Петр Великий и его время

«Марсовы игры» и Азовские походы

По настоянию матушки Петр участвовал в кремлевских церемониях - па приемах послов, парадных обедах, по стремился от них уклониться и под первым благовидным предлогом убежать к своим «потешным» или иностранцам, чтобы узнать или сделать что-нибудь интересное и нужное. Весь в движении, стремительный и любознательный, царь в спешке, словно боясь опоздать, упустить что-то очень важное, хотел успеть всюду - бежал, скакал туда, где говорили и делали для него новое и полезное. Вероятно, уже тогда сознавая недостатки своего образования, он учился у всех и везде. На это обращали внимание современники.

Когда судят о Петре, нередко допускают ошибку относительно его взглядов па роль соотечественников и иностранцев в его деяниях. Говорится, что он во всем полагался на иностранцев, только им доверял, когда речь шла о всяческих замыслах, планах, брал без разбору с Запада все необходимое - мастеров, идеи, проекты; будто царь с пренебрежением относился к русскому и русским, не доверял им, считал все отечественное косным, консервативным, отсталым. На самом деле все было сложнее. Натура царя, взращенная в русской среде, обладала характером национальным, русским. С юных лет, и это по всему чувствуется, этот энергичный и одаренный человек думал о своей России, стремился вывести ее на новые пути с помощью прежде всего русских людей, привести в движение своей волей, энергией, а где и палкой и дыбой, русское общество. Многим он был недоволен, многое хотел исправить, обновить, но никогда он не мыслил превратить Россию в какой-то сколок, копию другой страны, скажем Швеции или Голландии, Франции или Англии. Это и невозможно было сделать - ни тогда, ни ранее, ни позднее. Понимали это и иностранцы, с которыми общался Петр, - кто в большей, кто в меньшей степени. Обращаясь к их знаниям и опыту, не всегда безупречным (в России немало оказалось всяких авантюристов, бездельников, пройдох с Запада - всех этих, по характеристике историка В. О. Ключевского, «бродяг с Кокуя», т. е. из Немецкой слободы под Москвой), Петр доверял отнюдь не всем. Перенимая у тех иностранцев, кого высоко ценил, все ценное и нужное, заставлял следовать им своих соотечественников, но заботился и о том, чтобы они, овладев всем необходимым, приносили пользу России, не зависели от иноземцев.

Из многих иностранцев, которых он узнал в ту пору, более всего, без сомнения, он ценил и любил Франца Лефорта. Веселый и жизнерадостный швейцарец, доброжелательный ко всем, в том числе и к русским, он имел большое влияние на Петра. Царь приблизил его к себе, сделал адмиралом (когда страна и флота еще не имела!), одарил всем, чем только было возможно. Однако Лефорт не злоупотреблял доверием царя, не стремился, например, выдвигать иностранцев, оттеснять русских. Наоборот, внушал юному суверену, что ему нужно иметь хороших, способных, талантливых помощников, прежде всего русских. Петр так всегда и делал, хотя охотно использовал знания и таланты зарубежных мастеров, специалистов, ученых.

Молодой царь получил наконец возможность делать то, что ему хотелось, но до реальных дел еще было далеко. Предстояла большая предварительная работа.

Власть оказалась в руках Натальи Кирилловны, но сама она, по отзыву Б. И. Куракина, «была править некапабель (неспособна), ума малого», и посему поручила все дела, свои и сына, родственникам и приближенным. Главой Посольского приказа и, по существу, всего правительства стал ее 25-летний брат Лев Кириллович Нарышкин, человек недалекий, самолюбивый, взбалмошный и постоянно пьяный. Вторым был фаворит - боярин Тихон Никитич Стрешнев, тоже умом не отличавшийся, злой и лукавый царедворец, по словам того же Куракина, «интригант дворовый». Князь Б. А. Голицын, самый умный из новых правительственных лиц, как был, так и остался начальником Приказа Казанского дворца, ведавшего управлением Поволжьем, которое он довел чуть ли не до полного разорения. Да и вся эта компания, в которую вошли и Лопухины - родственники Петра по жене, пустилась вовсю обкрадывать казну и тяглецов; за ними тянулись другие бояре и дворяне, приказные дельцы, столичные и местные. Началось «правление весьма непорядочное», «мздоимство великое и кража государственная».

У Петра сложилась своя «кумпания» в Преображенском и Немецкой слободе, где он стал бывать все чаще - здесь жили генералы и офицеры, которых он привлекал к своим «потешным играм», разный мастеровой люд. Нравился ему генерал Патрик Гордон, знаток военного дела, в частности устройства европейских армий, исполнительный и немногословный, верный и надежный.

Из русских наиболее близкими к царю стали А. Д. Меншиков - «Алексашка», «подлого» происхождения человек, но ловкий и услужливый, Ф. М. Апраксин - будущий адмирал, А. М. Головин - командир «потешных», Г. И. Головкин - будущий канцлер. Особое место среди них занимал князь Федор Юрьевич Ромодановский - «генералиссимус Фридрих», потешный главнокомандующий солдатскими полками, король пресбургский, позднее - «князь-кесарь», которого Петр, тоже шутливо, именовал «Konich», «Sir», т. е. королем, отчитывался перед ним в делах, как его подданный, подчиненный. Ромодановский, помимо сих шуточных обязанностей, исполнял и другие, более серьезные, - как глава Преображенского приказа (приказ назван по месту первоначального пребывания - в резиденции царя). Он ведал политическим сыском. Этот «министр кнута и пыточного застенка» приводил в дрожь всех, кто попадал к нему в руки. Он любил сам вести допросы, вынюхивать крамолу, карать «мятежников» и любителей вольно поговорить о политике, делах при дворе, поведении царя.

На «полях сражений» под Преображенским «генералиссимусу Фридриху» противостоял И. И. Бутурлин, командир стрелецких полков, тоже «генералиссимус» и «король», то польский, то семеновский (в селе Семеновском располагалась его ставка, или «столица»), «человек злорадный и пьяный и мздоимливый». Он и его воины терпеть не могли ратников из потешной крепости Пресбурга. Их совместные учения, показательные сражения, в которых, кстати говоря, применялись боевые ружья и пушки, гранаты и бомбы, нередко выливались в настоящие драки. Оба генералиссимуса перед началом сражения, стоя обычно на противоположных берегах реки Яузы, ругали друг друга на чем свет стоит, оскорбляли, чтобы «сделать затравку», создать соответствующее настроение у своих солдат. Только после этого начинались воинские экзерциции - передвижения войск, занятие позиций, рытье танцев и подкопов, артиллерийская и оружейная канонада, нападения, наконец, штурм, или генеральная баталия. Заканчивалось дело обычно победой армии «генералиссимума Фридриха» и поражением стрелецкой армии, пленением короля семеновского и общим пиром победителей и побежденных.

Царь был непрерывно в движении - в делах и увеселениях: устраивал смотры, военные игры, готовил и запускал фейерверки, строил корабли и яхты, испытывал новые суда и пушки, учился у инженеров, артиллеристов, математиков, плотников, брал книги у Гордона и других, выписывал их также из-за границы.

Запросто беседуя и пируя с близкими друзьями и соратниками, Петр никогда не забывал, что он - царь, и не к месту сказанное кем-либо из «кумпании» слово могло мгновенно вывести его из себя. Подверженный приступам гнева, он становился страшен для окружающих. Успокоить его могли только Лефорт, Меншиков, позднее его вторая жена Екатерина.

Больше всего Петр обожал «нептуновы» и «марсовы» потехи. Но чтобы исчезнуть из Кремля, убежать к своим мастерам и потешным, царю нужно было отговариваться то необходимостью поехать к Троице на богомолье (серьезная причина в глазах матушки и патриарха), то чем-нибудь другим. Однажды при дворе из-за его очередного отъезда сложилась напряженная обстановка: приехал персидский посол, которого нужно было принять царям, а Петра опять не было на месте. Его разыскали на Переяславском озере, и туда явились чуть ли не все члены правительства, чтобы уговорить вернуться на время в столицу, иначе посол, мол, обидится.

Наталья Кирилловна, патриарх Иоаким и другие ревнители старины и благочестия старались образумить царя, держать его побольше в Кремле, поближе к семье и официальным обязанностям, уговаривали поменьше знаться с иностранцами.

До поры до времени Петр терпел подобные вещи. Но постепенно, и чем дальше, тем быстрее, стал делать все по-своему, вводил необходимые новшества. Так, через месяц после смерти Иоакима он заказал для себя удобное в быту иноземное платье - немецкий камзол, чулки, башмаки, а также парик и шпагу на перевязи, шитой золотом, но надевал все это только на время посещений Немецкой слободы.

Вскоре нужно было выбрать на церковном соборе нового патриарха. Стали подбирать кандидатуру. Петр высказался за Маркела, митрополита псковского, - человека образованного, умного. Но матушка и ее приближенные воспротивились: ведь Маркел говорил на «варварских языках» - латинском и французском, был учен слишком и, ко всему прочему, носил очень короткую бороду. Опять Петр уступил, и избрали митрополита казанского Адриана, удовлетворявшего требованиям ревнителей старины.

У себя в Преображенском и на Переяславском озере Петр делал все по-своему. Лефорт, переодеваясь то в один иностранный военный мундир, то в другой, заинтересовал Петра, и царь приказал переодеть в такие же мундиры своих солдат. А швейцарец в присутствии Петра показывал им военные приемы, эволюции. Царь, сам в иноземном мундире, участвовал в экзерцициях, быстро научился стрелять из ружей и пушек, копать шанцы, наводить понтоны, закладывать мины и многому другому. Более того, он решил сам пройти все ступени военной службы, начиная с низших чинов. В таких чипах он участвовал в потешных сражениях. Во время одного из них лопнувшей гранатой ему сильно обожгло лицо.

В ходе показательных сражений на суше и маневров зарождавшегося флота на воде выковывались кадры солдат и матросов, офицеров, генералов и адмиралов, отрабатывались боевые навыки, качества.

На Переяславском озере Брандт построил два малых фрегата, три яхты, сам Петр на Москве-реке сооружал небольшие гребные суда. В конце лета 1691 г., появившись на Переяславском озере, царь заложил первый русский военный корабль. Строить его должен был Ромодановский, ставший волей царя адмиралом. Туда доставили нужные материалы, продовольствие. Петр сам с охотой участвовал в строительстве. Корабль соорудили, спустили на воду, но размеры озера не давали необходимого простора для маневров. В 1693 г. с большой свитой царь еде! в Архангельск - в то время единственный морской порт России. Впервые он увидел море и настоящие большие корабли - стоявшие на рейде английские, голландские, немецкие суда, доставлявшие в Россию сукна, краски, галантерею. На другие грузили русские товары: лес, меха, икру, пеньку, кожи. Петр все с интересом рассматривал, обо всем расспрашивал, размышлял о заведении русского флота, расширении торговли. С помощью Лефорта заказали большой корабль за рубежом, снаряжение его поручили амстердамскому бургомистру Витзену. В Архангельске начали по его распоряжению постройку двух кораблей. Царь первый раз в жизни совершил плавание по морю - Белому, северному, холодному и угрюмому. Осенью он был уже в Москве.

В январе следующего года умерла его мать, нежно им любимая и почитаемая. В одиночестве, молча и тяжело переживал он свое горе. На церемонии похорон отсутствовал. Так же поступил и ранее, во время погребения второго своего сына, Александра, умершего в 7-месячном возрасте. Царь, очевидно, не хотел на людях обнаруживать свою слабость. На могилу к матушке приехал на третий день после похорон и оплакал один свою потерю. «Беду свою и последнюю печаль, - пишет он Апраксину, - глухо объявляю, о которой подробно писать рука моя не может, купно же и сердце».

Жизнь требовала свое, и в апреле Петр снова поехал в Архангельск. Туда отправили припасы и оружие - 2 тыс. пуд. пороху, 1 тыс. самопалов (ружей). Царь архангельскому воеводе от имени «генералиссимуса» и «адмирала» Ромодановского отдавал приказы. Его сопровождали 400 человек. Они плыли по Северной Двине на дощаниках (речных судах). Петр, теша себя, называл их флотом. Придумал для него флаг с красной, синей и белой полосой. По прибытии в порт, к радости царя, его ждал готовый корабль, который спустили на воду 20 мая. Месяц спустя достроили второй и 28 июня тоже спустили на воду. 21 июля прибыл из Голландии корабль, изготовленный по его заказу. Дважды, в мае и августе, сначала на яхте «Святой Петр», потом на кораблях он плавал по морю. Оба раза подвергался опасности по случаю бури и неумения управлять судами. В первом случае Петр и его спутники готовились к смерти и причащались святых тайн у иерея, плывшего вместе с ними. Но несмотря на страхи и переживания, все окончилось благополучно. Петр полюбил море и флот на всю жизнь.

По окончании всех испытаний и торжеств в русском флоте, который, правда, только еще зарождался, появился еще один адмирал - Лефорт, представитель славной сухопутной Швейцарии. Осенью Петр, уже в Москве, опять в хлопотах - в ее окрестностях, под деревней Ко-жухово, соорудили крепость с бойницами, обнесенную земляным валом высотой в 3,5 м и рвом. В ней засела стрелецкая армия Бутурлина, а осаждали и штурмовали ее новые полки Ромодановского в составе 7,5 тыс. человек.

Использовались все приемы ведения войны, заранее подготовили ее план, сценарий, составленный Гордоном, и др. Имелась целая книга с чертежами станов, обозов, планами боев. Военные действия продолжались три недели, и в них участвовало, по сообщению Куракина, до 30 тыс. человек, по 15 тыс. с каждой стороны.

Во время сражений, как сообщает Куракин, «убито с 24 персоны пыжами и иными случаи и ранено с 50». Военные игры способствовали обучению солдат и офицеров.

Высмеивая церковников, их недостатки и пороки, Петр, по словам Ключевского, «сделал предметом шутки и собственную власть» - Ромодановского именовал «Вашим пресветлым царским величеством», государем, королем, себя же - «всегдашним рабом и холопом Piter [ом]», Петрушкой Алексеевым - со смирением и унижением, конечно, показным, молодеческим. Так шутил царь, уверенный в себе и окружающих, в своей власти, неоспоримой и неколебимой.

Петровские эскапады против идей и людей, уходивших в прошлое, его «марсовы» и «нептуновы» потехи под шутовским обличьем, резкостью и грубым цинизмом нередко скрывали серьезные замыслы и будущие героические деяния. Сам Петр, вспоминая воинскую потеху, самую длительную, людную и самую последнюю, скажет потом: «Когда в ту пору, как трудились мы под Кожуховом в марсовой потехе, ничего боле, кроме игры, на уме не было; однако эта игра стала предвестницею настоящего дела».

Юный богатырь и телом, и духом, каким он предстает перед нами в описаниях современников и портретах живописцев, расправил плечи и принялся за «настоящее дело», тем более что «семена великих дел» начали уже прорастать, давать всходы. Пришла пора растить колосья и собирать урожай.

Еще в Архангельске в разговорах с Лефортом и другими «компанейцами» Петр обсуждал вопрос о море как о крайней необходимости для России. Северное море, рассуждали друзья, не очень подходило для широкой торговли, культурных связей с западным миром; путь к нему и долог и труден из-за дальнего расстояния, холодов. Каспийское море - по существу, озеро, хотя и громадное, к морям и океанам выхода не имеет. Оставались Балтийское и Черное моря, хотя и два предыдущих со счета не сбрасывались. Но в ту пору, в середине 1690-х годов, Черное море казалось ему и его окружению вполне подходящим местом для серьезного дела.

В юности, читая «Повесть временных лет» - летопись, составленную киевским монахом Нестором в начале XII в., Петр с удивлением и восторгом воспринимал известия о походе князя Олега на Царьград в начале X в. Именно этот правитель почти за восемь столетий до Петра воевал в тех местах, которые позднее, в середине XV в., захватили турки, а они вместе с крымскими татарами принесли немало зла русской земле. Петр мечтал «отомстить туркам и татарам за все обиды, которые они нанесли Руси», повторить подвиг Олега и его воинов. Главное же - оставалась нерешенной проблема отношений с Крымским ханством, которое захватило древнерусские земли в Причерноморье, продолжало набеги на пограничные уезды России и Украины. Снова и снова уводили крымцы тысячи русских пленников, а из Москвы высылали в Бахчисарай деньги и меха. Ханство тормозило и развитие русской торговли в районе Черного моря, которое в древности именовали Русским.

Отшумели Крымские походы. Голицын, главнокомандующий, не стяжавший особой славы, томился в ссылке. Петр же, отправивший его туда, замышлял поход в южном направлении, к турецкой крепости Азову в устье Дона. Зимними днями и вечерами 1694/1695 г. в кругу друзей и единомышленников царь обсуждал план, детали предстоящего похода. К этому походу побуждали царя, помимо прочих обстоятельств, и настойчивые требования Австрии и Польши, союзников России по антитурецкому Священному союзу, который сложился в 1680-е годы.

С походом против турецкого Азова, запиравшего России выход из Дона в Азовское и Черное моря, Петр связывал и личные честолюбивые расчеты - победоносный исход его, как он надеялся, позволит ему в лучах воинской славы, ореоле победителя поехать в страны Западной Европы, посетить которые все это время убеждал его «дебошан французский», все тот же Лефорт, искренне желавший добра и России, и ее такому необыкновенному, одаренному государю, своему хорошему другу. И он преуспел в этом - царь загорелся идеей поездки в Европу.

20 января 1695 г. всем служилым людям объявили указ - собираться для похода в Крым под начальством боярина Б. П. Шереметева. Речь шла вроде бы о повторении традиционного маршрута, как во времена Софьи и Голицына. Но это была не более чем уловка, как сказали бы сейчас, пропагандистский маневр для прикрытия истинной цели - похода против Саадуль-Ислама, т. е. Оплота ислама, как турки называли Азов. Предстояло разрушить оплот турецкого владычества в устье Дона.

Войско Б. П. Шереметева двинулось по Днепру к его низовьям, по направлению к Крыму. Его действия имели вспомогательное значение, но все же будущий фельдмаршал захватил четыре турецкие крепости на Днепре, две из них разрушил, а в двух других оставил русские гарнизоны.

Основные события развернулись восточнее - по реке Дону. Для похода к Азову выделили 31 тыс. человек - отборные русские полки. Половину из них во главе с Головиным и Лефортом отправили из Москвы 30 апреля водой - ратнпки плыли по Москве-реке, Оке и Волге. 8 июня прибыли в Царицын. Отсюда до казачьего Паншина городка на Дону войско шло пешим путем. Преодолевая трудности, лишения, войско собралось в Паншине. В нем находился и царь - бомбардир. Поплыли вниз по реке, достигли Азова 29 июня. Подошло войско Гордона, шедшее сухим путем. Оно сильно запоздало - нужно было строить мосты через реки, преодолевать непослушание стрельцов.

Началась осада Азова. Длилась она три месяца и лавров русскому оружию не принесла.

Плохая подготовленность похода, поспешность штурмов, непредусмотрительность и неумение в ряде случаев делать минные подкопы, управлять войсками, отсутствие флота заставили Петра отдать в начале октября приказ об отступлении. Оно тоже сопровождалось потерями людей, и немалыми: одни утонули в разлившемся Дону, другие умерли от голода и холода, когда шли степью до Валуек, первого южного русского города, так как, несмотря на раннюю зиму, солдаты были одеты легко, не по сезону. Царь в своих письмах откровенно называет неудавшееся военное предприятие «походом о невзятии Азова».

Уже тогда не в привычке Петра было опускать руки от первой же неудачи. В нем удваивалась и утраивалась энергия. Царь принял немедленные меры: все сухопутные войска поручил командующему генералиссимусу А. С. Шеину; флот, который нужно было еще построить, - адмиралу Лефорту. В ноябре был объявлен сбор дворянского ополчения, а в январе - призыв вступать в армию для участия во втором походе на Азов всех желающих, в том числе холопов, которые тут те получали свободу. Немалое число их воспользовалось царским указом.

В Воронеже и его окрестностях Петр устроил верфи. Выбор места не был случайным. На берегах Дона и Вороны уже издавна строили плоскодонные речные суда - струги. Вокруг Воронежа росли хорошие корабельные сосны. Петр зимой сам направился в Воронеж, несколько месяцев наблюдал за постройкой судов, сам не раз брал в руки топор. Сюда из окраинных городов согнали 26 тыс. плотников. Трудная работа, зимняя стужа, пожары и спешка мешали строительству. 29 января неожиданно умер старший брат Петра царь Иван, и он уехал на похороны, но тут же вернулся, хотя у него сильно разболелась нога. Усилия и мучения дали плоды - к началу апреля начали спускать на воду суда, а изготовили их немало: 23 галеры, 2 корабля, 4 брандера и 1300 стругов. Подходили к Воронежу войска - до 40 тыс. человек. 3 мая длинная вереница судов поплыла вниз по Дону-батюшке. На галере «Принцнпиум» находился капитан Петр Алексеев, сам ее и построивший. У Азова, помимо Петрова войска, должны были воевать казаки, донские и запорожские.

В конце мая русская армия пришла к своим прошлогодним шанцам (окопам), обновила их и начала бомбардировку Азова. 12 тыс. человек днем и ночью возводили земляной вал, с тем, чтобы сделать его выше крепостных стен. Осажденные попытались помешать осуществлению этого замысла, предложенного Гордоном, но их отбили. Город окружили со всех сторон. На реке действовала русская флотилия - сначала казаки на небольших судах уничтожили турецкие корабли, разгружавшиеся у стен крепости; потом русская эскадра вышла в море, где на рейде располагались тяжелые турецкие корабли с 4 тыс. пехоты, запасами продовольствия, снаряжением, и не позволила войти им в устье Дона, пройти к осажденной крепости.

Турецкий гарнизон, видя безнадежность своего положения, капитулировал. Его командование оговорило сохранение жизни своим солдатам и их семьям, выход из крепости вместе с личным оружием. Победителям достались 136 пушек.

Разрушенную крепость, в которую русские вошли 19 июня, Петр после пира и пышного салюта велел восстановить. Вскоре нашли удобную гавань для флота - в Таганроге.

Царь и его войско, оставив в Азове гарнизон, вышли из него в августе. Царь останавливался в имениях своих вельмож, посетил тульские металлургические заводы. С этого посещения и началось, как говорит предание, возвышение тульского мастера Демидова и его потомков, будущих уральских заводчиков, богатейших русских промышленников, баронов. Петр после разговора с ним велел выдать мастеру из казны 5 тыс. руб. для постройки оружейного завода. Демидов с лихвой оправдал надежды, возлагавшиеся на него царем, временем и потребностями быстро развивавшейся страны.

В конце сентября царь приехал в Коломенское, сюда же подошли войска-победители. Армия Петра вернулась в столицу, но не под колокольный звон, как было принято. Колонны торжественно шли через Москву, через Кремль весь день, растянувшись на многие километры. Проходили через специально сооруженную Триумфальную арку высотой до 10 м. Петр, одетый в черное немецкое платье, в шляпе с белым пером, удивляя москвичей, шел за богато разодетым Лефортом. Не таким привыкли видеть своего монарха русские люди до воцарения Петра. Они видели его ранее в образе торжественно застывшего полубога, молчаливого и таинственного. А теперь… царь, как простой солдат, шел пешком, неся на плече протазан *! Далее вышагивали солдаты, они волокли 16 турецких знамен, захваченных в Азове.

[* Протазан - копьё с плоским и длинным металлическим наконечником.]

Окончились торжества и пиры. Нужно было закреплять достигнутое - принимать меры для заселения и обживания Азова и Таганрога. Туда стали посылать простолюдинов с их семьями на постоянное житье, солдат для усиления гарнизонов. Для строительства Таганрога Дума, созванная царем 20 октября, решила послать 20 тыс. человек. Другое ее сколь важное, столь и краткое решение гласило: «Морским судам быть». Правда, казна была пуста, и на заседании Думы 4 ноября решили создать «кумпанства» - компании из владельцев земель и крестьян, т. е. светских и духовных феодалов, из богатых купцов. Всем им, сложась вместе, следовало обеспечить постройку за два года 52 военных кораблей, с помощью которых только и можно было закрепиться у моря.

До постройки большого и полноценного флота, до превращения России в морскую державу было еще далеко, но дело начали азовским взятием, а потом продолжали столь же бурными темпами. Решение было принято, и сразу же стали создавать «кумпанства», расписали в них богатых и знатных людей. Петр послал запросы в Венецию и иные места, и оттуда приехали корабельные мастера, соблазненные огромным жалованьем. В октябре 1896 г. по царскому указу в Италию, прежде всего в Венецию, в Англию и Голландию отправился 61 русский юноша, из которых более 20 из княжеских фамилий, для обучения навигации - искусству вождения кораблей «как в бою, так и в простом шествии».

К 1698 г. суда, предусмотренные приговорами Думы и царскими указами, вошли в строй. В Таганроге строили гавань. Царь думал о том, чтобы прорыть канал между Волгой и Доном, по рекам Иловле и Камышинке, по проект остался неосуществленным - захлестнули другие дела и планы, а их у царя оказалось очень много.

Все большее число людей включалось в выполнение идей, начинаний Петра и «птенцов гнезда Петрова», его помощников, единомышленников. Царственной волей тысячи простых людей, многие из знати трудились в разных местах обширной страны и за ее пределами. Но находились недовольные, и ими занимался не только «монстра» Ромодановский со своими Преображенскими заплечных дел мастерами и застенками. Самому царю пришлось столкнуться с такими ослушниками и заговорщиками (заговор Цыклера и др.).

Призраки стрелецкого мятежа, интриг Софьи и других недругов долго еще преследовали Петра, и этот человек, проницательный и незаурядный, так до конца жизни и не понял, что одно дело - властолюбивая сестра и другие честолюбцы и карьеристы, а совсем другое - рядовые стрельцы и прочие обиженные люди, не имевшие в их тяжелом, нередко невыносимом положении ничего общего со всеми Милославскими, Хованскими и прочими вельможами; ведь недовольство существующим порядком, ходом событий у тех и у других имело разные причины, стремления и требования. Петру все подобные соображения были попросту недоступны - все заслоняли личные обиды, ненависть к тем, кто в детстве перепугал его до смерти или мешал ему на пути к власти. Законы властвования, его обретения или борьбы за него, его защиты имеют свои, специфические формы проявления, зачастую малоприятные для окружающих, и это в полной мере ощущали русские люди, знатные и «подлые», и в начале правления Петра, которого историк М. Н. Покровский назвал самым жестоким из Романовых, и в последующие годы его царствования.