Что греха таить — в жизни самых великих, самых знаменитых людей очень часто «слабым звеном» оказываются женщины.
Историки, коих мы здесь так часто поминаем, любят подчеркивать, насколько резвым был Петр Алексеевич по женской части. Читая их рассуждения, невольно задумываешься: что ж это? Такое традиционное ханжество, или историей начинают заниматься не раньше семидесяти лет?.. Уж простите за правду, но то, что написано о «любовных похождениях» Петра I, характеризует вообще-то обычного красивого мужчину, с нормальным физическим развитием. Так, как он вел себя в отношении женщин, ведут себя девяносто девять и девять десятых процента мужчин любого сословия, вероисповедания, любой эпохи. А если прибавить к этому неограниченные возможности, то есть власть монарха, то и реакция на измены, любовные затруднения у Петра была самая обычная. Только купец Калашников проломил сопернику ребра, а Петру драться прилюдно с обидчиком — значило выставить себя, государя, на посмешище. Пришлось посадить на кол. Но об этой (кстати, единственной подобной расправе Петра на любовной почве, не в пример другим монархам!) поговорим чуть позднее.
Более того, если сопоставить свидетельства современников, то получается, что государь был уж никак не Казанова. Конечно, он женщинам нравился. Конечно, в юности не избегал веселых похождений. Потом стало почти не до того… Да и натура у Петра была чувствительная — влюблялся он на удивление прочно, и это, судя по всему, не раз причиняло ему настоящую боль.
Первой женой самодержца стала уже упомянутая Евдокия Лопухина. Невесту подобрала сыну Наталья Кирилловна, и он, как обычно, с нею не спорил. Хотя, скорее всего, жениться не хотел. В 1689 году, когда состоялось венчание, Петру было шестнадцать лет, а Евдокии — девятнадцать. Для людей взрослых разница лет незначительная, но для фактически еще подростка Петра невеста должна была казаться «старой». Да и мысли юного царя на тот момент были заняты совсем не этим.
Все без исключения историки отмечают, что и в церкви, и позднее, во время свадебного пира, Петр был «лицом хмур». Значило ли это, что Евдокия с самого начала была ему так уж немила? Сказать трудно. Очень возможно, что причиной его раздражения была просто длинная помпезная свадебная церемония — Петр их не выносил.
Однако жил он с «Дунюшкой» несколько первых лет вполне мирно, хотя, скорее всего, был не без греха. Евдокия родила ему троих сыновей: Алексея, Александра и Павла, но двое последних умерли в младенчестве.
Историки, все без исключения, настаивают на том, что Петр не любил жену. При этом славянофилы вовсю расписывают, какая она была благочестивая, воспитанная по Домострою, во всех отношениях «правильная» женушка, и каков царь был негодяй. А западники изо всех сил рисуют царицу «глупой бабой», недалекой, ограниченной, вздорной, яростной противницей реформ и т. д.
Если же рассматривать факты без эмоций, объективно, то получается, пожалуй, не то и не другое.
Во-первых, судя по всему, в первые годы, а возможно, и позднее, Петр по-своему был привязан к жене, наверное, даже любил ее. По сохранившимся портретным изображениям видно, что Евдокия была лицом хороша, а домашнее воспитание (она была из боярского, но не знатного рода и воспитывалась в строгости) сделало ее домовитой и, вероятно, достаточно мягкой. Однако характер у нее был совсем не слабый — Дунюшка умела и спорить с супругом (чего никогда, ни в коем случае женщине делать нельзя — или ее брак можно считать не состоявшимся!), и распекать его за пристрастие к веселым пирам в Немецкой слободе (еще одна тактическая ошибка, но это уж грех всех без исключения женщин, как любвеобилие — грех почти всех мужчин).
Взаимопонимания между ними, конечно же, не было. Но называть царицу Евдокию противницей реформ смешно. Как можно быть противником того, чего не понимаешь и не можешь понять? И уж конечно, Петр не искал в жене сподвижницу в делах. Она могла бы, как добрый друг, быть его тылом, нежной, преданной, понимающей без слов, просто любящей, просто верящей во все, что он делает, без доказательств. И тогда, может быть, их брак вообще не распался бы: именно такие (увы, очень немногие) женские образы история сохранила как образец великого женского подвижничества и служения — такие жены всегда надежная опора самым великим мужьям. Но именно великим такие попадаются редко, хотя им-то они более всего и нужны.
Очевидно, реакционное московское боярство, с самого начала воспротивившееся петровским преобразованиям, пыталось использовать Евдокию для влияния на царя. Но влияния на него она почти не имела, а ее неуклюжие попытки спорить о вещах, в которых она ничего не смыслила, повторяя чужие внушения, могли только раздражать мужа.
Вместе они прожили целых девять лет, правда, с оговоркой: Петр часто уезжал. Но в 1698 году наступил кризис. Задолго перед тем к Петру пришла, судя по всему, первая сильная влюбленность. «Удружил» верный соратник — Франц Лефорт. Именно он познакомил Петра в Немецкой слободе с купеческой дочерью, писаной красавицей Анной Моне.
Сильным эмоциям Петр отдавался всей душою, и его любовь к Анне во многом стала роковой, нажив ему немало врагов. Ведь влюбился-то не просто в красивую девушку: в иноземку, во-первых, «неровню», во-вторых. (Позднее эта история зеркально повторяется с Екатериной, но тогда царь был уже гораздо более независим, да и нравы при дворе успели несколько измениться, хотя и тогда шуму было немало.)
Если бы Евдокия молча снесла отчуждение мужа, все могло опять же кончиться спокойно.
Но она не пожелала мириться с соперницей — пошла на открытую борьбу и, разумеется, ее проиграла.
В то время развестись было невозможно. Оставалось отправить жену в монастырь, и Петр пошел на это. Сначала пробовал уговорить Евдокию постричься. Она наотрез отказалась. Тем более, что государь, крутой и невоздержанный с подданными, с непослушной женой всегда был мягок — ни разу в жизни он не поднял на нее руку, хотя рукоприкладство в семейной жизни вовсе никем не осуждалось.
В конце концов Евдокию отправили в суздальский Покровский монастырь. Почти год она наотрез отказывалась постригаться, «подставив» местного архимандрита: тот боялся хотя и опальной, но все же царицы, и не совершал обряда, покуда не потерял своего места и не попал в опалу. Его преемник совершил постриг уже без всяких церемоний. В монашестве Евдокия получила имя Елены, однако соблюдать монастырский устав не хотела и вела жизнь вполне мирскую. К ней приезжали гости и родственники, навещал ее сын, царевич Алексей, и очень возможно, что последующая трагедия между отцом и сыном произошла во многом под влиянием разгневанной на отца матери…
Петру обо всем этом доносили, но он оставался неизменно снисходителен к удаленной от престола жене, возможно, сознавая свою вину перед нею, возможно, продолжая по-своему ее любить… В пользу последнего говорит трагическое событие, которым завершилось пребывание инокини Елены в Суздали. Она страстно влюбилась в посещавшего ее (!) майора Глебова, и он ответил ей взаимностью. Роман продолжался недолго. Узнав об этом, Петр пришел в ярость и приказал любовника бывшей супруги посадить на кол, обвиненных в сводничестве священника и ключаря казнить, двух приставленных к Елене монахинь наказать кнутом, хотя они, возможно, и не сводничали, просто «недоглядели»… Расправа фактически не коснулась лишь самой Евдокии — ее перевели в Ладогу, но даже пальцем не тронули.
В одном из последних фильмов на тему конфликта Петра с сыном Алексеем есть сцена допроса и даже пытки сообщничавшей с Алексеем Евдокии. Но это — абсолютный вымысел. Даже самые ярые историки-славянофилы не сумели найти никаких фактов, которые бы говорили о применении к ней физического насилия. Чем это объяснить? Вряд ли кто ответит.
О том, что Евдокия участвовала в интригах царевича Алексея против Петра, говорят многие факты. Однако едва ли у нее была возможность поддерживать связь с оппозицией после высылки из Суздали. Да и наблюдение за нею было усилено. Она не могла быть «соучастницей» заговора, в конце концов приведшего к гибели Петра, если в самом деле он умер не своей смертью.
Первый серьезный роман государя, роман с Анной Моне завершился печально. Они познакомились в Немецкой слободе в 1692 году. И этой связи царь почти не скрывал, хотя первое время и не афишировал, не желая ссоры с женой. Немка была очень хороша, весела, и это располагало к ней Петра. Кроме того, страсть подогревалась препятствием: даже отправив в монастырь Евдокию, государь не мог жениться на купеческой дочери.
Петр умел любить верно и преданно, но Анну, скорее всего, привлекало в нем лишь его высокое положение. Во всяком случае, она изменяла ему, должно быть, с самого начала, и только очень любя, можно было об этом не догадаться…
«Визави» Анны Моне был польский посланник Кенигсеку. Однажды, изрядно напившись, он ухитрился свалиться в ручей и захлебнуться. При нем было довольно много бумаг, а так как он был дипломатом, то всю эту почту, не просматривая, принесли Петру: мало ли, какие государственные тайны могли оказаться в этих документах?.. Государственных тайн в письмах не было. Зато были любовные письма Анны Моне.
Предательство Аннушки потрясло Петра. Он сперва не поверил, хотя все было очевидно. Последовало бурное объяснение, в конце которого царь неожиданно разрыдался. Потом дал волю гневу. Рукоприкладства опять же не было, но в тюрьму Аннушку отправили тотчас. Тут же вмешался прусский посланник Кейзерлинг. Возможно, Анна оказывала знаки внимания и ему?.. Так или иначе, он попросил разрешения жениться на неверной фаворитке царя. Однако разгневанный Петр ему отказал, да еще и спустил с лестницы в присутствии князя Меншикова. Кейзерлинг тоже пришел в бешенство, но что он мог сделать монарху, да еще в России? Чтобы утешить свою гордость, дипломат вызвал на дуэль Меншикова. Тут уже вмешался Петр. Он совсем не хотел подвергать друга опасности и замял скандал.
Однако Кейзерлинг был влюблен в Анну по-настоящему… Он повторял свою просьбу снова и снова. В опалу Аннушка угодила в 1706 году, а в 1711 году пруссак наконец получил разрешение на брак с нею. (Интересно было бы знать, хранила ли она верность мужу, хотя бы в знак благодарности, но об этом история умалчивает — Анна и Кейзерлинг тонут в тумане, едва удаляются от яркой фигуры Петра.)
Серьезным дипломатическим скандалом между Россией и Пруссией история с Анной Моне и рукоприкладством в отношении дипломата не обернулась. И нет оснований думать, что кто-либо из ее участников мог быть замешан в интригах, направленных против русского царя.
Последней любовью Петра, любовью сильной и серьезной, стала Екатерина. Из поколения в поколение она — излюбленная мишень историков, причем даже прозападного толка. Называют ее и авантюристкой, и развратницей, и интриганкой… Между тем история ее знакомства с Петром скорее трагическая. И, в отличие от Анны Моне, уж она-то вовсе не виновата в том, что Петр не жил с давно покинутой им Евдокией…
Марта Скавронская, простая лифляндская крестьянка, попала в плен к русским после сражения под Мариенбургом. Молодая и красивая, она приглянулась генералу Боуру, но ее тут же у него отобрал граф Шереметьев. Вскоре Марта понравилась Меншикову, хотя очень возможно, что он «конфисковал» ее у графа вовсе не для себя. Иные историки полагают, что умный князь уже тогда понимал неизбежность разрыва Петра с Анной Моне и приискивал ей замену.
Так или иначе, она вскоре становится близка царю, настолько близка, что он отвергает прочие связи, возникшие после разрыва с Аннушкой. Марта была очень умна, научилась разбираться в царевых делах и с пониманием его слушать. Ничего для себя не требовала, зато умела унять государевы вспышки гнева и даже смягчала его припадки, лишь проведя рукой по голове. Она рожала ему детей, сопровождала в походах, вынося трудности, от которых, бывало, ломались и мужчины.
Он полюбил ее всей душою и любил до конца.
Они обвенчались в 1712 году, в небольшой деревянной церкви на берегу Невы. Это была церковь святого преподобного Исаакия Далматского, одного из небесных покровителей государя, потому что день памяти святого 31 мая (по старому стилю) совпадает с днем рождения Петра. Стояла церковка примерно там, где сейчас Медный всадник, немного севернее нынешнего Исаакиевского собора.
Приняв православие, Марта стала Екатериной Алексеевной. Она научилась хорошо говорить по-русски, умела читать и писать, хотя иные историки до сих пор это отрицают. Сохранились ее письма к Петру и к тому же князю Меншикову, написанные по-русски.
В 1723 году Петр короновал Екатерину и объявил императрицей.
Очень много в исторических заметках говорится о неожиданном и странном романе Екатерины. (Если только он был!) О романе с… камергером Виллимом Монсом, родным братом той самой Анны Моне.
Очень возможно, все это вымыслы. По крайней мере, никаких явных доказательств измены не существует. Бесспорно, многие при дворе ненавидели Екатерину, желали ее ссоры с царем. Ненавидели иные и Петра, и удар мог быть нанесен с целью ранить именно его — все знали, с какой великой силой он любит «сердешного друга Катеринушку», как свято верит ей.
Однажды, когда Петр уехал по делам из Петербурга, его в дороге догнало подметное письмо. Расчет был жестокий и точный. Если верить свидетельствам спутников государя, у него начался нервный припадок. Он вернулся с дороги, и… Нет, нет, никаких крамольных сцен. Царь застал жену вполне одетой, однако же, в обществе Монса, с которым Екатерина вела беседу. Учитывая, что Моне по своей должности заведовал вотчинным хозяйством императрицы, в этой беседе, даже и в позднее время, вообще-то не было ничего необычного.
Но тот, кто устроил это «разоблачение», видимо, хорошо знал Петра. Нервный срыв, который тот пережил, помешал ему рассудить здраво. Он не стал слушать объяснений жены, прогнал на ее половину, а Монса приказал арестовать и судить «за взятки». Позорить ни себя, ни Екатерину царь не стал.
Виллим Моне был обезглавлен, и вечером государь поехал в карете вместе с женою мимо эшафота, чтобы показать ей насаженную на шест голову и всмотреться в ее лицо. Виновная или безвинная, Екатерина не дрогнула.
Трудно сказать, удалось ли ей объясниться с Петром по-настоящему, смогли ли они примириться.
Казнь Виллима Монса состоялась 16 ноября 1724 года. Петр простудился и заболел два месяца спустя, а 28 января умер. Было ли пережитое им страшное потрясение одной из причин смерти? Очень возможно. И если не было причины более весомой, о которой нам еще предстоит говорить, то убийцей государя можно считать и автора подметного письма.
Но могла ли желать его гибели Екатерина? Да, она, благодаря всесильному Меншикову, сделалась императрицей, самодержицей всея Руси. Правда, царствовала недолго — два года. Если меж ними после роковой истории с Монсом не наступило настоящего примирения (а многие историки на этом настаивают), то умная женщина могла предвидеть дальнейшее охлаждение мужа, свою возможную опалу… Если бы это было так, то именно у нее были все возможности «ускорить события».
Но против этого говорят следующие соображения: Екатерина не могла быть до конца уверена в поддержке Меншикова, который действовал уж конечно не в ее, а прежде всего в своих интересах, и без его помощи ей бы не видать престола, она это отлично понимала. И второе: она слишком хорошо знала Петра и знала, КАК он ее любит. Скорее Катеринушка могла надеяться на свое обаяние, ум, на умение успокоить супруга, нежели впутываться в такую опасную авантюру, как убийство государя.
И еще, хотя это уже не относится к фактам. Мне думается, что многое о Петре и Екатерине — лишь домыслы, к тому же домыслы, созданные людьми предубежденными. Да, «Золушка» попала в царские палаты, пройдя через грубые руки офицеров, чьим трофеем она была. Но ее вины в этом нет. Она любила Петра, и не было в его жизни женщины, которая сумела бы лучше понять его и дать ему больше тепла и счастья.
Какое право мы имеем в чем-то ее подозревать?