Песнь Огня

Глава 9 Беседа со свиньями

Пока Анно Хаз, Бомен и Таннер Амос, ловко орудуя топорами, валили дерево и рубили его на ровные бревна, кот Дымок отправился на поиски съестного: фрукты кота не привлекали; лесные птицы летали слишком высоко и быстро – даже смотреть на них шея болит. Тогда Дымок решил поискать мелкую живность в подлеске. Острый нюх привел его к невиданному растеньицу, спрятавшемуся под более крупными. У незнакомца были толстые, мягкие, темно-зеленые листья и маленькие желтые плоды, похожие на помидоры. Плоды Дымок проигнорировал, а листьями заинтересовался: пахнет чем-то спелым, с гнильцой, м-м-м, почти как мясо… Кот куснул листок, но острый привкус ему не понравился.

Когда Дымок вернулся к остальным, у него кружилась голова.

– А, вот ты где! – сказал Бомен. – Скоро пойдем обратно.

– Хорошо! – ответил Дымок. – И ты хороший! Все просто замечательно!

Он свернулся калачиком у ног Бомена и заснул. Тот легонько пихнул кота.

– Эй, не спи тут! Хоть в повозку залезь.

Дымок не просыпался. Бомен поднял его и понес на опушку – отец и Таннер Амос уже справятся вдвоем.

– Бедный Дымок, – пожалел он кота. – Устал, наверно.

Бомен осторожно положил спящего кота в повозку, на стопку одеял. Подошел Мампо – почти голый и очень мокрый. Он только что вылез из озерца. Мампо вытерся одеялом, аккуратно промокая больные места.

– Лучше после купания-то? – спросил Бомен.

Друг кивнул:

– Гораздо.

Бомен внимательно посмотрел на заживающие раны.

– Скоро будешь как новенький.

Подняв глаза, он встретился взглядом с Мампо и покраснел. Оба знали, что рана в живот – дело серьезное. Мампо уже никогда не будет таким сильным и ловким воином, как раньше.

– Заживет, – пожал приятель Бомена плечами, – и ладно.

Почти все мантхи собрались кружком у «Стеллы Мари» и что-то увлеченно обсуждали. Едва Анно вышел из лесу, они умолкли – правда, потом заговорили снова, хотя уже не так оживленно. Многие виновато поглядывали на Хаза. Анно все видел, но вопросов задавать не стал, а обратился к спутникам как ни в чем не бывало:

– Тут есть все, что нам нужно в дорогу. Дрова мы нарубили вон в той стороне, в десяти минутах ходьбы. Там целая роща деревьев с прямыми стволами, которые прекрасно обрабатываются. Надо сделать полозья для повозки и сани для запасов еды. Этим займется Таннер. Остальным хорошо бы отправиться за едой. Рядом на поляне почти поспела кукуруза.

– Послушай, Анно, – прервал его Бранко Так, – ты не увлекся? Прежде чем строить сани, не стоит ли выяснить, хотим ли мы идти вообще?

– Конечно хотим, – ответил Анно. – Тут нельзя оставаться.

– Почему?

– Потому что это не родина.

– Ага! А что такое родина и где она?

Мантхи повернулись к Аире Хаз. Пророчица ответила давно известными словами:

– Я узнаю родину, когда увижу.

Бранко Так не отставал:

– Хоть расскажите, годится ли она для жизни. Земля хорошо родит? Дождей в меру? Зимы не слишком суровые?

– Этого я не могу сказать, – произнесла Аира.

– Госпожа Аира, я питаю к вам глубочайшее уважение. Анно, ты знаешь: я хочу, чтобы наш народ вернулся на родину, причем не меньше твоего. Только, будьте добры, подумайте. Покинув эту долину, мы попадем во власть суровой и жестокой зимы, которая один раз уже чуть не лишила нас жизни. Тяжко нагруженные, мы пойдем по глубокому снегу – неизвестно куда и неясно, как долго придется идти. И кто сказал, что мы дойдем? А сейчас перед нами лежит плодородная, теплая долина, почти никем не занятая. Тут есть все, что душа пожелает. Так куда же мы собрались? Разве есть на земле лучшее место? Неужели мы ослеплены жадностью и этой роскоши нам мало?

Мантхи слушали Бранко молча, но Анно видел, что многие одобрительно кивают. Кестрель, которую кивки очень рассердили, встала рядом с отцом и взяла его за руку.

– Что за чушь?! – воскликнула девушка. – Мы должны идти! Это же не родина.

– Родина – это дом, – ответил Бранко Так. – Почему наш дом не может быть здесь?

– Потому что это не родина.

Бранко пожал плечами и так снисходительно посмотрел на Кестрель, что той захотелось влепить ему пощечину.

У Анно тоже не было других доводов, кроме собственной горячей убежденности.

– Это не родина, Бранко! Я знаю. Пожалуйста, поверьте мне!

– Я считаю, что каждый должен принять решение самостоятельно, – сказал Бранко.

Мантхи снова согласно закивали. Бранко обрадовался: давно пора было взять дела в свои руки! Если уж на то пошло, когда-то в Араманте он был членом городского магистрата, а Анно – простым библиотекарем. Анно – добрый человек, однако для роли вождя слабоват.

– Надо проголосовать!

Анно опустил глаза.

– Голосуйте, если хотите. Я и мои родные выходим завтра утром.

Анно и Кестрель оставили круг. Многим стало очень не по себе: зря Анно обидели…

– Знаешь, Бранко, – вздохнул Мико Мимилит, – ты, конечно, во многом прав, но Анно мы обязаны всем.

– Если Хазы говорят, что это не родина, – сказал Скуч, – я им верю.

– Тут не видно неба, – добавил старый Редок Зем. – Мне не нужна родина без неба.

А Анно в стороне сокрушался:

– Что мне еще им сказать?

– Скажи, что говорит мама, – предложила Кестрель. – В этой долине что-то неладно.

– Если бы она знала, что именно!

Мелец Топлиш предложил решение, которое должно было устроить всех.

– Давайте подождем до весны! А потом решим, оставаться или идти с Анно.

Идея многим понравилась: действительно, так и расставаться не нужно! Анно же и слышать об этом не хотел.

– Мы выходим утром, – отрезал он. – Времени нет. Вы слышали мою жену: ветер крепчает.

– Ах, да, ветер…

Мантхи смущенно переглянулись. Они так толком и не поняли, что это за ветер и при чем он тут вообще.

– Здесь нет ветра, – ответил Дубмен Пиллиш.

– Уважаемый ректор Пиллиш, – Бранко обрадовался поддержке и вспомнил старый титул Пиллиша, – на ваших плечах воистину мудрая голова. Как по-вашему, стоит ли нам подождать по меньшей мере до тех пор, пока снег не растает и путь не расчистится?

– Из всех доступных альтернатив, – ответил Пиллиш, – данная представляется альтернативой, сохраняющей возможность выбора из наибольшего количества… альтернатив.

Прозвучало это не так мудро, как хотелось бы, и Пиллиш поспешил добавить как можно громче и внушительней:

– Такова моя точка зрения! И я ее придерживаюсь!

– В свете этой точки зрения, – сказал Бранко, – предлагаю голосовать. Все, кто за голосование, поднимите руки.

Никто не спешил. Видя, что люди колеблются, Бранко пояснил:

– Сейчас мы просто решаем, голосовать или нет. Те, кто позволяет другим решать за них, могут не голосовать. Те, кто хочет сам выбирать, как жить, поднимите руки.

После этого руки подняли все, кроме Хазов и самых близких друзей семьи: Мампо, Скуча и Креота. Воздержался старый Редок Зем. Сирей и Ланки считали, что не имеют права голоса, потому что не мантхи, и тоже не голосовали.

Капитан Канобиус увидел поднятые руки и с любопытством подошел поближе. Разобравшись, что к чему, он хихикнул:

– Голосуйте не голосуйте – вы все равно на острове.

Бранко Так решил, что толстяк на его стороне.

– Значит, вы полагаете, капитан, что нам будет трудно покинуть этот… э… это место?

– Может, и трудно, – сказал капитан. – Может, и невозможно.

– Потому что снаружи свирепствует зима?

– Зима? При чем тут зима? Нет, нет, труднее всего – захотеть уйти… Простите, я должен вернуться к горшкам. Я готовлю вам удивительный пир!

Канобиус поспешно удалился.

– Да он ненормальный, – сказал Креот.

– Вовсе нет! – Госпожу Холиш очень расстроила грубость Креота – друг называется! – Он просто немного странный. А все потому, что он долго жил со свиньями, а с ними не поговоришь.

У Бомена появилась новая мысль. Он незаметно покинул собрание.

– Как видите, большинство изъявило желание проголосовать, – продолжал Бранко Так. – Кто хотел бы высказаться?

Вперед вышла Рада Вармиш с горько поджатыми губами и начала:

– Нужно подумать о детях. Я потеряла мужа. Я чуть не потеряла дочь. Я не хочу вести ее на смерть.

– Мы все должны подумать о детях, – сказала Лея Мимилит, обнимая своих троих.

Краса Мимилит сердито отвернулась: четырнадцатилетняя девочка уже не считала себя ребенком. Мелец Топлиш поддержал матерей:

– Мои девочки – самые маленькие. Мы ищем родину не для себя, а скорее для них. Детям там жить дольше, чем нам. Мы должны сберечь детей. Без детей не может быть родины!

– Клянусь бородой моего предка! – пробасил Креот. – Да вы все сбрендили! Послушайте старика! – Он указал на Редока Зема. – Он говорит: тут нет неба. Родины не бывает без неба! Это же коню понятно! Вы хотите больше никогда не видеть рассвета? Я – нет! Еще утро, а я сижу и обливаюсь потом. Я не хочу жить в чайнике! Уж лучше замерзнуть на просторе, под голубым небом!

– Мы же не останемся тут навсегда! – возразил Мелец Топлиш. – Только до весны.

– А потом снова проголосуем, – вставил Бранко Так.

– И что дальше? – прозвенел холодный голос Сирей. Девушка не хотела вступать в спор, не собиралась говорить таким тоном – но не выдержала. – Разве вы не понимаете? Утром Хазы уходят! Если вы останетесь, то куда пойдете весной?

Дело приняло новый оборот. Пеплар Вармиш, которая очень зауважала Сирей после плена, вежливо спросила:

– А что решила ты?

– Не важно. Я не мантх и даже не имею права выступать.

– Нет-нет, – возразил Дубмен Пиллиш. – Речь идет о жизни всех нас. Жизни и смерти. Ты тоже должна сделать выбор.

– Мне выбирать не из чего, – ответила Сирей. – Я выросла принцессой, на всем готовом. Я жила в раю, где у меня было все, что душа пожелает. Рай стал моей тюрьмой. К счастью, судьба меня вызволила. И я в тюрьму не вернусь!

– В тюрьму?! – воскликнула Рада Вармиш. – Эта долина не тюрьма! Мы сможем уйти, как только захотим.

Сирей промолчала. В глазах Кестрель читалось восхищение. Сирей поискала взглядом Бомена, но того уже не было. Обидно! Впрочем, она говорила не для того, чтобы покрасоваться перед ним. Кто-то должен был сказать правду! И все-таки жаль, что Бомен не слышал…

Бомен присел на камень у зеленого озерца. В теплой слизи нежились две свиньи. Они выставили пятачки из воды и внимательно смотрели на Бомена. Юноше было очень трудно завязать разговор. Свиньи оказались умнее коров, с которыми Бомену уже приходилось иметь дело, и именно это все осложняло. Свиньи привыкли, что люди их не понимают, и не верили, будто с Боменом будет по-другому.

– Пожалуйста, – начал Бомен, – помогите мне.

Это он сам себе, – проворчала большая свинья. – Не слушай.

Я не слушаю! – огрызнулась меньшая. – Сама не слушай.

Свиньи затихли, изо всех сил стараясь не слушать юношу.

Он уже не говорит. Значит, можно слушать.

Молчание.

– Я вас слышу, – сказал Бомен.

Свиньи переглянулись.

Он сказал, что нас слышит!

Мы же не разговаривали.

Зато теперь разговариваем.

А когда он сказал, что нас слышит, не разговаривали!

Может, он хотел сказать, что мы его слышим?

Я не слышу. Потому что не слушаю.

Я тоже.

Снова молчание.

А что, если он нас слушает?

Слушает, как мы молчим?

Как мы не слушаем.

– Я слышу ваши мысли, – сказал Бомен.

Он сказал, что слышит наши мысли!

У нас нет мыслей.

А это не мысль? Думаешь, он ее слышал?

Если он ее слышал, можно считать, что он ничего не слышал.

Если он ничего не слышал, он ничего не скажет.

Если он ничего не скажет, значит, он слышал наши мысли.

Свиньи уставились на Бомена.

– Вы сказали, что у вас нет мыслей, – произнес Бомен.

Он не слышал! Ничегошеньки! Вот если бы он нас слышал, он бы ничего не услышал.

Свиньи в замешательстве замолчали. Потом одна сказала другой:

Кажется, мы где-то напутали.

Бомен решил попробовать по-другому.

– Пожалуйста, дайте мне совет.

Он попросил дать ему совет.

У нас нет совета. Значит, не дадим.

– Почему Канобиус думает, что живет на острове?

Свиньи задумались: интересный вопрос… Они даже забыли, что собирались не слушать.

Остров – это такое место, откуда нельзя уйти. Капитан не может отсюда уйти. Значит, это остров.

Большая свинья довольно хрюкнула: хорошо сказано!

– Но ведь это не остров. Канобиус мог бы уйти, если бы захотел.

Значит, не хочет.

– Почему?

Потому что это остров.

– То есть, – Бомен недоумевал, – он хочет, чтобы это был остров?

Конечно.

– Почему?

Чтобы он не мог уйти.

Бомен замолчал. Меньшая свинья с упреком покосилась на большую.

Ты с ним разговариваешь.

Ну и что? Он глупый и ни слова не понимает.

Бомен решил спросить о чем-нибудь менее умозрительном.

– Рядом могилы, – сказал он. – Вы знаете, кто там?

Мертвые люди.

– Отчего они умерли?

Оттого что не хотели жить.

– Почему они не хотели жить?

Они были слишком счастливы.

– То есть умерли от счастья?

Беседу прервал шум шагов: прибежала Кестрель.

– Бо! Пошли скорей! Они уже голосуют, а папа так разозлился, что не хочет ничего говорить.

Проводив Бомена взглядом, свиньи облегченно вздохнули.

Как хорошо, что он ушел! Тяжело говорить с дураками. Давай больше не будем.

Когда Бомен и Кестрель пришли в лагерь, оказалось, что все уже проголосовали. Большинство было за то, чтобы остаться. Путники разделились на две компании: одна собралась вокруг «Стеллы Мари», на палубе которой хлопотал не подозревавший о великом расколе Канобиус, другая стояла у повозки. Людей в ней было всего ничего: Анно и Аира, Пинто и Мампо, Креот и Скуч, а также старый Редок Зем.

Анно поднял глаза на Бомена. Лицо отца осунулось от усталости и тревоги.

– Не знаю, что еще можно сделать.

– Могилы, – посоветовал Бомен. – Спроси Канобиуса о могилах.

– У него наверняка найдется безобидное объяснение, – махнул рукой Анно.

Дымок по-прежнему лежал клубочком на одеялах и спал как убитый.

– Ничего себе! Этот ленивец до сих пор дрыхнет?

Подошли Сирей и Ланки, нагруженные початками спелой кукурузы. Они отправились в лес еще до голосования.

– Вы с нами? – спросил Анно.

– Если вы не против, – ответила Сирей.

– Конечно нет! – выпалила Кестрель.

Сирей благодарно ей улыбнулась и, сложив ладони вместе, особым образом сплела пальцы. Кестрель сделала в ответ то же самое.

– Мы принесем еще, – сказала Сирей, и они с Ланки снова ушли.

– Что вы такое пальцами делали? – поинтересовался Бомен.

– Это наш тайный знак дружбы.

– Давайте-ка и мы возьмемся за работу, – сказал Анно. – Дел невпроворот.

Мужчины занялись полозьями для повозки, а женщины стали собирать вещи. Бомен решил поговорить с капитаном Канобиусом. Да, от беседы со свиньями толку мало, и все же что-то с могилами не так… Если раскрыть их тайну, долина, быть может, не покажется таким уж райским местом.

Толстяк засыпал в большие глиняные горшки всякую снедь – в основном рубленую сердцевину пальмы – и приправил тростниковым сиропом, листьями лайма, имбирем и сушеным бататом. Теперь он ходил от горшка к горшку, помешивая, пробуя с видом знатока, подсыпая там чуток имбиря, там щепотку молотого перца, и напевал себе под нос:

Канобиус помахал Бомену деревянной ложкой и зачерпнул немного варева.

– Попробуй.

Бомен лизнул:

– М-м-м, вкусно.

– Еще бы! А ведь блюдо пока не протушилось. Вот когда горшки ночь постоят в кипятке, разные вкусы смешаются и породят новые. И новые вкусы вместе со старыми образуют неожиданные сочетания. Даже сейчас – чувствуешь, как имбирь смягчает ореховую остроту пальмовой сердцевины? Это как мелодия из многих голосов. Возьмешь правильные ноты – и раздастся новый аккорд!

Занимаясь любимым делом, толстяк казался таким счастливым, что Бомен усомнился: а есть ли у него страшные тайны? Однако надо выяснить все до конца.

– Я хотел кое о чем вас спросить, капитан. О могилах.

– А! Мои бедные товарищи!

– Вы знали людей, которые там похоронены?

– Там никто не похоронен, мой друг. Хотя, конечно, мои спутники мертвы. Мне больно вспоминать…

– Простите. Может, не будем об этом?

– Нет-нет, так даже лучше. Зачем кладбище? Это им памятник. Иногда я хожу туда и воображаю, что мои товарищи нашли там вечный покой. Говорю с ними. И мне становится не так одиноко.

Звучало довольно убедительно, хотя сама идея Бомена удивила.

– То есть могилы пусты?

– Наверно, можно назвать их символами. Я бы похоронил своих товарищей, если бы мог. Но они умерли на мерзлой земле, твердой как камень.

Озадаченный, Бомен заглянул в ум толстяка и увидел тихую боль утраты, которая вполне вязалась с грустным рассказом. А вот чуть глубже Бомен с изумлением обнаружил куда более сильное чувство: ужасное, невыносимое отчаяние.

Я обречен! – исходил криком капитан. – Я обречен!

Как же это? Если человек живет в настоящем раю, любит вкусно поесть и поет, что на свете нет никого счастливей, чем он сам, – откуда такое отчаяние?

– Тебе интересно, что стало с моими спутниками? – продолжал Канобиус, не подозревая об открытии Бомена. Капитан говорил спокойно, не забывая время от времени помешивать, пробовать и приправлять маринад.

– Да, – ответил Бомен.

– Мы отправились в плавание на корабле «Стелла Мари». У побережья Лумуса нас застиг шторм. Бедный корабль выбросило на скалы и разбило в щепки. Двадцать три человека спаслись и дали клятву больше никогда не ходить по Западному океану.

– Вы были капитаном?

Канобиус огляделся и прошептал:

– Коком. Не судите одинокого человека за крошечную слабость.

– Ну, теперь вы капитан, – сказал Бомен.

– Да… Бедные ребята! Корабля не стало. Мы пошли через холмы на восток, к теплым водам, чтобы предложить свои услуги тамошним судовладельцам. К несчастью, зима в тот год выдалась ранняя. Без теплой одежды мы очень страдали.

Канобиус покачал головой и отхлебнул из ложки.

– Чего мне не хватает, так это соли, – пробормотал он.

– Они погибли зимой?

– Да. Один за другим. Я думал, что тоже не выживу. На счастье, я уже отличался упитанностью. Это и спасло мне жизнь. К тому времени, как я нашел этот остров, никого, кроме меня, не осталось.

– Как давно это было?

– О, много лет назад! Я потерял счет. Здесь нет времен года.

– И как вы с тех пор живете?

– Как видишь. Одиноко, но счастливо.

Канобиус лучезарно улыбнулся. Не зная, о чем еще спросить, Бомен вернулся к повозке. Тут его взгляд снова упал на спящего кота.

«В первый раз вижу, чтобы Дымок так спал», – подумал Бомен, встал на колени и нагнулся к голове кота. Дымок дышал ровно. Бомен легонько тронул кота за ухо. Ухо дернулось, но кот продолжал спать. Бомен погладил Дымка по спине, по всему телу от шеи до хвоста. Кот не проснулся.

Бомен встревожился. Пригнувшись еще ближе, он вошел в ум кота. Мыслей там особых не обнаружилось – во всяком случае таких, которые можно выразить словами. Правда, нашлось какое-то то ли чувство, то ли сон о чувстве… Странное сочетание полных противоположностей: невероятного блаженства, переполняющего кошачий мозг, и угасания, будто кот уменьшается в размерах или уходит далеко-далеко.

Бомен понял, что кота не разбудить, и прошептал ему на ухо:

– Не оставляй меня, Дымок!

В ответ ухо снова дернулось, и только.