Петр Великий. Убийство императора

Против всея Европы

Говоря о Петре Великом, приходится постоянно переходить от войны к миру и вновь возвращаться от описаний мирной жизни на поля суровой брани.

Такова была жизнь государя: он существовал, как сказали бы теперь, сразу в нескольких измерениях — он строил грандиозные планы, практически тотчас осуществлял их, в то же время вел войну, учился, занимался подготовкой мирных и военных кадров для будущей России.

Сложно представить, как хватало на это времени и сил. Еще сложнее вообразить, как хватало мыслей, каким образом удавалось упорядочить их, когда думать приходилось фактически обо всем одновременно.

Начиная Северную войну, государь не сомневался, что она продлится долго.

Европа, напротив, думала и, вероятно, надеялась, что война будет быстрой и будет проиграна Россией. Первые победы Карла XII уверили Запад именно в этом, а дальнейшие успехи Петра многим казались временными.

Тем более что к 1705 году стало ясно — Россия будет продолжать борьбу со Швецией в одиночку…

Былые союзники — Дания, Голландия, Польша и Саксония давно прекратили поддержку России. И причина не в том, что они боялись Карла и его «непобедимой» армии, успешно воевавшей в Европе. Главное — Запад начинает по-настоящему бояться России. Да, шведский король, с его непомерно раздутыми амбициями и явной военной агрессивностью, внушал опасения многим западным политикам, но они понимали: каков бы ни был, он СВОЙ — ему всегда можно уступить, с ним можно договориться, в конце концов, можно ему и сдаться — а что в том страшного: сегодня он взял, допустим, Данию и присоединил ее к своим владениям, завтра победит правившая там династия и назовет уже Швецию частью Дании. Это, разумеется, гипотетические рассуждения. Суть в том, что Европа, еще разделенная массой противоречий, еще воюющая внутри себя, все же была в XVIII веке уже объединена общими понятиями, принципами, общим отношением к окружающим ее «варварским» народам, к которым они причисляли и русских. И, совершенно очевидно — враждебностью в отношении православия — веры, диктовавшей народам России, Греции, Балкан совершенно отличное от других европейцев поведение, сформировавшей у них другой менталитет. Но Греция и маленькие балканские государства, в основном находившиеся под пятой у Турции, на тот момент не вызывали у Запада никаких опасений.

Можно смело утверждать, что исламская Турция внушала Европе меньшую неприязнь, чем православная Россия. Это видно из всего опыта межгосударственной дипломатии XVIII века и из откровенно предательского в отношении России поведения всех ее западных союзников.

К тому же ведущие европейские страны, в основном господствующие морские державы, такие, как Швеция и Англия, уже начинали ощущать себя элитой европейского континента, лидирующими в условном союзе странами, и делиться мощью, славой, сферами влияния не собирались ни с кем.

Последним сдал свои позиции очень лукавый, но довольно долговременный союзник — Август II Саксонский, он же одно время — король Польши, он же по его уверениям — преданный друг России и Петра, постоянно, в течение всей войны ведший за его спиною переговоры со Швецией и в конце концов сдавшийся ей полностью.

По выражению Н. Н. Молчанова в Европе «…мечтали только о том, чтобы Швеция, получив свободу рук, обратила все свои силы против России»[41].

С 1706 года Россия ведет войну против Швеции одна.

И именно тогда начинает выигрывать.

Вершиной войны, ее окончательным переломным моментом, ее кульминацией становится Полтавская битва. Наверное, нет надобности лишний раз повторять многократно описанные, показанные в фильмах и на живописных полотнах, легендарные события этой блистательной операции, тщательно подготовленной и гениально осуществленной Петром Великим.

Уже упоминалось, что находятся люди, занимающиеся историей, которым и эта победа Петра представляется незначимой, бездарной (восклицательный знак после этого слова мы уже ставили), а для судьбы России бесполезной. До чего же надо не любить свое Отечество, чтобы до такого договориться! Прежде всего, эти занимающиеся историей господа ставят Петру в упрек то, что он не принял боя со шведами сразу, а сумел как следует вымотать армию Карла, что расшатало дисциплину шведских рядов. Позвольте! Да ведь это же тактика всех великих полководцев, начиная с Александра Македонского. И это — четкая грамматика войны. Что ты за полководец, если не стремишься выиграть бой с минимальными потерями и с максимальным успехом, а для этого можно и нужно применять как раз такие маневры, какие предпринял Петр, какие предпринимали многие «классики войны» до него и после него.

Долгое время уклоняясь от генерального сражения, русские не просто утомили врага и выиграли время. Петр был на своей земле и мог выбирать место, подходящее для решающей схватки, мог присматриваться к армии противника, мог навязать ей свои условия, что, в конечном счете, и произошло.

«Карл привел за собой в Россию армию в 35 тысяч человек, и, кроме того, вскоре к нему должны были присоединиться войска генерала Левенгаупта численностью в 16 тысяч человек. Петр имел больше войск. Но у Карла была опытная, закаленная, прославленная победами армия. Петр же оказался вынужденным разделить свои войска по трем возможным направлениям движения шведов. Поэтому сразу после вторжения силы были равны. Более того, если бы Петр проявил нетерпение, не выдержал томительной неизвестности и ввязался в сражение, то победа Карла была бы вероятной. Это Петр понимал, он отдавал себе отчет в том, что на карту поставлено все. Для него война означала решение вопроса о жизни и смерти России»[42].

Полтава обнаружила и всю несостоятельность «военного гения» Карла XII. Он, в своих мечтах овладеть просторами России и ее богатствами, даже не вынес уроков из своих поражений на Балтике. Ему казалось, что остается лишь немного «дожать» Россию, и ненавистный Петр будет у его ног. Легендарная фраза Карла, которая звучит даже в советском фильме «Петр I»: «Поднимите меня! Я хочу видеть, как побежит царь Петр!» — фраза подлинная. Даже оказавшись на грани поражения (а что Полтава — ловушка, мастерски расставленная Петром, многие военные уже поняли), даже увидев, что союзники его подставляют, что лукавый гетман Мазепа, этот четырежды изменник, то и дело бегавший с одной стороны на другую, привел на помощь шведам не двадцать тысяч обещанных казаков, а всего две тысячи, — даже тогда тщеславный шведский венценосец не сообразил, что его карта фактически уже бита. Он пошел в бой с полной уверенностью, что одержит победу.

Но ему нужна была победа более всего для личной славы. Личные амбиции были, увы, побудительной силой, двигавшей многими европейскими монархами.

Петр шел в бой не ради своего возвышения. Полтава стала одним из первых сражений, в котором возродился и утвердился некогда вдохновлявший воинов Александра Невского и Дмитрия Донского русский православный патриотизм.

«Воины! — сказал им перед сражением государь. — Вот пришел час, который решит судьбу Отечества. Итак, не должны вы помышлять, что сражаетесь за Петра, но за государство, ПЕТРУ ПОРУЧЕННОЕ (выделено мною. — И. И.), за род свой, за Отечество… Не должна вас также смущать слава неприятеля, будто бы непобедимого, которой ложь вы сами своими победами над ним неоднократно доказали. Имейте в сражении пред очами вашими правду… А о Петре ведайте, что ему жизнь его не дорога, только бы жила Россия в блаженстве и в славе для благосостояния вашего».

Более точного, убедительного, искреннего призыва идти в бой найти невозможно.

Бесславное поражение Швеции под Полтавой, конечно, не было концом войны. Но после этой победы можно было заключить мир, вернее добиться мира. С тем, чтобы потом снова продолжать войну.

Но Петру было нужно не это. Ему нужна была победа полная. И не только военная, но и нравственная. Чтобы Европа, с такой надеждой ожидавшая триумфа шведского короля, наконец поняла: Россия теперь не просит мира, она его завоевывает.

После победы под Полтавой был и момент, когда Россия едва не потеряла утраченные позиции. И произошло это из-за ошибки самого Петра. Но вряд ли кто станет слишком укорять государя за эту ошибку, по крайней мере, те, кто продолжают сочувствовать православным народам на Балканах и в наши дни.

К русскому царю неоднократно обращались государи балканских государств, которые изнывали под турецким игом. Они просили помощи, обещая, что в свою очередь помогут военной силой и продовольствием, лишь бы русские помогли выбить турок с Балкан.

Пресловутое тридцатилетнее перемирие к этому моменту союзники турок крымские татары нарушали уже не раз, совершая более или менее крупные набеги на южные области России, основные силы которой были отвлечены на север. Значит, можно было пойти и на военный конфликт. Другое дело, чем это обернулось.

Хотя Россия никак не была готова к этой новой южной войне (ее войска были в основном сосредоточены в Прибалтике и занимали многие взятые у шведов крепости), и, несмотря на категорическое несогласие некоторых сподвижников государя, Петр предпринимает опасный для России в этот момент поход к Дунаю, надеясь выйти на его берега раньше турецкой армии. Сделать этого не удалось, но Петр не повернул армию назад, хотя собранный им военный совет большинством голосов советовал это сделать. Возможно, и на Петра в какой-то мере подействовала слава: после Полтавы так хотелось верить, что отныне русские непобедимы!

«Возбудив надежды христианского народонаселения, обмануть эти надежды, остановившись на Днестре, было очень тяжело для Петра», — пишет С. М. Соловьев.

Обещанной помощи со стороны населения не последовало: жители Молдавии, Валахии и других областей, по которым двигались русские войска, смертельно боялись турок, чья жестокость была поистине легендарной. Сам поход оказался сложным: жара, недостаток воды и продовольствия, несвоевременный подход и отставание обозов, — все это привело к тому, что, в конечном счете, летом 1711 года русские войска попали в окружение на берегу реки Прут. Стотридцатипятитысячная турецкая армия обступила армию Петра, которая насчитывала всего тридцать восемь тысяч человек.

Но это было уже не стрелецкое войско, это была совершенно другая армия. И когда турки предприняли атаку, воины Петра встретили их и отбили нападение! Итог: потери русских — четыре тысячи восемьсот человек, потери турок — восемь тысяч девятьсот…

На другой день прославленные янычары султана отказались идти в бой. Кому же охота на штыки? А сдаваться эти проклятые русские не собираются…

Но положение войска, не получившего обещанной поддержки населения, почти лишенного продовольствия и даже воды, было отчаянным. Поэтому пришлось вновь идти на переговоры, при этом Петр понимал, что условия, которые будут выдвинуты турками, могут оказаться очень тяжелыми.

Более того, узнав об этом просчете русского царя, зашевелилась и возрадовалась Европа.

Карл XII, нашедший убежище в Бендерах, стал надеяться, что турки, ведя переговоры, потребуют от России уступок и ее северных завоеваний.

Но этого не произошло. Турки, как оказалось, не до конца поняли тяжесть положения русской армии. Петровский дипломат, знаменитый Шафиров, тот самый, что был переводчиком Великого посольства, едва турки попытались заговорить с ним ультимативным тоном, сделал вид, что готов прервать переговоры: «Если так, то мы готовы вновь сражаться!» — преспокойно заявил он. И эта твердость, как обычно, сработала!

Прутский мирный договор оказался достаточно легким. Правда Россия временно потеряла свои южные крепости Азов и Таганрог, но при этом сохраняла право никому не платить дани. А уж о Швеции и ее короле везир турецкого султана даже и не заикнулся! У султана хватало своих проблем, и он отлично понимал, что если попробует слишком «прижать» Петра, тот, уладив свои дела на севере, вернется и рассчитается сполна. Все уже поняли, что этот царь, как никто, умеет учиться на своих ошибках.

Русская армия ушла с Прута под барабанный бой, со всеми своими пушками, развернув знамена. Это заставило Карла XII спешно приехать к Пруту и устроить настоящую истерику везиру Мехмету-паше, командовавшему турецкой армией. Король даже потребовал дать ему отборные турецкие части, чтобы догнать и разгромить русских, но Мехмет-паша спокойно ответил: «Христианин не может командовать правоверными!»

Это было крушением последней надежды проигравшего короля.

Северная война, которая продолжалась после этого еще почти десять лет, тем не менее, вступила в завершающую стадию.

Остальные ее этапы вели к постепенному, но неизбежному утверждению русских позиций.