальной.

Думал я: моя Цаган, Цаган

Будет до конца со мной, со мной.

Ехал, напускал туман, туман.

Черный надевал бешмет, бешмет.

Думал, отдадут Цаган, Цаган,

Но Цаган со мной всё нет и нет.

Белый конь порвал аркан,

По хотону скачет.

Белолицая Цаган

Варит чай и плачет.

Белый с темною звездой

Конь по полю скачет.

Что с невестой молодой?

Смотрит вдаль и плачет.

Конь гривастый молодой

Вырвался и скачет.

Девушка с косой тугой

Пол метет и плачет.

В степь влетел, порвав аркан,

Белый конь горячий.

Варит араку Цаган

И всё плачет, плачет.

Ты носила шелковый платок,

Горемычная моя Булгун.

Я забыть тебя хотел — не мог,

Горемычная моя Булгун.

Ты как новый царский золотой,

Горемычная моя Булгун.

Молодой блистаешь красотой,

Горемычная моя Булгун.

Заперла ты сердце на замок,

Горемычная моя Булгун,

А ключа я подобрать не мог,

Горемычная моя Булгун.

Ночью месяц в тучах затерялся,

Я брожу, я одинок остался.

Целовать тебя да обнимать

Дали б волю — я б не постеснялся.

Не сиди под деревом в тиши.

Ты мне писем нежных не пиши,

Лучше ты приди, присядь со мною,

Обними меня от всей души.

Тонкостанна ты и белолица,

На твоем платке узорном — птица.

Ты придешь — руки твоей коснусь,

Тонкостанная моя царица.

Кружится над островом бела

Птица, но ее закрыла мгла.

Матери единственная дочка,

Я подумал вдруг, что ты пришла.

Скачут воробьи на ветку с ветки

И щебечут, им умолку нет.

Если ты верна мне, дочь соседки,

Так подшей покрепче мой бешмет.

Прыгают вдогонку друг за дружкой

Воробьи, щебечут от души.

Если любишь ты меня, подружка,

Гребешком мне кудри расчеши.

Воробьи кружатся над кибиткой,

В сумерках заметные едва.

Если любишь, вот иголка с ниткой —

Ты возьми, подшей мне рукава.

Звонко воробьи поют весною,

Не боятся стужи зимних дней.

Если будешь нежной ты со мною,

Не забуду нежности твоей.

В той кибитке, в том краю богатом,

С кисточкой на шапке Хаалга,

С кисточкой на шапке Хаалга

Пахнет спелой дыней и мускатом.

В том селенье, где река петляет,

В ласке выросшая Хаалга,

В ласке выросшая Хаалга

Ароматом трав благоухает.

В той кибитке, на земле гористой,

В шелковом халате Хаалга,

В шелковом халате Хаалга

Пахнет полевой травой душистой.

Возле берега опять

Зашуршал камыш красивый.

Коль решил мне другом стать,

Укроти свой нрав строптивый.

Вороного расседлай,

Чтоб ему воды напиться.

Если можешь — отгадай,

Что в душе моей таится?

Там, в прибрежном камыше,

Вороной твой конь стреножен.

Что скрываю я в душе,

Догадайся, если можешь.

Шелком всех цветов земных

Ты платок свой вышивала.

Стоя у дверей своих,

Ты махала мне, махала.

Через силу в час ночной

Вышивала, вышивала,

Не от радости рукой

Ты махала мне, махала.

Каждый божий день я вижу милую,

Воду в речке черпает она.

Но я не за это полюбил ее,

А за то, что девушка стройна.

Каждый божий день я вижу милую,

Что проходит близ моих окон.

Но я не за это полюбил ее,

В косы я, в глаза ее влюблен.

Ноет сердце, кровью обливается.

С губ срывается тяжелый стон.

Но не потому, что сладко маяться,

Потому, что с милой разлучен.

«Два года мы разлучены,

Два года, милый мой,

На рубежах родной страны

Ты — зоркий часовой.

Во мне печали никакой,

Горда и рада я,

Что нашей родины покой

Хранишь, любовь моя».

«Я, в Красной Армии служа,

Расту из года в год,

В моих мечтах светла, свежа,

Любимая живет».

«Когда работаю с родной

Бригадой трудовой,

Передо мной, в дали степной,

Мелькает облик твой.

Высокой брови чернотой,

Щеками как весна,

Душою пылкой, молодой

Навеки пленена».