Песнь Огня

Глава 13 Песня яйца

Попрыгунчик шел по залитой лунным светом земле так быстро, что Бомен и Кестрель за ним еле поспевали.

– И так до самого Сирина? – поинтересовался Бомен.

– Нет-нет, – успокоил его Попрыгунчик, чуть замедляя шаг. – Мы поплывем.

Вот и река. Оказывается, к ней они и шли, просто русло сделало резкий поворот. У берега стояла длинная и плоская баржа, настоящий плавучий дом. В каюте светил фонарь.

– Залезайте на борт, а я отвяжу корабль.

Бомен и Кестрель вскарабкались на палубу. Попрыгунчик за их спинами занялся причальным канатом. Обернись брат с сестрой – увидели бы, что он и пальцем не шевельнул. Просто кивнул головой, и канат сам развязался и аккуратно сложился на палубе.

Баржа тут же тронулась вниз по реке. Бомен заметил через окно каюты рулевое колесо – и никого рядом.

– А что, у руля никого?

– Ну, почему же? – ответил Попрыгунчик.

И жестом пригласил их войти в низкий дверной проем. Спустившись по трем ступенькам, Бомен и Кестрель увидели уютную комнату с дверью в носовую часть. В комнате было все, что нужно для жизни, – стол, две лавки с мягкой обивкой и несколько шкафов.

На одной из лавок, накрывшись одеялом, громко храпел какой-то человек.

– Это Альбард, – сказал Попрыгунчик. – Утром познакомитесь.

Человек спал лицом вниз, но грузная фигура показалась Бомену странно знакомой.

– Кто это? – спросил он.

– Твой будущий наставник, – сказал Попрыгунчик. – У него нелегкая задача. Обычно Певцов готовят годами. У Альбарда всего два дня.

Певцов! Бомен радостно встрепенулся.

– Так я стану Певцом?

– Конечно.

Кестрель внимательно слушала, однако ничего не говорила.

– Только сначала выспись. За тебя возьмутся на рассвете, и уж тогда не отдохнешь. – Попрыгунчик указал на лавку напротив, по другую сторону стола. – Поместитесь?

– Да, – ответил Бомен. – А ты где?

– На полу. Я привык.

Бомен с Кестрель легли и обнялись, радуясь, что вместе. Они прижались друг к дружке лбами, чтобы видеть одинаковые сны, и наконец заснули.

Попрыгунчик поерзал, чтобы улечься поудобнее. Если бы Кестрель и Бомен не спали, они бы увидели, что маленький человечек висит в дюйме над полом, будто возлежа на невидимом матрасе.

А баржа все плыла по широкой реке – то посередине, то вдоль заснеженного берега, но ни на что не натыкалась. В свете фонаря рулевое колесо постоянно поворачивалось – словно им управлял призрак. В действительности корабль вела сама река, и колесо крутилось от руля, а не наоборот. Попрыгунчик настроил баржу на песню реки и мог преспокойно спать.

Однако даже Попрыгунчик не подозревал, что по берегу бежит поджарый серый кот. Когда на изгибе баржа оказалась совсем близко, кот улучил момент и одним прыжком приземлился на крышке трюма. Там он залез в бухту каната, покрутился, поцарапал веревку, устраиваясь, и затих до утра.

– Подъем! Подъе-о-ом!

Крик перешел в яростный рев, словно спящий упрямо не подчинялся.

– Ах ты, слизняк! Жира кусок! Коровья лепешка! Подъем! А ну, живо!

Грубо вырванные из сна, Бомен и Кестрель заморгали, ничего не соображая. Над ними стоял Альбард и тыкал палкой Бомена. Судя по взъерошенной шевелюре, он проснулся не намного раньше близнецов.

– Пустая змеиная кожа! Почему я не прихлопнул тебя, когда мог? Жалость – вот мое слабое место. Чертова бабья жалость! Вы только посмотрите на этого сопляка!

Бомен наконец пришел в себя настолько, чтобы узнать того, кого Попрыгунчик назвал Альбардом. Юноша хорошо помнил этот громовой бас.

– Доминатор!

– Ну да, и что с того? Что было, то прошло – по твоей милости, между прочим. А теперь объясни, будь любезен – Альбард указал палкой на Кестрель, – кто это?

– Моя сестра, Кестрель.

– Выбрось ее в реку! Она тут ни к чему.

Кесс оторопела ничуть не меньше брата.

Бо! Что он тут делает?!

Понятия не имею. Я думал, он умер.

– Вы же умерли, – сказал Бомен вслух. – Я чувствовал.

– Да ну? А это чувствуешь?

Альбард ударил Бомена палкой по голеням.

– Ой!

– Так я умер, да?

Из носовой части появился Попрыгунчик. Он держал в руках поднос с завтраком. Альбард повернулся к нему и прорычал:

– Не выйдет! Он сопляк.

– Все выйдет, – мягко заверил его Попрыгунчик. – Ты самый лучший.

– Грубая лесть… Я вижу, что у тебя на уме, маленький подхалим!

– Завтрак, – ответил Попрыгунчик.

Поднос легко выплыл из его рук и приземлился на стол. Кружки, тарелки, ножи, корзинка яиц, хлеб, молоко, масло и мед затанцевали, пока не встали так, чтобы было удобно всем четверым. Альбард застонал:

– Когда-то я правил целой страной! А теперь не могу даже сдвинуть тарелку…

Вздохнув, бывший Доминатор сел за стол. Остальные не заставили себя упрашивать и присоединились к нему.

Завтракали в молчании. Наконец Попрыгунчик обратился к Бомену:

– Альбард будет тебя учить.

– Его – да, ее – нет! – вставил Альбард, ткнув масляным ножом в сторону Кестрель.

– Слушайся его во всем.

– Брось ее за борт! – добавил Альбард.

– Будет нелегко. Только не сдавайся. Ясно? Что бы с тобою ни было, как бы ни было плохо – не сдавайся.

– Я все понял, – ответил Бомен. – Кроме одного: почему меня должен учить именно он.

– Я бы и сам хотел знать, – отозвался Альбард.

– Ведь Доминатор – враг племени Певцов.

– Отнюдь, – весело возразил Попрыгунчик. – Альбард – наш брат. Мы его любим и обнимаем!

– Ради всего святого, – простонал Альбард, – избавь меня от своих объятий! – И повернулся к Бомену: – Ты напоминаешь мне мальчика, которого я знал давным-давно. Мальчика, который верил, что он не такой, как все, и сумел это доказать.

– Это был ваш сын?

– Да не сын, тупица! Нет у меня сына! Я про себя! Что, забыл, как я сказал тебе: «Ты станешь таким же, как я?»

– Время идет, – пробормотал Попрыгунчик.

– Да неужели? Кто бы мог подумать!

Впрочем, Альбард принял слова Попрыгунчика к сведению и вывел Бомена на палубу. Кестрель пошла следом, не дожидаясь приглашения.

Утро выдалось ясным и холодным. Бомен вдохнул морозный воздух и радостно подумал: вот-вот начнется урок. А Кестрель никак не могла смириться с тем, что учитель брата – Доминатор.

Какой из него учитель? Он же обратил нас всех в рабство.

Не знаю.

И не хочешь знать, правда?

Я хочу стать Певцом. Тогда все и узнаю.

– Хватит! – взревел Альбард. – Не знаю, о чем вы там трещите, но все равно хватит!

– Перестаньте на нас орать, – сказала Кестрель. – Мы вам не слуги.

Альбард сердито уставился на нее.

– Посмотрел бы я на тебя, если бы тебе на долю выпало столько, сколько мне, – проворчал он. – Зря он меня спас. – Альбард покосился на Попрыгунчика.

– Время идет, – снова тихо сказал Попрыгунчик.

– Да, да, да! – Альбард повернулся к Бомену. – Итак, мальчик, орудие моего падения – ибо победил меня не ты, не льсти себе! Тобой воспользовались силы куда более великие, чем мы оба…

– Знаю.

– Знаешь – прекрасно! Только этого мало! У тебя нет дара! Нет силы! Нет великой судьбы! Ты просто орудие, игрушка в чужих руках. Это ты знаешь?

– Нет…

Шлеп! Альбард дал ему пощечину. Удар был не очень сильным, и все же на глазах Бомена выступили слезы.

– А я говорю – знаешь!

Альбард снова поднял руку. Бомен хотел было мысленно защититься от удара, а сила куда-то пропала.

Шлеп! Вторая пощечина оказалась гораздо больнее. Из глаз Бомена брызнули слезы.

– Так и будешь терпеть? Будешь сидеть и скулить, как покорный щенок?

Шлеп! Бомен не мог шевельнуть ни рукой ни ногой, не мог уклониться от удара.

Шлеп! Шлеп! Шлеп! Лицо юноши распухло и покраснело.

Кестрель не могла на это спокойно смотреть и хотела было вмешаться, как вдруг услышала прямо в голове голос:

Не мешай. Пусть учится.

Кестрель с изумлением оглянулась – Попрыгунчик. Его пристальный взгляд поразил девушку не меньше, чем вмешательство в ее мысли. Попрыгунчик все понимает. Даже то, почему она здесь, – в отличие от Бомена и Альбарда. Кестрель не двинулась с места.

– Проси прощения!

Бомен посмотрел на Альбарда в упор. Ему было больно и обидно, но сдаваться он не собирался.

– Целуй мне руку!

Бомен не шелохнулся.

– Я еще не сбил с тебя спесь? Чем ты гордишься? У тебя нет силы! Ты беспомощен! Думаешь, раз ты потомок пророка, то должен сыграть великую роль?

– Да, – ответил Бомен.

– Ха! – Альбард презрительно фыркнул. Его объемистый живот заколыхался от смеха. – Ха! Ты ничего не понял? Вот так-так! Значит, по-твоему, если ты сын пророчицы, то не такой, как все? Все наоборот! Ты такой же! Ты никто! У тебя нет ничего, кроме предков! Будь ты хоть калекой косоглазым – все равно сыграл бы свою роль. Ты что, не видишь, что сам значишь еще меньше других? Ты же просто гонец, который принес письмо из прошлого! Думаешь, что силен? Это не твоя сила, а письма!

Альбард снова ударил Бомена, гораздо сильнее, чем прежде. Юноша вздрогнул от боли.

– Теперь целуй руку!

– Это часть обучения?

– Я ничего не объясняю! Я приказываю!

Бомен еще мгновение помедлил, а потом поцеловал его руку. Кестрель смотрела на это с болью в сердце. Она чувствовала, как плохо брату. Альбард выбрал слова, которые разили без промаха.

– Проси прощения!

– Прости меня.

– Ты воняешь Морах! Что тебе нужно на Сирине?

– Не знаю.

– Раздевайся!

Бомен снова заколебался и все же на этот раз ничего не спрашивал. Дрожащими пальцами он расстегнул пояс и снял с себя одежду. Обнаженный, дрожащий на холодном ветру, Бомен казался таким беззащитным, что Кестрель прикусила губу, чтобы не расплакаться.

– Посмотри на себя! Посмотри на свое тело! Тебе оно нравится?

Бомен стоял, сжавшись от холода, не зная, что сказать.

– А ты ему? Боюсь, что нет!

Правую ногу Бомена неожиданно свела судорога. Юноша вскрикнул и согнулся. Судорога тут же перекинулась на руку. В шею, в живот, в левую ногу словно вонзились ножи. Горло пылало, кишки будто расплавились. Обезумевший от ужаса, задыхающийся, Бомен упал, хватаясь за больные места, – но боль заполнила все: уши, легкие, запястья…

– Тело тебя ненавидит! – выкрикнул Альбард. – Это враг! Оно желает тебе боли!

Бомен закричал, не в силах сдержаться. Кестрель больше не могла смотреть, как брат корчится от боли.

– Стойте!

Не успела Кестрель сделать и шагу, как невидимая сила мягко оттеснила ее назад.

Бомен боролся с болью, пока мог, но вскоре потерял сознание – медленно, как бы уходя от самого себя, плача и ломая руки. Он не хотел уходить, но ему было слишком больно.

Бомен очнулся в полной темноте. Он двинул рукой – вокруг деревянные стены, над головой низкий потолок. Его, не одевая, завернули в одеяла и положили в какой-то узкий ящик. Со всех сторон доносилось тихое журчание, которое поглощало все остальные звуки. Боль ушла; ушла так далеко, что Бомен почти забыл, что значит чувствовать.

Ни лучика света. Ни звука, кроме журчания. Никаких ощущений.

Бомен попытался заговорить:

– Помогите!

Собственный голос показался чужим.

Кесс! Где ты?

Молчание. Ее нет на барже? Они отправили ее назад?

Бомена затопил страх.

– Помогите! – закричал он. – Помогите!

Нет ответа. Никто не слышит. Конечно – ведь его закупорили тут наглухо и не услышат, как ни кричи. Придется подождать.

– Сколько ему еще? – спросила Кестрель.

– Пока не сдастся.

– Ты же сказал не сдаваться!

– В общем-то, да, – рассеянно отозвался Попрыгунчик, глядя на проплывающий мимо берег.

– Он решит, что не выдержал испытание.

– Скорее всего.

– Ты этого хочешь?

– А ты не знаешь?

– Я знаю, что это часть обучения. Только чему можно научиться, сидя в какой-то дыре?

– Учиться он будет потом. Сейчас нужно разучиться.

Бомен не знал, сколько часов или дней пролежал в темноте. Скоро он начал думать: а вдруг я умер? А потом перестал думать вообще…

Кестрель ужинала с Альбардом и Попрыгунчиком. Маленький человечек приготовил что-то вроде яичницы на сливочном масле. Девушка молчала и слушала перепалку мужчин. Она тоже училась, только по-своему.

– За что мне это? Почему послали именно тебя, скучного тупицу?

– Как жаль, что тебе со мною скучно! Постараюсь тебя развлечь.

– Нет уж, уволь!

Альбард немного помолчал.

– Я знаю почему! Они меня ненавидят. Сирин всегда меня ненавидел.

Он повернулся к Кестрель. Похоже, теперь Альбард был даже рад, что у него появился слушатель, не занимающий ничью сторону.

– Ты видела мой Доминат, девочка?

– Да, – ответила Кестрель.

Она хорошо помнила, как чуть не погибла в Доминате. Это Доминатор заставил Ортиза поднять на нее руку… Но Альбард явно предпочитал вспоминать только о светлой стороне своего правления.

– Ах! Сплошное великолепие! Вот на какие чудеса способна сила Певцов! А Певцам это, видите ли, не нужно. Им легче стоять в сторонке и смотреть, как мир сгорает дотла.

– Мы бережем силу для великого дела, – сказал Попрыгунчик.

– Для великого дела! – Альбард снова обратился к Кестрель. – А знаешь для какого? Знаешь, к чему они готовятся всю жизнь? К смерти! Тоже мне великое дело! Смерть!

– Ты тоже давал клятву, Альбард.

– Да, давал! И все равно не понимаю – зачем всю жизнь ждать смерти, когда вокруг столько страданий?

Бывший Доминатор обернулся к Кестрель:

– Это и было моим преступлением! Я использовал данную мне силу, чтобы построить лучший мир. А Сирин обратил против меня всю свою мощь. И сделал меня таким – смотри!

Альбард подбросил кусочек хлеба, и тот упал на стол.

– Я не могу управлять даже хлебной коркой! А вот он может. – Альбард ткнул пальцем в Попрыгунчика. – Это бесполое существо, этот дутый пузырь может. – Он бросил в Попрыгунчика другой кусочек. Хлеб замер на лету, развернулся и прилетел обратно в тарелку к Альбарду. – Видала? А я, человек, который построил прекраснейший город на свете, ничего не могу!

– Почему Певцы готовятся к смерти? – спросила Кестрель.

– Ты потомок пророка, – ответил Альбард, – и должна знать.

– Я знаю, что все началось с Аиры Мантха. И что Певцы – единственная сила, способная остановить Морах. Только зачем умирать?

– Тщеславие, – проворчал Альбард. – Так легче считать себя пупом земли.

Кестрель повернулась к Попрыгунчику. Тот ответил вопросом на вопрос:

– А что такое Морах?

– Жажда власти, наверное, – ответила Кестрель. – Жадность, при которой ты готов сделать больно другим, чтобы получить что-то для себя. Страх. Ненависть.

– Аира Мантх знал: чтобы не подчиниться Морах, нужно выбрать другой путь. Не искать власти. Не желать. Не иметь. Не брать. Только отдавать.

Кестрель вспомнила строку из Утерянного Завета:

– «Им предстоит потерять все и все обрести».

Попрыгунчик кивнул.

– Этот путь бесконечен. – Он смотрел ей прямо в глаза. – Ничто не может помешать. Даже смерть.

Кестрель поняла, почувствовала – не по смыслу слов, а по выражению глаз. попрыгунчик продолжал.

– Ты спрашиваешь, зачем Певцам умирать. А что в этом такого? Зачем цепляться за такую мелочь, как жизнь?

– Ха! – фыркнул Альбард. – Что я говорил? Тщеславие чистой воды!

– Думаешь, смерть – это конец? Нет. Потеряешь жизнь – обретешь все. Песнь огня – самая прекрасная на свете.

– Все равно вы умираете, – сказал Альбард.

– Как все живые существа. Однако лишь немногим дано познать огненный ветер.

– Огненный ветер… – Кестрель стало немного понятнее, но кусочки мозаики еще не сложились в одно целое. – Ветер, который убьет Морах?

– Да, и только он. Огненный ветер – сила Певцов.

– А потом Морах придет снова, – сказал Альбард.

– И Певцы тоже.

– И все начнется сначала, – сказал Альбард. – Даже голова кружится. И тошнит.

– И всегда будет потомок Аиры, – сказал Попрыгунчик.

– Да-да. Мальчик… – Вспомнив о Бомене, Альбард немного подобрел. – Подойдет ли он?

– Ты его учитель, Альбард.

Бомен услышал звук. Дверь открылась и закрылась. Шаги. Голос.

– Мальчик, слышишь меня?

Он попытался заговорить, но с удивлением обнаружил, что забыл, как это делается.

– Закрой глаза. Чтоб не было больно от света.

Бомен закрыл глаза. Сверху что-то заскрипело. Потом век коснулся слабый свет. Чьи-то руки обвязали голову шарфом, закрыв глаза. Бомен не мог ни помочь, ни помешать. Тело его не слушалось.

Кто-то засунул руки ему под мышки. Резкий рывок. Бомена подняли и вынесли наружу под скрип досок. Сквозь крошечные щелки, там, где повязка неплотно прилегала к носу, он видел свет. Пряный аромат свежего воздуха. Рядом стояли другие люди, только Бомен не мог и не хотел думать кто. В этой темноте он лишился не только тела. Он забыл самого себя.

Бомена положили на что-то вроде кровати, и он был рад этому. Его омывали звуки: плеск реки, шум ветра, дыхание стоящих вокруг. Кто-то взял Бомена за руку и вложил в нее небольшой предмет.

Яйцо.

Бомен ощутил тяжесть яйца, и по всему телу прошла волна радости. Гладкое и в то же время шероховатое. Округлое, но не шар. У яйца особая, совершенная форма, построенная по своим законам. Скорлупа приятно холодит ладонь. Бомен охватил яйцо пальцами – яйцо занимает пространство и сопротивляется сжатию. Бомен сжал яйцо сильнее – удивительно, какое прочное! Еще сильнее, еще – хррруп! Раздавленное яйцо преобразилось. Гладкие бока стали острыми осколками, твердый предмет растекся по руке прохладным бальзамом.

Превращение поразило Бомена. Он погрузился в себя, вспоминая, когда яйцо поддалось, когда раздалось «хррруп». Где переход от сопротивления к податливости, от твердого к жидкому, от яйца к не-яйцу? Если войти в этот миг и остаться там, то окажешься в самом сердце… чего? Бомен искал продолжение мысли. В сердце жизни? Реальности?

– Мы называем это песней.

Услышав голос, Бомен вздрогнул. Он удивился ответу на собственную мысль, но не смыслу ответа. В сердце яйца – то, что делает его яйцом, его сущность. Так почему бы не назвать эту сущность песней яйца?

Альбард и Попрыгунчик смотрели на юношу с завязанными глазами, лежащего на стопке одеял. С его пальцев стекал яичный желток, лицо расплылось в улыбке. Попрыгунчик удовлетворенно кивнул.

– У него получится.

– Получится? – воскликнул Альбард. – Да он будет лучше всех!