Песнь о моей Мурке

На Дерибасовской открылася пивная

Между Дерибасовской и Богатяновской

Казалось бы, одесский колорит в песне настолько явный, что нет никаких сомнений в том, где эта песня родилась. Между тем этот образчик блатного фольклора первоначально никакого отношения к Одессе не имел.

Писатель Андрей Синявский (Абрам Терц) в очерке «Отечество. Блатная песня» приводит классическое начало песни: «На Багартьяновской открылася пивная…».

Так же начинал ее в ранних концертах и Аркадий Северный. При этом объяснял: «Во время скитаний по свету мне пришлось слышать много вариантов этой популярной одесской песни. И что это за Багартьяновская улица? Бесполезно искать ее в современной Одессе. Она растворилась в потоке новых названий…»

От себя добавим: бесполезно искать такую улицу и в старой Одессе. А вот в Ростове Богатяновскую найти легко, тем более что там стоит знаменитая Богатяновская тюрьма, или «Богатяновский централ» — следственный изолятор № 1. И старые «сидельцы» прекрасно знают, о какой именно пивной идет речь в песне. Например, Михаил Танич, бывший арестант ростовского СИЗО, стихотворение «Прогулочный дворик» предваряет эпиграфом «На Богатяновском открылася пивная» и пишет:

В мемуарах «Играла музыка в саду» он подтверждает то же самое, но уже прозой: «И вот я все же учусь в школе-новостройке номер 30, в знаменитом Богатяновском переулке. В том самом, где согласно песне «открылася пивная, там были девочки Маруся, Роза, Рая…». И до тюрьмы подать рукой. Тюрьма тоже была знаменитой…»

Да-да, именно у Богатяновского централа, на перекрещении Сенной улицы (ныне Горького) и Богатяновского переулка (ныне Кировский), а вовсе не на одесской Дерибасовской, находилась знаменитая пивнушка! Она действительно была видна из окна следственного изолятора. Вообще-то Богатяновская — и не улица вовсе, а переулок, названный так по находившемуся на спуске роднику Богатый Колодезь (нынче часть переулка переименовали в Богатяновский спуск, а часть оставили почему-то Кировским).

Некоторые старожилы, впрочем, называют другое место: в сквере на пересечении нынешней улицы Суворова и Кировского. Здесь до революции находился Покровский храм, который был разрушен в 1930 году (в сентябре 2007 года восстановлен). Тогда в ходе антирелигиозной большевистской кампании на месте многих культовых учреждений открывались пивные. Вот этот процесс якобы и отразила песня.

Правда, доподлинно известно, что в первое время после разрушения храма ростовские власти не решались возводить что-либо на его месте. Но вскоре здесь устанавливают сначала часы на столбе, затем неподалеку появляется фонтан, а позже — Кировский сквер, где в 1939 году возникает памятник Сергею Мироновичу Кирову (с издевательской цитатой, выбитой золотыми буквами — «Черт побери, как хочется жить!»). Разумеется, не исключено, что существовала здесь и пивная, но не на месте храма, а где-то ближе к Богатяновскому переулку. Впрочем, всякого рода пивных на Богатяновке было много. И о какой именно идет речь в блатном фольклоре, сегодня уже трудно сказать.

О ростовском происхождении песни писал в автобиографическом романе «Блатной» и Михаил Демин, бывший вор в законе: «Средоточием ростовского преступного мира является — с незапамятных времен — Нахичеванское предместье, а также Богатьяновская улица. Улица это знаменитая! Издавна и прочно угнездились тут проститутки, мошенники, спекулянты. Тут находится подпольная биржа, черный рынок. И мало ли что еще находится на экзотической этой улице! О ней сложено немало экзотических частушек и песен. «На Богатьяновской открылася пивная, — сообщается в одной из таких песен, — где собиралася компания блатная. Где были девочки Маруся, Рита, Рая. И с ними Костя, Костя-шмаровоз…»

Богатяновка была традиционно босяцким районом, с незапамятных времен собиравшим всякое отребье. Газета «Приазовский край» еще в 1905 году сообщала: «Группа жителей Богатянского поселения обратилась к полицмейстеру с коллективным заявлением о беспорядках, происходящих в последнее время на Богатянском спуске. Хулиганы среди бела дня нападают на прохожих, грабят и избивают их».

Не изменилось положение дел и при Советской власти. Тот же Демин вспоминал: «Блатные компании собираются здесь во множестве! Для этой цели существует — помимо пивных — немало укромных мест; всякого рода ночлежки, потайные притоны и ямы…»

Вся трагедия состоит в том, что текст ростовской песни про Богатяновскую пивную не сохранился! Впрочем, можно догадываться, что ряд куплетов в измененном виде перешел и в одесский вариант. Например, на это указывают хотя бы строки:

Понятно, что из Ростова ездить в Нальчик легко и удобно, поскольку столица Кабардино-Балкарии под боком. Из Одессы же отправляться «на побирушки» в Нальчик — за семь верст киселя хлебать, себе дороже.

Кроме того, существует также ростовский куплет, не вошедший в одесскую версию. Его приводит Синявский в упоминавшемся очерке о блатной песне:

Казалось бы, речь может идти как о Ростове, так и об Одессе. В обоих городах имелись Большие Садовые улицы. Причем по ним действительно ходили трамваи. Однако, если подумать, Одесса из числа претендентов выпадает. Здесь Большую Садовую 3 октября 1911 года переименовали решением городской Думы в Столыпинскую — в память о премьер-министре Петре Аркадьевиче Столыпине, который скончался 5 сентября того же года — через четыре дня после смертельного ранения в Киевской опере (в него стрелял эсер Дмитрий Богров). При Советской власти 5 декабря 1920 года Столыпинскую улицу назвали улицей Хмельницкого — в честь одесского большевика Александра Исааковича Хмельницкого.

А разве не могло случиться так, что песня о «Дерибасовской пивной» была создана до 1911 года? Увы, нет. Дело в том, что она написана на мелодию, которая попала в Россию не ранее 1913 года (подробности см. ниже). Для того чтобы стать популярной до такой степени, чтобы на нее писались пародийные тексты, мелодии требовалось хотя бы несколько месяцев — и это в лучшем случае. Выходит, что текст «Пивной» был создан как минимум через два года после переименования Большой Садовой в Одессе!

Что касается Ростова, здесь наименование центральной улицы сохранялось вплоть до 1920 года.

В августе 1920-го на Дон прибывает нарком Анатолий Луначарский — для агитационно-разъяснительной работы среди населения. На митинге 18 августа, который состоялся на Софийской площади (между Ростовом и Нахичеванью, на месте нынешнего парка имени Октябрьской революции) и собрал свыше 10 000 человек, Анатолий Васильевич произнес пламенную речь. Вот что он вспоминает в отчете Владимиру Ильичу Ленину:

«В 7 часов я выступил на объединенном собрании Совета профессиональных союзов и комячейки Красной Армии с обширным докладом о текущем моменте. В конце этого доклада я помянул также Фридриха Энгельса, 25 лет со дня смерти которого как раз выпадает на 18 августа. Ввиду этого Совет в торжественном заседании своем постановил переименовать главную улицу Ростова — Большую Садовую — в улицу Фридриха Энгельса».

А до этого знаменательного события в старом Ростове по Садовой ходили трамваи маршрутов № 1 и № 6. Один из них шел до железнодорожного вокзала. Самый урожайный маршрут для карманников!

Да и с Дерибасовской не все чисто. Напомним, что 30 апреля 1920 года в Одессе эта улица вовсе исчезает: ее переименовывают в улицу Лассаля — в честь публициста и деятеля германского рабочего движения XIX века Фердинанда Лассаля. А в 1938 году, после гибели летчика-испытателя Валерия Чкалова, улица Лассаля становится улицей Чкалова. Имя основателя Одессы Хосе де Рибаса улице возвратили только 19 ноября 1941 года фашисты, занявшие город 16 октября 1941 года. С тех пор на славное имя Дерибасовской уже никто не покушается.

Но почему же столь востребованным в Одессе оказался песенный сюжет об открывшейся и закрывшейся пивной? Ответ напрашивается сам собой: конечно же, потому, что история эта идеально «накладывается» на историю знаменитейшего пивного погребка «Гамбринус», замечательно описанного в рассказе Александра Куприна! Вспомните: «Так называлась пивная в бойком портовом городе на юге России. Хотя она и помещалась на одной из самых людных улиц, но найти ее было довольно трудно благодаря ее подземному расположению. Часто посетитель, даже близко знакомый и хорошо принятый в «Гамбринусе», умудрялся миновать это замечательное заведение и, только пройдя две-три соседние лавки, возвращался назад».

«Гамбринус» открылся никак не ранее 1870 года. Именно в этом году в Одессе на углу Дерибасовской и Преображенской улиц появился так называемый «дом Хлопонина» (построен на средства выпускника Санкт-Петербургской академии художеств, фотографа Александра Хлопонина), где располагался подвальчик. Принадлежал он семье немецких рестораторов Гоппенфельдов. Отсюда и «немецкое» название — по имени мифического короля Брабанта Гамбринуса, который якобы изобрел пиво.

Однако свою настоящую славу, повторим, «Гамбринус» обрел после рассказа Куприна, впервые опубликованного в журнале «Современный мир» в феврале 1907 года, что, впрочем, подвальчик не спасло. Сначала ему стало трудно конкурировать с входившими в моду «стоячими пивными» типа «Квисисаны», находившейся рядом, на углу Преображенской и Греческой. Многие завсегдатаи «Гамбринуса» постепенно перекочевали в «Тирольский грот» на Греческой улице. Туда же вслед за ними ушел знаменитый Сашка-скрипач — воспетый своим тезкой Куприным Александр Яковлевич Певзнер (Шендель-Шлема Янкелев Певзнер). А вскоре «Гамбринус» и другие подобные заведения были закрыты в связи с введением в 1914 году «сухого закона», который распространялся в том числе и на пиво…

Но разве могли одесситы удержаться от того, чтобы не переделать историю о ростовской пивной на Богатяновке в изящную ироническую драму, в центре которой оказалась пивная на Дерибасовской?! Конечно, «Гамбринус» с его публикой, которую, по Куприну, составляли «матросы разных наций, рыбаки, кочегары, веселые юнги, портовые воры, машинисты, рабочие, лодочники, грузчики, водолазы, контрабандисты», был совсем не похож на заведение песенных жуликоватых пижонов, словно сошедших со страниц «Одесских рассказов» Исаака Бабеля. Но это уже — мелкие детали…

Любопытно также, что неугомонные одесситы в стремлении подтвердить то, что танго о пивной рождено именно в их родимом городе, приводят и другие аргументы. Например, указывая на строку про маркера Моню, «об чей хребет сломали кий в кафе “Фанкони”», Александр Розенбойм в эссе «Ужасно шумно в доме Шнеерсона…» (журнал «Вестник» от 28 августа 2001 года) приводит информацию в разделе происшествий одной из одесских газет 1913 года: «В бильярдной кафе Робина произошел скандал между студентом Адс-мом и неким Б-м. Во время ссоры первый ударил второго по лицу, а Б-м, желая отомстить неприятелю, пытался ударить его кием по голове». Впрочем, вряд ли этот аргумент можно считать весомым для подтверждения «истинности» одесского происхождения песни. Удары кием по голове — нередкое дело в бильярдных и до сих пор. Даже в пособиях по обучению бильярду встречаем предупреждение: «Не бейте кием о край стола или по голове противника». Криминальные сводки по всему миру пестрят подобными случаями. Так, в бильярдной санатория «Солнечный» (Кисловодск) пьяный руководитель этого учреждения проломил голову кием милиционеру — сотруднику ОБЭП. В июле 2008 года пьяная посетительница рязанского развлекательного центра сломала бильярдный кий о голову охранника. В Солигорске кий сломали о голову парня, который попытался вступиться за девушку. В Арабских Эмиратах наша туристка, ласково заговорив с немецким мальчиком на его родном языке, в ответ получила кием по лбу. В Техасе человек погиб от удара кием по голове — и т. д. Так что маркер Моня со своим хребтом отдыхает…

Впрочем, и само упоминание о «Фанкони» может быть поздней вставкой. Примером того, как текст со временем «модернизировался», может послужить строка о «фраере из надзора» — сотруднике милиции, который осуществлял наблюдение за бывшими осужденными, освободившимися из мест лишения свободы с обязательным надзором за ними (как правило, в течение года). Надзор осуществлялся по месту жительства, и в случае, если поднадзорного несколько раз не заставали дома в вечернее время, его могли снова отправить за решетку. В 20-е годы такой практики не было, она появилась позднее. В ранних вариантах вместо «фраера из надзора» фигурировал «сам король моншера». Моншер (от фр. «мой дорогой») — франт, модник (устаревш., пренебрежит.).

Автор музыки

Песня о пивной положена на мотив танго аргентинского композитора Анхеля Виллольдо, которое названо не совсем поэтически — «El Choclo», что значит «Початок». Впрочем, по мнению литературоведа Романа Тименчика, под початком подразумевается лакомство — сладкая кукуруза. Виллольдо написал свое танго в 1903 году, и оно начало триумфальный марш по планете. В Париже «El Choclo» появляется в 1907 году, в 1911-м впервые записано на пластинку. В Россию танго проникает чуть позже. Вот что пишет Р. Тименчик:

«Известен рассказ Ахматовой, как на петербургской вечеринке Константин Бальмонт, наблюдая танцующую молодежь, вздохнул: «Почему я, такой нежный, должен все это видеть?» Историко-культурная прелесть этого рассказа пропадет, если не догадаться, что танцевали молодые люди, — а они явно «тангировали» (как неологизировал чуть позднее Константин Большаков). Эпизод имел место 13 ноября 1913 года в дни захватившей Петербург привезенной из Парижа тангофилии: все разучивали новый танец, моральные качества которого бурно обсуждались обществом и который был окружен ореолом сексуальной смутительности… Вот рассказ москвича, которому было 6 лет в 1913 году: «Недалеко от нас… помещалось варьете «Аквариум». Родители там были, отец потом рассказывал знакомым, что они «видели настоящее аргентинское танго». Мать меня сразу же выставила за двери — танго считалось настолько неприличным танцем, что при детях нельзя было о нем говорить…» И вот Бальмонт, мексикоман и певец сексуального раскрепощения, хотевший быть дерзким, хотевший быть смелым, хотевший сорвать одежды с партнерши, не признал родственную душу аргентинского танго, этот стриптиз души, «жадно берущий и безвольно отдающийся ритм», «порочную выдуманную музыку», в которой “и южный пыл, и страсть, а моментами северная тоска и страдание”».

Что касается непосредственно «Початка», его мотив прозвучал в русской литературе впервые в 1915 году, в поэме Владимира Маяковского «Война и мир». Поэт не упоминает песни, не говорит о ее исполнении: он лишь приводит в двух местах факсимиле нот с издевательской расшифровкой под нотным станом — «тра…ра…ра…ра…ра…» и так далее. То есть танго идет как бы музыкальным фоном к тексту.

Кстати, знаменитый «Kiss of fire» («Поцелуй огня») Луи Армстронга — тот же самый «Початок», только вид сбоку — с другими словами!

Немного о словах

Как уже упоминалось, ростовский текст песни до нас фактически не дошел — за исключением разве что куплета про Костю, который ехал по Садовой на трамвае. Но несколько лет назад я получил письмо от ростовчанина Владимира Малышева:

«Слышал я эту песню от старших пацанов где-то в середине пятидесятых. Как я уже писал, улица, где открылась пивная, была действительно не Дерибасовская, а Балаклавовская, кажется? Пардон — пивная открылась, кажется, на Богатьяновской, — или что-то в этом духе.

Ну, там в основном все так же шло, по тому же сюжету:

А когда дошло до танцев — пошли некоторые отличия:

Ну дальше точно не помню, но в том же духе… Осмелюсь еще чуть процитировать:

То есть мы можем констатировать, что ростовская песня была гораздо грубее и откровеннее одесской.

При этом оба текста по-своему отражают особенности танго. В частности, Р. Тименчик отмечает: «Разговоры о неприличии подлинного аргентинского танго верно отражали его стилистическую биографию, отсылая к тем временам, когда его тексты прославляли бордели предместий Буэнос-Айреса и Монтевидео в прозрачно-завуалированных обсценных метафорах».

«Прославление борделей в прозрачно-завуалированных обсценных метафорах» — это в полной мере относится к песне о «Дерибасовской пивной» (ростовский текст и вовсе обходится без завуалированных метафор). Автор ее текста, к сожалению, неизвестен. Зато можно довольно определенно отыскать «источник вдохновения», который сподобил таинственного сочинителя на создание блатного шедевра.

Это, скорее всего, русский текст танго «В далекой солнечной и знойной Аргентине», которое по мелодии является легкой переделкой творения Анхеля Виллольдо. Содержание «Аргентины» сводится к любви, измене и расправе во время исполнения страстного танца — то есть сюжетно очень близко к «пивной трагедии»:

Иронические параллели совершенно очевидны. Смущает одно: измененная мелодия, диктующая несколько иной стихотворный размер текста. Почему, взяв за образец фабулу «знойного» танго, свой вариант неведомый автор переложил на музыку Виллольдо?

Кстати, существует еще одна одесская вариация танго «El Choclo», которая называется «История каховского раввина». В ней повествуется, как дочь раввина из Каховки сбежала из отцовского дома:

Некоторые исследователи допускают, что песня о раввине написана в период нэпа, но у меня есть на сей счет большие сомнения. Этому нет ни малейшего подтверждения ни в мемуарной литературе, ни в других письменных источниках (скажем, в записях фольклористов). Но даже если «Раввин» и создан в 20-е годы прошлого века на мотив аргентинского танго, к «Пивной» он уж точно отношения не имеет. Видимо, он тоже пародирует текст о знойной Аргентине: на это указывает первая же строка.