Пингвины над Ямайкой

23. В Океании вещи не всегда то, чем кажутся.

Дата/Время: 01.05.24 года Хартии.

Меганезия. Юго-Восточный Туамоту

Муруроа и Фангатауфа.

=======================================

Хаген бросил взгляд вперед, мысленно нарисовав линию курса, и мягко заметил.

– Прекрасная Ундина, не знаю, интересно ли тебе это в данный момент жизни, но мы отклонились к югу примерно на пол-румба. Это, конечно, мелочь при такой малой дистанции, но просто мне кажется, что это не очень правильный стиль.

Люси вздохнула, оторвала взгляд от экрана, и чуть заметно коснулась руля.

– Хаг ты иногда начинаешь говорить, как мой папа.

– Ну, наверное, так… – согласился он, – …Если твой папа каждый вечер звонит мне, и читает нотации, как надо следить, чтобы ты правильно питалась, и вовремя ложилась спать, и не сидела на сквозняке, и ходила online в школу, и…

– Мой папа просто беспокоится, – перебила она, – он считает, что я еще маленькая. А между прочим, в Дили на открытии колледжа сейчас будут выступать Флер и Ежик. Поэтому я слежу, чтобы не пропустить начало, хотя я записываю все, но по-любому, смотреть в записи, это уже не то, что online. Драйв и вообще. А пол-румба ерунда, ты только что сам сказал. Я права? Ну, скажи, права?

– Просто я мог бы заняться управлением, – пояснил Хаген.

– Ничего себе! – возмутилась Люси, – Ты мне обещал, что рулить буду я…!

– Стоп-стоп! Я просто сказал, что мог бы.

Она протянула руку и коротко, как кошка лапкой, погладила его по плечу.

– Хаг, ты милый, ты любимый, извини, что я на тебя наехала. Ты не дуешься?

– Нет, я прикуриваю сигару местного сорта, а она не горит. Или сырая, или какой-то огнестойкий табак-мутант… Нет, все-таки загорелась… Уф… И крепкая, joder!…

По воздуху поплыли тонкие полупрозрачные ленты душистого дыма. Пятиметровая надувная моторка «Zodiac», в темпе велосипедиста-любителя, переползала по лагуне Муруроа с цивилизованного востока на дикий запад. На корме сидели, как нетрудно догадаться, Люси и Хаген, одетые в почти одинаковые шорты «Papua-stile» с кучей карманов. Центр занимали Гастон Дюги в несколько мешковатом, зато свободном, полосатом красно-белом спортивном костюме, и Фрэдди Макграт в клетчатом килте. Доминика Лескамп в серебристом купальнике-бикини и Жанна Ронеро в типичном полинезийском lavalava (снабженном застежками-липучками на современный манер), устроились ближе к носу лодки. Впереди лежало морское кочевье баджао, так что разговор в лодке крутился, в основном, вокруг этого своеобразного этноса.

Дюги, в свойственной ему манере, занимался поисками парадоксов.

– … Давайте сопоставим ряд фактов, – предложил он, – Первый факт: правительство Меганезии не придерживается толерантности в отношении каких-либо культурно-религиозных традиций. Община, не способная или не согласная обеспечивать детям нормативный для Меганезии постиндустриальный стиль жизни, тихо уничтожается. Согласитесь, что изъятие всех детей эквивалентно уничтожению общины.

– Вымиранию, – поправил Фрэдди.

– Целенаправленно организованному вымиранию, – уточнил француз, – …Не так ли?

Канадец подумал секунду-другую и кивнул.

– По существу, так, коллега.

– …И на этом фоне, – продолжал Дюги, – мы наблюдаем несколько племен, которых данная практика бескровного геноцида, почему-то обходит стороной. Это предельно архаичные, первобытные австронезийско-папуасские этнические группы. Меганезия становится для них оазисом, убежищем от современной цивилизации. По некоторой причине, которую я хочу понять, в Меганезии никто не говорит о таком предельно дифференцированном отношении к разным типам общин, хотя эта странная ситуация очевидна. Я правильно понимаю, что данная тема – политическое табу?

– У нас нет политических табу, – ответил Хаген.

– Вот как? Чудесно! Тогда что вам мешает ответить на мой вопрос?

– Я, конечно, извиняюсь, док Гастон, но я только что ответил.

– Вы ответили на последний вопрос, но не на первый. Видимо, вы не восприняли мой тезис о дифференциации, как вопрос. Я формулирую его: имеется ли в вашей стране дифференциация в отношении к разным типам культурно-этнических общин?

– Да, – лаконично подтвердил молодой меганезиец.

– Да! – повторил Дюги, – А можно узнать: кем и по какому закону она проводится?

Хаген пожал плечами.

– Ни по какому. Хартия общая для всех. Просто одни племена вызывают симпатию, например, у меня, у моих соседей, у граждан нашего острова, а другие – нет.

– И драконовский закон о детях применяется только к тем, кто вам не нравится?

– Нет, док Гастон. Это применяется ко всем нарушителям. Но граждане могут сами решить эту проблему, для тех, кто им нравится. А для тех, кто не нравится, они ее не будут решать. Типа, никто никому ничего не должен, как говорил махатма Ганди.

– Что в данном контексте значит: «решить проблему»? – не понял француз.

– Частным порядком, – пояснил Хаген, – Ну, как вам объяснить? Сейчас подумаю…

Люси, не отрываясь от экрана, выпалила:

– Не фиг тут думать. Расскажи про соседей.

– Можно и про соседей… – Хаген несколько раз пыхнул, начавшей было потухать, сигарой, – …Мои соседи принадлежат к клану Атоаэ. Они – нативные утафоа. Типа, первобытные туземцы. И они мои друзья. Ясно, что я им помогаю в этом, а они мне помогают в том, в чем они разбираются. Мне совсем не трудно позаниматься с их киндерами школьной физикой и механикой. Кстати, я вспоминаю что-то, что уже вылетело из головы. Если бы не я, то нашлись бы другие. Процентов 90 утафоа – это теперь постмодерновые ребята, и они родичи тех 10 процентов, которые нативные.

– Мы тоже их родичи! – встряла Люси, – E au tuano-o-kane i hine-piti te Atoae-tahuna!

Жанна быстро порылась памяти и попробовала перевести.

– Ты сестра мужа второй женщины среди колдунов этого клана утафоа?

– Почти! – ответила юная меганезийка, – Я сестра по мужу второй жены колдуна.

– Э… – Жанна замялась, – Ты хочешь сказать, что ты с колдуном… Э…

– Нет! Я с Хагеном. Хаген товарищ колдуна по второй колдунской жене, а я – сестра второй колдунской жены не по колдуну, а по Хагену. Мы с ней сразу подружились. Между прочим, ее старшие киндеры учатся в школе, в 5-м и во 2-м классах. Они мои сводные племянники, и теперь я им тоже иногда помогаю, а не только Хаген! Вот!

– Тебе должно быть проще это делать, чем Хагену, – заметил Фрэдди.

– Ага! – Люси кивнула, – У меня еще ничего из головы не вылетело.

Доминика Лескамп смущенно потерла щеки.

– Извините… Я совершенно не понимаю… О каких отношениях идет речь?

– Ну, Доми, это же просто! – воскликнула Люси, – У Хагена соседи, друзья, утафоа из клана Атоаэ, на соседнем островке, рядом. Там есть колдун Эфиак, у него три жены, вторую жену зовут Плио, она немного старше Хагена и она его подружка, уже давно, раньше, чем мы с Хагеном познакомились. У нее трое детей и двое старших ходят в школу, но у нее образование не очень, а так, она замечательная! Она меня за два дня научила, как правильно нырять, чтобы загарпунить рыбу на дне, где глубоко. А если проблемы по школьным урокам, то ее дети call-up Хагену или мне.

– Короче, – заключил Хаген, – Нативным утафоа всегда кто-то поможет. Лет 20 назад случались проблемы. Пример: на острове Воталеву, в округе Фиджи, чуть не снесли Леале-Имо – marae-roa, холм предков. Говорят, его сложил сам Мауна-Оро. А на этом месте собирались проложить муниципальную дорогу: типа, так прямее. Но канаки вовремя пришли и объяснили непонятливым в мэрии, что здесь можно делать, а что нельзя. Доходчиво объяснили. Вправили мозги – будь здоров!

– Канаки – это утафоа? – спросил Дюги.

Хаген отрицательно качнул головой.

– Канаки это канаки. Океанийцы. Меганезийцы. А по происхождению у нас больше креолов, чем утафоа. Я вот германо-латинский креол. Люси – тоже креолка. Итало-скандинавская. Мы типа новозеландцев, если смотреть на происхождение.

– Странно, – заметил француз, – Тогда какое вам дело до этого туземного тотема?

– Как – какое? Мы живем в стране, которую объединил Мауна-Оро. Правда, потом ее оккупировали юро-оффи, но это история. Ваша страна тоже бывала в оккупации.

– М-м… – задумчиво пробурчал француз, – Мы сейчас углубимся в дебри истории, а вопрос задан о протекции одним традиционным общинам и дискриминации других. Сейчас я понял ваше отношение к туземцам-утафоа. Оно связано с историей вашей страны. Вопрос: с чем связано отношение к папуасам, к негритосам и к баджао?

– Папуасы – те же канаки, – заметил Хаген, – на нашем западе полинезийцы и маори сливаются с австронезийцами, йап-йап, молукка, мелано и папуасами.

– Допустим, – Дюги кивнул.

– … Негритосы, – продолжал меганезиец, – вообще не при чем. У нас и европиоиды, и негроиды, и монголоиды, называются креолами. Вы этого не знали?

Люси оторвалась от экрана и похлопала его по бедру.

– Алло, Хаг, негритосы – это не банту. Не африканские негроиды.

– А кто? – удивился он.

– Это папуа-кили, молуккско-филиппинские аэта и андаманцы. В учебнике биологии написано: они пришли в наш океан из Африки давно, еще при мамонтах.

– Ага… – он почесал в затылке, – Sorry, док Гастон. Это я затупил. С негритосами все точно так же, как и с традиционными деревенскими папуасами.

– Но они же первобытные, – возразил француз.

– Ну, и что? Учиться в базовой школе это не мешает. Обычаев с извращениями у них почти нет. Только какие-то племена делали детям пирсинг, но это наш суд запретил.

Дюги недоуменно потряс головой.

– Простите, как первобытный человек, который живет под навесом из листьев, ходит голый, и верит в духов, может учиться в нормальной базовой школе?

– Про навес это вы, док, верно подметили. Но для этого уже разработан стандартный метод модернизации. Ставится такой технический модуль: в нем солнечная батарея, водоконденсатор, и слоты для штекеров, чтобы заряжать аккумуляторы в мобайлах и ноутбуках. Их дети все компьютерное осваивают моментально. Правда, они сначала ломают пару-тройку игрушек, но потом врубаются. Мозги у них крутятся, как надо.

– Гм… – Дюги опять тряхнул головой, – Но это же как-то безумный анахронизм!

– Фигня, – Хаген махнул рукой, – С хронизмами пусть историки разбираются. А нам главное, чтобы людям удобно. У вас, во Франции, жить под навесом и ходить голым нельзя: типа, холодно. А в экваториальном поясе – легко. Так даже гигиеничнее, и у медиков меньше проблем. Тичерам немного сложно, потому что эти ребята не могут спокойно сидеть на месте, и еще у них внимание быстро рассеивается. Мне про это рассказывали. Но для грамотного тичера не проблема к этому приспособиться.

– Гм… – повторил Дюги, – А баджао?

Хаген щелкнул зажигалкой, прикурил потухшую сигару, и произнес.

– Баджао, док – это, как бы, символ. Foa-te-miti на утафоа, или Orang-laut, если по-малайски. Люди моря. Что-то типа морских хиппи. У вас во Франции есть хиппи?

– Не знаю… Наверное, есть, хотя я не интересовался.

– …Так вот, – продолжил Хаген, – хиппи это для вас символ свободного человека, которому все по фигу. У него нет ни хрена, кроме лодки, он бродит за удачей, где придется и живет, как получится, а когда хорошее настроение, поет песни. Хиппи появились в прошлом веке, а баджао – во времена ваших фараонов. Прикиньте док!

– Гм… – очередной раз произнес Дюги, – Вряд ли, фараонов можно считать нашими.

– Ну, пусть не ваши. Я про них сказал просто, чтобы отметить время.

– …И для нас хиппи не символ свободного человека, – добавила Доминика, – скорее, просто эпатажный бродяга.

– Значит, мне показалось, – ответил Хаген, – я подумал по аналогии. Для нас баджао – символ… Вернее, не только символ… Короче, мы с ними нужны друг другу…

Люси толкнула его кулачком в бок.

– Хэй, Хаг! Смотри, Флер с Ежиком в тиморском колледже зажигают! Iri! Классно!

– Извините! – сказал Хаген своим собеседникам, и придвинулся к ноутбуку.

Гастон Дюги недоуменно пожал плечами.

– Удивительное дело! Как легко мы понимаем друг друга по техническим вопросам, и насколько сложно найти общий язык во всем, что касается политики и образа жизни.

– Хотите, открою один секрет? – спросила Жанна.

– Разумеется! – Дюги улыбнулся, – Какой же француз не захочет узнать секрет такой очаровательной женщины, как вы?

– О! – канадка сделала круглые глаза, – Увы, в данном случае ничего личного. Просто наблюдение, которым я могу поделиться. С меганезийцами лучше говорить о жизни, политике, и вообще на гуманитарные темы, самыми простыми словами. Вне бытовой лексики, ваши и их гуманитарные понятия это две разные галактики.

– По-моему, и в бытовой лексике тоже разные галактики, – заметила Доминика, – как только заходит разговор об отношениях в семье… Ты понимаешь, Жанна?

– Я понимаю. Но, видишь ли, с меганезийской точки зрения, наши стандарты в семье, отношения в сексе, приличия, это политика и идеология. Причем вражеская.

– Какая политика? Это основы взаимного уважения между мужчиной и женщиной.

Жанна вздохнула и немного грустно улыбнулась.

– Все несколько сложнее. Они сразу спросят тебя: «Кто придумал такие основы?»

– Черт! – воскликнула француженка, – Какая разница, кто?

– А они скажут: «ОК, ты не знаешь», и спросят: «А зачем некто это придумал?».

– Как зачем? Должны же быть в обществе какие-то элементарные нормы!

– А они скажут: «Общественные нормы – это уже политика». И перейдут к римскому вопросу: «Кому выгодно?». Это далеко не шутки, Доми. В Меганезии в первые годы Хартии, за школьное преподавание основ евро-христианской семейной морали было расстреляно несколько тысяч человек. Казалось бы: нелепая теория заговора. Но вот парадокс: европейские и североамериканские политики отреагировали на это, как на военно-политический акт. Как если бы это был силовой передел мировых рынков.

– Ты хочешь сказать, что меганезийцы в этом правы? – удивилась Доминика.

– Не знаю. Но я вижу, что в этой семейной теме все не так просто, как кажется.

Дюги нетерпеливо похлопал ладонью по борту лодки.

– Извините за вмешательство, но, может быть, сначала договорим про общины?

– Если честно, – произнес Фрэдди, – я пока не понял, в чем вы видите проблему.

– Я вижу ее в том, уважаемый коллега, что дикарские, первобытные общины здесь всячески опекаются, а цивилизованные – наоборот, подвергаются репрессиям.

– Какие например? – спросил канадец.

– Я не буду говорить об исламских общинах, – ответил Дюги, – Возможно, они были источником терроризма, и с ними поступили соответственно. Но почему таким же образом обошлись с христианскими общинами?

– Об этом только что сказала Жанна, – заметил Фрэдди, – По меганезийским законам, проповедь определенных видов морали аналогична тому, что в Европе или Америке называется: «государственная измена». Правда, в Меганезии нет государства в нашем понимании, но суть дела от этого не меняется.

– М-да, – произнес француз, – Я все меньше понимаю позицию Святого Престола по Меганезии. Или это способ подставить другую щеку, как рекомендует евангелие?

Тем временем, интересующая меганезийскую парочку часть трансляции, видимо, завершилась. Хаген снова прикурил потухшую сигару и поинтересовался:

– Мы пропустили что-то важное? Еще раз извиняюсь, что отвлекся…

– Собственно, ничего дополнительного, – ответил Дюги, – я лишь уточнил свой тезис, состоящий в том, что у вас поощряют первобытность и репрессируют цивилизацию.

– Смотря, какую цивилизацию, док.

– Например, ту, к которой отношу себя я, – спокойно ответил француз.

– А у вас общая цивилизация с Жанной и Фрэдди, или нет? – спросил меганезиец.

– Гм… Интересный вопрос… Хочется ответить: «да», но видимо, тут есть подвох.

Хаген невозмутимо развел руками.

– Это вам решать, док Гастон. Я просто спросил. Между прочим, стойбище баджао в прямой видимости. Если вы посмотрите вперед…

– Ого! – воскликнула Доминика, – Неужели это все построено на плотах?

– Нет, – Хаген покачал головой, – Большая часть сооружений стоит на островках-моту западного барьера Муруроа. Но плавучая часть на переднем плане, вот и кажется….

– Посмотрите на ближайшую лодку, – сказал Дюги, глядя в бинокль, – Похоже, на ней живет первобытная семья. О, боже! Это каменный век. Жилье – хижина на плоту…

– Как вы это допускаете? – поддержала Доминика, также вооружившись биноклем и направив его на виднеющееся впереди небольшое плавучее сооружение, – Вы только посмотрите! Несчастная молодая женщина, ей меньше двадцати лет, а у нее уже двое маленьких детей, и она ютится с ними и с мужем, на этом первобытном «Кон-Тики»!

– Нет, – возразила Люси, – эти дети не этой девчонки. У них другие мамы, и разные.

– Откуда ты знаешь? – спросил Фрэдди.

– Так по логике, док. Один киндер – новорожденный, ему несколько дней максимум. Второму киндеру – месяца три. Получается, что мамы у них разные. А девчонка не кормящая, это видно по сиськам. Значит, детей такого возраста у нее нет.

– Возможно, у этого парня три жены, – предположил Дюги, – и с детьми заставляют возиться младшую. Как у мусульман. Младшая жена делает самую тяжелую работу.

– … И ходит голая? – скептически поинтересовался канадец.

– Нет, конечно. У мусульман более цивилизованная община. А эти баджао…

Люси покрутила головой и торсом, всем своим видом выражая полное несогласие.

– Вы ошибаетесь, док Гастон! Это не баджао, это обычные канаки, креолы. И Доми ошибается про «Кон-Тики». Это никакой не первобытный плот. Это модерновый океанский аэро-рафт. Просто, по приколу такой дизайн, чтобы получалось похоже на «Кон-Тики» Тура Хейердала. И где вы прочли, что у мусульман есть цивилизация?

– Модерновый аэро-рафт? – спросила Доминика, не отрываясь от окуляров – Черт! Я думала, на мачте так свернут парус, а это пропеллер. Вот так радиус…!

– Это чтобы он мог работать в низкооборотном режиме ветровой ротации, – сообщил Хаген, – Типа, его можно юзать, как парус. А если в режиме скринера, экраноплана…

– Ты хочешь сказать, что ЭТО ЛЕТАЕТ!? – изумленно перебила француженка.

– Это не летает, а скринит в метре над водой – поправил он, – Так экономичнее, чем по воде. Я однажды делал прогу для манипулятора на верфи под сборку малых грузовых скринеров, и полистал популярную теорию, чтобы врубиться, что там к чему.

Жанна тоже поднесла к глазам бинокль и тут же воскликнула:

– Вот это да! Я же знаю этих ребят! Мы встречались в сентябре позапрошлого года на атолле Кэролайн! Их зовут Твидли и Ойстер.

– У тебя их фон-адрес есть? – спросил Хаген.

– Конечно, есть! Одну минуту…

…

Твидли, креол – zambo, приблизительно двадцати лет, темнокожий и пластичный, с телосложением, чуть более субтильным, чем атлетическое, управлял аэро-рафтом с невероятной легкостью. Пальцы касались сенсорного пульта, ротор на мачте делал ленивый поворот, и сорокафутовый рафт послушно менял позицию. Фокус состоял, скорее всего, не в мастерстве Твидли, а в удачной схеме этого своеобразного судна.

Ойстер, его ровесница, креолка – spano, вполне могла бы родиться где-нибудь на юге Иберийского полуострова – если бы ее родители до того не эмигрировали на острова Лайн, в меганезийский округ Ист-Кирибати. Она не обращала внимания на маневры, поскольку была занята другим делом – тщательно вытирала обоих младенцев после купания в море и последующей помывки пресной водой. К моменту, когда «Zodiac» пришвартовался к вежливо подставленному левому борту рафта, процедура была завершена, и оба «клиента» уложены в люльки, висящие под навесом позади каюты (слегка стилизованной под хижину на традиционных рафтах перуанских индейцев).

Жанна, едва ступив на борт «Кон-Тики» оказалась схвачена, затискана и зацелована раньше, чем успела сказать «Aloha!». Дальше – знакомство между всеми остальными, появление традиционно-огромного кэролайнского чайника с цветочным чаем и тоже традиционных маленьких печений с мордочкой улыбающегося Чеширского кота. Вся компания устроилась под дополнительным навесом, раскрытым над баком до носа.

– Прикинь, гло, – сообщил Хаген, подмигнув Ойстер – Тебя приняли за мифическую баджао-маму со сроком вынашивания, как у кошки, и с непрерывной овуляцией.

– Yo! Iri! – воскликнула кэролайнка, хлопая в ладоши, – Твидли, прикинь, я бы за год загрузила маму и тетю Барри так, что они бы и думать забыли про киднеппинг!

– Киднеппинг? – переспросил Фрэдди.

Ойстер кивнула и сделала трагическое лицо.

– Ну так! Они все время утаскивают нашу дочку и отдают только за выкуп!

– На счет выкупа, это ты утрируешь, – заметил Твидли.

– Ничего не утрирую! Я должна сказать не меньше дюжины Очень Любезных Слов, в противном случае, фиг они ее отдадут.

– А какого возраста твоя дочка? – спросила Люси.

– Пилли уже два года. Но если мы хотим взять ее покататься под парусом, то фиг. Ах! Ребенок в открытом море! Ужас-ужас! Будто, тут море другое, чем у нас на Кэрролле.

– Два года? – удивилась Жанна, – Но мы встречались в позапрошлом году.

– Ну! – Ойстер кивнула, – Пилли было полгода с хвостиком, я закруглилась с грудным кормлением, и ее сразу прихватили мама и тетя Барри. Ах! Ребенок в рабочем ангаре! Ужас-ужас! Там пыль и самоходная техника! Будто вокруг нет пыли и техники!

– Во сколько же лет ты родила? – поинтересовалась Доминика.

– В семнадцать. Последний курс колледжа – самый удобный момент, чтобы ходить с пузом, и все такое. Позже начинается всякое верчение, а раньше – не физиологично.

Твидли запустил на циновке волчком пустую чашку и проворчал.

– А рожать на палубе тримарана во время рыбалки – еще более не физиологично.

– На палубе тримарана? – переспросила Жанна.

– Ну, да. Хорошо, что они нам просигналили, а то, не знаю, что бы было.

– Синду и Тенум почему-то были уверены, – пояснила Ойстер, – что беременность у человеческой женщины длится девять с половиной лунных месяцев от первого дня последней менструации и нормальное отклонение максимум 3 дня. Синду нашла эту херню на каком-то американском сайте, для молодых мамаш, а на каком – не помнит. Обычно баджао вообще не считают сроки, так что некому было сказать ей, что это неадекватная info. И она поверила. По ходу, людям свойственно верить в удобное.

– Американские врачи – жулье, – лаконично добавил Твидли, – Не все, конечно, но исключениями можно пренебречь, оно в пределах допустимой погрешности.

– Вы преувеличиваете, – сказала Доминика.

– Может, немного и преувеличиваем, – согласилась Ойстер, – Но если в 2 часа ночи приходится решать проблему с девчонкой, которая начала рожать на 9-метровом парусном тримаране в открытом море, то это влияет на объективность оценок.

– Мы специально взяли себе 4 недели каникул, – пояснил Твидли, – и отправились на Большой Мангарева. Это потрясающе красивая ромбическая лагуна, внутри которой целый архипелаг. Находится это в 220 милях к East-Sought-East отсюда. Будет время – обязательно слетайте и посмотрите… В общем, когда Тенум позвонил, я метнулся и прибыл через час с четвертью.

Гастон Дюги быстро прикинул в уме и поинтересовался.

– На чем вы… Э… Метнулись с такой скоростью?

– На флайке, – пояснил кэролайнец, и небрежно махнул рукой в сторону невысокого полукруглого короба на юте, – Не супер, но 200 узлов делает. И компактная… Пока Ойстер вызвала медиков с Актеон-пойнт, и пока они вылетели, я как раз добрался.

– Я подтянулась позже, на этой штуке… – Ойстер похлопала ладонью по палубе, – но успела получить дозу эмоций. Все это выглядело… Синду и Тенум были одинакового бледно-зеленого цвета, хотя по разным причинам. А киндер смотрелся как надо. Он оказался единственным во всей компании, кто точно не сделал ни одной глупости.

– А где сейчас Синду и Тенум? – спросила Жанна.

Ойстер выразительно покрутила ладонью над головой и пояснила.

– Рассказываю в порядке убывания возраста. Тенум, вместе с другим аналогичным обормотом и обормотской vahine, ушли с вечера на рыбалку. Вернутся днем. Синду принудительно уложена спать вон там, в каюте. Док сказал: неделю ей надо спать по двенадцать часов. Сегодня четвертый день этой экзекуции…

– Значит, – перебила Жанна, – самый маленький ребенок, который в люльке…

– Ну, – Ойстер кивнула, – Результат их юниорского творчества. Здоровый мальчишка. Обормотам везет. А тот, что постарше – это потомство обормотов, которые пошли с Тенумом на рыбалку. Его тоже подкинули нам, но его через два часа заберут другие ребята, которые сейчас полетели на Элаусестере. Там ближайшая отсюда ферма с морскими коровами. Мы там берем свежее молоко для подкормки киндеров.

– А почему вы этим занимаетесь? – спросил Дюги.

– Потому, что у девчонок-баджао не всегда хватает молока, – пояснила Ойстер.

– Нет, я не имею в виду, почему вы вообще выполняете работу нянек и опекунов?

– Я же говорю, мы предусмотрительно взяли себе каникулы.

– Но почему вы тратите свои каникулы на эту работу?

– Это баджао, – напомнила она.

– Баджао, – повторил француз, – И что из этого следует?

Твидли легонько похлопал свою vahine по попе.

– Хэй, Ойстер: док Гастон – юро. Юро этого не поймет, даже если он очень умный.

– По ходу, так, – она кивнула, – Сюжетный фон таков, док Гастон. Мы канаки, и наша земля это море. Наше море на тысячи миль в любую сторону отсюда. Если есть бог, а лично я думаю, что он есть, то, он как-то рассчитывал на то, что мы поможем людям, живущим в нашем море, на его волнах. Это чудо, что такие люди существуют. И мне кажется, что бог задает нам некий вопрос: «Вы – хозяева этого моря, этого великого океана? Ну, докажите это практически. Это вам нужно, чтобы поверить в свои силы». Такое у меня мнение. Лично мое. Но у меня своя религия, а у кого-то другая.

Хаген одним глотком допил чай и уверенно произнес.

– E bajao-foa aha foa te Paoro. Faa-oaoa te au ra-toa.

– Что вы сказали? – переспросил Дюги.

– Хаг сказал, – встряла Люси, – что баджао это люди Паоро. Они приносят нам удачу.

– Паоро это океанийская богиня судьбы, не так ли? – заметил француз, – А, с другой стороны, уважаемая Ойстер в своем выступлении, упоминала бога.

– Это понятно, – ответил Твидли, – Мы с Ойстер – katolliko, а Люси и Хаген – maraero.

– Вы католики?! – удивился Дюги.

– Да, а что в этом такого странного?

Дюги задумался, то ли над объяснением того, что тут странного, то ли над тем, как придать объяснению тактичную, в европейском понимании, форму.

– Мы, – добавила, тем временем, Ойстер, не без некоторой иронии, – даже не просто католики, а католики, приглашенные вашим католическим сообществом на особый католический фестиваль по прогрессу. Забавно было получить это приглашение.

– Уникорн с Китти и Брилл с Мимзи тоже приглашены, – добавил Твидли, – А это указывает, как мне кажется, на то, что приглашающая сторона очень торопилась.

– Я не очень поняла вашу логику, – заметила Доминика.

– Логика строится так, – сказал кэролайнец, – Во всей Меганезии есть всего два места, населенных преимущественно католиками: атолл Кэролайн и остров Хендерсон.

– На Хендерсоне, в Коста-Виола-Нова, калабрийские католики, – уточнила Люси.

Твидли утвердительно кивнул и опять закрутил свою чашку волчком.

– Именно так. Там калабрийские, а у нас английские.

– У меня есть приятельница, католичка, на атолле Аитутаки, – заметила Жанна.

– Не типичный случай, – сообщил Твидли, – А, если кому-то надо быстро пригласить много католиков, не тратя время на поиски по одному, то он сделает рассылку по населенным пунктам, где католики – почти все. Мы, из любопытства, связались с ребятами на Коста-Виола-Нова, и точно: там тоже несколько человек получили эти приглашения. Судя по тому, что пишут на блогах в i-net, больше никто не получил.

– Красота, – фыркнул Хаген, – По ходу, оргкомитет фестиваля не перетрудился.

– Незачем перетруждаться, – иронично сообщила Люси, – Им нужны чисто мишени.

– Мишени? – переспросила Доминика.

– Ага. Мишени для исламских террористов.

– Адекватно, гло, – оценила Ойстер, – Мы пришли к тому же выводу, но не будем отказываться от бесплатного турне в Париж из-за интриг каких-то засранцев.

Доминика звонко ударила кулаком по ладони.

– Слушайте! Я ни черта не понимаю! Вы хотите сказать, что оргкомитету фестиваля нужны мишени для исламских террористов. Что это значит?

– Это очень просто, Доми, – ответила Люси, – Мы ведь уже один раз объясняли, что Римской церкви нужны яркие террористические акты исламистов, чтобы устроить встречный римско-католический фанатизм. Вот все и организуется под эту цель…

– Я не верю! – воскликнула француженка, – Просто не верю!

Жанна положила руку ей на плечо.

– Не надо так нервничать, Доми. Пока это только гипотеза.

– Ты сказала: «пока», – грустно сказала Доминика, – Значит, ты веришь, что это так.

– Слишком много аргументов, и все сходится, – честно призналась Жанна.

Люси налила себе еще цветочного чая и поинтересовалась у кэролайнцев:

– Вы в INDEMI звонили?

– А как же, – подтвердил Твидли, – пообщались с куратором этой темы. Нормальный парень. Все объяснил. В общем, программа напряженная, но не слишком.

– Короче: он вас не отговаривал ехать?

– Нет. Только формально предупредил. Страна, которую вы предполагаете посетить, управляется оффи-режимом. Он не несет прямой ответственности за безопасность жителей и гостей страны, и может быть в сговоре с террористическими или иными криминальными лицами, заинтересованными в причинении вам физического вреда.

– Это про Францию? – уточнила Доминика.

– Да, – Твидли кивнул, – Извини, если мы тебя расстроили.

– Не то, чтобы расстроили… Просто обидно. У нас прекрасная страна, замечательные люди, у нас демократия, выборы, а у власти почему-то оказывается черт знает кто…

Дюги задумчиво погладил пальцем переносицу.

– Э… Твидли, а ваше правительство несет за это прямую ответственность?

– Конечно! Поэтому, если бы там был реальный экстрим, то офицер INDEMI стал бы реально нас отговаривать, а если бы мы все же решили ехать, то прислал бы просьбу пройти краткий бесплатный курс самозащиты. Ведь если с нами что-то случится, то военной разведке придется объясняться перед Верховным судом.

– Даже несмотря на то, что они вас предупреждали? – удивился француз.

– Несмотря ни на что, – ответил Твидли, – Разумеется, если они докажут в суде, что приняли все разумно-возможные меры для нашей безопасности, то их оправдают.

– Гм… А если не докажут?

– Тогда – виновных выгонят с работы и оштрафуют на очень крупную сумму. Могут, кроме того, надолго лишить политических прав, или вклеить несколько лет каторги.

– Гм… – повторил Дюги, – Знаете, пожалуй, это единственное правило, которое мне понравилось в вашей политической системе.

Ойстер замерла, тщательно прислушалась, вскочила на ноги и сообщила:

– Наша принцесса проснулась. Твидли, найди, пожалуйста, ее таблетки, а я помогу ей принять душ, и вообще…

– Синду так плохо себя чувствует? – осторожно спросила Жанна.

– Нет, но она еще не вполне уверенно юзает душ, – сказала Ойстер и исчезла в хижине.

– Таблетки, таблетки… – пробурчал Твидли, и тоже направился в хижину, а через пару минут вернулся с ярко-зеленым чемоданчиком, украшенным алым ромбом.

– В Меганезии даже на аптечке не рисуют красный крест? – спросила Доминика.

– Да, – подтвердил Твидли, – И, по-моему, это правильно. С одной стороны, кажется, ерунда. Какая разница, что нарисовано? А с другой стороны, зачем иметь плохие ассоциации с «Международным Комитетом Красного Креста»?

– Почему плохие? – удивилась француженка.

– Потому, что криминальная организация, – пояснил он, – МККК инициирует войны и бандитизм в третьем мире, чтобы добывать человеческие органы для продажи. Я уже молчу про мошенничество, хотя это тоже неприятно.

– Это же клевета! – возмутился Дюги.

– К сожалению, это правда, – вмешалась Жанна, – Я сама видела, что МККК творил в Транс-Экваториальной Африке. Я была в пресс-группе комиссии по расследованию.

– Но этот один случай не доказывает, что весь МККК криминален!

– Извините, Гастон, – Жанна вздохнула, – Но там был не один случай, а система.

– Давайте лучше о чем-нибудь другом, – предложил Твидли, откладывая на картонное блюдце выбранные по списку разноцветные шарики и цилиндрики из блистеров.

Дюги с готовностью кивнул.

– Давайте. Тем более, что про тот случай я оказался безобразно-плохо информирован. Можно, я задам вопрос о вашей религии?

– Конечно, – согласился кэролайнец.

– …Скажите, а почему вы не носите крестик, как католики в других странах?

– Просто у нас принято надевать крестики, когда идешь в храм, или на какое-нибудь религиозное мероприятие. А носить его просто так… Зачем? Это же не амулет.

– Гм… – очередной раз произнес Дюги, – А у вас есть католический храм?

– Да. И очень симпатичный, если на мой вкус.

– А почему я его не видела? – поинтересовалась Жанна.

– Ты просто не доехала до Моту-Нейк, на южной оконечности, где Снарк-таун. В следующий раз, загляни. Я пока покажу фото… – Твидли подвинул к себе ноутбук, поиграл на клавиатуре, и передал ей, – …Вот. Но в реале он гораздо интереснее.

– Мы можем заглянуть туда по дороге на Киритимати, – заметил Хаген, – Это почти в точности на нашем курсе. Если конечно, вы не передумали лететь с нами.

– Мы не передумали, – весело ответил Фрэдди, – А вы не передумали нас везти?

– А давайте, действительно, сделаем там лэндинг по дороге, – сказала Жанна, глядя на экран – мне ужасно хочется посмотреть это вблизи. Оно такое… Такое…

Жанна хотела выразить в словах то, что видела на экране, но ей катастрофически не хватало слов. Форма этого небольшого здания, вызывающего смутные ассоциации с архитектурными фантазиями Эшера, не помещалась в пространстве обычных слов…

– …Это не очень похоже на католический храм, – заметила Доминика.

– У нас свои архитектурные предпочтения в религии, – с улыбкой ответил Твидли.

– …И не только архитектурные, – предположила она, – Мне кажется, вы понимаете католицизм существенно иначе, чем Папа Римский.

– Для нас это не проблема! – жизнерадостно воскликнула Ойстер, выходя из хижины в компании молоденькой австронезийки, задрапированной в тонкое полотенце на манер саронга, – Знакомьтесь, кто не знает: это Синду.

Под влиянием какого-то внезапного и не очень понятного порывая, канадка встала и, подойдя к Синду, обняла ее.

– Жанна, – негромко, но тепло, сказала та, – Как хорошо, что ты тоже здесь. А знаешь, я счастливая. У нас с Тенумом есть сын. Ты его уже видела?

– Да, симпатичный мальчишка. А как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, только я немного сонная. Все говорят, что так и должно быть, а Ойстер даже укладывает меня, когда я не очень хочу спать. Говорит: доктор приказал. А мне хочется поговорить со всеми. Вокруг столько друзей. А знаешь, как мы назвали сына?

– Как? – спросила Жанна.

– Мы назвали его: Фаатио! В честь корабля, который нас спас тогда, в сентябрьский шторм позапрошлого года. Мы хорошо придумали имя?

– По-моему, да, – сказала канадка.

– Классное имя, – подтвердила Ойстер, и добавила, – Жанна, если ты уже достаточно потискала Синду, то давай мы ее напоим чаем и накормим таблетками. Тут всякие витамины, микроэлементы, стимуляторы регенерации, биопротекторы…

После недолгой суеты, Синду была усажена между Твидли и Ойстер, и подвергнута скармливанию полдюжины шариков и цилиндриков, выбранных по инструкции.

– Ей не вредно принимать такое количество фармпрепаратов? – осторожно спросила Доминика, – И, кроме того, она же кормит младенца…

– Не вредно, – ответила кэролайнка, – У нас медики не назначают всякую отраву ради откатов от фармацевтических фирм, поэтому можно не опасаться.

– Вы намекаете, что это такие откаты практикуются на Западе? – уточнил Дюги.

– Это вы сказали, док, а не я, – с обворожительной улыбкой ответила она.

– Жанна, а где сейчас команда «Фаатио», и где кэп Пак Ен? – спросила Синду.

– Я не знаю точно… – начала Жанна, но тут ее перебила Люси.

– Все в полном порядке! Кэп Пак Ен передал «Фаатио» помкэпу Паоле Теваке, а сам перешел в вооруженные силы Атауро. Сейчас он там, типа, командующий ВМФ.

– На Атауро, который к северу от Тимора? – уточнила баджао.

Люси энергично кивнула несколько раз.

– Ага! Они здорово врезали исламистам на Тиморе.

– О! – мелодично произнесла Синду, – А правду говорят, что исламистов прогнали с островов Сибуту и Ситангкаи?

– Ага! – Люси снова кивнула, – В 20-х числах марта. Полная зачистка.

– О! Там мы родились. Теперь мы могли бы вернуться. Но здесь мы прижились. Как правильнее? Я не знаю, и Тенум не знает.

– Моя мама говорит: жить надо там, где тебе хорошо, – заявила Люси, – А родина, это такое место, куда неплохо иногда приезжать, и еще помогать, если там что-то не так.

– Сибуту и Ситангкаи, это теперь независимая страна, – добавил Хаген, – Автономия Ситанг. Экваториальная Венеция. Туризм и всякий морской бизнес… Hei foa, надо научить этих ребят рулить флайкой. Если они захотят заглянуть на родину, то лучше сделать это по воздуху, а то отсюда до Борнео почти шесть тысяч миль.

Твидли издал длинный мелодичный свист.

– Зачетное предложение, бро. Только нужен специальный инструктор. Ребята же не учились в школе. А флайка, она, все же, сложная техника.

– У меня есть мысли, как можно обойтись без специнструктора, – пояснил Хаген.

– Поделишься? – спросила Ойстер.

– Ну, так я о чем? Только мне надо это дело додумать и проверить.

– По ходу, – встряла Люси, – На эту дистанцию надо уже не флайку, а спейс-скутер.

– Не обижайся, но это ты загнула, – высказала свое мнение Ойстер.

– А почему, собственно? – поинтересовался Фрэдди, – Исходя из моего опыта, для пилотирования спейс-скутера не требуется особо сложной подготовки.

– А вы много работали с этими аппаратами? – поинтересовался Твидли.

– Я около года вел это направление в канадском аэрокосмическом агентстве.

– Вот это классно! – сказала Ойстер после некоторой паузы, – А можно будет с вами поболтать на эту подробнее? Вы, вообще, где остановились?

– На авиабазе, на восточном берегу, – ответил канадец.

– Сегодня мы собирались переночевать где-нибудь здесь, в окрестностях, – добавила Жанна, – Если вы порекомендуете какой-нибудь кемпинг…

– А что вам не остаться здесь? – спросил Твидли, – У нас в хижине кубрик на десять человек. Места хватит. А ночью можно похулиганить.

– В смысле, устроить hauoli, с музыкой, дайвингом и рыбалкой, – уточнила Ойстер.

– Мне нравится эта идея, – твердо сказал Фрэдди, – Если французские коллеги…

– … Не возражают, – договорила Доминика и повернулась к Дюги, – Ведь правда?

– Раз вы так говорите, миледи, – произнес он, – Значит, не возражают.

…