Пионер, 1949 № 11 Ноябрь

В селе Кущовке

Рассказ Б. Шатилова

Рис. Ф. Лемкуля

Прошлым летом мне пришлось побывать в Пензенской области, в колхозе «Восход». Поселился я у бригадира Андрея Никитича Державина, человека уже пожилого, добродушного, большого любителя чтения, особенно исторических книг.

С утра обычно Андрей Никитич, жена и дочка его Наташа уходили на работу. Я занимался своими делами или отправлялся на колхозные фермы, пасеку, электростанцию, мельницу. А вечерами мы собирались в садике возле дома Андрея Никитича, где под зелёным навесом старой черёмухи стояли стол и две скамейки, врытые в землю. Тут мы ужинали и потом долго сидели за самоваром, пили чай и беседовали, наслаждаясь прохладой после жаркого дня и той удивительной тишиной, какая бывает только в деревне летним вечером.

Как-то раз сидели мы так с Андреем Никитичем, жена его мыла посуду, а Наташа поливала цветы. Вдруг звонко зацокали копыта, и мимо садика по асфальтированному шоссе промчался породистый караковый жеребец, запряжённый в дрожки. Усатый колхозник правил лошадью. За спиной у него сидел белокурый кудрявый паренёк лет пятнадцати. И так они быстро промелькнули за частоколом, что у меня в глазах зарябило.

- Наш «Алмаз», - сказал Андрей Никитич. - Настоящей орловской породы! Раньше только князья да графы держали таких!… А усач этот - наш старший конюх, Иван Васильевич, хороший наездник.

- А что это за паренёк с ним? - спросил я. - Сын его, что ли?

- Нет, это Федя Кривцов. Заядлый лошадник!

- Я вчера видел его на пасеке и прямо удивился, как он ловко и смело вынимал рамы из ульев.

- А он, между прочим, хороший пасечник, - сказал Андрей Никитич, и в голосе его прозвучало уважение. - У него отец - большой знаток этого дела. Он-то и поставил нам пасеку. И дома у него ульев десять есть. Но отцу и на колхозной пасеке дела хватает. Так дома больше Федяшка за пчёлами ухаживает.

- Что же, он и пасечник и лошадник, как вы говорите?

- И столяр, и плотник, и яблоню привить сумеет. Что хотите вам сделает. Да это-то пустяки! У Феди есть своя, особая заслуга. Но это вам Наташа лучше меня расскажет. Наташа, довольно тебе там, садись к нам, расскажи, как Федя у вас в общежитии-то…

- О-о! Сейчас, сейчас!… - сказала Наташа, садясь за стол рядом с отцом и вытирая руки; она уже привыкла ко мне и нисколько не стеснялась. - Поселились мы в прошлом году в общежитии в Кущовке…

- Подожди, Наташа, - перебил я. - Я ведь не знаю, что это за Кущовка и почему вы поселились в общежитии. Ты уж поподробней рассказывай.

- Ну, хорошо, расскажу с самого начала. Кончили!мы в прошлом году нашу школу-семилетку. Большинство ребят подали заявления в разные техникумы, а мы вчетвером: я, Федя, Вася Толчёнов и Таня, дочь председателя колхоза, - решили пойти в десятилетку, а потом поступить в университет или в институт. Как раз в это время в девяти километрах от нас, в Кущовке, открылась десятилетка. Школа там хорошая, на всю область славится, а главное, недалеко: каждую субботу на воскресенье можно будет домой приходить. Вы не были в Кущовке? Ох и красиво там! Школа двухэтажная, стоит на горе. Со второго этажа глянешь в окно - и далеко-далеко всё видно. Вокруг школы сад, и вниз к речке спускается большой пришкольный участок. В самом центре участка беседка, обвитая плющом и хмелем.

Первого сентября, рано утром, сели мы трое на наш колхозный грузовик и поехали в Кущовку. А Федя как раз перед этим простудился и дома остался. Утро было хорошее, а ехали мы невесёлые, боязно было: как-то мы теперь одни будем жить?

Приехали прямо в общежитие - в большую, светлую избу, недалеко от школы. В избе две комнаты: одна - для девочек, другая - для мальчиков - и кухня с большой русской печкой. В кухне жила сторожиха Аграфена Даниловна. В комнатах по стенам кровати стоят, посредине большой новый стол, новые табуретки. Над столом провод с электрической лампочкой. Неуютно, голо, так бы и убежала домой!

Собралось нас восемь девочек и пять мальчиков. Аграфена Даниловна строго сказала нам:

- Ну, а теперь, мои милые, уговор дороже денег. Если учиться приехали, учитесь, никто вам слова худого не скажет, а если дурить да безобразничать, уж лучше сейчас домой уезжайте. Безобразничать никому не позволю. Это - первое, а второе - печку буду топить раз в день, на рассвете. Так что с вечера заготовляйте в чугунках, кому что сварить, и ставьте чугунки на стол возле печки. Ну, а теперь я самовар поставлю. Попейте чайку и бегите в школу.

Повернулась и ушла. И такой она показалась нам неприветливой!

С утра мы были заняты: уходили в школу. А вот как кончатся уроки, кущовские ребята бегут домой, а нам завидно. «Счастливые!» - думаем. И, как сироты какие, бредём в общежитие. Мальчики у себя сидят, к нам не заходят, и мы к ним не заглядываем. И Аграфену Даниловну боимся. Выучим уроки и вдвоём с Таней выйдем, походим вокруг общежития, а потом поужинаем, вымоем посуду, начистим картошки, выставим свои чугунки к печке и скорее спать. Засыпаешь и думаешь: «Скоро ли, скоро ли суббота?».

Так и скучали мы, пока не приехал Федяшка. Однажды утром, только мы позавтракали и собирались в школу, вдруг раскрывается дверь, и с мешком за спиной входит Федяш-ка. Пиджак нараспашку, кепка на затылке, лицо всё в саже. Одни глаза блестят. Со лба по щека;м пот ручьями бежит. Наша Аграфена Даниловна так и обомлела:

- Господи! Да неужто ты к нам? Да откуда же ты взялся такой?

А Федяшка бросил у порога мешок, вытер лицо рукавом и говорит:

- А вы, бабушка, не пугайтесь. Это я сейчас пожар тушил. Потом три километра бегом бежал, боялся в школу опоздаю.

- Где, какой пожар? - забеспокоилась Аграфена Даниловна.

- Да вот… в деревне… Песчанка, что ли, называется? Еду с попутной машиной, только въехали мы в деревню, вдруг выбегает на крыльцо старушка и кричит: «Горю! Горю!». Мы сразу - стоп! И к ней в избу. Оказывается. сажа в трубе загорелась. Я залез на крышу, сажу затушил, а заодно уж и трубу почистил. Надо же бабушке печку топить. Слез, смотрю, у крыльца лежит мой мешок, а шофёра и след простыл, уехал.

- А-ах, страсть какая! - волновалась Аграфена Даниловна.

- Ну, какая там страсть! Где бы это умыться, а то в школу опоздаем…

- Сейчас, сейчас!… Горячей водички достану! Холодной разве отмоешься!

И засуетилась наша Аграфена Даниловна. Достала из печки чугун с горячей водой, своё полотенце вынула и такая вдруг приветливая стала. Хотела чаем напоить Федяшку, да он отказался, вынул из мешка две пышки, сунул в карман и пошёл с нами в школу.

После школы пообедали мы, Федяшка зашёл к нам в комнату, посмотрел и покачал головой:

- Ну и живёте вы тут! Хоть бы цветы на окна поставили, занавески повесили! У цыган в шатре и то веселее!

Повернулся и ушёл. А мы переглянулись и думаем: «Верно, как это нам раньше в голову не пришло? Живём, как в сарае…»

Федяшка и все мальчики куда-то ушли, а мы сели уроки учить. Через полчаса слышим, у крыльца наши ребята что-то строгают, пилят. Потом слышим, Сергей Александрович, директор наш, о чём-то с ними разговаривает, смеётся, он любит пошутить с ребятами. Поговорил и к нам зашёл в общежитие.

Мы встали. Он говорит:

- Сидите, сидите! - и сам сел на табурет,

- Ну, как вы тут живёте, девочки?

- Хорошо живём, - говорим.

- Ну вы молодцы. Вот уж третий раз захожу, и вы всем довольны. У вас у всех, должно быть, характер спокойный, покладистый. А вот Федя Кривцов только приехал, дня не прожил, а уже недоволен, претензии заявляет. Говорит, больно уж голо в общежитии. Книги, мыло, зубной порошок, самую мелочь - и то положить некуда. Я говорю ему: «А как же девочки, нашли место, всё на подоконник кладут!». А он: «Да ведь это, Сергей Александрович, пока вторые рамы не поставили, а вставим, всё будет на пол падать». «Ну, - говорю, - хватит с тебя места». А он опять, такой напористый: «Ну, даже если и хватит, так зимой-то окна замёрзнут, начнут оттаивать и всё потечёт на книги! Мы уж лучше полки себе сделаем, повесим над кроватями и всё на них будем класть». И слышите, строгают… Взяли у завхоза инструменты, доски и мастерят. По секрету мне сказали, что и вам сделают. Ведь, вот беспокойный парень! Без него-то как хорошо у вас было! Верно я говорю?

И засмеялся. И мы засмеялись, только нам стыдно стало. Мы поняли, что он Федей-то доволен, а нами совсем недоволен. Потом он перестал шутить и говорит:

- Есть такие люди, которых, куда бы судьба ни закинула, хотя бы на самое короткое время, они устраивают свою жизнь так, как будто весь век тут собираются жить. А другой и двадцать лет живёт на одном месте и всё как будто на отлёте себя чувствует, гвоздя в стену не вобьёт.

Нам и совсем уж стыдно стало. Одна девочка, Женя Кротова, говорит:

- А мы уже решили, Сергей Александрович, в понедельник принесём из дома горшки с цветами, занавески на окна, портреты на стены повесим.

- Вот это хорошо! Только не надо всё это из дома нести. У нас при школе есть теплица, видели сколько цветов? Выбирайте любые. У нас ребята всё своими руками делают. Сами сад развели, теплицу построили, огородили пришкольный участок. И вы от них не отставайте. Пойдите к завхозу и возьмите всё, что вам надо. Ведь вам в общежитии три года жить!

Когда он ушёл, Таня сгоряча накинулась на Женю Крогову:

- Ну, как тебе не стыдно чужие мысли выдавать за свои? Федя сказал про цветы, а ты: «Мы уж решили…»

- А вы не ссорьтесь попусту, девочки, -сказала Аграфена Даниловна из кухни. Иной и первый скажет, да толку мало, важно, кто первый дело сделает.

Выучили мы уроки, сбегали к завхозу и стали шить занавески и абажур на лампу делать.

На другой день мальчики торжественно, с пением марша, принесли и повесили у нас над кроватями аккуратные полочки. А мы им подарили за это красивый жёлтый абажур и занавески.

Комнаты наши сразу веселее, уютнее стали.

Вечером слышим: мальчики то тихо сидят У себя, и только Федяшка что-то бубнит, а то дружно начинают хохотать.

- Чего вы там? - кричим.

- Чехова читаем, - отвечает Федя. - Хотите послушать? Идите к нам.

Мы гурьбой к ним со своими табуретками. Весь вечер Федя читал, а мы слушали. И так хорошо нам было! А на другой день после обеда все мальчики наши с кущовскими ребятами уехали в лес за дровами для общежития. А мы в это время убрали мусор вокруг дома, подмели у крыльца, песком посыпали.

Уже на закате подъезжает машина. Высоко на дровах сидят наши ребята, весёлые, и кричат:

- Принимайте подарки!

И подают нам ведро с рыбой. В лесу, оказывается, озеро есть. Кущовские ребята из-за рыбы-то и ездили, бредень с собой брали. Нашим ребятам больше полведра досталось.

- А вот и ещё вам подарок! - и подают корзину с грибами. - Мы дрова будем разгружать, а вы жарьте грибы и варите уху на всю братию!

Аграфена Даниловна не любила стряпать на тагане на загнетке и нам не разрешала, а тут развела огонь, поставила два тагана - на один сковородку с грибами, на другой - большой чугун с ухой. Порылась у себя в сундуке, пошуршала бумагой, вынула лавровые листья и сунула в уху.

Ребята разгрузили дрова, умылись и затворились у себя в комнате. Шепчутся о чём-то и смеются. Вдруг раскрывается дверь из сеней, входит небольшой паренёк в пиджаке. в шапке, в очках, на боку полевая сумка. А в кухне темновато было, свет ещё не зажигали. Вошёл и басом:

- Вот письма примите.

А сам нагнул голову, роется в сумке. Подаёт один треугольник мне, другой - Аграфене Даниловне. Шагнул к ней, к печке, к огню, а она вдруг:

- Ах ты, шут гороховый! Никак мои очки-то надел?! Без глаз меня хочешь оставить? - и сдёрнула у него с носа очки.

«Почтальон» хохочет, и ребята распахнули дверь и тоже смеются. Это, оказывается, Коля Бычонков нарядился, вылез в окно и явился с крыльца почтальоном.

И мы прочли: «Приглашаем вас на объединённое собрание артели с колхозом.

Повестка дня:

1. Отчётный доклад рыболовецкого колхоза «Налим» имени Чехова.

2. Отчётный доклад промысловой артели «Опёнок».

После доклада товарищеский ужин на 15 персон».

Уха сварилась, грибы зажарились, и мы первый раз сели ужинать все вместе за одним столом, у нас в комнате. Хлеб нарезали на одну общую тарелку. Аграфену Даниловну усадили на почётное место, поставили перед ней чугун с ухой, и она, как мать, наливала всем в тарелки уху.

Ребята рассказывали, как они ловили рыбу. У них там столько приключений было! А может быть, они и выдумывали что-нибудь для веселья.

Мы смеёмся, а Аграфена Даниловна унимает нас:

- Да что вы, как гуси, гогочете! Уха-то стынет!… Вася, Федя, давайте, я вам подолью.

А мы ещё пуще смеёмся:

- Ага! Вот они объявились, любимчики Аграфены Даниловны!

- А что ж, разве плохи? Уж я выберу, не промахнусь!

И разошлась наша Аграфена Даниловна, сама стала шутить с нами.

На другой день была суббота, а нам уже и домой не так хотелось уходить.

В понедельник у нас получилась неприятность, пустяковая, а всё-таки неприятность. Вечером мы пилили и кололи дрова. Наработали хороший аппетит. Сели ужинать все вместе в нашей комнате, всяк из своего чугунка. Не было с нами одного Юрки Скворцова. Он относил пилу завхозу.

Вася Толчёнов… Вы его не видели? Он с виду ленивый, рассеянный, а за что ни возьмётся, скорее всех сделает. Всегда первый выучит уроки и других подгоняет. С Федей они большие друзья. С ним-то и случилась неприятность. Налил он супу, съел, стал выливать остатки, опрокинул горшок над миской, в миску плюхнулся кусок мяса. А Вася вдруг покраснел и ложку бросил на стол.

- Фу ты! Да ведь это я чей-то чужой… Я мяса не варил.

И как раз в это время Юрка Скворцов несёт из кухни горшочек с таким видом: «Ну уж и покушаю сейчас!». Поставил на стол и тоже в недоумении: горшок-то не его.

- Это я, Юрка!… Ты уж извини!… Я мясо-то ещё не ел!…

Юрка был недоволен, хоть и старался сделать вид, что ничего не произошло:

- Да ешь и мясо. Подумаешь, дело какое! А нам смешно и досадно. Досадно, что так с Васей случилось, и смешно, что Юрка рассчитывал всласть поесть и с носом остался.

Утром идём в школу. Мы с Федей немного отстали от ребят. Он говорит.

- Как неладно вчера получилось! До чего мне надоели эти наши чугунки! Честное слово, взял бы и шарахнул их со стола, чтоб и духу их не было. Живём все вместе, учимся вместе, всё делаем вместе, а как за еду, так все врозь. Как единоличники какие!

- А давайте сложим все продукты и будем варить в одном чугуне. Это ведь в голову не приходило, а я уверена, все согласятся.

- Нет, надо поговорить с Сергеем Александровичем, пусть он прикажет, чтоб никаких чугунков этих не было. Понимаешь, его-то ребята послушаются.

Сергей Александрович как раз стоял на крыльце с ребятами. Мы отозвали его в сторону. Он выслушал, обнял Федю за плечи и говорит:

- Милый мой, дома-то начинают строить не с крыш, а с фундамента. Крыша на воздухе ничьим приказом держаться не будет. И вам прежде всего надо подвести фундамент, сколотить в общежитии хороший, дружный коллектив, чтоб все были, как один, и тогда уж предложить ребятам. Надо и родителей спросить, чтобы не было никаких недоразумений. Ну, бегите в класс. Звонок уже был.

Погода все дни стояла тёплая, солнечная. Мы то в лес ходили всей школой, собирали жёлуди и сдавали в лесничество для посадки з степных областях, то картошку копали, помогали колхозу, то деревья сажали вокруг общежития, всё время были в работе. А вечером сидели на крыльце, пели песни и рассказывали разные истории. Вечера тоже тёплые, звёздные были. Через несколько дней Федя говорит мне:

- Ну, сегодня после ужина попробую, поставлю вопрос о ликвидации чугунков. Я всех изучил, знаю, кто будет возражать. Вы с Таней поддерживайте меня понапористей.

Сели мы ужинать. У Феди вид торжественный, как будто перед боем. А боя-то и не получилось.

Когда мы ужинали, вошла Аграфена Даниловна, встала у двери и закачала головой:

- Господи, на столе-то у вас!… Как в горшечном ряду на базаре!

Все засмеялись, а она:

- Вам-то смешно, а мне каково орудовать с четырнадцатью чугунками, с такой мелочью, да ещё мой пятнадцатый…

И вдруг Юрка, тот, кого мы больше всего опасались, говорит:

- Да выкиньте вы их, Аграфена Даниловна, за дверь, варите в одном чугуне!

- Конечно! Конечно! Чего вам мучиться! - загалдели ребята.

Федя глянул на меня и захохотал.

- И вы все… все согласны? - закричал он, вскакивая.

- А почему же не согласны? Конечно, согласны!

- Ура-а! - закричал Федя, и все ребята за ним. - Горшечный ряд ликвидируется!

- А уж мне-то как хорошо! - обрадовалась Аграфена Даниловна. - Вы только картошку помогайте мне чистить, да дров и воды наносите, а с остальным я сама управлюсь.

На другой день в субботу, после уроков мы вчетвером сразу же ушли домой. Федя был весёлый, всю дорогу балагурил и вместе с Васей сочинил смешную былину о нашем житье-бытье в общежитии. Вот какую:

Как во славном селе во Кущовке Жили добры девицы да безусы молодцы, С Аграфеной свет Даниловной. Уж как брали они грозны палицы, Выходили войной на горшечный ряд, Как шарахнули со всей силушкой, Так и брызнули черепушечки, Зазвенели, полетели, словно пташечки! В понедельник утром приехали мы в общежитие. Смотрим, Аграфена Даниловна на столе у печки выстроила в ряд чугунки, а рядом поставила большой чугун и спрашивает:

- Ну, как варить-то будем? В мелких пташках или в большом орле?

- В большом орле! - хором закричали ребята и сейчас же вынесли чугунки в чулан.

С тех пор стали мы жить по-другому.

- Эх, ты! - ласково улыбаясь, сказал Андрей Никитич. - Так рассказала, как будто Федяшка-то и не при чём. Не понимает того, что дружба-то крепнет в труде, не в безделье. Федяшкина заслуга в том, что он и сам трудолюбив и других умеет втянуть в работу. Да вот посмотрите сами!…

И он кивнул головой на шоссе, по которому группа ребят во главе с Федяшкой с грохотом катила пустые бочки.

- Федя, куда это вы? - закричала Наташа.

- На пасеку. Завтра будем мёд качать. Приходи, угощу!