Из тьмы лесов…

Когда мы всем городом готовились отметить его трехсотлетний юбилей, как водится, нашлись витии, что в газетках, а больше изустно стали припоминать одно, якобы очень давнее предание.

Встретил-де государь-батюшка в лесах близ Финского залива некоего старца, и тот старец сказал ему о будущем новой столицы: «Ровно триста лет от основания простоит град твой!» (Говорят, эта же притча была в ходу перед двухсотлетием Санкт-Петербурга, но тогда старец почему-то вещал: «двести лет…» Оговорился, наверное.)

Газетки в связи с этим в который раз стали обсуждать гипотезу очередных потопов, землетрясений, метеоритов, космических пришельцев, эпидемий и т. д. Свою задачу — смутить и припугнуть народ в канун праздника пишущие и нашептывающие, строго говоря, не выполнили: даже и тени паники не создали, и что совсем уж для них обидно — настроения не испортили. Если кому и не в радость был праздник, то не по этой причине. А Питеру благополучно минуло триста один.

Тем, кто доживет до четырехсотлетнего юбилея Санкт-Петербурга, советую вспомнить притчу — она наверняка всплывет снова, и на этот раз финский старец скажет: «четыреста лет».

Ну, а если серьезно, то всякие пророчества, легенды, мистика сопровождают наш город во все время его существования. Потому что и впрямь он был создан как сказка и небыль, потому что стоил великих жертв и крови, потому что благословения и проклятия одинаково равно впитались в его болотистую землю.

Места здешние для русских людей святы. Неподалеку (по российским меркам) находится Старая Ладога, город, с которого, как свидетельствуют последние открытия ученых, и начиналось Русское государство. На берегах Невы, а затем Ладоги совершал свои великие подвиги князь Александр Невский. Здесь закладывались основы русского государственного самосознания — идея защиты Отечества, Всея Руси, а не отдельных княжеств и уделов.

Наверняка это понимал и государь Петр Алексеевич. Не случайно же он в первые годы строительства Санкт-Петербурга превращает монастырь Александра Невского в лавру и перевозит сюда из Переяславля-Залесского мощи Святого Князя, утверждая его небесное покровительство над новой столицей России.

Замысел строительства города, который соединил бы в себе черты самого по тем временам современного западного полиса и русской великодержавной столицы, наверняка созрел не в одночасье. И вместе с прагматическим расчетом: выстроить крепость в устье Невы, закрыть на замок северные рубежи России, создать форпост для войны со Швецией, — видимо, вынашивалась мысль и о большом культурном центре, в котором русская мысль и русская культура могли бы сделать столь же стремительный скачок, что и экономика. Москва не годилась для осуществления этой задачи — старые традиции, а главное замедленный ритм ее существования неизбежно воспрепятствовали бы такому развитию.

Историки (даже многие славянофилы!) отмечают, что занятый военными и экономическими преобразованиями, Петр I, тем не менее, активно осуществлял и преобразования в сфере культуры и науки.

Н. Н. Молчанов пишет: «Ни о чем так горячо, постоянно, настойчиво не мечтал Петр Великий, как о создании русской школы и русской науки»[31].

Путешествуя по западным странам, государь, наряду с ремеслами и политикой, в особенности интересовался европейской системой образования, накопившей к тому времени огромный созидательный опыт. Для учрежденной в Москве Навигацкой школы, первого светского учебного заведения России, Петр пригласил троих преподавателей-англичан. Но это было лишь начало. Государю вовсе не хотелось, чтобы русских людей учили иностранцы, и он стремился поскорее подготовить своих инженеров, медиков, офицеров, архитекторов.

Уже с конца XVII века в России постоянно выпускаются книги по истории, астрономии, навигации, литературе. По-прежнему направляются за границу молодые люди для обучения различным наукам. Петр все меньше внимания уделяет сословию — при выборе кандидатов для обучения на Западе, как и для назначения на должности, выполнения ответственных поручений, главными критериями являются способности и ум.

Центром образования и культуры предстояло стать Санкт-Петербургу.

Создавая его, государь создавал не просто столицу, не просто неприступную крепость, не просто форпост России на северных рубежах. Он хотел выстроить действительно прекрасный город, который восхищал бы самых взыскательных гостей.

Вначале это казалось немыслимым. Топкие берега Невы, непроходимые чащи, тучи комаров, волки, в первые годы строительства рыскавшие по главным «першпективам», лютые зимы, летняя сырость и буйные ветра Балтики.

Но Петр, поставив себе ясную цель, уже не понимал смысла слова «невозможно».

Современный историк, один из крупнейших исследователей петровской эпохи, профессор Ю. Беспятых в телевизионной передаче, посвященной Санкт-Петербургу, привел удивительный пример. Он напомнил, как создавались великолепные сады, в которых утопает наш город и которыми так восхищаются иностранцы. Любуясь ими, мы и сами не задумываемся, что, казалось бы, в наших широтах не должны расти липы, клены, а уж южному дереву каштану тут и вовсе делать нечего. Но ведь они у нас растут! Да еще и как. Каштаны весною сплошь покрыты высокими свечками своих соцветий, потом на них появляются зеленые «ежики» плодов, и они вызревают! А все дело в том, что триста лет назад по приказу Петра Великого в новый город привозили по весне взрослые деревья из более южных широт России. Привозили и высаживали.

«Из десяти тысяч, — говорит профессор Беспятых, — восемь тысяч погибали. Но две тысячи приживались и росли!»[32] А еще надо добавить, что выживали-то самые выносливые, самые стойкие, то есть лучшие представители породы. Значит их потомство — особенно здоровые и сильные деревья, и «второе поколение» этих лип и каштанов полностью акклиматизировалось, приспособилось в наших местах. Плод каштана далеко не укатится, они растут только в городе, но липок, кленов у нас сейчас полно и в окрестных лесах. Кто задумывается о том, что когда-то их севернее Псковской области не было и быть не могло?

И это стремление сделать северный город садом, чудом — не блажь, не нелепая прихоть монарха. Это то, что всегда так поражало и поражает в русских людях — неутолимая жажда совершенства, гармонии. И чем тяжелее жизнь, тем эта жажда в нас сильнее. А Петр был русским до мозга костей. И он совершил невозможное: за двадцать лет выстроил в совершенно непригодных для жизни и строительства условиях один из самых прекрасных на земле городов.

Да, Петербург дорого стоил. Но он был необходим России. Именно такой: крепость, дворец, райский сад, и вместе с тем — нерушимый символ российского абсолютизма.

Москва оказалась покинута, хотя и не заброшена. Но теперь, в отсутствие государя, в ней могли еще активнее развиваться и консолидироваться силы оппозиции. Хотя до поры до времени эта оппозиция ограничивалась одними разговорами. Окружив себя теперь уже проверенными, испытанными в первых боях и в долгом заграничном путешествии людьми, соратниками и друзьями, Петр Алексеевич стал достаточно силен — его уже невозможно было застать врасплох.

Загрузка...