Пингвины над Ямайкой

17. Колдовская песенка про дельфинов.

Дата/Время: 27-28.04.24 года Хартии.

Восточный Тимор. Неподалеку от Дили.

=======================================

Флер похлопала по спине Оскэ, прилипшего к окуляру телескопа-рефлектора.

– Ежик, прикинь, ты тут не один.

– Ой, – сказал он, выполз из кресла, и потянул из кармана сигареты.

Она моментально заняла освободившееся место, и…

– Классно! Каналы! Как в позапрошлом веке! Романтика!

– Цветопередача хорошая, ага? – спросил он, – А кто-то говорил, что любительский телескоп с жидким зеркалом вообще невозможно сделать.

– В телескопы с большим увеличением, видны не каналы, а цепочки пятен, – сказал Джеспэ, главный активист молодежного «телескопного» проекта на Тиморе.

– Мы в курсе, бро, – ответила Флер, не отрываясь от окуляра, – Но так прикольнее!

Ирэн, изящная тетум-португалка из той же группы активистов, тихо вздохнула:

– Жалко, что на самом деле это иллюзия. Если бы на самом деле они были…

– На самом деле они тоже есть, – перебил Эсао (тот самый повар-механик, по некой причине приглашенный на парижский католический фестиваль).

– Но ведь они сухие, – возразила девушка, – Они просто каньоны в пустыне…

Даом Вад, которого больше интересовала техника, чем сам космос, подошел к Оскэ, курящему в стороне (чтобы дым не полз перед объективом).

– Ты можешь объяснить, как получается зеркало из жидкости?

– Простая физика. Если раскрутить жидкость, то получится параболическая воронка.

– Да, но она будет параллельно земле, а здесь она наклонная.

– А-а, – сказал Оскэ, – Так Джеспэ с этого и начал. Это ферромагнитный коллоид, в магнитном поле. Постоянный компонент поля удерживает поверхность коллоида под углом, а переменный компонент вращает. Вопрос только в регулировке, но для этого существует компьютер. По ходу, тут простой алгоритм фокусировки.

– Интересно… – кхмер кивнул, – А прицел можно сделать на таком принципе?

– Можно, но какой смысл? Без баллистического компа, по-любому, дальше мили не стрельнешь. А для компа достаточно микро-камеры.

– Да, – согласился Даом Вад, – А если так делать армейские дальномеры? Это будет дешевле и проще, чем обычная высококачественная оптика. Я верно понимаю?

Оскэ выпустил в темное небо струйку дыма.

– Наверное, да. Но не знаю, получится ли удержать коллоид вертикально…

– Мальчишки, какого хрена вы опять про войну!? – возмущенно перебила его Флер, уступившая место у окуляра Кхеу Саону.

– Дальномер может быть полезен и для гражданских целей, – возразил Даом Вад.

– Отмазался, – констатировала она, вытаскивая у Оскэ из кармана сигареты.

– Товарищи, а вы с нами поужинаете? – поинтересовался Хуго, парень, похожий на чистокровного туземца-тетум. Его младшая сестра, Стэли, судя по доносящимся обрывкам разговора, как раз обсуждала с Эсао возможные варианты меню.

Флер хлопнула Хуго по плечу.

– Я тебе скажу по секрету, бро: те канаки, которые отказывались жрать на халяву, вымерли задолго до ariki-roa Мауна Оро, так что исторически они не известны.

– Мауна Оро? – переспросил Байио, парнишка, похожий на португальца, – Кто это?

– Он жил где-то три с хвостиком тысячи лет назад, – небрежно пояснила Флер, – он объединил Гавайику в первый раз. А второй раз Гавайику объединили уже после Алюминиевой революции, и назвали Меганезией.

– А если хочешь узнать больше, – добавил Оскэ, – то спроси у Кайемао Хаамеа. Его далекий предок был компаньоном Мауна Оро. Такие дела.

– Спросить у мэра Атауро? – удивилась Одит, девушка с фигурой легкоатлетки, чуть детским лицом и голубыми глазами, означающими долю голландской крови, – Но он, наверное, очень занятый человек и к нему просто так не пускают.

Оскэ непонимающе наморщил лоб.

– Ты что, гло? Мэр Кайемао правильный канак. Он никогда не будет занят работой больше, чем нужно. И с удовольствием расскажет про своего предка. Тем более, что Этеемао Хаамеа, спутник Мауна Оро, был, как говорят, выдающийся дядька.

– Короче, захочешь с ним встретиться, звякни нам, – заключила Флер, – Мы будем на Тиморе еще пять дней. Если что, съездим вместе с тобой и познакомим, раз ты такая стеснительная. Нас это не напряжет. Даже прикольно.

…

У Эсао Дарэ было свойство, редко встречающееся среди хороших поваров. Он умел готовить не только вкусно, но и быстро. Быстро сварить вкусный суп из флореллы, моллюсков, кукурузы и специй в обычном котле, подвешенном над костром – это не просто талант, это кулинарная гениальность.

– Знаешь что, бро, – сказал Оскэ, деловито нагребая в общую с Флер миску вторую порцию этого варева, – Если в Париже к тебе будут приставать на счет преподавания поварского gun-fu, требуй штуку баксов за первый разговор. А потом звони нам. Мы объясним, как правильно делать этот бизнес.

– Во Франции ему потребуется лицензия, – заметила Флер.

– А кто говорит, что он должен преподавать во Франции? Пусть студенты едут сюда. Настоящие индийские мастера, например, преподают только у себя на родине.

– Логично, – Флер кивнула, – Эсао, ты главное, ничего там не подписывай, иначе юро напарят тебя в два счета. Европейские адвокаты такое же жулье, как американские.

– Вообще-то, – осторожно заметил молодой тиморец, – я поеду в Париж не по поводу кухни, а по поводу космоса. Я так понял это приглашение.

– Все верно, – согласился Оскэ, – но одно другому не мешает.

– Товарищ Оскэ, а что ты думаешь на счет Марса, – вмешался Джеспэ.

Меганезиец задумчиво покрутил в руках ложку.

– Вообще-то я инженер-электрик, но если кому-то интересно мое мнение по поводу Марса, то, главная неприятность – это давление. Шесть тысячных атмосферы. Аут! Температура кипения воды при таких условиях немногим выше нуля Цельсия. Вода выкипает отовсюду. Из организма – тоже. И человеку нельзя вылезать на Марс без скафандра. Будь там одна десятая атмосферы, вода бы закипала при 50 Цельсия, и достаточно было бы намордника. В смысле, кислородной маски. А так…

– Но можно жить под куполом, – встряла Стэли.

– Под куполом можно жить и на каком-нибудь астероиде, – ответила ей Флер, – если приходится строить герметичный купол, то, что толку в этой атмосфере?

– А в южном полушарии Марса есть впадина Эллада. Там давление почти двенадцать тысячных земного, – блеснул эрудицией Хуго.

– На Марсе есть вода и немного кислорода, – добавила Ирэн, – и гравитация там почти сорок процентов земной. Разве этого мало?

– На экваторе днем бывает тепло, плюс 30 по Цельсию, – внесла свой сантим Одит.

– … А атмосферу можно сделать, – заключил Байио.

Флер улыбнулась и достала мобайл из наплечного браслета.

– Начинаем считать… Ежик, сколько мы хотим давление?

– Не будем жадничать, – ответил он, – Я сказал одна десятая, пусть так и будет.

– Одна десятая атмосферы, – Повторила она, – Так… Где моя сетевая шпаргалка…? Сейчас-сейчас… Ага! Нам надо полтораста триллионов тонн воздуха.

– Совсем немного, – констатировал Оскэ, – Нам достаточно уронить на Марс две – три крупные кометы, размером примерно как большая комета Хейла-Боппа, они успешно испарятся, и золотой ключик наш. Правда, вопрос еще с удержанием атмосферы.

– А это как рассчитать? – спросила Флер.

– Есть критерий Джинса, – ответил он, – Я его не помню, но можно посмотреть в сети. Подставляешь температуру и первую космическую скорость на планете – получаешь ответ: убежит ли атмосфера в космос за счет тепловой скорости молекул.

– Сейчас-сейчас… Ага… Есть такой… Считаем… Не убежит. Можно идти на рынок.

– Рынок сегодня уже закрылся, – проинформировал Кхеу Саон, – откроется в 6 утра.

– А что надо купить? – спросила Одит.

Оскэ посмотрел на нее с некоторым демонстративно-веселым удивлением.

– Я же сказал: две – три кометы с ядром миль сорок в диаметре, или чуть больше.

– Э-э… М-м… – сконфуженно протянула девушка.

– Ты хочешь сказать, – предположил он, – что у вас на рынке этим овощем не торгуют? Надо же! И в Меганезии не торгуют. И в Австралии, и в Калифорнии та же проблема.

– Ежик, ты не следишь за рынком,– возразила Флер, и протянула ему свой мобайл, – я нашла эту info случайно, при поиске по ключевым словам «критерий Джинса».

************

Rokki-TV. Доктор Фредерик Макграт, канадец, эксперт проекта «Ballista» выступил в отеле «Aquarato Cave» на атолле Никаупара (о-ва Саут-Кук) с головокружительными заявлениями и прогнозами о развитии космической экспансии в ближайшие годы.

Он сказал, что о полном успехе «Баллисты» можно будет говорить только 5 мая, когда выяснятся результаты соударения основной массы Тлалока с Венерой. Тем не менее, лично док Фрэдди уже уверен в успехе «поскольку космическая механика – это штука однозначная». Экипаж «Диогеновой бочки», работающий около Венеры, он назвал «ребятами, глядя на которых, понимаешь: человечество может дотянуться до звезд».

После этой реплики, естественно, посыпались вопросы об экспедиции к Немезиде и колонизации Ктулху. В ответ, док Фрэдди рассказал о сверхскоростном беспилотном аппарате «L-Sailer», отправленном к Немезиде 8 марта. Этот миниатюрный робот не обладает собственным маршевым движком, зато у него есть сверхтонкое зеркало, с помощью которого он использует импульс от гигаваттного лазера, находящегося на околоземной орбите. «Похоже на игрушечный парусник для детских бассейнов. Ему специально дуют в парус, создавая попутный ветер», – пояснил док Фрэдди.

Скорость у игрушечного лазерного парусника получается далеко не игрушечная. Он разогнался до 13.000 километров в секунду (в тысячу раз больше, чем космические корабли обычного типа, в сто раз больше, чем самые перспективные из современных космических аппаратов, и всего в 23 раза меньше скорости света). «L-Sailer» в конце августа пройдет мимо Немезиды и передаст видеоряд на околоземный спутник. Как пояснил док Фрэдди, об этом проекте ранее не сообщалось из-за крайне серьезных сомнений в его успехе. Сейчас, по его словам, сомнения почти исчезли.

Конечно, это сообщение дока Фрэдди только усилило настойчивость собеседников в отношении пилотируемого полета к Немезиде. Поняв, что от него не отвяжутся, док Фрэдди основательно хлебнул кокосового пива (видимо, для храбрости), и изложил соображения, сформулированные группой «Ballista» за период антарктического тура (напомним – эта группа ученых провела на базе Муспелл более двух месяцев).

Соображение первое: Миссия на Ктулху беспрецедентна для астронавтики. Нужна генеральная репетиция: пилотируемая миссия на аналогичный, но не столь далекий объект. Такой объект существует: это – Титан, спутник Сатурна. По размерам Титан несколько меньше Ктулху, и гораздо холоднее (минус 180 Цельсия против плюс 5 на Ктулху), но также имеет плотную атмосферу (в полтора раза плотнее, чем на Земле), состоящую из азота с примесью метана. Титан – единственная (кроме Земли) планета Солнечной системы, имеющая атмосферное давление, комфортное для человека. «На Титане не нужен скафандр. Достаточно термокостюма и акваланга», как пояснил док Фрэдди. Не только Титан похож на Ктулху, но и Сатурн – на Немезиду. Хотя Сатурн значительно меньше Немезиды, и потому не становится горячим, он, все же, газовый гигант и, в каком-то смысле, центральная микро-звезда для своих спутников. Система Сатурна, и особенно Титан, хорошо исследована в начале XXI века. Как пояснил док Фрэдди: «В любом случае, человечеству когда-то надо будет заняться природными ресурсами планет-гигантов». Расстояние до Сатурна – девять А.Е. (меньше полутора миллиардов километров). Корабль типа «Caravella» может достичь Сатурна за двести дней. «Вполне реалистичный проект», по словам дока Фрэдди.

Соображение второе: итак – 9 А.Е. до Сатурна и более тысячи А.Е. до Немезиды. Напрашивается еще хотя бы один промежуточный шаг. Таким шагом может стать колонизация одного из планетоидов в Поясе Койпера, за орбитой Нептуна. Сейчас их известно несколько сотен (первым в 1930 году открыт Плутон). Эти объекты радиусом тысяча километров и меньше, отстоят от Солнца (и от Земли) на 40 – 60 А.Е. Вроде бы, бесполезные замороженные камни, но… Вот что говорит док Фрэдди: «Именно холод делает дальние планетоиды перспективными объектами. При температурах, всего на двадцать градусов выше абсолютного нуля, критерий Джинса позволяет планетоидам удерживать атмосферу из переохлажденного азота. Естественная атмосфера там едва заметна, однако ее можно уплотнить до 30 процентов земного давления гораздо более простыми методами, чем те, которые предлагаются, например, для Марса». Далее, док Фрэдди объяснил, чем хороши замороженные планетоиды: «На Земле мы вынуждены тратить огромные средства для получения сверхнизких температур, необходимых для целого ряда технологий, а на Плутоне, или Ксене, эти температуры даны бесплатно». Разумеется, дышать этой атмосферой будет невозможно, но, как говорит док Фрэдди «Обогрев жилого пространства – не проблема, это я знаю по антарктическому опыту. Обеспечение дыхания тоже не проблема: подводные отели на малой глубине даже не считаются экзотикой. Главное – устранить космический вакуум, чтобы не испытывать страх, что даже слабый тектонический толчок вызовет трещину в куполе».

Соображение третье: космическая экспансия это совершенно новые по уровню и по характеру задачи бизнеса. Док Фрэдди транслирует со своего мобайла на экран в зале картинку большой орбитальной станции Hivaete, имеющей примерно четверть гектара внутренней полезной площади, включая бассейн на тысячу кубометров воды. «Когда орбитальные поселки такого типа начнут тиражироваться, – сказал док Фрэдди, – мы неминуемо перейдем к их снабжению водой не из земных ресурсов, а из ресурсов кометного льда, который в изобилии есть в поясе астероидов и поясе Койпера». Док Фрэдди обрисовал поиск ледяных глыб с подходящими орбитам, и изменение их орбит роботами с ионными движками. По его мнению, это не выходит за рамки имеющихся технологий, и через полвека будет восприниматься как не более экзотический, чем морская перевозка миллиона тонн рудного концентрата из Африки в Китай. По его мнению: «лет через двадцать, на электронном рынке, будут продавать с доставкой небольшие космические объекты, содержащие воду, металл или что-либо еще». Как пример космического бизнеса, док Фрэдди привел надувные орбитальные зеркала (известные как «Labyslo»), рынок которых начал активно развиваться в этом году.

Соображение четвертое: Проблемы не в космосе, а на Земле. Док Фрэдди говорит: «Почему человечество, сделав рывок в космос в середине прошлого века, вдруг резко затормозило? Казалось бы, парадокс: тогда космические технологии были безумно дорогими – а люди добрались до Луны. Сейчас это в сотни раз дешевле, но лунная программа только в этом десятилетии едва выползла на уровень 1970-го, а о дальних горизонтах всерьез заговорили лишь только что. Ответ лежит на поверхности». Док Фрэдди и его коллеги полагают, что проблема сидит в политэкономии. Космическая экспансия означает неизбежную смену глобального экономического (а, значит, и политического) устройства общества на Земле. Как только правящие элиты стран – лидеров это поняли, они уперлись всеми четырьмя копытами, чтобы не позволить «астроинженерной квашне вылезти из бродильни» (как выразился док Фрэдди). Он пояснил, что постиндустриальное технико-экономическое развитие (в отличие от индустриального, образца XIX века) не может регулироваться путем заклинаний о демократических ценностях. Док Фрэдди уточнил, «Я за демократию, но не следует называть этим словом паразитирование принципиально бездельничающей массы на деятельном меньшинстве, под управлением псевдо-демократических чиновников».

Разговор свернул на политику, поскольку поводом для фестиваля в «Aquarato Cave» исходно было политическое событие: победа в войне за независимость Замбези. Оба совладельца отеля и несколько завсегдатаев сражались на этой войне в мобильной интербригаде, и вернулись из Африки в Меганезию накануне вечером. Дока Фрэдди немедленно спросили про его политэкономическую платформу, и вот что он сказал:

«До индустриальной эры, трое производственных рабочих могли обеспечить себя с семьями, и еще одного человека, не занятого непосредственно в производстве. Потом соотношение стало меняться. К финалу индустриальной эпохи, один работающий на производстве уже мог обеспечить свою семью и еще девять, занятых чем то другим. Постиндустриальное развитие привело к тому, что непосредственно в производстве (теперь уже включая инженерию, промышленный менеджмент и прикладную науку) нужен один человек из ста. Это очень здорово! Остальные могут заниматься массой интересных и полезных дел: фундаментальная наука, медицина, бытовой сервис и развитие сферы развлечений. Но псевдо-демократическая система толкает людей в сторону агрессивного паразитирования, которое психологически обосновывается морализаторством. На одного занятого в производстве и девять, занятых в других конструктивных сферах, возникает девяносто моралистов, которые мешают жить и работать. Таким способом псевдо-демократическая система пытается защититься от сверхпроизводительности постиндустриального труда. Точнее, от сопутствующих эффектов сверхпроизводительности не-конвейерного машинного производства».

На этой фазе дока Фрэдди прервали требованиями объяснений и примеров из жизни. После некоторого размышления (и глотка пива) он пояснил: «На конвейере каждый работающий – это живая гайка. В не-конвейерном производстве каждый – это некая индивидуальность. Рабочий, инженер, программист, уборщица. Мальчишка-китаец, привозит на своем фургоне коробки с едой на базу Форбишер. Он кричит от самой стоянки: «Эй! Хватит делать ракеты! Пора кушать! Иначе в мозгах совсем не будет витаминов!». Его зовут Чак Фан и на каждом новом космическом аппарате, который взлетает с площадки Эверетт-Маунт – печать его индивидуальности. И мнение этого мальчишки для меня значит больше, чем мнение кучки бездельников в комитете по средствам массовой информации. Это постиндастриал. Это система, которая грозит размыть фундамент пирамиды моральных авторитетов и лишить бюрократическую верхушку главных рычагов контроля. Я отвык от пирамиды за два месяца работы в Муспелле, и был поражен, узнав о реакции т.н. «общественного мнения». С 15 по 20

апреля самым обсуждаемым вопросом было соответствие эксперимента «Баллиста» описанию пришествия Антихриста и конца света в Апокалипсисе. А после 20 апреля, когда публику с трудом убедили, что конца света не будет, самой обсуждаемой темой стало отсутствие одежды на астронавтах, а в некоторых случаях – и на сотрудниках наземной группы в Муспелле. Замечательный, правдивый, веселый, занимательный, научно-популярный и документальный фильм «Астроинженерная одиссея», снятый Жанной и Дейдрой, обсуждался круглыми столами в прямом эфире на ведущих TV-каналах, на предмет наличия в нем признаков порнографии. Самому эксперименту досталось раз в двадцать меньше эфирного времени. Вообще-то меня тут спросили о политэкономической платформе. Так вот: если политика строится на апокалипсисе и системе табу вокруг голой задницы, то об экономике и говорить нечего. У социума с подобной политикой одна дорога: в землю, а оттуда – на полку в музей археологии».

Хлебнув еще пальмового пива, док Фрэдди ответил на вопрос о своих планах. Как выяснилось, на днях он вместе с Жанной Ронеро-Хаамеа, в компании двух молодых людей, неизвестных широкой публике, отправляется в юго-восточный Туамоту – на атоллы Муруроа и Фангатауфа, где будет центр подготовки марсианского проекта «Caravella». О перспективах этого проекта он сказал: «У меня не вызывает особых сомнений техническая сторона. Гораздо сложнее дело обстоит с экипажем. Вряд ли Европейское космическое агентство наберет в экипаж коммунистов с Элаусестере, а никаких других людей, способных психологически выдержать подобную миссию, я просто не знаю. Впрочем – возможно я драматизирую. Практика покажет…»

************

…

Джеспэ восхищенно хлопнул ладонью по колену.

– Здорово! Прогрессивные американские ученые тоже за коммунизм!

– За коммунизм, который уже построен, – поправил Оскэ, отхлебывая чай.

– Конечно! – молодой тиморец кивнул, – Когда-нибудь его построят везде!

– Может, и построят. Но это проще сказать, чем сделать.

– Ты не веришь, что коммунизм победит? – удивился Байио.

– Кого победит? – поинтересовалась Флер, отбирая у Оскэ кружку.

– Ну… Буржуазию.

– Прикинь, бро, – вздохнула она, – Мы с моим faakane типичная буржуазия. Ты твердо уверен, что нас надо побеждать?

– Вы – буржуазия? – недоверчиво переспросил Эсао Дарэ.

– Шутят, – фыркнула Стэли, – Как про бездомных коммунистов с картинками на пузе.

– Кроме шуток, – ответила она, – про бездомных с картинками могу показать фото, а буржуазия я потому, что у меня доля в папиной и маминой ферме, а это…

– Ну-ну, заливай больше, – перебил Хуго, – твой папа, товарищ Микеле, воевал тут за социализм, у него медаль за оборону Оекуси, а твоя мама солдат-интернационалист. Думаешь, мы телевизор не смотрим?

– Если ты буржуазия, то кого ты эксплуатируешь? – вмешалась Одит.

– Меня, – сказал Оскэ, – Мой чай присвоила, а это я его налил. А я почти пролетарий.

– Вот именно, что почти, – Флер хихикнула, – Ты частный предприниматель, буржуй.

– Уточняю: я индивидуальный труженик, фрилансер, попутчик пролетариата.

– А твой контрактный процент в мадагаскарской фабрике? Ты капиталист, в натуре!

– Это форма расчета за трудовое участие, как в кооперативе, – возразил он.

– Если вы – буржуазия, то я – крокодил, – подвела черту Ирэн.

Оскэ, выбрав момент, отнял у Флер кружку и, сделав глоток, поинтересовался.

– На счет крокодилов. Тут ночью реально опасно купаться, или вранье?

– Тут вообще-то бывают морские крокодилы, – ответил Джеспэ, – Но меньше, чем в Австралии. Там их охраняют, а у нас почти всех пустили на шкуры. Одного живого я видел в прошлом году, только не здесь, а на востоке, у пролива, где остров Жако.

– Безопасность надо соблюдать, – строго сказал Даом Вад, поднимаясь на ноги.

Прежде, чем кто-либо понял, что сейчас произойдет, молодой кхмерский линейный командир вытащил из кармана рубашки предмет, похожий на крупное темно-серое куриное яйцо, нажал на нем что-то, и длинным красивым взмахом забросил его на полсотни метров в море. Через пять секунд глухо бабахнуло, и под водой сверкнула зеленоватая вспышка, осветив широкий и невысокий горб искрящейся пены.

– Y una polla, – проворчала Флер, – хоть бы предупредил…

– Теперь точно безопасно, – ответил кхмер, – можно купаться, если хочется.

– Кстати, рыба, – лаконично отреагировал Оскэ.

– Рыба! – с энтузиазмом откликнулся хор голосов (все моментально сообразили, что крокодилов, видимо, не было, но рыба была точно, и особи, оказавшаяся в радиусе действия взрывной волны от гранаты, наверняка сейчас всплывут кверху брюхом).

Вспыхнули несколько карманных фонариков, а те, у кого их не было, расхватали из костра горящие ветки в качестве факелов. Между делом оказалось, что количество молодежи на этой вечеринке (с учетом подошедших) уже десятка полтора.

По местным обычаям, мужчины чаще лезут в воду голыми, а женщины, как правило, остаются в какой-нибудь одежде. Но это, в общем, не догма. Тем более, в последние полтора месяца в этой части острова постоянно крутилась сотня – другая волонтеров – папуасов и канаков, не признававших таких условностей (что, разумеется, влияло на манеры местной молодежи). А сейчас, к тому же, было темно, и еще Флер, мгновенно выскочив из своего комбинезона-фартука «ere-style» (снимаемого в одно движение), показала пример… Полчаса плеска, и радостного визга (при обнаружении чего-нибудь крупного). Потом – куча рыбы, золотисто мерцающей в отблесках костра.

Тут, в голову Стэли пришла свежая мысль, которой она немедленно поделилась

– Флер, а ты точно не шутила про элаусестерские рисунки на пузе?

– Какие шутки! Я их сама рисовала… На Ежике. А Ежик – на мне. Рисовать самому на себе, это сложнее. И вообще, рисовать друг на друге – меня больше прикалывает.

– А углем рисовать можно?

– Хэх… – Флер протянула руку и взяла остывший уголек, – …Можно попробовать. Ну, подставляй пузо, сейчас что-нибудь такое изобразим…

– Нет, давай сначала на тебе!

– ОК, – согласилась Флер и повернулась к Оскэ, – Ежик, у тебя креатив есть?

– Прет из ушей, – лаконично ответил он, забирая у нее уголек, – Ты поверни мольберт левым боком к костру, чтоб свет… Рисуем птичку киви… Типа, так, схематично.

– И цветочки вокруг сисек, – потребовала она, – Что-нибудь, вроде ромашек.

– Будут тебе ромашки… Стой спокойно, не вибрируй пузом…

– Щекотно!

– Извини, инструмент такой… Кстати, если по-элаусестерски, то после рыбалки надо сплясать «oua-oua-ori». В древности это считалась, как бы, магия, а сейчас просто для хорошего настроения. Улучшает кровообращение, поднимает тонус, и все такое.

– А как его пляшут? – поинтересовался Байио.

– Очень просто, – ответил Оскэ, продолжая рисовать, – Все становятся кольцом, лучше всего мальчик-девочка, мальчик-девочка, чтобы веселее. А потом изображают волну, которая катится по кругу. Когда все входят в ритм, то выталкивают в середину oua. В смысле – дельфинов, пары две – три… Hei! Atira!

Он отложил уголек и поднял вверх большой палец. Флер крутанулась на одной ноге, демонстрируя бодиарт зрителям, и сообщила.

– В круге, для ритма, поют специальную дельфинью песенку, – она звонко хлопнула в ладоши, – песенка простая, про то, как весело дельфины ныряют и ловят в море рыбу.

Te mau ouа ia!

I rotu i e miti.

E hopu oa-oa!

E ohi atu roi.

… Так… Место, вроде, есть… Ну, что, поехали?

…Te mau ouа ia!

Древняя бытовая магия утафоа – штука простая, но очень действенная. Она, и правда, улучшает кровообращение, поднимает тонус, и все такое… «Все такое» не замедлило начаться. После танца, когда дошло дело до приготовления рыбы (которым, конечно, руководил Эсао Дарэ) число людей у костра вдруг резко сократилось, а из темноты, послышались характерные звуки, указывающие на то, что с тонусом все прекрасно. В какой-то момент, Оскэ и Флер (уже справившиеся с задачей) приняли вахту у Эсао и Стэли – тех неудержимо потянуло в сторону зеленых насаждений. Кхмеры тоже, без особого шума, растворялись в темноте, и возвращались – сначала Кхеу Саон с Ирэн, следом за ними – Даом Вад с Одит… Вот такая получилась дельфинья песенка.

…