Песнь Огня

Глава 2 Опьянение

Пока повозка стояла, Редок Зем ослабил лошадям подпруги. Госпожа Холиш надумала закутать горшки еще одной тряпкой, чтобы те не разбились. Коровы в поисках травы разбрелись в разные стороны. А многие путники присели отдохнуть.

Теперь Анно Хаз принялся всех подгонять.

– Ты, коровий пастух! Если не можешь управиться с животными, мы ими поужинаем!

Креот онемел от неожиданности: Анно никогда так не кричал.

– Ты, старик! Я что, сказал распрягать лошадей?!

Аира, почуяв неладное, попыталась было отвести мужа в сторону.

– Анно…

– Не сейчас, женщина! А ну, шевелись! Мы и так потеряли время!

Услышав отца, Кестрель мысленно обратилась к брату:

Что с папой?

Точно не знаю. Что-то случилось. Нужно его прощупать.

Давай. Я помогу.

Кестрель понимала, что для брата значит «прощупать». Бомен собирался войти в разум Анно. Для этого нужно его коснуться, лучше всего лбом ко лбу. Только как? Анно бегал по стоянке и нигде не задерживался. Близнецы не хотели пугать остальных и нападать на отца.

– Папа, – окликнула его Кестрель. – Как насчет встречи желаний?

– Некогда, – отрезал Анно.

– Пожалуйста! Это же недолго!

– Мам! Пинто! – крикнул Бомен. – Встреча желаний!

Анно резко повернулся к детям, его глаза горели от злости.

– Я глава семьи! Вы слышали, что я сказал? Нет времени! Неслухи!

Подбежала Пинто:

– А встреча желаний, пап…

Анно влепил ей звонкую пощечину.

– Будешь делать, что я скажу!

От боли Пинто закусила губу. Почему отец, всегда спокойный, ударил ее, да еще и так сильно?

– Извини, пап. Держи его! Хватай!

Брат и сестра разом кинулись вперед. Бомен стиснул Анно, прижав руки к бокам, Кестрель бросилась отцу под ноги. Анно забился и упал, однако Бомен не разжал хватку, а уперся лбом ему в голову и проник в его разум. Юноша тут же нашел паразита, не зрением, а как бы на ощупь: что-то вроде личинки, туго свернувшейся, толстокожей и склизкой. Бомен попытался ее ухватить, но та выскользнула. Личинка крепла с каждым мигом, высасывая силы из Анно.

Бомен решил заполнить отцовский ум своим, чтобы лишить личинку воздуха. Со стороны люди видели только то, что Бо и Кестрель повалили отца на землю и не дают ему встать. Мантхи растерянно столпились вокруг.

– Оставьте их! – сказала Аира.

Наконец Бомен прижался лбом к отцовскому лбу, и сила хлынула внутрь пульсирующими волнами.

Прочь! Прочь! Прочь!

Вдруг сопротивление спало. Анно дернулся и обмяк. Личинка исчезла.

Голова Хаза откинулась назад. Бомен разжал руки, повернул к себе лицо Анно – все в красных пятнах и каплях пота – и обтер ему лоб рукавом. Кестрель выпустила ноги отца и легла рядом, положив ему голову на колени. Аира и Пинто сели тут же. Анно открыл глаза. Выглядел он так, словно его недавно оглушило, а теперь он приходит в себя.

– Тебе лучше, пап? – спросила Пинто.

– Да, милая.

Бомен встал, чтобы успокоить остальных.

– С ним все в порядке. Ничего серьезного.

Говоря это, он всматривался в лица: не напала ли зараза на кого-нибудь еще. Вроде бы все ведут себя как обычно… Анно встал, помотал головой и улыбнулся.

– Вот так-так… Не знаю, что это на меня нашло. – Он заметил на щеке Пинто красный след от пощечины. – Я тебя ударил?

– Да, папа.

– Я не хотел, милая. Это сделал не я. Я бы никогда тебя не обидел.

– Знаю, пап.

Продолжая улыбаться, Анно обвел взглядом остальных.

– Я не такой сильный, как думал.

– Что это было? – зашумели все. – Что с тобой случилось?

– Меня, похоже, ужалило какое-то ядовитое насекомое – муха, что ли. Вокруг могут быть еще, так что будьте осторожны.

Люди начали нервно озираться.

– Они крошечные, их не видно. И укус очень слабый. Почти незаметный. Как легкий зуд. – Хаз коснулся горла.

– А что потом, Анно? Это опасно?

– Не в прямом смысле. Они вызывают… опьянение. Не знаю, как объяснить.

– Опьянение!

Парни помоложе захихикали, пихая друг друга в бок. Ролло Шимм замахал рукой:

– Вот он я! Кусай меня!

– Неприятное опьянение, – оборвал шутника Анно. – Пожалуйста, если вас что-то укусит, идите к моему сыну, Бомену. Он знает, что делать.

Ледяной порыв ветра напомнил, что в такую пору негоже стоять на месте, если рядом нет уютного дома. Нужно двигаться дальше. Перед тем как занять место в колонне, Анно и Бомен перекинулись парой слов.

– Думаю, она вылетела из мертвеца, – сказал юноша.

– Ты спас меня, Бо. Я все понимаю.

– Личинка вынудила тебя кричать и командовать. А это совсем на тебя не похоже.

– Да, не похоже. Я ведь счастлив в своем тихом мирке, не правда ли? Среди родных и книг. Я не хочу, чтобы меня боялись. И веду нас только потому, что верю в дар Аиры. Никто не обязан идти за мною.

Бомен услышал в отцовском голосе озадаченность: похоже, тот не так уверен в себе, как хочет казаться.

– Все идут за тобой, потому что уважают.

– Я просто хочу сказать, Бо, что не пытаюсь казаться мудрее или достойнее других. Кто я такой, чтобы указывать?

– Ты наш предводитель, папа.

В ответ Анно странно улыбнулся. Бомен осторожно вошел в его мозг и, к своему удивлению, обнаружил множество мыслей, будто твердящих наперебой: «Да ты смешон! Возвращайся в свою библиотеку, книгочей! На тебя никто не обращает внимания. Лучше говори потише, чтобы тебя не высмеяли. – А под этим шумом звучал более спокойный и уверенный шепот: – Я действительно знаю больше, я мудрее, им будет лучше, если они пойдут за мной».

Что же за муха вылетела изо рта мертвеца? Что она с нами делает? Как находит самые потаенные страсти?

Бомен вспомнил, как сам давным-давно пережил подобное. Когда в Чертогах Морах он взглянул в бесчисленные глаза, внутри его пробудились дикие желания и он изменился. Может, эта муха тоже творение Морах?

Бомен похолодел от ужаса. «Мне уже не десять лет. У меня есть сила, – напомнил он себе. – Морах рождается в нас самих. Морах – это мы. Муха не ядовита, она лишь находит глубоко запрятанные страхи и желания». И все же ему было жутко.

А что, если мы все не такие, какими кажемся? Что, если от укуса крошечной мухи мы станем чужими? Мягкий отец превратится в орущего деспота. А я… Я – в убийцу…

Юноша мотнул головой: лучше об этом не думать. Связаны эти мухи с Морах или нет, защитить остальных может лишь он. На этом и нужно сосредоточиться.

Странное опьянение Анно Хаза не шло у людей из головы. Все оглядывались в поисках мух, то и дело шлепая себя по рукам и лицу, следили, не ведет ли кто-то себя страннее обычного.

Госпожа Холиш пожаловалась:

– От такого быстрого хода у меня ноги гудят.

Креот ответил:

– Мадам, если поспевают коровы, можете и вы.

Не слишком ли жесткая отповедь для добряка Креота? Ведь именно он помогал нести госпожу Холиш, когда жителей Араманта угнали в рабство. Может, это муха?

Юная Пеплар Вармиш расхихикалась – не унять. Выяснилось, что они с подружкой Красой Мимилит всего лишь корчили рожицы братьям Клин.

Восьмилетняя Плава Топлиш в суматохе выбежала вперед и пошла рядом с Мампо. Как и остальные девочки, она обожала этого юношу, потому что он высокий, сильный, молчаливый и верит во все, что ему говорят.

– Мампо, – начала она, – а знаешь, что ты говоришь во сне?

– Нет, – ответил Мампо, – что?

– Ты говоришь: «Пинто фу-фу! Плава ням-ням!»

– Да ну? Интересно, с чего бы это.

– С того, что ты не любишь Пинто. А меня любишь.

Мелец Топлиш разыскал Плаву и принялся отчитывать за то, что она оставила свое место в колонне. Плава ткнула в него пальцем и заверещала:

– Мой папа – ужасное чудовище! Наверное, его укусила муха!

Так и вышло, что путешественники быстро перестали обращать внимание на детские забавы. Через час уже никто не присматривался к тому, как ведут себя остальные. Никого так и не укусили загадочные мухи, и мантхи приободрились. Дорога шла чуть-чуть под горку, поэтому идти было легче обычного. Горы уже видны, значит, долгий путь когда-нибудь закончится.

Гремели по камням колеса, цокали лошадиные копыта, и каждый погрузился в мечты о будущей жизни на родине. Креот, сожалея о своей недавней резкости, решил поделиться с госпожой Холиш своими мечтами.

– … Земли возьму чуток: куда мне больше, старику? Так, лужок-другой для животинки, с одного боку речка, с другого – море. Построю маленький домишко да коровник справлю, с видом на море. Лучше на восток. Чтоб по утрам доить и любоваться восходом. Клянусь бородой моего предка!.. Такой жизни можно позавидовать, а, мадам? Аромат парного молока, лучи рассветного солнца…

– Ну и сидите в своем стылом сарае, уважаемый. А я полежу в кровати.

– В кровати, вот как?

– У меня будет всем кроватям кровать! Мягкая, как пух, уютная, как гнездышко! И буду я лежать в своем гнездышке, как яичко, и мои бедные ножки больше никогда не заболят!

– Просто лежать – и все, мадам? И день-деньской ничего не делать?

– Ну, может, встану, чего-нибудь перехвачу на обед, постою на крылечке, покиваю соседям, доброго дня пожелаю. А потом снова в кровать!

Дубмен Пиллиш, тяжело ступая рядом с повозкой, начал рассказывать Редоку Зему о школе, которую устроит на родине. Редок Зем не поддакивал, но и не возражал, что Дубмен, бывший ректор, истолковал как согласие слушать.

– Уроки у меня будут радостью для детей, а не тяжким грузом. Ученики будут приходить ко мне и говорить, что именно они хотят выучить – например, песню. Ведь песни, которые выучил в детстве, никогда не забываешь, правда?

– Ну, не знаю, – протянул Редок Зем.

– А я им: «О, я вам помогу!» И научу их, например, песне «Наседка и цыплята».

Дубмен пропел неожиданно приятным голосом.

– «Куда вы девались, цыплятки, цыплятки? Ах! Ах! И ах!» Каждый «ах» означал, что из-за спины Пиллиша появился еще один пропавший цыпленок.

– Ну, я не знаю, – повторил Редок Зем.

Мампо шел впереди и о родине не думал. Нужно быть начеку. Да и мечтать ему не о чем. Мампо обернулся и задержал взгляд на Кестрель. Он любил ее, сколько себя помнил, знал каждую черточку подвижного скуластого лица, каждое выражение беспокойных глаз. Только вот Кестрель его не любила. Мампо смирился: кто он такой, чтобы надеяться на любовь Кесс? Правда, без нее тоже никак… Вместо мечтаний о будущем перед Мампо зияла огромная дыра. Жизнь юноши словно замерла: он не страдал и в то же время не мог быть счастлив.

Кестрель не заметила взгляда Мампо. Она беспокоилась о Сирей.

– Тебе нужно больше есть, – увещевала она подругу. – Нам еще долго идти.

– Еды осталось мало, – тихо отвечала Сирей. – Пусть едят дети.

– Тогда ты ослабеешь, и придется посадить тебя в повозку. Лошадям будет трудно.

– Тогда бросьте меня.

– Ты что, Сирей! Мы тебя ни за что не бросим!

– А зря! Я ведь не из племени мантхов. Я никому не нужна. Я даже… ну, ты понимаешь.

– Не красивая?

– Не красивая. Не принцесса. Я ничего не стою.

– Значит, все девушки, которые не красивы и не принцессы, ничего не стоят?

– Я не это имею в виду!

– Тобой все восхищаются, Сирей.

– Не все.

Кестрель не стала делать вид, что не понимает.

– И Бомен тоже.

– Он так сказал?

– Я знаю, что мой брат чувствует. Он ведь к тебе подходил, правда?

– Я шила. Он меня похвалил.

– Ну вот видишь!

– Кесс, перестань! Хоть ты меня не жалей!

На миг Сирей снова стала такой, как раньше. Кестрель ласково взяла ее под руку.

– Злая ты мне больше нравишься.

– Неправда! – Сирей заулыбалась.

– Ладно, признайся: ты не такая хорошая и скромная, какой хочешь казаться.

– Нет, такая! Я самая скромная в мире. – Эти слова вызвали у Сирей улыбку, и Кестрель улыбнулась в ответ. – Я принцесса Скромности. Я невероятно, поразительно, божественно смиренна. И умопомрачительно скромна. – Сирей покатилась со смеху.

Ланки обернулась и одобрительно посмотрела на нее.

– Так-то лучше, ласточка моя! И мне на сердце спокойнее…

– Сама ты злая, Кесс, – упрекнула подругу Сирей, немного придя в себя. – Вот что я из-за тебя наговорила!

– Больше не будешь морить себя голодом?

– Буду есть, что едят другие.

– Вот и хорошо.

– И все-таки, Кестрель, мне правда все равно, жить или умереть. Я говорю так не потому, что красуюсь. Мне стыдно, что я была такой… Вы, мантхи, любите своих близких, заботитесь друг о друге. Вы серьезные, внимательные и, самое главное, хорошие. Тихие, славные люди.

– По-моему, ты говоришь не обо всех мантхах, а об одном из них.

– Может, и так.

– У него тоже есть недостатки.

– Иногда мне кажется, он слишком часто грустит и держится особняком. А недостатков я не вижу.

– Спроси его. Он расскажет.

– Ой, нет, мне бы и в голову такое не пришло!

Втайне Сирей подумала, что, пожалуй, могла бы сделать Бомена счастливым, – и тут же вспомнила, что лишилась своей красоты. А кому нужна некрасивая девушка?

– Я вечно забываю, что теперь все по-другому…

Сирей в сотый раз подняла руку и потрогала шрамы на щеках.

О мухе, которая укусила Анно Хаза, все давно забыли. Путники весело шагали вперед, кое-кто даже затянул старинную дорожную песню, дошедшую из тех древних времен, когда мантхи были кочевниками. Кестрель снова попыталась убедить мать хоть немного проехать в повозке. Аира Хаз наотрез отказалась.

– На закате встанем на отдых. У меня как раз хватит сил дотянуть до привала.

Бомен и Мампо как дозорные оставались во главе колонны. Однажды Бомен оглянулся и увидел, что Кестрель держит за руку мать, а Сирей идет рядом с повозкой, подставив лицо холодному ветру и устремив лучистые янтарные глаза в никуда.

Сирей даже не услышала позади слабого жужжания. В горле возник зуд, девушка подняла руку, почесала шею и сразу об этом забыла. Чуть позже у нее засвербило в ямочке между ключицами.