Песня светлячков

Глава 15

Такого потрясающего дома на побережье я еще не видел. Большинство его окон выходило на океан. Неподалеку имелся внушительный лодочный причал, просто картинка из журнала по ландшафтному дизайну. Каждая комната была обставлена с роскошью и изяществом. Дорогие полы из керамической плитки, картины (наверняка подлинники), дизайнерская мебель, к которой было страшно прикасаться. Такой богатый и идеально чистый дом вряд ли мог принадлежать кому-то из друзей Тейта. Все дома, куда он привозил нас до сих пор, больше напоминали мое холостяцкое жилище в Джорджии.

Оказалось, это дом родителей Джен, которые сейчас отдыхали на Багамах. Естественно, их дочка быстро нашла применение пустующему жилью.

В гостиной гремела музыка, вырываясь из потолочных динамиков. Мы с Брей сидели на диванчике, потягивая коктейль. Тейт, Джен и еще несколько гостей танцевали в середине комнаты под «Pony» Джинувайна. Все диваны и стулья были заняты. После коктейля мне захотелось пива. Я прошел на кухню, которая тоже была полна гостями. Народ расположился даже на столах.

В кухне я увидел и Кейлеба. Он сидел возле мойки, зажав между ног пинту виски «Джек Дэниелс». К его плечу привалилась Джоанна. Ее глаза были пустыми и остановившимися. Мы к этому уже привыкли. Даже в трезвом состоянии выражение ее глаз не менялось.

– У меня к тебе вопрос, – сказал Кейлеб.

Надо же! В течение всех этих дней Кейлеб ни разу не удостаивал меня разговором. Вряд ли виски сделало его более общительным. Что-то тут не так.

Внутренне насторожившись, я взял из холодильника пиво, отвернул пробку и встал напротив Кейлеба.

– Спрашивай, – сказал я, отхлебывая из горлышка.

Кейлеб не торопился. Более того, тянул время.

– Когда у вас сперли тачку, что ж ты копам не сообщил?

– А почему ты думаешь, что я не сообщил?

– Я не думаю. Случайно услышал, как вы с подружкой говорили.

Выходит, равнодушие Кейлеба к нам не мешало ему быть наблюдательным и подмечать все мелочи. А я-то думал, что ему ровным счетом плевать, о чем говорят вокруг.

– Это не дало бы никаких результатов, – ответил я.

Слабоватое объяснение. Я и сам это сознавал, но сказать ему правду не мог. Мне просто хотелось поскорее выпутаться из разговора.

Кейлеб слегка улыбнулся. Впервые на моих глазах. Почувствовал, что прищучил меня.

– Если у людей угоняют тачку, а они не чешутся вызывать копов, причин может быть только три. Или вы сами ехали на краденой тачке, или вам опасно попадаться копам на глаза. Или же никакой тачки вообще не было, и вы это придумали, чтобы пачкать нам мозги. – Он усмехнулся.

Мне хотелось въехать ему по физиономии. Но за что? За его сообразительность?

– Без обид, старик. – Кейлеб даже поднял руки. – Я вас не осуждаю. Не мне говорить о таких вещах. Я не какой-нибудь долбаный Керк Камерон. Что бы вы там ни натворили, это не мое дело. Я только не хочу, чтобы вы впутывали нас в ваше дерьмо. Это понятно? Мне собственного хватит разгребать до конца жизни.

«Преступник сразу чует подобных себе», – подумал я.

Чтобы не впутывать их в наше «дерьмо», нам нужно было расстаться с Тейтом и компанией. А так… Какая-то вероятность все равно существовала. Но в одном Кейлеб был прав: не ему говорить о таких вещах. Достаточно того, что он торговал наркотиками. Что-то мне подсказывало: это не единственная сфера, где он не в ладах с законом. Если уж сравнивать, то торговля наркотой по тяжести далеко превосходит непредумышленное убийство.

– Тебе и остальным не о чем беспокоиться, – сказал я, отталкиваясь от стола.

– Надеюсь, ты прав. Это в интересах вас обоих.

Я ушел с кухни, посчитав разговор законченным.

Я не знал, долго ли еще мы будем тусоваться с Тейтом и его друзьями. Но пока мы в их кругу, Кейлеб всегда найдет, чем испортить мне настроение.

Однако Кейлеб не только испортил мне настроение. Он заставил меня думать. Заставил вспомнить, почему мы здесь. Сразу замелькали вопросы. Ищет ли нас полиция, и если да, то как давно? Найдено ли тело Джаны? Я вдруг ощутил необходимость это выяснить. Побродив по дому, я разыскал Джен и спросил, есть ли в доме компьютер. Не задавая вопросов, она провела меня в отцовский кабинет.

Дверь закрылась. Я сел в удобное кресло на колесиках, включил компьютер и протянул руку к беспроводной мыши. Большой плоский монитор ожил. Я не стал зажигать настольную лампу, довольствуясь светом монитора. Давно я не сидел наедине с Интернетом. Я открыл поисковую систему, вбил туда наши имена, затем слово «Джорджия» и еще несколько сопутствующих слов. Оставалось лишь запустить поиск. Я вдруг подумал, что нехорошо заниматься подобными поисками с чужого компьютера. Зато никто не возбраняет мне посмотреть подборки новостей. Я закрыл поисковик и набрал адрес сайта одного из телеканалов Джорджии.

И снова не решился нажать «Enter». Я жаждал узнать новости и в то же время слишком боялся их. Нам с Брей сейчас было так хорошо. Мы наслаждались своим счастьем, забывая о будущем. Рано или поздно оно вломится в нашу жизнь. Но у меня не хватало духу собственными руками ускорить его приход. Я привык просыпаться и видеть улыбку Брей. Я еще не был готов к тому, чтобы ее улыбка превратилась в воспоминание.

Не был готов.

Я удалил из истории браузера все следы своего пребывания, выключил компьютер и ушел, оставив кабинет в том же состоянии: темным, пустым и дающим возможность получить ответы.

Брей в гостиной не было. Тейт и Джен почти что трахались, продолжая танцевать все под ту же песню. Похоже, поставили «Pony» на непрерывный повтор. Я побродил по комнатам, вышел на веранду и наконец увидел Брей. Они с Грейс уединились на примыкающем крытом дворике, сидели в шезлонгах и болтали.

Ко мне вернулось благодушное настроение. У меня и в мыслях не было расспрашивать Брей о подробностях четырех лет, проведенных в Южной Каролине. Я тихо подошел и встал у полуоткрытой раздвижной двери. Они сидели спиной и потому меня не видели. В пространство дворика врывался мягкий шелест волн. А вот оглушительная музыка из гостиной звучала здесь значительно тише. Ее гасили толстые каменные стены дома.

Мне вдруг захотелось напугать Брей своим внезапным появлением. В детстве я развлекался такими штучками. Но тут до меня стали долетать обрывки их разговора, и мне начисто расхотелось шутить. Слова жгли мне уши.

– Боже мой… даже не верится! – услышал я возглас Грейс.

Она наклонилась к шезлонгу Брей, как будто собиралась на что-то взглянуть.

– Грейс, только прошу тебя… больше никому не рассказывай, – попросила Брей и быстро опустила руку между шезлонгами. – Не хочу, чтобы Элиас узнал.

– Не бойся. Я никому не скажу, – пообещала Грейс. – Это потому у тебя их так много?

Я подкрался совсем близко. К счастью, они не оборачивались. Грейс наклонилась к руке Брей. Я изогнул шею, чтобы лучше видеть, чем она занимается. Грейс перебирала плетеные браслеты на правом запястье Брей.

И тут Брей меня заметила.

Мгновенно вырвав руку из пальцев Грейс, она торопливо вернула браслеты на прежнее место. Я прошел последние несколько шагов и остановился возле ее шезлонга.

– Малыш, а я тебя потеряла, – сказала Брей, натужно улыбаясь.

Я чмокнул ее в губы.

Посмотрел на Грейс, снова на Брей, надеясь, что Грейс поймет намек и оставит нас одних. Но она продолжала сидеть. Мои глаза опустились ниже. К браслетам на руках Брей.

И вдруг я почувствовал предательство. Не со стороны Брей. Меня предали ее браслеты!

Я думал, Брей сама мне все расскажет. Особенно теперь, когда поняла, что я слышал часть разговора, не предназначенного для моих ушей. Но она молчала. Тишина становилась все напряженнее, а ситуация – все более нелепой. Присутствие Грейс лишь добавляло нелепости.

– Так что ты скрываешь от меня и не хочешь, чтобы я знал? – спросил я.

Брей отвернулась.

Я снова посмотрел на Грейс. Теперь она прекрасно понимала, что лишняя здесь. Ей самой захотелось поскорее убраться с дворика. Она кисло улыбнулась и встала.

– Пойду разыщу Кейлеба, – сказала она и почти побежала по мозаичной дорожке к дому.

Кажется, «Pony» заменили другой песней. Ее звуки ненадолго ворвались во дворик и тут же стихли. Грейс плотно закрыла стеклянную дверь.

Я сел в освободившийся шезлонг, повернув его к Брей. Она сидела в шезлонге с ногами, не глядя на меня. Не хотела или не могла смотреть?

– Так ты мне расскажешь? – Я потянулся к ее рукам, погладил ладони.

– Нет, Элиас. Не могу.

Тогда я обхватил ее запястья. Брей пыталась вырваться, но я не отпускал.

– Брей, так дело не пойдет, – сказал я, еще сильнее сжимая пальцы. – Я хочу, чтобы ты мне рассказала.

Я пытался хоть что-то прочитать на ее лице и в глазах, но видел только боль. Я уже примерно представлял, какое открытие меня ждет, и все равно до последнего отказывался верить.

Брей опять попыталась вырваться, но физически я был сильнее ее. Я сжимал ее руки, одновременно приподнимая большими пальцами браслеты. Мое сердце перестало биться. Я застыл и онемел. Брей пыталась выдержать мой взгляд, но сразу отводила глаза.

Набрав побольше воздуха, я стал ощупывать шрамы на ее запястьях. Мне было страшно, словно это случилось только что. Я даже закрыл глаза, чтобы успокоиться. В тот момент я сам был невероятно уязвим, и Брей этим воспользовалась. Она рывком высвободила руки, вскочила с шезлонга и понеслась прочь.

– Брей! – Я побежал за нею. – Пожалуйста, остановись!

Она не останавливалась. Миновав цветник, находившийся за двориком, Брей понеслась к причалу, а оттуда свернула к каменистому пляжу.

– Стой! Да стой же, черт тебя дери!

Я догнал ее, схватил за локоть и развернул лицом к себе. Длинные темные волосы прилипли к ее лбу. Брей отчаянно вырывалась, но я не отпускал. После каждой ее попытки я лишь усиливал хватку.

– Элиас! Оставь меня! Уходи! – орала Брей, захлебываясь слезами.

Я прижал ее к себе. Она продолжала вырываться и отпихивать меня.

– Брей, я же тебя ни в чем не упрекаю! – не выдержал я. – Я прошу просто поговорить со мной. Расскажи, зачем ты это сделала.

Видя, что от меня ей не вырваться, Брей рухнула на песок, увлекая меня за собой. Я успел разжать руки и потому устоял. Она выла. Протяжно, как зверь, воющий в темноту. Потом спрятала лицо между коленей и стала раскачиваться взад-вперед. Я сел рядом. Я пытался обнять ее и утешить. Я хотел говорить с ней. Обещал, что пойму и не упрекну ни единым словом. Но Брей оставалась безутешна. Я не знал, как мне быть. Передо мной сидела не та Брей, которую я хорошо знал. Не та девчонка, с которой я рос. В ней не было ничего от прежней Брей, неистощимой на выдумки и шалости; Брей, знавшей все мои тайны. Я по-прежнему любил ее со всеми слабостями и недостатками. Моя любовь к ней не могла измениться. Но мне открылась другая сторона жизни Брей. Там были шрамы на запястьях. Там была боль, до сих пор наполнявшая ее сердце. Эту сторону я никогда не видел и даже не подозревал, что у Брей может быть вторая сторона. Или второе дно.

– Ну пожалуйста, – тихо сказал я, делая последнюю отчаянную попытку.

Она смотрела вдаль, на вечерний океан. На длинных ресницах блестели слезы. Но она молчала.

Я мог лишь догадываться, о чем она сейчас вспоминала…

Воспоминания…

Кровь алыми бусинками капала с моих пальцев. Под стулом образовалась целая лужица. Звук их падения становился все громче, словно перед смертью все чувства обострялись. Тихий голос у меня в голове, твердивший, что я застряла на пороге между здравым рассудком и отчаянием, все-таки одержал верх.

Элиас был далеко. Я была одинока. Невероятно одинока. Я отдалилась от родителей, которым звонила лишь по особым случаям. Они давно отступились от меня. Подспудно они хотели, чтобы я уехала куда-нибудь подальше. Их желание осуществилось. Моя единственная подруга Лисса не поняла бы меня, даже если бы я усадила ее рядом и стала рассказывать, до чего мне паршиво. Не могу назвать ее эгоисткой. Просто она так устроена. Ей куда удобнее наблюдать за проблемами других со стороны, чем предлагать какие-то решения. Мне было некому выговориться и выплакаться. И что хуже всего – рядом со мной не было Элиаса. Я сама оставила его и уехала из Джорджии. Я знала, что не заслуживаю его. Зачем ему груз моих проблем? Мне было страшно и стыдно явиться к нему с таким багажом. Пусть будет счастлив. Без меня.

В вечернем небе висели темные тучи, но из них не проливалось ни дождинки. В вазочке на столе удушающе дымили ароматические палочки. Окно было открыто, порывы ветра время от времени разрывали дымовые струи. Но даже этот пряный запах не мог до конца заглушить металлический запах крови. Я ощущала его. Казалось, мне в ноздри сунули тряпку, смоченную уксусом. Я ощущала вкус крови во рту и в глубине моего пересохшего горла.

Но самым сильным ощущением были воспоминания. В этот последний час жизни они обступили меня, и все оставшиеся силы я тратила на то, чтобы их прогнать. Дым палочек стал еще противнее. Я смотрела сквозь его завесу. Мне становилось все тяжелее дышать. Веки тоже тяжелели. В коридоре вдруг послышались шаги Лиссы. Я замерла. Сейчас войдет и все мне испортит. Мое сердце испуганно забилось. К счастью, она не вошла. Вскоре ее шаги стихли.

Я закрыла глаза. Воспоминания распирали голову. Я боялась, что они проткнут мне глаза и через глазницы вырвутся наружу. Картины были до боли яркими, живыми и… жестокими.

Мне уже не хватало сил, чтобы остановить их мучительный поток.

Раннее весеннее утро. Дождь. Его прохладные капли падали мне на щеки и на мои тощие девчоночьи плечи. Я бежала вместе с тринадцатилетним Элиасом по пастбищу мистера Парсона. Мы направлялись к пруду – двое свободных, беззаботных созданий. Мы еще даже не стали подростками. Все наши страхи были маленькими и смешными. Мы боялись, как бы нас не поймали и не заперли по домам, заставив есть на обед противную лапшу. Мы стремительно влетели на шаткие мостки пруда и бултыхнулись в воду, подняв фонтан брызг. Элиас нырнул, подплыл ко мне и схватил за коленки. Я отчаянно отбивалась, пытаясь вырваться. Это была наша обычная забава. Я хохотала до слез.

Потом Элиас вынырнул. Его волосы превратились в мочалку, с которой еще и капало.

– Вот бы остаться здесь навсегда, – сказала я.

– Я бы тоже не отказался. – Элиас слегка обрызгал меня. – А что нам мешает?

– Школа. – Я засмеялась, прикрывая рот рукой. – Наши родители. Им бы это не понравилось.

Элиас лег на спину и вытянул руки по швам.

– А ты знаешь такого Брайдена Харриса? – начала я. – Он из класса миссис Роу. Кажется, я ему нравлюсь.

Элиас насторожился.

– Хочу научиться целоваться, – добавила я. – По-настоящему, с языком. Слышал про такие поцелуи? Не хочу выглядеть дурой, когда у нас дойдет до первого поцелуя.

– По-моему, тебе и без того парня хорошо, а уж тем более – без поцелуев, – сказал Элиас.

Что-то в его голосе изменилось, но я тогда не слишком обращала на это внимание.

– Слушай, поучи меня, – канючила я. – А то мне будет стыдно.

– Нет.

– Почему нет? – спросила, брызгая на него. – Я же знаю, ты целовался с сестрой Митчелла. Митчелл мне все рассказал.

– Не целовался я с ней.

– Не целовался? – сощурилась я. – Так, значит, ты никогда не целовался по-французски? Никогда-никогда?

– Целовался, – ответил Элиас, но вид у него был не слишком уверенный. – Только не с сестрой Митчелла.

Он даже поежился и скорчил гримасу.

– Тогда с кем?

Я попробовала скрестить руки, но в воде это плохо получалось. Я была вынуждена подпрыгивать. Глубина в этом месте была мне выше головы.

– Не твое дело, – ответил Элиас и сморщил одну ноздрю. – По-моему, не очень-то красиво сначала целоваться, а потом звонить об этом направо и налево.

– Ты – тошняк. – Я закатила глаза и снова брызнула на него.

Элиас слегка изменился в лице. У него сузились зрачки, а белки глаз стали заметнее. Я засмеялась. Надо же, как он всегда обижался на самые простые обзываловки. Но мне нравилось его доставать, и потому я добавила:

– Большой, волосатый, противный тошняк.

Мне показалось, что меня накрыло цунами. Вместо воздуха у меня в легких плескалась грязная прудовая вода. Я поперхнулась, закашлялась. Глаза жгло. Я схватилась за них и сделала только хуже, поскольку мои пальцы тоже были мокрыми.

– Болван ты, Элиас! Терпеть тебя не могу!

– Врешь, – уверенным тоном возразил он. – Тебе это очень нравится.

Я закусила губу и проверещала:

– Ладно, я согласна тебя терпеть… возможно. – Для пущего эффекта я снова закатила глаза. – Но если ты не поможешь мне поупражняться и я на первом же свидании выставлю себя дурой, пеняй на свою задницу.

Я дерзко задрала подбородок.

– Брей, ты неизлечима. Тебя даже могила не исправит. Ты знаешь об этом?

Он мог говорить что угодно, но я чувствовала: я добьюсь желаемого.

– Ну пожалуйста, – захныкала я.

– Ладно, – с крайней неохотой согласился Элиас. – Попробую тебя научить. Но вообще все это очень странно.

– Что странно?

– Странно так целоваться со своим лучшим другом, даже если он девчонка.

– Мне как-то все равно, странно это или нет, – просияла я. – Радуйся, что я прошу тебя, а не Митчелла или Лиссу!

Мы оба захохотали.

– Тогда бы это точно был тошняк, – сказал Элиас.

Элиас потянулся ко мне. Его руки легли на мои мокрые щеки. Я тут же сделала губы бантиком и плотно зажмурилась. Даже кожа вокруг носа сморщилась.

– Так не делают, – сказал Элиас. – Не надо морщить лицо. И губы не округляй. Только сжимать их не надо.

Я сделала, как он говорил. Элиас осторожно прижался губами к моим губам. Потом просунул язык мне в рот. У меня очень странно закололо все тело. Такое со мной было впервые. Живот поплыл, словно теплая каша из кастрюли. Потом внутри что-то слегка задрожало, а между ног появилось очень приятное замирание. Это я тоже чувствовала впервые. Я не понимала, что со мною, но новые ощущения нравились мне ничуть не меньше, чем когда он чесал мне спину или играл с моими волосами. Это было ужасно приятно. Мне сразу стало тепло.

Поцелуй оборвался. Мы смотрели друг другу в глаза. Мы не знали, как вести себя дальше, а потому начали отчаянно брызгаться.

Я орала что есть мочи, когда Элиас прыгнул мне на спину, обхватил мою макушку и попытался окунуть с головой. Я дважды уходила под воду и снова ее наглоталась, прежде чем сумела вырваться.

– Придурок! – крикнула я.

Элиас молча плыл к мосткам.

– А ты все равно тошняк, Элиас Клайн! – крикнула я, и мой крик разнесся над водой. – Потому ты и не сознаёшься, что целовался с сестрой Митчелла! У тебя с ней облом был, и ты не хочешь, чтобы об этом знали!

Он спокойно доплыл до мостков, вылез и сел на шершавые доски.

– Ошибаешься! – крикнул он мне.

– Это почему? – ехидно спросила я.

– А потому. Я с ней по-французски не целовался. Так что ты у меня была первой.

Я тряхнула головой, прогоняя воспоминания, и пронзительно закричала, молотя кулаками по забрызганному кровью стулу. Слезы так и лились у меня из глаз.

Опасная бритва валялась на боковом столике. Я скосила на нее глаза, стараясь окончательно прогнать все воспоминания об Элиасе. Голова начала клониться на грудь. Мне было ее не поднять, словно она весила пятьдесят фунтов.

Комната кружилась. Длинные складчатые занавески смешались с бежевыми стенами. Привычные звуки дома стали невероятно громкими. Теперь уже тикали не двое часов, а полдюжины. Казалось, на ногах Лиссы не тапки, а каменные сапоги. Потом стенные часы в коридоре начали отбивать время. Каждый удар грозил разорвать мне барабанные перепонки. Я хотела заткнуть уши, но мне было не поднять тяжелые обмякшие руки.

Разум быстро погружался во тьму. Я всегда думала, что человек, вскрывший себе вены, умирает медленно. Если мне повезет, разум выключится раньше, чем жизнь покинет тело.

Вряд ли я сумею это проверить.

В комнату ворвалась Лисса. Увидев мои окровавленные запястья, она подняла крик.

– Брант! Брант! – Ее руки зажимали мне раны. – Звони в службу девять-один-один! Брант! Слышишь? Вызывай девятьсот одиннадцатую!

Я думала, что ее голос окажется таким же оглушительно громким, как и все остальные звуки, которые я слышала недавно. Нет, ее крик доносился словно издалека. Смерть медленно гасила мой разум.