Лежаев распустил узел галстука, расстегнул ремень, с облегчением выдохнул.
— Тащи пива, — сказал он Максиму.
— На сегодня все? — спросил тот, не двигаясь с места. Но Лежаев уже не слышал: развалившись в кресле, переключал кнопки на пульте. «Говорили, есть спутниковая антенна» — сердито пробормотал он. Максим вздохнул, пошел в другую комнату, достал из мини-бара пива, немножко поразмышлял, вынул с верхней полки початую бутылку водки, глотнул из нее и, повеселев, пошел обратно.
— Странно работаете, — раздраженно сказал ему Лежаев, отбрасывая в сторону пульт. — Чего хоть наснимал-то?
— Да все, что было, то и наснимал. Семь кассет уже!
— А корреспондентка где?
— А зачем ей с нами мотаться? Да не волнуйтесь вы, все хорошо получится.
— Это ты должен волноваться, не я.
«Ишь ты, дона Корлеоне из себя корчит, — подумал Максим. — И эта тоже хороша, хоть бы для приличия пару раз появилась. Знает же, что он в душе чиновник. Ему надо, чтобы все прогибались, иначе он хиреет».
В принципе, такие съемки не требовали присутствия Елены. Но правила есть правила. Независимость Елены многих раздражала.
Например, отправляют ее на какое-нибудь заседание в какую-нибудь префектуру, а она глаза выпучит и спрашивает: «А что мне там делать? Ты, Максим, поснимай президиум и несколько лиц в зале, да привези мне их повестку дня, она у входа на тумбочке лежит. Мы с тобой такой сюжетик сварганим, Митя пальчики оближет!» И варганила. Но Митя потом месяц оправдывался перед пресс-службой, что на заседании был один оператор, да и тот через пять минут слинял. И ведь не мог он в оправдание сказать то, что думала Елена и думал он сам, директор телекомпании: «Все ваши обсуждения и решения абсолютно предсказуемы. Вообще-то, и оператору на таких заседаниях присутствовать не обязательно». Именно так. Елена однажды на спор сделала сюжет, даже не посылая Максима на съемку. По телефону узнала повестку дня, прикинула, кто из чиновников будет, нашла в архиве пару похожих сюжетов да смонтировала так, чтобы не было слишком заметной одежды — одни невнятного цвета костюмы. Так еще по-гусарски схулиганила: растянула сюжет на две минуты и внесла в него проблемную нотку. «Молодец!» — сказал Митя. На следующий день он только глазами захлопал, выслушав жалобы пресс-секретаря. «Как это никого не было?! — возмутился он. — Ты с дуба упал? Ты сюжет видел? И вообще, по содержанию претензии есть?» Пресс-секретарь тоже потом ничего понять не мог.
Но не всегда такое гусарство позволительно. В конце концов, Лежаев хозяин. Разве трудно проявить уважение? Вот он Максима за пивом посылает — ну и что? Трудно, что ли, сбегать? Зато когда Максиму помощь нужна была — по расселению из хрущевки в нужный район и на нужный метраж — Лежаев помог, не моргнув глазом. Нет, он мужик справедливый.
— Александр Сергеевич! — В прихожую люкса просунулась голова охранника. — У нас есть некоторые проблемы. Только вы не волнуйтесь!
Лежаев сразу стал багроветь и схватился за сердце.
— Что-то дома? — прохрипел он.
— Нет, здесь… — охранник замялся.
На Лежаева уже было страшно смотреть.
— Ну, говори же, сволочь!
— Номер ограбили.
— Какой номер? Чей?
— Здесь в гостинице. Двадцать седьмой. Администратор звонил. Этот номер за вами закреплен.
— Где Медынский?! — завопил Лежаев. — Чей это номер?
Из самой дальней комнаты вылетел испуганный Медынский.
— Это второй этаж? — спросил он, что-то дожевывая. — Двадцать седьмой? Это Корнеевой номер. С телевидения.
— Вот бляха-муха, — удивленно произнес охранник. — Что там воровать-то? Там даже телевизора нет. Может, провокация?
Медынский махнул рукой, завистливо косясь на пиво.
— Ерунда! — сказал он. — Гостиница крутая, деньги искали, наверное.
— Администратор говорит, все разворочено, как в первую мировую, — возразил охранник.
— Пойдем посмотрим. — Лежаев поднялся с кресла, на ходу застегивая ремень.
— Администратор говорит, пока милиция не приедет, нельзя.
— Леша, — ласково сказал Лежаев. — Я не понял, ты на кого работаешь, на меня или на администратора? У нее есть мобильный? — обернулся он к Максиму. Тот кивнул. — Вызови. Может, сука, хоть сейчас появится на работе?
В номере уже находились три милиционера. Они возились среди разбросанных вещей, негромко переговариваясь между собой. У одного непрерывно трещала рация. У окна стоял расстроенный администратор. Увидев Лежаева, он засуетился, бросился к нему навстречу.
— Ничего не понимаю! — воскликнул он, заламывая руки. — Ну, первый раз такое! У нас же охрана, на каждом этаже консьерж!
— Ну и что говорит этот ваш консьерж? — насмешливо спросил его один из милиционеров. — Почем сегодня было пиво в забегаловке напротив?
Взгляд администратора стал совсем затравленным. Но Лежаев к человеческим слабостям был вполне терпим.
— Всякое бывает, — сказал он. — А вот охрана на входе, действительно, стоит постоянно. И пропуск у всех спрашивает. Это не иностранный отель. Наш, советский. Сюда не проскользнешь.
— И у вас пропуск спрашивает? — снова усмехнулся милиционер.
Лежаев опять начал багроветь.
— У меня не спрашивает. Меня знают.
Милиционер развел руками.
— Слушай, друг! — рассвирепел Лежаев. — А как твои коллеги в странах запада работают, ты мне объясни? Без всякой охраны у каждого подъезда, без всякой этой регистрации людей находят, когда надо! Как?! А знаешь, как? Жопу поднимают и работают!
— Ну, за тысячу долларов в месяц и я бы жопу поднял, — неожиданно миролюбиво ответил милиционер.
— Это номер журналистки, — сказал тот, что с рацией. — Разворочено так, словно искали что-то определенное. У меня ощущение, что искали не деньги, а бумаги.
— Бумаги?
— Ну, или документы. Где она? Хотелось бы с ней поговорить.
Лежаев, бешено выпучив глаза, обернулся к Максиму.
— Уже выехала! — торопливо сказал тот.
— Она ведь на вас работает, — продолжил милиционер. — Может, было что-то… — Он замялся. — Связанное с вашим приездом? Вы ведь депутат… Не копали против губернатора или, скажем, еще против кого?
— Я по приглашению фонда помощи детям-сиротам приехал.
— Это понятно. Но, может, там какие-то финансовые нарушения обнаружили? У нас город, конечно, большой, но все равно не такой, как Москва. Приезжие контролеры все на виду… И меры иногда принимаются… Так скажем, неадекватные.
Лежаев угрюмо помотал головой. Он напряженно соображал: кому нужна заезжая журналистка из никому не известной частной телекомпании, приехавшая снимать своего босса на берегу водохранилища?
— Может, Орлов что-то себе навоображал? — осторожно предположил Медынский. Орлов был владельцем местного шинного завода. Когда-то они с Лежаевым за этот завод дрались, потом мирно договорились, но неприязнь в отношениях осталась.
— Он что, дурак — Орлов? — спросил Лежаев.
Медынский пожал плечами. Орлова он, действительно, считал дураком.
Вдруг страшное подозрение буквально пронзило Лежаева. «А может, она сама тут что-то копала?! Может, подрабатывает в каком-нибудь «Московском комсомольце», вот и решила халтурку взять? Потому и не показывается — ездит по каким-нибудь местным правозащитникам, интервью берет! Урою суку! Так меня подставить накануне выборов! Ведь скажут: значит, есть что-то! Значит, не в фонд детей-сирот Лежаев приехал и вся его благотворительность — это прикрытие. Волк он в овечьей шкуре! На Новосибирск зубы точит!»
В этот момент в дверях номера появилась Елена.
— Господи! Что это? Это так было или вы добавили? — обратилась она к милиционерам.
— Корнеева? — спросил один из них.
— Да.
— Вы где сейчас были?
— У меня подруга в Новосибирске живет. Я у нее последние три ночи ночевала.
— Что за подруга?
— Нина Сергеевна Покровская, улица Орджоникидзе восемь, квартира пятнадцать, — четко и насмешливо произнесла Елена.
— Вы сюда приехали, здесь и жить должны! — сказал Лежаев.
— Я отпрашивалась, Александр Сергеевич, — мирно сообщила она. — Прямо так и сказала: если есть какие-нибудь сложности, я останусь. Мне здесь даже удобнее. Просто подруга обижается… Ваша помощница Кира сказала, что это не проблема.
— Ну давайте смотреть, что пропало, — предложил милиционер.
— Да что здесь пропасть могло? — удивилась Елена. — Я и то удивляюсь, сколько вещей разбросано! Такое ощущение, что мне, наоборот, кучу барахла принесли!
При этих словах Лежаев затаил дыхание. «А что, — подумал он. — Это тоже вариант! Сейчас найдут что-нибудь вроде наркотиков. Господи, пронеси!»
— Не могли мой номер с мусоркой спутать? — весело спросила Елена, наклоняясь над выпотрошенной сумкой.
— Может, шутить перестанем и делом займемся? — кисло сказал один из милиционеров.
— Есть, начальник!
Елена прошлась по комнате, собирая вещи. Заглянула в тумбочки, открыла косметичку, пожала плечами.
— Все на месте, — сказала она.
«Точно под меня провокация!» — тоскливо подумал Лежаев.
— Как-то показательно все разбросано, — Елена стала аккуратно складывать кофту. — Вот в документах рылись точно. Они совсем не так лежат. Кредитную карточку тоже переворачивали. Но не взяли. Что еще? Мобильный у меня с собой… Слушайте, а не могли номер перепутать? Когда документы нашли, поняли, что ошиблись, и смылись?
— Похоже на то.
— Ой, слушайте! — Она вдруг поднесла руки ко рту. — У меня есть одна дорогая вещь — ноутбук последней модели. Я на нем печатаю. Он был со мной у подруги, в сумке лежал, но, может, его кто-то здесь видел? Может, это его искали? Его удобно красть — маленький, а дорогой.
— Что ты печатаешь-то? — не выдержал Лежаев. — Ты на рабочем месте вообще не появляешься!
Елена спокойно посмотрела на него и сказала:
— И это мы с вашей Кирой обсудили. Вот если фильм не понравится, тогда ругайте. А печатаю я книгу… — И вдруг она побледнела так, что все в номере затаили дыхание.
— Что? — не выдержал администратор.
Елена молча стала заново перебирать вещи, выбрасывая из сумки то, что сложила пять минут назад.
— Это уже совсем бред… — наконец тихо сказала она. Потом снова прошлась по тумбочкам, подняла матрац, заглянула в шкаф, под кровать, отодвинула штору, зашла в ванную и опрокинула мусорное ведро.
— Ну вот, — наконец она остановилась напротив милиционеров. — У меня украли рукопись!
— Я так и знал! — завопил Лежаев. — Ну я так и знал! Против кого здесь копала? На кого еще работаешь?!
Елена недоуменно посмотрела на него, потом, видимо, догадалась.
— Это книга, Александр Сергеевич, — мягко сказала она. — Фикшн, что называется. Художественная литература. Полный вымысел! Никакого отношения к журналистике.
— Что же это получается? — сказал милиционер с рацией. — Украли рукопись? Прямо Гарри Поттер!
«Начитанный!» — подумал Максим.
— Нет, гражданка Корнеева, издательский бизнес у нас пока не так развит, — продолжил милиционер. — Рукописи не воруют.
— Я тоже так думаю. — Елена вдруг успокоилась. — Смысла никакого. И вреда мне никакого: все в ноутбуке сохранено. Рукопись — это так, старомодная любовь к бумаге. Я думаю, ее где-нибудь поблизости выбросили… Может, Александр Сергеевич, правда, под вас копали? — повернулась она к Лежаеву. — Думали, мы с тайными целями приехали, и у меня какие-то материалы уже собраны? Взяли почитать, на ходу разобрались и выкинули.
— Кассеты не пропали? — встревожился Медынский.
«Представляю, — подумала Елена. — Включают они кассету, надеясь увидеть компромат, а там этот боров на берегу водохранилища. Как упоительны в России вечера!» Она успокоилась окончательно.
— Ну что? Расписывайтесь, — предложил милиционер.
Номер опустел. Елена опять стала разбирать вещи. Было неприятно осознавать, что их трогали чужие руки, но гостиничный номер — не квартира. В нем и так роются все, кому не лень: горничная, сантехник, охрана Лежаева (Елена почему-то была уверена в этом). «Вот жлобина! — подумала она. — Знает ведь, что это из-за него в наших номерах копаются, а строит из себя…»
В номер постучались.
Она осторожно подошла к двери и посмотрела в глазок. За дверью стоял водитель, которого она нанимала для поездки в Корчаковку.
Она открыла дверь и отошла в сторону, пропуская его в номер. Но водитель остался в дверях. Елену поразила его бледность.
— Вы знаете, — зашептал он, не поздоровавшись. — Вы мне понравились, и я решил… Решил сказать вам. Вас ищут. Это очень, очень неприятные люди.
Сердце Елены ухнуло куда-то вниз, в коленки.
— Что значит «ищут»? — так же шепотом спросила она.
— Ко мне вчера приехала милиция… Милиционеры… Они были не в форме, но сказали, что милиция. А сами похожи на бандитов. Ей-богу, такие рожи! Они знали, что вы меня нанимали, спросили, кто вы, где проживаете, как вас найти. Я не мог не сказать… Такие рожи… Они меня пугали! А у меня дети! Хотя, что я о вас знаю?! Только то, что вы из Москвы, журналистка, живете в «Интуристе». Я не мог не сказать, поймите!
— Да успокойтесь! Мне нечего скрывать! Это какое-то недоразумение!.. Слушайте, а помните бабку в деревне? Она там меня неправильно поняла, думала, я престарелых ищу, чтобы дома их захватить. Может, запомнила номер машины, пожаловалась в милицию, и они решили проверить на всякий случай?
— Если бы в милиции так работали! — сказал водитель. — Вы что? Думаете, они на каждую сумасшедшую старуху реагируют?
— Ну, мало ли… — Она помолчала немного. — Может, у них похожие дела были? В деревне все такие напуганные… Вот и решили взять в разработку.
— Они к вам приезжали? Допрашивали?
— Не допрашивали, — ответила она и вдруг поняла, что нужно добавить: «Но приезжали».
Водитель покачал головой.
— Не знаю, что вы натворили… Но вы журналистка, а у нас быстро расправляются, если что… Втянут вас во что не надо. Будьте осторожны. Я серьезно!
Елена закрыла за ним дверь. Ноги у нее дрожали.
«Предположим, это дела Лежаева, — сказала она себе. — Но тогда при чем здесь водитель? Они и так должны знать, кто я и где живу. Значит, копались в моем номере в связи с другим делом? Предположим тогда, что это нажаловалась старуха, и по какой-то причине они заинтересовались моим визитом. Причина должна быть чрезвычайно веская, ведь я не сказала и не спросила абсолютно ничего! Утопили ли в деревне человека в девяносто втором году? Нет, не утопили. А если и утопили, то что?.. Ладно, пусть я похожа на мошенницу, убивающую стариков из-за их домов. Тогда за мной должны следить, так? Ой, да ладно! — тут же возразила она самой себе. — В фильмах — может быть, в книгах — может, а в жизни?.. Пусть даже новосибирская милиция работает лучше московской, пусть. Но почему они не побеседовали со мной? Боялись спугнуть? Ха! Тогда зачем же курочить номер?»
И она оглядела стопку вещей, которые еще полчаса назад были разбросаны по всему номеру — вместе с простынями, косметикой, журналами, рекламными проспектами и казенными одеялами.